Официальная часть закончилась и приглашенные начали степенно выбредать из зала. Вокруг сидевшей все это время на сцене Галки еще толпились с целью получения автографа особо ретивые любители поэтического творчества. Не меньшее их количество сгрудилось и вокруг находившегося рядом Юрьича. Представители музыкально–поэтической «богемы», в рядах которой состояло, собственно, большинство друзей–приятелей Галки, потянулись к месту предстоящего банкета. Книжками виновница торжества их уже снабдила, к мэтру же почти все были вхожи в дом.

За исключением дверей ведущих на улицу, из зала, пол которого ступенями поднимался вверх по мере удаления от сцены, было еще несколько выходов. На уровне первого этажа — в фойе. На уровне второго, с дальнего от сцены торца, — на служебную лестницу.

— Туда, — кивнул я Варьке в сторону еще одной, ближайшей от нас, двери на уровне второго этажа. Эта выходила в достаточно просторный холл, где, как я знал от Галки и Севки, планировалось провести грядущую пьянку.

Холл второго этажа был просторен и светел, две его достаточно протяженные стены состояли из сплошного ряда окон. В центре высилось несколько квадратных по сечению колонн. Единственной мебелью являлась длинная стойка торчавшая на невысокой сценке, здесь же рядом чуть в сторонке высилась пара колонок, стоял усилитель и несколько прислоненных к стене электрогитар.

— Рано, еще рано! Погодите!

Вокруг стойки суетилось с десяток Галкиных подружек разного возраста, среди которых я без труда опознал Зину Балагурову. Она–то и замахала руками осаживая самых истосковавшихся по выпивке поклонников поэзии. В последнее время Зина редакторствовала в местном «Вестнике» — газете, которую Панфилович, один из наших городских тузов и вечный неудачливый претендент на должность мэра, открыл в замен злосчастного «Городища».

Варька и Шурка встали в сторонке и закурив начали негромко совещаться, стоит ли предложить свою помощь. Я тоже полез за сигаретами.

— О, здорово! — в авангарде как раз сейчас поднимающейся по лестнице основной массы участников предстоящего банкета двигался Степан — один из моих приятелей по распитию пива на бульваре.

— Привет–привет, как дела в рекламном бизнесе? — в каком–то смысле мы с ним коллеги: мне приходилось верстать газеты, он занимался версткой брошюр, плакатов и прочей, подобной им, полиграфической продукции.

— Бизнес процветает, а заказчики носятся вокруг нас табунами.

— Могу подарить новую идею: «Ты не похож на других. Тебе нужен особый шампунь. Попробуй наш и твоя лысина будет сверкать в любую погоду!».

Степка заржал оценив шутку.

— Привет! — откуда–то из–за Степанова плеча возникла мальчишеская челка Милки Шевцовой, симпатичной стройной особы, успевшей достичь возраста, обычно именуемого «бальзаковским».

— А, бульварная пресса! — расплылся в улыбке Степан.

— Как дела в «Желтушке»? — полюбопытствовал я.

— По–прежнему ругаемся с хозяином из–за денег. За такую зарплату работать, знаешь ли… А у тебя такой прикид сегодня, — оценив мою новую джинсу моментально переключилась она. — Ну да, ты ведь с Варей Шереметьевой живешь?

— «У нее» — еще не значит «с ней», — поправил я. — У нас чисто служебные отношения.

— Пойди это Дрожко расскажи, — фыркнула Милка, бывшая накоротке с местным начальником ОВД от чего криминальные публикации «Желтушки» всегда выигрывали у конкурентов по оперативности и информационной насыщенности. — И потом, Витя, тебе такую шмотку выбрать, просто вкуса не хватило бы.