Теперь же приближаюсь к самому грустному моменту всего нашего армейского жития, о котором и доныне без слез вспоминать не могу.

День для тех мест, где проходила наша армия выдался до чрезвычайности погожий. С болотистых низин тянуло гнилостным запахом и надрывались в безудержной какофонии жабы, но на небе не было ни тучки. Моросящий неделю дождь закончился и вместо грязи под ногами была потрескавшаяся от полуденного зноя корка земли. Идущий с болот ветер приятно холодил лицо срывая с наших голов армейские шляпы с пышным плюмажем.

Так вот подошли мы к левому берегу Вонючей реки, чьи воды величественно неслись ко Внутреннему морю по широкому, чуть не в триста шагов, руслу.

Поскольку полк наш, спустившись с гор, соединился еще с двумя королевскими полками, каждый из коих пересек гряду своим путем, оказались мы на бреге сем целой бригадой.

Тут же началась суета, забегали вестовые, завопили сержанты, по всему видно было, что части наши готовятся к переправе. Вскоре на нескольких утлых челнах к противоположному берегу отправился дозор и, по истечению часа, воплями и флагами просигналили, что путь свободен. Воинство наше тут же устремилось на ту сторону.

Мы, состоявшие при полковых метательных машинах, знали, что наш черед придет, как обыкновенно, последними, а по сему, благоразумно использовали эту передышку для сна. От того и не сразу поняли, что, собственно, произошло.

Хмуро бодрствовавшая над нашими позициями Глазки рассказала потом, что из высоченного кустарника, что был не далее двух миль по обе стороны от места переправы выскочило сразу не менее семи тысяч людей-ящеров. Свирепые эти создания с воем и дикими воплями стремглав помчались к нашему полутора тысячному воинству, которое было столь ошеломлено неожиданностью атаки, что враз оказалось отсечено от берега.

Паника же на нашем берегу случилась тем большая, что остались здесь в большинстве своем обозные да немногие штабные повозки. И, к чести своих сослуживцев, должен заметить, что лишь мы, метальщики, сохранили присутствие духа, тут же изготовив машины к бою.

И, хотя, огромная стрела выпущенная из нашей баллисты не долетела до противоположного берега, все же изрядное количество свинцовых и каменных ядер, запущенных посредством катапульты, расстояние это перекрыло. Правда, упали эти снаряды как раз в середине наших полков, только-только пытающихся сформировать некое подобие боевого порядка, чем увеличили сумятицу, зато я сразу понял, как нужно подбить под полозья клинья, чтобы следующий выстрел был верным.

С руганью и божбой принялся я руководить метальщиками, заметив, что Глазки куда-то исчезла, а, значит, ответственность за бой возложена на меня. Следующим выстрелом стрела баллисты как раз упала в центр наших войск, ядра же катапульты изрядно перелетели место побоища. А иным, чем «побоище» словом назвать творившееся на правом берегу реки я не решусь.

Абсолютно нагие, покрытые лишь своей чешуей, люди-ящеры, каждый из которых был вооружен обтянутым кожей щитом да коротким, в три локтя копьем, дрались жестоко и беспощадно. Если учесть, что из длины копья локоть приходился на кованый стальной наконечник, то товарищам нашим приходилось несладко. Тем более, что сгрудившись, будто стадо баранов и лишенные возможности использовать тяжелые армейские арбалеты, вынуждены были они сражаться в рукопашную с семитысячной ордой противника. Вот уже наших осталось не более пятисот…

— Эй, метальщики! — возвестила Глазки, вновь оказавшись на позициях. — На берегу достает повозок, чтобы запрячь их и бежать прочь отсюда. Ящеры скоро переправятся и нам несдобровать. Фонарщик, Трина, Гарл! Ко мне!

Сама она уже возвышалась посреди легкой штабной колесницы, на козлах которой сидел Кривой.

Дважды повторять не пришлось и те из наших, которым посчастливилось остаться на этом берегу, разбежались во все стороны. Мы же со всей поспешностью заняли место в экипаже и принялись нахлестывать лошадей.

Двух дней не прошло, как те домчали нас до недавно пересеченной горной гряды и мы, как люди здравомыслящие, на кручу лезть не стали, а поехали в обход. И верно, не было тут ни заслонов, ни даже вражеских постов, посему беспрепятственно добрались мы почти до самых бывших границ земель порта Жемчужного, где и устроили совет.

Прежде всего, Глазки и Кривой продемонстрировали нам сундук с полковой казной, который, пользуясь всеобщей неразберихой прихватили во время отступления, что было, при нашем безденежье, весьма кстати. Потом поделили деньги пополам, так как участвовали в сем славном предприятии лишь они двое. Затем ватага наша разделилась: Кривой, взяв свою долю и одну лошадь, отправился в Жемчужный, мы же, учитывая мое нежелание появляться в тех краях, запрягли в повозку оставшихся трех и решили попытать счастья в нейтральных землях.

Тянулись они на западе, совсем неподалеку, а по Гладкой реке спуститься оттуда легко можно было в Лесную глушь, место совсем неисхоженное и от бурных конфликтов Внутриприморья далекое. Если и забирался туда кто из нашего Королевства, то лишь миссионеры. Местные же власти им в этом не препятствовали.