На побережье Гладкой реки встретили нас сперва не гостеприимно. В основном из-за того, что приняли за дезертиров, которые, как оказалось, бежали из королевских войск в преогромнейших количествах и ужасно обижали при этом местное население.

Но, увидев, что за все платим мы чистым золотом, относиться стали сразу весьма радушно. Так что без проблем закупили мы все необходимое для нашего дальнейшего путешествия: крытую тентом лодку под парусом, изрядную толику припасов, рыболовные снасти, да несколько мехов вина.

Путешествие поначалу проистекало весьма гладко и безоблачно, потом же, закинув в мутные воды рыболовную снасть, обнаружили мы, что река кишмя кишит зелеными созданиями, шага по четыре длиной каждое, с зубастыми прожорливыми пастями. Чудища эти были столь свирепы, что не раз вгрызались и в самый борт нашего утлого суденышка выдирая из него преогромнейшие куски.

К тому же по всем берегам, мимо коих мы плыли, торчали окрест колья с насаженными на них человеческими черепами и я уже начал задумываться, столь ли благоразумно мы поступили, не отправившись в давно всем нам знакомый порт Жемчужный. Как вдруг случилось событие разом все переменившее.

Мы мирно плыли по реке, пытаясь на скудном огне сварить что-нибудь более или менее питательное из кожаных моих сапог, ибо сапоги Крикуна мы доварили вчера, но тут на берегу возникло десятка два дикарей обоего пола, кои стали оглашать окрестности неимоверно громкими криками. Как и положено людям цивилизованным мы, по началу, на вакханалию эту внимания никакого не обратили.

— Вот странно, — сказала минут через пять Глазки. — Они выкрикивают имена наших Богов.

— Кадастр!.. Кадастр!.. — донеслось в это время с берега.

— Во истину Кадастр! — возгласил я поднимаясь со своего места за рулем лодки. Вопль восторга с берега был мне ответом.

Глазки и Крикун тут же бросили грести.

— Не есть ли это знак, что аборигены цивилизованны и не являются нам опасными? — спросила она.

— Не знаю чего это знак, но давайте пристанем к берегу, — ответствовал я, ибо питаться четыре дня к ряду варенными сапогами счел себя не в силах.

О, чудо! Дикари и далее приветствовали нас самым достойнейшим образом и, непрерывно выкликивая имена утвержденных Кадастром Богов, препроводили к огромнейшему строению плетеному из лиан и прутьев, возвышавшемуся в центре их сельбища.

Тут же на шум их восторженных кликов выступил из оного строения немолодой уже ликом муж весь облаченный в странное одеяние из огромных листьев произрастающих в этой местности древ. Листья были креплены между собой клейким соком местных растений.

— Приветствую вас, путники! — благочинно обратился он к нам. — Как попали вы в эти далекие от цивилизации места, где призван я нести кротким чадам сим свет истинной веры.

Покуда я призадумался, как бы половчее на этот вопрос ответить вперед нашей компании почтительно выступила Быстрые Глазки.

— Знайте же, отче, — не мало не растерявшись ответствовала она, — что зовут меня сестра Денра и я монахиня Обители Вечной Святости, что на дороге Сорока Монастырей находится. Этот же человек — почтенный старец Светоч, известный своей праведностью. Выехали же мы из нашего славного королевства дабы самолично изучить, сколь широко свет истинной веры по всему миру распространился.

Тут обитатель большого плетеного дома даже прослезился и, заключив нас в объятия, облобызал. Туземцы же кротко нам внимали.

— Знайте же что зовут меня отец Марик и проживаю я тут уже шесть лет, — утирая слезы объяснил он, — Вы же для меня, истинно, дар небес. Ведь оторванный от Духовного Совета я, не знаю были ли в Кадастре какие-либо изменения за столь долгий срок. А без этого знания, верно ли я проповедую?

Нужно сказать, что не весь прихваченный нами сундук занят был полковой казной, было там еще и с десяток экземпляров Кадастра. Добром этим армия снабжалась весьма хорошо и, видят Боги, мы впервые имели возможность этому обстоятельству порадоваться.

— Знайте отче, — сообщила находчивая Глазки. — что именно с этой целью и направились мы в долгое странствие. Вот же вам исправленное издание Кадастра за этот год со всеми новейшими в нем дополнениями и уточнениями.

Тут священник издал громкий крик радости и буквально выхватил из рук моей спутницы маленькой томик в кожаном переплете, который она почтительно ему подала, и сказал что-то скопившимся вокруг туземцам. Те же, весело загалдев, засуетились.

Мы, поначалу, несколько обеспокоились было, такой их активностью, но тут выяснилось, что готовят они праздничный пир в нашу честь. Так что, покуда отец Марик жадно листал книгу, а мы вытаскивали на берег наше утлое суденышко, на поляне уже полыхало несколько костров.

Появились вскоре в изобилии фрукты и разнообразная рыба, которую туземцы стали коптить нанизав на гибкие ветви, тушки нескольких диких кабанчиков, разрубленные на куски и уложенные на раскаленные камни и много всякой другой вкусной снеди.

Опасаясь, что, как святого старца, спутники вновь ограничат меня в снеди, я поспешно объявил, что по таковому празднику, как сегодняшний, изменю своему обычаю питаться лишь хлебом да водой и малость разговеюсь. Тем более, и хлеба-то тут взять негде.

Перед едой, однако же, произошла еще некоторая заминка, ибо отец Марик пригласил присутствующих в плетеное здание, которое оказалось ни чем иным, как неким подобием храма, где все мы дружно за Добрых Богов Кадастра помолились. Но, коль скоро, пиршество ожидалось грандиозное, мы хозяину нашему это промедление простили, хоть и слюной от всевозрастающего аппетита захлебывались.