Дикари, среди которых поселился отец Марик, племенем оказались весьма мирным, тихим, не ели, в отличие от соседей себе подобных и охотно устремились стезей цивилизованности, к которой сей добрый пастырь их приобщал.

Сохранились, однако, и у них обычаи старые, весьма для нас странные и, я бы даже сказал, дикие. Так, например, мужчины и женщины жили у них совершенно раздельно. Причем, первые — каждый в своей палатке и, каждый со своим маленьким мальчиком, коего должен был воспитать охотником по своему подобию. Весьма часто при том, практиковали они тот самый способ о котором столь красочно повествовал мне, в свое время, юный Рудерис. Они и Крикуна, к обоюдному нашему смущению, посчитали вот именно таким моим мальчиком. Что было и вовсе обидно для него, ибо с мальчиками его возраста многие охотники и иным способом, как с женами жили.

Два же раза в месяц и самой глухой ночью являлись мужчины в большую плетеную дамскую хижину, куда врывались самым бесцеремонным образом и схватив в темноте кому какая достанется предавались с женщинами любовным игрищам. Сочли мы все, а пуще Денра, обхождение таковое весьма не галантным и глупым, ведь понятно же, что, при таком ужасном положении дел, отцовства точного определить никогда не удастся. Меня же еще огорчило то, что девственниц у них, кроме весьма малолетних, совсем из-за таких обычаев не сохранилось.

Меж тем, не желая, по кротости своей, доброго отца Марика обидеть, относились туземцы к таинству брака, как и ко всем другим проповедуемым им вопросам весьма уважительно. Посему, как только случалось, какой особе тамошней впервые забеременеть, тут же бросался среди охотников жребий и вытянувший его вел ее под венец, по каковому случаю немедленно устраивался для всех пир.

Естественно, случались и ошибки, так, некоторые мужи одновременно и дважды, и трижды, порой, состояли в законных и не расторгнутых браках. Но крепостью памяти добрый их пастырь не отличался, да и записи о регистрации, за не имением бумаги, царапал на каких-то травяных листах, отчего разобраться в них было весьма трудно.

Мы же на эти его ошибки указывать не стали, порешив про меж себя, что негоже гостям хозяйские порядки хулить, да и беды от этого большой нет, коль скоро туземцы в истинной вере крепки, церковные праздники соблюдают и, к тому же, весьма гостеприимно нас приняли.

Пользовались мы гостеприимством этим не меньше недели, за каковое время они весьма и весьма снабдили нас припасами. Потом же распрощавшись вновь отправились на юг, вверх по реке, прослышав от отца Марика, что места там и вовсе цивилизованные — множество городов и всевозможных королевств, в которых к путешественникам, пусть даже иноверцам, вполне хорошо относятся.

И верно, дня через три пути стали попадаться по берегам возделанные участки земли и небольшие лачуги. Еще через пару дней — плодороднейшие поля, а на седьмой день увидели мы огромный город с портом, окруженный стеной из обоженного на дневном свете кирпича. Пристроив свое суденышко среди стоящих у берега кораблей, уплатили необходимый портовый сбор и сошли на берег. Попутно могу сказать, что монеты наши у местного сборщика подати неудовольствия не вызвали, потому, как известно, золото — всюду золото, будь оно хоть в самородках, хоть в монетах, будь на той монете портрет длинноносого короля, будь хоть кого другого.

Выйдя из порта оказались мы на рынке, где каких только диковин не насмотрелись и попутно докупили кое-что для обновления гардероба, ибо наши собственные, армейские еще, одеяния весьма обветшали. На минутку зашли в таверну, а после, перекусив, к высокому зданию неподалеку от рынка, которое весьма нас заинтересовало, поскольку оказался это храм, а любознательным путешественникам верованиями мест, где он пребывает всегда интересоваться должно.

Был это огромный храм из белого известняка, перед фасадом коего был устроен как бы портик, поддерживаемый многочисленными колоннами и, когда мы подходили, к портику как раз приближалась процессия из десятка самых настоящих девиц совершенно разных сословий, обряженных в лучшие свои одежды и сопровождаемых многочисленными родственниками. Посему, тут же счел я не лишним осведомиться у окружающих о причине подобного здесь невинных дев скопления.

Услышав от одного из словоохотливых зевак, что храм этот принадлежит Богине-Матери, я, поначалу несколько струхнул, но потом быстро сообразил, что, ведь, у каждого народа она своя и, зачастую, носит совсем иное имя. Стоит ли мне опасаться мести Богини сей, коль скоро одноименный храм в стране северных эльфов не имеет к ней никакого отношения. Еще больше изумил меня рассказчик, однако, когда сообщил о причинах сегодняшнего сборища.

Оказалось, что в стране сей, девицы, достигшие поры созревания, обязаны принести в дар Богине самое дорогое, что у них есть, а именно — девство. Для каковой цели ежегодно выделяется один день, когда приходят они под храмовый портик и, расстелив свои циновки, усаживаются на них в ожидании мужчины, который в этом богинеугодном деле им поспособствовал бы. И весьма зазорным считается у них, коль останется она нетронутой и унесет невинность свою обратно домой. А таковое бывало, ибо, хоть мы, мужчины, по сущности своей и есть создания похотливые и на невинность девическую падкие, но, все же, подобные удовольствия приходилось тут оплачивать, отдавая в храмовую казну не менее пяти золотых монет.

— Я бы, на месте здешних жриц, брала бы еще какую-нибудь толику с толпы, ведь на долю зрителей тоже выпадает немалое удовольствие, — рассудительно заметила Быстрые Глазки, когда я пересказал ей суть услышанного. — А, все-таки, согласись, Бес, что обычай этот постыден.