В царском дворце встретили нас весьма любезно и сразу проводили к восседавшей на троне царице. Было этой достойной женщине лет двадцать пять, являлась она хороша собой, имея в облике достаточно столь свойственного августейшим особам величия, и, хотя родила уже двух детей, да носила сейчас третьего, сохранила живость ума и веселость характера.

Именно она и пригласила нас в гости, во многом из любопытства к моей особе, во многом от скуки, ибо муж ее, как раз, уехал на реку ловить форель, которой места здешние были необычайно богаты.

— Старец, — в ответ на наши приветствия и благодарности за столь великодушное приглашение, тут же сказала она, едва мы оказались пред троном. — Очень любопытно мне, почему это маги, которых обычно ничего в подлунном мире не интересует, занялись вдруг вопросами веры, и какая всему тому может быть причина?

Заметив же мое смущение, рассмеялась:

— Полноте, сударь, немало видела я в своей жизни магов. Пусть будет вам ведомо, что я родом из Огненных Земель. К женщинам там отношение не такое внимательное и есть они во многом существа приниженные, а все же царским дочерям положено соответствующее образование. Вот и меня с рождения воспитывало двое достойнейших мастеров тамошней магической гильдии и даже один мастер-наставник. До сих пор еще состою я с ними в переписке и всегда обращаюсь за советом, буде в таковом нужда.

Услышав о том, что есть еще, оказывается, магическая гильдия, мне неведомая, я тут же не удержался от расспросов, а их величество любезно на то ответствовала, что вот она рождена в Огненных Землях и находятся те на востоке от королевства ее нынешнего. И, что, если претерпеть двухнедельный караванный путь, а затем три дня идти по морю, которое, являясь частью Внешнего моря, отделяет земли сии от другой части Единого материка, можно попасть в Пустыню Огненных Скал, посредь которой родина ее и находится.

Зовется то царство Огненными Землями, граничит с землями богопротивных язычников, что к северу простираются, но в опасности себя не ощущает. Во многом из-за того, что северная часть пустыни безлюдна и непроходима, во многом из-за того, что маги тамошние сильны в своей науке необычайно и не раз уже проклятым чернокнижникам отпор делали.

— Однако же, любезный маг, я так много вам о себе поведала, вы же — даже имени своего не назвали, — с улыбкой попеняла августейшая собеседница, закончив этот рассказ.

Тут пришел черед мне смутиться и, принеся глубокие извинения, представился я действительным товарищем магической гильдии Поздним Рассветом, поскольку спутники по путешествию против раскрытия этого моего имени в данный момент не возразили.

Услышав же, что я — Поздний Рассвет, их величество в немалое удивление пришла.

— Как, тот самый? Поздний Рассвет, что к ученичеству магическому в Дварфской гильдии приобщился? — глядя на меня во все глаза вопросила она. — Вы, верно, шутите надо мной, премудрый чародей? Быть не может, что подобный вам мудрец не является до сих пор мастером-наставником или, даже, архимастером!

Тут пришел я в немалое смущение.

— Послушайте, ваше величество, — с кротостью возразил я августейшей особе. — Если вы касательно магического меча, изготовленного самим Великим Хеллом, так вкралась тут в молву некоторая ошибка…

— Ах, нет же! — возразила тут царица. — Неведом мне никакой меч, хотя, если расскажете, так буду я самая трепетная слушательница. Совсем иной источник ознакомил меня с именем вашим.

Тут же вызвала она служанок, которые со всей почтительностью принесли ей огромный фолиант в серебряной обложке. Так впервые увидел я «Путевые записки Рудериса».

— Книгу эту, — указав на заглавие объяснила царственная особа, — прислали мне мои друзья-маги последним ифритом, как некую святыню и творение, с которым любой мало-мальски грамотный и имеющий отношение к магии человек знаком быть должен.

Поняв же по виду моему, что с писанием этим я не знаком, изумилась еще больше, повелев тут же служительницам принести нам, по обычаям этой страны, мягкие ложа, вдосталь еды и питья и вызвала нескольких чтиц. Сама же, вовсе разницы в званиях не чураясь, собственноручно, как то и положено доброй хозяйке, налила нам вина.

Не буду спорить, слог юного Рудериса хорош, а, все же, первые страницы его «Записок» заставили меня претерпеть немало стыда, ибо, как любой читавший их помнит, относятся целиком ко мне. Превозносит там меня сей пылкий юноша необычайно, посвящая мне труд рукописный свой и величая не иначе, чем единственным и любимым учителем, говоря, что без меня и магом бы не стал никогда.

— Ах, милый Поздний Рассвет, утолите же мое любопытство! — взмолилась по окончанию весьма длинного посвящения гостеприимная царица. — Что это за волшебный напиток, что это за таинственная чаша, позволив испить из которой, сделали вы славного мастера Рудериса магом, после чего поразил он талантами своими и познаниями всю Дварфскую гильдию?

Мне же, краснея от стыда, а правду вымолвить я не в силах был, пришлось на ходу сочинять некую ложь, что, дескать, как особа к магии касательство имеющая, должна их величество понимать, что в науке нашей Великой есть вещи не только открытые, но и сокрытые. Поэтому, достаточно того, что Рудерис написал и о чаше этой, а особенно о напитке, распространяться еще не пристало.

На этом, к счастью, расспросы ограничились и мы перешли непосредственно к чтению.