Дела мои в местной магической гильдии продвигались, меж тем, неплохо. Изучал я литературные источники мудрости в тамошней библиотеке и занимался с тамошними наставниками, которые учили меня уже не только луч света из посоха концентрировать, но и доводить силу оного до того, чтоб можно было даже возжигать огонь.

Дело это оказалось необычайно трудным, однако же, через достаточный период времени, удалось мне достичь того, что кусок бумаги, на который я обращал силы свои, начинал темнеть, пенька же дымиться, но вот самого пламени не видывал я никогда.

Брат Севрус отбыл к себе в эльфийское государство и простились мы с ним весьма тепло. Напоследок же сей ученый муж вымолил у меня клятвенное обещание написать полное изложение истории моей жизни, дабы было оно всем будущим эльфийским магам в поучение. Немало противился я тому, почитая, что не все в жизни моей примером умеренности, добродетели и благомыслия явиться может, но он чуть ли не на колени предо мною пал, заверяя, что никто младше мастерского звания писаний моих не увидит. А в таковом звании можно уже зерна от плевел отделять научиться.

Трех юных невольниц наших уже лишил я невинности промеж ласок с любимой женушкой своей и нашей милой названной дочуркой. Должен, кстати, заметить, что и этим двум девочки немало удовольствия доставляли.

Многожды раз сходились мы и все вместе, то есть — юные невольницы, Крикун, их матушки, да я с Денрой и Триной. Только мы с женой пред Гарлом хоронились. Но получалось все преотличнейше ко всеобщему удовольствию. Тем удивительней было мне, придя однажды из магической гильдии, застать всех спутников моих по путешествиям в пресквернейшем настроении.

— Вот! Вот скверный человек, извечно втравливающий нас во всякие неприятности из-за неумеренной своей похоти! — громогласно объявил Крикун, едва я пересек порог нашего обиталища.

Я резонно возразил на то, что похоти у него никак не меньше моей и достаточно кликнуть старших невольниц наших, так те это подтвердят. Он, в одиночку, их обеих измучивать за ночь настолько умудрялся, что они потом целый день сонно носами клевали.

— Ах, Рассвет, Гарл, конечно, не прав, но все же… — сказала моя милая рыжеволосая супруга так грустно, что понял я тут, что дело неладно.

— Скажи мне, милая Денра, чем на сей раз… Что не так? — с замиранием сердца вопросил я.

— Узнала я сегодня местные законы, — сообщила мне тут Быстрые Глазки. — Так, обязал здешний царь давать каждому отпускаемому на волю рабу денег не менее, чем достаточно для годового проживания. Иначе будут они множить число нищих, бесприютных попрошаек или воров, что государству никак не потребно.

— Как? — в великом гневе возопил тут я. — Мы даруем этим несчастным самое дорогое, что есть на свете, — свободу! То, за что многими, и мною лично, — столько крови пролито! Так с нас еще такие деньги берут? И какова же сумма?

— Да такова, — ответствовала моя жена. — Что, отпустив невольниц своих, мы только с пятью золотыми и останемся.

— Так не бывать этому! — рассердился я. — Уж, если местный царь такой дурак, что не понимает, насколько рабство тормозит прогресс, нечего нам на такие жертвы идти.

— Как? — осерчала тут Глазки. — И это ты говоришь мне? Той, которой обещал бороться с рабством? Той, которая не пожалела для тебя собственного девства и стала твоей женой?

— Как? — возопил тут Маленький Крикун. — Не пожалела собственного девства? Так ты и он?.. Он тебя?..

Воистину, это была ужасная ночь.

Под утро вынужден был, однако, я согласиться, что невольниц своих отпускаем мы, снабдив деньгами в соответствии с местным законом. Гарл же признал, что отныне я родня ему не токмо по сестрам, на которых мы женаты, но и как муж его родной сестры. Потом же стали думать, на что жить дальше. И по всему выходило, что нужно нам будет искать то вещество, что в забытом храме имеется, уж, если платят за него столь много золота.

— Коль скоро есть у нас еще рабыни, которым мы весьма много даем, считая денежные на них потраты, — решил я. — Так пусть одна из них поучаствует в ритуале. А я уж узнаю у Инкуба: то ли нам ноги отсюда уносить пора, то ли счастья пытать.

Денра с тем согласилась, решив, однако, что пусть две старшие тянут жребий, дабы ни кого из них на то нашей волей не обрекать.

И вот, разложив одну из невольничьих матушек на полу в центре магического круга, мы ублажали ту со всем старанием и усердием до тех пор, покуда не явился нам сей жуткий потусторонний дух.

— И чего тебе от меня, жалкий попрошайка, вновь надобно? — самым наглым своим тоном вопросил он, едва вселившись в тело невольницы.

Но я, эдаким возмутительным обращением немало не смущенный, со всей суровостью вопросил его, где именно искать нам следует заброшенный храм, в который надлежит попасть.

— Да там, где и писано во всех манускриптах-гримуарах, что в местной ложе твоей хранятся, фонарщик, — дерзко ответствовал Инкуб. — Зайди в библиотеку тамошнюю — тебе и карту выдадут.

— А какие такие опасности будут ждать нас по пути до выбранной цели? — еле сдерживая гнев свой, смог я, тем не менее, задать вопрос с долженствующей торжественностью.

Мерзкое же создание взяло на себя уже столько силы, что в теле невольницы смогло перекатиться на бок и, подперев щеку локтем, весьма соблазнительно раскинуть ноги ее.

— Да никаких и не будет, — ответствовало оно. — Разве что, ты такой дурень, который по пути в лужу раскаленной лавы залезет или продуктов с собой возьмет недостаточно для трех дней пути.

— Так почему же сгинули все предшественники мои? — окончательно потеряв терпение возопил я.

— Исключительно по собственной жадности и неразумению, — препаршиво улыбнулся мне дух. — А теперь, поимей эту красотку еще раз. Уж больно она мила.

— Ах ты подлое, похотливое отродье!.. — только и смог ответствовать я, но тут Инкуб нас оставил, ибо дал уж ответы на все поставленные вопросы. — Но, делать нечего, завтра же наймем саламандру и отправимся в сей треклятый храм. Быть может, так поправим мы денежные дела наши.