— Пусть ведомо тебе будет, капитан, и вам, уважаемые мореплаватели, что раз в три месяца из порта Глухая Бухта на Сапфировые острова отправляют припасы, главным образом тухлую солонину негодную для нужд королевского флота, которая идет на прокорм каторжников! — завладев всеобщим вниманием объявила Быстрые Глазки. — Подряжаются на это дело самые разные корабли, ибо казна постоянно пытается экономить и оплата невелика. Так что на островах никогда не знают, кого именно ожидать и определяют своего по условным сигналам, которые каждый шкипер получает отправляясь из Глухой Бухты.

— Если же, несколько из нас высадятся неподалеку от этого порта и заранее узнают, что за корабль подрядился везти припасы, а потом мы перехватим его в море, на руках у нас окажутся секретные сигналы с помощью которых можно проникнуть на каторгу под видом торговца, — в тишине, которую прерывал лишь плеск волн, продолжала рыжеволосая плутовка. — Сама каторга укреплена для обороны с моря, но никак не для того, чтобы противостоять атаке изнутри. Ближайший же корабль с припасами отправляется, по моим подсчетам, где-то через месяц.

— Любому, кто коснется этой девчонки хоть пальцем, я намотаю вокруг шеи его собственные потроха! — взревел капитан с такой силой, что окружавшие его пираты даже попятились.

— Ты и твои спутники немедленно будете в нашей команде! — лишний раз для острастки обведя свою ватагу пронзительным взглядом, обернулся капитан к Быстрым Глазкам. — А, если мой брат, и впрямь, окажется на свободе, ты увидишь, насколько я могу быть благодарен. Эй, несите наш круг, новеньким нужно дать клятву!

Как оказалось, в отличие от плутов, пираты, которые сами себя предпочитают называть не иначе, чем вольные мореплаватели, не только клянутся, но и заверяют эту клятву на большом круглом листе бумаги разукрашенном всякими злодейскими символами. Подписи свои они ставят по кругу, дабы королевским прокурорам не удалось разобрать, кто первым подписался и тем подал остальным дурной пример.

Не желая уподобляться, безграмотным матросам, имя которых пишет кто-нибудь другой, а они лишь собственноручно ставят крест, я старательно вывел на этом зловещем документе свое недавно приобретенное имя — Бес В Ребро. Вслед за чем, повторил за капитаном слова присяги, в коей милостью всех Богов и самой виселицей клялся соблюдать обычаи и порядки ватаги, а так же во всем подчиняться избираемым ватагой начальникам. Так же поступили и остальные мои спутники, включая Трину.

Справедливости ради нужно сказать, что кое-кто из вольных мореплавателей высказался в том смысле, что ее, по малолетству, можно и освободить от клятвы, но капитан настоял на своем.

— Когда она подрастет, она мне сама спасибо скажет, — свирепо заявил он, — за то что ни один из вас, похотливых кретинов, не может забраться к ней под юбку, потому что она, по клятве, ровня всем вам, а не просто девчонка на борту!

Ах, если знали бы мои несчастные родители, как их беспутный сын, менее чем за две недели стал сначала плутом, а потом и морским разбойником, — вероятно, от стыда за то, что породили подобное исчадие нашего рода, они лишились бы рассудка. Мне же, сознаюсь, в данных обстоятельствах соображения подобного порядка вовсе не шли на ум. Более всего, меня волновало то, что вот, я вторично поклялся виселицей и, уж если попытаться воспринять это как примету, то примета получается самая дурная.

— Быстрые Глазки, — спросил я спутницу, когда нам выдалось остаться одним. — Не изменили ли мы клятве, которую давали гильдии плутов, поклявшись тем же самым перед ватагой вольных мореплавателей? Не должно ли нам теперь быть повешенными?

— Ну что ты, мой добрый товарищ! — искренне успокоила она меня. — Вот, если бы мы, поступили в стражники или прокуроры, то уж тогда виселицы нам точно не миновать.

— А в Глухой Бухте мы точно сможем отсюда удрать? — понизив голос полюбопытствовал я, ибо и в мыслях моих не было, что все ее разговоры о нападении на королевскую каторгу, есть что-либо, кроме чистейшего плутовства.

— Бес В Ребро! — возмутилась она. — Мы должны дорожить своей честью, ибо наша честь — это честь нашей гильдии! Уж если я, мастер плутовства, говорю, что возможно вытащить кого-то с королевской каторги, значит я знаю, о чем говорю! Жаль, конечно, что такое славное деяние, я делаю не как товарищ нашей гильдии, а как вольная мореплавательница, но тут уж ничего не поделаешь, такова воля Богов.

— О, Боги! — поднял лицо к небесам я. — За что вы караете меня так сильно? Сначала этот грубый Инкуб, потом я стал плутом, теперь я — пират! Нет, все это определенно должно закончиться виселицей!

— Правила ватаги позволяют уйти из нее, — успокоила меня Быстрые Глазки. — Конечно, не раньше, чем мы освободим капитанова брата. Я ведь тоже не собираюсь быть мореплавательницей всю жизнь. Быть может, нам еще достанется какая-то доля из будущей добычи и мы, распрощавшись с ватагой, окажемся на свободе при деньгах.

— Ну, попадись нам в море этот барон Зубень! — свирепо сказал я, вспомнив наше последнее общение с Инкубом. — Я первый потребую, чтобы его выбросили за борт, да еще привязали к ногам что-нибудь тяжелое! Или лучше его повесить?

— Бес В Ребро, — рассмеялась Глазки, — ты настоящий пират, но согласись, барон подшутил над тобой гораздо остроумней.

— Я еще подумаю, — пообещал я в довершение этого разговора.