— Святой старец, — молвила настоятельница, едва я доел свой сдобренный солью кусок хлеба и запил его отваром. — Есть у нашей обители большая надежда в отношении вашей святости, и, если бы вы могли нам помочь, мы молились бы за вас ежечасно.
— Старцу очень некогда, он так спешит в столицу славного нашего Королевства, — быстро вставила Глазки, пережевывая жаркое. — А все-таки, что это за нужда?
— Одна из наших сестер одержима неким духом, который вселился в нее и творит ужаснейшие вещи, — потупившись сказала настоятельница. — Бедняжка вся, как во сне, руки ее постоянно блуждают по собственному телу и, при этом, она говорит вещи до странности неприличные. Иногда, вдруг, ни с того ни с сего, кидается на сестер или наносит раны самой себе, из-за чего ее приходится держать постоянно связанной, клянет всех дурами и блудодейками. Мы знаем — истинная святость в состоянии справиться с любым демоном или духом, на чью же, как не вашу, помощь нам уповать?
— И давно с ней такое? — поинтересовался я.
— С ней-то недавно, — грустно вздохнула мать-настоятельница. — Но за год, что я возглавляю эту обитель, это уже второй случай. Первая же жертва духа умерла в страшных муках и я не хочу, чтобы это повторилось с бедной Эланой.
— Ах, паскудный дух! — не сдержавшись сказал я. — Хотелось бы мне посмотреть на него, вот только…
Тут Глазки под столом так нажала мне каблуком на пальцы, что я сморщился.
— Святой старец, любая помощь, которую вы попросите в этом деле, будет вам оказана! — клятвенно сложив на груди руки произнесла мать-настоятельница глядя на меня с мольбой во взоре.
Я поспешно отодвинул свои скрытые под столом ноги подальше от Глазок и сказал:
— Матушка, закон воздаяния действует иногда весьма странно. Скажите же мне, эти ваши семь невинных целомудренных монахинь и послушниц, согласятся ли расстаться со своим девством, если бы я сказал что это необходимо для спасения жертвы премерзкого духа?
— Такого приказа я отдать им не могу, — в задумчивости сказала мать-настоятельница. — Скажите же, хотя бы, кому они должны отдать девство?
— Естественно, тому, кто изгонит духа, — ответствовал я не глядя на беспрестанно делающие мне всяческие знаки Глазки. — Я же говорю, что закон воздаяния действует иногда странно.
— Элана всегда была нам хорошей подругой, — сказала одна из девственных монахинь. — Что значит наше девство, по сравнению с ее жизнью? Тем более, что вы, матушка, не будете же говорить, что мы пали жертвою похоти?
— Нет, конечно, — согласилась настоятельница. — Никого из вас у меня и в мыслях не будет наказать за потерю девства, коль скоро, благодаря вашей жертве, мы избавимся от подобного ужаса. Но, верно ли, вы, старец, обещаете изгнать духа?
— Если будет милость Богов на стороне этой обители, — осторожно сказал я. — Впрочем, иначе, девство ваших сестер останется нетронутым.
— Быть по сему! — согласилась она.
— Слушай, Бес! — сердито сказала Глазки, едва, для подготовки к изгнанию, мы остались наедине. — Нам ли заниматься такими вещами? Куда тебе изгнать бесноватого духа, когда с духом, которого сам вызываешь, ты справиться не в силах? Оставь это дело!
— Мой милый, неразумный товарищ, — усмехнулся я в ответ. — Много ли ты ведаешь духов, которые, вселяясь в тела женщин, начинают оглаживать их руками и при этом бесчестят всех дураками и тупицами? Так знай же, я думаю, что этот распроклятый Инкуб, благодаря моим вызываниям, получил уже столько свободы, что сам подыскивает себе тела для вселения. Вот я пойду и с ним поговорю. На всех наших ритуалах он, хоть и не хотя, но мне подчинялся. Тут же я ему расскажу, что, прояви он послушание, так я приближусь к назначенному им числу девственниц сразу на семь. Думаю, мы сторгуемся и он оставит обитель в покое.
— Ох, Рассвет, — покачала головой Денра. — В дела магии и духов я лезть не хочу. Тебе непременно надо, чтобы мы с Гарлом присутствовали?
— Если Крикун будет молчать, то да, — сказал я. — Когда мы втроем, наш контроль над этим потусторонним блудодеем сильнее, нежели, когда я один.
Монахини сопроводили нас троих в келью несчастной одержимой и оставили наедине с бедняжкой, от одного взгляда на которую, волосы мои стали готовы подняться дыбом.
Сестра Элана лежала совершенно нагой на своей постели. Запястья ее и щиколотки были крепко прикованы стальными обручами к спинкам кровати, и сразу же было понятно от чего — все тело несчастной было покрыто глубокими кровавыми бороздами, произведенными посредством собственных ногтей, а руки искусаны до крови. Глаза ее ничего не выражали, а губы двигались, еле слышно произнося моления то одному то другому Богу Кадастра.
— Знаешь, Денра, обычно я считаю, что нельзя выполнять ритуал, не загасив в себе похоть от созерцания нагого женского тела, — признался я. — Тут же никакой похоти не испытываю вовсе.
— Я тоже, — клацнув зубами признал Крикун. — Если ты можешь что-то сделать, то делай. Не можешь же, идем отсюда поскорей.
— Я бы считала последним негодяем любого из вас, кто испытал бы похоть, глядя на эту несчастную, — призналась Глазки. — Однако же, Гарл прав, если ты можешь облегчить ее страдания, попытайся.