— Знайте же, добрый господин Дроз, — старательно подражая благоговению рыцаря Гжеда, демонстрировавшего мне недавно хрустальный фиал с моим собственным посланием, извлек я из под одежды дварфский медальон в виде молота и наковальни, — что все дело в этом предмете. Поносив его на шее хотя бы пол года, всегда можно знать, кто из встреченных тобою особ женского пола сохранил свою честь, а кто — нет. Праведная в вере благородная дама, баронесса Клубень, у которой я служил чтецом угодных Богам писаний, получила его в свое время от святого отшельника именем не то Светочь, не то Светень. Отшельник этот не питался ни чем, кроме хлеба и воды, а знаете каково пить ледяную воду зимой? Кстати, если у вас найдется, чем промочить горло, я буду весьма признателен.
— Папенька, я могу принести вам и господину учителю вина, — поспешно прощебетала младшая из моих учениц. Старшая же так и застыла вся побледнев.
— Так вот, — продолжил я, получив в свои руки полный бокал прохладного, достаточно тонкого, но, на мой взгляд, излишне слабого вина. — Баронесса Клубень очень волновалась за свою дочь и святой отшельник снизошел до того, чтобы помочь ей. Когда же я читал ей духовные книги, дочь эта давно вышла замуж и нарожала кучу прекрасных мальчуганов, так что ей от медальона не было бы никакой пользы. Вот баронесса Клубень, в милости своей, и подарила его мне, зная, что у меня подрастает маленькая Трина.
— И как же действует сей удивительный предмет? — с живейшим любопытством поинтересовался господин Дроз.
— Весьма необычно, — сообщил я. — Через пол года ношения этого медальона я стал вдруг наблюдать некоторого рода сияние над головой у части особ женского пола, особенно юного возраста. Сияние пропадало, стоило девице выйти замуж либо согрешить. Впоследствии я понял, что не всегда сразу определяю сохранила ли девица свою честь, а надобно для этого видеть ее хотя бы три дня подряд.
— Послушайте, господин Фонарщик, — заинтересованно посмотрел на меня хозяин. — Ведь верно, что вы живете в этом городе уже более, чем три дня? А, стало быть, вы уже знаете столько всего интересного…
— Ах, сударь! — потупил я свои глаза. — Есть же нормы приличия, отличающие служение добродетели от злоязычия. Вот вы — любящий отец. И, будь с одной из ваших дочерей что-то не так, долг мой, как их учителя, состоял бы в том, чтобы поставить вас в известность об этом. Но рассказать кому-то другому? Ни за что на свете! Так же, как и вам я не могу рассказать о злосчастной судьбе иных, окружающих вас, отцов.
— Будь я на месте такого отца, я выгнал бы собственную дочь за порог в чем мать родила и немедленно отрекся бы от нее! Но, не могу не признать, вы весьма порядочный человек, господин Фонарщик, — сделал комплимент мой наниматель. Старшая же его дочь побелела, как мел и, кажется, была готова вот-вот рухнуть в обморок.
— За сим посмею откланяться, — любезно сказал я хозяину, дочерям же добавил. — Вы же, юные девы, не премините к завтрему выучить то, что я вам задал.
На завтра дочерей господина Дроза будто подменили. Все время занятий они провели послушно внимая преподаваемой им мудрости, да и выглядели значительно сметливее, чем накануне.
— Послушайте, господин учитель, — не выдержала к середине урока старшая. — Ваш медальон, он, и правда, может творить такое чудо?
— Все чудеса в руках Добрых Богов, чья доброта засвидетельствована Кадастром Духовного Совета нашего Королевства, — благочестиво ответствовал я. — Молот же и наковальня это общеизвестный символ Хелла — дварфского кузнечного Бога, внесенного в Кадастр более четырехсот лет назад. Кстати, я уже вижу как проступает некое сияние над теменем вашей младшей сестрицы. Мне даже кажется, что она-то точно девственница.
— Сударь, Ханна, еще ребенок, я же в том возрасте, когда отдают замуж, — побледнев сказала старшая. — Через неделю за меня посватаются и мой отец не откажет и, если бы я, встретившись со своим будущим мужем?… Если бы случилось так, стали бы вы?..
— Сударыня, — самой любезной своей улыбкой одарил ее я. — С этой минуты вы будете делать только одну вещь — читать, читать и еще раз читать. До самого алтаря, где вас сочетают браком. Ибо, клянусь, если ваши успехи в преподаваемой мною науке, не удовлетворят меня, так я и за два шага до алтаря объявлю на весь храм, что вы не девица. И ваш отец отречется от вас, и ваше имя покроют позором, и, еще не известно, как перенесет это ваш будущий жених!
О, как сладка может быть месть. С каким удовольствием я наблюдал ужас в ее глазах.
— Тебя это тоже касается! — сурово обратился я к младшей. — Ты обязана заниматься не меньше сестры и должна, как можно скорее, научиться бегло читать. Каллиграфией займемся позже.
— Я-то не потеряла девство! — с изумлением уставилась на меня она. — За что же меня так?
— Знаю вас! — прикрикнул я. — Моя вторая жена, чуть младше тебя, но, не жди она сейчас приплода, так я бы точно считал себя рогатым!
— Младше меня? — с живым интересом взглянула на меня Ханна.
— Помолчи! — приказал я и вновь оборотился к старшей. — Ты поняла, чего я от тебя хочу?
— Я уж боялась, что вы захотите чего-нибудь… — покраснев не договорила та, — мне ведь больше не чем расплатиться. Но, раз так, я согласна. Более прилежной ученицы вы не найдете.
— Тебе повезло: я нахожусь на пути умеренности, добродетели и благомыслия, — ответствовал я. — Иначе, только Боги ведают, чего бы я мог потребовать от тебя и твоей сестры.