Как всегда, я ужинал в одиночестве. Кур дула, накрывавшая на стол, демонстрировала недовольство: резко ставила передо мной тарелки – подавись, зараза!

Взяв вилку и отведав жаркое, я не преминул похвалить кухарку:

– Молодец, хорошо приготовила. – Выждав паузу, сообщил: – С завтрашнего дня ты занимаешься только готовкой. Накрывать на стол не нужно.

– Почему? – обомлела кухарка.

– Думаю, тебе достаточно работы на кухне.

– А кто же будет подавать на стол? Томас? Так он на конюшне днюет и ночует, а еще сад.

– Съезжу в город, найму кого-нибудь, – пожал я плечами.

– Да вы что, господин Артаке? – всплеснула старуха руками. – Мне же и дел-то всего ничего. На вас одного готовлю, на нас со стариком фрейлейн стряпает. Кого вы наймете? Какую-нибудь вертихвостку, которая и подавать-то как следует не умеет, всю посуду вам расколотит. Или хотите себе еще какую-нибудь девку заполучить?

– А вот это, милая, тебя совершенно не касается.

– Как не касается? – возмутилась стряпуха. – Фрейлейн для нас не чужая. Пять лет вместе с нами жила, в холоде да голоде. Она хоть и господская дочка, но девочка хорошая. Плачет по ночам. Жених кобелится, а ей-то что делать? Нет, господин Артаке, вы должны себя достойно вести, под стать невесте.

Стряпуха говорила и говорила – о том, как тяжело было бедной девочке, когда осталась одна, как нелегко ей было соблюдать правила и приличия благородного дома Йоргенов.

– Курдула, ты бы сменила тему, – попытался отвлечь я стряпуху. – Поговорила бы о чем другом.

– Правда-то глаза колет?! – торжествующе провозгласила кухарка, уставив в меня перст, аки грозный судия. – А еще вы учудили? Кота приблудного благородным именем назвали, как же так можно! Увижу этого кота, сама утоплю.

Может, она бы еще что-нибудь сказала, но мне надоело слушать.

– Курдула, с завтрашнего дня ты у меня не служишь.

– К-как? – вытаращилась старуха. – Да я в этом доме еще при отце господина Йохана служила.

– Вот и пора на покой, – сообщил я, поднимаясь из-за стола, не завершив трапезу. – Будешь жить как жила, получать пенсион. Сколько – поговоришь с фрейлейн, она назначит. Думаю, не обидит.

– Да за что же вы так со мной, господин Артаке? – зарыдала старуха и, забыв о приличиях, села на стул. – Что же я делать-то стану?

– Ну, мне-то откуда знать? – пожал я плечами. – Цветы выращивай, варенье вари. Отдыхай.

Не слушая причитаний стряпухи, я прихватил тарелку, где еще оставалось жаркое, и ушел наверх, поспешив укрыться в своем кабинете. Касательно же Курдулы, что тут сказать? Две сварливые женщины на одну мою голову – это много. Невесту, возмущающуюся похождениями жениха, я еще мог понять, но если прислуга начинает учить жизни – пиши пропало!

Тарелку я поставил на пол и подозвал Шорша, но тот, понюхав еду, возмущенно поднял хвост и упрыгнул обратно в кресло. Наверное, не понравился запах специй.

Внизу на лестнице послышался шум, в дверь робко постучали. Судя по шагам – Курдула.

– Заходи, – пригласил я стряпуху.

– Господин Артаке, простите меня, дуру старую! – взмолилась кухарка. – Хотите, на колени перед вами встану?

Кухарка, как обещала, упала на колени и принялась биться головой об пол. Сам становился на колени один раз в жизни (вернее, вставал на одно колено, но это было давно) и терпеть не мог, если передо мной начинали ползать. Особенно если ломали комедию.

– Перестань, – попросил я, но стряпуха, ухватив меня за сапоги, принялась плакать и причитать. – Вижу, что представление разыгрываешь.

Я сел в кресло, а Курдула хоть и покряхтела, но довольно легко для своего возраста поднялась с колен.

– Скверная из тебя актриса, – заметил я. Уточнил: – Если еще раз соберешься на коленки падать – юбку не поправляй, а как стоишь, так и плюхайся. И башкой стучись основательно, а не как сейчас – видно же, что лоб жалеешь. Говори – чего хотела?

Кухарка если и смутилась, то ненадолго. Разве такую смутишь? Посмотрев на меня, сказала со вздохом:

– Вы на меня не обижайтесь, господин Артаке. Мое дело маленькое.

– Фрейлейн попросила?

Курдула вроде бы не ответила, но часто-часто закивала.

– Договаривай, – потребовал я.

– А что тут говорить-то? Фрейлейн попросила, чтобы я с вами поговорила, а я увлеклась. Позабыла, с кем дело имею. А вы вон как… Господин Артаке, можно я останусь? Ну что я дома не видела, в четырех стенах? А здесь вроде бы и при деле. Обещаю – больше ни одного слова не скажу.

– Хорошо, извинения приняты, – кивнул я. – Но договоримся так – говорить можешь, бурчать можешь, но вот воспитывать – ни-ни. Поняла? Это мое первое и последнее предупреждение.

– Поняла, господин Артаке, – обрадовалась старуха. – Обещаю! И за кота вашего простите.

– Вот славно. Но если нарушишь обещание, я тебя выселю. Пенсион у тебя будет, поселишься где-нибудь.

– А Томас как же? – удивилась старуха. – Как он без меня?

– А что Томас? – пожал я плечами. – Томас работник дельный и не болтливый. Будет во флигеле жить, в гости к жене ходить. Захочет – пусть к тебе переселится.

– А если, скажем, я сама к нему в гости приду? – улыбнулась кухарка через силу. – Кто запретит жене к мужу в гости ходить?

– Курдула, ты уже обходные пути ищешь? А я тебе так скажу, – нахмурился я. – Если еще раз на тебя рассержусь, я просто флигель снесу, а тебя вместе с мужем в деревню переселю. Без пенсиона. Томас – конюх хороший, но сама понимаешь, незаменимых людей нет. А теперь бери этого красавца, вымой хорошенько и блох вычеши. Я проверю.

Кухарка скривилась, но деваться ей было некуда. С трудом удерживая брыкающегося и царапающегося Шоршика, ушла.

Кот явился мокрый и обиженный на весь мир. Не пожелав отвечать на кисканья, проигнорировав еду, устроился на столе и принялся яростно вылизываться, время от времени бросая презрительные взгляды на предателя! Успокоившись, улегся рядом с подсвечником, свернулся в клубок и заснул.

Я наконец-таки добрался до книги. Хотел только посмотреть оставшиеся гравюры, полистать и конечно же зачитался. Содержание, если пересказать вкратце, было незатейливо – два мальчика залезли в сундук, через который шел путь в волшебную страну, где власть захватил злобный тролль! Разумеется, дети вступили в борьбу со злом, им на помощь приходят звери и птицы, в том числе Золотой слон. И вот король-тролль уже почти побежден, но один из мальчиков попадает в плен. Чтобы спасти ребенка, Золотой слон добровольно входит на жертвенную плиту…

Перевернув страницу, решил отложить чтение до завтра. Если читать так быстро – никаких книг не напастись! Я уже собрался поставить книгу на полку и идти спать, но тут забеспокоился Шоршик. Кот вскочил, выгнул спину, поднял хвост и, уставившись куда-то в пространство, яростно зашипел.

– Шоршик, ты чего? – удивился я.

В кабинете никого не было, но кот продолжал шипеть. Прижал уши, как перед дракой, поднял хвост. Что это с ним?

По моим ощущениям, время было близко к полуночи. В подтверждение внизу раздался бой каминных часов. Обычно, из-за дневного шума, я их не слышал, но в ночной тишине часы прогремели как гром. Я шагнул, чтобы взять кота на руки, успокоить его, как вдруг почувствовал, что нахожусь в кабинете не один. Краем глаза заметил бородатого мужчину в кирасе, сидевшего в кресле. Как он сумел войти? Дверь дома заперта изнутри, потому что Кэйтрин стала ночевать в собственной спальне, да и не будь она заперта – я бы услышал. Как он прошел на чердак и открыл дверь?

Мужчина молчал, а мне не хотелось первым заговаривать с незнакомцем, забравшимся в мой дом. Рука потянулась к мечу, и мужчина покачал головой. Не знаю, что он этим хотел сказать, но клинок уже вышел из ножен, и я был готов напасть первым, без разговоров. Не люблю, когда входят без приглашения, да еще по ночам. Стараясь держать в поле зрения незнакомца, я приподнял меч на уровень глаз и стал ждать.

Незваный гость продолжал молчать. Он сидел, смотрел на меня, не пытаясь чего-то сделать. Кажется, тоже чего-то ждал. Мы так и молчали, посматривая друг на друга, а кот шипел. Держать меч на вытянутой руке неудобно, и я положил клинок на плечо, рассматривая незнакомца. Что-то в нем было не так. Но что именно? Я видел незваного гостя лишь до пояса – нижнюю часть закрывал стол. Рыцарь, возрастом постарше меня, навскидку – лет пятьдесят пять – шестьдесят, но борода добавляет возраста. Так что могло быть и сорок пять, почти ровесник. Кираса, судя по зеленоватому отблеску, медная. Был бы на ней герб – может, узнал бы. Медными кирасами пользовались лет сто назад, если не больше, но это еще ни о чем не говорит. Знаю рыцарей, которые на турнире сражаются в современном доспехе, а в бой идут в прадедовских кольчугах, а то и в копытных панцирях.

Поверх кирасы – кружевной воротник. Опять-таки, придраться не к чему. В кирасе с воротником я и сам хаживал, что тут такого? Ну что же не так? Тут я наконец-то осознал – глаза! Таких глаз – тусклых, без искорки – у живых людей не бывает. Сколько раз, после боя, мне приходилось видеть глаза, вглядывающиеся в неизвестность, прикрывать мертвые веки. И еще я не мог отделаться от мысли, что где-то видел это лицо или похожее. Кого-то мне незнакомец напоминал, но вот кого – вспомнить я не мог. Может, основоположник рода баронов Выксбергов пришел просить, чтобы потомку вернули фамильный меч? Но это вряд ли. Меч должен принадлежать воину, а не гостиничному приживале. Уверен, предки барона сгорают от стыда за своего отпрыска, ни разу не наточившего клинок. Кто же он?

Наверное, я немного отвлекся, на самую долю секунды, потому что не уловил миг, когда незнакомец исчез. Бородатый воин пропал, кот перестал шипеть. Я подошел к пустому креслу, зачем-то потыкал в него мечом. Ну конечно же только сиденье, набитое конским волосом.

Я осознал, что мне было страшно. Если бы не кот… Убрав меч в ножны, прижал к себе Шоршика, а тот, удивленный неожиданной нежностью, заурчал.

– Что, страшно было? – услышал я за спиной довольный голос. Вот только брауни мне не хватало.

– Страшно, – не стал я врать. – Это было привидение?

– Призрак, – грустно поправил меня брауни. – А кто еще в такую пору ходит? Ты их не бойся, мертвецы еще никому плохого не сделали. Живых надо бояться.

– Кто это был? – поинтересовался я.

– Знать-то я знаю, но сказать не могу, – важно отозвался брауни.

– Знаю, но не скажу… – раздраженно хмыкнул я. – Как же я вас не люблю, таких умных. Все-то вы знаете, да не скажете. На кой ты тогда нужен, хранитель?

– Да не в том дело, – отозвался домовой с досадой. – Не могу я сказать, права у меня такого нет. Привидения, призраки – они не так просто приходят, а зачем-то, понял? И идут они к человеку, который помочь может. Боюсь, если скажу, то тебе-то ничего не будет, а вот мне может и худо быть. Самому тебе нужно понять – кто приходил, для чего и что ему надо. Ты же и сам догадался, кто это был?

– Почти, – кивнул я, поглаживая кота. – И что теперь?

– Надо было тебе спать ложиться, а не с книгой сидеть, вот и дождался, – вздохнул брауни. – И чего ты такой глупый? Вон, девка у тебя неподалеку лежит, забирайся к ней под бок, да и дрыхни. Ну ладно-ладно, знаю я, что ты человек порядочный… Иди-ка ты спать, рыцарь, а завтра видно будет. С людьми поговоришь, на свежую голову что-нибудь придумаешь. Не придумаешь, завтра в полночь опять сиди, придет призрак, может, и скажет, чего ему надо. Но коли скажет, то придется тебе его задание выполнять, а иначе не будет удачи. Понял? А котика дай, пусть у меня посидит, погреет старика.

Домовой сграбастал кота цепкими ручонками, прижал к себе и исчез вместе с Шоршиком…

Утром, еще до завтрака, я пошел в конюшню. Томас уже выгребал навоз, наваленный за ночь. Коней прибавилось – кроме Гневко и Кургузого в стойле обреталась молодая кобылка, приобретенная для фрейлейн.

Гневко успел перекусить и был рад небольшой поездке. Ну, а мне надо было привести в порядок мысли, слегка растрепавшиеся после визита привидения. Лучше всего думалось именно в седле. Прокатившись рысцой пару миль, чтобы гнедой не вспотел, мы вернулись. План был составлен, мне оставалось лишь претворить его в жизнь. Начал я с Томаса.

– Томас, как выглядел твой прежний хозяин? Который Йохан Йорген, – зачем-то уточнил я.

– Да как он выглядел, – повел плечами старый конюх, отставив в сторону вилы, – обыкновенно выглядел. Вам лучше его портрет посмотреть, у фрейлейн Кэйтрин в чулане целая охапка холстов лежит, где все Йоргены намалеваны. Мы бы их продали, но кому они нужны? Вот картины с охотой, с дичью убитой, те покупали.

Хорошая новость. Обычно фамильные портреты не по карману простым рыцарским фамилиям, а тут охапка.

– Томас, ты привидений боишься? – поинтересовался я.

– Не знаю, господин Артаке, – почесал конюх затылок. – Вот так, с ходу и не ответишь. Не видел я их ни разу. Но если подумать – боюсь. От деда слышал, что если привидение встретишь – не к добру. Смерть к тебе придет или еще что – болезнь какая-нибудь.

– Смерть – это плохо, – расстроился я. – Похоже, ко мне сегодня рыцарь Йорген приходил.

– Так вам-то чего бояться? Вам он, хозяин мой прежний, не брат, не отец и даже пока не тесть. А хоть бы и был тестем, то все равно. Тот призрак смерть предсказывает, что родней доводится, – авторитетно заявил Томас. Подумав, добавил: – А еще дед говаривал, что не всякий раз призрак смерть приносит. Может, сказать что-то хочет, попросить. У нас ведь как бывает – встретит мужик призрак, а чего тот хочет сказать – не понимает. А потом, случись чего – пожар там, корова помрет, дочка в подоле принесет, говорит – вот мол, предупреждали меня, дурака! Задним умом, господин Артаке, все хороши.

От слов Томаса стало легче на душе. И впрямь – хоть призрак, хоть всякие пророки толкуют будущее так невнятно, что не поймешь, о чем толкуют, а любое предсказание можно подогнать к любому событию, было бы желание. На моей памяти конец света раз пять предсказывали, но он так и не случился.

– А вы бы его прямо спросили: чего, мол, господин Йорген, вам надо? Он бы сам ответил, – посоветовал Томас.

– А нужно спрашивать? – огорчился я. – Не знал… Молчал, как дурак, ждал, пока заговорит.

– Так откуда вам знать? – утешил меня старик. – Придет господин Йорген в следующий раз, вы его напрямую и спросите. Правда… – замялся старик, – спросить-то вы его спросите, но он вам лишь одно слово может сказать. Это мне дед говорил.

– Умный у тебя дед был, – заметил я.

– Умный, – согласился Томас. – Его два раза чуть не сожгли, за колдуна посчитали. Ладно, что в ратуше разобрались, да патер вступился, что, мол, никакой не колдун, а простой ведун – зубы заговаривать умел, вора в стакане воды видел.

– Это как? – удивился я.

– Да просто, – охотно отозвался конюх. – Наливал воды, ставил стакан перед обворованным, говорил – смотри. Тот смотрел, а коли лицо появлялось – это и был вор. Еще умел волков от скота отвадить. Ну, тут просто – взять волчью шкуру, бросить под ноги быку, а потом с этой шкурой поля объехать. Волки побоятся на пастбища заходить.

– А мстить не будут?

– He-а, не будут. Если обыкновенная шкура, которую охотники сняли, – то скот перережут. А запах быка учуют, думать станут – мол, сильна скотина, лучше не связываться!

– М-да, умен у тебя дед был, умен, – повторил я с уважением и перешел ко второму пункту плана: – Томас, ты же наверняка рыцаря Йоргена и его сына хоронил?

– Хоронил, – спал с лица Томас.

– Тогда рассказывай, – предложил я. – Как оно было, кто нашел трупы, что оставалось. В общем – рассказывай все подряд.

– Так что там рассказывать? Привезли, похоронили, вот и все.

Чувствовалось, что старик тяготился воспоминаниями и не хотел рассказывать. Пришлось задавать вопросы. Меня интересовало все: что было в останках тел, в остатках одежды, как купцы смогли опознать, что это именно Йоргены, были ли рыцарь с сыном вдвоем или у них были спутники. На половину вопросов Томас ответа не знал или уже не помнил. Или не хотел вспоминать. По нескольку раз меня переспрашивал – мол, слышит он плохо! Врал ведь, по морде видно. Будь кто другой, порасспросил бы «с пристрастием». Свой конюх, не чужой.

Что ж, кое-что я узнал, но вопросы не иссякли. Теперь оставался самый сложный пункт плана. Кажется, цель визита ночного посетителя стала вырисовываться. Но нужно убедиться на все сто, что это именно Йорген, мой предшественник. Но все же, все же, все же…

– Приветствую вас, фрейлейн, – церемонно поклонился я своей «невесте».

Та, упиваясь собственным ядом, сделала книксен, положенный лишь по отношению к вышестоящим особам, но я сделал вид, что не заметил нарушения этикета. Да и откуда наемнику знать тонкости политеса?

Мне было тяжело общаться с фрейлейн, потому что не знал, как с ней себя вести и что она выкинет. Решил говорить с благородной девицей так, как умные родители разговаривают с дочерью-подростком, чтобы не бить ее лишний раз розгой.

– Фрейлейн Кэйтрин, мне нужно сделать важное дело, но я боюсь, вы опять скажете, что я не уважаю ваш род.

– А что вы хотите сделать? – насторожилась девушка.

– Милая фрейлейн, это нам предстоит сделать вместе, – сказал я и, выдержав паузу, добавил: – Без вас я бессилен.

– Господин Артаке, – прикусила губу девушка – как она до сих пор ее не откусила? – Скажите прямо, без вывертов, что вы от меня хотите?

– Нам, дорогая фрейлейн, крайне необходимо пройти в родовой склеп Йоргенов и осмотреть останки вашего отца и вашего брата. Не беспокойтесь, – поспешно сказал я, – никто не собирается глумиться над прахом усопших. И очень вас прошу – не спрашивайте, зачем это надо. Я все объясню, но позже. Но если вы против, скажите, и никто не станет тревожить прах.

К моему удивлению, фрейлейн не стала голосить, обвинять меня в неблагородном поведении. Только и спросила:

– Это обязательно?

– Желательно, – ответил я. – Кстати, вам не обязательно ничего осматривать лично. Достаточно, если вы проведете меня к склепу и подскажете – как опознать гробы. Или в здешних местах принято оставлять покойных прямо на полу, без гробов?

– Эти гробы деревянные, так что опознать их просто. Все остальные – из камня. Тот гроб, что обит красной тканью, можно не трогать. Там матушка.

– В склепе есть кольца для факела? – поинтересовался я. Ну не вытаскивать же гробы наружу.

– Не беспокойтесь, я сама посвечу. Или прикажите Томасу.

– Лучше Томасу, – решил я. – А вы, если не трудно, зайдите к священнику, чтобы нас не приняли за осквернителей могил. И еще, пожалуйста, покажите мне портрет вашего отца.

Портрет отыскался в чулане флигеля, в поленнице, среди свернутых в рулон холстов.

– Рамы я тоже продала, – грустно сказала Кэйтрин, разворачивая холст.

Да, это был рыцарь, приходивший ко мне нынешней ночью. Не знаю, насколько хорошо художник отобразил сходство с оригиналом, но борода и панцирь были на месте. Потом, переведя взгляд с портрета на Кэйтрин, понял, что художник был очень хорош. Не зря мне казалось, что лицо рыцаря я где-то видел.

– А почему вы не закажете новые рамы? – поинтересовался я.

– Жене не положено вешать на стены портреты предков. Это прерогатива супруга.

– А вы не мудрите, а закажите, – вздохнул я, пожав плечами. – Пусть портреты останутся там, где они висели.

Кладбище, где не одну сотню лет находили последнее пристанище представители рода Йоргенов, было на половине пути к деревне. Небольшой храм, множество каменных крестов, над которыми возвышался кирпичный склеп.

Кэйтрин ушла искать священника, оставив нас с Томасом. Ни мне, ни старику не хотелось лезть в склеп, но пришлось. Открывая дверь в «иной мир» без всякого скрипа и лязга, Томас чиркнул огнивом и добыл огонь.

– Возьмите, господин Артаке, – буркнул старик, передавая мне факел.

Внутри не было ни плесени, ни могильной сырости, только паутина. Весь склеп был заполнен каменными гробами, поставленными друг на друга, а три деревянных стояли ближе к входу.

– Вот, – кивнул Томас на крайний гроб. – Это господин Йорген. Светите…

Хорошо, что взял с собой старика – сам бы не догадался, что кроме факела нужен еще молоток и гвоздодер. Полез бы открывать крышки кинжалом, переломал бы все, а у Томаса получилось легко.

Первая крышка снялась, и в свете факела можно было увидеть останки рыцаря Йоргена – череп, позвоночник, руки и ноги. Порой я сам не люблю себя за цинизм, но если все основное лежит в гробу, но куда-то пропало ребро, палец или какая-то мелкая кость – это не повод покойнику беспокоить живых людей.

– Закрывай, – приказал я, и старик, облегченно вздохнув, стал заколачивать гроб.

И вторая крышка снялась легко, но то, что находилось внутри, меня смутило.

– Прими, – передал я старику факел, а сам стал перебирать останки. Взяв самую большую кость, показал ее Томасу: – Что скажешь?

– Не человеческая…

– Именно так. Если на благородной латыни – scapula, а если по-нашему…

– Лопатка лошадиная, – досказал старый конюх. Осветив все содержимое гроба, стал ковыряться в костях: – Вот, это хрящ, это предплечье, а это позвонок. Здесь только лошадиные кости. А где же господин Александр?

– Ты меня спрашиваешь? – хмыкнул я, рассматривая лежавшие в гробу штаны. Взяв их в руки, посмотрел. – А штаны-то целехоньки…

Сложив все обратно в гроб, взял у старика факел, кивнул – заколачивай.

Мы выбрались из склепа. Пока Томас закрывал дверь, мне пришлось выдержать разговор с молодым священником, что ждал нас снаружи вместе с Кэйтрин. Судя по всему, дочь рыцаря уже успела поговорить с падре по поводу посещения склепа, но мне пришлось выслушать небольшую нотацию.

– Господин Артаке, какой пример вы подаете своим пейзанам, если ни разу не были на обедне?

Врать, что хожу на мессы в городском храме, я не стал. Неприлично лгать святому отцу, да и зачем брать лишний грех на душу? Сам знаю, что христианин я неважный. В храме бываю редко, на исповеди – и того реже. Обращаюсь к Господу только тогда, когда сильно припечет и мне от него чего-то надо.

Оставалось переминаться с ноги на ногу, обещать, что исправлюсь – буду и на заутрене, и на обедне, и на вечерне. Всенепременно каждый день, а если не каждый, то через день, ну, каждое воскресенье – если не в это, то в самое ближайшее, не позже, чем через месяц.

– Скажите спасибо невесте, которая молится за вас, – закончил священник и, благословив меня на прощание, ушел.

Фрейлейн Кэйтрин молится за меня? Интересно, с чего вдруг? Или положение обязывает молиться за будущего супруга?

– Ну, говорите же, – требовательно схватила меня за рукав фрейлейн. Спохватившись, убрала руку. – Простите.

Я заметил, что руки у фрейлейн поцарапаны. Не иначе, пересаживала розы.

– Фрейлейн Йорген, вы присутствовали на похоронах вашего отца и брата?

– Разумеется, – удивилась девушка.

– А кто укладывал останки в гробы? – поинтересовался я.

– Курдула укладывала, – вмешался Томас. – Господина Йохана и господина Александра нам привезли… ну, что от них осталось. В одном мешке сын был, в другом – отец. Я сам-то и не рассматривал – чего там смотреть? Гробы сколотил и велел Курдуле все по местам разложить. Фрау Йорген болела и не вставала, фрейлейн с матерью сидела. Курдула уложила, а крышки я сразу и заколотил. Незачем юной барышне на такое смотреть, а попрощаться и у закрытого гроба можно. Помню, говорила Курдула – мол, господин Йохан почти весь целый, а у господина Александра костей мало. Я тогда подумал – понятно, что мало, волки же растащили. Но кто же знал, что там лошадиные кости? Вот ведь хренова баба – человеческие кости от лошадиных не смогла отличить, а еще повариха.

Я чуть не ляпнул, что людей Курдуле варить не приходилось, но придержал язык.

– Томас, ты о каких костях говоришь? – нахмурила брови фрейлейн. – О чем он, господин Артаке? И пора уже рассказать – зачем вам понадобилось идти в склеп?

– В общем, так, – твердо, как на плацу, отрапортовал я. – Мне нужно было проверить – лежат ли в гробах кости или нет. Теперь я знаю, что останки вашего батюшки на месте, а вместо вашего брата лежат лошадиные кости.

– И что же теперь делать? – растерянно спросила Кэйтрин.

– Что делать, дорогая фрейлейн, мне пока неизвестно. Думаю, сегодняшней ночью станет понятно. Подожду вашего батюшку, спрошу. – Посмотрев на окончательно опешившую Кэйтрин, добавил: – Прошлой ночью ко мне приходил ваш отец.

– Вы, милая фрейлейн, не волнуйтесь, – успокоил девушку конюх. Слегка обняв Кэйтрин за плечи, старик сказал: – Не смотрите вы так на господина Артакса, у него с головой все в порядке. Призрак господина Йоргена к нему приходил.

– Призрак моего батюшки? А почему он пришел к вам, а не ко мне? Все-таки я его дочь, а вы всего лишь новый хозяин.

«Ты еще скажи, что призраку рыцаря невместно приходить к неблагородному зятю», – мысленно усмехнулся я.

– В конце концов, именно я потомок рыцарского рода, а он почему-то решил прийти к капитану наемников…

– Полковнику, – зачем-то поправил я девушку, улыбнувшись ей через силу. По правде говоря, захотелось (в который раз!) дать фрейлейн хорошую оплеуху – так она меня достала со своими сословными претензиями.

Мы вернулись в усадьбу. Кэйтрин, судя по всему, ушла лить слезы, а мы остались вдвоем с Томасом.

– Томас, а теперь расскажи правду, – попросил я. – Про лошадиные кости, которые Курдула не узнала, про то, что старый слуга останки не осмотрел, – это ты девчонке оставь, она поверит.

– Так, господин Артаке, нам как лучше хотелось, – вздохнул Томас. – Купцы останки самого хозяина привезли да штаны господина Александра. Курдула эти штаны шила. Ну, не хоронить же одни штаны? Мы с Курдулой туда немного костей и сыпанули.

– А что купцы рассказали?

– Так ничего толком не рассказали. Сказали лишь, что господ Йоргенов они в Силинге взяли – у них, мол, лошадей не было, попросились в обоз. Купцы-то знали, что у рыцаря Йохана ничего не осталось – ни дома, ни земли, платить им нечем, но как не взять? Люди уважаемые, кто его знает, как все обернется? Может, рассчитаются потом, а нет, так все равно расходов немного и пара мечей лишними не будут. А ночью, на последней стоянке – до нас это миль десять будет, – господин Александр проснулся и в лес ушел. Ну, поначалу никто не встревожился – мало ли, может, по нужде? Час нет, другой нет, рыцарь Йохан пошел сына искать. Купцы сказали – мол, шум слышали, волчий вой, крики, но страшно им стало. Ночью в лесу искать – себе дороже. Утром пошли, только и нашли что рыцаря, всего обглоданного, да штаны. Место, где рыцарь лежал, все вытоптано, словно кто-то сражался. Собрали, что могли, привезли. Спасибо, что на месте не закопали.

– Уже что-то проясняется, – сказал я, хотя на самом-то деле ничего не прояснилось. Посмотрев на Томаса, спросил: – А штаны точно с того места?

– Христом Богом клянусь! – перекрестился старик. – Если бы не штаны, так разве мы стали бы господина Александра мертвым считать? Купцы и другую одежду молодого Йоргена привезли: камзол, башмаки, еще что-то – уже и не помню. То, что в обозе осталось, – уточнил Томас. – Про оружие ничего не сказали, да мы и не спрашивали, не до того было. Купцы сказали, что эти штаны они неподалеку от тела рыцаря нашли. Мы с Курдулой и решили, что лучше их в гроб положить, а остальную одежду продать.

– Продали? – понимающе кивнул я.

– А что с ней еще делать? Камзол хороший был, почти новый. Башмаки крепкие. Я за них два гроша выручил. – Ладно, ступай, – махнул я рукой.

– Вы только фрейлейн не говорите, – попросил Томас. – Не надо девочку расстраивать лишний раз.

– Не расскажу, – пообещал я. – Только расстраиваться ей все равно придется.

Эту полночь мы поджидали вчетвером. Я звал лишь Томаса – вдруг и поможет чем-нибудь внук ведуна, но Кэйтрин уперлась, словно ослица. Проще взять, чем переспорить.

Я бодрствовал за столом, Кэйтрин и Томас – на принесенной скамеечке. Четвертый участник – Шорш, свернулся клубочком на столе, под подсвечником. На кресло для посетителей никто не претендовал.

Я пытался читать вторую часть «Золотого слона», но, прочитав строчку, переводил взгляд на кресло, потом на кота. Обнаружив, что кресло пусто, а Шорш не подает признаков беспокойства, опять утыкался в книгу, к той же строчке. Так продолжалось до боя часов, объявивших полночь, но кресло осталось пустым.

– Спать идите!

Я вздрогнул – опять этот брауни! Сонные Томас и Кэйтрин смущенно заулыбались. Они, непривычные к бдениям, задремали. Шорш, как самый умный, продолжал спать.

– Не придет он, – сообщил брауни. – Вы бы еще всех пейзан сюда привели. Дело-то это для рыцарей, а не для девок со стариками. Ну-ка, дайте котика.

Брауни ловко ухватил сонного кота под брюшко, прижал к себе и куда-то исчез.

– Все время смотрю, но никак привыкнуть не могу, – хмыкнул я. – Ну ладно домовой, а куда кот-то делся?

– Так кот, господин Артаке, он сам вроде брауни, – глубокомысленно изрек Томас.

– Сволочь он, – буркнула Кэйтрин.

– Это точно, – согласился я, подавив зевок. – Мог бы сразу предупредить, а теперь жди до следующей ночи.

– Я не про брауни, про кота, – смутилась девушка.

– А кот-то здесь при чем? – удивился я.

– Так он, зараза, фрейлейн и старуху мою исцарапал, пока они его мыли да блох вычесывали, – хохотнул Томас. – И мне перепало.

– Эх вы, вояки, – вздохнул я. – Втроем на беззащитного котика…

– Ага, беззащитный… – вспылила Кэйтрин. – Мы к нему со всей душой, а он…

– А он царапался, будто его холостить собрались! – заржал старик.

– Томас! – воззрилась на него фрейлейн, и конюх умолк, пряча ухмылку.

Томас убрел, а мы с невестой, не пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по спальням.

Не знаю, сколько я спал, но проснулся от душераздирающего крика. Опомнился, когда выломал дверь в комнату Кэйтрин.

– Господин Артаке?!

М-да, хорош. В одном белье, да еще с мечом.

– Простите, фрейлейн, – вздохнул я. – Понимаю, что нарушил обещание, но вы так громко кричали. Что-то приснилось?

– Вы обещали, что не войдете в спальню супруги, – с легким презрением усмехнулась фрейлейн. – Но не обещали, что не вломитесь в спальню невесты. Что ж, этого следовало ожидать.

– Простите еще раз, – сухо ответил я, выходя из комнаты.

Дав себе страшную клятву, что в спальню Кэйтрин я не зайду, даже если доподлинно буду знать, что ее там убивают, попытался заснуть. Но тут… Дверь скрипнула, тихонько отворилась, и в комнату просочилась тоненькая фигура в белом. Призрак? Привидение? Ну как же вы мне надоели!

– Господин Артаке, – сказало привидение голосом Кэйтрин. – Простите меня, пожалуйста… Я просто глупая дура. Мне страшно…

Надо бы было накричать, указать девице на дверь, но мне, не спавшему уже вторую ночь, было не до воспитательной работы. Я отодвинулся, откинул одеяло и буркнул:

– Забирайтесь.

Шлепая босыми ногами по полу, девушка забралась в постель, натянула одеяло и затихла. Но была она такая замерзшая, что я не выдержал, обнял, подгреб поближе к себе и… заснул.

Я проснулся от того, что затекла рука. Хотел поменять позу и обомлел. Кэйтрин так и лежала, спиной ко мне, а моя рука покоилась между ее маленькими грудями. Начал потихонечку убирать руку, но фрейлейн вцепилась в нее, как кошка в мышку. Потихоньку повернул девушку к себе, обнял. Кэйтрин, прижимаясь к моей груди, всхлипнула:

– Простите меня, господин Артаке. Я, наверное, развратная женщина?

Вместо ответа, я погладил ее по голове и поинтересовался:

– Приснилось что-то?

– Не помню, – приподнялась на локте Кэйтрин. – Помню только, что было очень страшно. Захотелось кричать.

– Вы и кричали, – вздохнул я, улыбнувшись потолку.

– Вот-вот… А проснулась оттого, что вы выломали дверь. От страха наговорила глупостей. А потом испугалась еще больше и побежала. Простите, я сейчас же уйду…

Кэйтрин начала вылезать из постели, но, когда я попытался, вернее, сделал вид, что пытаюсь ее удержать, она тоже сделала вид, что подчиняется грубой силе.

– Лежите, милая фрейлейн. Какой смысл убегать, если вы спали рядом со мной всю ночь?

– Мне было так хорошо, так спокойно. Я мечтала всю свою жизнь, чтобы меня просто прижали к груди. И мне больше ничего не надо…

– В вашей семье было не принято ласкать детей?

– Матушка говорила, что жизнь – это жестокая штука и надо быть к этому готовым.

В нашей семье тоже было не принято баловать детей. Я не помню, чтобы в детстве моя мать хотя бы раз поцеловала меня. А про отца даже и подумать бы не смог.

– Расскажите о себе, – попросил я, поглаживая фрейлейн по голове.

– Мой отец был строгим, да и мать нас не баловала. Хотя разве это строгость? Родители никогда не повышали голос, ни я, ни мой брат ни разу не получали розог. Мы жили просто. Я носила простые льняные одежды. Первое шелковое платье мне сшили в шестнадцать лет. И ели как крестьяне – каша, хлеб, вареная репа. Иногда мясо. Рыбу у нас ловят редко. Раз в год, на Рождество, привозят живых карпов. В этот день матушка сама готовила рыбу, а Курдула и Томас отдыхали. У вас в семье был обычай готовить на Рождество карпа?

Я не мог вспомнить – был в нашей семье такой обычай или нет. Даже если и был, все равно не вспомню. На рождественские обеды семья получала приглашение ко двору.

– На Рождество к столу всегда подавали жареного карпа, – прикрыла глаза Кэйтрин. – Когда съешь, а нужно съесть все, следовало взять одну чешуйку и хранить ее целый год, до нового Рождества, потому что она приносит счастье. Помню, я потеряла свою чешуйку, и мы с братом искали ее по всему дому. Я плакала, не могла найти. И тут пришла матушка и дала мне чешуйку. Сказала – мол, отыскалась на лестнице. Я была счастлива. А теперь я думаю, это была ее чешуйка… По воскресеньям к столу полагалось по два яйца. Я как-то спросила: а почему яйца мы едим лишь по воскресным дням? Матушка засмеялась, а отец ответил: «А как бы иначе мы знали, что сегодня воскресенье?»

По большим праздникам на стол выставлялись засахаренные яблоки и груши, черный хлеб, обжаренный и намазанный медом! Это было самое вкусное лакомство в мире! Мы не были бедны. Отец никогда не жалел денег на покупку книг и на учителей для меня и для брата. Девочкам не принято давать образование, но у меня были лучшие учителя в герцогстве! Меня учили танцам, музыке, но еще я изучала историю, географию, иностранные языки. В нашей усадьбе как-то жил сам мэтр Люгерсдорф – профессор алхимии Подгребского университета! У нас с братом разница в возрасте четыре года. Целых четыре! Но мы были очень дружны, я таскалась за ним, как собачонка. Александр играл с друзьями в рыцарей, а я была у них и оруженосцем, и прекрасной принцессой. Знаете, в детстве уродливые девочки не сразу понимают, что они некрасивые. А я считала себя прекрасной! Сколько копий они сломали ради меня! Однажды брат едва не выколол глаз сыну барона Тальбергу. Сколько шума было! Потом мальчишки подросли и не захотели играть со мной в прекрасную принцессу, сказали, что таких уродливых принцесс не бывает. Александр даже подрался с кем-то. Мы перестали играть с соседями и играли вдвоем. Брат делал мне лук и стрелы, я была оруженосцем, погибающим ради своего господина! Меня чуть было не посвятили в рыцари! – похвасталась Кэйтрин. – Александр сделал деревянный меч, но, когда я стала на одно колено, он пожалел меня бить по плечу. Я возмутилась, он попросил меня встать и ударил мечом по попе! Ох, как я ревела! Не от боли, а от того, что меня не сделали настоящим рыцарем.

Я давно отвык кого-то жалеть. Не удержавшись, легонько поцеловал ее в лоб. Она, потянувшись было ко мне, слегка отстранилась, а я не стал ее удерживать. Побоялся, что не смогу сдержаться.

– У Александра была невеста? – поинтересовался я, чтобы хоть что-то спросить.

Кэйтрин притихла. Наверное, размышляла – стоит ли об этом говорить? Наконец решилась:

– Отец нашел ему невесту, но брат отказался на ней жениться. Сказал, что у него есть любимая и он готов бросить ради нее и дом, и семью. Отец был очень зол. Из-за этого-то он и ушел на войну один, хотя следовало брать с собой сына. Александру нужно было совершить подвиг, чтобы его посвятили в рыцари. Он очень переживал. А когда отец попал в плен, чуть с ума не сошел. Думал, что это его вина.

– А что за девушка?

– Не знаю, брат не говорил. Сказал однажды, что обязательно меня познакомит со своей куколкой.

– Куколкой?

– Брат так ее называл, – вздохнула Кэйтрин. – Мы с ним из-за этого даже поссорились. Брат мне признался, что девушка – из простых. Не то крестьянка, не то дочь ремесленника. А я наговорила ему глупостей.

– Сказала, что негоже сыну рыцаря брать в жены простую девицу? – догадался я.

– Хуже, – вздохнула Кэйтрин. – Я сказала, что, если он приведет ко мне свою шлюху, я перестану считать его братом, а он перестал со мной разговаривать.

– И теперь тебя гложет совесть?

– Гложет, – призналась Кэйтрин.

– Это всегда так, – попытался утешить я девочку. – Когда теряешь кого-то из близких, всегда жалеешь о том, что не сделал, а мог бы сделать.

Мы опять замолчали. Кэйтрин хлюпала носиком, я потянулся за носовым платком. Вытерев слезы девчонке, приложил платок к ее носу.

– Ну-ка, давай…

– Ты меня как маленькую! – смутилась Кэйтрин, от волнения перейдя на «ты». – Дай, я сама. Простите…

Высморкавшись и вытерев слезы, будущая супруга продолжила:

– Александр был очень красив. Наши соседи и даже герцог не раз предлагали отцу отдать его в услужение своим женам, но он отказывался. Как думаете, почему?

– Ваш отец, дражайшая невеста, был прав. Мой собственный батюшка тоже когда-то отказался отдать меня в пажи. И отказал не кому-нибудь, а жене старшего брата, сказав, что подвязывать дамам чулки, выносить за ними ночные горшки и таскать любовные записочки – это не занятие для будущего воина.

– А кем была жена вашего… вашего дяди? – хитренько посмотрела на меня Кэйтрин.

– Ну, вообще-то она была грозной особой. Жена главного лавочника – заправляла всеми лавочниками нашей деревни!

– У лавочницы были пажи? Не смешите меня. Неужели вы считаете меня дурой, не способной понять, что мой жених не тот, за кого он себя выдает? – сморщила нос Кэйтрин.

Вот уж нет… Кем-кем, а дурой моя невеста не была. И угораздило же меня сделать глупость! Ну, уговорил бы девчонку стать экономкой, домоправительницей, а теперь…

А теперь я лежу с ней в одной постели. Просто лежу и слушаю. Слушаю и лежу. Старею…

Между тем Кэйтрин продолжала допрос.

– Ну все-таки – кем была жена вашего дяди? – не унималась невеста. – Жене рыцаря пажи не положены, – принялась рассуждать Кэйтрин. – Супруге барона может прислуживать лишь один паж. Вы употребили множественное число – мол, дураков хватает… Значит, жена вашего дяди была графиней?

– Увы, должен вас разочаровать. Графиней она не была.

– Неужели герцогиней?

– Кэйтрин, вам еще не надоело? Жена моего дяди не была герцогиней.

Как сказать, что жена моего дяди была королевой, вернее, она и сейчас ею является.

Фрейлейн слегка надулась, пришлось пообещать, что, как только мы станем мужем и женой (может, она еще откажется), я все ей подробно расскажу. (Или не все и не очень подробно…)

За болтовней не заметили, как пролетело время. Видимо, пропустили не только завтрак, но и обед, потому что послышались шаги, донесся голос Курдулы, разыскивающей фрейлейн. В дверь раздался тревожный стук, и не успел я и рта раскрыть, как несносная кухарка сунула нос.

– Господин Артаке, а вы фрейлейн не видели? Она и на завтрак не пришла, а время к обеду. О…

Кэйтрин забралась под одеяло с головой, но было поздно.

– А кушать-то все равно надо, – назидательно покачала головой Курдула и ушла, прикрыв за собой дверь. Было слышно, как она сказала: – Ну, слава тебе господи, наконец-то.

После ухода кухарки Кэйтрин не смогла улежать на месте. Чего-то застеснялась, выскочила и убежала. Да и мне надо было вставать. И так провалялся в постели полдня, чего за мной не водилось.

Сегодня мы в первый раз обедали вместе. Курдула, подавая на стол, бросала на нас любопытствующие взгляды, но молчала.

После обеда все разошлись по делам. Кэйтрин уехала заказывать рамы для портретов своих предков, Курдула отправилась мыть посуду, а я поехал проведать нашего шойзеля.

Работа по строительству моста кипела. Дыр-Тыр заготовил камни, успел обтесать и теперь уже ладил волноломы.

– С десяток еще нужно, – вытер строитель пот с волосатого лба. – Быки поставлю, а там уже и пролеты. Думаю, недели за две осилю.

– Помощь нужна? – поинтересовался я. – Может, людей нанять, чтобы лес возили?

– Не, не надо! – замахал руками-лапами шойзель. – Они и бревна не так срубят, и окорят неправильно, уж лучше сам.

– Невесту нашел?

– Нашел! – гордо отозвался шойзель. – Вот, она мне подарок дала. После работы буду надевать. Лучше, чем тот кусок кожи, что ты прислал.

Дыр-Тыр вытащил из-под камня что-то среднее между поясом стыдливости и фартуком.

– Как с приданым дела? Может, подкинуть еще немного?

– Можно, – не стал жеманиться Дыр-Тыр. – Мне бы еще крейцеров двадцать.

– Двадцать крейцеров? – задумался я. Кажется, это медью…

– Ну, я понимаю, что много, – вздохнул шойзель, неверно истолковав мою фразу. – Можно хотя бы десять.

– Да нет, я не о том, – нахмурился я. – Если в пфенниги перевести – это сколько? Талер – шестьдесят пфеннигов

– В пфенниге два крейцера, – воззрился на меня шойзель, словно учитель на нерадивого ученика.

– Значит, тебе нужно всего десять пфеннигов! – сказал я, радуясь, что сосчитал-таки.

– Нужно не в пфеннигах, а в крейцерах, – застенчиво сообщил шойзель. – А еще лучше – в полукрейцерах. Пфенниги менять некогда.

До меня стало что-то доходить.

– Значит, тебе нужны медные монеты?

– Ну да! – оскалил Дыр-Тыр зубы, способные перекусить гвоздь. – А как иначе невеста оценит – хороший я мостостроитель или нет? Чем больше меди, тем больше людей ездит. Значит, мой мост хорош!

Ну что тут скажешь? Не забыть бы. Ладно, дам поручение Томасу…

Время до полуночи тянулось медленно. На сей раз я был один-одинешенек. Томас и Кэйтрин ушли спать. Кот весь вечер вертелся под ногами, просил есть, но к ночи куда-то подевался. Может, не хотел встречаться с призраком, а может, просто ушел навестить подруг.

Я бы и рад сказать, что не было страшно, – бумага стерпит. Как можно бояться того, чьи кости видел собственными глазами? Но все-таки страх оставался. Я ждал появления призрака и боялся этого.

В ожидании боя часов чуть не до дыр проглядел пустующее кресло, но, когда молоточек ударил в колокол, отбивая полночь, вздрогнул от неожиданности, не успев заметить появления гостя.

Я поклонился призраку, отдавая дань уважения будущему тестю, пусть он и предстал в нематериальном теле. Странно, но рыцарь Йорген – или его призрак, какая разница? – тоже привстал и склонил голову.

– Здравствуйте, господин Йорген. Вы что-то хотите сказать?

– Шварцвальд…

Призрак старого рыцаря пропал. Именно что пропал, а не исчез, не испарился и не растаял. Значит, мне предстоит ехать в Шварцвальд.

– Возьми котика.

Ну конечно же брауни сует мне сопящего Шоршика. Взяв на руки кота, послушал урчание, стало легче.

– Отошло? – поинтересовался домовой. – Положи котика, спать иди.

Я послушно положил Шорша в кресло и пошел в спальню. Даже не удивился, застав в собственной постели девицу Йорген. Она-то не давала никаких обещаний.

Кэйтрин, услышав мои шаги, сонно спросила:

– Ну, повидал отца? Что он сказал?

– Просил меня в Шварцвальд ехать, – доложил я, начиная раздеваться. – Видимо, искать Александра.

– Я так и думала, – зевнула Кэйтрин. – Ничего, что я без спросу пришла?

– Э-э…

– Иди спать, Юджин, завтра будем думать.

Юджин, да еще и на «ты»? Что-то новое в отношениях… Вот и пойми этих женщин. Я забрался под одеяло, а Кэйтрин, прижавшись ко мне, заснула.

Я лежал, боясь пошевелиться, а рядом со мной беззастенчиво дрыхла девушка. И так вот – во второй раз… Точно – старею!