Дрожа от промозглого холода ранней осени на остановке школьного автобуса в Гринвуд-Лейке, я куталась в пончо, связанное для меня мамой. Конечно, я понимала, что другие дети все равно меня видят, но по крайней мере мне было тепло, и я могла не смотреть на них. Кроме того, я могла притвориться, что худшая часть моего дня еще не наступила. «Майя, у тебя сползает пончо!» Старшие мальчишки вечно кричали мне это, когда я по ступенькам взбиралась в автобус, чтобы поехать в заведение, которое я в душе не именовала иначе, как «камера пыток», но на самом деле это учреждение называлось Гринвуд-лейкская средняя школа. Я всегда садилась впереди, чтобы не идти мимо них всех по проходу, но никогда не чувствовала себя комфортно в этом проклятом автобусе.

Мне было двенадцать лет. Под кожей обозначились округлости, а мозг был пропитан плещущими в крови гормонами. Я все время чувствовала себя униженной и не могла понять, почему мальчики одновременно презирают меня и проявляют сексуальный интерес. Я не верила взрослым, которые говорили, что если мальчик говорит, что ты ему нравишься, то это истинная правда. Я была изгоем и чувствовала, что эта реакция сверстников была вызвана какой-то моей аномалией. То, что для одноклассников я была козлом отпущения, только укрепляло мое самоуничижение.

Именно тогда, в самом начале подросткового периода, моя наклонность к депрессии соединилась с влиянием социального окружения, что еще больше увеличило шансы возникновения у меня наркотической зависимости. Еще до того, как я стала подростком, во мне усилилась склонность к умственной жвачке и самобичеванию: проведенные в последние годы исследования показывают, что дети, склонные к такому поведению в юности, в зрелом возрасте, как правило, заболевают депрессией. Если в мозге запечатлелась борозда самоуничижения, то все мысли непроизвольно скатываются именно в нее: подобно постоянно нагружаемой мышце, поток негативного мышления тоже становится сильнее. Как и всякая иная привычка, эта постепенно становится автоматической и неосознаваемой, превращаясь в некий постоянный фон, в какое-то подобие привычной мебели. Эти мысли не воспринимаются как нечто сконструированное, они возникают словно сами по себе, не являясь, по видимости, результатом искаженного самовосприятия. Ученые утверждают, что – особенно часто у женщин – эти мысли знаменуют классический путь от депрессии к наркотикам.

Мои сенсорные проблемы и неспособность контролировать эмоции сделали меня излюбленной мишенью одноклассников. Данные научных исследований однозначны: дети, не способные к саморегуляции – либо вследствие СДВГ, психической травмы, аутизма, перепадов настроения или личностных расстройств, – являются первыми кандидатами на роль объекта насмешек, нападений и социального отторжения. Неспособность управлять эмоциями выделяет ребенка, да и любого человека, либо импульсивностью, либо чувствительностью к переживаниям, либо неспособностью управлять настроением. Неважно, не можешь ли ты сдержать крик при ответе, не можешь сдержать слез, когда тебе больно, или не в состоянии скрыть восторг или ярость, – эти нарушения в развитии самоконтроля просто бросаются в глаза типично развитых сверстников и раздражают их. Именно здесь закручивается зловещая спираль взаимодействия между обучением, навешиванием на себя ярлыков и прессингом со стороны сверстников. Во многих случаях зависимости обучаются по мере того, как задиры и хулиганы подтверждают худшие социальные страхи и тревоги жертвы в отношении собственной ее личности.

Задиры обижали меня с наслаждением. Классический симптом синдрома Аспергера – воспринимать все буквально, не понимая, что меня просто дразнят, – делал меня идеальной мишенью. Я «не понимала шуток». Я всегда бурно на них реагировала и не могла остановиться. В довершение всех бед я всегда отрицала моду и социальные условности. Все становилось еще хуже оттого, что моя семья переехала в общину, где я выделялась из среды сверстников, благодаря моей классовой и культурной принадлежности, больше, чем, скажем, в Манхэттене.

Несмотря на то что житейская мудрость гласит, будто прессинг со стороны сверстников является одной из важных причин возникновения наркотической зависимости, на самом деле все намного сложнее. Сверстники, конечно, могут подбивать друг друга попробовать травки или кокаина. Однако в большинстве случаев все происходит не так явно, под маской совершенно невинного занятия. Кроме того, употребление наркотика может с первого раза породить лишь ощущение, но не зависимость. Прессинг со стороны сверстников, вынуждающий к употреблению наркотиков и порождающий зависимость, – это прессинг, приводящий к социальной изоляции и душевным страданиям.

До наступления пубертатного периода мне было довольно легко отвлекаться от социальной отверженности, погружаясь в мир интеллектуальных занятий. Но по мере того, как я становилась старше, моя неспособность влиться в коллектив сверстников заставляла меня чувствовать себя по-настоящему несчастной. Я думала, что социальные правила и сигналы произвольны и нелогичны, и, будучи совсем маленькой, я не обращала на них особого внимания. Мне казалось, что конформизм – это проклятие. Почему я должна быть, как все другие? Я гордилась своей непохожестью, в частности тем, что выделялась интеллектом. Теперь же я принялась изучать моду и статусные сигналы.

В автобусе и в квартале мальчики продолжали дразнить меня, толкать, угрожающе на меня смотреть. Издеваясь, они приглашали меня на свидания. От всего этого я стала думать, что я отвратительна, недостойна любви и никогда ни для кого не стану желанной. Став молодой женщиной, я начала стыдиться себя. Это ощущение было тем более болезненным и мучительным, чем острее я ощущала свою пробуждавшуюся сексуальность и социальные потребности. Я перестала сопротивляться конформизму и ударилась в противоположную крайность. Даже несмотря на то, что я всегда симпатизировала доктору Споку из «Звездного пути», я теперь пыталась примириться с иррациональными эмоциями.

В возрасте тринадцати-четырнадцати лет я даже подумывала о том, что надо попробовать алкоголь и наркотики, хотя сама эта мысль повергла меня в ужас. Я отчаянно боялась всего, что лишило бы меня возможности контролировать мое поведение. В седьмом классе у нас начались уроки, на которых нам рассказывали о наркотиках и наркомании, и я очень живо помню эти уроки. Учительница особенно подчеркивала роль давления со стороны сверстников в становлении наркотической зависимости, а также все время говорила об опасности наркотиков. Однако из этих уроков я вынесла совсем не то, на что рассчитывала учительница. Я узнала, что употребление одних наркотиков связано с большим риском, чем употребление других. Это казалось мне совершенно очевидным. Кроме того, интуитивно мне стало ясно, что раз сверстники настаивают на том, чтобы ты приняла наркотики, то, значит, отказ от наркотика сделает тебя изгоем.

Помню, что в то время я провела тщательный сравнительный анализ разных наркотических веществ в плане риска зависимости. Изучила я и благотворное воздействие некоторых субстанций. Алкоголь? Он слишком ядовит, кайф был пугающим, потому что сочетался с утерей самоконтроля. Табак? При курении табака практически нет никакого кайфа, и, кроме того, курение связано с большим вредом для здоровья. Однако марихуана – это было как раз то, с чем можно было жить, не слишком далеко отрываясь от реальности. Я решила, что если для того, чтобы обзавестись друзьями, мне надо начать принимать какие-то наркотики, то травка – это как раз то, чему я с удовольствием скажу да. Однако в том возрасте я была настолько отчуждена от сверстников, что у меня практически не было шанса приобщиться к курению травы.

Я сидела в кафетериях одна, умирая от смущения и неловкости. Иногда я пыталась внедриться в компании, состоявшие из представителей низших социальных групп, и садилась за их стол, но и там я терпела сокрушительные поражения. Никогда не забуду, как я пробовала испытать этот трюк в последний раз. Среди моих одноклассников было две группы изгоев: занудные добропорядочные ребята, занимавшие низшие ступени социальной лестницы, и плохие девочки, жившие в неблагополучных драчливых семьях, – эти девчонки пили, курили и вовсю гуляли с парнями. Эти девицы были на одну-две ступени выше, чем те слабаки. Я начала именно с них, но они были такими чопорными, такими правильными, такими рассудительными, что я даже почувствовала себя неловко. Кроме того, я хотела вести себя раскованно, но они даже не попытались меня поддержать.

Я начала водиться с плохими девчонками. Через неделю они завели меня в туалет и без обиняков сказали: «Ты не наша и никогда нашей не будешь, и поэтому убирайся».

Когда я росла, такие переживания считались нормальной и в конечном счете безвредной частью детства. «Мальчишки – всегда мальчишки» и «камни и палки…» были лозунгом того времени. Однако современные исследования показывают, что постоянное отторжение и издевательства со стороны сверстников могут оказать очень негативное влияние на состояние здоровья жертвы. Действительно, в одном из недавно проведенных исследований было показано, что издевательства и словесные оскорбления со стороны сверстников могут оказать более пагубное воздействие на ребенка, чем насилие со стороны родителей.

Конечно, почти все дети время от времени страдают от измены друзей, от неудачной юношеской влюбленности и других трений в личных отношениях, но в этом нет ничего страшного, такова жизнь. Нахождение на самом дне высокой социальной лестницы – вот что поистине опасно, потому что она может просто раздавить своим весом, особенно если человек находится в подножии социальной иерархии много лет. Самое низкое социальное положение производит стресс такого уровня, что может возникнуть серьезная угроза физическому и психическому здоровью. Возможно, кому-то эта проблема может показаться надуманной, но расшатывающее действие такого положения может оказать очень неблагоприятное воздействие на самооценку жертвы и стать причиной пожизненного страдания.

Самый очевидный путь, каким положение изгоя и жертвы приводит к наркотической зависимости, – это ощущение одиночества, подталкивающее к началу употребления наркотиков из желания показать свою «крутизну». В самом деле, более поздние исследования подтвердили, что робкие поползновения эпохи моей юности отозвались более поздним убеждением молодежи в том, что наркотики являются символом утверждения в среде сверстников и знаменем антибуржуазного бунта. Нет ничего удивительного, что курение травки делало их более привлекательными, а не более отталкивающими. В моем случае, когда я решила принимать наркотики просто из желания казаться крутой, я на самом деле была недостаточно крута для того, чтобы сделать это в реальности, и в то время наркотики так и не стали частью моей жизни и моего жизненного опыта. Действительно, когда я на самом деле начала употреблять субстанции в колледже, я намеренно принялась искать сверстников, которые уже употребляли их, на стороне, а не стала подпадать под прессинг тех людей, которых я знала.

Однако те дети, которым удается показать свою «крутизну» и начать принимать наркотики в подростковом возрасте, тоже находятся в зоне высокого риска. Недавнее исследование, опубликованное в журнале Child Development, ставило целью изучение того, что происходит с молодыми людьми, достигающими пика социального положения в результате рискованного поведения, в котором они опережают сверстников. Одноклассники часто отзываются о таких детях как о «популярных», несмотря на то что у таких популярных героев может и не быть много друзей.

Здесь надо провести важное различение: то, что дети называют «популярностью», специалисты по эволюционной психологии называют «доминированием». Другими словами, если вы попросите семиклассников анонимно назвать наиболее популярных одноклассников, то они расположат их имена в порядке социальной иерархии (в порядке клевания). Однако если вы попросите тех же детей назвать своих лучших друзей или детей, с которыми они охотнее всего проводят время, то выяснится, что дети, имеющие больше всего друзей и являющиеся лучшими товарищами, – это не самые популярные личности. Иначе говоря, лучшие дети, то есть те, кто имеет больше всего друзей, не являются, как правило, доминирующими.

Очень редко встречаются школьники, которые умеют уравновешивать социальное доминирование с истинной дружбой. Например, Ким Рейнле была одной из самых популярных девочек в моем классе, и она иногда протягивала мне руку помощи, спасая от полного отчаяния. Однако, как правило, те, кто правит бал в курятнике средней школы, внушают страх, а не любовь.

Это исследование показало, что доминирующие дети демонстрируют поведение, называемое «ложно зрелым». Как правило, такие доминирующие дети пьют, употребляют наркотики, занимаются сексом и делают другие вещи, которые обычно сводят с ума родителей подростков шестнадцати-семнадцати лет, но редко встречаются среди детей тринадцати-четырнадцати лет. Авторы, проследив развитие 184 человек в возрасте от 13 до 23 лет, заключили, что молодые люди, ставшие на такой путь, рано достигают пика в социальной иерархии, но ненадолго. Они производят неизгладимое впечатление на одноклассников своей ранней сексуальностью и дерзостью, но не приобретают навыки, необходимые для дальнейшего развития и упрочения доминирующего положения.

Я упустила свой шанс стать на эту дорожку, когда меня в туалете отвергли дрянные девчонки, но если бы тогда у меня все получилось, то, вероятно, я бы просто нашла иной путь к наркотической зависимости. В упомянутом исследовании было показано, что дети, демонстрирующие ложно зрелое поведение в возрасте тринадцати лет, становятся к 23 годам зависимыми наркоманами с вероятностью 45 процентов. Является ли эта зависимость результатом раннего начала употребления наркотиков, или результатом раннего начала в сочетании с предрасположенностью или детской травмой, каковая приводит ребенка в такое отчаяние, что он готов к зависимости уже в юном возрасте, но в любом случае раннее начало является очень тревожным сигналом.

На самом деле причиной того, что средняя школа представлялась адом для столь многих людей, является то обстоятельство, что наступление пубертатного периода совпадает с моментом, когда молодые люди впервые начинают выстраивать иерархические лестницы. Именно поэтому многие взрослые хорошо помнят тогдашнюю иерархию, но забывают о своей успеваемости.

Эмоции закрепляют обучение: они подчеркивают, что важно для выживания и размножения, а это самое главное в биологии. (Именно поэтому даже самая скучная вещь легче усваивается, если ее мысленно увязать с каким-нибудь глупейшим сексуальным намеком.) В подростковом возрасте эмоциональная жизнь с особой силой направляется в первую очередь стремлением к достижению социального успеха. Интенсивность эмоциональной окраски отношений с друзьями в подростковом возрасте выжигает в нашем мозге память о них, как неизгладимое клеймо. Важность этого клейма усиливается тем, что подростковый период – это время, когда мозг переживает структурную перестройку. Упрочение памяти, происходящее в результате таких изменений, запечатлевает все, что мы переживаем в этом возрасте, в ядре нашей самости, включая переживания, связанные с приемом наркотиков, что может привести к возникновению наркотической зависимости.

Вероятно, важность социального статуса для подростков обусловлена и эволюционными факторами. Пробуждение сексуальности является также и пробуждением сексуального соперничества; подростковый период – это время, когда наши далекие предки, вероятно, делали первые попытки продемонстрировать свою готовность к завоеванию лучших половых партнеров. Совершенствующийся в половом отношении мозг созревает в достаточной мере для того, чтобы осознать значимость статуса, и стремится его повысить, однако средства оказания влияния и удержания достигнутого ранга остаются животными, а не человеческими. Критически важными на этой стадии являются физическое доминирование, дерзость и внешние черты, такие как физическая привлекательность. Материальная состоятельность тоже играет роль, но становится более важной только среди взрослых.

К несчастью, как показало это исследование, стресс, связанный со статусными проблемами, является мощным детерминантом состояния здоровья, так как способен приводить к таким расстройствам, как наркотическая зависимость, ожирение, сердечно-сосудистые заболевания и рак. Дело в том, что системы, обрабатывающие стресс в головном мозге, могут правильно работать только при налаженных отношениях с другими людьми. С самого раннего детства, когда мы не способны погасить выброс гормонов стресса без родительского ухода, и до периода юношеской влюбленности, когда ласки любимого существа заменяют родительский уход, мы всегда нуждаемся в других людях для того, чтобы выдерживать удары стресса. Впрочем, другие люди тоже могут стать источником стресса. Именно в тот период, когда ребенок впервые всерьез сталкивается со стрессом в средней школе, на первый план выходят вопросы иерархического статуса.

Наши знания о глубинной связи между статусом, стрессом и состоянием здоровья почерпнуты в исследованиях двоякого рода. В серии исследований первого типа ученые исследовали стада бабуинов в Африке, а в исследованиях второго рода изучали гражданских служащих Великобритании. Это исследование проводили под руководством сэра Майкла Мармота, который за результаты этих исследований был посвящен в рыцари. В первом этапе исследования участвовали 18 тысяч человек. Мармот и его коллеги обнаружили, что, вопреки расхожим представлениям о стрессе руководителей, ситуация является менее здоровой и чревата более тяжелым стрессом именно внизу. В возрасте от 40 до 64 лет клерки среднего и низшего звена умирают от разных причин в три раза чаще, чем их руководители. Эта корреляция была отградуирована: продвижение на одну ступеньку вверх по иерархической лестнице заметно снижает риск, спуск на ступеньку вниз – значительно его повышает. Благоприятный эффект от повышения по службе отразился в заболеваемости следующими недугами: сердечно-сосудистые заболевания, инсульты, сахарный диабет, ожирение, наркотические зависимости, инфекционные болезни и некоторые виды рака.

Поскольку исследование было проведено в Великобритании, где существует общедоступное государственное здравоохранение, постольку эту разницу невозможно объяснить отсутствием лечения. Эту разницу в заболеваемости и смертности невозможно было объяснить и большим распространением дурных привычек, например курения, среди менее состоятельных подчиненных: только треть этой разницы между верхом и низом можно было списать на счет более интенсивного курения. На самом деле эта разница выявляется и среди курильщиков: чем выше ранг, тем ниже риск смерти, связанный с курением. Во второе исследование Мармот включил и женщин, получив сходную зависимость, хотя на состояние здоровья женщин большое влияние оказывает социальный статус мужей.

Та же закономерность подтвердилась в исследовании, проведенном Робертом Запольским на бабуинах. Бабуины – общественные приматы, стада которых построены по строгому иерархическому принципу. Правда, в отличие от людей, у бабуинов нет доступа к алкоголю, наркотикам, быстрому питанию и сигаретам. Тем не менее у бабуинов, занимающих верхние ступени иерархической лестницы, меньше концентрация в крови «плохого» холестерина, ниже артериальное давление и лучше работает иммунная система. Опять-таки, надо подчеркнуть, что обезьяны, занимающие нижние ступени иерархической лестницы, в большей степени подвержены преждевременной смерти. Стресс, связанный с низким социальным статусом, вредит здоровью за счет повышения артериального давления и холестерина в крови, а также за счет подавления иммунной системы. Все это увеличивает риск смерти от любых причин. Высокий уровень гормонов стресса способен сам по себе повреждать некоторые клетки мозга, что повышает риск депрессии и других душевных расстройств.

Конечно, наркотическая зависимость может поразить людей любого социального класса, но риск выше в низших слоях населения, потому что сама принадлежность к низшему классу уже является фактором повышения стресса. Однако социальные связи смягчают влияние низкого социально-экономического статуса: если у вас много дружеских и родственных связей, неважно, насколько вы при этом бедны, то стресс отразится на вашем здоровье не так сильно. Но если вас задирают, если над вами издеваются, оттесняют и преследуют, постоянно давая понять, какую низкую ступень в социальной иерархии вы занимаете, то влияние стресса многократно усиливается.

Еще хуже то, что преследования и издевательства в такие уязвимые периоды развития, как подростковый возраст, могут на всю жизнь повредить системы, призванные справляться со стрессом. Здесь надо подчеркнуть, что не всякий стресс вреден, – действительно, небольшой и средней силы стресс просто необходим хотя бы для того, чтобы можно было сразу отличить что-то новое от привычного старого. Стресс становится вредным только в тех случаях, когда он заставляет почувствовать себя беспомощным, чего и добиваются в школе задиры. В то время как заметный, но поддающийся укрощению стресс помогает строить системы головного мозга – приблизительно так же, как постепенное наращивание веса штанги тренирует мышцы, – сильный, непомерный стресс действует на мозг разрушительно. Если мозг перегружается стрессом в подростковом возрасте, когда развиваются и формируются жизненно важные нейронные сети, то функция мозга может нарушиться на всю оставшуюся жизнь.

Один из путей такого повреждения прослеживается в связи между депрессией и статусным стрессом. Во-первых, все проведенные исследования показывают, что депрессия всегда связана с высоким уровнем в крови гормонов стресса. Высокий уровень этих гормонов приводит к избыточной выработке в головном мозге нейротрансмиттера глутаминовой кислоты, которая может повреждать клетки мозга в важной для формирования памяти и эмоций области мозга, называемой гиппокампом. При депрессии наблюдают уменьшение объема этой области; все эффективные методы лечения депрессии от электросудорожной терапии до лекарственного лечения (и, вероятно, речевой психотерапии, хотя это трудно проверить на крысах, а череп больного не вскроешь для проверки результата) приводят к росту нейронов этой области. Тяжелый стресс у детей с большей вероятностью приводит к депрессии или другим заболеваниям, нежели к ПТСР.

С эволюционной точки зрения депрессия тоже может быть связана со статусным стрессом. Психологи давно заметили, что депрессивное поведение людей напоминает подчиненное поведение животных. Страдающие депрессией люди всегда склонны съеживаться и отступать – в точности, как стадные животные низкого ранга. Больные депрессией робки и податливы, в них нет энергии и отваги. Очень часто у больных депрессией, так же как у животных низкого ранга, отмечают высокое содержание в крови гормонов стресса. Повышение уровня нейротрансмиттера серотонина под влиянием введения антидепрессантов может повысить статус животного в иерархии стада, в то время как снижение уровня серотонина может привести к потере статуса. Во всех исследованиях обнаруживают связь между низким социально-экономическим статусом и депрессией. На самой нижней ступени вероятность развития депрессии удваивается в сравнении со средним уровнем заболеваемости.

Все это означает, что депрессия возникла как адаптивный феномен, имеющий целью заставить пораженное ею существо опустить руки и подчиниться, так как это будет способствовать выживанию и продолжению рода. Бросить вызов доминирующему самцу в стаде обезьян – это значит подвергнуть себя смертельной опасности, и, например, гораздо мудрее просто лечь на землю и изъявить покорность. Поведение, сопровождающее депрессию, было вначале задумано для того, чтобы позволить подчиненному самцу выжить, отложив на потом месть обидчику. Именно поэтому, наверное, депрессию запускают издевательства: издевательство – это доминирование.

Когда попадание на роль жертвы запускает физиологические механизмы подчинения, может наступить депрессия. Вначале ее можно считать защитным механизмом, так как жертва избирает поведение, позволяющее избежать агрессора или не провоцировать его на более жестокие действия. Но если социальная отчужденность и издевательства продолжаются или становятся неадекватными ситуации, то депрессия становится вредной и бесплодной. Возникающее при этом ощущение беспомощности может оказаться особенно вредоносным в период развития, когда ребенок только нащупывает пути и способы справляться со статусным стрессом, а значит, могут нарушить эту способность на всю оставшуюся жизнь.

Сейчас ученые только приступили к серьезному изучению того, насколько сильно травля и издевательства вредят душевному и физическому здоровью. Например, в недавно проведенном исследовании, в котором приняли участие 4300 учащихся, было показано, что из шести процентов учащихся десятых классов, над которыми никогда не издевались сверстники, только десять процентов отличались неважными показателями ментального и физического здоровья, в то время как среди тех, кого начали травить в пятом классе и продолжали это делать до десятого класса, эта доля составляла 45 процентов.

Особенно поражает величина риска развития психиатрических расстройств. В исследовании, проведенном среди молодых взрослых людей, которых наблюдали в возрасте от 9 до 16 лет, было установлено, что у жертв травли и издевательств риск депрессии возрастал в три раза, а риск синдрома тревожности – в пять раз. У тех, кто травил сам и был, кроме того, жертвой травли и издевательств, результаты оказались еще хуже. Риск депрессии у них возрастал в восемь раз, а риск развития тревожности в пять раз превышал риск у тех, кто никогда не принимал участия в травле сверстников. В другом исследовании той же группы было показано, что когда они вырастали, то у тех, кого травили, и у тех, кто травил и издевался сам, был выше риск потери работы, риск финансовых трудностей и, вообще, бедности – в сравнении с теми детьми, которые никогда не подвергались травле.

Для ясности сразу оговорюсь, что такие риски не характерны для единичных случаев или кратковременной травли. Риск возникновения депрессии значительно повышается, если отчуждение становится тотальным, а жертва годами играет роль козла отпущения. Те же, кто становится объектом травли, как правило, уже до этого отличаются какими-то странностями, которые, согласно исследованиям, и привлекают к нам задир. Это не значит, что я оправдываю такое поведение или утверждаю, будто жертвы и сами в определенной мере виноваты в том, как к ним относятся сверстники. Наоборот, я просто хочу подчеркнуть, что вред, обусловленный травлей, нападениями и издевательствами, сочетается с уязвимостью детей-жертв, превращая все это в порочный замкнутый круг, из которого очень нелегко вырваться. Точно так же как принятое в юности решение употреблять наркотики является маркером высокого риска возникновения наркотической зависимости, так и состояние хронической жертвы травли со стороны сверстников знаменует риск ухудшения общего здоровья, который на фоне продолжающейся травли лишь усугубляется.

Сочетание травли с такими расстройствами, как СДВГ, повышенная чувствительность, неспособность регулировать проявления эмоций и склонность к депрессии, повышает вероятность того, что жертвы начнут искать путь бегства от невыносимых чувств. Если такие дети находят этот путь в наркотиках, то те же черты и расстройства, которые увеличивают риск социального отчуждения, повысят и риск обучения зависимости, которое ляжет на подготовленную почву физиологических изменений, обусловленных пубертатным возрастом, и тягостных переживаний, связанных с насильственным отчуждением.

В моем случае я, окончив среднюю школу в Гринвуд-Лейке, поступила в большую среднюю школу более высокой ступени. Там я наконец нашла друзей, которые разделяли мои интеллектуальные интересы, не видели во мне чужака и не отвергали меня. Но в это же время я нашла и наркотики.