Всего за несколько недель до этого магазинчик «Космический уголок» буквально ломился от легальных психоделических средств. Под полосатой маркизой, в самом центре города, в этой лавке, сохранившей флюиды семидесятых, в самом центре Нью-Йорка, продавали самые разнообразные психотропные смеси под такими завлекательными названиями, как «Вояж сознания», «Врата Неба» или (мое самое любимое название) «Тибетский рог Эвереста». Реклама этого зелья сулила ощущения как от курения марихуаны, а некоторые средства, как утверждали продавцы, по силе воздействия не уступали кокаину; некоторые вещества имитировали действие экстази. Все эти препараты содержали недавно синтезированные, вполне легальные вещества. Тысячи доз, расфасованные в маленькие, размером с коробочку с презервативами, упаковки.

В большинстве стран такие недавно синтезированные препараты находятся, как правило в серой зоне. Если содержимое таких пакетиков официально не запрещено или на них написано «не для употребления людьми», то их продажа, во всяком случае формально, не противоречит закону. (Вообще, во всем мире это, конечно, незаконно – продавать новые, непроверенные вещества как лекарства или пищевые добавки.) Эти так называемые легальные средства быстро разрабатывают и продают, как правило, в течение нескольких недель после того, как государство официально запрещает предыдущие зелья. В этом нет ничего удивительного, потому что эти новые соединения часто не тестируют даже на животных, не говоря уже о людях, и некоторые из них вызывают психотические реакции, судорожные припадки и даже причиняют смерть. Тем не менее в Соединенных Штатах их широко продают в мелких лавках, на бензозаправочных станциях, а также в магазинах, торгующих разными принадлежностями, и еще в интернете.

В конце мая 2014 года однако, я побывала в «Космическом уголке», в Окленде, в Новой Зеландии. С 3 ноября 2013 по 8 мая 2014 года на упаковках нескольких десятков новых психоактивных веществ был поставлен штамп официального разрешения, позволявшего продавать их для употребления людьми. Это были вполне «легальные средства». В подтверждение этого у владельцев «Космического уголка» была на руках соответствующая лицензия. Эксперты из Европы, Соединенных Штатов и ООН поощрительно смотрели на то, как правительство Новой Зеландии берет на себе беспрецедентную задачу в области политики в отношении наркотиков. Страна киви пыталась ввести – впервые в мировой истории – рациональную систему тестирования, утверждения и регулирования продаж рекреационных психоактивных веществ. Для того чтобы создать такую политику в отношении наркотиков, которая действительно уменьшает вред и снижает риск обучения наркотическому поведению, надо было, на самом деле, обладать поистине новым мышлением.

В 2013 году агентство ООН по наркотикам признало в своем докладе, что «международная система контроля за оборотом наркотиков впервые испытывает серьезные трудности из-за быстроты и находчивости создателей новых психоактивных веществ». К 2012 году один из десяти американских старшеклассников признавался, что в течение предыдущего года употреблял такие вещества, которые продавались как замена марихуаны. Такая распространенность делает эти суррогаты весьма популярными; по продажам они уступают только самой марихуане. Сейчас мы наблюдаем самый быстрый рост популярности таких рекреационных средств, во всяком случае с тех пор, как ведется эта статистика.

Я приехала в эту небольшую страну на противоположном краю глобуса, чтобы больше узнать о радикально новом подходе к рекреационным веществам. Первым в мире агентством, устанавливающим безопасность и эффективность лекарств, стало то, что сейчас известно как Американская администрация по контролю качества пищевых продуктов и лекарств. Эта администрация была создана в 1906 году. Сегодня почти во всех странах есть подобные, регулирующие оборот лекарств организации.

Однако до 2013 года ни одна страна даже не пыталась создать организацию, которая бы отвечала за регулирование оборота немедицинских биологически активных и психотропных средств. Таких организаций нигде не было, несмотря на разгул незаконного потребления наркотиков и прочих психоактивных веществ. Наш нынешний способ регулирования – или простого запрещения – немедицинских средств не опирается, как мы уже видели, на какую бы то ни было научную основу. Например, ни один, сохранивший хотя бы крупицу здравого смысла политик не мог бы разрешить коммерческую продажу такого вещества, как табак, который сокращает продолжительность жизни в среднем на десять лет, и установить наказание в виде тюремного заключения за употребление марихуаны, которая вообще не влияет на продолжительность жизни. Наша антинаркотическая политика основана не на логике, не на оценке рисков, не на разуме, а только на истории.

Для того чтобы создать стратегию, которая на самом деле смогла бы снизить распространение зависимостей и связанный с ними вред, их надо разрабатывать на научной основе. Один из ключевых моментов уменьшения вреда заключается в том, что риск нельзя рассчитывать изолированно. Фармакологическую опасность, связанную с определенным веществом, надо взвешивать в соотношении с опасностями черного рынка: болезнями, преступлениями и коррупцией, а также с вредом, связанным с ужесточением антинаркотического законодательства, – тюремными сроками, а также вредом от веществ, которые люди будут принимать вместо запрещенных и изъятых с рынка субстанций. Именно в такой ситуации особую важность приобретает роль обучения в возникновении и становлении зависимости. На развитие зависимости влияют фармакологические свойства, дозы, способы употребления, место употребления, цены и культурные особенности социальной среды. Ни один из этих факторов невозможно контролировать с помощью прямых запретов. Но их можно упорядочить регулированием рынка.

Новая Зеландия стала первой страной, которая создала свою «Администрацию по контролю лекарств» для наркотических веществ по нескольким главным причинам. Две из них уникальны по своей истории и географии. Первая – это изоляция от главных торговых путей, по которым распространяются такие нелегальные вещества, как кокаин и героин. «Здесь не останавливаются корабли с кокаином», – говорит Мэтт Боуден, панк-гитарист и крупный производитель легального кайфа. Вероятно, сам этот человек и является второй причиной, по какой Новая Зеландия нырнула в неизведанный опыт.

В Новой Зеландии сорокатрехлетний Мэтт известен как «крестный отец легального кайфа». Он родился вторым из семерых детей инженера Ай-Би-Эм и учительницы музыки из Окленда. У Мэтта взъерошенные каштановые волосы и орехового цвета глаза. Улыбаясь, он показывает мне свое детище – лабораторию из стекла и хромированной стали, где по строго научным, проверенным стандартам изготовляют вещества, соответствующие требованиям нового надзорного органа (Управления по регулированию психоактивных веществ), созданного, не в последнюю очередь, благодаря усилиям самого Боудена.

Ярый поклонник психоделических веществ и кислотной музыки, Боуден стал торговать «травяным кайфом» в то время, когда не мог заработать на жизнь музыкой. (Это такие продукты, как «Ред Булл» или запрещенный ныне «натуральный» стимулятор эфедра, которая продавалась в Соединенных Штатах как оздоровительная пищевая добавка.) Мэтт начал самостоятельно изучать фармакологию для того, чтобы найти легальное вещество, которое можно было бы продавать как безопасную замену наркотикам. Он очень удачно выбрал для этого время – на рубеже двадцать первого века. Интернет-производители только начали разрешать знатокам наркотических веществ заказывать новые, интересующие их субстанции в китайских и индийских лабораториях – никто там не задавал лишних вопросов. Очень скоро так стали поступать все, и на сетевых форумах потребители сравнивали достоинства и недостатки новых рекреационных средств.

С девятнадцатого века, когда первая волна глобализации сделала кокаин, опиум и марихуану такими же доступными, как аспирин, не было такого бурного и неконтролируемого роста этой буйной фармакопеи. По всем признакам, эту отрасль и впредь ожидает быстрый рост. В 2014 году ученые Стэнфордского университета показали, что можно синтезировать родственные морфину опиатные вещества из модифицированных хлебопекарных дрожжей; в 2015 году был разработан процесс массового производства этой субстанции. Некоторые ученые уже начали призывать к мерам строгого контроля, чтобы предупредить утечку дрожжей в руки наркобаронов, но если самовоспроизводящиеся организмы, продуцирующие неограниченные количества наркотика, все же попадут в руки индивидуальных потребителей, то наркотический рынок изменится необратимо. Очень скоро даже производство традиционных запрещенных веществ или незаконных версий лекарственных препаратов может стать децентрализованным и рассеяться по деревням, бросив тот же вызов государственному контролю, что и призрак трехмерной компьютерной печати огнестрельного оружия.

В девяностые годы, когда Боуден начал свою одиссею, в клубах Новой Зеландии развернулась подлинная вакханалия метамфетамина, превратившаяся в кошмар: люди теряли работу, страдали манией преследования и болели по мере того, как переходили от понюшек к внутривенным инъекциям. Эта волна захлестнула и самого Боудена, и его будущую жену Кристи. Когда они познакомились, Кристи работала стриптизершей и уже кололась. Когда же он поставил ей ультиматум: или ты бросаешь, или начинаю я, она протянула ему шприц с иглой. «Он очень галантно нырнул вместе со мной на дно», – вспоминает Кристи. Зависимость их усугублялась. В результате взрыва в лаборатории, производившей метамфетамин, погиб их близкий друг. Другой, пройдя сквозь стеклянную дверь на одной вечеринке, вообразил себя неуязвимым и проткнул себя самурайским мечом. Боуден же был уверен, что где-то должна существовать безопасная альтернатива.

В фармацевтической литературе он нашел обнадеживающие данные о веществе под названием бензилпиперазин, сокращенно БЗП. В семидесятые годы его синтезировали в попытке создать новый антидепрессант, но как лекарство это соединение не было утверждено, так как новый препарат понравился лицам, злоупотребляющим стимуляторами. В остальном БЗП казался вполне безопасным и, как оказалось, практически не вызывал серьезной зависимости. «Этот препарат не вознаграждает за чрезмерное потребление, – говорит Боуден. – На следующий день его уже не хочется, и это нежелание продолжается несколько дней». Самое лучшее заключалось в том, что БЗП не значился в новозеландском списке подлежащих учету и контролю препаратов и не был запрещен международным антинаркотическим законодательством.

Следовательно, подумал Боуден, БЗП может стать подходящей и безопасной заменой метамфетамину. Такие завсегдатаи клубов, как он, хотели получить стимулятор, который позволил бы им танцевать всю ночь напролет. Вместо того, чтобы игнорировать это вечное, как мир, стремление, почему бы не предложить людям другое вещество, которое служило бы тем же целям, но при этом не вызывало бы чрезмерного пристрастия и не грозило передозировкой? Боуден говорит, что всегда выступал с позиций уменьшения вреда, хотя и признает, что хотел получить с этого и прибыль.

В 2000 году он начал в небольших количествах получать БЗП из Индии. Очень скоро Боуден стал принимать этот препарат с той же целью, с какой принимают метадон при героиновой зависимости, это была своеобразная самодеятельная заместительная терапия. «Я занялся своей зависимостью на биологическом уровне, – говорит Боуден, заметив, что видел, как многие другие использовали БЗП для того, чтобы уменьшить потребление метамфетамина или вовсе от него избавиться. – Это работало, – говорит он. – Людям снова удавалось наладить жизнь, получить нормальную работу и порвать с организованной преступностью. Мы считали, что это очень важно».

Потом Боуден начал продвигать БЗП в массы. Он продавал БЗП в хэдшопах и универмагах, напрямую конкурируя с продавцами метамфетамина. Очень скоро счет проданных им доз пошел на миллионы. Через несколько лет было проведено исследование, показавшее, что уже 20 процентов населения Новой Зеландии попробовало «легальные таблетки для вечеринок», как стали называть там бензилпиперазин. Приблизительно половина тех, кто пробовал легальные и нелегальные средства, говорили, что употребляли БЗП как замену метамфетамину.

Боуден и остальные новозеландцы были рады субстанции, которую он решил продавать. Многие вещества, тщательно исследованные на предмет их фармакологического действия, оказались опасными и даже смертельно опасными вследствие своих устойчивых побочных эффектов, которые стали обнаруживаться уже после выхода лекарств на фармацевтический рынок. Одним из свежих примеров является болеутоляющее лекарство виокс, которое было недавно запрещено из-за отрицательного влияния на сердце. Даже добросовестные и масштабные клинические испытания могут не выявить редкие, но опасные осложнения и побочные эффекты лекарств.

К счастью, однако, БЗП, как представляется, не вызывает устойчивых побочных эффектов. «400 тысяч человек приняли за 8,5 года 24 миллиона таблеток БЗП в 9,5 миллиона случаев. Прием этого вещества ни разу не осложнился смертью или какими-либо стойкими отрицательными последствиями», – говорит Боуден, цитируя заключение экспертизы, которую провели независимые специалисты в 2007 году по его инициативе. Исследование, проведенное по поручению новозеландского правительства, подтвердило эти выводы. Было обнаружено, что сам по себе БЗП ни разу не явился причиной смерти, но было зарегистрировано 1 или 2 случая, когда смерть наступила после приема БЗП вместе с другими наркотиками. (В этих случаях остается не вполне ясным, стал ли причиной смерти прием именно других препаратов, или сыграло свою роль и одновременное употребление БЗП).

Популярность таблеток для вечеринок продолжала расти, но СМИ проявляли вполне предсказуемый скепсис, чего, естественно, следовало ожидать в отношении какого-то нового опьяняющего вещества, которое подростки могли купить на каждом углу круглосуточно семь дней в неделю. Вскоре сенсационные заголовки, посвященные БЗП, вытеснили метамфетамин с обложек журналов. «Не похоже ли, что новозеландские власти проспали очередное наркотическое безумие?» Это лишь один из весьма типичных для того времени заголовков. Однако Боуден был неустрашим, тем более что и он кое-что понимал в работе СМИ. На каждый сюжет о БЗП он отвечал, приводя данные в пользу «безопасной альтернативы» запрещенным наркотикам. Он с самого начала приготовился к долгой игре, утверждая, что продажу психоактивных веществ надо законодательно регулировать, а не запрещать. Лично он предпочитал быть легальным наркобароном.

Тем не менее в 2004 году на фоне нарастающей озабоченности общества Боудену пришлось столкнуться с государственным расследованием. Но он и здесь проявил себя весьма предусмотрительным человеком. Он стал частым гостем в министерстве здравоохранения (обычно он появлялся там в рокерском облачении с заплетенными в косы пшеничными волосами) и встречался для долгих переговоров с такими людьми, как специалисты из Экспертного консультативного комитета по наркотикам, которые консультировали парламент. Боуден утверждал, что его ответ на охватившую страну метамфетаминовую лихорадку соответствует национальной политике Новой Зеландии в отношении наркотиков, то есть политике уменьшения вреда, которую правительство одобрило за несколько лет до этого. Боуден говорил, что наилучший способ уменьшить вред – это продвигать на рынок более безопасные средства, которые можно официально рекламировать и продавать как таковые.

Новая Зеландия – маленькая страна с населением 4,5 миллиона человек и с маленьким правительством, которое временами способно на удивительно взвешенные решения. Когда министерство здравоохранения отреагировало на общественное возмущение созданием специального экспертного комитета для изучения БЗП, одним из членов этого комитета стал доктор Даг Селлмен, бывший директор Новозеландского центра по изучению наркотиков при университете Отаго в Дьюндине. Селлмен – настоящий тип ученого, с коротко подстриженными седыми волосами, очками в металлической оправе и аурой неподдельного авторитета. Учтя, что его задача – исследовать свойства БЗП, он решил для начала сам его попробовать, чтобы добавить этот пикантный штрих к проводимому исследованию.

«Я пришел в «Космический уголок», – говорит он. – Там мне дали маленький пакетик. Придя домой в пятницу вечером, я принял таблетку и сел перед телевизором. Со мной не происходило ровным счетом ничего. Но необычность ситуации заключалась в том, что я просидел перед телевизором до четырех утра, не испытывая ни малейшей сонливости». На следующий день, с утра он испытывал нечто вроде неприятного похмелья. «Я пришел в комитет и сказал: “По поводу этого средства можно не переживать”», – сказал он, отметив отсутствие эйфории и значимых последствий.

В апреле 2004 года комитет Селлмена опубликовал доклад, вывод которого гласил, что БЗП не подпадает под определение опасного наркотического вещества и поэтому его не следует запрещать. Тем не менее бензилпиперазин не подпадал и под другие определения, в частности определения лекарств или пищевых добавок. Авторы доклада предложили правительству подумать над созданием «новых категорий классификации, наряду с которыми можно предусмотреть некоторые новые уровни контроля и регулирования». Правительство не спеша принялось за работу.

Тем временем рынок таблеток для вечеринок буквально взорвался. Очень скоро ежегодный оборот этих таблеток приблизился к 15 миллионам долларов. У Боудена появились многочисленные конкуренты, нимало не заботившиеся об уменьшении вреда. Некоторые из них продавали БЗП в немыслимо больших дозах. Потребители стали прибегать к БЗП как к замене алкоголя. К 2006 году 40 процентов новозеландских мужчин в возрасте от 18 до 24 лет сообщали, что принимали БЗП хотя бы один раз в течение предыдущего года. Один из ста потребителей пожаловался на то, что после приема БЗП ему пришлось обращаться за медицинской помощью с такими симптомами, как судороги, тремор и спутанность сознания. К 2007 году на БЗП смотрели как на угрозу общественному здоровью, несмотря на то что прием БЗП не приводил к смерти и не причинял стойкого вреда здоровью. Маятник качнулся в другую сторону, и БЗП был запрещен.

С тех пор, однако, правительства многих стран убедились в том, что запрет какого-то одного легального средства, приносящего удовольствие, не решает проблему в целом. Запрет БЗП в стране киви запустил явление, которое теперь известно во всем мире, – гонку вооружений на рынке легальных «наркотиков». Стоит запретить одну субстанцию, как ей на смену приходит другая, иногда более вредная, нежели предыдущая. «Я запретил 33 вещества, 51 или 52 готовых продукта, но их слегка видоизменяли, и они снова появлялись в продаже», – жаловался заместитель министра здравоохранения Новой Зеландии Питер Данн в интервью одной местной газете, рассказывая о самом худшем периоде – о событиях 2013 года. К тому времени более 4000 магазинов в Новой Зеландии торговали легальными рекреационными средствами.

Опять усилилось политическое давление на правительство, которое должно было как-то на него реагировать. Но что оно могло сделать? Запретить все возможные во вселенной наркотики – это совсем не то же самое, что запретить какое-то одно, конкретное вещество, – это тяжелая проблема, которую навязали миру сети быстрых поставок, децентрализованное производство и продажи через интернет. Правительства не могут запретить все, что доставляет людям удовольствие: из этого списка надо исключить алкоголь, кофе, табак, а также, может быть, пряности, секс и рок-н-ролл. Нелегко также запретить аналоги наркотиков, загодя объявляя вне закона все вещества, химически сходные с травой или коксом.

Америка попыталась это сделать, но такое законодательство очень трудно воплотить в жизнь, потому что некоторые молекулы, несмотря на свое химическое сходство, действуют совершенно по-разному, а некоторые вещества, обладающие абсолютно разным химическим строением, могут оказывать одинаковое воздействие на организм. Например, есть вещество, по строению очень близкое действующему веществу марихуаны, но на самом деле оно блокирует эффекты травы. С другой стороны, вещество, совершенно не похожее на марихуану, может вызывать такие же эффекты. Какое из двух веществ является «аналогом марихуаны»?

Химик отнесет к аналогу первое вещество, а фармаколог, скорее всего, – второе. Неспособность экспертов прийти к единому мнению относительно того, что считать аналогами, сильно осложняет выработку адекватного законодательства – и верховный суд США недавно постановил, что прокуроры должны доказать, что продавцы знали, что продаваемое ими средство является аналогом наркотика, прежде чем предъявлять им обвинение. Рыхлое законодательное регулирование продаж «полезных добавок», которое позволяет продавать многие «натуральные» вещества без их тестирования, еще больше запутывает ситуацию. Если же тестирование таких добавок все-таки выполняют, то оно часто выявляет новые психоактивные субстанции, которые продают как легальные «наркотики».

Ситуация становится еще более сложной из-за того, что огульное запрещение любого действующего вещества, которым можно заменить наркотики, несет в себе риск запрещения, например, лекарств для лечения болезни Альцгеймера. После того как лекарственное вещество становится объектом контроля, его исследование обставляется массой требований, а лицензирование стоит больших денег. Многие компании в такой ситуации отказываются от производства даже многообещающих лекарств.

Чем внимательнее присматриваешься к этим проблемам, тем меньше видишь возможности их решения. Когда Новая Зеландия столкнулась с кризисом рынка легальных наркотиков, решение, в конце концов, оказалось тем же, какое с самого начала предлагал Боуден: разрешить продажу наиболее безопасных средств.

За много лет борьбы Боуден стал профессиональным лоббистом, оставшись производителем легальных наркотиков, – он продает множество продуктов, начиная с заменителей экстази и кончая синтетическими каннабиноидами. В конце 2004 года он учредил торговую компанию под названием «Ассоциация тонизирующих средств Новой Зеландии». Слово «тонизирующих» он выбрал, чтобы не употреблять скомпрометировавшее себя слово «рекреационных»; слово «тоник» возвращает нас в благословенный девятнадцатый век, когда рекреационные наркотики не выделяли из совокупности всех лекарств.

Как лоббист, Боуден оказался на удивление успешным. Когда стало ясно, что новые легальные вещества потеснили на рынке БЗП, стали раздаваться голоса в пользу усиления регулирования. Боуден нанял адвокатскую контору Чена Палмера – фирму, которой руководил бывший премьер-министр, – для того, чтобы легитимизировать и консолидировать свои усилия. Вместе они выработали текст проекта, который лег в основу акта о психоактивных веществах 2013 года.

На фоне усиления призывов общества к активным действиям лоббисты создали законодательный акт, который стал единственным способом спасти от наркотиков детей и защитить взрослых потребителей. Очень важно, что Боуден и юристы представили свой проект не как призыв к легализации, а как призыв к закручиванию гаек – к мерам, которые должны были заставить производителей нести ответственность за безопасность продукции. Такая форма законодательного решения могла оказаться важной в случае принятия предложения, если бы и другие страны последовали примеру Новой Зеландии. Идея заключалась не в том, чтобы сделать больше рекреационных веществ доступными, а в том, чтобы более безопасные вещества вытеснили с рынка более опасные и чтобы доказать, что регулирование эффективнее запретов. «Мы перевернули бремя доказывания. Если они не смогут доказать, что их продукт безопасен, то его и близко не подпустят к рынку», – заявил Данн, заместитель министра здравоохранения в своем пресс-релизе. «Новый закон будет означать, что игра в догонялки окончена раз и навсегда».

Летом 2013 года Акт о психоактивных веществах был принят большинством голосов в парламенте в соотношении 119 к 1. Неясно, все ли политики, проголосовавшие за, отдавали себе отчет в том, что они создавали первую в мире регулирующую систему оборота наркотиков, но тем не менее сделали они именно это. Закон требовал отпуска легальных психоактивных веществ только взрослым в специально лицензированных торговых точках. Для того чтобы определять, какие вещества должны стать легальными, закон требовал, чтобы производители проводили за свой счет их испытание и тестирование и продавали только препараты с «низким риском», прошедшие такое тестирование. Для регулирования и обуздания этого нового рынка закон предусматривал создание управляющего органа – Управление по регулированию оборота психоактивных веществ, ведомство, в чью незавидную первоочередную задачу входило разобраться в миллионах чудовищно мелких деталей, чтобы новый закон заработал на практике.

Например, как определить рекреационное вещество с «низким риском»? Вопрос этот труднее, чем может показаться на первый взгляд. Если принять за эталон риск, связанный с курением сигарет, то легализовать придется все, что не является абсолютно смертельным ядом. В конце концов, половина курильщиков умирает от болезней, связанных с курением. Если же ориентироваться по риску, связанному с употреблением алкоголя, то придется признать приемлемость некоторой смертности: выпивка является причиной 6 процентов смертей в мире в течение одного года.

Однако если принять за эталон риск, связанный с курением марихуаны, которое не приводит к смерти даже при очень интенсивном употреблении и которое вызывает меньшую зависимость, чем алкоголь и табак, то легализовано будет очень немного новых рекреационных веществ. Каковы, например, шансы умереть от плавания? Риск составляет приблизительно 1 на 57 тысяч. Восхождение на Эверест? Шансов умереть 1,5 из 100. Этот риск сопоставим с риском регулярного потребления героина в течение года. Марихуана, конечно, заставляет иногда людей глупо рисковать, но смерти от передозировки она вызвать не может. Регулирование рекреационных психоактивных веществ требует нового понимания самого понятия риска.

Над регулирующими органами Новой Зеландии нависли другие беспрецедентные задачи. Надо было определить, как регулировать производство, импорт и продажи. Предстояло создать протоколы клинических испытаний средств, не являющихся лекарствами. Например, как научно измерить и взвесить такие свойства, как способность вызывать эйфорию и расширение сознания, и сопоставить их с возможным риском? Чем выше ценность этих неуловимых качеств, тем выше окажется степень приемлемого риска. В самом деле, даже Управление по контролю за качеством пищевых продуктов и лекарственных препаратов США (FDA) только недавно разработало правила регулирования производства и продажи сигарет, столкнувшись с трудностями именно такого рода. Закон о сигаретах был принят в 2014 году. Анализ вреда производили, сравнивая вред от обычных сигарет с вредом от электронных сигарет. Такой анализ потребовался для того, чтобы облегчить бремя, наложенное на бизнес. Анализ включал оценку лишения бросивших курить привычного удовольствия. Когда этот фактор сравнили с пользой и выгодой регулирующего закона, выяснилось, что такое регулирование является весьма дорогим и менее полезным.

Вопросы, которые порождаются объективной оценкой удовольствия от зависимости, быстро становятся философскими. Например, насколько большое удовольствие курильщик реально получает от выкуренной сигареты? Не является ли это удовольствие просто результатом нормализации самочувствия на фоне утоления никотинового голода? Несомненно, некоторые курильщики иногда получают удовольствие от выкуренных сигарет, но большинство активных курильщиков утверждают, что так бывает далеко не всегда. Как можно количественно оценить меру удовольствия? В случае курения, после всплеска общественного возмущения, Администрация была вынуждена сменить тактику и отменить разрешение на оценку потери удовольствия от курения, что нанесло удар по регулированию потребления табака.

В этих вопросах ценности сталкиваются с наукой и возникают трудности с регулированием рекреационных веществ. Обычно удовольствие и расширение сознания вообще не рассматриваются в дискуссиях о законах о рекреационных веществах. Учитывается только вред, а положительное действие считается результатом заблуждений потребителя или попросту игнорируется. Вообще, на Западе незаработанное удовольствие считается, по традиции, греховным – в противоположность удовольствию заслуженному. Чьи ценности должны определять, какой риск от употребления вещества приемлем, в особенности если вещество может вызывать болезненное пристрастие, а следовательно, приводить некоторых потребителей в состояние, противоположное удовольствию, и снижать качество их жизни и производительность полезного труда? Можно ли ценить удовольствие выше здоровья? Почему затяжные прыжки с парашютом – это нормальное увлечение, а прием ЛСД – нет, несмотря на то что кислота не вызывает зависимости и не приводит к смертельным передозировкам? Больше того, если известно, что какое-то вещество повышает производительность труда, стимулирует творчество и улучшает настроение, то как все это соотнести с риском? В мультикультурном обществе, где у разных людей разные ценности, это очень непростые вопросы.

Новая Зеландия – первая страна, попытавшаяся на них ответить, но она пока не приступила к поиску даже временных ответов, подходящих для страны. Действительно, прежде чем государство-регулятор сможет приступить к клиническим испытаниям, оно должно разобраться с основной трудностью – как осуществить переход к регулируемому рынку – задачей, которая может пустить под откос весь процесс. Нет нужды говорить, что ни один из почти трехсот продуктов, которые продавались до того, как был принят закон, не прошел никакого тестирования; об этих рекреационных психоактивных веществах вообще практически ничего не известно. Однако если взять и запретить их все, то это значит, в массовом порядке толкнуть потребителей в объятия черного рынка. Итак, просчитав все эти риски, было бы разумным разрешить продажу уже имеющихся на рынке продуктов, по крайней мере в течение трех месяцев.

Для того чтобы реально оценить проблему, новое Управление по регулированию оборота психоактивных веществ организовало сетевую отслеживающую систему, которая позволяет частнопрактикующим врачам и госпиталям оперативно сообщать о побочных и нежелательных эффектах приема любого из этих рекреационных веществ. На основании данных, полученных из таких сообщений, агентство начало оценивать каждый из имеющихся на рынке продуктов. Для такой оценки власти модифицировали численную шкалу, разработанную для оценки силы ядов в специализированном информационном центре Фрейбурга (Германия).

Незначительный риск маркируется индексом 1, умеренный риск – индексом 2, а высокий риск – 3. Поскольку Фрейбургская шкала была разработана для оценки острых отравлений, а не риска зависимости, новозеландское управление добавило способы количественной оценки синдрома отмены. Незначительные эффекты взвешивались по-разному, в зависимости от их частоты, при этом большие численные значения соответствуют более высокой частоте. Запрещению подлежит любое рекреационное вещество с индексом, равным 2 или больше. Это первое испытание смогли выдержать 41 из 300 первоначальных продуктов. На средства, прошедшие испытание, были выданы временные разрешения. Легальные продажи начались 18 июля 2013 года.

Новозеландское промежуточное регулирующее законодательство сразу столкнулось с неожиданными трудностями. Отчасти трудность возникла в результате непредвиденной проблемы, которую сначала расценили как благословение, а не как проклятье.

Накануне дебюта регулируемого рынка число магазинов, торгующих легальными психоактивными веществами, сократилось на 95 процентов. Не совсем понятно, почему так случилось, но представляется, что многие владельцы магазинов не захотели впутываться в волокиту с получением лицензии. Конфликт между местными и центральными властями относительно утверждения деятельности отдельных торговых точек тоже мог привести к закрытию части из них.

На первый взгляд могло показаться, что закрытие многих пунктов розничной торговли было благом. Полиция сразу заявила, что ей будет вполне по силам контролировать такой небольшой рынок. Естественно, уменьшение числа торговых точек снизило риск продажи психоактивных веществ несовершеннолетним. Однако на самом деле ситуация стала просто ужасной. Потребители собирались толпами перед редкими уцелевшими магазинами, и туда же устремились тележурналисты с камерами. Легальные рекреационные вещества предстали перед обществом во всей своей красе. Вид молодых, нездоровых людей, толпившихся вокруг легальных магазинов, «создал у общества впечатление, что это – огромная и нерешенная проблема», – говорит Данн.

Эти телевизионные портреты показали также, что и для Новой Зеландии не чужды расовые проблемы: практически все эти люди были представителями народа маори, коренного населения Новой Зеландии. Крис Фаули, владелец одного, торгующего коноплей магазина, продававший в Окленде легальные рекреационные вещества с 1999 года, ожидал, что к нему нагрянут телевизионщики, которые часто появлялись у него, когда интересовались положением дел с марихуаной. Но никто не приехал. «Они не приехали, потому что наши покупатели не соответствуют смыслу их сюжетов, – говорит Фаули. – Наши заказчики не бездомные подзаборные пьяницы, не подростки с пирсингом на лицах или какая-то другая рвань, которую они хотели запечатлеть и пустить по новостным каналам». Журналисты не видели изюминки в здоровых потребителях, и не их они искали для иллюстрации нового закона, хотя это и означало, что их сюжеты были непредставительными.

2014 год был в Новой Зеландии годом выборов разного уровня, и в этом же году случился новый конфуз с актом о психоактивных веществах. Журналисты и политики называли его катастрофическим. Высокопоставленные парламентарии утверждали, что сами не понимали, за что голосовали. Не ожидая, что какое-нибудь из рекреационных веществ пройдет процедуру тестирования, они думали, что регулирование – это синоним запрета. В мае, почти ровно через год после принятия закона, парламент пересмотрел свое решение по акту о психоактивных веществах. Были запрещены все субстанции, бывшие тогда в продаже. Было также запрещено тестировать рекреационные психоактивные вещества на животных, что, собственно говоря, сделало саму процедуру тестирования невозможной.

Многие люди высказывали в новозеландских СМИ мнение о том, что эти поправки практически похоронили Акт. Однако Данн придерживается иного мнения: «Это не значит, что мы совершили внезапный поворот оверштаг. Это означает лишь то, что партии непроверенных веществ, которые под шумок продолжали продавать, теперь попали под запрет. Кроме того, никто не мешает производителям проводить доклиническое тестирование заграницей, в странах, где разрешается такое тестирование на животных, а потом перейти к клиническим испытаниям с участием людей, при условии, что результаты опытов на животных не будут упомянуты в заявительных документах».

«Думаю, это возможно», – сказал в заключение Данн. Дональд Ханна, бывший ранее первым руководителем Управления по регулированию оборота психоактивных веществ, подтверждает, что производитель, опирающийся на данные клинических испытаний, показавших низкий риск от приема средства, «должен иметь право подавать заявку в министерство здравоохранения». В 2015 году, когда я пишу эти строки, продолжается планирование мест размещения точек, где будет производиться торговля не существующими пока товарами, как того требует закон. Регулирующие органы лицензируют производителей и финансируют университеты, поручая им проведение соответствующих исследований. Продолжаются попытки выяснения, что из себя представляет «низкий риск», прежде чем начнется прием заявлений от производителей, желающих представить свои продукты на утверждение.

Боуден надеется выставить на рынок один из продуктов в течение следующих трех лет, невзирая на полный запрет всей его продукции – согласно закону, принятию которого он сам, не в последнюю очередь, способствовал. Этот закон создал ему большие финансовые трудности, из-за чего Боудену пришлось продать лабораторию и часть недвижимого имущества.

Стратегия, подобная решению новозеландского правительства тестировать рекреационные психоактивные вещества и регулировать их оборот, может ввести в практику новое понимание наркотической зависимости как расстройства обучения и направить в соответствующее русло будущие усилия. Способствуя выбору веществ с низким риском вызывания зависимости для утверждения, такая политика может побудить людей заменять вредные наркотики менее вредными веществами. Проводя разумную ценовую политику путем избирательного налогообложения или другими мерами, определяя время и место продаж, власти смогут влиять на контекст употребления психоактивных веществ и в идеале подстраивать его под новые данные, которые позволят еще больше снизить риск развития зависимости. Ограничивая потребление рекреационных психоактивных веществ взрослыми людьми, подобная система позволит свести к минимуму доступ молодежи к таким веществам именно в том возрасте, когда существует самый высокий риск возникновения наркотической зависимости (в идеале такое ограничение не должно быть связано с криминализацией употребления таких веществ подростками; достаточно будет поддержки и просвещения). Ограничение рекламы может в еще большей степени снизить риск, связанный с прессингом производителей, стремящихся продать больше своей продукции, хотя, конечно, полное запрещение рекламы и ограничение продаж психоактивных веществ государственными некоммерческими магазинами – это, вероятно, выход лучший, нежели полная коммерциализация отрасли.

Попытка Новой Зеландии регулировать оборот рекреационных психоактивных веществ пришлась в самое удачное время в свете современного состояния международной антинаркотической политики. Если бы о введении такой системы просто заговорили бы в девяностые годы, Соединенные Штаты раздавили бы эту идею в зародыше, так как в то время наша страна неофициально играла роль мирового антинаркотического жандарма. Хотя многие американцы не знают об этом аспекте нашей внешней политики, известно, что до недавнего времени США были организатором, вдохновителем и ударной силой в мировой антинаркотической войне – отчасти потому, что только на это могли согласиться бывшие противники в холодной войне. Как следствие, Америка, при поддержке России и Китая, практически единолично определяла, что допустимо в рамках международного антинаркотического законодательства, которое впервые было кодифицировано в конвенции ООН по наркотикам в 1961 году.

В течение прошедшего полувека, используя угрозы урезания финансовой помощи, введения торговых санкций и другие методы выкручивания рук, США активно мешали другим странам вводить более либеральное антинаркотическое законодательство. Вопреки общепринятому мнению, марихуана до сих пор не легализована в Нидерландах (закон пока не вступил в силу) и причиной тому стала Америка, точнее ее позиция по этому вопросу. По мнению Дэвида Бьюли-Тейлора, ученого, занимающегося вопросами контроля за оборотом наркотиков в университете Суонси, Соединенные Штаты принудили правительство Ямайки отменить декриминализацию марихуаны в 2001 году и удержали Мексику от смягчения наказаний за связанные с наркотиками преступления. Мы угрожали Канаде санкциями за приверженность стратегии уменьшения вреда, когда в Ванкувере были организованы помещения, где зависимые могли безопасно вводить в вену наркотики. В девяностые и нулевые годы США активно пытались убедить европейские страны, Великобританию, Новую Зеландию и Австралию отказаться от политики уменьшения вреда от наркотиков.

Однако с тех пор, как президент Обама разрешил штатам Колорадо и Висконсин легализовать марихуану в рамках своей предвыборной кампании 2012 года, Соединенные Штаты теперь, по-видимому, сами нарушают международное антинаркотическое законодательство. (Поскольку мы всегда по собственному произволу трактовали и применяли эти законы, то утверждать наверняка это невозможно; мы, естественно, говорим всем, что ничего не нарушаем.) Даже при том, что наши государственные чиновники – медленно и с большим скрипом – официально признают стратегию уменьшения вреда, они по-прежнему хранят молчание относительно закона Новой Зеландии.

Между тем другие международные организации и структуры проявили удивительную широту взглядов. Чиновники антинаркотических ведомств Британии, Организации Американских государств и Европейского Союза говорят о программе, разработанной в Новой Зеландии, как о возможном примере для подражания. Когда же чиновник министерства здравоохранения страны киви принял участие во встрече членов комиссии ООН по наркотикам в Вене в 2014 году, то к начинаниям его страны был проявлен большой интерес во всем мире. В октябре того года ведущий научный журнал, посвященный изучению наркотических зависимостей, – «Addiction» посвятил целый номер новозеландскому эксперименту.

Конечно, любая разумная система регулирования рекреационных психоактивных веществ должна для начала попытаться взять под легальный контроль торговлю марихуаной, а не новыми психоактивными субстанциями. Коноплю потребляют в мире миллионы людей в течение нескольких тысячелетий, а американское агентство по наркотикам, потратив всего пару десятков лет – и больше 100 миллионов долларов, – тщится (без особого, правда, успеха) доказать невероятную вредность этого наркотика. Легальные психоактивные вещества – это новые наркотики, за которыми не стоит опыт многолетнего употребления, и некоторые из них уже проявили свою потенциальную смертельную опасность.

Однако в то время, когда правительство Новой Зеландии начало свой опыт регулирования производства и продаж рекреационных веществ, подобная легализация марихуаны была невозможно по политическим соображениям. После того, однако, как продажа имеющихся рекреационных веществ в Новой Зеландии была все же запрещена, вновь оживились разговоры о легализации марихуаны. В конце концов, по большей части синтетические продукты имитируют эффекты травы, которую, кстати, потребители всегда предпочитают. Те, кто выбирает синтетическую марихуану, поступают так для того, чтобы избежать сдачи анализов на наркотики, или из-за того, что хотят пользоваться легальными психоактивными веществами. Как это часто бывает в условиях нашей иррациональной политической системы, потребители вынуждены принимать более вредные наркотические субстанции из-за наших попыток запретить менее вредные рекреационные вещества.

Теперь, когда в четырех штатах и округе Колумбия проводится эксперимент с легализацией марихуаны, мы сможем наконец на опыте узнать, какой тип контроля является наиболее успешным. Эти штаты, так же как Новая Зеландия и Уругвай, где недавно легализовали марихуану на общенациональном уровне, смогут представить примеры того, какие способы работают, а какие – нет. Системы контроля в этих странах разные, что позволит оценить их сравнительную эффективность.

Для того чтобы еще больше усовершенствовать эти меры регулирования, очень важно рассматривать зависимость как расстройство обучения. Мы знаем, что дозы и методы введения играют большую роль в вероятности развития зависимости. Но как надо контролировать доступность, чтобы свести к минимуму привычки, приводящие к развитию зависимости? Мы также знаем, что возникновение зависимости связано с возрастом, в котором происходит первое употребление наркотиков. Есть ли какие-то способы просвещения, которые удерживали бы детей и подростков от слишком раннего начала употребления наркотиков? Место, где человек вводит себе наркотик так же важно, как и ожидание определенного эффекта. Как можно с помощью регулирования и просвещения влиять на эти факторы? Характер, интерпретация человеком чувственного опыта и умение справляться с неурядицами и стрессами другими, более здоровыми способами – все это играет огромную роль в том, будет усвоена зависимость данным человеком или нет. Что мы можем сделать, чтобы вовремя, то есть как можно раньше, вмешаться, но без стигматизации, без позорных диагнозов и вредных методов лечения? Более того, зная, что наказание – неэффективный способ лечить людей от зависимости, какую можем мы предложить альтернативу?

Несколько первопроходческих организаций здесь, в Соединенных Штатах, пытаются искать ответы на эти вопросы.