К огромному удивлению Полины, пройдя через арку, они оказались на Андреевском спуске, но чуть ниже Андреевской церкви.
— Не то что бы мы ее боялись, — тихо сказал черт, рассматривая красавицу, венчанную изящным зеленым куполом и четырьмя башнями в виде маленьких колоколен, — но она хоть безприходная, но все же остается церковью. Да и возноситься над всем Подолом! Видишь красный шлагбаум — он защищает нас, а с другой стороны — ее. Так что если тебе от нечистой силы спрятаться нужно, держись к храмам поближе. Не убережет, конечно, но может и испугать, если тварь не сильно злая и голодная.
— Тебя послушать, так в Киеве одна нечисть обитает, — сощурилась девушка. Она оглянулась назад. Оказывается они прошли через арку дома-терема!
— Не одна, но и без нее никак. Ладно, со мной тебе нечего бояться! На то я и черт, — усмехнулся парень.
— Но церквей опасаешься, — напомнила девушка. — Кстати, а почему ее не постигла участь Десятинной?
— Сравнила! — хмыкнул Лекс. — Десятинная — символ княжеской власти на месте древних жертвоприношений. Ведь ее построили как раз на Бабьем Торжке! Там и рынок был и богов почитали, но не христианских, — подмигнул черт. — А вот Андреевская церковь стоит на особом месте. Есть легенда, что именно на этой горе апостол Андрей, первый из последователей Христа, возвел крест, пообещав, что на земли эти снизойдет великая благодать. Говорят, что в те время Днепр был морем, но стоило воткнуть крест в землю, вода ушла. Именно поэтому у Андреевской церкви нет колоколов, чтобы не разбудить спящий родник, которому под силу затопить весь Киев. Хотя это не помешало киевской газете в начале двадцатого века зло пошутить над горожанами, сообщив якобы сенсационную новость. Мол у Андреевской церкви упала колокольня, завалив обломками всю улицу. Журналисты думали, что никто не поверит, но вышло иначе.
— Неужели никто не знал, что там никогда не было колокольни?
— А ты знала? — улыбнулся Лекс, а девушка на секунду замялась, но потом, расправив плечи ответила:
— Как-то не обращала внимание.
— Вот и остальные так же. Киевляне никогда не были особо внимательны, а вот на сочинение баек — всегда горазды. Чего одна "новость" о крушении колокольни стоит! Вмиг все сбежались посмотреть. Даже Растрелли, автора проекта в миг переименовали на Варфоломея Варфоломеивеча, хотя на самом деле его звали Франческо Бартоломео де Растрелли.
— Почему?
— Я тоже не все знаю, — потянул Лекс, за что получил легкую оплеуху от Поли. — Ладно-ладно! Но я правда могу только догадываться…
— Неужели это связано с Варфаламеевой ночью…
— Фи… — хмыкнул Лекс. — У нас с французами общих дел нет! Если с кем и связано, то скорее всего с самим Варфоломеем. Апостол призван четвертым из всех последователей Христа. Иисус назвал его: "израильтянин, в котором нет лукавства".
— И что? Причем тут Растрелли?
— А притом, что он, делая свой проект про приказу веселой "императрикс" Елизаветы, не учитывал оползни, из-за которых то и дело рушились предыдущие церкви. Ведь подземные источники никуда не делись. Вот и пришлось Мичурину, непосредственному строителю, идти на всяческие ухищрения, чтобы церковь устояла. Фундамент углубили более чем на сорок метров. Да и у солебата внутренние стены достигают в толщину двух метров. Украшения тоже чугунными делать не стали, заменив терракотой.
— Сапромат он не любил, да?
— Человек творческий, — пожал Лекс плечами. — Куда уж ему в технические тонкости лезть. В любом случае, церковь получилась на славу.
Парень замолчал, а девушка продолжала рассматривать самый изящный их киевских храмов. Поля любила Андреевский за его самобытность и особую атмосферу. Крутой, извивающийся спуск, покрытый круглым булыжникам обещал смерть дамским шпилькам, соприкосновение с прошлым и интересные покупки. В последние годы улица превратилась в маленький культурный центр. Сюда принято приезжать за сувенирами, интересными этно-поделками, авторской бижутерией и недорогой живописью вольных киевских художников. А уж из антиквариата тут можно купить не только марки и все виды когда-либо выпускаемых утюгов, но и украшения.
Людей на улице было немного, несмотря на выходной день. Во всем виноват холод, который загнал как продавцов, так и покупателей домой, поближе к теплым одеялам и вездесущим телевизорам.
Тут травница заметила, что Лекс куда-то делся. Она обернулась, ища его глазами. Парень стоял возле стульчика, на котором сидела толстая важная серая кошка. Радом с ней стояла шкатулка с деньгами, куда прохожие могли пожаловать мелочь на рыбку. Поля подошла к парню, и уже знала, что делать. Девушка взяла черта за руку и тут же услышала разговор:
— Ты бы еще в снегопад пришел! Ходите тут! Просите! Базарный День им подавай!
— Репьшечка, миленька, что тебе стоит. Пусти девочку! Нам только травки да серпок прикупить.
— Бесплатно не работаю, — важно напомнила кошка.
— Как водиться, — сказал черт и положил в шкатулку золотую монетку.
— Ну, что ж… давай руку, человеческая девочка.
Полина с опаской глянула сначала на кошку, потом на Лекса.
Усатая не выдержала и мяукнула:
— Да не кусаюсь я! Руку давай, коли на Базарный День хочешь!
Полина протянула ладонь, а кошка тут же положила на нее свою теплую лапку. С виду обычная серая кошка, но гза у нее невиданного зеленого цвета, с голубыми вкраплениями. Поля отродясь таких не видела… Но тут ее отвлек шум внешнего мира. Она подняла голову и увидела, что теперь вся улица заполнена людьми и торговыми палатками. Куда-то исчезли реставрационные зеленые сетки и все дома искрились новизной. Тяжело определить, в какой эпохе она находилась, ведь вокруг ходили и дружинники, и ультрамодные парни из современности. Все шумели, торгуясь за товары.
— Что это? — удивилась девушка, оглядываясь по сторонам.
— Базарный День, — хмыкнул Лекс.
— Но мы же не в настоящем…
— Не спрашивай, — махнул рукой Лекс. — Здесь это не важно. Понимаешь, Андреевский, а во времена Киевской Руси — Боричив узвиз, всегда был границей между мирами — княжеским городом и ремеслянницким центром. Он даже долгое время, а если точнее во времена царской России, назывался "Большая дорога с Верхнего Города на Подол". А потом разные силы начали его использовать как проход между мирами… дыр понаделали! Образованное пространство нужно чем-то наполнить, вот и сделали тут то, что было здесь всегда — рынок ремесленников. В девятнадцатом веке говорили, что тут можно прожить всю жизнь, никуда не выезжая, и ни в чем себе не отказывая. Более того, тут даже похоронить могут. На Замковой горе в лесочке спряталось монастырское кладбище. Старопорядковцы значительно расширили обычный ярмарочный ассортимент. Нет того товара, что нельзя приобрести в Базарный День. Пойдем искать.
Полина раньше думала, что в выходные по Андреевскому ходить сложно, но она ошибалась. Базарный День не шел ни в какое сравнение. Глаза разбегались не только от невиданных чудес, стоявших на прилавках, но и от самой публики. Казалось весь мир сбежался прикупить себе необходимого. Буквально у первой бабки они купили нехилый мешочек тирлич-травы.
— Чего мы сразу сюда не пошли? — удивилась Поля. — Тут тырлич-травы валом. Да и вообще травы любые. Даже трын-трава!
— Неудивительно, что тут выбор больше. Еще до жилой застройки на Андреевской горе даже Аптекарьский сад был. Тут всегда все было. Хотя теперь дороже, — скривился Лекс, да и Репяшечке платить за вход не нужно. Нам же еще боевой серп купить нужно.
— Он тут тоже есть?
— Тут есть все.
Стоило им отойти от бабки, вокруг закружили цыгане в ярких нарядах, они пели песни, предлагали погадать. Лекс подтянул девушку ближе в себе и бросил в сторону пригоршню монет, и тут же отвел травницу подальше.
Чуть позже мимо них прошли буддисты и отряд настоящих казаков.
— А они что здесь делают?
— Куда же без них? Может быть княжая стража, а может и гетьманская.
— А гетьман тут откуда?
— Дашко. Ты сейчас на пересечении всех эпох. Тут ты и варваров встретить можешь и людей из будущего. Всех, кто знает, как сюда пройти или попадают случайно.
— То есть, тут могут быть обычные люди?
— Конечно.
— Но они поймут?
— Вряд ли, — улыбнулся черт. — Они могут подумать, что просто собралось слишком много народу. Это же Киев! Тут замечают только то, что хотят! А Андреевский — самая старая и самая киевская из всех улиц. Чего тут только не было!
— Например, Аптекарский сад! — кивнула девушка. — Я этого не знала.
— Истинная киевлянка, — поддел Лекс. — Но если с самого начала брать, то это и правда был путь доставки товаров. Мало того, тут и подати брали. О того и название "Боричев". Мало того, что "взбираться", так еще и собиратели "бирючами" назывались. Говорят, именно здесь стащили идол Перуна с главного капища.
— Но его стащили по линии фуникулера!
— А я и не думал, что ты настолько стара, — улыбнулся Лекс.
— Но… мне рассказывали!
— Кто? — перед глазами Поли пронеслось ее короткое свидание с Миром, а сердце напомнило о боли обмана.
— Никто, — сказала она, дав себе обет не думать о наследнике.
— Кто сейчас уже скажет тебе, где правда, а где ложь. Я не жил в те времена, может потому и боюсь церквей. Для меня они имеют значение.
— А для более древних?
— Нет, конечно. Вера людей — важна, но и она не главное. Вон пару лет назад на Замковой горе установили для современных язычников жертвенный камень. Настоящие староверы только посмеялись. Никогда там сакрального места не было! Замок был, да, но освободительная война Богдана Хмельницкого стерла его с лица земли. А все россказни, про Лысую гору — фикция. Хоревица она.
— А дальше что?
— А дальше церковь построили и твой любимый сад-огород разбили.
Полина рассмеялась.
— Вот ты смеешься, а знала ли, что если застраивать Андреевский начали в начале девятнадцатого века, то к его середине тут уже располагалась улица красных фонарей?
— Что?!?
— Да-да-да. Именно так. Может быть она бы здесь была до сих пор, если бы некий любитель архитектурного шедевра Растрелли Муравьев. Он жил выше дома-терема и на сам спуск почти не ходил. Но стоило раз побывать, но тут же принялся бороться за любимую церковь. Человеком он был небогатым, но влиятельным. С его посылки оплот разврата был перенесен на Нижний Вал, а потом вообще на Ямскую. Улицу всячески облагородили, в том числе положили камень. Раньше здесь была просто грунтовая дорога.
— Какой хороший поступок!
— Стандартный для недокучливого пожилого активиста.
— Какой же ты вредный, Лекс! Человек для своего города старался! — покачала головой поря, давая дорогу женщине с козой.
— С его легкой руки жизнь на Андреевском заметно погрустнела. Знаешь, ведь тут никогда не жила богема. Одни работяги. Средний класс, так сказать. После того, как ночные мотыльки упорхнули, тут развернулись лавочники. Взять тот же "Замок Ричарда". О нем ходила дурная слава из-за "воющих стен". Говорили, что там живут приведения, хотя на самом деле, рабочие так отомстили хозяйке за то, что она с ними не рассчиталась. Но то, что пугает постояльцев, не помеха художникам и скульпторам, которые тут же открыли там мастерские.
— Никаких приведений?
— Всего лишь фокус с кладкой в трубе.
— И никакой тебе романтики, — вздохнула девушка.
— Ага, одна чертовщина!
— Но ты же сам только что сказал…
— Слово слову рознь, Дашко.
— И как тебе можно верить?
— Черт и вера понятия, которые стоят слишком далеко друг от друга.
— Я заметила! — воскликнула она.
— Ладно, хватит любезничать. Я серп вижу!
Молодые люди подошли к бабке в серых одеяниях. Полина посмотрела на старушку с сомнением. С виду — обычная нищенка. Лекса же вид женщины не смутил:
— Нужен серп, — просто сказал он.
— Не махайра, не хопеш, не копис, а всего лишь серп? — уточнила женщина.
— Серп для травницы.
— О-о-о… дорогой товар ищешь, редкий.
— Почему? — удивилась Полина.
Женщина на нее взглянула, и Полина взяла всю свою волю в кулак, чтобы не отпрыгнуть назад. У женщины были абсолютно черные глаза.
— Не годиться травнице убивать, противно прошептала женщина
— Но…
— Мне-то что? — неприятно улыбнулась женщина. — Как по мне то чем дольше уснет вечным сном, тем лучше. А сейчас времена не спокойные! Ой, не спокойные!
Лекс тайком дернул Полю за курточку, показывая, что говорить теперь он будет. Поля отошла на полшага.
— Цену набиваешь?
— Вещь того стоит.
— Хорошо безделушка?
— Не то слово, — улыбнулась женщина и откинула мешковину, закрывающую прилавок. Там лежал сияющий серп невообразимой со сложным орнаментом на лезвии. На секунду у Лекса проступило удивленное выражение, но он тут же сменил лицо.
— Золотой?
— Смеешься надо мной?!? Сто!
Лексу удалось выторговать покупку за пятьдесят. Они отошли, но Поля не удержалась и оглянулась на странную женщину, но там уже никого не было.
— Мара плохого не продает. Подделки — ниже ее достоинства, но и дерет в десять раз дороже. Нам повезло, — сказал он, отдавая ей серп. — Должна будешь.
— А что попросишь?
Лекс замялся и она тоже. Хоть парень и черт, но она чувствовала, что он действительно относиться к ней как к другу. Это странно, ведь по всем поверьям черт должен выторговать у жертвы душу. И тут она вспомнила, что она не просто человек, а травница. Да и Анчутка — черт маленький, лессовой.
— Ладно, забудь. Я же черт! Да и деньги я за энергию выручил.
— Буду должна, — твердо сказала она.
— Но ты же знаешь, что если меня припрут к стенке, я потребую долг, — сказал он с нажимом и впервые в его глазах проступил мужской интерес. Она понимала, что Лекс умерил шуточки и развязное поведение, чтобы она не боялась его. Ей вдруг пришло в голову, что для него это словно брак по расчету. С другом. Девушка прикусила губу.
— Мы что-нибудь придумаем. В конце концов, неужели темной быть столь плохо?
Она думала, что парень ухватиться за эту мысль, но он тут же перевел тему:
— Фух! Тут влияние святынь почти спало!
— Ты чувствуешь их даже здесь?
— Немного. Шлагбаум сдерживает свет только частично, но уже у замка Ричарда всем дышится спокойно. Тут наша земля! Свободная.
— Чертовшина… — пошутила Поля. — А я не верю! Сам говорил, что все это россказни! Откуда здесь, среди художников и скульпторов полтергейсту взяться?
— Скульпторы говоришь… Хм. Была тут мастерская у Балавенского, так он со своими учениками для украшения замка Ричарда создал точные копии химер и чудовищ с собора Парижской Богоматери.
Полина вскинула голову, но ни одного чудища на фасаде и крыше не обнаружила.
— Их установили во внутреннем дворике. Но простояли они там не долго — исчезли.
— Жаль…
— Ты не спросила, куда они исчезли.
— Куда? — послушно спросила девушка, затаив дыхание от волнения. Парень наклонился к ее уху и прошептал:
— Никто не знает…
— Ну, тебя! — отшатнулась девушка, борясь с желанием зарядить ему еще одну оплеуху. — Это еще не о чем не говорит!
— Да? А то, что жильцы тут "интересные" были. Хоть Голубьева взять: Профессор, преподаватель, историк, а книги для библиотеки в основном воровал. Даже присвоил себе архив Выдубитского монастыря. Его родственники после смерти продали исторические документы на вес. Потом на Бесарабке в них рыбу заворачивали.
— Ужас какой! — покачала головой Полина, но сдавать позиции не собиралась: — Одного чудака мало, чтобы это доказать. Тут в соседнем доме Яновский жил! Всеми уважаемый "святой доктор" уж точно не вписывается в твою версию.
— Однажды, — как ни в чем не бывало начал новую историю Лекс: — К Феофилу Гавриловичу до приема пришла молодая девушка за помощью. Она просила его навестить больную мать. Врач за все годы практики никому не сказал "нет". Когда он явился по указанному адресу, лежачая женщина в доме была одна и очень удивилась визиту. Когда она спросила, кто сходил за ним, он указал на портрет юной особы над кроватью. Женщина очень разволновалась, ведь ее дочери уже год, как не было в живых.
— Призрак? — удивилась Поля.
— Все так и подумали, — пожал плечами Лекс. — Но она вполне могла прийти через Базарный День.
— То есть, пришла из прошлого?
— Возможно. Это же Андреевский, тут и не такие чудеса бывают. На людей всякое находит. Вон напротив тоже чудаки жили. Например, ювелир, который женился на вдове своего мастера, хоть та была старше его более чем на четверть века. Да и когда оккупация была, никуда с Андреевского не уехал. Говорят, когда немцы ворвались в дом, то обнаружили седого старика с длинными волосами и бородой, сычом на них смотревшим. Они так испугались, что решили его арестовать, приняв за еврея, но соседи пояснили им, что перед ними церковный староста.
— И как это он не испугался…
— Тут был его дом. Все что он знал и любил больше жизни. От себя не убежишь. Вот и остался, — ответил Лекс в несвойственной ему сентиментальной манере.
Они как раз проходили дом Булгакова под красноречивым номером тринадцать. Поля ждала, что Лекс вспомнит и о писателе, но обманулась:
— А ниже, кстати, была мастерская архитектора Шимана. Тот, что построил "Лейпциг" на углу Владимирской и Прорезной. Мы там сегодня были, помнишь?
Травницу передернуло, когда она вспомнила существо, охраняющее дом.
— Его еще называют "буйным архитектором".
— Почему?
— Морозным днем вздумалось ему укрыть своим плащом прохожую киевлянку. Женщина галантности не оценила и закричала на всю улицу. Ее ребенок и няня тоже не молчали. Горе-благодетеля забрали в участок и установили личность. Модный архитектор не выдержал такого к себе отношения и устроил буйный скандал, учинив в участке полный разгром. Случай широко осветила вездесущая киевская пресса.
— Ты хочешь сказать, что это соседство с Чертовыми Тропами так на них повлияло?
— Все может быть.
— Но ты говорил…
— Я черт, — улыбнулся Лекс, — умею зубы заговаривать. Ладно, пора выбираться, — парень схватил девушку за руку и, крутанув по оси, натолкнул на огромного казака. Полина клипнула глазами, пролепетав извинения, готова была убить Лекса, как тут поняла, что все исчезло. Толпа, обилие товаров и странных людей сменилась обычными палатками с магнитами и безделушками. А колоритный мужчина невозмутимо пошел дальше по улице. Стоило ей закрыть глаза и помотать головой как и он исчез.
Она повернулась к черту:
— Ничего себе, проходы между мирами!
— А ты ждала колодцев, зеркал и космических порталов?
— Ну уж точно не кошку и громилу в национальном костюме!
— Это не фантастика. Это жизнь, — ответил ей парень и развернул в нужном направлении: — Давай, провожу тебя до метро. Прости, что не подброшу — мне сегодня еще кое-куда зайти нужно.
— В "Лейпсиг"?
— Хорошая память, — кивнул Лекс.
Молодые люди двинулись в сторону Контрактовой площади.
Травница совершенно не обиделась на черта, ведь она получила именно то, что хотела и теперь жаждала поскорее уединиться, чтобы обдумать дальнейшие действия. Во-первых, она нужно научиться пользоваться серпом, а во вторых — почаще встречаться с девочками, чтобы варить зелья. Они, конечно, шумные и часто ошибаются, зато опыт неоценимый.
Судя по последним событиям, в Другом Киеве без друзей никак! Это знала и Инесса, этим и объясняется ее столь странная дружба с Надеждой Макаровной. Все кого-то держаться. И Ведьмак ей говорил, что братчина, словно семья. Даже гордая и независимая Таисия не может без поддержки.
Один в поле не воин.
Полина впервые почувствовала, что при всей сумбурности происходящего, ее жизнь, наконец, идет на лад. И нее есть цели, интересы, друзья. Хоть какая-то определенность. Да, она не переполнена ожиданием чего-то большого и прекрасного, но приобрела порядок, смысл. Ведьмак был прав. Ей это было нужно.
Подходя к домику, Полина, укутавшись поплотнее, напевала под нос, но увиденное заставило ее оборвать детскую песенку на полуслове.
— Привет, — сказал Мир, выбежав навстречу.
Полина в ответ лишь кивнула. По его беспокойному виду понятно, что он ждал приглашения в дом, но травница продолжала стоять идолом.
— Как дела? — спросил он, растерявшись.
— Это ты мне скажи.
— В смысле?
— Что тебе делать у моего дома? Опять мимо проезжал?
— Я беспокоился.
— С чего это?
Растерянное выражение начало превращаться в агрессивное:
— Я думал ты с Лешей, то есть Лексом.
— И что дальше?
— Как что?!?
— У нас свободная страна.
Тут парень не выдержал и схватил ее за плечи:
— Но ты светлая ведьма!
Полина презрительно посмотрела на пальцы, сжимающее ее плечи:
— Это уже мне решать, — сказала девушка холодно.
Мир покачал головой, словно борясь с демонами. А потом поймал ее взгляд. В его глазах горело отчаянье и Полинина вера в правильность поступков впервые пошатнулась. Тем временем парень зашептал:
— Прости. Прости… Я не могу этого вынести! Когда представляю, что ты и он… — он наклонил голову, смотря в землю. Ей показалось, что он не выносит ее взгляда. Или боится его.
Девушка прикусила губу. Она не хотела видеть его таким. Из уверенного юноши Суздальский превратился в человека с тяжким грузом, раздираемого внутренними страстями. Травница чувствовала, что самым правильным было бы поднять его голову и целовать до исступления, но это для них невозможно.
— Уходи, Мир, — прошептала она.
— Я никогда не смогу уйти, — покачал он головой. — Ты сама знаешь.
Полина замерла. Догадка модней осветила голову. Конечно! Какая же она дура! Жизнь пошла на лад! Сейчас, разбежалась!
— Откуда ты знал, что я была с Лексом?
— Поля…
— Ден, — ответила за него девушка.
Он следил за ней! Он использовал ловов, чтобы те следили за ней!!! Все теплые чувства, которые еще тлели в ее душе, накрыло ледником.
— Как ты мог так поступить со мной, о великий князь?
— Я еще не князь.
— Разве? А уже заришься на мою свободу…
— Я волнуюсь!
— А я не волнуюсь, потому что знаю, что ты почти женатый человек! Уезжай!
— Я не люблю ее, — серьезно сказал парень.
— Так ты приехал, чтобы я тебя пожалела? — спросила девушка на последок, и не дождавшись ответа, зашла в дом.