Генералы, как правило, люди упрямые и честолюбивые. Никто еще не стал начальником генерального штаба только потому, что был милым парнем или принимал к сердцу чужие беды. Но есть генералы и генералы. Есть такие, кому достаточно вести своих подчиненных в бой, и есть такие, которым всегда чего-то не хватает, такие, кого мучает неутолимый политический голод.

Высокопоставленные офицеры, которые со временем становились политиками или даже государственными мужами, не такая уж редкость в Библии. Сам царь Давид в начале своей карьеры командовал отрядом. Ииуй, один из военачальников в Рамофе Галаадском, свергнул Иорама, сына Ахава, и стал царем. Замврий, кавалерист, убил царя Илу и объявил себя царем, после чего Амврий, военачальник израильского войска, свергнул Замврия и воцарился сам.

Иоав, сын Саруи, был профессиональным военным. Война была его занятием, и политические интриги его совсем не привлекали. Если он порой и отступал от своего строгого кодекса воинской этики, то лишь из преданности царю и царской семье. В конце концов он был племянником царя Давида. В любом случае Иоав прыгнул в политическую сечу только один раз, в последние дни жизни Давида, когда он открыто поддержал Адонию против Соломона. Этот прыжок стоил ему жизни.

Несмотря на то что бравый солдат Иоав был лишен политического честолюбия, удрученный летами царь Давид в своем ханжеском завещании, продиктованном на смертном одре, все-таки дает четкое распоряжение покончить с ним. Как-то странно читать, что старый грешник в преамбуле заклинает своего сына Соломона ходить путями Господа, «соблюдая уставы Его и заповеди Его, и определения Его и постановления Его, как написано в законе Моисеевом». Сам-то Давид, по правде говоря, и половины заповедей не соблюдал, если не меньше. Убийства, блуд и шантаж были его хлебом насущным, что ни в коей мере не отрицает наличие у него острого политического чутья. Как бы то ни было, после этих благочестивейших вступительных слов он берет себя в руки, переходит к делу и сообщает своему сыну Соломону имена тех, кто подлежит уничтожению. Их всего два. И первое — Иоав, начальник его генерального штаба. За что этот верный служака удостоен подобной расправы — вопрос сложный, но он проливает свет на общую сложность отношений между политиками и генералитетом.

Официальную причину для ликвидации Иоава Давид привел следующую: «Ты знаешь, что́ сделал мне Иоав, сын Саруин, как поступил он с двумя вождями войска Израильского, с Авениром, сыном Нировым, и Амессаем, сыном Иеферовым, как он умертвил их… Поступи по мудрости твоей, чтобы не отпустить седины его мирно в преисподнюю». Объяснение Давида дыряво, как решето. Это чистейшей воды предлог. Да, Иоав убил Авенира, но с тех пор миновало сорок лет. Причем Авенира он убил, во-первых, из-за кровной мести — довольно обычная форма поведения в те дни, а во-вторых, опасаясь, что Авенир шпионит за Давидом. И факт остается фактом: смерть Авенира была много выгоднее для Давида, чем для Иоава. Да, конечно, Иоав потом был назначен на пост Авенира, начальника генерального штаба, но Давид-то таким образом избавился от самого могущественного человека в семье царя Саула.

После смерти Авенира Давид разыграл блестящий спектакль скорби. Это было одним из первых и наиболее явных указаний, что он успешно переходит с полей сражений в сферу политики. Давид оплакал Авенира, устроил ему пышные царские похороны, шел за его гробом и рыдал над могилой. Он завершил спектакль незабываемой тирадой: «Знаете ли, что вождь и великий муж пал в этот день в Израиле? Я теперь еще слаб, хотя и помазан на царство, а эти люди, сыновья Саруи, сильнее меня; пусть же воздаст Господь делающему злое по злобе его!» Кого он пытался обмануть? Этот самопровозглашенный слабак, этот хрупкий юноша много лет был главой шайки недовольных. Он был военным героем, известным твердостью и беспощадностью. На протяжении многолетней карьеры он убрал со своей дороги еще несколько невинных душ, вроде Урии Хеттеянина, к которому мы еще вернемся, и злополучных сыновей Рицпы, дочери Айя, наложницы Саула, которые были выданы гаваонитянам и жестоко казнены.

В любом случае, если бы Давид действительно хотел покарать Иоава за убийство Авенира, он не стал бы ждать сорок лет. Куда более вероятно то, что причиной враждебности Давида была роль, которую Иоав сыграл в заговоре Авессалома. Вопреки прямому приказу Давида, Иоав убил Авессалома. В отличие от политика Давида он никогда не посылал других делать за него грязную работу. Он выполнял ее сам. Гораздо сильнее самого убийства должны были подействовать слова, сказанные царю Иоавом уже после. Горе Давида из-за смерти сына было столь глубоким, что он не выходил к народу. В результате в стране воцарилось смятение. Иоав пришел к Давиду и с глазу на глаз предупредил его, что своим поведением он отталкивает от себя всех и что, если он не возьмет себя в руки, он, Иоав, и его воины уйдут от него, «и это будет для тебя хуже всех бедствий, какие находили на тебя от юности твоей доныне». Давид понял намек, совладал с собой и вышел к своему народу. Увидев, что царь вновь стал самим собой, все бывшие приверженцы Авессалома вернулись под его начало.

Иоав убил мятежного сына Давида по одной-единственной причине — из преданности царю. У него самого для этого не было абсолютно никаких оснований. Наоборот, только благодаря активному вмешательству Иоава Авессалом получил разрешение вернуться в Иерусалим после того, как убил своего брата Амнона и бежал в Гессур. Только человек с безупречной лояльностью Иоава (слово, для которого в Библии нет эквивалента) и его практичностью мог сказать такое царю, оплакивающему сына. Иоав спас Давида от его сына, но, возможно, перегнул палку, слишком уж ревностно исполняя свой долг. Более того, он увидел царя в полном расстройстве чувств, неспособного выполнять свои обязанности, и вынудил его взять себя в руки. Логично предположить — исходя из человеческой природы, — что тут-то Давид и затаил злость на своего главнокомандующего. Однако прямых доказательств мы привести не можем. Да и такая злость вовсе не обязательно служит побуждением к убийству. Вероятнее всего, причину устранения Иоава следует искать в событиях того времени, когда Давид старел и силы, соперничающие из-за трона, заручались поддержкой своим кандидатам.

Не секрет, что умственные способности Давида несколько ослабели с наступлением дряхлости. Это может случиться — да и случается — в самых благородных фамилиях, начиная от президентов и премьер-министров и ниже по иерархической лестнице. В любом случае закулисная борьба за трон была в полном разгаре, когда Давид был еще жив. На венец было два претендента — царевич Адония, сын Аггифы, и царевич Соломон, сын Вирсавии. Оценку их характеров можно дать по людям, которые их поддерживали.

Главными сторонниками Адонии были Иоав, главнокомандующий, и Авиафар, первосвященник. Оба они с самого начала принадлежали к окружению Давида. Об Иоаве мы уже говорили; Авиафар был священнослужителем, который обычно сопровождал Давида в сражениях. Оба они были с ним во всех передрягах, голодали и томились жаждой вместе с ним в пустыне, сражались бок о бок с ним, снова и снова доказывая свою преданность ему. Причем ни у Иоава, ни у Авиафара не было никаких личных причин поддерживать Адонию. Благо Дома Давидова — вот их единственная цель.

Соломон же опирался на триумвират очень странных соратников. Во-первых, Вирсавия, его мать. Та бабенка, которая любила принимать ванны перед открытым окном на глазах у соседа. Та бабенка, которая без зазрения совести прыгнула в кровать царя Давида, пока ее муж Урия сражался за него на фронте. Та бабенка, которая выскочила за царя почти сразу после того, как он убил ее мужа. Второй опорой Соломона был пророк Нафан, лицемерный священник, специализировавшийся на лжи и интригах. Именно он сочинил в связи с устранением Урии ту замечательную притчу про овечку бедного человека. Однако теперь, когда это стало выгодно, позабыл, что овечкой в притче была его нынешняя сообщница Вирсавия. Третий, кто поддерживал Соломона, — Ванея, сын Иодаев, был одним из отборных воинов Давида и естественным кандидатом на должность Иоава, если б она вдруг стала вакантной. Имея за спиной прекрасную незапятнанную военную карьеру, Ванея присоединился к этой сомнительной компании просто потому, что хотел повышения.

Развитие событий в борьбе двух лагерей должно послужить хорошим уроком любому честолюбивому офицеру, который собирается заняться политикой. Дряхлеющий Давид страдал от озноба и большую часть времени проводил, пытаясь согреться в объятиях Ависаги Сунамитянки (библейский аналог электрического одеяла). Адония, воспользовавшись слабостью отца, начинает давать волю пристрастию к царской роскоши. Папочке это словно бы все равно. Бессилие царя подбодрило сторонников Адонии, они отправились к источнику Рогель и провозгласили его царем.

Тут в действие вступает Нафан, пророк (приятно заметить, что высокопоставленные священнослужители, бодро пренебрегающие и правдой и моралью, вовсе не чисто современное явление). Нафан, прекрасно зная, что царь уже не в состоянии отличить черное от белого и память его угасла, говорит Вирсавии, матери Соломона: «Иди и войди к царю Давиду, и скажи ему: не клялся ли ты, господин мой царь, рабе твоей, говоря: «сын твой Соломон будет царем после меня, и он сядет на престоле моем»? Почему же воцарился Адония? И вот, когда ты еще будешь говорить там с царем, войду и я вслед за тобою, и дополню слова твои».

Мы являемся свидетелями очень ловкого надувательства — Нафан, пророк, бесстыдно эксплуатирует маразм царя. Давид никогда не обещал корону Соломону, но, как совершенно очевидно из текста, это Нафана не останавливает. Какая разница между Авиафаром, боевым священником, и Нафаном, придворным пророком-интриганом! Ни Авиафар, ни Иоав понятия не имели, что правила игры изменились. Как видим, их долгие годы на полях сражений рядом с Давидом ничего не стоят при столкновении с искушенностью в дворцовой политике Нафана и Вирсавии. Великий Давид оказывается игрушкой в их руках.

Давид отдает приказ помазать Соломона на царство, что и совершается тут же. И вот Соломон — царь, хотя его отец еще жив. Услышав об этом, Адония бежит и хватается за рога жертвенника.

К Иоаву могли бы проявить и милосердие. Выслать, посадить под домашний арест. Но у триумвирата была одна очень веская причина убрать его: Иоав хранил документ, весьма опасный для репутации Дома Давидова — и особенно для Вирсавии. Письмо, которое Давид послал Иоаву с приказом организовать гибель Урии: «Поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер». (Тот факт, что Давид отдал подобное распоряжение письменно, доказывает, в какой мере он доверял Иоаву.) Такая неопровержимая улика в распоряжении Иоава, который мог пустить ее в ход, когда сочтет нужным, была страшной угрозой для молодого царя и царицы-матери, ее царского величества Вирсавии. Терпеть дальше существование противника и неподкупного, и доблестного не было никакой возможности.

Ликвидация Иоава почти наверное пробудила бы у Давида подозрения. И мозговой трест триумвирата породил блистательную идею — они сообразили, что тут очень бы пригодилось завещание. Нафан и Вирсавия уже показали, что способны на что угодно, а Давида ничего не стоило обвести вокруг пальца. И нет ничего удивительного, что они подделали завещание, которое начиналось с благочестивых наставлений, а завершалось парочкой отрубленных голов. Обоснование этих завещанных казней, как мы уже показали, было не слишком убедительно.

И едва Давид почил, как Соломон начал сводить политические счеты. В первую очередь он послал убить своего брата Адонию. Затем он вышвырнул Авиафара из Иерусалима. Иоав понял, что и его конец близок: «И убежал Иоав в скинию Господню, и ухватился за роги жертвенника… И послал Соломон Ванею, сына Иодаева, говоря: пойди, умертви его».

Картина того, как престарелый генерал пытается спасти свою жизнь в святилище Господнем, одна из самых жалостных в Библии. О чем думал неустрашимый Иоав в ожидании смерти? Что он столько раз избегал гибели в битвах только для того, чтобы вот так окончить дни свои? Сожалел ли он, что занялся политикой на старости лет? Верил ли он, что Давид и правда распорядился убить его? Кто может отгадать, о чем он думал, когда Ванея вошел в скинию с обнаженным мечом?

Иоав отказался покинуть убежище. Им овладела слабость — а может быть, прилив горячей веры. «Нет, — сказал он, — я хочу умереть здесь», и вскоре Ванея, сын Иодаев, пошел «и поразил Иоава, и умертвил его». Эти два старые солдата долгие годы сражались рядом под началом Давида. И вот теперь один должен был поплатиться жизнью за ошибку, а другому, его палачу, предстояло занять его должность. Сказали ли они что-нибудь друг другу? Что они чувствовали, когда Ванея занес меч над своим товарищем по оружию и начальником? Библия предоставляет нам строить любые догадки, и только.

Иоав умирает, «и он был похоронен в доме своем в пустыне». Эти несколько слов — прекрасный эпилог жизни этого человека. Когда он не сражался на царской службе, то жил в своем доме в пустыне. Иоав нечасто являлся во дворец в отличие от других министров, высокопоставленных чиновников, советников и придворных пророков. Лесть и интриги были ему не по вкусу. Он не посещал дипломатические приемы с коктейлями, не облачался в пышные одежды для аудиенций. Он не распускал слухов в кулуарах власти и не вступал ни с кем в сговоры. Он оставался сыном Саруи, смелым и честным человеком из пустыни. Быть может, именно по этим причинам он был достоин восхищения и снискал успех как военачальник — и оказался таким жалким политиком.

Иоав дорого заплатил за свою неудачную бесхитростную попытку выйти на политическую арену. Он не знал этой игры, не знал ее правил. Иоав мог потягаться с любым противником на поле боя, но не с гнусненьким пророком, хитрой матерью и избалованным царевичем — царевичем, который ни разу в жизни не держал меча в руке, но без зазрения совести проливал чужую кровь.

Вот так бравый солдат Иоав был предан смерти и похоронен в доме своем в пустыне.