Участие в кибернетической атаке — давно ли у меня о таких экзотических акциях и мысли не возникало. Но, как говорит капитан Булкин, судьба играет… Известие о пленении свербитами Терзалии меня разъярило, и я уговорил капитана дозволить мне участвовать в операции «Прорыв». Булкин, правда, помялся для приличия, с большим сомнением поглаживая бороду, оглядел со всех сторон мою фигуру, вздохнул, точно навек прощался, и сказал:

— Будем надеяться, что ничего летального во время этой маленькой вылазки не случится. Пойдешь с Григорием на правом фланге. Филимону старайтесь не мешать, у него уже есть кое-какой опыт партизанской войны. Зря не высовывайтесь и под пули не лезьте!

— Все будет в лучшем виде, — заверил я капитана, — мы им покажем!

Близился рассвет. Уже вершины гор начинали выступать из тьмы. Из ущелий тянуло холодом, и легкий горный ветер ощутимо будоражил наши, натянутые до предела, нервы. Вскоре должен был появиться Степан на своем саворбе — приходилось спешить.

Филимон сделал смотр нашему войску и, обратив мое внимание на то, что пистолеты перед боевой операцией полезно бывает зарядить хотя бы усыпляющими пулями, приказал выступать.

Роботы выстроились цепью и короткими перебежками, а порою и ползком, по-пластунски, — тяжела служба солдатская, — устремились к заветной цели. Мы за ними с Григорием едва поспевали.

По дороге я где-то обронил свой карабин, но Григорий сказал, что возвращаться за ним не будем — примета плохая.

Вскоре мы вышли, как говорится, на заранее подготовленные позиции (не знаю, кто их для нас подготовил, но выбраны они были Филимоном вполне удачно). Мы залегли за большими валунами, среди скал у поворота дороги, приблизительно в пятидесяти метрах от сторожевого поста. Часовые наших передвижений, к счастью, не заметили.

— Чего ждем? — тихо спросил я Григория. — Главное, внезапность! Пора в штыковую!

— Спокойно, — осадил меня штурман. — Есть указание капитана, нападать только в крайнем случае. Шум нам ни к чему. Потерпи чуток. Подождем Степу.

Как пишут в страшных исторических романах, минуты сочились медленно, точно капли крови из остывающей раны убитого наповал гренадера. Вот уже совсем рассвело, а нашего товарища все не было.

Григорий нервничал:

— Где Степку черти носят? Еще час назад должен был подъехать. Что его задержало?

Я сосредоточенно помалкивал, мысленно проигрывая все свои действия по сигналу «К атаке!». Главное, не забыть снять пистолеты с предохранителей, вспоминал я последние наставления капитана.

И вот нам передали по цепи:

— Внимание. Готовность ноль целых пять десятых.

Рентгеновская установка на шлеме Филимона засекла появление саворба у выезда из ущелья, в двух километрах от сторожевого поста.

Наступил, как опять же пишут в романах, решающий час…

Саворб медленно приближался к въезду в охраняемую зону. Сердце мое колотилось, как будильник древней, но надежной конструкции. По спине ползали мурашки, ноги немного онемели. Казалось, сама смерть прикоснулась к нам своим изрядно проржавевшим, но безотказным инструментом… Сморкалось. Кажется, я подхватил насморк…

Часовой возле будки заметил движение на дороге и стал всматриваться в серую мглу.

— Сейчас начнется, — прошептал Григорий. — Рискует Степан, рискует. Видит же свет прожектора. Мог бы направить саворба через лощину, там, между камней, в него попасть труднее. Так нет, катит вперед по дороге, точно к бабушке в гости. Филимон!

В это мгновение часовой из автомата выпустил предупредительную очередь вверх.

Саворб замер, выбросил из себя на дорогу с десяток золотисто-оранжевых упаковочных ящиков и, быстро пятясь, скрылся за скалами поворота дороги.

Кажется, появление саворба и все эти манипуляции с ящиками порядком озадачили часового. Бедняга даже присел на камень и, положив на колени автомат, лихорадочно начал шарить по карманам шинели, надо полагать, в поисках курева или другого какого успокоительного средства.

Из будки на выстрелы вылезло еще пять сонных, встревоженных охранников и робот с лазерным карабином.

Один из охранников, рослый усатый детина, по виду начальник, сразу направился к часовому:

— В чем дело? Почему шум? — рявкнул он так, что соседние скалы отозвались эхом и с ближайшего горного склона сорвалось несколько камней. — Я же предупреждал, чтобы не беспокоили по пустякам! Я кому говорил?

Солдатик на посту занервничал, вскочил с камня, поправил ремень, выпрямился и, взяв автомат на плечо, доложил:

— Капрал! Тут какая-то ерунда по дороге ползла, вроде огромной черепахи. Пугнул я ее. А она вон те ящики бросила и скрылась.

— Я тебе покажу ерунду! — прогромыхал капрал, размахивая кулачищем перед носом присмиревшего часового. — Совсем сдурели! В карцер захотелось. Какие еще черепахи? Какие ящики? Приснились они тебе, что ли?

— Да вон лежат на дороге, — слабо оправдывался солдат. — Сами смотрите…

Какое-то время длилось безмолвное созерцание ящиков, но вот капрал опомнился:

— Вы двое и робот, посмотрите, что там навалено, быстро!

Прошло еще несколько минут, пока свербиты и робот добрались до ящиков и вскрыли упаковки. Наконец один из свербских храбрецов радостно завопил:

— В ящиках спиртное. Бутылки с коньячными этикетками и вина!

— У! — дружно вырвалось у собравшихся вокруг часового охранников, и в следующую секунду все побежали к ящикам.

Григорий облегченно хмыкнул:

— На этот раз, кажется, обойдемся без душегубства. Молодец Степан, подкинул им то, что требовалось. Филимону можно трубить отбой. Через час, уверен, среди этих тореадоров не найдешь ни одного трезвого. И по дороге не только саворбу, а тысячному стаду быков можно пройти через пост незамеченным.

Так оно и оказалось.

Вскоре один из свербских удальцов под бодрящие возгласы приятелей сорвал зубами пробку с первой коньячной бутылки, принюхался к содержимому и, видимо, удовлетворенный качеством аромата, запрокинул голову, и в три приема ополовинил бутылку, крякнул, занюхал проглоченное кулаком, и, пробормотав что-то отдаленно напоминающее: «Эх, хорошо!», передал сосуд ближайшему соседу.

Вскоре каждый из свербитов, в том числе и часовой, прихватив по ящику, скрылись за дверью будки. Вслед за ними, аккуратно связав попарно оставшиеся четыре ящика и взвалив их на плечи, ушел в будку и военный робот. Воцарилась непродолжительная тишина.

Мы ожидали возвращения на пост кого-либо из охранников. Однако никто не выходил. А из будки послышалась хриплая разноголосица, удары чем-то тяжелым о что-то жесткое, и пьяные голоса затянули свербский национальный гимн.

На дороге опять возник саворб и спокойно прополз в сторону «Звездного орла», где Степана поджидал капитан.

Филимон скомандовал «возвращение», и мы, так и не сделав ни единого выстрела, направились к кораблю. Надо ли говорить, что во мне все пело. Первое боевое крещение прошло, можно сказать, успешно. Главное, никто не пострадал. А в этом, по-моему, и состоит глубинный смысл любой, успешно проведенной, боевой операции.