Стрекоза вернулась быстро, хотя Виктор успел поужинать и даже насладиться тирамису. Его в кафе фей подавали с черным чаем, заваренным так, что даже у кофеманов возникало желание отставить чашечку с кофе и насладиться непривычным напитком.

Стрекоза появилась в одиночестве, с растрепанной шевелюрой, изумленная. Растерянная до такой степени, что Нефритов даже на миг ей посочувствовал. Скорее всего, план его «вливания» в стройные ряды Гюрзы был продуман до мелочей, а он взял, согласился и его сорвал. Сплошные разочарования для вербовщиков.

Девушка плюхнулась напротив Виктора, не сводя с него удивленных глаз.

— Что случилось? — уточнил мужчина. — Вы сейчас, милая, смотрите на меня так, словно у меня ненароком вторая голова выросла.

— Почему вы согласились?! — выпалила Гюрза.

Нефритов удивленно приподнял бровь.

— Что?

— Почему вы согласились? Вы же сейчас должны быть в русском патруле и всеми правдами и неправдами ловить нас! А вместо этого вы соглашаетесь работать на нас? Что за… это… неправильно!

— Вы сами собирались меня склонить к этому варианту любой ценой. И я уверен, что вы рассматривали варианты и с шантажом, и с убийством. Так что считайте, что вам я сэкономил средства, а себе нервы, — Виктор усмехнулся. — К тому же, хотите открою вам страшную тайну?

Стрекоза, сейчас похожая на девочку-школьницу, вначале кивнула, а потом быстро-быстро замотала головой.

— Не надо! Я же… я же…

— Из другого лагеря? — усмехнулся Виктор. — Да вы не расстраивайтесь, Настя. Не так уж мы с вами и по разным сторонам баррикады. Попросили меня из патруля. Еще вчера вечером. Там капитан Лонштейн зверствует. Зигзага же поймали, знаете?

Стрекоза медленно кивнула.

— Но надолго он не задержится…

— Они знают, — кивнул детектив. — Что за ним придет служба зачистки. Именно поэтому всех гражданских срочно вывели из зоны «поражения». И я тоже не стал исключением. Так что, — Виктор развел руками, с сожалением взглянул на опустевший чайничек. — Так что, Настя, я спокойно могу выполнить заказанную вами работу. Именно поэтому, перейдемте к делу?

— Конечно, — вызвав консоль стола, Стрекоза включила режим «не беспокоить», когда вокруг стола возникало искажающее поле, за которым было ничего не видно и не слышно.

Вытащив из кармана маленький голокуб, девушка установила его на ребро и включила режим воспроизведения.

— Вот она, — показала она даже с некоторой гордостью на стройную куколку подростка. — Ее зовут Рашель. Рашель Монтесье. Ей четырнадцать лет. Она дочь графа Монтесье.

Нефритов, даже не выказавший своего удивления, когда увидел очень знакомый для себя объект, только кивнул, показывая, что всё понял.

— Обычно Рашель прячут в особняке, под прикрытием боевых троек невидимок. Недавно в особняке произошел очень неприятный случай… — Стрекоза помялась, но детектив смотрел на нее с неослабевающим интересом, и девушка немного расслабилась. — За несколько мгновений до очень важного заявления, которое собирался сделать граф Монтесье, исчезли практически все гости из зала. Невеста графа оказалась в больнице… Он сам пострадал. На дело был вызван французский патруль джампа.

«Значит, об участии Эммануэль в этом деле Гюрза не узнала? Быть такого не может!»

— Прибывшие сотрудники сделали вывод, что в этом деле был задействован мощный джампер. Судя по совокупности векторов перемещения — это был Зигзаг. Возможно, расследование на этом бы и закончилось, но, к сожалению, среди гостей была капитан Лонштейн. И… — Стрекоза провела пальчиком по столу, рисуя круги. — Она начала расследование, в результате которого выяснилось, что на балу вместо приглашенных гостей были некоторые из Гюрзы. И в результате…

— Ничего хорошего, — подсказал сочувствующе Нефритов, не понаслышке знающий о том, в какой агрессивной манере Эммануэль ведет дела.

— Точно. Вцепилась… И исчезла.

— Как?!

— Мы уничтожили офис французского патруля.

— И посчитали, что этого будет достаточно? — изумился Нефритов.

Стрекоза кивнула.

— Тот, кто командовал операцией, посчитал, что этого будет достаточно. Ну и… в результате, арест высокопоставленного лица…

Нефритов покачал головой.

— Даже не знаю, о ком идет речь.

— Значит, и тебе не доверяют. — Вздохнула девушка рассеянно. — В любом случае… Вернемся к делу, ладно? Я подытожу. Ее зовут Рашель. Вот здесь, — положила Стрекоза на стол тонкую электронную папку, — всё, что известно о ней и родственниках со стороны отца и матери. Впрочем, эти места уже проверили. Девочки там нет. Говорят, что вы, детектив, гений, поэтому сможете найти иголку в стоге сена. Мы… рассчитываем на вас. Вот аванс, — на стол легла пластиковая карточка. — Разовый платеж, зарегистрировано, как и положено. Налоги будут оплачены с нашей стороны.

— Замечательно.

— Здесь, — рядом легла более представительная карточка. — На нужды по ведению дела. Если понадобится, — понизила Стрекоза голос, хотя услышать всё равно их никто не мог, — то предоставим другой векторизатор.

Виктор покачал головой.

«Как их заело-то! Слишком уж им нужна девочка, которую спасла Эммануэль… Что-то здесь не так».

— Никаких проблем. Всё, что я делаю, я делаю открытыми методами. Поэтому от меня не потянется никакая дорожка к вам. Официальный наниматель у меня будет?

Стрекоза чуть нахмурилась, потом кивнула и ткнула пальцем в свою грудь.

— Я.

— Ясно. Отчет?

— Раз в день, если результатов особых нет. Если появится хоть какой-то результат — связаться немедленно.

— Хорошо, — Нефритов поднялся, расплатившись по счету своей карточкой. — Тогда, Настя. Еще увидимся.

— Да, — девушка улыбнулась. — Спасибо.

Детектив не ответил, просто кивнул и двинулся к выходу. Стрекоза поднесла к губам усик небольшого микрофона.

— Аш. Джем. За ним. Следить в течение трех суток. Если он сказал правду, и действительно никак не контактирует с русским патрулем, наблюдение снять. Есть соврал, поймать и… объяснить, чем вредны такие действия.

— Есть! — отозвались на том конце.

Стрекоза, глядя в сторону ушедшего Нефритова, злым хищным взглядом, усмехнулась. Она не любила Гюрзу. Она не любила подчиняться. И уж тем более, она была уверена, что найти Рашель никому не под силу.

Потому что граф Монтесье слишком умен, чтобы спрятать свою дочь в ненадежном месте. В конце концов, ее учитель — был гением. Разве можно в нем сомневаться?

…Она ворвалась в дом подобно свежему ветру. Смеющаяся, с растрепанными волосами, блестящими от восторга глазами.

Рашель, складывающая под присмотром девочки-погодки бумажных журавлей, подскочила на месте и, не веря, взглянула на Эммануэль.

— Эми! Эми! Эми! — протараторила она и в следующий момент рванулась с места вперед, к появившейся подруге.

— Ну-ну, — зарывшись пальцами в золотистые косы, Эми наклонилась и звонко чмокнула Рашель в макушку. — Тебя что, обижали?

— Нет!

— Тебя кто-то расстроил?

— Нет! — Рашель подняла смеющееся лицо. — Классно! Мне здесь нравится!

— Это хорошо. А вот с одеждой, Лика сказала, что у тебя проблемы.

— Есть немного, — согласилась девочка. — Одежда Аннет мне маловата, а одежда тети Лики висит.

— Ясно! Непорядок. Для такой милой маленькой модницы как ты, это, должно быть, настоящая трагедия! — не смогла не съехидничать Эми, обнимая за плечи Рашель. И тут же поворачиваясь к дверному проему на кухню. — Лика.

— Эми, ты когда-нибудь научишься вначале звонить, затем появляться? — поинтересовалась тетка, выходя в гостиную и на ходу вытирая руки, запачканные в муке. — Блинчики с клубничным свежим джемом и кофе уже на столе.

— И всегда-то ты знаешь, когда я появлюсь! — удивилась Эммануэль, проходя к тетке и звонко целуя ее в щеку.

— Ты же егоза, — засмеялась Лика. — Тебя предсказать можно лишь как моряки угадывают шторм. Ты надолго?

— На полчасика и чашечку твоего божественного кофе, — ответила Эми, затем повернулась через плечо. — Раш.

— Да? — отозвалась девочка, уже успевшая вернуться к Аннет — дочери Лики, с которой подружилась практически сразу же.

— У тебя есть тридцать минут, потом мы с тобой отправляемся по магазинам. И заодно встретишься с отцом.

— Правда?! — расцвела еще больше Рашель.

Эми засмеялась.

— Честное слово!

— Уррррра! Тогда! Тогда! — схватив Аннет за руку, девочка что-то жарко зашептала ей на ухо. Остановившись на пороге кухни, Эми улыбнулась и прошла вслед за теткой на уютную веранду, где уже были дымящиеся блины и кофе.

— Ты ей как старшая сестра, — заметила Лика негромко.

— Обожаю эту несносную девчонку, — призналась Эммануэль.

— Это же опасно?

— Что именно? — сделала недоуменный вид Эми.

— Что ты собралась делать, взять ненадолго ее в город.

— Во-первых, — положив ложечку джема на тонкий блинчик и скатав его в трубочку, Эми блаженно зажмурилась, поднеся его к губам и откусив кусочек. — Ммм… блаженство.

— Эми.

— Не надо на меня ругаться, — поспешно открестилась Эммануэль. — Во-первых, я буду не одна. Во-вторых, очень надо, чтобы граф Монтесье увидел, что с его дочерью всё в порядке. В этом случае он не натворит дел, после которых уже сам попадет в сферу интересов русского патруля.

— Ты волнуешься за этого человека?

— Да, — невнятно отозвалась девушка. — Он отец Рашель.

— Но ты в него не влюблена?

— Нет.

— А в другого мужчину? — Лика пригубила кофе, глядя на племянницу с тревогой. — В последнее время ты сама не своя, Эми. Есть… кто-то?

Эммануэль отставила в сторону чашку, промокнула губы салфеткой и улыбнулась. Немного натянуто, но всё же улыбнулась.

— Никого нет, тетя. И никого не было. Я…

— Эми? — Лика встревоженно приподнялась на стуле, протянула руку. — Эми, ты плачешь…

— Я? — миндалевидные глаза распахнулись, девушка поднесла ладони к щекам, провела пальцами по влажным дорожкам. — И правда…

Мудрая женщина больше не добавила ни слова, встала и крепко обняла свою племянницу, позволяя ей выплакаться на своем плече. А уже через полчаса, смеющий ангел на роликах мчался по тротуарам, увлекая за собой куклу с копной золотистых волос.

— Ты катаешься всё лучше и лучше, — весело заметила Эммануэль, тормозя около уличного кафе. — Нам два стакана холодного чая и ванильные рогалики, пожалуйста. Сейчас перекусим, — взглянула она на Рашель, пытающуюся отдышаться от скоростной пробежки-пролета на коньках, — и отправимся по магазинам.

— Хо… хо… хорошо! — пробормотала девочка, буквально падая на стул. — Эми, никогда не думала, что ты так быстро катаешься.

— Меня называют Ангелом на роликах, — засмеялась Эммануэль. — Видишь? — показала она на коньки, где у края были нарисованы маленькие крылышки. — Такие же крылышки у меня на форме для гонок. Поэтому и назвали ангелочком.

— У тебя и внешность соответствует! — пробормотала Рашель, вцепившись зубками в румяный бочок рогалика. — Вкусно!

— Ну и замечательно, — радостно сказала Эми, набирая тем временем номер на своем телефоне. Короткие гудки и сброс… Абонент не желал разговаривать или не знал, что до него пытаются дозвониться.

Эммануэль хмыкнула. Она обещала Рашель, что она встретится с отцом. И собиралась это сделать, во что бы то ни стало.

Активировав щит вокруг столика, пока Рашель ускакала в дамскую комнату, Эми вызвала голографическую клавиатуру и быстро отстучала комбинацию клавиш. Самый простой вариант достучаться даже до того, кого надежно защитили.

— Слушаю, — недовольный голос раздался на другом конце защищенного канала связи уже через полминуты.

— Граф, разве такими словами приветствуют красивых девушек? — уточнила Эми.

— Леди Эммануэль.

— О, не быть мне богатой. Вы так быстро меня вспомнили!

— Ваш голос невозможно забыть. К тому же… я вам обязан. Обязан настолько, что…

— Давайте не будем о долгах и обязательствах. Вы сможете покинуть то место, где сейчас находитесь?

— Без всяких проблем.

— А чтобы потом туда не вернуться? А скрыться где-то в другом месте?

— Признаться, я немного оторван от жизни, поэтому не понимаю причин такой просьбы, леди Эммануэль.

— Сейчас рядом со мной нет Рашель… кстати, девочка просто хочет увидеть папу. Именно поэтому я и предлагаю вам встречу. А по поводу того, что происходит в мире. Граф. Давайте я задам вам всего несколько вопросов, честно ответив на которые, вы сможете понять, почему я попросила вас скрыться. Договорились?

— Давайте попробуем, — осторожно согласился Антуан, откладывая в сторону томик классической поэзии XIX века. На телефон, лежащий на столе, он смотрел с опаской.

Первый же вопрос оправдал его опасения на сто процентов.

— Вы были одним из Троицы Прохожих.

— Это не похоже на вопрос, леди Эммануэль.

— Я уже знаю на него ответ. Вы были криминальным гением, разрабатывающим идеальные преступления. Ноль жертв. Ноль ущерба. После ваших планов член Прохожих тихо приходил, забирал искомое и уходил. А потом вы встретили свою будущую жену. И… влюбились. Вы, отрицавший любовь во всяком ее проявлении, влюбились как настоящий мальчишка. У вас даже хватило бы сил, чтобы никогда не видеться с ней и не встречаться, но у графини Монтесье был очень дорогой особняк. И не было мужчины, который смог бы ее защитить. А потом вам в голову пришла циничная идея, что став графом, вы навсегда прервете тот поток криминала, в который превратилась ваша жизнь. К тому же, вам не нравилось, что хочет сделать еще один из вашей троицы. Которому было мало власти и мало денег. Я пока еще не знаю его имени, но уже через несколько часов дон Диего Сервантес, которого мы защитили от отдела зачистки, начнет давать мне показания. И я буду знать все имена, которые мне нужны. В частности, уже сейчас я знаю, что к Гюрзе вы не имеете никакого отношения. Только по этой причине, я еще задаю вам вопросы, а не подписываю ордер на ваш арест. Итак. Милорд Монтесье, вы хотите снова оказаться в стройных рядах Гюрзы, только против своей воли?

— Нет.

— Вы хотите, чтобы Рашель оказалась вовлечена в эти грязные игры?

— Нет.

— Вы любите делать покупки?

Антуан, ожидающий какого угодно третьего вопроса, поперхнулся воздухом.

— Леди?

— Простите, — улыбнулась Эми, снимая поле и пропуская внутрь Рашель. — Мы с Раш сейчас отправляемся в торговый центр за покупками. Поэтому я и хотела уточнить, где именно вы к нам присоединитесь. До покупок или после?

— Конечно, до, — граф немного нервно улыбнулся. — Где мы увидимся?

— На площади перед торговым центром есть небольшой сквер. Там стоит уличный лоток мороженого. Сколько времени прошло, а он не меняется! Так вот, там подают самое вкусное мягкое мороженое в Париже. И там мы встретимся. Вы узнаете нас по количеству мороженого!

— Хорошо! — с удивленным смешком граф отключился.

Рашель, упавшая напротив Эми в кафе, с ужасом на нее воззрилась:

— Еще и мороженое? Эми, в меня столько не вместится!!!

— После еще одной пробежки по Парижу? — Эммануэль засмеялась. — Вот увидишь, тебе и двух порций не хватит! Хотя они там огромные!

Эми была права. Рашель съела три порции мороженого, и когда граф в демократичных джинсах и светлой водолазке появился у сквера, девочка умывалась в фонтанчике, а Эммануэль, сидящая на качелях, тихо смеялась.

— Вы замечательно смотритесь вместе, — тихо сказал граф, наклонившись к Эммануэль.

Эми подняла на него голову, улыбнулась.

— Мило…

— Нет, — мужчина прикоснулся двумя пальцами к мягким губам, не давая закончить фразу. — Нет. Пожалуйста. Хотя бы сегодня. Просто Антуан. У нас с Рашель никогда не было никого, кто мог бы подарить нам иллюзию семьи. Вы… относитесь к ней как мама или старшая сестра. Мы никогда втроем не ходили по магазинам. И уж тем более, я не думал, что моя аристократичная дочь, впитавшая этикет с молоком матери, может резвиться как уличный щенок, так радостно смеяться, прыгать в классики с абсолютно незнакомыми детьми или есть мороженое на улице.

— Вас это задевает, Антуан?

— Я… расстроен, что я не видел раньше эту сторону своей дочери. И я благодарен вам, Эммануэль, за то, что я могу увидеть ее именно такой. Обычной девочкой. Которой нравится то, что вокруг нее.

Девушка, несколько томительно долгих мгновений, смотрела на графа, потом кивнула.

— Хорошо. На сегодня мы с вами поиграем в семью. И тогда, Антуан, на «ты», и я просто Эми.

— Договорились! — согласился мужчина.

И день, который для Антуана начался как обычно, пошел совершенно по другой колее. Эммануэль никогда до этого не знала, что можно так веселиться в магазине с мужчиной и девочкой, которая… могла бы, всё-таки, могла бы стать ее дочерью. Пусть приемной, но всё равно самой любимой на свете.

С Антуаном было уютно. С Рашель весело. Они ели мороженое. Играли в автоматы. Катались на аттракционах, постреляли в лазерном тире (естественно, Эми перестрелять никому не удалось), побывали в цирке на представлении.

Антуан никогда не думал, что можно так проводить время с девушкой, которой ничего от него не надо. Даже когда граф пожелал оплатить все покупки безумного дня, Эммануэль была очень этим недовольна и, в конце концов, еле-еле согласилась на то, чтобы поделить чек пополам.

Рашель ни о чем не думала. Рашель просто наслаждалась.

Виктор Нефритов, случайно обнаруживший девочку, делал голограммы и не понимал, что рядом с графом и Рашель делает капитан Лонштейн. Но и пойти в русский патруль, чтобы это узнать — он не мог. На этот счет ему были даны очень четкие указания.

Эми вместе с Рашель страховали двое мужчин из русского патруля. Один был удивлен, видя, что Эммануэль может быть такой.

А второй… просто ревновал, хотя и понимал, что не имеет на это никакого права. Но ревность была острее. Она заползала в душу холодной змеей и терзала ядовитыми клыками сердце… И когда наконец-то Эммануэль попрощалась с графом и вместе с Рашель и кучей пакетов исчезла в неизвестном направлении, этот человек испытал ни с чем не сравнимое облегчение, которое мгновенно сменилось тревогой, стоило только увидеть расчетливый взгляд графа Монтесье, о чем-то задумавшегося.

И что бы это ни было, вряд ли это бы понравилось Эммануэль…

* * *

В кабинете секретаря горел свет. Дверь в кабинет начальника была плотно закрыта, и свет там как всегда был выключен.

Ингер забился в самый угол своего стола, надеясь, что всё обойдется.

Когда дверь распахнулась, и в приемную вывалились трое джамперов, белых как крысы и мокрых, словно те же крысы после купания, секретарь с огорчением сделал вывод, что не обошлось.

— Коньячку? — жалостливо предложил парень.

— Давай, — Зигзаг рухнул в кресло, вытащив его ногой из-под стола. — Ужас какой…

— А он? — покосился Ингер на дверь.

— Ушел, — сообщила Стрекоза негромко, падая на колени Зигзага. На недовольный взгляд мужчины она пояснила: — Не злись, других посадочных мест здесь попросту нет.

Третий из их компании, остался у дверей, с мрачным видом, прислонившись к стене. На Ингера он смотрел с недоверием и отрицательно покачал головой, когда ему парнишка предложил коньяк.

Зигзаг и Стрекоза свои порции выпили одним махом.

— Никогда он так не злился, — пробормотала Настя, обмякнув всем телом. — Я думала, что самый страшный Гаррик, когда орать начинает. Но этот же… Ингер, как ты с ним работать умудряешься? Тут или повесишься, или крыша поедет.

— На меня он не злится, — честно сказал секретарь, включая чайник. — А чего он?

— Запороли задание, — сообщил Зигзаг. — Я был не более чем «дополнительным» привесом. Ключевым было уничтожить любой ценой Сервантеса. А вместо этого, — мужчина только рукой махнул. — Повели себя как последние идиоты, и группа целиком попалась в ловушку той русской красотки.

— Эммануэль Лонштейн? — уточнил Ингер.

— Ага, — подал голос Молчун у стены. — Она самая, — хрустнули сжатые кулаки, потом мужчина распрямил ладони. — С каким бы наслаждением я бы придушил эту тварь…

Зигзаг тихо фыркнул в волосы Насти. Об отношении этого громилы к хрупкой русской красотке знали все. Как и о том, как Молчун и Эммануэль Лонштейн познакомились.

Мужик был гениальным маньяком. Его не мог поймать ни один патруль. Он убивал и насиловал в свое удовольствие, пока не дошел до России. И пресловутой Эммануэль Лонштейн из русского патруля, которая встретила его, когда он вломился в ее квартиру, сонным видом и халатиком, небрежно наброшенным на тело.

О том, что случилось позже, Молчун никогда не говорил. Но Эммануэль он ненавидел. Всеми фибрами своей души, если допустить что у такого мрачного типа она существует.

Взглянув на лопатообразные ладони Молчуна, Ингер содрогнулся. Легко было представить, как в таких лопатах ломается тонкая шея.

— В любом случае, — Зигзаг взглянул на дверь начальства. — Те трое, что были задействованы в деле, отстранены от работы. А нас троих решили кинуть в самое пекло.

— Пекло? — удивился Ингер.

Настя вздохнула, кивнула.

— Ага. В течение недели каждый день мы должны проводить взрывы. Причем главный приказал, чтобы выбирали такие резонансные места. Типа детского сада, школы, больницы… — Настя сплюнула. — Скот! Под ним самим земля горит, вот и требует… А мы не маньяки, не палачи и не убийцы… За исключением некоторых, — взглянула она на Молчуна.

Ингер кивнул.

— А список известен? — спросил он, разливая ароматный красный чай по кружкам.

— Да что ты, — показал Зигзаг головой. — Наш босс боится что, кто-то сольет информацию, поэтому вся информация будет поступать от него самого за полчаса до планируемого взрыва…

— Полчаса? — секретарь, вытащив из полки коробку дорогущих конфет, удивленно воззрился на ребят. — Да вы что? Это же невозможно!

— А нам придется… — Стрекоза вздохнула, перебралась с колен Зигзага на стол, сцапав кружку и конфеты, откусила кусочек и блаженно улыбнулась. — Вишня. Ладно. Ингер, спасиб. Пожаловалась в жилетку, полегче стало. Мальчики, — махнула она рукой, — увидимся завтра на планерке.

Миг, и девушка растворилась, вместе с конфетой и чаем, вслед за ней исчезли и Зигзаг с Молчуном.

Ингер остался один. И только сейчас парень позволил себе расслабиться. Руки затряслись, заколотило всё тело. То, что планировала Гюрза, было слишком страшно… Надо было что-то делать.

Хоть что-то…

Но идей не было никаких. И возможностей тоже.

Убравшись в приемной, Ингер закрыл за собой двери и отправился домой. На душе было паршиво…

Скорее всего, парень бы не удивился, если бы узнал, что в этой «светлой» организации, «несущей мир и справедливость», плохо сейчас было еще очень и очень многим.

Даже начальнику отдела зачистки было нехорошо. Даже графу Монтесье, криминальному гению!

Что уж тогда было говорить о «простых» начальниках Гюрзы, которым было известно, что дон Диего Сервантес не убит, а значит, может заговорить со дня на день.

Трое мужчин не знали, что в тот момент, когда они в панике пытались справиться со своими расстроившимися нервами и заняться делами, дон Диего Сервантес сидел в удобном кресле, напротив улыбчивой девушки с смеющимися рыжими глазами и серебристыми волосами и рассказывал всё, что знал… А знал он очень много. А под наводящими вопросами капитана Борисовой-Лонштейн рассказать мог и еще больше, чем считал, что знал сам.