Глава 52

ЛУННОЕ ЗАТМЕНИЕ

03.23. Остров Ольхон

Дрова и хворост для большого погребального костра заготовили с вечера. Связав более-менее ровные ветки с руку толщиной, сделали наверху кострища плоский помост, вроде аранга, на который Василий Шарменев аккуратно выложил все до последней кости Баташулууна Шагланова.

Ориентировались во времени по сотовым телефонам. Диск полной Луны периодически прятался за облаками, а потому наступление частных фаз лунного затмения определить было проблематично.

Ровно в 3 часа 23 минуты шаман сперва щелчком пальцев поджег костер (теперь его магия снова действовала), потом перерезал горло жертвенного белого барана из отары заарина, возопив на бурятском языке, что жертву эту он посвящает Эрлен-хану, владыке Царства Мертвых, и просит с подобающим почетом подготовиться к встрече с духом Баташулууна Шагланова, заарин-боо.

Никаких видимых последствий не произвели ни действия шамана, ни его слова. Огонь, потрескивая, пожирал дрова вместе с человеческими останками, а дыма почти не было, ничего сырого в костер не попало.

Ученик шамана хоть и хвалился, что пять суток может обходиться без сна, однако молодой организм требовал отдыха, и прилегший у костра Иван задремал-таки и увидел во сне (в бреду ли?) Джину Луневу в образе огромной Матери Хищной Птицы, раскинувшей крылья со стальным оперением над всем Срединном миром. Грандиозное, надо заметить, зрелище, но дерзкого ученика оно впечатлило не слишком.

— Вроде бы твой дядя Вася на дона Хуана не похож и галлюциногенным сладким перчиком меня на ужин не кормил, — усмехнулся юноша. — Чего тебе надобно, Птичка?

— Ты, оказывается, трепло вроде Стаса, придурок. — Птица покрутила стальным когтем у виска. — Некогда мне с тобой шутки шутить. Значит, так, ты немедленно садишься в машину и едешь на заброшенную ферму. Боюсь, пацанам одним не справиться.

— В какую машину? — уточнил Иван.

— Выбирай, какая тебе больше нравится, — позволила добрая Джина-Птица.

— Тогда я поеду на красной спортивной иномарке! — объявил нахальный ученик.

— Губа не дура…

— Спрашиваешь…

— Постой, ты, поди, по малолетству и водить не умеешь! — спохватилась Птица.

— Умею, — успокоил ее Иван, — Ну а встретить инспектора почти в четыре утра, да еще на богом забытом острове, вот оно, настоящее чудо!

— Удачи тебе, Ваня, — пожелала Птица уже с интонацией Джины, без инфернального выпендрежа.

— Спасибо, — поблагодарил Иван, мгновенно просыпаясь.

Он тут же рассказал остальным о своем видении и был отпущен с богом. Перечить всесильному мистическому существу — себе дороже.

— Лучше на УАЗе поезжай, — посоветовал шаман, — в иномарке, может, и ключей нет.

Разборчивый юноша отказался категорически от шедевра отечественного автопрома.

— Подумаешь, проблему нашли — ключи, — усмехнулся он, запуская двигатель, напрямую закоротив провода. На пассажирском сиденье Иван обнаружил маркер для игры в пейнтбол и расхохотался. — Абсолютное оружие!

Стас Кузнечихин с Артемом Беликовым, вооруженные точно такими же маркерами, еще с вечера расположились на пологой вершине той самой сопки, с которой несколькими часами ранее за заброшенной фермой наблюдали следователь с «аномальщиком».

За время наблюдения большая группа заложников вернулась на КамАЗе из ближайшего леса с полным кузовом дров, вываленных на вершине соседнего холма, где отец и сын Хандагуровы уже успели выкопать узкую яму глубиной не меньше двух метров.

Этим активные действия ограничились, и заложники, раздевшись до трусов, присоединились к возлежавшей на сухом сосновом стволе Нине Павловне. Вели они себя будто курортники на берегу теплого моря.

Охранников или надзирателей среди заложников парни не заметили. Если они и были, а их не могло не быть, по внешнему виду от заложников они не отличались. Никто никуда не бежал, соответственно, никто ни за кем не гнался. Парни наверняка знали лишь трех злодеев: двух полицейских, бурята и русского, плюс восьмилетнего мальчишку, что видом напоминал ангелочка без крылышек, но никто из них им на глаза не попался.

С наступлением сумерек «отдыхающие» вместе с незримыми надзирателями вошли в дом, сделалось тихо, и более на берегу Байкала вообще не ничего происходило.

Лишенные связи с остальными, парни лежали на холме уже больше девяти часов. Единственная рекомендация от Василия Шарменева, привезенная Артемом, присоединившимся к другу чуть позже, сводилась к тому, что их неприятности, если вообще они будут, начнутся в 3 часа 23 минуты, когда полутень Земли упадет на лунный диск, а возле белой юрты сожгут останки заарина. Часы на экране сотового показывали четыре пополуночи, однако ничего не происходило.

— Слушай, Артем, — обратился к другу Стас, — я все равно не понимаю, как Джина, будучи простой смертной, оказалась одновременно в нескольких местах. Это могут лишь шаманы на высшей ступени посвящения, да еще боги Верхнего мира. Уж не вознеслась ли Джина при жизни на Небеса?

— Шаман с «аномальщиком» пришли к выводу, что нет, не вознеслась, — ответил Артем. — Они считают, что ее способности временные. Они получила их только для того, чтобы сохранить в равновесии мироздание.

— Хорошо бы так, — кивнул Стас, — пусть она лучше остается простой девчонкой, как-то, знаешь, глупо и бесперспективно влюбляться в богиню, да и взаимность маловероятна.

— Не скажи, — Артем усмехнулся, — в мифологии древних греков олимпийские боги сплошь и рядом влюблялись в смертных и даже имели общих детей, например…

— Ладно-ладно, полубоги от Геракла до Тесея, слышали, знаем, — перебил друга Стас, — только вот мы с тобой в Сибири, вместо Олимпа у нас Байкал с Ольхоном, а боги здесь не олимпийские, а бурятские.

Он погладил лежащий перед ним на земле пистолет с длинным стволом, на обычный, стреляющий пулями, похожий не слишком.

— Расскажи-ка мне лучше, как эта хрень действует. Ты вроде занимался пейнтболом?

— Недолго, — ответил Артем, — у меня тогда машины не было по малолетству, а мотаться в Иркутск да обратно на маршрутках желание быстро пропало, но ликбез провести могу. Во-первых, эта «хрень» называется даже не «пистолет», а «маркер».

— Понятно почему, — догадался Стас. — «Убитых» в игре он метит цветной краской.

— Правильно, — кивнул Артем и продолжил: — Нам досталась неплохая модель «Planet Eclipse», электронно-пневматический, стреляет в любом режиме, как одиночными, так и очередями, калибр шарика шестьдесят восемь сотых дюйма.

— Кстати, — блеснул эрудицией Стас, — дословно слово «пейнтбол» переводится с английского как «шар с краской».

— А стоит эта твоя «хрень с краской» около штуки евро.

— Сколько-сколько? — с ужасом переспросил Стас.

— Сколько слышал, — усмехнулся Артем. — Есть, правда, модели и подешевле…

— Прости меня, неразумного, о сокровище! — с деланым подобострастием произнес Стас, осторожно коснувшись маркера одним только пальцем. — Никогда больше я не назову тебя «хренью», я стану называть тебя «драгоценной Хренью»! Так и только так, с заглавной буквы!!!

— Еще неизвестно, как шарик с краской подействует на боохолдоев, — выразил сомнение Артем.

— За такие бабки он их прямиком в ад отправит!

— Может, и в рай, — предположил Артем. — При жизни они могли быть достойными людьми, зловредными их сделал дух заарина.

— Мне безразлично куда, лишь бы их здесь не было, — сказал Стас, — а если серьезно, Джина сказала, что шарики подействуют не хуже каменной соли и осиновых стрел. Как же ей не поверить, небожительнице нашей?

— Ладно, хватит трепаться. — Прихватив с земли свое оружие, Артем приподнялся. — Пойду-ка я на разведку до фермы, посмотрю, что там делается.

— Зачем? Тихо же все, — возразил Стас.

— Это и настораживает. — Пригнувшись, Артем пошел к дому, оглянулся. — Если что, подай мне знак.

— Какой?

— Филином кричать умеешь?

— Нет.

— А крякать?

— Я петухом могу, — сказал Стас. — Хошь, кукарекну?

— Пока не надо, но если кого-нибудь увидишь, кричи хоть петухом, бог с тобой.

Скоро стало уже трудно разглядеть Артема в предрассветных сумерках.

Оставшись один, Стас заклевал было носом, когда на плечо его легла ладонь и за спиной он услышал приятный женский голос, несколько жеманный:

— Молодой человек, у вас зажигалки не найдется?

Артем прошел уже полдороги, когда полная луна выглянула из-за туч. Сделалось чуть светлее, впрочем, и восток уже окрасился. До восхода солнца в 4.44 оставалось меньше сорока минут.

Артем посмотрел на лунный диск. Он приобрел красноватый оттенок, большая половина чуть темнее, но если бы Артем не знал про затмение, сам бы точно не догадался, подумал бы, что, может, туман такой или еще что… Надо заметить, астрономия никогда не являлась его коньком. Но теперь, после всех этих событий, он, конечно, обратит на эту науку более пристальное внимание. Никогда прежде он не считал, что механическое движение удаленных небесных тел может иметь на жизнь людей хоть какое-то влияние. Вот если астероид врежет по планете, вроде того, что послужил причиной гибели динозавров и вообще девяноста пяти процентов всего живого, тогда понятно — будет катастрофа планетарных масштабов с гарантированной гибелью человеческой цивилизации, если не всего человечества как вида.

Но сейчас-то просто одна планета заслонила солнце другой, всех дел-то. Однако и это небесное явление влияет на людские судьбы, слава богу, не настолько глобально…

Эти мысли автоматически промелькнули в голове, пока Артем осматривался. Итак, в сотне метров от берега дом с пустыми темными проемами и ни звука вокруг. Заложники, вероятно, спят, введенные похитителями в транс.

Возле дома сейчас один только КамАЗ без кабины, а в тени его кто-то притаился, отсюда не разобрать.

Артем вжался в землю и, стараясь делать это бесшумно, пополз к человеку у самосвала. Вот только к человеку ли?

«Скорее уж он — человекообразное существо», — размышлял Артем, приближаясь к темной махине КамАЗа.

Когда до цели оставалось не больше десятка метров, мужчина в темном камуфляже, только это и возможно было разглядеть, поднялся и, крадучись, скрылся за корпусом самосвала.

Распластанный на земле Артем замер. Он не знал, что теперь делать. Попытка застать предполагаемого противника врасплох провалилась. Ну а в том, что он имеет дело именно с противником, Артем не сомневался. Заложники спят внутри дома, бодрствовать снаружи могут лишь их похитители.

Пока Артем лежал, оценивая ситуацию, та окончательно вышла из-под его контроля. Нога в высоком шнурованном ботинке, возникшая прямо перед ним, казалось, из пустого пространственного эфира, наступила вдруг тяжелым кованым каблуком на его маркер и, будь тот не дорогостоящим «Planet Eclipse» в корпусе из алюминиевого сплава, раздавила бы его, как пустой орех. Впрочем, какое это вообще имело значение, если в то же мгновение вторая нога в точно таком же ботинке ударила Артема в подбородок с такой силой, что тело его, совершив оборот, упало навзничь.

— Молодой человек, у вас зажигалки не найдется? — услышал Стас, мгновенно перевернулся на спину, навел маркер и нажал на спуск. Девушка будто предполагала подобную реакцию. Она чуть присела, и шарик пролетел над ее головой.

— Ты чего, парень, сдурел, что ли, по людям палить?

Полная красноватая луна выглянула в прореху между туч, сделалось чуть светлее, и Стас смог разглядеть противника. Впрочем, почему противника? В двух шагах от него уже снова стояла в полный рост девушка, явно не старше двадцати лет, высокая, стройная. Она тоже его видела достаточно хорошо. Рассмеялась вдруг, Стасу показалось — оглушительно, вероятно разглядев его оружие, все еще направленное на нее.

— Все ясно с тобой, парень!

— Тихо, ты! — прошипел Стас. — Чего смешного?

— Извини, — девушка перешла на шепот, — я же не знала, что вы тут в войнушку играете…

Стас сел, ствол маркера опустил, но оружия из рук не выпустил. Девушка рядом присела на корточки, и Стасу показалось, что от нее попахивает спиртным. Она продолжила:

— Хорошее место выбрали… Какой клуб?

— «Иркут», — догадавшись, о чем речь, наобум ответил Стас. Хотя почему наобум? Назови «Иркут» или «Ангара» любое предприятие столицы Восточной Сибири и попадешь со стопроцентной гарантией. Вот и девица кивнула головой.

— Знаю такой. А я боец «Высшей лиги» при Техническом университете, может, слышал?

— Конечно.

Стас врал, а что ему еще оставалось делать, тем более и девушка ему с первого взгляда понравилась, точнее, с первого выстрела.

— Давно пейнтболом занимаешься? — продолжила она расспросы.

— Не очень.

— Новичок, значит?

— Ага…

Девушка положила руку на его плечо, и Стас снова вздрогнул, но теперь совсем по другой причине.

— Молодец! Хорошее дело, все лучше, чем наркотой по подъездам ширяться! — Она провела ладонью по его щеке, интонация голоса изменилась, дыхание участилось. — Меня Таней зовут… Я третий курс закончила Техунивера… Мы тут с друзьями неподалеку расположились… Все уснули, а мне не спится, прогуляться пошла… Закурить хотела, а зажигалку в палатке оставила…

Уже и вторая ладонь девушки подключилась — прошлась сверху вниз от волос к шее.

Остолбеневший Стас молчал, попросту не зная, как себя вести. Кукарекнуть, что ли, оповещая Артема о гостье? Ну уж нет, этого он делать не станет.

— А тебя-то как зовут?

— Стас.

— Где учишься?

— В лицее, в одиннадцатом…

— О, неиспорченный юноша! — почему-то обрадовалась Татьяна. — Я обожаю молоденьких мальчиков, это моя слабость!

Словом, их уста очень скоро нашли друг друга, не заплутали в предрассветных сумерках…

Стас, выпустив из рук в подобной ситуации совершенно излишний маркер, что есть силы прижал девушку к себе, и та страстно застонала.

Когда Артем пришел в себя, он обнаружил, что крепко связан по рукам и ногам алюминиевой проволокой без оплетки, впившейся в тело. Ровно напротив, в трех шагах он увидел своего противника, сидящего на каком-то ящике, и теперь мог наконец разглядеть его. Информации, впрочем, получил минимум. Мужчина был в камуфляже, пресловутых ботинках, а половину лица его скрывал черный платок, повязанный под самые глаза. Точного возраста Артем не определил, но решил, что, судя по глубоким залысинам, тому хорошо за сорок. В руках мужчина держал маркер, а на его коленях лежал автомат Калашникова с укороченным прикладом.

Изучив обидчика, Артем скосил глаза, определяя свое местонахождение, и вскоре пришел к выводу, что лежит под стеной заброшенной фермы, выходящей на берег Байкала. Значит, вот куда его, бесчувственного, приволокли…

— Очухался, малый? — заметив шевеление, спросил мужчина. Говорил он спокойным и негромким голосом, однако впечатления, что он кого-то опасается, не возникало.

Артем попробовал пошевелить уже затекшими руками и не удержался, застонал. Мужчина, впрочем, на его стон не прореагировал.

— Кто таков, что здесь делаешь? — спросил он.

Появилось искушение ответить: «Грибы, мол, собираю», но ситуация уж точно возникла не шутейная, живым бы остаться.

Непроизвольно подумалось, что Стас именно так и ответил бы, несмотря ни на что.

Правду говорить нельзя, врать глупо, значит, надо включить дурака, и чем он придурочней, тем лучше. Кстати, мужик же его маркер держит в руках! Ответ напрашивался.

— Заплутал я, дяденька, — плаксивым тоном начал Артем, — мы тут с пацанами в войну играем, да, видно, занесло меня далековатенько… Темой меня зовут, Темкой, я в школе учусь, в десятом классе…

Еще и всхлипнул для правдоподобия… Хорошо хоть удержался, школу не назвал вспомогательной, это был бы явный перебор.

— Твой? — спросил мужчина, показав маркер.

— Мой.

— Дорогая модель. Где деньги взял?

— Папа на день рождения подарил, — снова всхлипнув, ответил Артем. Главное, с этими всхлипами не перестараться…

— Папа олигарх, наверно?

Связанному юноше показалось несколько опрометчивым называть место работы отца мужику в камуфляже ночью, на пустынном берегу Байкала.

— Откуда у нас олигархи? Они все в Москве или в Лондоне жируют… Папа прорабом на стройке работает, хорошо получает.

Мужчина заулыбался:

— Строитель — профессия достойная… А я знаешь кто?

— Кто?

— Ассистент! — заявил мужчина с таким пафосом, будто назвался президентом страны, да не какого-то там бананово-нефтяного придатка, а Франции или даже Штатов.

Артем же не мог понять, какой такой Ассистент и почему это звучит так гордо… или горько? Не важно… И вспомнил-таки разговор у белой юрты. Это же русский шаман, способный посоперничать с самим заарином! Вот только был он или нет, вопрос, на который Василий Шарменев ответить не сумел.

Между тем легендарный герой продолжил вещание:

— Хожу я, значит, с нойоном-полуволком, духом-помощником своим, нечисть всякую истребляю, само собой, мир спасаю, чтобы такие вот пацанята, вроде тебя, Темка, могли спокойно в пейнтбол играть! Словом, я, как Ван Хельсинг или даже Баффи, истребительница вампиров! Смотрел про них кино?

«Если он — Ассистент, то, уж точно, сумасшедший, — не слишком связно размышлял Артем, — надо же попсовый Голливуд приплести… Да и младше вроде Ассистент, тридцать три года ему, кажется… Однако ситуацией грех не воспользоваться…»

— Вы бы развязали меня, дяденька, — заныл Артем после паузы, — больно очень рукам… да и ногам тоже…

Тот не успел ответить, но ответ все-таки прозвучал. За спиной первого, словно ниоткуда, возник второй мужчина в камуфляже, помоложе, и с пафосом произнес:

— Я спасу тебя, парень! Потому что я — настоящий Ассистент, а этот — так, погулять вышел, экскаваторщик хренов.

Артем вздрогнул и особой радости от обещания не испытал. Он узнал новоявленного Ассистента, не мог не узнать…

Иван, конечно же, не пожалел, что выбрал не УАЗ, а спортивную машину. Полное совмещение полезного с приятным — скорость и комфорт. Пока русские летали в космос, европейцы довели до совершенства качество наземной техники. Впрочем, надо признать, пусть это и непатриотично, американцы с не меньшим успехом сделали и то и другое.

К счастью, чуда не произошло, ни одного сумасшедшего гаишника Иван по дороге не встретил и очень скоро, с легким сожалением покинув комфортабельный салон, вышел в степь неподалеку от заброшенной фермы.

Сжимая в руках «абсолютное оружие», маркер для пейнтбола, он прислушался и был удивлен. В двух-трех десятках шагов от него, судя по характерным стонам, похоже, трахались или собирались этим заняться. Но он же не в городском парке или на пляже, в конце концов, здесь это невозможно!

Татьяна, страстно постанывая, срывала со Стаса одежду, а у того опустились руки. Он же Джину одну только любил, а та его уже два года динамила, поэтому не было никогда у парня девушек, а уж близости с ними тем более. А тут вдруг пришла, блин, наглая и, что хуже всего, красивая оторва-курортница, черт бы ее побрал…

Но в данный момент она намеревалась со всей определенностью принадлежать не риторическому черту из устоявшегося словосочетания, а конкретному пацану, выпускнику 10-го класса хандабайского лицея. Впрочем, что она хотела в действительности, Стас даже и не догадывался. А пока потерявший голову от страха и вожделения юноша позволял раздевать и целовать себя девушке… нет, существу с горящими рубиновым огнем глазами, с ярко-красными пухлыми губами, которые теперь неожиданно вытянулись и формой напоминали клюв какой-то экзотической хищной птицы…

— Это ты, что ли, Ассистент, сопляк? — возмутился первый мужчина в камуфляже, а второму, отметил Артем, до тридцати трех лет, приписываемый молвой русскому шаману, было еще жить да жить.

«Что за чушь лезет в голову, — подумал Артем, — он умер уже! Это ж Коля Зуев, сосед Луневых по сгоревшей деревне. Его в Олхе взорвали спецназовцы из гранатомета „Вампир“! Да и первый мужик понятно кто, экскаваторщик со стройки возле лицея, и тоже мертвец!»

А те вели себя еще как живо…

— Я — Ассистент! — взревел экскаваторщик. — А ты — говно на лопате!

— От говна слышу! — проорал водитель взорванного КамАЗа и врезал коллеге-строителю в ухо с разворота по рабоче-крестьянски. Тот отлетел в сторону, а коснувшись земли, обернулся в громадного, с годовалого теленка размером, ярко-рыжего пса с единственным рубинового цвета глазом во лбу. Ощетинившись, монстр оскалился, и с почерневших зубов в пыль упал клок кровавой пены.

— Ты эти свои потусторонние штучки брось! — возмутился Зуев. — Обоссался со мной по-человечески драться?

Вероятно, так оно и было. В гуманоидном обличье пожилому экскаваторщику с молодым, тренированным водителем совладать шансов не было. Да и зачем? Тело демона-анахая идеально приспособлено для убийства двуногих.

Быстрый, как молния, анахай прыгнул и отхватил от бедра Николая Зуева порядочный кровавый шматок в камуфляже.

— Ах ты, курва! — взревел водила и, обернувшись точно в такого же монстра, только чуть покрупнее и, вероятно, моложе, прыгнул на экскаваторщика.

Анахаи сцепились в рыжий клубок с воем и рыком. Кто берет верх, было не разобрать, очень уж стремительно они двигались.

Связанный Артем с ужасом наблюдал за посмертной схваткой возле своего тела и, кстати, за право освободить его от пут.

Между тем у белой юрты прогорел погребальный костер, и в красных, переливающихся углях уже не различить было бренных останков Баташулууна Шагланова. Время полного лунного затмения приближалось.

— Что теперь? — поинтересовался Юрий Беликов.

— Войдем в юрту? — спросил Степан Юрьевич.

Оба смотрели на Василия Шарменева, было понятно, что решать именно ему.

— Да, пора, — ответил тот, и мужчины вслед за шаманом вошли в юрту.

Здесь все оставалось по-прежнему. Гомбо Хандагуров спал у очага на лежанке из шкур, Марина Младич, словно окаменевшая, безжизненная, сидела в его изголовье.

— Не положить ли нам девушку? — спросил следователь.

— Места больше нет, — возразил «аномальщик», но сам же и опроверг себя: — Хотя можно прямо на пол, подстелить что-нибудь…

— Пусть все здесь остается как есть, — решил шаман и спросил Беликова: — Как у нас со временем?

— Еще две минуты, — ответил тот, взглянув на часы. — Сейчас четыре двадцать ровно.

— Вы бы сели где-нибудь в сторонке.

Сидячие места в юрте отсутствовали, и мужчины устроились прямо на земляном полу у входа.

— Тоже своего рода экзорцизм, — прошептал Беликов.

— Ну да, похоже, — согласился Есько, — только отчитывают совсем по другой книге.

— Какая, в принципе, разница? Все эти ваши книги — опиум для народа, — усмехнулся следователь, а «аномальщик» лишь пожал плечами.

Шаман раскрыл «Бардо Тёдол» на первой странице и прочел вслух…

 

Глава 53

ЧИКАИ БАРДО

04.22. Остров Ольхон. Область Бардо

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, настало время искать Путь!

Твое дыхание сейчас остановится. Я подготовлю тебя к встрече с Чистым Светом. Сейчас ты воспримешь его, как он есть в Мире Бардо, где все вещи подобны ясному безоблачному небу, а обнаженный незамутненный разум — прозрачной пустоте, у которой нет ни границ, ни центра.

Познай себя в это мгновение и останься в этом Мире. Я помогу тебе!»

По телу Марины Младич прошла судорога, девушка вдруг захрипела и, как столб, повалилась на спину, ударившись затылком о земляной пол юрты.

Мужчины подскочили с мест.

— Что с ней?! — встревоженно спросил Есько.

— Переверните ее на правый бок, в позу «лежащего льва», — спокойно произнес не поддавшийся панике Василий Шарменев. — И кто-нибудь, зажмите артерии с правой и левой стороны горла.

Мужчины сделали, как велел шаман, повернули и зажали, но девушка продолжала хрипеть, на губах ее выступила желтоватая пена. Из ушей, ноздрей и глаз стала выделяться того же цвета маслянистая жидкость.

— Она умирает! — воскликнул Юрий Беликов.

— Это дух заарина готовится покинуть ее тело, все идет, как должно, — сказал шаман и, приблизив свои губы вплотную к уху девушки, произнес отчетливо и ясно:

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, не позволяй своему уму отвлекаться!

Сейчас приходит к тебе то, что называют смертью, думай о ней так:

„Вот и настал час моей смерти, воспользуюсь же ею во благо всех живых существ, которые населяют беспредельные просторы небес, и буду поступать так, чтобы достичь совершенного состояния, движимый любовью и состраданием к ним и направляя все свои усилия к Высшему Совершенству…“»

То, что увидел Иван в пяти-семи шагах от себя под тусклым светом красной луны, поразило его до предела. Поразило и напугало. Он даже не сумел сразу прийти товарищу на помощь.

Это было похоже на половой акт, однако им уж точно не являлось. Обнаженный Стас лежал на спине, совершая характерные движения. Вероятно, он-то был уверен, что происходит соитие. Партнерша сидела на нем в известной позе, но что это была за партнерша, господи…

— Муу шубуун, — прошептал Иван, непроизвольно перекрестившись. — Дурная птица…

Тело существо имело женское, обнаженное, а вот голову — птичью. Вытянутые губы образовали длинный красный клюв, которым муу шубуун, издав звук, напоминающий воронье карканье, клюнула юношу в лоб и «каркнула» снова, теперь торжествующе.

Стас двигаться перестал, из раны во лбу потекла кровь, заливая лицо. Он с ужасом наблюдал, как птичья голова с черными перьями вместо волос подалась назад, готовая к новому удару. Но уж его-то Иван дожидаться не стал. Выйдя из ступора, он нажал на спуск маркера и, не слишком надеясь на благоприятный исход выстрела легким шариком, отбросил оружие и с криком побежал вперед.

Однако юноша зря сомневался в своем «абсолютном оружии», Мать Хищная Птица дурного не посоветует.

Шарик, выпущенный из маркера, ударил монстра в обнаженную грудь, мгновенно окрасив сперва ее, а затем и все тело в насыщенный желтый цвет, после чего муу шубуун попросту пропала, а в небеса поднялось легкое полупрозрачное облачко желтоватого оттенка.

Душа Татьяны Трапезниковой, при жизни сохранившей невинность, в образе сладострастной гурии поднялась в магометанский вариант рая в Мире Дэвов, дабы, наслаждаясь по полной программе, ожидать нового, весьма благоприятного рождения в приличней семье высоконравственных и высокоразвитых гуманоидов седьмой планеты одного из солнц созвездия Малой Медведицы. Невооруженным глазом с Земли его, увы, не разглядеть…

Иван остановился как вкопанный, впервые воочию увидев вознесение. Голос, точнее, стон Стаса вывел его из нового ступора.

— Тема, помоги…

Тот не видел, кто находится рядом, глаза его заливала кровь.

— Это Иван, я помогу тебе! — Ученик шамана присел рядом и, не побоявшись испачкаться, возложил на рану не слишком стерильную ладонь.

— Какой, к черту, Иван? — встрепенулся было Стас, в любой ситуации самонадеянный и хамоватый.

— Лежать! — прикрикнул спаситель на неблагодарного наглеца и придавил ладонью рану так, что тот вскрикнул.

— Полегче, блин, ученик чародея, — проворчал Стас. — А где Артем?

— Не знаю.

— Так его, наверно, тоже выручать надо! Он на разведку к ферме пошел и должен был давно уже вернуться!

— Почему ты раньше об этом не подумал? — съязвил Иван. — С муу шубуун решил развлечься, сердцеед?

— Да уж… — Стас смутился. — Знаю, что кретин, на бабе прокололся… Кто она такая, эта шубуун?

— Дурная птица, после объясню, молчи! — Иван снова надавил ладонью на рану, но на этот раз Стас лишь стиснул зубы. — Полежи спокойно три минуты, потом пойдем товарища твоего вызволять… Счастье, что с первого удара эта тварь не проломила тебе череп и не выклевала мозг, как это у них принято…

Между тем в белой юрте Марина Младич продолжала пребывать в позе «спящего льва». Из всех отверстий ее тела сочилась желтоватая, дурно пахнувшая жидкость, а дыхание, и без того хриплое, сделалось прерывистым с задержками в четверть, а то и в полминуты. Вдруг тело ее, казалось, приподнялось над землей, а может, именно так и случилось, грудная клетка расширилась, вбирая воздух по максимуму, и наконец девушка с хрипом выдохнула, после чего замерла неподвижно.

Склонившись над телом, следователь увидел остекленевшие, безжизненные глаза.

— Она умерла… — прошептал он.

Тем временем шаман отпихнул его прочь и, удостоверившись, что дыхание полностью прекратилось, крепко прижал пальцами сонную артерию и в самое ухо трупа произнес:

«О почтенный господин Баташулуун Шагланов, слушай! Сейчас ты созерцаешь Сияние Чистого Света Совершенной Реальности. Познай его.

О благороднорожденный, твой разум пуст, он лишен формы, свойств, признаков, цвета, он пуст — это сама Реальность!

Твой разум пуст, но это не пустота Небытия, а разум как таковой — свободный, трепещущий, блаженный. Это само Сознание!

Твое сознание, лишенное формы и воистину пустое, и твой разум, сияющий и блаженный, — оба они неразделимы.

Твое сознание, сияющее, пустое, неотделимо от Великого Источника Света, оно не рождается и не умирает, оно — Немеркнущий Свет…»

Когда Иван позволил, Стас подскочил с земли как ошпаренный, быстро натянул на себя одежду и подобрал маркер, после чего тут же собрался бежать в сторону заброшенной фермы, но ученик шамана поймал его за шиворот.

— Ты куда разогнался? Там полно опасной нечисти!

— И что? — поинтересовался раздраженный Стас. — Сидеть и ждать, пока от Артема даже косточек не останется?

— Мы пойдем, — спокойно ответил Иван, — но пойдем осторожно, прикрывая друг друга. Вперед!

Он двинулся в направлении заброшенной фермы. Покачав раненой головой, — не любил, когда им командовали, — Стас пошел следом, стараясь все-таки не шуметь. Впрочем, шума хватало. У дома, похоже, сцепились две псины, и слышно их было за версту.

— Бродячие собаки? — спросил Стас. — Откуда?

— Они есть везде, где есть люди, даже и в столице, — ответил Иван, — но это, кажется, не собаки…

В двух десятках шагов от дома они встретили, конечно же, не бродячих собак, а двух полицейских в форме и, вероятно, при исполнении.

— Нарушаем? — поинтересовался с улыбкой мент бурятской национальности.

— Предъявите ваши документы! — строго заявил второй, русский. — После двадцати трех несовершеннолетние подростки должны находиться дома под присмотром родителей!

— Комендантский час! — уточнил первый мент.

У парней даже тени сомнения не возникло, что перед ними оборотни в погонах. Тем более Стас сразу узнал в них похитителей Натальи Луневой.

— Мочим! — переглянувшись с боевым товарищем, предложил он.

— Мой русский, — согласился Иван, вскидывая маркер.

Шарики калибра 0,68 дюйма из стволов вылетели одновременно и, хотя изначально были разного цвета, испачкали форму однотонной серой краской. Далее все произошло точно так же, как с муу шубуун. Менты сперва целиком окрасились в красный цвет, затем исчезли. И два еле заметных красноватых облачка медленно поплыли в предутренние Небеса…

Души двух иркутских милиционеров прошли-таки аттестацию, которой так опасались, и, оказавшись в аду (русский в горячем его варианте, бурят — в холодном), где сохранили прижизненные лычки сержантов, были зачислены в штат местных полицейских участков. Им предстоит ближайшие 1000 лет ловить мародеров и взяточников, покуда они не родятся вновь в более благоприятном Царстве Голодных Демонов, в Прето-Локи, где вечно будут испытывать голод и жажду, но никогда не смогут насладиться едой и питьем. Ведь их тонкие карикатурно-уродливые шеи не пропускают даже жидкость…

Победила, как всегда, молодость (впереди еще будет повод оспорить эту, казалось бы, непреложную истину). Поскуливая совершенно по-щенячьи, анахай, в которого обратился пожилой экскаваторщик, отполз в сторону весь в зеленой крови, искусанный и ободранный.

— Ну что, придурок малахольный, понял, кто из нас настоящий Ассистент? — приняв человеческий облик, вопросил водитель самосвала.

Израненный анахай вместо ответа уполз за угол дома, а победитель обратил-таки внимание на связанного Артема.

— Что, пацан вчерашний, развязать тебя или как?

— Развяжите, — попросил Артем, — я вам по гроб жизни благодарен буду…

Может, зря он помянул это скорбное деревянное изделие, а может, и не входило в первоначальные планы боо-холдоя его освобождать. Зуев сощурился.

— Щас, разбегусь… по гроб жизни, это хорошо… — Он сделал решительный шаг, но остановился. — Нет, это будет выглядеть как убийство беззащитного и безоружного военнопленного, а Николай Зуев, старший сержант танковых войск, на подобную подлость не пойдет, и не просите!

Он приблизился и, ворочая парня, как куль с картошкой, освободил его от пут, после чего отошел шагов на пять.

— Ты свободен, — объявил Зуев. — Пару минут даю тебе прийти в себя, потом — защищайся!

Артем поднялся с земли, массируя передавленные проволокой запястья. Он понимал, что шансов выстоять против опытного бойца у него попросту нет. Однако под ногами Зуева на земле валялся маркер. Значит, минимальный шанс все-таки оставался?

— Драться будем по-мужски, один на один, — сказал Зуев, принимая боксерскую стойку.

— Понял.

Артем, скривившись, подумал: «Эх, дрын бы сейчас хороший или хоть камень, да где ж их взять?»

Под ногами не наблюдалось тяжелых предметов, способных послужить оружием, а до спасительного маркера у ног боохолдоя надо было еще как-то добраться. Как?

Тем временем в белой юрте Василий Шарменев продолжал чтение «Бардо Тёдол»:

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, подумай о Великом Сострадательном Боге. Не отвлекайся. Усердно сосредоточь на нем свой ум. Думай о нем так, словно он — отражение луны в воде, видимое и в то же время не существующее само по себе. Думай о нем так, словно он обладает физическим телом…»

После толчка шамана следователь устоял на ногах. Отойдя чуть в сторону, он бросал косые взгляды попеременно то на торжественно декламирующего шамана, то на Марину Младич, ныне покойную, он был в этом уверен. Совершено преступление — девушке не оказали своевременную помощь, вот явная причина смерти. И он, капитан юстиции при исполнении, находился при этом и не настоял, позволил одному сумасшедшему служителю культа безнаказанно читать дурацкий текст, другому убедить себя, что так и надо… Тоже мне, мракобес, лжеученый от КГБ, ясно как день, замаранный в крови подопытных политических зеков…

«Стоп! — остановил он себя. — О чем я? У девушки только что пропало дыхание, может быть, еще можно ее спасти!»

— Стойте! — воскликнул следователь, воздев руку.

Шаман, переворачивающий страницу, и «аномальщик» повернулись к нему.

— Девушка умерла! Степан Юрьевич, вызовите «скорую помощь», а вы, Василий, попробуйте пока вернуть ее к жизни. Вы же доктор, пусть и народной медицины!

Шарменев, усмехнувшись, промолчал, Есько приблизился.

— Юра, Младич жива, она придет в себя после окончания ритуала, вот только нельзя его прерывать. Это смертельно опасно прежде всего для самой Марины. Поверьте мне, Юра.

— Я уже достаточно долго шел у вас на поводу, и вот результат, — кивая на труп, сказал следователь. — Ладно, я сам вызову «скорую» и попробую оказать первую помощь, а вы оба будьте любезны выйти из юрты!

Но достал он не сотовый телефон из кармана, а табельное оружие из кобуры. Повел им повелительно.

— Чего стали? Я же сказал, вон отсюда!

— Юра, позвольте… — начал было «аномальщик», но следователь перебил его, взревев:

— Не позволю! Вон!

— Вы сами этого хотели, — усмехнулся опечаленный Есько, и не словами, которых Беликов более не воспринимал, а изящным действием он пояснил, что именно имел в виду.

Короче, Степан Юрьевич, казалось, лишь коснулся указательным пальцем шеи Юрия, и тот мгновенно обмяк, выронил пистолет и рухнул бы, как спиленный столб, кабы заботливый товарищ не уложил его на пол юрты. После этого Есько подобрал оружие, проверив предохранитель, сунул его в карман и повернулся к улыбающемуся шаману:

— Продолжайте, Василий.

Тот не заставил себя уговаривать, продолжил прерванное вещание:

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, ты пройдешь три Бардо: Бардо момента смерти, Бардо постижения Реальности и Бардо стремления к новому рождению. Из этих трех состояний ты уже испытал Бардо момента смерти. Хотя Чистый Свет Реальности озарил тебя, ты не смог остаться в нем и потому оказался здесь. Теперь приготовься пройти следующую ступень — Хониид Бардо…»

 

Глава 54

ХОНИИД БАРДО

04.44. Остров Ольхон. Область Бардо

Солнце взошло, сделалось светло, но красный диск Луны, опустившийся к самой линии горизонта на юго-западе, все еще хорошо просматривался. Затмение продолжалось.

Впрочем, ни восходящего Солнца, ни заходящей Луны из белой юрты было не увидать. Там все шло своим чередом. Степан Юрьевич Есько связывал Юрия Беликова найденными здесь же сыромятными ремнями, а Василий Шарменев приступил к чтению второй части сакральной книги.

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, сосредоточь свое внимание на моих словах и запомни их:

Когда Неопределенная Реальность предстанет передо мной,

То, отбросив всякую мысль о страхе и трепете перед всеми видениями,

Да сумею я понять, что они — лишь отражения моего собственного ума,

Да сумею я понять, что по природе своей — это лишь иллюзии Бардо,

И в решающее мгновение возможности достижения великой цели

Да не убоюсь я сонмов Мирных и Гневных Божеств — своих собственных мыслей.

О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, отчетливо повторяй эти стихи и, вспоминая при повторении их смысл, иди вперед. И тогда, какие бы жуткие и ужасные видения ни явились перед тобой, ты узнаешь их, только не забывай того тайного знания, что сокрыто в стихах…»

— Ни фига себе, менты-то натурально испарились! — прокомментировал вознесение повеселевший Стас.

Содеянное и увиденное вернуло ему хорошее настроение, вероятно, по причине присутствия в каждом человеке склонности к насилию, скрытой или явно выраженной, не важно.

— Их души, захваченные заарином, получили наконец освобождение и покинули Срединный мир, — уточнил смысл происходящего ученик шамана. — Мы совершили сейчас с тобой благое дело.

— Кто бы знал, что эта пукалка, — Стас шлепнул ладонью по корпусу маркера, — произведет такой потрясающий эффект. Надо с живыми людьми попробовать, может, тоже вознесутся?

— Это вряд ли, только одежду краской попортишь, — остудил его агрессивный пыл Иван и озабоченно добавил: — Кстати, какого цвета шарики в твоем маркере?

— Красного.

— А в моем — синие.

— И что? — не понял Стас. — Какая разница?

— Оба боохолдоя окрасились в тускло-красный. Ты разве не заметил?

— Мне без разницы, я на подобные мелочи внимания не обращаю. Испарились, и ладушки…

— А мне это кажется странным, — сказал ученик шамана, осматриваясь.

Шум за домом утих, никого видно не было.

— Куда пойдем теперь? — спросил Иван.

— Ясно куда, к заложникам. Они еще с вечера всей гурьбой в дом вошли.

— Ты думаешь, и Артем там?

— Не знаю, — ответил Стас, — но все-таки сначала — заложники.

— Давай, ты внутрь, а я обойду дом снаружи, — предложил Иван.

— Нельзя разделяться.

Подойдя вплотную к дверям и прислушавшись, услыхали чавкающие звуки, будто некий чудовищно некультурный человек поедал даже не свой, а чужой суп. Парни переглянулись.

— Ты открываешь, — прошептал Стас. Он снова вернулся в свою тарелку и оттуда снова командовал.

Иван кивнул и что есть силы дернул за дверную ручку. Пахнуло зловонием, будто со скотобойни.

Стас по-спецназовски с маркером на изготовку ворвался в помещение, но тут же и упал, запнувшись о тело спящего на полу у порога одного из старших Хандагуровых. Иван без излишних эффектов вошел следом.

Пола было не увидать, его скрывали тела спящих вповалку заложников. Семьи Шамбуева и Хандагуровых, Нина Павловна и Наталья Лунева — все были тут. Возвышались над сонным царством лишь старуха Забазнова в инвалидной коляске да тоже не молоденькая бабушка в черном платке. Она-то и издавала чавкающие звуки. Припав к горлу немощной старухи, бабка жадно пила ее кровь.

Пока Стас поднимался на ноги, Иван выстрелил. Вампир сперва окрасился в белый, скорее даже в молочный цвет, потом уже привычно испарился, и — полупрозрачное белое облако, легко минуя дырявую крышу, поднялось в небеса…

Душа Клавдии Дмитриевны, бывшей учительницы начальных классов, потерявшей на исходе лет всех близких родственников, а в результате демократических реформ — все свои сбережения, много претерпевшая, смирившаяся с нищенским положением, презираемая соседями и государством, вознеслась в христианский рай в Мире Дэвов, где впоследствии и родится сверхъестественным образом одним из Божьих Ангелов Четвертого Неба…

Связанный Юрий Беликов, пришедший в себя на полу белой юрты, рвал и метал. Впрочем, никакой икры у него не было, а сыромятные ремни, как ни тужься, разорвать невозможно, а развязать… Кто ж его освободит, покуда он в таком нервном состоянии?

— Вы у меня оба под суд пойдете! — угрожал капитан юстиции Следственного комитета. — По десять лет на брата — гарантирую, суки позорные!

Во-первых, следователь преувеличивал. За неоказание помощи и даже за нанесение вреда здоровью с помощью магических ритуалов такого длительного срока заключения дать не могут. А во-вторых, Степан Юрьевич предельно вежливо и спокойно его предупредил:

— Юра, если вы не перестанете орать, как ненормальный, я заткну вам рот, честное слово. Вы этого хотите?

Он этого не хотел, а потому обиженно смолк. Шаман между тем продолжал:

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, в тот момент, когда твое сознание отделилось от тела, ты должен был увидеть сияние Чистой Истины, неуловимой, сверкающей, яркой, ослепительной, чудесной, величественной, лучезарной, похожей на мираж, который непрерывным пульсирующим потоком пронизывает весенний пейзаж. Не пугайся его, не страшись, не ужасайся — это сияние твоей истинной сущности. Познай его…»

Шагнув навстречу, Николай Зуев остановился и пальцем поманил противника:

— Ну, нападай, студент!

Артем не шелохнулся, руки свисали, словно плети, чужие плети… Не то чтобы он смирился с поражением и смертью, но чего дергаться, если шансов все равно нет? Арифметика, блин… Если только Стас подоспеет с маркером… Вряд ли. Наверно, у него тоже проблемы, иначе давно был бы тут…

— Ударь меня первым!

Возглас вывел Артема из задумчивости, и он на пару шагов отошел от стены дома. Пусть будет больше пространства для маневра, увы, оборонительного, о наступлении он и не помышлял.

— Салага, — презрительно произнес бывший старший сержант.

Сделав обманный выпад правой, он даже не ударил — отвесил левой обидную оплеуху, после чего не успевшего среагировать Артема отбросило назад и впечатало в стену, по которой он и сполз наземь, держась за ухо.

Сержант хохотал:

— С тобой даже драться неинтересно, сопливый щенок!

В голове звенело, словно тысяча колоколов… Или не колоколов? Гром ударил? Тысяча громов…

Артем вдруг услышал, но не обычным слухом, не ушами, слова будто загорались ярко у него в мозгу, и он читал их, ему казалось, в унисон с кем-то (с кем?), ему хорошо знакомым:

«Из глубины этого сияния раздастся естественный звук Реальности, подобный раскатам тысячи громов. Это естественный звук твоего подлинного „я“. Не пугайся его, не страшись, не ужасайся…»

Артем пытался понять смысл этих ослепительных слов, когда боохолдой левой рукой поднял его за грудки, а правой ударил под дых.

— Получи, фашист, гранату! — сказал он, продолжая ухохатываться, но Артем не услышал его, да и боли не почувствовал. В голове звучало, подобно раскатам тысячи громов: не пугайся его, не страшись, не ужасайся…

Кого «его»? Уж точно не этого придурка, который, пританцовывая, принялся охаживать поверженного противника по болевым точкам: печень, почки, пах…

А в голове звучало:

«О благороднорожденный, тело, которым ты сейчас обладаешь, называется духовным телом склонностей. Оно — не из плоти и крови, и потому ни звуки, ни свет, ни видения, ничто не причинит тебе вреда: ты более не подвержен смерти. Тебе достаточно знать, что это — твои собственные мысли. Помни, что все это — Бардо…»

Артем не понимал, что значит «Бардо», да и понимать не хотел, зачем? Его тело действительно не чувствовало боли, а сознание больше не боялось. Да и чего бояться, раз смерти все равно нет?

Артем всегда подозревал, что в детстве его обманули, объяснив, что все умрут, и он тоже. Кстати, шок был оглушающий, не меньший, чем у индийского царевича… Артем не смог вспомнить его длинного имени, ну и ладно, все равно царевич стал впоследствии Буддой, именно под этим именем его и знает теперь каждый.

Словом, смерти нет, это истина, а значит, абсолютно любой страх не более чем постыдный атавизм трижды проклятого атеистического воспитания. Итак, да здравствует жизнь! Ура!

Но этот придурочный боохолдой, что с армейскими шутками и прибаутками продолжал пинать его ногами, начинал уже действовать на нервы.

Артем поймал высокий ботинок на шнуровке, летящий ему в лицо, и дернул его на себя. После чего поднялся на ноги под трехэтажные матюги оказавшегося на земле старшего сержанта. Он ощущал мощь своего тела и знал, что таковым оно останется и через час, и через год, всегда. И дело не в накачанных мышцах, хотя и они не помешают, а в осознании того, что смерти нет и бояться — глупо, а значит, из любой ситуации надо искать достойный выход, а не бежать от нее сломя голову. Трусость не в слабости, а в глупости. Аминь.

— Ах ты, сучка… повезло щенку. — Сержант уже поднимался с земли. — Поскользнулся старослужащий, на ногах не устоял… Ну, держись, салабон!

Артем жалел это несчастное существо, насильственно умерщвленное и задержанное против его желания могучей волей духа заарина в Срединном мире, где ему давно не место. Но что делать? Чтобы освободить его от страданий, надо добраться до маркера, всех дел-то…

Артем ударил сержанта ногой в грудь и, уверенный в результате, прошел к своему оружию, подобрал его и направил в сердце уже поднявшемуся с земли боохолдою.

Окрашенный в зеленый цвет, тот пропал, и того же оттенка полупрозрачное облачко поплыло в небеса…

Душа Николая Зуева, старшего сержанта танковых войск в запасе, погибшего в неравном бою с оружием в руках, вознеслась в языческую Валгаллу, где была встречена с особым почетом. Спустя 1000 лет бранных и плотских наслаждений в кругу таких же героев и богов ему предстоит родиться в мире воинственных демонов-полубогов асуров…

— Вампир испарился в точности как менты, — провожая взглядом белое облачко, заметил Стас.

— Во-первых, не вампир, а дахабари, а во-вторых, ее душа вознеслась совсем в другое место, — сказал Иван. — Я, кажется, понял, цвет облачка указывает на то, в каком мире душа воплотится снова. Милиционеры окрасились в красный и отправились в Мир Голодных Духов, старушка — в белый, ее путь в Мир Дэвов, на Небеса по-нашему…

— Ладно, бог с ней, с мистикой, вернемся в суровую действительность, — прервал товарища Стас. — В ней Артема, увы, нет, а все, спящие здесь, вероятно, зомбированные заложники.

Действительно, никто из присутствующих на появление парней никак не прореагировал. Все спали вповалку и даже не ворочались, не замечая ужасающего зловония, казалось имеющего плотность, хоть топор вешай.

— Кого-нибудь узнаешь? — спросил Иван, морща нос.

— В углу вон мать Джины спит, поодаль — Нина Павловна, завуч нашего лицея, остальных не знаю. Может, среди них приблудный боохолдой затесался?

— Не похоже, — ответил Иван, — чую одного из них где-то рядом, но не среди спящих.

— А воняет что? Хуже, чем на помойке в жару, честное слово.

— Похожим образом ада-дух пованивает, под потолком ищи! — посоветовал ученик шамана.

— Что искать-то, как он выглядит?

Вместо ответа Иван показал стволом маркера на потолок у печной трубы.

— Смотри!

Оттуда на полметра, не меньше, свисал мутно-белый овальный пузырь, словно живой, пульсирующий, сплошь в красно-синей паутине, похожей на кровеносные сосуды.

— Ни фига себе презерватив… хороший размер, подходящий… — пробормотал Стас, направляя свой маркер на эту причудливую форму псевдожизни, — экая мерзопакостная дрянь…

Выстрелить не успел. Пузырь запульсировал в ритме счетчика Гейгера на радиоактивной свалке, запылал насыщенно-бордовым цветом, раздулся на полпечи и взорвался вдруг беззвучно, но обдав как бесчувственных заложников, так и чувствительных парней липкой какой-то жижей и волной такого зловония, что последние, закрыв носы ладонями, стремглав выскочили из дома.

Тем временем меж спящих тел прокрался маленький одноглазый зверек размером с крысу и таким же, как у нее, длинным голым хвостом. Он осторожно высунул свой чуткий остренький носик в дверной проем. Пока парни отряхивали с одежды липкую зловонную слизь, похожую на гной, и приходили в себя на свежем байкальском ветерке, зверек юркнул в щель под крыльцом и забился в самый дальний угол подполья, дрожа всем телом. Не от страха он дрожал, а от возбуждения и восторга. Еще недавно восьмилетний мальчик из приличной семьи обрел наконец возможность для игр по-настоящему увлекательных и даже опасных. Вот разойдутся дядьки с оружием, которым, Павлик сам видел, можно убить, уж он ого-го как пошалит! Всю округу на уши поставит своими играми!

Но все это потом, а пока надо затаиться, спрятаться, чтобы никто его не увидел, не убил. Здесь, в подполье, так уютно, можно даже поспать до темноты, а потом…

Он сам не знал, что такое сотворит, но уж точно что-нибудь интересное и веселое. Нет, он не собирается никого убивать, ему же здесь жить, а вот напугать кого-то, приколоться — сколько угодно!

Ада-дух в виде маленького одноглазого зверька затаился в подполье, и никто его не увидел…

Артем проводил взглядом зеленоватое облачко, почему-то уверенный, что, утолив в следующем воплощении жажду власти и воинственность, может быть, уже спустя три-четыре перевоплощения Николай Зуев наконец отыщет свой путь, ведущий к Освобождению. И пусть пройдет бездна времени по человеческим меркам, разве оно имеет значение?

Впрочем, для него, Артема, время имело сейчас огромное значение. Куча дел: заложники, Стас, явно попавший в беду, но сначала — боохолдой, что в образе одноглазого анахая уполз за угол дома. Он, может, в степь уже убежал, ищи его теперь…

Все оказалось много проще. Завернув за угол, Артем увидел экскаваторщика в человеческом обличье. Тот лежал на спине с открытыми глазами, израненный, истекающий зеленой кровью или тем, что боохолдоям заменяет эту живую влагу. Услышав шаги, он посмотрел на Артема и молча отвернулся. Возможно, он ждал освобождения, и он его получил. Очень скоро фиолетовое полупрозрачное облачко уплыло в небеса…

Душа Петра Кирилловича Онопко вознеслась в седьмую, низшую реальность, неизвестную древним буддистам, — Интернет-локу, граничащую с Преталокой, миром Голодных Духов. Цвет этого нового мира — тускло-фиолетовый.

Бывший экскаваторщик будет раз за разом проходить виртуальную улицу Карла Маркса не менее виртуального Иркутска, и всегда его будут убивать на набережной виртуальной Ангары возле виртуального памятника Александру III.

Все-таки когда-нибудь он пройдет уровень, но каким будет его твое рождение — неизвестно, мир Интернетлоки недостаточно пока изучен. Может быть, сверхъестественным способом Петр Кириллович родится в образе Компьютерного Монстра еще неведомой, непредставимой в наше время Игры, может быть, в образе Супергероя, спасающего Виртуальный мир от Компьютерного Монстра, как знать?

Игра может продолжаться целую вечность, но и она когда-нибудь да закончится.

Уровень пройден.

Exit.

В этот самый момент Артем сначала услышал шум, а потом, зайдя за угол, увидел спешно покинувших дом Стаса с Иваном. Вид парни имели плачевный: с головы до ног были обрызганы благоухающей какой-то тухлятиной белой слизью, но боевого духа вовсе не утратили.

Обрадованный, что все живы и здоровы, Стас, конечно же, полез обниматься, но был тактично остановлен предложением сначала искупаться в Байкале. Несмотря на раннее утро и далеко не африканскую жару, им пришлось принять это предложение.

— Постойте! — крикнул им вслед Артем, — Мы всех боохолдоев перебили и заложникам больше ничего не угрожает?

— Вообще-то остался один, я его чувствую, — сказал Иван, — но он не опасен.

— Ты же сам сказал, что их освобождение — благое дело, — возразил Стас.

— Этот не хочет покидать Срединный мир. Может быть, в этом его карма, он маленький и безобидный, пусть остается…

Одноглазый зверек, притаившийся в подполье, слышал этот разговор и порадовался тому, что его решили оставить в покое и не станут ловить и убивать. Быть боохолдоем, ему казалось, это так прикольно!

Тем временем в белой юрте все шло своим чередом. Гомбо Хандагуров мирно посапывал на лежанке из шкур, бездыханная Марина Младич по-прежнему признаков жизни не подавала, связанный сыромятными ремнями Юрий Беликов грязно матерился, беззвучно шевеля губами, Степан Юрьевич стоял на страже, а Василий Шарменев заканчивал чтение второй части сакральной книги и приступал к третьей и последней:

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, если же, несмотря на духовную сосредоточенность и послушание в земной жизни, ты не узнаешь своих собственных мыслей, если не воспримешь это наставление, тогда свет испугает тебя, звуки устрашат, видения ужаснут. Если ты не овладеешь этим главным ключом к наставлениям, ты не сможешь правильно опознать звуки, свет и видения и будешь обречен блуждать в Сансаре!»

 

Глава 55

СИДПА БАРДО, СУД

05.33. Остров Ольхон. Область Бардо

Девяносто девять лет назад Баташулуун Шагланов еще при жизни мог достичь Освобождения, останавливало его лишь чувство долга. Многие столетия он искал достойного ученика и наконец нашел и воспитал его. Спустя два-три десятка лет — он готов был ждать столько, сколько надо, — Баташулуун Шагланов надеялся посвятить усть-ордынского Быка, дуурэн-боо, на последнюю из возможных, девятую ступень посвящения. Кроме него, этого вообще никто сделать не мог. В долгой истории шаманизма в Срединном мире был всегда только один боо высшей ступени, точнее, некоторое непродолжительное время — два, но вскоре старший из них обретал Освобождение и покидал навсегда Срединный мир, и все остальные низшие реальности тоже.

Словом, за 99 лет до начала этого кошмара с допросом и позорной казнью Баташулуун Шагланов еще при жизни мог достичь Освобождения, однако жаждой мести, гневом и ненавистью ухудшил свою карму и в момент смерти, которую сам и вызвал, свалился бы в ад, низшую из шести лок, кабы не был заарин-боо, в человеческом восприятии почти полубогом, мощным и всесильным.

Когда по воле Матери Хищной Птицы Василий Шарменев повел его по мирам Бардо, в первом из них, Бардо Смертного Часа, заарин пребывал в полуобморочном состоянии и не видел Ослепительного Света. Во втором, Бардо Кармических Иллюзий, Мирные Божества не наполнили его душу умиротворением, а Гневные — не напугали, и лишь в третьем, Бардо Нового Рождения, к нему окончательно вернулось сознание, а вместе с ним и тело желаний. Оно могло буквально все, что возможно вообразить, и многое из того, что вообразить невозможно, вплоть до мгновенных перемещений во времени и пространстве. Сверхъестественные силы кармы позволяют менять свои размеры, форму и даже число. Так, колдуны здесь превращаются в животных или, раздвоившись, оказываются одновременно в нескольких разных местах…

Короче, тело желаний было сверхчувствительно и сверх-мобильно, что, кстати, только замутняло сознание переизбытком впечатлений и могло увести бог знает в какие темные и неизведанные области Вселенной или, напротив, в миры неслыханных наслаждений, что не многим лучше, ибо точно так же, как в первом случае, уводит от Цели. А она здесь до предела проста: осмысленно выбрать новое, благоприятное воплощение.

А в Срединном мире между тем красноватый диск Луны скрылся за линией горизонта на юго-западе, но это не имело значения, полное затмение продолжалось, чтение тоже:

Он услышал голос, казалось, изнутри, из самого себя, но ни слова не понял.

Сознание медленно возвращалось, он уже мог индивидуализировать, отделить себя от других, мысленно сказать: «Я», однако, кто таков этот «Я», он не знал…

Посмотрел на самого себя, насколько это было возможно в отсутствие зеркала. Его тело было в точности то же, что при земной жизни, которую, впрочем, он не помнил вовсе, но если пристально вглядеться в него, можно было увидеть призрачную игру полупрозрачных огней вместо плоти. Чуть отвлекся — и снова плоть затвердевала на глазах.

Из самой глубины сознания всплыло вдруг слово «Человек». Оно ничего ему не объяснило, но он принял его, согласился: «Я — Человек».

Удивительно, но это ничего не значащее открытие подействовало успокаивающе, и Человек приступил к следующему этапу — определению своего местонахождения.

Огляделся. В отсутствие естественных небесных светил, Солнца или Луны, а также и каких-либо видимых искусственных в ровном серебристом свете он увидел, что стоит на небольшом треугольнике тверди, ограниченном с трех сторон тремя бездонными обрывами — белым, черным и красным. Пришло понимание, что это три Зла: Гнев, Себялюбие и Глупость, а значит, все увиденное и осознанное выстраивалось в логическую цепочку:

«Я — Человек, очутившийся в области Сидпа Бардо».

Вопрос «что делать?», не возник. Откуда-то он уже знал, что ничего не надо делать, напротив, следует углубиться в бездействие, застыть и успокоиться.

Зафиксировав себя в состоянии духовного равновесия, но не слишком пока доверяясь органам чувств нового тела, Человек закрыл глаза, впрочем, сквозь опущенные веки продолжал видеть всепроникающий серебристый свет.

Не торопясь, но и не мешкая, он пошел вперед над бездной одной из пропастей.

Не важно, в каком направлении двигаться. Ноги его приведут куда надо.

Даже и с закрытыми глазами Человек видел светящиеся разными цветами фигуры пролетающих, проходящих и проползающих мимо существ. Он узнавал их, этих транзитных пассажиров пересадочной станции, ожидающих транспорта в одну из шести лок. Здесь можно увидеть существа лишь равные тебе или ниже по уровню, но он был заарин-боо, хотя и не помнил об этом, поэтому видел всех:

светящихся серым цветом карикатурных, но и страшных тоже, обитателей какого-либо из многочисленных адов, на-раков;

тускло-красных Голодных Духов из Преталоки, длинношеих и уродливых, вечно алчущих, но не умеющих насытиться;

самых разных животных, земных и неземных, от слона и огненного дракона до земляного червя, одинаково светящихся голубым;

тускло-желтых людей всех рас и национальностей; зеленых полубогов и богоборцев асуров, даже здесь не расставшихся с оружием;

светящихся тускло-белым богов из Дэвалоки, объединяющей множество миров немыслимого блаженства, гордости и страха потерять пусть долгую, но все-таки не вечную жизнь в локе наслаждений.

Человек молча шел среди этих существ, некоторые из которых пытались заговорить с ним, покуда не увидел, по-прежнему не открывая глаз, светящегося серебристым светом постоянного обитателя этой области. Человек остановился и поприветствовал его почтительным низким поклоном, тот с блаженной улыбкой лишь кивнул в ответ.

Выглядел он как уже подвыпивший Дед Мороз в начале своего трудного новогоднего пути (Человеку, конечно же, подобное сравнение не могло даже и присниться), седовласый, с лохматой бородой, в серебристом сиянии, неплохо заменяющем шубу. Добрый Дух, так его звали, показал на высокую гору белых камней, больших и малых, слева от Человека и произнес поставленным басом, словно проговаривал без музыки оперную арию:

— Ты прожил достойную жизнь, благороднорожденный, это твои добрые дела!

Не успел Человек насладиться своим триумфом, как справа от него выросла горка черных камней, значительно ниже левой, а рядом с ней возник Недобрый Дух, как брат-близнец, похожий на Доброго, лишь сияние его отливало цветом старого, потемневшего серебра. Впрочем, выражение лица его было хмурым и предельно строгим, а говорил он, как оказалось впоследствии, высоким, почти детским дискантом.

Добрый Дух, оценив, вероятно, размеры куч в свою пользу, захлопал в ладоши и пробасил:

— Слава достойнейшему из смертных!

На что Недобрый пропищал:

— Погоди радоваться, у меня в заначке еще есть камешек!

Порывшись в кармане своего червленого сияния, он извлек камень неправильной формы размером со спичечный коробок и бросил его к остальным. Черная куча, задрожав, со страшным грохотом, будто самосвал КамАЗ высыпал кузов щебня на асфальт, выросла вдвое, но все равно осталась заметно меньше белой.

— Факир был пьян, и фокус не удался! — провозгласил Добрый Дух с милой улыбкой безнадежного идиота.

— Это был очень старый, почти восьмисотлетний камень, благороднорожденный… теперь уже недолго тебе им оставаться. — Недобрый Дух захихикал глумливо. — Короче, это твой визит в юрту Чингисхана у Великой Китайской стены.

— Этим визитом почтенный господин целый народ отмазал от кровопролитных походов! — возразил Добрый Дух. — Буряты не пошли завоевывать Вселенную, а это доброе дело!

— Ну да, с ними бы Чингисхан точно не ограничился половиной мира, — рассмеялся Недобрый, — однако он дал кровавому злодею армию боохолдоев, безжалостных и непобедимых!

— И все равно моя куча выше! — торжествовало светло-серебристое существо.

— А у меня еще один камешек остался, новенький, ста лет еще не исполнилось. — Червленое существо хитро улыбалось, роясь в карманах. — Не камешек даже, а так, песчинка почти…

Надо заметить, Человек не вмешивался в торги таких разных и одинаковых духов-близнецов. Он лишь слушал их спор, пытаясь понять, о чем, собственно, речь. Кто такой этот Чингисхан с его завоеванием Вселенной, при чем здесь какие-то буряты, да и он сам, Человек?

Он все еще не вспомнил ни своего имени, ни прошлой своей жизни. Вспомнится одно из них, как за ниточку, потянется и остальное…

Тем временем Недобрый Дух отыскал-таки затерявшийся камешек, действительно оказавшийся размером с булавочную головку, и предъявил его публике, зажав между большим пальцем и указательным.

Человек насторожился. Если камень побольше наделал такого шума, что случится, если эта песчинка попадет в кучу? Страшно представить…

Предчувствие его не обмануло. После того как Недобрый Дух бросил песчинку, прогремела, казалось, тысяча громов, и черная куча сделалась подобием Эвереста рядом с белой пологой сопкой. В наступившей тишине слышался один только торжествующе смеющийся дискант, бас смолк, а в центре событий материализовался еще один персонаж, будто шагнувший с персидской миниатюры: миловидный, даже женственный, улыбающийся Князь Смерти. В правой руке он держал, словно детскую, кривую сабельку, чуть длиннее зубочистки, в левой — в оправе из слоновой кости серебряное Зеркало Кармы, к поясу была приторочена веревка с уже завязанной на ней петлей.

— Эта песчинка — твой смертный час, — сказал Князь Смерти, — и она перевесила тысячу лет твоей в общем-то праведной жизни, благороднорожденный.

— Протестую! — проревел бас. — Один час не равноценен тысячелетию! Мой подзащитный почти богдо!

— Богдо из хладного ада! — передразнил адвоката дискант прокурора. И снова заливистый детский смех, от которого у Человека мурашки выступили по всему телу желания.

— Князь! — сказал он. — Я тоже считаю твой суд несправедливым!

Это его единственное включение в спор имело, надо заметить, для Человека весьма неприятные последствия. Вместо ответа Князь Смерти сунул ему под нос Зеркало Кармы:

— Смотри!

Тот взглянул на один только миг и не увидел своего отражения, но на поверхности отполированного серебра промелькнула вся его жизнь от рождения до позорной смерти, однако Человек не успел ее осмыслить, потому что Князь Смерти надел на его шею петлю и повлек за собой.

Плаха оказалась рядом, а в роли палачей выступили недавние адвокат с прокурором, разительно переменившиеся внешне. Теперь они обернулись жуткими существами со множеством рук, в каждой из которых были зажаты пыточные орудия: тонкие ножи, щипцы, кусачки… Впрочем, по-прежнему один из них отливал серебром, другой чернью.

Князь Смерти своей смешной, но острой сабелькой отрубил Человеку голову, Добрый Дух вырвал сердце, Недобрый Дух выгреб наружу кишки и внутренности, а потом все вместе они стали пожирать его мозги, пить кровь, жевать плоть и грызть кости.

Безумная, невероятная боль охватила Человека, но он не умер. Мистическое тело вновь возникло из ничего, и снова его потащили с петлей на шее, снова рвали и разгрызали на части. Это повторялось снова и снова, и не было этому конца…

Осознать увиденное в Зеркале Кармы, прийти к какому-то спасительному выводу у Человека попросту не было возможности, потому как не оставалось промежутка между бесконечными казнями и пытками, и мучительная боль не прерывалась ни на мгновение. В этом мире Бардо Человек и его видения сравнимы по плотности, а потому боль — настоящая…

Книга «Бардо Тёдол» учит, что великое несчастье ждет тех, кто поверит в явь этой неяви, в ощутимость этой неощутимости, в суть этого несуществования.

Однако подобно сновиденью, в котором мы помним себя, нельзя сказать про то, что вокруг нас в Сидпа Бардо, что этого нет.

Не существует и не существует, но есть и переживается нами! Тут тайна!

«И тогда один из Палачей-Мучителей Бога Смерти набросит тебе на шею петлю и повлечет за собой. Он отсечет тебе голову, вырвет сердце, вывернет чрево, высосет мозг, выпьет кровь, он пожрет твою плоть и изгложет кости, но ты не сможешь умереть. Хотя тело твое будет разорвано на мелкие части, оно оживет вновь. И так будет повторяться снова и снова, причиняя тебе ужасную боль и муку…»

Бездумно слышал Человек голос из Срединного мира. Между тем пришла-таки одна-единственная мысль в уже отрубленную голову, и когда та снова выросла на неубиваемом теле, Человек воскликнул:

— Я не боюсь тебя, Князь Смерти! Я прошу у тебя помощи и защиты! — Он вдруг вспомнил свое имя, и ему показалось важным немедленно выкрикнуть его ужасающему Князю. — Это говорю тебе я, Баташулуун Шагланов!

И все закончилось. Его мучители, порождения его собственного разума, пропали, будто их и не было…

 

Глава 56

СИДПА БАРДО. ШЕСТЬ ЛОК

05.33. Остров Ольхон. Область Бардо

Если в восприятии Человека минула целая вечность, наполненная ужасающими страданиями, в Срединном мире не прошло и минуты. Василий Шарменев даже и новой страницы не перевернул. Он читал:

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, вместе с лучами Мудрости возгорятся перед тобой призрачные огни Шести Лок.

На вопрос „Каковы они?“ — ответ таков: тускло-белый — от Дэвов, тускло-зеленый — от асуров, тускло-желтый — от людей, тускло-голубой — от животных, тускло-красный — от прет, тускло-серый — из ада.

Все шесть возгорятся одновременно с шестью сияниями Мудрости.

Не бойся их, не соблазняйся ими, оставайся в состоянии бездумья…»

И Человек, что обрел наконец имя, а вслед за ним и воспоминания о прошедшей жизни, слушал его внимательно. Слушал и теперь понимал смысл услышанного. Он снова был Баташулуун Шагланов, заарин-боо, могущественный, а здесь, в теле желаний, почти всемогущий. Он мог бы остаться в волшебной области Бардо, некоторые колдуны так и поступали.

Горе тем, кто, понимая несуществование и не-суть Бардо Миров, искушается возможностями и сверхъестественными способностями и волей своей там остается, не желая ни спасаться, ни воплощаться. Это возможно, если достает силы и оккультного навыка. Таков путь колдунов и темных магов. Нереален, но есть. Области Бардо привлекают многих из духовно продвинутых своими возможностями творения и власти. Ведь одной мыслью, одним желанием обитатели любого Бардо способны лепить дворцы, живых красавиц, ароматы и негу. Многие соблазняются и не желают двигаться предначертанным путем. Горе им!

Заарин осознанно выбирал, решив сразу отсечь заведомо неприемлемые варианты.

Тускло-серое свечение Наракалоки не прельщало. Ад, где царят ненависть и злоба, добровольно выбрать может лишь сумасшедший…

Тускло-красная Преталока не многим лучше. По определению неутолимые жажда и голод Мира Голодных Духов — танталовы муки…

Тускло-голубую Тирьяг-йони тоже осознанно не выбирают. Любые, даже самые свирепые хищники постоянно страдают, живут впроголодь и вынуждены постоянно бороться за выживание. Но самое неприятное даже не это, их сознание неразвито, из мира животных почти невозможно выбраться, это тупик…

Многочисленные миры манящей тускло-белым Дэвалоки хороши, и даже слишком. Баташулуун Шагланов уже рождался здесь в предпоследнем воплощении. Рай сродни аду тем, что из последнего не сможешь выбраться, из первого — не пожелаешь…

Нет, рождение в Мире Наслаждений всего лишь передышка, его предназначение в ином. Отпадает, увы…

Остались две возможные Локи — тускло-зеленая Мира асуров и тускло-желтая Мира людей, до боли родного Срединного мира…

Асуры стремятся к власти, борьбе, переделке мира, они наполнены энергией действия, могут питаться ревностью и завистью. Это перерождение возникает у тех, кто имел добрые намерения, но действовал неправильно и приносил вред другим. Многие мудрецы считают, что асуры живут лучше, чем люди. Но полубоги несчастны, потому что завидуют богам. Впрочем, асуры единственные, кроме людей, существа, способные к осознанному выбору, но минусов этого мира все-таки больше, чем плюсов.

«Человеческое перерождение получить нелегко». Смысл этой буддийской истины в том, что все другие состояния не способны сознательно принимать решения и крутятся в Сансаре в плену своих желаний и внешних обстоятельств. С этой точки зрения человеческое перерождение особенно ценно, а потому выбор был сделан в пользу привычного Срединного мира.

Баташулуун Шагланов знал, что есть четыре сорта рождений: из яйца, в чреве, сверхъестественное рождение и из семян и спор. Из яйца или в чреве — рождения во многом подобны.

Рождения в Мире Дэвов, в аду или Мире Голодных Духов — это сверхъестественное рождение, равно как и в Мире асуров.

В мире людей и в мире животных рождение требует чрева.

Между тем в Срединном мире шаман продолжал читать:

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, перед тобой появятся видения совокупляющихся мужчин и женщин. Если сейчас войти в чрево, повинуясь чувству влечения и отвращения, то можно родиться лошадью, птицей, собакой или человеком…»

И он увидел их, они были всюду, как в мечтах сексуального извращенца, эти самцы и самки совокупляющихся людей, животных и насекомых…

Гомосексуальные видения отсутствовали, и дело тут не в прижизненной традиционной ориентации заарина. Он ведь выбрал рождение в чреве, а общеизвестно, что родиться в однополом браке (за исключением встречающихся в дикой природе феноменов) возможно лишь сверхъестественным способом. Древним буддистам, вероятно, это было известно, но их вошедшая в поговорку толерантность не позволила упомянуть подобный способ рождения в сакральной книге.

Короче, заарину привиделись лишь гетеросексуальные совокупления людей, но уж их способов и вариантов было не счесть. Черные, белые, желтые и цветные тела, одно красивее и соблазнительнее другого, выделывали такое, что постоянным посетителям порносайтов даже и не снилось. Впрочем, и разница была огромной. Заарин не просто подглядывал в щелку, а как бы сам участвовал в этом массовом соитии, причем одновременно в качестве как мужчины, так и женщины. Пол будущего младенца еще не был определен…

Но в той же степени, в какой одни пары привлекали, другие — отталкивали. Вид этих мужчин и женщин вызывал отвращение, их действия — тошноту, а половые органы казались асимметричными, кривыми и омерзительными.

Как магнит железку, заарина влекло к первым, совершенным, и будто ветром, ласковым, но настойчивым, подхватило его, потерявшего голову, и понесло, понесло…

Заарин не противился, зачем? Человеку присуще чувство прекрасного…

Но этот назойливый голос… Заарин снова слышал голос из Срединного мира:

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, ты всегда будешь прав в Сидпа Бардо, поступая наоборот, заменяя в себе самое сильное чувство во всякое мгновение на противоположное.

Если испуган ты — иди навстречу опасности и страху. Отвратителен тебе облик, обними и приласкай его. Красоту и негу отвергни и оттолкни. Лучше следовать вони, нежели искуситься сладостью аромата…»

И отпрянул заарин от соблазна, и с какими-то хлюпающими звуками затворились одновременно врата всех чрев.

И увидел заарин знаки континентов, один из которых ему предстояло выбрать для нового рождения.

На Восточном континенте он увидел большое озеро, в котором плавали лебеди. Но не вошел туда. Там счастье и удобство, но слаба вера.

В Южном Приделе он увидел роскошные особняки и дворцы. Он мог войти туда, но не вошел.

В пределах Западного континента он увидел озеро, на берегу которого лошади щипали траву. Но не вошел туда. Там изобилие и богатство, но вера не крепка.

В Северном Приделе он увидел озеро, окруженное лесом, где на берегу паслись коровы. Не вошел и туда. Там жизнь долга и много возможностей, но вера слаба.

Еще он увидел храмы, наполненные драгоценностями и золотом Мира Дэвов. Он мог войти туда, но не вошел, увы…

Потом он увидел огромный лес и кольца огня, вращающиеся в противоположных друг другу направлениях. Он не вошел в мир асуров, может быть, и зря…

Следом он увидел пещеры, глубокие ямы, завернутые в дымку или клочья тумана. Зачем ему в мир животных?

Далее следовало видение выжженных просторов, пустынь, голых равнин, непроходимых зарослей и неглубоких долин и впадин. Убога земля мира претов…

Вдруг он услышал чудное, притягательное пение, которое несет в себе силу кармы. Заарин невольно захотел пойти на звуки, но понял вдруг: это место, где черные дома, белые здания, черные дороги и глубокие ямы, называется ад, и не пошел туда…

Ничего не выбрал заарин. Изначально отказавшись от сверхъестественного рождения, он ограничил выбор рождением в чреве в мире людей.

Он мог бы стать президентом США, но зачем? Золотой век сверхдержавы подходит к своему закономерному финалу.

Он мог бы стать главой КНР, но золотой век Китая еще не наступил, да и наступит ли?

Впрочем, трудно, даже невозможно сохранить непорочность в грязном океане политики. Это не его путь.

Он мог бы стать первым в списке самых богатых людей Срединного мира, но зачем? Все вышесказанное о политике в не меньшей степени распространяется и на бизнес.

Он мог бы попытаться объединить народы, возглавив ООН, но прекрасно понимал тщетность подобной попытки. Не соединить то, что разъединено Творцом. Новой Вавилонской башни не выстроить.

Он мог бы стать духовным лидером одной из мировых религий или создать новую, способную указать людям путь к Освобождению, но зачем? Путь все равно выберут единицы, так они и без его вмешательства отыщут Путь, чего бы им это ни стоило. Миллиарды остальных не желают знать Истину, а обманывать или играть на низменных, животных инстинктах человечества заарин не хотел.

Так что же ему остается?

Единственный смысл каждого нового воплощения — в личном Освобождении, и если кто-то думает по-другому, это его проблемы. Пусть попробует кнутом загнать человечество в счастливое будущее или пряником — в патриархальное прошлое.

Бог ему судья…

Беда всевозможных мессий в том, что они пытаются спасти всех скопом, а надо бы по одному, каждого, и тогда, может быть, все и спасутся.

Если сами того пожелают…

Сделалось бы христианство мировой религией, кабы после Вознесения Спаситель не явился ученикам?

Освобождение осуществляется без свидетелей в мире Бардо, куда ни один живой человек, за редким исключением, попасть не в состоянии.

«О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, сладкий аромат привлечет тебя к ждущему, готовому принять тебя Чреву. Что бы ты ни видел и ощущал, пойми, что не все здесь золото, что блестит. И будь в выборе осторожен…

О благороднорожденный Баташулуун Шагланов, войди с чувством любви и веры в исполнение твоего желанного выбора, и тогда Чужое Чрево превратится в твой Храм и Святыню…»

Заарин услышал голос из Срединного мира. Услышал и улыбнулся. Улыбнулся, и свежий кармический ветер подхватил его, как пылинку…

 

Глава 57

ПОЛУТЕНЬ

06.02. Остров Ольхон

Ровно в 6 часов 2 минуты полная фаза лунного затмения завершилась, что с широты Ольхона увидеть невозможно, впрочем, Луна все еще оставалась в земной полутени.

В это же самое мгновение в глубине безлюдного двора усадьбы Василия Шарменева, что на окраине Хужира, на утоптанной земле возле кострища материализовалась шестнадцатилетняя девушка, ничем, в общем-то, не примечательная, разве что тем, что была очень симпатичной гуранкой, но здесь, на территории Восточной Сибири, полукровок более чем достаточно…

Девушка поднялась с земли, потянулась, выгнув по-кошачьи спину, будто проспала тут всю ночь, однако сонной не выглядела, напротив, казалась уставшей, даже измученной. Но улыбнулась и, оглядевшись, негромко заговорила сама с собой, потому как на пустом дворе более ей не с кем было разговаривать:

— Случилось так, как должно. Он все сделал сам, лишь однажды пришлось ему чуть-чуть помочь при принятии правильного решения… Ну, может быть, пару раз… — И она рассмеялась заливисто и перекрестилась вдруг: — Все кончилось, слава богу!

Ровно в 6 часов 2 минуты в белой юрте Василий Шарменев закрыл «Бардо Тёдол» и произнес:

— «Психологический комментарий» Карла Густава Юнга над телом, думаю, читать не обязательно.

— Полностью с вами согласен, Василий, — подал голос Степан Юрьевич, поднимаясь с пола у входа и осматриваясь.

Ничего не изменилось. Гомбо Хандагуров по-прежнему спал на лежанке, связанный Юрий Беликов зловеще вращал глазами, Марина Младич не двигалась.

— Может быть, теперь вы меня развяжете? — едва сдерживая гнев, спросил следователь.

— Погодите, Юра, не до вас!

Шаман с «аномальщиком» склонились над телом девушки.

— Убийцы! — выкрикнул Беликов. — Она, наверно, уже успела остыть!

К счастью, он оказался неправ, по крайне мере отчасти. Мертвой Марина не выглядела. Кожа лица порозовела и до температуры окружающей среды явно не опустилась, а вот дыхание пока не восстановилось либо было настолько слабым, что внешних проявлений не вызывало.

Пощупав пульс на шее, Есько посмотрел на Шарменева, который успел уже вывалить из дамской сумочки все содержимое в поисках зеркала.

— Что пульс? — спросил он, оторвавшись от своего мародерского занятия.

— Отсутствует, — похоронным голосом произнес «аномальщик», а шаман наконец отыскал компактную пудреницу, раскрыл ее и увидел внутри зеркальце. Поднес его к губам девушки, спустя полминуты посмотрел и запотевания не обнаружил.

— Дыхания тоже нет…

— Замочили девку, козлы дырявые! — с новой силой заорал Беликов. — Развяжите меня, суки позорные!

Вероятно, положение задержанного и связанного подняло из темных глубин сознания, а то и подсознания капитана юстиции интонации и жаргон камерной «шестерки». Возможно, в предках следователя наследили и каторжане, отнюдь не политические… Однако на его ор внимания никто не обратил.

— Марина не выглядит мертвой, — сказал Есько.

— Похоже на летаргию, — предположил Шарменев.

И в это самое мгновение в юрте появилась Джина. Никто из мужчин не заметил, как она вошла, да и вошла ли? Впрочем, что за вопрос? Джина Лунева совершенно обыкновенная девушка, ежу понятно…

Словом, появившись неизвестно как, она решительно прошла к лежащему на земляном полу телу без признаков дыхания и сердцебиения.

— Женька? — удивился ее дядя, — Ты как сюда попала?

— Проездом из Парижа, — с усмешкой ответила племянница и добавила, скорее повелела, настолько серьезным и уверенным был теперь ее голос: — Отойдите от девушки и не мешайте мне.

Мужчины подчинились, и даже связанный смолк, а Джина перевернула Марину из позы «спящего льва» на спину и встала перед ней на колени, настороженно всматриваясь в ее лицо. Неизвестно, что уж она разглядела в застывших правильных чертах, однако спустя минуту улыбнулась:

— Все будет хорошо.

Она надавила ладонями на грудь, сразу после чего раскрыла плотно сжатые губы девушки и припала к ним своими, что есть силы вдохнув в ее легкие воздух. Одного раза оказалось вполне достаточно (вот оно, чудо!), Марина Младич стала дышать, а чуть позже открыла и глаза.

— Ты меня поцеловала, Мать-Птица, — сказала она с улыбкой, — спасибо тебе…

— Твое имя Марина Младич? — спросила Джина, пропустив мимо ушей ее слова.

— Да.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. — Марина протянула руку. — Помоги мне, пожалуйста, встать.

— Лежи пока, — велела Джина. — Ты что-нибудь помнишь?

— Не слишком много, и все настолько перепутано, не разобрать, что к чему…

— Как он?

— Он? — Марина улыбнулась, задумалась и сказала после паузы: — Я не держу на него зла за вторжение и оккупацию… Теперь я знаю, по крайней мере, что смерти нет, знаю точно… А он… Короче, он выбрал чрево и очень скоро родится вновь в мире людей. Я верю, для долгой и счастливой жизни, может быть, вечной…

Прозрачная, самая чистая в мире вода Байкала оказалась обжигающе-холодной, однако парни плескались в ней, будто она имела температуру парного молока. Артем не выдержал и, сбросив одежду, присоединился к остальным.

Потом полуголые Стас с Иваном, дрожа от холода, кое-как отстирывали без мыла свою одежду, перепачканную белой зловонной слизью, а Артем разжигал на берегу костерок, чтобы хоть немного обогреться.

Вскоре, выжав штаны с майками и разложив их прямо в траве на солнце, которое светило ярко, а грело так себе, пострадавшие от проказливого ада-духа в одних только сухих трусах и обуви грелись у костра.

Ровно в 6 часов 2 минуты Артем предложил пройтись до заброшенной фермы и посмотреть на заложников.

— Зачем? — поинтересовался Стас. — Боохолдоев мы перебили, а тот, что остался, Иван говорит, неопасен. Заложникам ничего не угрожает, так что смотреть? Цветы на них не растут и узоров нет…

— Полная фаза лунного затмения закончилась? — догадался Иван.

— Только что, — кивнул Артем, а Стас вообще не понял, о чем речь.

— Какое, к черту, лунное затмение? — Он показал на восток. — Солнце давно взошло, где вы видите луну?

— Она зашла полчаса назад, — сказал Иван, — но это ровно ничего не меняет.

— Не, вы точно придурки, — резюмировал Стас, однако как был, в одних трусах, поплелся к дому вслед за остальными.

Проснулись все, как по команде, одновременно, но повели себя совершенно по-разному. Оно и понятно, двух одинаковых людей не сыскать, а их было пятнадцать человек, если считать вместе с эмбрионом в чреве Татьяны Хандагуровой.

Наталья Лунева, еще не поняв, что с ней произошло и как она оказалась на полу какого-то бичевника, не вставая, сразу же схватилась за сотовый, но замерла в нерешительности, не зная, кого вызвать первым — мужа или дочь.

Таллинские Хандагуровы, собравшись вместе, перебрасывались единственным вопросом: как они здесь оказались? Пока Дмитрий, прижав к себе беременную супругу, не уточнил: а где это, собственно, «здесь»?

Нина Павловна, чье сознание подверглось наибольшему вмешательству извне, впав в прострацию, отвернулась к стене из неструганого бруса с лохмотьями грязной пакли в щелях, а в голове ее мелькали несвязные обрывки воспоминаний последних дней: поселок Усть-Орда, «боинг», аэропорт Домодедово, ряды коек с убогими стариками на них — словом, полный кошмар…

Тетка ее, напротив, полностью пришла в себя впервые за последние шесть или семь лет. Она самостоятельно и легко встала с инвалидного кресла, что уже и вовсе невероятно, подошла к зияющему оконному проему и стала наблюдать, как с байкальского берега к дому приближались трое молодых людей, причем двое из них были в одних только трусах и кроссовках.

Более даже, чем вопрос местонахождения, пожилую женщину занимал другой: откуда на ее одежде кровь? Причем абсолютно ничего не болело, будто четверть века, не меньше, она сбросила с плеч.

Большая семья внука усть-ордынской Сороки Владимира Атановича почти сразу покинула дом. Они не узнали конкретного места, но поняли, что находятся на берегу Байкала. Выйдя на крыльцо, кто-то из них поинтересовался у подошедших парней, кстати, не обратив внимания на их внешний вид, куда их занесло и как отсюда добраться до Иркутска.

— Подождите минуту, может быть, получится вас подвезти, — ответил Артем, доставая сотовый телефон и набирая номер брата.

Юрия Беликова развязали, но повод звонить в полицию отпал сам собой — все живы и здоровы. Впрочем, ремнями стерты запястья, но тут уж он сам виноват — не фиг было дергаться, вел бы себя спокойно, так нет…

Следователь вообще не слишком понимал, что на него нашло, почему он окрысился на людей, которых в последнее время считал друзьями и которым доверял безоговорочно. Одна лишь причина пришла на ум, который, вероятно, тоже не избежал полного затмения…

Тем временем самонадеянная девчонка взяла инициативу на себя, и остальные не возражали, даже ее не менее самонадеянный дядя — служитель архаического культа.

Когда зазвонил сотовый Есько, тот вздрогнул и спросил именно у Джины:

— Как мог пройти звонок? Связи с этим местом раньше не было.

— И не будет после восьми утра, когда Луна полностью выйдет из земной тени, а пока говорите, Степан Юрьевич, — улыбнулась девушка.

Звонил бывший полковник ГБ, а ныне бизнесмен и, как это у них принято, кандидат в депутаты Николай Тимофеевич Алексеев. Выяснив, что все благополучно завершилось и в губернском городе не ожидается более ни убийств, ни пожаров, ни каких-либо иных стихийных или рукотворных бедствий, он поздравил «аномальщика» с успехом и дал отбой.

Следователь решил повременить с докладом начальству. Во-первых, по причине чересчур уж раннего утра, а во-вторых, оставалась еще неизвестной судьба заложников с заброшенной фермы. Об этом капитан юстиции очень скоро узнал, ответив на звонок сводного брата. Но вот что забавно: вопрос Артема, что делать с проснувшимися заложниками, он переадресовал Джине!

— Тех машин, что у нас в наличии, на всех явно не хватит, — констатировала девушка. — Юра, скажите Артему, что я скоро буду там сама и все решу. Пусть ждут.

И следователь безропотно сделал так, как ему велели.

Когда он вышел из юрты вслед за Джиной, буквально через полминуты, девушки он не увидел. Куда она могла деться за столь короткое время, так и осталось для Беликова загадкой.

А та была уже на заброшенной ферме и снова распоряжалась.

Собрав всех возле крыльца, Джина объявила отдыхающим, что срок их путевок истек и они прямо сейчас садятся в комфортабельный автобус и возвращаются домой.

Зомбированные вторично рукоплескали и благодарили администрацию отеля за отлично организованный отдых, после чего дружно погрузились в кузов КамАЗа со взорванной кабиной и затянули туристские песни.

Вопрос, кто повезет эту развеселую компанию, не возник. Из-под пола немедленно был извлечен маленький одноглазый зверек и усажен за отсутствующий руль.

— Павлик, ты справишься? — строго спросила Джина.

— Не сомневайся, Мать Хищная Птица, Павлик бедовый! Павлик — ого-го какой!

Самосвал так рванул с места, что поющие отдыхающие едва не вывалились из кузова.

— Эй, полегче! — прикрикнула Джина.

— Понял, прости…

Автобус медленно выезжал на бетонированный автобан.

— Быть боохолдоем — это так прикольно!

Парни со слезами на глазах махали отъезжающим, с которыми успели подружиться.

Хорошо то, что хорошо кончается…

На сотовый Есько позвонил Виктор Кронштейн и поинтересовался, все ли в порядке.

— Да, — ответил Степан Юрьевич, — заложники освобождены, похитители обезврежены.

— А как дух заарина? — спросил Кронштейн. — Сумели изгнать его из тела Марины Младич?

— Вы с ума сошли, Виктор Самуилович? — искренно удивился Есько. — Заарин, если не ошибаюсь, это высшая степень посвящения у бурятских шаманов, но таковых нет уже лет двести… А моя сотрудница Марина Младич рядом со мной сейчас, и никто, слава Всевышнему, в нее не вселялся.

Ошарашенный Кронштейн был и сам удивлен: что за дурацкие вопросы он задал минуту назад?

— Я, Степан Юрьевич, знаете, что решил? — спросил он.

— Что?

— Завтра же выезжаю автостопом в Китай. Хочу побывать на святой земле Тибета, возможно, там и останусь, уйду в монастырь.

— Вы что же, милейший, в буддизм ударились? — поинтересовался Есько с легкой издевкой в голосе.

— Так давно уже, — ответил Кронштейн со всей серьезностью, — больше пяти лет…

Джина с улыбкой слушала их разговор, затем, когда «аномальщик» убрал сотовый, сказала:

— Нам пора.

Все безропотно потянулись к дороге, где стояла теперь единственная машина — УАЗ Василия Шарменева.

Джина взглянула на улыбающегося во сне Гомбо. Ей сделалось интересно, чему или кому он улыбается. Скоро она это поняла. Гомбо наконец увидел во сне то, о чем мечтал: жену Дариму, дочку Урхан, семейную юрту и отару овец. Много ли нужно простому человеку для счастья? Чуть-чуть тепла, любви и море покоя…

Джина порадовалась, что интимных подробностей не увидела. Муж с женой только что закончили заниматься любовью, и теперь умиротворенный Гомбо лежал на шкурах, нежно обняв Дариму. Впрочем, умиротворение длилось недолго. Мужчина вдруг заерзал и, оторвавшись от женщины, пристально посмотрел ей в глаза.

— Когда будет самое главное? — спросил он.

— Оно было минуту назад, — с улыбкой ответила Дарима.

— Я не об этом, о другом, по-настоящему главном! — разозлился муж. — Ну, давай!

— Что тебе дать? — не поняла жена.

— Ах, у тебя нет ничего с собой…

Мужчина торопливо поднялся, отыскал в разбросанной своей одежде кожаные ножны, достал из них охотничий нож с широким, хорошо отточенным лезвием и протянул его жене.

— Зачем ты дал мне нож? — Привстав, она приняла оружие за ручку.

Гомбо опустился на колени перед ней.

— Бей сюда! — Он показал на левую сторону груди. — Смотри не промахнись, я не хочу мучиться.

— Зачем? — удивилась Дарима.

— Так надо! — настаивал Гомбо. — Бей же!

— Нет! — Она отбросила оружие в сторону. — Я не буду этого делать!

Гомбо поднял с пола нож, взвесил его в руке.

— Ни на кого нельзя положиться, все приходится делать самому, — пробормотал он и, размахнувшись, ударил себя ножом в сердце. Вероятно, немного промахнулся, потому что перед самой смертью успел прошептать:

— О, какая боль… какое наслаждение…