Вся его биография — послужной список честного, смелого и талантливого солдата. Он родился в 1872 г. в г. Влоцлавске. Отец был из крепостных крестьян — сданный в рекруты, он выслужился в офицеры и вышел в отставку майором. Мать — польская швея. Жили Деникины в бедности — на 45 рублей пенсии отца. Отец умер — и пенсия стала 20 рублей. Будущий генерал и учился, и подрабатывал на хлеб репетиторством. После реального училища поступил в полк вольноопределяющимся, служил на солдатских правах и солдатском довольствии. В 1892 г. был произведен в офицеры, в 1895 поступил в Академию Генштаба. Но причислен был к Генштабу лишь через два года после выпуска в результате скандала — из-за несправедливости в распределении выпускников провинциальный штабс-капитан Деникин осмелился подать жалобу самому императору на военного министра Куропаткина.

Задолго до революции обжегся на «сознательности». Не только вывел рукоприкладство в своей роте, но и… отменил дисциплинарные взыскания. Внушал подчиненным, какие они хорошие люди, учил помогать друг другу и следить за собой. Рота так разболталась, что Деникин должен был уйти. А старый фельдфебель Сцепура после его откомандирования показал солдатам огромный кулак и сказал "Теперь вам не капитан Деникин. Поняли?…"

В эти же годы он начал писать рассказы и статьи на военную тематику, публиковавшиеся в журналах «Разведчик» и "Варшавский дневник". Отличился во время русско-японской войны начальником штаба Забайкальской казачьей дивизии, а затем — знаменитой Урало-Забайкальской дивизии ген. Мищенко, прославившейся дерзкими рейдами по тылам противника. В Цинхеченском сражении одна из сопок вошла в военную историю под названием Деникинской.

Здесь же приобрел первый опыт «добровольчества» — в 1905 г. пути из Маньчжурии в Россию перекрыли несколько анархических «республик», и Деникин с группой офицеров, чтобы попасть домой, сколотили отряд из надежных бойцов и на эшелоне с оружием в руках прорвались через бунтующую Сибирь. В мирное время, зачастую рискуя карьерой, он активно выступал в печати против отживших порядков в армии и ретроградов в высшем командовании. К политическим партиям не принадлежал, но по взглядам считал себя либералом, считал, что России нужны конституционная монархия, радикальные реформы и мирные пути обновления.

В 1914 г. пошел на фронт командиром 4-й стрелковой бригады, которую называли Железной, впоследствии развернутой в дивизию. Слава этого соединения гремела на всю Россию, а его командир за успешные операции и личный героизм был награжден Георгиевским оружием, орденами Св. Георгия 4-й и 3-й степени и Золотым Георгиевским оружием с бриллиантами. В 1916 г. был назначен командовать 8-м корпусом на Румынском фронте, где фактически он руководил и румынскими войсками, заслужив высший орден этой страны — Св. Михаила.

После революции Деникина назначили начальником штаба Верховного Главнокомандующего Алексеева. Вместе с Алексеевым он и ушел из Ставки после подписания Керенским "Декларации прав солдата". Командовал Западным фронтом, затем принял у Корнилова главный, Юго-Западный. В дни корниловского выступления послал правительству телеграмму:

"Я солдат и не привык играть в прятки. 16 июня на совещании с членами Временного правительства я заявил, что оно разрушило, растлило армию и втоптало в грязь наши боевые знамена… Сегодня получил известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие спасти страну и армию, смещается с поста… Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду".

За это он был арестован, подвергся глумлению толпы и чуть не растерзан солдатней. Бердичевская тюрьма. За ней — Быховская и побег на Дон. В отличие от Корнилова, воевавшего по-суворовски — "глазомер, быстрота, натиск", Деникин был мастером хитрого маневра, любил побеждать врага умом, неожиданными тактическими приемами. Но он был еще и заботливым, любящим сыном, посвятив все годы своей молодости уходу за больной матерью. И лишь после ее смерти в 1916 г., будучи уже генералом, сделал предложение Ксении Васильевне Чиж — женщине, которая была на 20 лет младше его, и с которой он много лет состоял в трогательной переписке. Свадьбу они отложили до окончания войны. Она нанимала ему адвокатов после ареста, приезжала в Быхов, а потом приехала и на Дон. 7.01.1918 в полуосажденном Новочеркасске состоялось их скромное венчание, на котором присутствовали лишь несколько ближайших друзей…

После смерти Корнилова Алексеев сказал "Ну, Антон Иванович, принимайте тяжелое наследство. Помоги вам бог!"

И был составлен приказ за подписью Алексеева о вступлении Деникина в командование Добровольческой армией. При этом возник неожиданный казус — как же ему подписаться? Оказалось, что скромный основатель армии так и не придумал для себя никакого официального поста. Начальник штаба Романовский предложил:

"К чему теперь формальности? Подпишите просто — генерал Алексеев. Разве добровольцы не знают, кто вы такой?"

Положение ухудшалось. Красные пытались охватить левый фланг армии. Эрдели едва сдерживал их конными атаками. Туда бросили последние резервы. Гибель Корнилова довершила моральный надлом. Деникин решил выводить армию из-под удара. С юга была река Кубань, с востока — Екатеринодар, а с запада — плавни и болота. Оставался путь на север. После захода солнца войска скрытно снялись с позиций, и пошли в полную неизвестность. Имея единственную цель — вырваться. Уходили в порядке, с обозом и артиллерией. Хотя из Елизаветинской не смогли вывезти 64 раненых — по окрестностям уже рыскал враг, телег не хватало. Начальник обоза вынужден был принять жесткое решение — оставить безнадежных и тех, кто все равно не вынес бы перевозку. С ними остались врач, медсестры, деньги на питание… Спаслись 11, остальные были зверски убиты.

Уже с рассветом колонну обнаружили. Из попутных станиц встретили ружейным и артиллерийским огнем. Бронепоезд стал обстреливать арьергард. Красных выбили атакой. Пытавшуюся приблизиться многочисленную пехоту отогнали пушечными выстрелами. После 50-километрового марша армия остановилась в немецкой колонии Гначбау. Впереди лежала Черноморская железная дорога, занятая красными. Сзади появились крупные преследующие силы, начали окружать селение, десяток орудий повели обстрел. Это был один из самых трудных дней. После неудачного штурма, отступления, потерь люди теряли самообладание. Впервые появилась паника. Бригада Богаевского, выдвинувшись в поле, отбивала атаки. Деникин приказал сократить обоз, оставив одну повозку на 6 человек. Оставить лишь 4 орудия для них все равно было лишь 30 снарядов. Остальное испортили и поломали.

Деникин хитрил. Перед самым закатом авангард выступил на север. Его заметили, начали обстреливать ураганным огнем. Но едва стемнело, колонна круто повернула на восток. Вышли к железной дороге вблизи станции Медведковской. Марков со своими разведчиками захватил переезд, от имени арестованного сторожа поговорил по телефону с красным станционным начальством и заверил, что все в порядке. На станции был бронепоезд, 2 эшелона пехоты. А под боком у них, на переезде — весь белый штаб. Офицерский батальон и другие части начали разворачиваться против красных, но их заметили часовые. Раздались выстрелы. И через несколько минут выкатился бронепоезд, надвигаясь на переезд, где собралось все командование — Деникин, Алексеев, Романовский, Марков и несколько разведчиков.

Счет шел на секунды — и генерал Марков один, размахивая нагайкой, бросился навстречу бронепоезду "Стой! Раздавишь, сукин сын! Разве не видишь, что свои?!"

Ошеломленный машинист затормозил, и Марков тотчас зашвырнул в кабину паровоза гранату. Бронепоезд ощетинился огнем, но уже подоспел начальник артиллерии Миончинский. С ходу развернули пушку и в упор — снаряд в паровоз, несколько снарядов по вагонам. И подбежавшие со всех сторон стрелки Офицерского полка во главе с Марковым полезли на штурм. Рубили топорами крышу и бросали туда гранаты, стреляли через бойницы. Подложили смоляной пакли и подожгли. Большевики упорно защищались, но были перебиты. Тогда добровольцы бросились тушить и расцеплять вагоны, спасая драгоценные боеприпасы. Взяли 400 снарядов, 100 тыс. патронов и радовались такому счастью. Боровский, поддержанный Кубанским стрелковым полком, атаковал тем временем станцию и взял ее после рукопашной схватки. Часть большевиков успела погрузиться в поезд и бежать, остальных уничтожили. А через переезд уже текли многочисленные телеги обоза — раненые, беженцы. С юга сунулся было второй бронепоезд. Белая артиллерия встретила его точным огнем, и он отошел, продолжая обстрел на предельной дистанции и не причиняя вреда.

Армия вырвалась из кольца. И воспрянула духом, ожила, одержав победу. Снова обрела веру в себя. И попала в район дружественных станиц, где снова встречали хлебом-солью. Без серьезных боев пошли форсированными маршами. Деникин ловко обманывал красных. Резко менял направление движения. Объявлял в станице один маршрут, а выступал по другому. Когда советские газеты захлебывались восторгами по поводу "разгрома и ликвидации белогвардейских банд, рассеянных по Северному Кавказу", Добровольческая армия оторвалась от противника, отдохнула, окрепла и вышла опять к границам Дона и Ставрополья.

Первый Кубанский, или Ледяной поход длился 80 дней, из них 44 — с боями. Армия прошла свыше 1100 километров. Выступили в поход 4 тыс. человек, вернулись — 5 тыс. Похоронили на Кубани 400 убитых и вывезли 1,5 тыс. раненых, не считая оставленных по станицам. Ледяной поход стал крещением Белой гвардии, ее легендой. В нем родились белые герои и белые традиции. Впоследствии для первопоходников был учрежден особый знак — меч в терновом венце на Георгиевской ленте.