Угрожающее положение на фронте заставило политические круги Архангельска забыть о своих частных амбициях, и наконец-то был сформирован новый кабинет Северного правительства. Какого-либо значения это уже не имело. Правительство успело лишь выпустить воззвание с призывом к обороне, провести несколько заседаний и ответить на большевистские предложения о мире. Предложение, обещавшее даже неприкосновенность командного состава, было, разумеется, всего лишь провокацией с целью подорвать последние оборонные усилия белых, и правительству пришлось поломать голову над ответом, чтобы не дать врагу новых поводов для агитации.

Фронтовая обстановка ухудшалась с каждым днем. Вслед за восстанием 3-го Северного полка последовала другая катастрофа. Части, брошенные заткнуть дыру, были ненадежны и разбегались. Приходилось отступать. После того как красным сдали станцию Плесецкую, создалась угроза окружения Селецкого укрепрайона. 7-му Северному полку, упорно сражавшемуся там, была дана команда на отход. И тарасовские партизаны, составлявшие полк, выполнили свое обещание — идти вперед куда угодно, но не назад, чтобы не подвергнуть жен и детей красному террору. Они остались в родных деревнях. От лучшей белой части остались в строю 150 человек. А в худших стремительно шло разложение. В самом городе матросы открыто вели агитацию среди солдат запасных подразделений.

Тем не менее конец наступил внезапно. Миллер и его штаб считали, что падение Архангельска неизбежно, но некоторое время фронт еще продержится. Город жил нормальной жизнью, на улицах поддерживался образцовый порядок. Эвакуация не объявлялась, лишь чины контрразведки и оперативного отдела штаба в пешем порядке выступили на Мурманск (из-за глубокого снега за день смогли пройти всего 15 км). И вдруг 18 февраля катастрофа стала полной. Фронт рухнул. Войска на главных направлениях бросили позиции. Остались лишь небольшие группы по нескольку сот человек, не пожелавшие мириться с красными и начавшие отход на Мурманск. Эксцессов почти нигде не было. Солдаты, вышедшие из повиновения, не видели в офицерах своих врагов. Говорили им: "Вы домой, и мы домой". Иногда даже старались достать для них подводы, желали счастливого пути и дружески прощались. К счастью, энергичного броска на Архангельск большевики не предприняли — из-за того же бездорожья и недостаточной подготовки собственных войск. Между городом и бывшим фронтом образовалась зона в 200–300 км, где шло инсценированное коммунистами «братание», митинги и… вылавливание множества дезертиров, желающих под шумок удрать в Россию.

Спасением для многих стал ледокол «Минин». Всего в критический момент в Архангельске оказались 3 ледокола. «Канада» и «Сусанин» стояли в 60 км от города, у пристани «Экономии», где заправлялись углем. Туда была направлена и часть эвакуирующихся, больных. «Минин», отозванный радиограммой с полпути в Мурманск, пришел прямо в Архангельск. Поскольку команда, как и на других судах, была ненадежна, сразу же после швартовки на ледокол поднялась группа морских офицеров, заняв все машинные отделения и кочегарки. На «Минин» и военную яхту «Ярославна», которую он должен был взять на буксир, погрузились все, кто мог. Штаб главнокомандующего, судебные ведомства, лазареты, датские добровольцы, отдельные команды солдат и офицеров, члены семей белогвардейцев. Миллер все еще порывался ехать на фронт, к войскам. Штабным офицерам едва удалось отговорить его, доказывая, что фронта больше нет. Во избежание погромов и эксцессов главнокомандующий официально передал власть в городе рабочему исполкому. Городская дума и даже Земское Собрание от такой чести отказались. А председатель исполкома Петров, только что возвращенный из ссылки на Иоканге, откровенно признался Миллеру, что предпочел бы встретить красных в ссылке, а не во главе исполкома.

Напоследок штаб главнокомандующего допустил еще одну ошибку. Чтобы не допустить паники, скрыл от Мурманска падение фронта, сообщив, что Миллер выехал на передовую. Зато об этом громогласно оповестило большевистское радио. А все тот же Скоморохов по телеграфу от имени Земского Собрания направил мурманским войскам призыв сложить оружие, т. к. в Архангельске война закончилась. Погрузка на корабли шла всю ночь на 19.02. На пристани еще грузили раненых, а по городу уже ходили толпы рабочих и матросов с красными флагами, вспыхивали митинги и беспорядки. Поднял красный флаг и броненосец «Чесма». Эвакуирующиеся благодарили бога, что с него вовремя догадались снять снаряды. На суда взяли и часть гражданского населения — кого смогли. Впрочем, как потом выяснилось, это был далеко не предел. Правда, желающих ехать в неизвестность набралось все же не так много. Даже некоторые офицеры, поверив красной пропаганде, решили остаться, не говоря уж о мирных жителях — легко ли бросить свои дома, все нажитое добро и бежать на чужбину?

Когда «Минин» и «Ярославна» отчалили, рабочие и матросы попытались задержать их на Двине пулеметным и винтовочным огнем. Двумя выстрелами орудий «Ярославны» толпы нападающих разогнали. Дойдя до «Экономии», намеревались заправиться углем, которого у «Минина» оставалось чуть-чуть, присоединить к себе еще два ледокола и перегрузить на них часть беженцев. Но на «Канаде» и «Сусанине» уже развевались красные флаги. Прапорщик, бывший на «Экономии» комендантом, после известия о поражении ударился в запой, корабли офицерскими командами не занял, и пристань перешла в руки большевистских мятежников. Офицеры прибежали оттуда по льду на «Минин» и "Ярославну".

Выйдя в Белое море, корабли достигли ледяных полей. Они оказались настолько мощными, что вскоре стало ясно — с буксиром «Минину» через них не пробиться. «Ярославну» пришлось бросить. Все беженцы должны были перейти на ледокол. Загрузились впритирку — вместо нормальной вместимости 120 чел. «Минин» принял на борт 1100. С «Ярославны» сняли весь уголь, продовольствие, на всякий случай — одно из трехдюймовых орудий, установив его на корме ледокола. И пустая яхта осталась во льдах. 20.02 в полях торосов были замечены ледоколы «Сибиряков», "Русанов" и «Таймыр». Они еще до катастрофы, 15.02, вышли из Архангельска в Мурманск, но застряли здесь, не в силах пробиться дальше. Никакой уверенности в их командах не было, поэтому офицеров и чиновников, находившихся среди их пассажиров, тоже перевели на «Минин». Формально ледоколы подчинились белому командованию. Подойдя к «Сибирякову», имевшему большой запас угля, белогвардейцы начали перегрузку части топлива на «Минин», где уголь был на исходе.

Но на следующий день внезапно обнаружилась погоня, которую организовали из Архангельска на ледоколе «Канада» некие комиссары Дубровский, Бубновский и Николаев. Подойдя на дистанцию около 5 км, они открыли по «Минину» артиллерийский огонь. Кстати, в Архангельск передали радиограмму о том, что преследуемые "на предложение сдаться не отвечают", хотя никаких сигналов не подавали. Видимо, решили потопить без лишних хлопот. Ситуация создалась серьезная. Красные артиллеристы взяли «Минин» в «вилку». Снаряды ложились все ближе. Для небронированного корабля, битком набитого людьми, каждый выстрел мог стать смертельным. Пожар на борту или пробоина в таких условиях стали бы гибельными — давка, паника… Она уже начиналась в трюмах, переполненных женщинами. Отойдя от «Сибирякова», "Минин" стал отвечать огнем своего орудия, что явилось для большевиков неприятным сюрпризом. Они не учли перегрузки пушки с «Ярославны» и надеялись расстрелять беззащитное судно. Вскоре белым повезло — «Канада» получила попадание, развернулась и ушла прочь.

Началось движение во льдах. «Русанов», "Таймыр" и «Сибиряков» последовали за «Мининым», но вскоре отстали — то ли случайно, то ли нарочно. А потом сжатие льдов достигло такой силы, что остановился и «Минин». Тем временем рухнула конечная цель пути. 21.02 началось восстание в Мурманске. Под влиянием известий о падении Архангельска, усиленных красной и эсеровской пропагандой, войска там тоже бросили фронт. 22.02 спасшимся на «Минине» наконец-то улыбнулась удача — ветер переменился, и льды разошлись. Одну за другой перехватывали радиограммы из Архангельска с приказами в Мурманск выслать корабли для поимки беженцев. Поэтому «Минин» взял курс на Норвегию. Держались подальше от берега, шли с потушенными огнями… Уже в норвежских водах встретили пароход «Ломоносов», на котором спасалась из Мурманска группа русских офицеров, отряд бельгийских добровольцев и летчики-англичане.

Появилась возможность вздохнуть свободнее, переправив на «Ломоносов» часть пассажиров с ледокола.

26.02 «Минин» и «Ломоносов» пришли в порт Тромсе. Прием, оказанный им норвежцами, превзошел все ожидания. Русским устроили торжественную встречу. Ранеными и больными тут же занялись норвежские врачи, их немедленно развезли по больницам. Безвозмездно прислали огромное количество продовольствия, фруктов, шоколада — многие местные торговцы буквально опустошили для этого свои магазины. Беженцев разместили в хороших помещениях, украсив их живыми цветами. Обеспечили отличным питанием, детей засыпали фруктами и сладостями. Постоянно приходили местные жители, в том числе простые рыбаки и рабочие, интересуясь, не нужна ли какая-нибудь помощь. Местный пастор на богослужении произнес проповедь "Вера без дела мертва есть", призывая прихожан жертвовать для русских беженцев. В магазинах и лавочках у русских отказывались брать плату. Норвежское правительство само прислало Миллеру предложение устроиться с беженцами в более крупном г. Трондхейме, а когда он ответил согласием, тут же запросило, сколько для русских потребуется одежды и белья. Переходом в Трондхейм и завершилась эта полярная эпопея.

Что касается остальных войск Северной армии, то на Мурманском участке после развала фронта часть офицеров и солдат, не желающих попасть в лапы большевиков, около 1,5 тыс. чел., двинулась в Финляндию. После двух недель тяжелейшего пути без дорог через тайгу и полузамерзшие карельские болота, где люди по горло проваливались в снег и в воду, совершенно измученные и поддерживаемые лишь волевыми усилиями, они все-таки пересекли границу.

На Архангельском фронте удаленные восточные участки — Печорский, Мезенский, Пинежский — после прорыва на центральном направлении сразу очутились в глубоком красном тылу, обреченные на плен. Войска Двинского района, которые по штабным планам должны были соединиться с Железнодорожным для движения на Мурманск, не смогли этого сделать. Выявилась полная нереальность подобных планов, и остатки частей отступали на Архангельск, где и капитулировали, застав в городе уже советскую власть. А войска Железнодорожного района и вышедшие из самого Архангельска так и шли на Мурманск тремя группами — всего около 1,5 тыс. чел. В г. Онеге их встретило восстание, и белогвардейцам пришлось разгонять мятежников оружием. 27.02 подошли к ст. Сороки, находящейся уже на Мурманской железной дороге. И узнали, что Мурманского фронта больше нет. Вместо-встречи со своими в Сороках их ждали красные бронепоезда и два полка пехоты. Обессиленные 400-километровым переходом по снегам, лишившиеся поддерживающей их надежды, белогвардейцы вступили в переговоры с красными и сдались. Лишь маленькая группа в 11 чел. под шумок ушла на лыжах и добралась до Финляндии. А остальным припомнили Онегу — значительную часть перебили почти сразу после капитуляции.

Армия Миллера перестала существовать. Следует отметить, что спасшимся белогвардейцам Северной области посчастливилось больше, чем эмигрантам остальных фронтов. В скандинавских странах они встретили дружественный прием, попали в хорошие условия. Северное правительство даже снабдило всех беженцев солидными пособиями в валюте, достаточными на время подыскания работы. Вот только самих этих спасшихся оказалось здесь гораздо меньше, чем на других белых фронтах…