Идея о возрождении Римской империи в первую очередь не давала покоя ее автору, Муссолини. Больно уж красиво она выглядела. Но как станешь ее воплощать? Римские легионы подминали страны Европы, Азии. Африки, а в XX в. все было давно поделено и переделено. Привлекала внимание разве что Эфиопия. Она оставалась единственным независимым государством в Африке, остальные – колонии, полуколонии. Лежала очень удобно – между итальянскими владениями в Сомали и Эритрее. Если её захватить, можно объединить их. Правда, Италия уже пыталась это сделать в 1895 г., ее поддержала Англия. Но и император Эфиопии Менелик II нашел тогда союзницу – Россию. Она прислала современные для той эпохи винтовки (берданки), пушки, отряд инструкторов – артиллеристов, казаков. Итальянцев разнесли наголову, они признали суверенитет Эфиопии, уступили ей некоторые районы Эритреи, выплатили контрибуцию [119].

Теперь это могло стать дополнительным поводом к войне – надо «смыть позор». Но… Эфиопия была членом Лиги Наций, Италия тоже. Значит, международное сообщество должно было вмешаться. Однако события в Китае уже продемонстрировали – никто не желает всерьез связываться с агрессором. Гитлер после конфуза с Австрией понял, что с Италией в данном вопросе придется договариваться. Германская дипломатия принялась наводить дружбу с Муссолини. Соответственно, намекала, что готова поддержать те или иные притязания дуче. Англия и Франция вели собственные игры, с ними тоже можно было негласно сторговаться.

Муссолини решился. Летом 1935 г. итальянские пароходы повезли в Африку дивизии регулярной армии и фашистского ополчения, чернорубашечников. Сосредотачивались две группировки, в Эритрее и Итальянском Сомали. Призвали в строй подвластные племена, набралось 250 тыс. солдат, 700 орудий, 6 тыс. пулеметов, 150 броневиков и танкеток, 150 самолетов. Император Эфиопии Хайле Селассие I взывал к западным державам, искал союзников, но все было тщетно. В Лиге Наций в защиту Эфиопии выступил только Советский Союз. Нарком иностранных дел Литвинов 5 сентября заявлял: «Налицо несомненная угроза войны». Предлагал решительные меры, чтобы обуздать агрессора – его не поддержали [48].

Видя, к чему клонится дело, Хайле Селассие объявил общую мобилизацию. Ему удалось поставить в строй до 800 тыс. человек. Но это была не армия. На вооружении насчитали 400 тыс. ружей – от старинных кремневок до охотничьих или однозарядных берданок времен прошлой войны. Современных винтовок было совсем мало. Имелось 200 пушек старых систем, 3 исправных аэроплана, несколько танков времен Первой мировой. Значительная часть войск была вооружена копьями и луками. В качестве формы использовали самые дешевые белые хлопковые рубашки и штаны. Целиться по белому было очень удобно. Почти никто из солдат не проходил воинской службы. Обученной была лишь императорская гвардия.

3 октября без всяких поводов и без объявления войны итальянцы начали вторжение с нескольких направлений. 7 октября Лига Наций все-таки признала Италию агрессором [15]. После полутора месяцев дебатов были введены экономические санкции, к ним присоединилось 51 государство. Но… в список товаров, которые прекратили поставлять Италии, не вошли нефть, уголь, металл! Основное сырье, позволяющее воевать. А Англия не удосужилась закрыть для итальянских кораблей Суэцкий канал, что могло стать очень болезненным. Через Суэц лилось все снабжение и пополнения армии, иначе пришлось бы везти вокруг всей Африки.

Англия и Франция выступили и миротворцами, предложили план урегулирования: Эфиопия отдает Италии ряд областей, предоставляет ей исключительные права на внедрение в свою экономику, принимает в правительство итальянских советников. По сути, признает себя полуколонией! Эфиопия отказалась. Но дела ее были плохи. Многочисленные толпы ее воинов расстреливали артиллерией и пулеметами, давили танкетками, закидывали бомбами. Главнокомандующим считался император. Он рассылал приказы, пытался составлять инструкции, как укрываться и разбегаться от авиации. Однако толку было мало. Командирами соединений выступали племенные вожди и феодалы. Они не слушали монарха, действовали сами по себе. А некоторые вообще уклонялись от боев или переходили на сторону врага.

У итальянцев верховным главнокомандующим провозгласил себя Муссолини, но и у него операции пошли наперекосяк. Одерживались победы за счет современного вооружения, но дисциплина оказалась отвратительной. Чернорубашечники считали себя привилегированными частями, ссорились с армейскими. Экипировка солдат была плохой, снабжение еще хуже. Интенданты воровали, войска грабили и мародерничали, в частях расцвели настоящие базары «трофеев». А вот со стойкостью и храбростью у потомков римлян было туговато. Несколько раз эфиопские начальники сумели организовать серьезные контрудары, несли при этом потери от огня, но итальянцы обращались в бегство. Бросали орудия, пулеметы, оставляли захваченные города.

Муссолини нервничал, приходил в ярость – это была его война! Персональная! Из Рима пытался руководить сражениями. Старый маршал Боно не возражал, но поступал по-своему. В декабре дуче сместил его. Назначил новым командующим в Африке маршала Бадольо и при этом нарушил Женевскую конвенцию – отдал приказ начать широкое применение запрещенного химического оружия. На эфиопов обрушились иприт и фосген. Итальянские самолеты стали совершать полеты в глубь территории противника, распыляя баллоны газа над городами, дорогами, скоплениями войск. Артиллерия поливала эфиопские позиции химическими снарядами. Против плохо вооруженных масс газы были особенно эффективными. Умерщвляли тысячами, наводили суеверный ужас и панику.

Итальянцы стали продвигаться в глубь Эфиопии, расчленили ее полчища на несколько частей, уничтожая их по очереди. Последняя крупная битва состоялась 31 марта 1936 г. Эфиопов было вчетверо меньше. Тем не менее, первыми атаками они опрокинули итальянцев. Но императорскую гвардию почти полностью истребили артиллерией и с воздуха, двинули 276 танков, и все было кончено. Хайле Селассие выступил с отчаянным воззванием: «Народы всего мира не понимают, что, борясь до горестного конца, я не только выполняю свой священный долг перед народом, но и стою на страже последней цитадели коллективной безопасности?… Если они не придут, то я скажу пророчески и без чувства горечи: Запад погибнет».

Что ж, на пророчество не отреагировали. Эфиопы не сдались, по стране развернулась партизанская война. Но итальянцы закрепляли владычество строительством концлагерей. Селения, которые сочли непокорными, сжигались. Жителей даже и до лагерей не трудились вести, уничтожали на месте. Особенно свирепствовали чернорубашечники, зверствовали отряды африканских подданных Италии – резали, чтобы пограбить. Население разбегалось кто куда. Хозяйство было разрушено, в стране начался голод. Зато итальянцы победоносно вошли в столицу, Аддис-Абебу. 7 мая 1936 г. было торжественно объявлено о победе. Итальянского короля Виктора Эммануила III провозгласили императором Эфиопии, ее объединяли с Эритреей и Итальянским Сомали в Итальянскую Восточную Африку [69].

На самом-то деле итальянцы контролировали меньше половины территории страны, Хайле Селассие выехал за границу, сам выступил на чрезвычайной сессии Лиги Наций. Но западные страны махнули на него рукой. Сочли вопрос исчерпанным, через пару недель отменили даже формальные санкции против Италии. Зачем ворошить, дело прошлое! Хотя малоизвестная африканская война была чрезвычайно жестокой. Эфиопия потеряла около 750 тыс. жизней. Считается, что более 270 тыс. человек пали в боях, 180 тыс. истребили каратели или переморили в концлагерях, 300 тыс. унес голод. У итальянцев дело обстояло куда более благополучно, 10 тыс. погибло на войне, 44 тыс были ранены. Еще столько же итальянцы потеряли в последующей борьбе с партизанами. Муссолини чувствовал себя триумфатором! Собственные заслуги он увековечил истинно «по-римски». В Африке выбрали скалу, видную издалека, и превратили в скульптурный портрет дуче в виде сфинкса. Подразумевалось – на тысячелетия!

Гитлера тоже постоянно изображали в статуях, портретах, но ландшафты в его честь пока не преображали. Он пока еще не воевал, никого не побеждал. Но летом 1936 г. ему посчастливилось прославиться на весь мир в ином качестве. В Берлине прошли Олимпийские игры, и фюрер выступал в роли радушного хозяина, принимал многочисленных гостей, красовался на правительственной трибуне стадиона. Между прочим, это была первая в истории Олимпиада, когда из Олимпии по эстафете несли огонь, зажигали его на берлинском стадионе. А нацистские режиссеры постарались превратить открытие в настоящий языческий ритуал. Это было символично! Древний «священный» огонь, «от богов», переносился в Германию!

Языческая и магическая символика щедро украсила церемонию открытия Игр. Украсила ее и нацистская символика. Большая часть обслуживающего персонала, судей, распорядителей выступали на стадионах в «родных» мундирах вермахта, военного флота, СС. Но ни одну страну не смутили ни мундиры, ни порядки в Германии: концлагеря, те же Нюрнбергские законы. Никто не отказался участвовать в Олимпиаде. Французская делегация, выйдя на арену стадиона, изобразила перед трибунами «немецкое», т. е. нацистское приветствие. Публика ответила ревом восторга…

Европа словно ослепла! Оказалась околдованной! Американские политики подсказывали англичанам, что Германия станет отличным противовесом усиливающейся России. А британцы на это клевали, вынашивали проекты – если Германию поддержать, она станет отличным младшим партнером Англии, послушной «цепной собакой». Франция же совершенно запуталась. Ведь вооружение Германии было опасно для нее самой. Русские вроде не угрожали, а немцы рядом. Но Франция считала Англию главным стратегическим партнером, цеплялась за нее, и Лондон навязывал ей собственные решения.

А между тем игры 1936 г. нарушили древнюю традицию. В свое время возжигание олимпийского огня означало установление общего мира. Теперь, наоборот, перед самым началом Олимпиады война разгорелась в самой Европе. В Испании. В феврале 1936 г. там на выборах победил Народный фронт, куда входили социалисты, коммунисты, анархисты и прочие левые партии. Из тюрем выпустили всех политзаключенных, начались конфискации церковной и монастырской собственности, отбирали землю у крупных хозяев. Это выливалось в грабежи, погромы. Спасти страну решили военные, 17 июля по всей стране они подняли мятеж. Возглавил его генерал Хосе Санхурхо.

В большинстве городов выступления военных сразу же или почти сразу были подавлены, а Санхурхо погиб в авиакатастрофе. Но мятежники победили в колониях и северозападной части Испании. Генералы и высшие офицеры после некоторых споров выбрали своим предводителем молодого и энергичного Франко. Он обратился за помощью к другим державам. Его поддержал Салазар в Португалии, хотя ресурсов у него было немного, а от прямого участия в войне Салазар воздержался. Но поддержали и Гитлер с Муссолини. Недавно чуть не столкнулись из-за Австрии, а теперь наконец-то оказались союзниками. Хотя дуче видел себя главным в союзе. После Эфиопии он возомнил себя великим воителем. А Испания будет обязанной ему, примкнет к его империи на вторых ролях!

Для Гитлера же война в Испании стала отличным поводом к наращиванию армии. Германская пропаганда очередной раз подняла шумиху о коммунистической угрозе. На Пиренейский полуостров отправляли летчиков, танкистов, артиллеристов – защищать Европу от революции! Очень эффектно сработала и нацистская дипломатия, в ноябре 1936 г. она подписала союзный договор с Японией – с громким названием, «Антикоминтерновский пакт». Кстати, советская разведка через Рихарда Зорге добыла копии секретных приложений к пакту. Никаких конкретных статей о борьбе против СССР там не было, союз мог быть направлен против кого угодно. Но немецкая помощь Франко и название «антикоминтерновский» успокаивали обывателей западных стран. Для них заключенный союз казался безопасным и даже полезным.

Надо отметить, что Сталин сперва отнесся к испанским событиям довольно осторожно. СССР наряду с Англией и Францией занял позицию невмешательства. Тем более что в республиканском лагере Испании царила полная неразбериха, партии и их лидеры грызлись между собой. Но для втягивания нашей страны в авантюру была разыграна грандиозная провокация. Троцкий после изгнания из Советского Союза успел сформировать так называемый IV интернационал. Точнее, сам-то Троцкий оставался идеологическим знаменем, но вокруг него нашлись отличные организаторы, нашлись откуда-то и денежки, причем немалые. По разным странам формировались структуры, мутили воду, раскалывали коммунистические партии, стараясь вытащить их из-под влияния Москвы. Утверждалось, что Сталин «предал» революцию, и настоящим борцам за светлое будущее надо переходить под знамена Льва Давидовича [20].

В социалистической прессе по всему миру была раздута истерия, что Испания – «передовой бастион» борьбы с фашизмом, ее надо спасать. Туда хлынули «интернационалисты», добровольцы всех мастей. От идеалистов до совершенно темных и грязных личностей. А троцкистский интернационал занял среди них ключевое место. Пропагандировал, что война в Испании – это и есть долгожданное начало «мировой революции». Что же касается Сталина, то ему советники принялись внушать: упустив Испанию, можно вообще потерять ведущие позиции в международном коммунистическом движении. СССР игнорирует «сражение с фашизмом», героями становятся троцкисты, опять кричат о «предательстве» Сталина. Утащат к себе братские компартии!

В итоге уговорили, что Москва обязана вмешаться. В Испанию поехали советские военные специалисты, отчалили транспорты с советскими танками и самолетами. Все-таки Сталин попытался избежать осложнений, обвинений в «экспорте революции». В декабре 1936 г. вместе с Молотовым и Ворошиловым он направил премьер-министру Испании Кабалерро письмо с требованием «предпринять все меры, чтобы враги Испании не смогли изобразить ее коммунистической республикой» [113].

Однако ничего хорошего из этого не вышло. Каша заварилась крутая и слишком мутная. Отряды троцкистов и анархистов геройствовали в боях, но и жестоко бесчинствовали. Устраивали повальные «экспроприации», расстрелы «буржуев», погромы католических храмов. Республиканское правительство теряло сторонников, все больше испанцев тянулось к Франко. Ко всему прочему, эти ультрареволюционные формирования отказывались подчиняться центральному командованию, разваливали фронт. Устраивали и открытые мятежи. Причем советская разведка вдруг установила – троцкистское руководство согласовывало свои действия с германским абвером! Все вернулось на круги своя, как в Первой мировой. Но когда сталинские спецслужбы нанесли удары по троцкистским организациям в Испании, посыпались новые обвинения. По своим бьют! Сводят личные счеты!

Советский Союз увяз в ненужной ему войне. Партийные идеологи рисовали Испанию символом героизма, пионеров нарядили в пилотки-«испанки». Молодежь декламировала и распевала стихи Светлова (Шенкмана): «Он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…» Мальчишки мечтали сбежать в Испанию, драться за «пролетариев всех стран». Работяги, колхозники, красноармейцы вполне искренне, по-русски, воспринимали необходимость выручать «братьев по классу». Но на этих порывах великолепно сыграла западная пропаганда! Испанскую революцию разжигал интернациональный масонский сброд, а стоило вмешаться СССР, как британские, французские, американские политики и пресса завопили о советской экспансии! [86]

Германия и Италия направляли в Испанию куда больше войск и техники! Советских военных советников прошло через Испанию 5 тыс., а немцев и итальянцев – 90 тыс.! Но их действия представлялись оправданными. Они-то выступали защитниками «цивилизации»! Выступали бескорыстно, по-рыцарски, не требуя за это ничего! Хотя на самом-то деле их участие в войне отнюдь не было бескорыстным. Только выгода выражалась не в приобретенных территориях. Фюрер и дуче получили возможность испытывать свою технику, обучать и обкатывать войска – а «обстрелянный» солдат или офицер стоит десятка «необстрелянных». А что особенно важно, немцам не мешали готовиться к следующим войнам. Теперь ни у какой «общественности» не возникало вопросов, против кого Германия клепает танки и самолеты!

В 1937 г. Франция пригласила Германию принять участие во Всемирной выставке. Нацистское руководство прибыло в Париж в полном составе, во главе с Гитлером. Его приняли чрезвычайно радушно, фюрера возили показывать город – который он вскоре будет осматривать как победитель… Сейчас-то он выглядел героем. Избавлял тех же французов, чтобы к ним из Испании не перехлестнули революционные безобразия. А проекты коллективной безопасности, предлагавшиеся Советским Союзом, оказались подорваны. Какая же безопасность, если русские готовы взорвать Европу «мировой революцией»?

Кстати, многие удивились бы, если бы узнали – в это же самое время, когда русские и немецкие командиры чертили стрелы ударов друг по другу на испанских картах, на другом континенте и в другой войне они оказались… союзниками. И не просто союзниками! Они оказались союзниками против партнерши Германии по Антикоминтерновскому пакту, Японии! Впрочем, ничего парадоксального в этом не было. Ведь нацисты мечтали возвратить германские владения в Китае, утраченные в Первой мировой войне. Прежние немецкие концессии и базу Циндао хапнула Япония, и в Берлине прекрасно отдавали себе отчет – делиться приобретениями «Страна Восходящего Солнца» не станет. А если захватит весь Китай, немцам и подавно ничего не обломится.

У Чан Кайши, в отличие от Токио, можно было что-нибудь урвать – в обмен на помощь. Когда китайский главнокомандующий порвал отношения с СССР, немцы подсуетились занять место русских. Стали присылать китайцам военных инструкторов, оружие. Но в Китае обстановка была еще более запутанной, чем в Испании. В самом Гоминьдане произошел раскол. Второй лидер партии, Ван Цзинвэй, убеждал, что сопротивляться японцам бессмысленно, да и не нужно, открыто призывал к капитуляции. Чан Кайши не был согласен с ним, но увлекся операциями против коммунистов.

Многие китайские военные полагали, что междоусобицы пора прекратить, они на руку только внешнему врагу. Недовольных возглавил маршал Чжан Сюэлян. Он-то потерял свою Маньчжурию. А его армии приказали развернуть наступление на «Особый район» Китая, занятый красными войсками Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая. Чжан Сюэлян вместо наступления наладил с ними контакты, приостановил боевые действия. А когда Чан Кайши в декабре 1936 г. прилетел к нему в штаб в город Сиань, арестовал его. Потребовал замириться с коммунистами и составить единый антияпонский фронт.

Вмешались совершенно разные силы. С одной стороны, примчались жена Чан Кайши Сун Мэйлин и ее брат-банкир Сун Цзывэнь, занимавший пост премьер-министра. С другой, прибыли коммунистические лидеры. Подала свой голос и Москва. Сталин не одобрил столь радикальных методов, как арест Чан Кайши – возникала опасность, что во главе Китая утвердится предатель Ван Цзинвэй. Подключились советские дипломаты, и ситуацию разрулили [16]. Чан Кайши был освобожден, а гражданская война прекратилась, единый антияпонский фронт Гоминьдана и коммунистов стал реальностью. Возобновилась советская помощь центральному правительству Китая. А Германия, таким образом, оказалась союзницей СССР и Коминтерна.

Однако японцы не намеревались ждать, когда Китай сорганизуется и усилится. Сами они плодотворно использовали несколько лет передышки. Выкачивали из захваченных провинций деньги, продовольствие, сырье. Эти средства позволяли расширять военное производство, формировать и вооружать свежие соединения. Квантунская армия значительно пополнилась. Пришла пора для следующего броска. Изготовились, как обычно, заранее. А о провокации не слишком задумывались, пустили в ход первое, что в голову пришло. Возле Пекина граница прошла по реке Лундинхэ. На мосту Лугоу (другое название мост Марко Поло) на разных берегах стояли китайские и японские части. В июле 1937 г. японцы обратились вдруг к соседям – дескать, у них пропал солдат. Для поисков просили пустить на китайскую сторону не какую-нибудь группу, а несколько батальонов.

Им отказали, но выяснилось, что у японцев уже сосредоточились поблизости артиллерия и танки. Батареи открыли шквальный огонь по расположению китайцев, по мирным населенным пунктам. А потом двинулась и пехота с танками. Китайцы контратакой отбросили противника, но в командовании их 29-й армии пошел разброд. Одни начальники предлагали драться, другие настояли на переговорах. О, японцы согласились. На переговорах принялись морочить головы – сегодня предлагали одно, завтра совсем другое. А тем временем перегруппировали войска, подтянули свежие соединения. Обрушились без предупреждения, раскидали противника и ринулись на Пекин [27].

Китайскую армию помогали формировать и немцы, и русские, но на должный уровень удалось подтянуть только несколько дивизий. Основная масса оставалась очень слабой. Традиционно в солдаты набирали всех подряд, абы побольше – крестьян, бродяг, преступников. Вооружены они были плохо, обучены еще хуже. Войска, стоявшие на этом направлении, стали разваливаться, и командующий, генерал Сун, предпочел отступить. Оккупанты без всякого сопротивления заняли Пекин, Тяньцзын. Чан Кайши срочно выдвигал навстречу врагу лучшие армии, но следующий удар был нанесен не с севера, а с востока, на приморском фланге.

Ведь по условиям прошлых соглашений Шанхай остался «демилитаризованным» городом, однако контролировал его японский гарнизон, а китайские части стояли в 20 км. Постепенно сюда перебрасывали все больше японских войск. А потом в порт вошел флот, началась высадка крупных контингентов, выгрузка техники. В ноябре группировка, собранная в Шанхае, устремилась на тогдашнюю столицу страны, Нанкин. Китайские войска пытались обороняться, но на фронте царила неразбериха. Кто-то при первом же известии о приближении японцев не слушал никаких приказов и бросался наутек – это становилось уже привычным, нормальным. Кто-то храбро вступал в сражение. Но интервенты прокладывали себе путь танками, броневиками, ливнями снарядов. Или обходили – через соседние участки, где китайские части разбежались.

К снарядам и танкам японцы добавили и другой фактор – ужас. Не брали пленных, пристреливали и резали всех китайских солдат, попавших к ним в руки. А села, деревни, города, попавшиеся на пути, утюжили артиллерийским огнем, бомбардировками с воздуха. Впереди наступающих японских дивизий катилась волна паники. 13 декабря 1937 г. народно-революционная армия в полном беспорядке отступила за р. Янцзы, захватчики ворвались в Нанкин. И тут-то начался кошмар. Пленных китайских военных собирали колоннами и сгоняли к реке. Конвоиры распределяли их по партиям. Приказывали войти в мутную воду и открывали огонь. За убитыми гнали в воду следующих.

Но огнестрельное оружие применяли только для истребления основной массы. Группы поменьше кололи штыками или рубили головы. В это же время отряды японцев разошлись по городским кварталам. Грабили дома и убивали всех встречных. Резали даже грудных детей. Женщин и девочек насиловали, и половые забавы тоже перетекали в кровавые оргии – у жертв вспарывали животы, кромсали молочные железы, забивали колья в половые органы. Офицеры придумали особую игру – собственноручно рубить головы, и довести их количество до сотни. Некоторые вызывали товарищей на соревнование, кто отрубит больше. Вспоминали некое старинное поверье, чем больше голов отрубишь, тем больше будет в тебе самурайской доблести.

Это продолжалось не день, не два, а шесть недель! Планомерно, по очереди – превратив в царство смерти один район, солдаты переходили в следующий. Потом прекратили.

Сочли, что напугали китайцев достаточно, и к тому же, жуткие факты замелькали в донесениях иностранных дипломатов, появились соответствующие публикации в зарубежной прессе [117]. Даже нацистское посольство в Китае доносило в Берлин о «зверствах японской армии», называло ее «дьявольской машиной». Немцы-то еще не привыкли, собственной практики не было. Японское правительство решило избежать дальнейших скандалов, одернуло военных.

Но не лишним будет отметить – публикаций о чудовищной резне появилось чрезвычайно мало! Японцы перебили в Нанкине более 200 тыс. человек, а по пригородам еще 150 тыс. Сохранилось множество свидетельств, фотоснимки со штабелями расстрелянных, выставленными напоказ отрубленными головами, с устилающими улицы трупами женщин, убитых сразу после того, как над ними надругались. Они так и остались лежать с оголенными чреслами, в характерных позах. Но все эти факты стали всплывать и тиражироваться гораздо позже! Через четыре года, когда Япония схлестнется с США и Англией, и пропаганда начнет выворачивать напоказ бесчеловечность и моральное уродство врага. А сейчас-то Япония не была врагом для западных держав!

Газеты писали о чем угодно, а Нанкинскую резню как бы не заметили. Репортажи, все-таки проскочившие в прессе, были по обычным информационным технологиям затерты, утоплены материалами о более «громких» событиях. Резонанса не вызвали. Разве можно было клеймить Японию, когда США продолжали ей военные поставки? Нет, в глазах «общественности» ее сохраняли в виде солидной, культурной державы. Член Антикоминтерновского пакта вместе с Германией. В 1937 г. к этому пакту подключилась и Италия. Разве можно было их ругать и позорить?