В волнах либеральных попыток перелицевать историю на страницы книг, в эфир передач и в болото интернета выплеснулась сенсационная версия, будто Сталин сам намеревался напасть на Германию. А стало быть, удар Гитлера оказался всего лишь «превентивным». Автором самых известных и скандальных разработок в данном направлении стал изменник родины, советский шпион-перебежчик Резун, дерзнувший взять псевдоним Суворов [см. напр. 124].
Что ж, репутация подобного историка сама говорит за себя. Но надо отметить: данную версию никак нельзя считать новой. Германские политики, как и военные, были склонны к определенным штампам. Лозунг «превентивного удара» они эксплуатировали чуть ли не каждый раз, когда собирались на кого-нибудь напасть. Его использовали в австро-прусской войне 1867 г., в Первой мировой, в польской кампании. Аналогичная фальшивка запускалась и в преддверии нападения на СССР. На Нюрнбергском процессе адвокаты германского генералитета как раз и пытались строить защиту на том, что удар по России был упреждающим [101]. Однако факты, опровергающие подобные аргументы, оказались настолько убедительными (интересующиеся сами могут ознакомиться с материалами процесса), что даже в период холодной войны антисоветская пропаганда не использовала байки о «превентивном ударе». Были слишком свежи в памяти и слишком очевидны доказательства обратного.
Однако после крушения Советского Союза силы «мировой закулисы» поставили своим идеологам задачу – доломать не только нынешнюю Российскую державу. Выкорчевать и испоганить ее прошлое, чтобы даже светлой памяти не осталось. Вот тут-то и были пущены в ход Резуны. Не буду здесь рассматривать отдельные аргументы из его работ. Заказ и впрямь был выполнен мастерски (и вряд ли одним исполнителем). Ложь умело вплеталась и вклеивалась в основу из реальных фактов – на неискушенный взгляд, все очень логично. Даже подкопаться-то невозможно. Но она и рассчитана на неискушенных читателей. Впрочем, достаточно взглянуть на данную теорию в целом.
Резун выстраивает доказательства, что Сталин сосредотачивал войска для наступления, но держал это в чрезвычайном секрете, о котором знали лишь начальник Генштаба Жуков и нарком обороны Тимошенко. Утверждается, что приказ был бы отдан по окончании сосредоточения, поэтому Гитлер опередил русских всего на одну-две недели… Если бы автором данной версии являлся обычный «желтый» журналист, то можно было бы признать, что он ошибся по малограмотности. Но Резун, человек с высшим военным образованием, профессиональный разведчик, не мог не знать, что для начала столь масштабной операции отнюдь не достаточно отдать команду: «Вперед!» Миллионы солдат, тысячи машин, танков, орудий попросту превратятся в неуправляемую толпу. Они закупорят дороги многокилометровыми пробками, передавят друг друга, станут мишенями для вражеских бомб и снарядов, застрянут без горючего, с голодухи начнут грабить…
Операции должна предшествовать колоссальная работа по планированию и подготовке – разработка задач соединениям и частям, распределение между ними дорог, организация взаимодействия, снабжения, разведки и т. д. Эта работа ведется штабами на всех уровнях: фронтов, армий, корпусов, дивизий. Готовятся соответствующие документы: планы, директивы, приказы (или их проекты). Но… трагическим летом 1941 г. множество штабов со всей секретной документацией попало в руки немцев! В плену очутились тысячи офицеров этих штабов. Как вы думаете, если бы германское командование получило хоть одну бумажку, хоть одно свидетельство о подготовке советского нападения, неужели их не подхватила бы вся нацистская пропаганда? Но ведь не нашлось! Ни единого документа, ни единого показания! Откуда и следует однозначный вывод – работы Резуна являются целенаправленной ложью и подтасовкой.
Если бы Сталин хотел «ударить в спину» Германии, то самым удобным моментом для этого являлась кампания во Франции. Как уже отмечалось, немцы оставили на Востоке пять дивизий! За свой тыл они были спокойны. Но уже 31 июля 1940 г., почти сразу после капитуляции французов, Гитлер поставил Генштабу задачу разработать нападение на СССР с целью «уничтожения жизненной силы России». В тексте директивы нет ни малейшего указания на «превентивный удар». Срок операции определялся – весна 1941 г. Согласитесь, упреждать «вторжение русских» почти за год – выглядит более чем странно [80]. Нет, фюрер всего лишь реализовывал свои собственные старые планы с двумя последовательными ударами. Франция была сокрушена – наступила очередь России.
Кстати, именно в этом случае не возникло никаких опасений и возражений у германских генералов. Французов и англичан они все же побаивались. Но против нападения на СССР не высказался ни один! Даже в кулуарных обсуждениях не прозвучало никакой тревоги, никаких мрачных прогнозов. В немалой степени этому способствовали итоги финской войны. Сами-то немцы глотали государство за государством, а русские сколько солдат положили! Делались выводы о низкой боеспособности Красной армии. Правда, русские были неопытными, полезли в лоб на мощные укрепления линии Маннергейма. Германской армии пришлось бы еще хуже, если бы ей не сдали без боя чешские укрепления в Судетах. Однако подобным факторам не придавали значения.
Дневник Гальдера свидетельствует: за подготовку новой войны немецкие генералы ухватились с огромным энтузиазмом. Уже 9 августа 1940 г. начальник оперативного управления ОКВ Варлимонт выпустил первую директиву по подготовке удара против СССР под кодовым названием «Строительство на Востоке». 14 августа Геринг проинструктировал заведующего экономическим отделом ОКВ генерала Томаса, что поставки в Россию должны рассматриваться только до весны следующего года. 26 августа начались переброски на Восток дивизий из Франции.
Правда, оставалась еще Англия. Но Гитлер поначалу был уверен – после капитуляции французов с ней легко будет замириться. Он предлагал самые мягкие условия: британцам оставляют их колониальную империю, господство на морях. Но они в свою очередь должны признать господство немцев на континенте. Хотя Черчилль был отнюдь не глупым государственным деятелем и прекрасно понимал: при подобном раскладе Англии придется признать главенство Германии или ее со временем задушат. Владея побережьем Франции, Бельгии и Голландии, немцы могут понастроить базы, сосредоточить побольше подводных лодок, блокировать острова и диктовать Лондону любые условия. Поэтому мирные инициативы Гитлера Черчилль отверг. Заявлял о готовности сражаться до последнего. Даже если падет Англия, останутся ее доминионы, колонии и продолжат войну.
Впрочем, не все британские политики были такими дальновидными, как их премьер. Имелось сильное античерчиллевское крыло, согласное замириться с немцами. Пусть себе спокойно воюют с русскими, а дальше видно будет. Фюрер с Риббентропом налаживали закулисные связи с этим крылом, старались поддержать его в борьбе с премьером. А предложения мира повторяли через нейтральные страны, Гитлер озвучивал их в публичных выступлениях. Отказы раздражали, удивляли, и в середине июля фюрер стал склоняться к мысли – возможно, англичан потребуется сломить силой. Он издал директиву о разработке десанта на Британские острова. План получил название «Морской лев». Выделялось 39 дивизий, крупные воздушные и морские силы, срок готовности определялся 16 сентября 1940 г.
Но этот план, в отличие от нападений на Польшу, Францию, а потом и на Советский Союз, носил очень «неуверенный» характер. Задачи и указания сопровождались оговорками – «если потребуется…», «если необходимость в этом еще сохранится…». Сам Гитлер проявлял колебания. Дело в том, что предварительные проработки десанта в Англию велись еще с осени 1939 г., и представители армии, авиации, флота не могли найти общего языка. Моряки не забыли, как англичане трепали их в Первую мировую, а сейчас британский флот на голову превосходил германский. Добавились серьезные потери в боях за Норвегию, и моряки откровенно робели. Авиация в лице Геринга, наоборот, бахвалилась всемогуществом. А армейское командование чувствовало себя непривычно и неуютно – никогда в истории немцы не проводили крупных десантных операций на море.
Даже после утверждения плана споры продолжались. Командующий флотом гросс-адмирал Редер пугал осенними штормами. Заявлял – если первый эшелон десанта высадится удачно, погода может помешать подвозить боеприпасы, горючее, высаживать пополнения. Флотское начальство не устраивали и сами замыслы армейских генштабистов. Они наметили вторжение на широком фронте. Красивые и мощные стрелы на картах охватывали британцев с двух сторон и брали в клещи. Моряки возражали, что смогут обеспечить высадку лишь на одном узком участке. А что толку? На одном узком участке британцы могли устроить прочную оборону, даже ограниченными силами остановить и блокировать германский десант. Но кое в чем армейские и флотские соглашались – высадка возможна лишь после того, как будет достигнуто полное господство в воздухе.
О, Геринг был рад стараться. Он давал понять, что и сам, без армии и флота, сумеет поставить Англию на колени. 15 августа он начал операцию «Орел». Бросил на британцев три воздушных флота – 2-й фельдмаршала Кессельринга, 3-й фельдмаршала Шперле и 5-й генерала Штумпфа, в общей сложности более 1300 бомбардировщиков и 950 истребителей. Первые удары посыпались на аэродромы, потом на другие военные объекты. Но Геринг совершил серьезную ошибку – он недооценил английскую систему ПВО, радары и станции оповещения пилотов по радио. На радиолокационные установки совершили лишь один налет и больше не повторяли, сочли второстепенной целью.
А англичане своевременно обнаруживали приближение противника, выводили свои самолеты на перехват. Благодаря этому им удавалось противодействовать немцам даже меньшими силами. Уже в первые дни сражений германский 5-й воздушный флот, базировавшийся в Скандинавии, понес тяжелые потери и был выведен из дальнейших операций. Но и англичанам доставалось круто. Их летчики совершали по несколько вылетов в день, изматываясь. За месяц непрерывных воздушных схваток британская истребительная авиация уменьшилась на 466 самолетов, потеряла четверть пилотов (немецкие потери на этот же период составляли 385 самолетов, из них 214 истребителей).
Но 23 августа отряд из десятка германских бомбардировщиков допустил ошибку: вместо авиационных заводов и нефтехранилищ высыпал бомбы на жилые кварталы в центре Лондона. Британцы возмутились и решили ответить той же монетой. Ночью 25 августа 40 их самолетов совершили налет на Берлин. Город закрывала густая облачность, бомбы сбросили наугад, и никакого вреда они не нанесли. Но прогремевшие взрывы и разнесшиеся слухи о них привели немцев в состояние шока. Они уже вошли во вкус легких и безопасных триумфов. И вдруг выяснилось, что любой немец, хотя бы и в глубоком тылу, может жестоко поплатиться за действия своего руководства! А англичане повторили налет, и среди германского населения появились погибшие, раненые.
Гитлеру срочно требовалось взбодрить ошеломленных обывателей. Он произносил трескучие речи о страшном отмщении. И именно на отмщение он перенацелил авиацию. Британские аэродромы были уже наполовину выведены из строя, но немецкие авиационные части получили приказ оставить их в покое, бомбить города Англии. Первый массированный удар состоялся 7 сентября. На Лондон было направлено 625 бомбардировщиков и 648 истребителей. Самолеты появлялись волна за волной, сбрасывая смертоносный груз. Целые районы охватили пожары. Многие англичане сочли, что это уже подготовка перед высадкой десанта. Зазвонили колокола церквей. Кто-то передал в эфир кодовый сигнал «Кромвель», означавший «Вторжение неминуемо». Саперные части по этому сигналу начали взрывать мосты, выставлять минные заграждения. На них напарывались и подрывались военные и гражданские машины, пешеходы. Разносилась паника, самые невероятные слухи. Кто-то сообщал, что уже видел немцев. Солдаты открывали стрельбу не пойми куда…
Хотя на самом деле вокруг «Морского льва» в эти же дни разгорелись очередные дискуссии. Моряки ссылались на плохие прогнозы погоды. Жаловались, что средств высадки не хватает. В портах Кале, Шербура, Остенде, Булони собрали со всего побережья массы катеров, барж, транспортов. Но их бомбила английская авиация, обстреливали корабли, по ним вела огонь даже дальнобойная артиллерия через Ла-Манш. Гитлер согласился отложить десант на конец сентября, а потом и на начало октября. А доклады о разрушениях и панике в Англии стали доходить до фюрера в очень преувеличенном виде. Герингу хотелось блеснуть. Дипломаты и спецслужбы старались подольститься, приукрашивали факты, чтобы Гитлеру было приятнее. Ну а в результате он заговорил о том, что рисковать в десантной операции, возможно, не понадобится. Зачем десант, если удары с воздуха окончательно сломят британцев?
Авиации было дано распоряжение продолжать «терроризирующие налеты» по Лондону и крупным городам… Это обрекало на гибель и страдания десятки тысяч мирных жителей. Но британская система ПВО получила передышку от неприятельских атак, смогла восстановить поврежденные аэродромы, станции наведения. А кроме радаров у англичан появилось еще одно опаснейшее оружие. В Польше через местных подпольщиков они сумели выкрасть немецкую шифровальную машинку. Ее исследовали лучшие ученые и создали аппарат для дешифровки. Англичане получили уникальную возможность читать закодированные германские радиограммы, донесения, приказы!
Данная система получила название «Ультра» и держалась в глубочайшей тайне. Расшифрованная информация поступала только главе правительства и высшему командованию армии и флота. Черчилль лично решал, как использовать эту информацию. Противник ни в коем случае не должен был догадаться о каналах утечки, чтобы не сменил принципов кодирования. Полученные данные обязательно легендировали. Представляли, будто они добыты другими способами – агентурной, авиационной, морской разведкой, наблюдателями.
Теперь Черчиллю регулярно ложились на стол приказы Геринга, Кессельринга, Шперле о времени и целях ударов. В частности, один из налетов должен был обрушиться на городок Ковентри. Об этом было известно, но дополнительных мер по обороне не предпринималось – именно ради сохранения тайны. Черчилль считал вынужденную жестокость оправданной. Ковентри пожертвовали, он был стерт с лица земли, погибли тысячи людей. Но при этом британское руководство выжидало и караулило – когда немцы попытаются нанести решающий удар. Такой случай настал 15 сентября. Гитлер и Геринг нацелили всю наличную авиацию на Лондон. Решили еще раз посильнее погромить столицу англичан.
Но британцы тоже сосредоточили на этом направлении все имеющиеся истребители. Волны германских самолетов встретили на подступах, начали клевать. Многие бомбардировщики вынуждены были сбрасывать груз куда попало, поворачивали назад. Другие пытались прорваться к Лондону, нарывались на очереди истребителей или зенитные снаряды. Немцы потеряли в этом сражении 56 самолетов (34 бомбардировщика и 22 истребителя). У англичан было сбито 26 самолетов, но их пропаганда еще и раздула масштабы победы, объявляла о 185 уничтоженных самолетах люфтваффе. Англия воспрянула духом [137].
Ко всему прочему, немцы, увлекшись налетами на острова, оставили почти без прикрытия собственные важные объекты. Между тем британская авиация никуда не делась, была вполне боеспособной. 16 сентября, когда потрепанные части люфтваффе зализывали раны после драки над Лондоном, английские бомбардировщики обрушились на порт Антверпена, уничтожили подъемные краны, склады, железнодорожные пути, потопили пять транспортных пароходов. А следующей ночью, в полнолуние, английские военные корабли и самолеты подвергли суровой бомбардировке все порты Ла-Манша, забитые средствами для десанта. Потопили 84 баржи, разрушили склады с продовольствием и боеприпасами. Германские моряки совсем приуныли. Запросили у Гитлера разрешения рассредоточить корабли и транспорты, собранные на побережье Ла-Манша. Докладывали: в противном случае потери станут катастрофическими (всего за время сосредоточения было уничтожено 12 % плавсредств – 21 транспорт и 214 барж) [149].
Гитлер согласился. Приказал отложить операцию «Морской лев» на неопределенное время. А 12 октября, взвесив все «за» и «против», он вообще отменил десант – по крайней мере в 1940 году. Указал: «Приготовления к высадке в Англии с настоящего времени и до весны сохраняются лишь как средство политического и военного давления на Англию. Если весной или в начале лета 1941 г. вновь появится намерение осуществить высадку в Англию, об этом своевременно будет отдан приказ…» Последняя фраза лишь вуалировала действительность. По сути, фюрер похоронил операцию «Морской лев». Убедился, что проводить ее слишком трудно и рискованно, а после победы над русскими Англия все равно никуда не денется. Убедился? Или… убедили?
Среди приближенных фюрера хватало англофилов. Хватало и эмиссаров «мировой закулисы», поддержавших и укреплявших скептические настроения, постаравшихся отвлечь его от идеи вторжения. Аргументы против высадки в Британии поставляли фюреру начальник абвера Канарис, прозападное крыло генералитета, дипломатов – и оккультисты-геополитики, собравшиеся под крылом Гесса и Бормана. А одновременно Канарис поставлял Гитлеру разведывательные данные о Советском Союзе, где оборонный потенциал нашей страны значительно занижался! Вдвое или втрое уменьшались цифры пропускной способности железных дорог, производства военной продукции, мобилизационные ресурсы [147]. К каким выводам подталкивало подобное искажение, понять нетрудно.
Историки уже подметили одну особенность: план «Морской лев» разрабатывался, обсуждался, назначались сроки, однако делалось это как будто «понарошку», не всерьез [149]. Словно было известно заранее, что операция осуществляться не будет. Тем более что убедить Гитлера отказаться от нее было нетрудно. Он считал англосаксов германской, родственной нацией и не забыл, как Британия покровительствовала нацистам. Войну с ней объяснял трагической ошибкой, в которой виноваты «плутократы». Да и морская специфика войны отпугивала. На суше Гитлер и его подчиненные чувствовали себя куда более уверенно.
Между тем единственный момент, когда дерзкий удар по Англии почти наверняка увенчался бы успехом, был упущен. В августе 1940 г. у британцев насчитывалось лишь пять боеспособных дивизий. Соединения, эвакуированные из Дюнкерка, были не более чем толпами – безоружными, деморализованными, без техники. Защищать побережье было некому. На дорогах стояли патрули с охотничьими ружьями. К тому же англичане ошибочно представляли планы немцев, ждали высадки с востока, а она намечалась с юга. Но постепенно разбитые войска переформировывались, к середине сентября число боеспособных дивизий выросло до 16. Закрывались «дыры» предполагаемого фронта.
При этом очень неплохой «гешефт» провернули США. Взамен вооружения и техники, брошенных под Дюнкерком, начальник штаба американской армии Дж. Маршалл (не только генерал, но и родственник бизнесменов Маршаллов) сбагрил англичанам все излишки со складов своих вооруженных сил. Впрочем, американцы вовсю выпячивали дружбу с Англией, выставляли себя без пяти минут союзниками, но… очень активно поставляли стратегические товары и для Германии.
Перед британскими друзьями разводили руками и успокаивали их. Объясняли, что они нейтральная держава и не могут отказать ни одной из сторон. Но британский флот господствует на морях, поэтому немцы все равно не смогут получить заметное количество поставок из-за океана. Хотя подобные умозаключения имели слишком слабое отношение к действительности. Для немцев Америка отправляла грузы через Владивосток, и их безопасно везли в Германию по советским железным дорогам. Перехватить их под Новосибирском или Харьковом британские крейсера никак не могли.
Черчилль тоже пытался наладить отношения с СССР. Неоднократно обращался с письмами к Сталину, предупреждал, что Германия представляет опасность не только для Англии, но и для России. Для переговоров в Москву приезжал лидер лейбористов Стаффорд Криппс. Но Иосиф Виссарионович был честным политиком. Своих обязательств перед Германией не нарушил и шаги Черчилля воспринимал как попытки вбить клин между союзниками. Чем они, собственно, и были. Письма Черчилля и содержание переговоров с Криппсом Сталин доверительно передал германскому послу Шуленбургу [137].
Однако и эти советские шаги вызывали у Гитлера совсем не такую реакцию, как рассчитывали в Москве. Фюрер воспринимал их как лишнее доказательство своей правоты. Англия надеется на русских! Если сокрушить СССР, то никакой «Морской лев» не понадобится. Британцам придется склониться перед Германией. Что же касается союзников Гитлера, то они оценивали перемены в международной ситуации по-своему. Казалось, что победа уже обозначилась и можно начинать передел мира. Муссолини с большим аппетитом косился на французские колонии в Африке, но Гитлер не дал. Не хотел отталкивать от себя раболепную Францию. Намекнул дуче, что много богатых колоний имеется у англичан – если итальянцы хотят, пускай сами отвоевывают.
Япония тоже раскатала губы на владения проигравших держав, на Французский Индокитай (он включал в себя Вьетнам, Лаос, Камбоджу). Подкатилась к германским друзьям, и Гитлер отнесся к ней более благосклонно, чем к Италии. Рассудил, что Японию надо привязать к альянсу покрепче, втянуть в войну с западными державами. А Индокитай расположен далековато, как бы местные власти не перекинулись к англичанам. Пускай лучше будут под присмотром. Германские и токийские дипломаты вместе обратились к вишистскому правительству Франции, и оно не посмело возражать. Подписало соглашение – во Вьетнаме разрешалось разместить 6 тыс. японских солдат. Официальным предлогом стала охрана железной дороги, чтобы через Вьетнам не перевозились грузы для китайских войск Чан Кайши.
Но японцы высадили больше войск, чем было оговорено, взяли под контроль не только железную дорогу, но и другие ключевые пункты Вьетнама – города, порты. Правительство Виши заявило было протест. Однако японцы не стали его слушать, и ему осталось только смириться. Командиры оккупационных частей начали вести себя во Вьетнаме примерно так же, как в Маньчжурии или в Китае. К французским колониальным чиновникам приставили своих советников, которые принялись диктовать, что и как отныне делать.
Эти перемены в судьбах Индокитая несказанно окрылили соседнее королевство, Таиланд. В конце XIX в. французы отобрали у него Лаос и Камбоджу. Теперь Таиланд загорелся тоже воспользоваться разгромом колонизаторов, вернуть свои земли. Не тут-то было! Французы у себя на родине стояли по стойке смирно перед немцами, во Вьетнаме перед японцами, но претензии таиландцев возмутили их до глубины души, были восприняты в качестве национального оскорбления! Колониальное командование мобилизовало свои части. На границе завязались серьезные бои. Произошло даже морское сражение. Эскадра французских кораблей, остававшихся во вьетнамских портах, ринулась на таиландцев и потопила весь их флот – два допотопных броненосца береговой обороны.
Но… вступились миротворцы. Не кто иные, как японцы. Цыкнули на тех и на других и велели сесть за стол переговоров. А итоги переговоров определили сами же японцы, приказав отдать Лаос с Камбоджей таиландцам. Французам деваться было некуда, отдали. В Таиланде пышно праздновали первую в истории победу над европейской державой. Воздвигли в честь этого события грандиозный монумент. Местный диктатор Плек Пибунгсонграм на радостях произвел себя из генерал-майоров сразу в фельдмаршалы. А за поддержку Японии он расплатился сполна, заключив с ней тайный союз.
Еще больший интерес, чем Вьетнам, вызывала у Токио Нидерландская Ост-Индия, то есть нынешняя Индонезия. Там имелись столь нужные Японии месторождения нефти. Нидерландов уже не существовало, почему было не прибрать к рукам их колонию? Но тут ситуация была иной. Сбежавшая нидерландская королева и правительство сидели в Лондоне, и колониальная администрация продолжала подчиняться им. Покровительницей голландцев и их владений стала Англия. По соседству лежали и обширные британские колонии: жемчужина Азии – Сингапур, Бирма, а за ней огромная Индия.
Сейчас англичане находились в незавидном положении, собирали все силы и ресурсы для обороны собственных островов. В Токио прикидывали, что предоставляется возможность основательно пощипать Британскую колониальную империю и ее союзников. Но японские политики были уверены: в таком случае неизбежно вмешаются США. А как поведет себя Советский Союз? Повернешь на английские и голландские владения – подставишь ему тыл. В Японии в отличие от Германии весьма уважительно оценивали боевую мощь Красной армии – испробовали на собственной шкуре. Поэтому приходили к выводу: для освоения «британского наследства» военные ресурсы СССР пришлись бы весьма кстати.
На совещании японского премьер-министра Коноэ, министра иностранных дел Мацуоки и ряда членов правительства родился проект – как представлялось, оригинальный и суливший колоссальный выигрыш. Привлечь Сталина к союзу против Англии. А чтобы заинтересовать его, выделить для СССР самостоятельный сектор интересов. В августе этот проект был передан германскому послу в Токио Отту. В нем предлагалось «попытаться заставить Советский Союз распространить свое влияние в таком направлении, в котором оно будет оказывать самое незначительное непосредственное влияние на интересы Японии, Германии и Италии». А именно – «признать Индию для целей настоящего момента входящей в жизненное пространство Советского Союза».
В Берлине проект понравился. Но здесь его рассматривали под другим углом. Он представлялся отличным способом морочить голову Сталину, когда будет готовиться нападение. Отвлечь от реальной опасности, а если получится – вообще заставить отправить армии в Среднюю Азию, столкнуть лбами с Англией. 27 сентября 1940 г. в рамках предполагаемого передела мира между Германией, Японией и Италией был подписан Тройственный пакт, предусматривающий создание «нового порядка» в Европе и Азии. Советский Союз пригласили присоединиться к пакту в качестве четвертого члена.
Москва в принципе соглашалась – но при условии, что будет в коалиции равноправным партнером. Однако русские при этом потребовали уточнить, что означает «новый порядок». А на «журавлей в небе» не слишком позарились. Вместо этого выражали озабоченность начавшимися перевозками германских войск на восток – в Польшу, Румынию, Финляндию. 12 ноября для переговоров в Берлин прибыла делегация во главе с Молотовым. Но в этот же самый день Гитлер издал секретную директиву для своих генералов. Им со всей откровенностью разъяснялось: подготовку операции против СССР требовалось продолжать независимо от результатов переговоров [80].
Молотову были предложены проекты договора с Германией, Японией и Италией сроком на 10 лет. Стороны брали на себя обязательство не присоединяться «ни к какой комбинации держав», направленной против кого-то из них, обещали оказывать друг другу экономическую помощь. К договору прилагался секретный протокол о сферах влияния. Для Японии – Восточная Азия к югу от Японских островов, для Италии – Северная и Северо-Восточная Африка, для Германии – Центральная Африка, для СССР – «к югу от национальной территории в направлении Индийского океана». А окончательный территориальный передел Европы откладывался до завершения войны [12].
Однако Сталин отнесся к проекту крайне осторожно. По его поручению Молотов передал озабоченность появлением германских войск в Румынии и Финляндии. Относительно договора не ответил ни «да» ни «нет», испросив время для изучения. 26 ноября через посла Шуленбурга был передан советский контрпроект соглашения. В нем излагались другие условия. Прежде всего, требовался вывод германских войск из Финляндии. В качестве сферы интересов России признавалась Болгария, с ней СССР должен был заключить «пакт о взаимопомощи». На основе долгосрочной аренды Советскому Союзу предоставлялась бы база для сухопутных и военно-морских сил в районе Босфора. Центром советских притязаний признавался район к югу от Кавказа, но в направлении не Индии, а Персидского залива. А Япония должна была отказаться от своих прав на нефтяные и угольные месторождения Сахалина.
Различия очевидны. Если германский вариант нацеливался на сталкивание СССР и Англии, то советский вбивал клинья между Германией и ее союзницами Болгарией, Японией и потенциальной союзницей Турцией. При этом Сталин сохранял возможность маневрировать и избегал вступления в большую войну. Очевидно, он запросил «по максимуму», с возможностью поторговаться. Но ответа не последовало. Предложения Москвы Гитлера в общем-то уже и не интересовали. В ноябре генерал Паулюс завершил разработку плана вторжения в Россию, Геринг утвердил план развертывания ВВС для предстоящей войны. А 18 декабря 1940 г. фюрер подписал директиву № 21, или «план Отто». Впоследствии для него придумали более громкое название. План «Барбаросса».