Андрей Боголюбский был далеко не единственной жертвой измены аристократов. Феодальная знать во всех странах вела себя примерно одинаково. В Польше она то и дело бунтовала, свергая неугодных королей. В Англии Генрих II твердой рукой привел к порядку разболтавшихся баронов, но они натравили на короля собственных сыновей. Его разбили, принудили отречься от короны, от потрясения он умер, придворные еще и ограбили покойного, бросили в одной нижней рубахе. Но и после его смерти свары продолжались, и сына Генриха II, Иоанна Безземельного, бароны заставили подписать «Великую хартию вольностей», предоставить им права вытворять все что хочется.

Германскому императору Фридриху Барбароссе его вассалы подстроили пакость, в критический момент не пришли ему на помощь, и в битве при Леньяно он потерпел от итальянцев сокрушительное поражение. В Венгрии бароны продались византийцам. В 1172 г. они отравили короля Гейзу II. Тут же пришел император Мануил Комнин с войском, привез из Константинополя королевского брата Белу, и феодалы возвели его на трон. Но прежние заигрывания Мануил отбросил, статуса византийского наследника он Белу лишил, его брак со своей дочкой расторг – слишком велика честь. Новый король просто признал себя вассалом императора.

В Галиче бояре взялись регулировать даже личную жизнь князя Ярослава. Втянули в дрязги его жену и сына Владимира. Вельможи стали их лучшими друзьями, супруга со скандалами требовала от мужа следовать их советам. Сына «друзья» с юных лет приохотили выпивать, напропалую блудить с холопками. Специально растили наследника, при котором всеми делами будут заправлять они. Дошло до того, что Ярослав выслал жену и Владимира. Он полюбил простую девушку Анастасию, у них родился ребенок. Но однажды ночью вооруженные бояре ворвались во дворец, князя и его любимую захватили прямо в постели. Анастасию вытащили на площадь, соорудили костер и сожгли. А Ярослава приволокли и заставили смотреть, как она корчится в огне, во что превращается дорогое для него тело. Любуйся, князюшка, послушай вопли, подыши гарью и запоминай, не иди поперек боярской воли…

Смоленску, казалось бы, оставалось только радоваться с князем Романом – он полностью пошел в отца, Ростислава Набожного: бескорыстный, добрый, справедливый. Но по натуре он был слишком мягким, и городская верхушка совсем распоясалась. Стала вести себя так же, как в Новгороде. Капризничала, бушевала на вече, подстрекала жителей к бунтам, Романа несколько раз выгоняли. Вступались его братья Рюрик, Давыд и Мстислав Храбрый, грозили, вели переговоры и кое-как возвращали князя обратно.

Хотя на самом-то деле боярское правление оборачивалось для народа ох каким тяжелым гнетом! В Новгороде «золотые пояса» кичились «свободами», но на простых граждан «свободы» отнюдь не распространялись. Бояре круто обирали их, перекладывали на них все подати и повинности. В судах всегда получались правыми прихлебатели тех же бояр, найти управу на беззакония было невозможно. Это привело к тому, что часть новгородцев решила вообще бросить родину. В 1174 г. они отправились на восток. На лодках вышли в Волгу, доплыли до Камы. Отвоевать землю у болгар нечего было и думать, но эмигранты проследовали дальше, на р. Вятку, в край вотяков. Захватили Болванский и Кокшаров городки, построили город Хлынов. Новгород обозлился, называл переселенцев своими рабами. При случае старался вредить, новгородские отряды нападали на Вятку. Но она давала отпор, отвергла власть Новгорода и стала жить независимой республикой.

В выигрыше оказывались те русские земли, где князьям удавалось утвердить сильную власть. Ярослав Галицкий действительно навсегда запомнил расправу над любимой женщиной, но вынес совсем не тот урок, на который рассчитывали убийцы. Он сделал вид, будто смирился, скрытно подготовил надежных воинов, одним махом захватил и казнил всех оппозиционных бояр. Его княжество стало могучим, богатым и благополучным, ни один враг не смел посягать на него, а сам князь прославился как Ярослав Осмомысл, «подпирающий горы Карпатские железными полками», заступивший путь чужеземным королям, «затворивший Дунаю ворота».

А в Смоленске умер Роман, княжение принял его брат Давыд. Он взялся жестко наводить порядок. Обнаглевшей знати это не понравилось, она привычно подняла мятеж. Орали, что изгоняют князя, требовали убираться из их города. Но Давыд не был похож на Романа, церемониться не стал. Бросил дружину, она побила и раскидала бунтовщиков. Зачинщиков князь арестовал, отправил на виселицы и на плаху. После этого в Смоленском княжестве установились мир и спокойствие, оно процветало и благоденствовало.

В Залесской земле со всей остротой встали аналогичные проблемы. Едва похоронили Андрея Боголюбского, как заявили о себе заказчики убийства. Во Владимир явились ростовские и суздальские бояре с вооруженными дружинами, прибыло посольство Глеба Рязанского – хотя, спрашивается, каким боком касались Глеба дела у соседей? Но бояре вместе с рязанцами созвали вече, подняли вопрос: кого приглашать на престол? Это выглядело очевидным, ближайшими наследниками были братья, Михаил и Всеволод. Владимирцы как раз и назвали их.

Нет, бояре их даже слушать не желали. Заявляли, что Ростов и Суздаль «старшие» города, а Владимир их «пригород», его жители достойны быть лишь «каменщиками» и права голоса не имеют. Братья и сподвижники Боголюбского никак не устраивали аристократов. Они вдруг высказались за племянников государя, Мстислава и Ярополка Ростиславичей. (На Руси князья использовали для детей очень ограниченный набор имен, поэтому возможна путаница. Были Ростиславичи смоленские, сыновья Набожного, а в данном случае речь идет о сыновьях Ростислава Юрьевича, внуках Долгорукого). Бояре их помнили, когда-то Мстислав и Ярополк участвовали в заговоре царевны Анны. После этого они отирались на юге, но нигде не отличились, самостоятельной роли не играли, были серенькими, бесцветными. Именно такие и требовались. А ко всему прочему, Глеб Рязанский был женат на их сестре – родственники!

Но сами князья, о которых кипели жаркие споры, еще не ведали ни о смерти Боголюбского, ни о новых назревающих драмах. Они все еще крутились в суете вокруг Киева. В промежутках между усобицами и сшибками с половцами Всеволод даже нашел время жениться. Выбрал себе юную ясскую (осетинскую) княжну – без каких-то политических комбинаций, без расчетов, просто красавицу. Какие уж могли быть комбинации и расчеты с далеким кавказским племенем? Да и Всеволод, даром что племянник императора, не мог похвастаться ни владениями, ни положением. Неужели солидный русский князь выдал бы свою дочку за эдакое перекати-поле? Вот и женился несолидно – по любви…

А в то самое время, когда Ростов, Суздаль, Владимир перебирали кандидатов, все четверо, Михаил, Всеволод, Мстислав и Ярополк, были в прекрасных отношениях между собой. Мало того, они вместе находились в гостях у Святослава Черниговского. Дружили с ним не случайно, ведь он был сыном Святослава Ольговича, того самого, которого в свое время поддерживал Долгорукий. Святослав Святославич не забыл, как с отцом через вятские леса отступал к Москве, как их принял суздальский князь. В свою очередь, выступал покровителем потомков Долгорукого, оказывал им помощь.

Когда в Чернигов пожаловало посольство ростовских бояр, призвало на престол Ростиславичей, они сперва не разобрались, что к чему. Обсудили вчетвером, по-родственному, и сошлись, что княжить-то надо старшему, Михаилу. Ростиславичи заверили, что уступают ему, и во Владимир отправились все вместе. Бояре узнали об этом и схватились за головы. Послали вторую делегацию, она перехватила князей в Москве. Растолковала Ростиславичам ситуацию, тайком увезла племянников от молодых дядей, и в Переяславле-Залесском знать провозгласила великим князем Мстислава.

Но и владимирцы не согласились с боярским решением. Они тоже прислали делегатов в Москву, привезли к себе братьев Боголюбского и объявили государем Михаила. Хотя править ему не довелось. К Владимиру уже вел войско Глеб Рязанский, подняла рати ростовская и суздальская верхушка. Они обложили город. Стояли почти два месяца и вели себя, как во вражеской стране – жгли окрестные села, забирали в плен крестьян, без стеснения пользовались подвернувшимися женщинами. Михаил никак не ожидал, что во Владимире ему предстоит вести войну. Они с братом оставили дружины охранять свои южные города, приехали с небольшой свитой. Но горожане вооружились, встали за себя и за выбранного ими князя. Держались, пока не иссякло продовольствие.

А потом у осажденных подвело животы, заголодали. Поклонились Михаилу, объяснили, что терпеть больше невмоготу. Попросили выехать от них. Князь не обиделся, ответил – вы сами призвали меня, «могу ли желать вашей погибели?» Опытные воины Михаил и Всеволод сумели выскользнуть через кольцо блокады, а горожане вступили в переговоры. Соглашались покорится Мстиславу и Ярополку, только взяли с них клятву не мстить и не делать зла владимирцам.

Куда там! Организаторы заговора уже распределили плоды победы, чтобы каждому досталась своя доля. Великое княжество поделили на два. Мстислава посадили в Ростове, знать получила марионеточного князя. А во Владимире с прилегающими областями князем поставили Ярополка, он стал марионеткой Глеба Рязанского. Снеслись и с новгородскими боярами, договорились с ними действовать заодно. Это было не так уж трудно – «золотые пояса» давно копили обиды на Боголюбского, прижавшего их «вольности». Теперь они выгнали из Новгорода сына Андрея Георгия, призвали вместо него сына Мстислава.

Державу Боголюбского ломали и рушили без всякой жалости. Но в результате этих крутых преобразований народ сразу же взвыл. В Ростово-Суздальской половине принялись распоряжаться бояре. Спешили вознаградить себя за времена, когда Долгорукий и Боголюбский держали их в узде. Расхватывали княжеские деревни, крепостили свободных крестьян, прибрали к рукам сбор податей, расставили своих наместников и драли с людей три шкуры. В прямом смысле. Ведь налоги измерялись шкурками пушных зверей или их стоимостью. Там, где раньше платили одну, в княжескую казну, стали брать три – вторую для боярина, третью для сборщика. А князь Мстислав всего лишь утверждал решения, принятые аристократами: что кому отдать, кого куда назначить.

Во Владимирской половине княжества было еще хуже. Здесь взялся хозяйничать Глеб Рязанский и повел себя предельно откровенно – как оккупант. Его воины планомерно грабили дома купцов, ремесленников, храмы. В Рязань один за другим отправляли обозы с чужим добром, церковной утварью, книгами, вывезли даже чудотворную Владимирскую икону. Но Глеб не мешал наживаться и своему подручному, князю Ярополку, поучал его – нечего стесняться, бери что плохо лежит. Тот и не стеснялся, выгреб казну Успенского собора, хапнул владения и доходы, которые Боголюбский подарил храмам и монастырям.

Владимирцы не выдержали, снова обратились к Михаилу. Писали: «Иди на престол Боголюбского, а ежели Ростов и Суздаль не захотят тебя, мы на все готовы и с Божьей помощью никому не уступим». А Михаил с Всеволодом уже и сами готовились. Теперь-то готовились получше, чем в прошлый раз. Собрали свои дружины – небольшие, но это были матерые бойцы-пограничники, прошедшие огонь и воду. Помог Святослав Черниговский, выделил отряд во главе с сыном. Сбор всех сил Михаил назначил в Москве. Внезапным налетом братья заняли ее. К ним подошел племянник Георгий, лишившийся новгородского стола, тайком от правителей пробирались владимирские ополченцы.

Правда, Михаилу было худо. Его мучили старые раны, искалеченная половцами нога болела и отказывала. Но он возглавил поход на носилках. А тем временем их врагам донесли об опасности, они тоже поднимали рати. Ярополк с рязанцами двинулся навстречу. Их перехитрили, владимирцы подсказали князьям такую дорогу, что с противником «разминулись» в лесах. Упустив Михаила и Всеволода, Ярополк погнал вестников к Мстиславу. Сообщал – идут «в малом числе», Михаил совсем болен, бояться нечего. Предложил взять в клещи, пускай брат перекроет дорогу на Владимир, а он навалится с тыла.

Ростовским и суздальским воеводам план понравился. Братья и сын Боголюбского продолжали путь, как вдруг у речки Дубровицы из-за горы показался суздальский полк – сверкающий доспехами, с развернутыми знаменами, с ходу устремился в атаку. Но тут же и смутился, затормозил. Неприятели не знали, что с князьями соединились владимирцы, не ожидали встретить большой отряд. А Михаил, даром что на носилках, был великолепным начальником. Мгновенно построил ратников, заметил замешательство врага и бросил воинов вперед. Дружным ударом суздальцев смяли, многие сдавались.

15 июня 1175 г. новый государь Михаил торжественно вступил во Владимир. Люди радовались от всей души, встречали его как избавителя. Население Ростова и Суздаля тоже прислало делегацию, заверяло: «Мы твои душою и сердцем». Объясняло, что его врагами были только бояре. Мстислав удрал в Новгород, Ярополк в Рязань. А Михаил народных ожиданий не обманул, первым делом он поднял армию, чтобы разобраться с Глебом Рязанским. Тот поджал хвост, залебезил. Просил милосердия, прислал обратно Владимирскую икону и все вывезенные ценности.

Что ж, новый великий князь удовлетворился. Вернули награбленное, и ладно. Глядишь, впредь не полезут. Михаил не хотел раздувать ссоры ни с рязанцами, ни ростово-суздальскими боярами. Аристократы принесли присягу на верность, хотя по-прежнему были настроены враждебно, держались обособленно. В Ростове укрылись убийцы Боголюбского. Однако Михаил казнил лишь нескольких мелких участников преступления, попавшихся к нему в руки, а боярские гнезда Ростова и Суздаля предпочел не задевать. Он полагал, что важнее всего восстановить мир, нормальное управление краем, а со временем конфликты сгладятся, жизнь войдет в обычную колею. Чтобы избежать столкновений, Михаил даже своего брата Всеволода посадил княжить не в Ростове или Суздале, а в следующем по значению Переяславле-Залесском.

Но на самом-то деле оппозиция просто… ждала. Знала чего ждала. Здоровье Михаила так и не поправилось, ему становилось все хуже. А бояре внимательно отслеживали, как он себя чувствует. Великий князь был еще жив, а в Ростов тайком возвратился из Новгорода князь Мстислав Ростиславич. Вооружались дружины знати и ополчение, формировалось большое войско. 20 июня 1176 г. они дождались своего часа. Михаил, прокняжив всего лишь год, отошел в мир иной.

Теперь-то владимирцы знали цену времени, постарались не дать себя опередить. Немедленно вызвали из Переяславля Всеволода, он прискакал в столицу, и его приняли как законного государя. Однако и их недруги времени не теряли. Неожиданно по Владимиру прокатилась весть – из Ростова идет Мстислав с крупными силами. Всеволоду исполнилось всего 22 года, но на своем коротком веку он предостаточно поработал мечом. Тем не менее он, как и покойный брат, не желал проливать русской крови. Ради этого готов был поступиться городами, землями. Впрочем, и людей, поверивших в него, бросать не собирался. Отписал к Мстиславу – дескать, тебя призвали ростовские бояре, меня – «владимирцы, переяславцы и Бог». Вот и давай княжить, ты в Ростове, я во Владимире, а суздальцы пусть сами решат, «кого восхотят, то им и буди».

Мстислав было смутился, заколебался, но от него почти ничего не зависело. Бояре объявили своему князю: «Если ты мир дашь ему, то мы не даем». Да только и владимирцы не намеревались сдаваться, надевали кольчуги, опоясывались мечами. Сказали Всеволоду – ты же сам видишь, для них нет ничего святого. Еще не исполнилось девяти дней по кончине государя, а они жаждут именно крови. Так веди нас, княже, «если будем побеждены, то пусть возьмут ростовцы жен и детей наших!» В общем, люди прекрасно представляли, какую участь им готовят свои же, русские бояре, озлобленные, рвущиеся отомстить за приглашение Михаила со Всеволодом, за поражения. Будет погром, грабеж, победители будут резать мужчин, семьи поведут в рабство…

Кроме владимирцев, к Всеволоду успели подойти ополчения Переяславля, Юрьева-Польского, и 27 июля под Юрьевом «бысть сеча зла». Настолько злая, что такой еще не бывало «николи в Ростовской земле». Сшиблись сурово, на истребление. Но владимирские ратники навалились на врага твердо и упорно, неприятельские отряды не выдержали натиска, побежали. Некоторые виднейшие бояре были убиты, остальных захватили в плен. Во Владимир их привели в оковах, имения государь конфисковал, «села боярская взяша, и кони, и скот».

Часть бояр с князем Мстиславом все же спаслась, быстрые кони умчали их в Рязань. Брат Мстислава, Ярополк, уже находился там. Посетовали, посокрушались, что ростовские тузы переоценили свои полки, не выступили вместе с рязанцами. Ну да ведь хотели нагрянуть побыстрее, пока владимирцы не опомнились. А Глеб Рязанский и без того считал себя достаточно сильным. Неужто он с владимирским мужичьем не справится? Велел подданным седлать коней, налетел и дотла спалил Москву, опустошил приграничные районы. Надеялся, что Всеволод ответит, тоже пустится в набег, тут-то его и прихлопнут.

Нет, набегами великий князь отвечать не стал. Понял, что результат будет ничтожным. Ну сожжешь сколько-то деревень, угонишь жителей, и дальше что? Глеб уже показал себя непримиримым врагом, договоров не соблюдал. Подождет подходящего случая и снова ударит, а Рязань останется базой для всех противников и заговорщиков под боком у Владимира. Терпеть такое положение Всеволод не собирался, он взялся готовить большой поход, сокрушить эту базу раз и навсегда. Обратился к своим друзьям, к нему пришел князь южного Переяславля, племянник Владимир Глебович, прислал воинов Святослав Черниговский.

Рязанский князь пронюхал, что на него собирается гроза. Союзников себе он тоже нашел – призвал половцев, а Всеволода перехитрил. Дождавшись зимы, владимирский государь выступил на Рязань по кратчайшему пути, от пепелища Москвы по льду Москвы-реки. Но Глеб в это же время вторгся в его владения восточнее, от устья Клязьмы. К такой крепости, как Владимир, он не стал соваться, а обрушился на Боголюбово, где его никто не ждал. Разграбил город, второй по значению в княжестве храм Рождества Пресвятой Богородицы, монастырь, а монахинь отдал половцам. Так поступал русский князь… Хотя он считал, что действует как раз благопристойно, сам-то монахинь не насиловал, не продавал, предоставил это степнякам. Набезобразничали и по селам, истребляли крестьян, набирали невольников.

Но пока враг увлекся столь выгодными промыслами, известия донеслись до Всеволода. Он повернул полки, заснеженными проселками быстро повел их наперерез и застиг Глеба на р. Колокше. Наступила оттепель, лед подтаял, и река разделяла две армии. Стояли месяц, и в атаку не пойдешь, и не отступишь, противник погонится. Глеб с ордами половцев чувствовал себя вполне уверенно. Не учел, что молодой Всеволод был не менее умелым военачальником, чем покойный Михаил. Своих противников он переиграл мастерски.

Как только подморозило и лед окреп, он начал переправу в стороночке от расположения неприятеля. Послал на другой берег… свой обоз с небольшим отрядом прикрытия. Половцы и дружина Мстислава обрадовались, кинулись на приманку, такая добыча в руки плывет! Но отряд переяславских пограничников умел управляться со степняками, привычно осадил их. А Всеволод с мощным владимирским полком шарахнул прямо по ставке и дружине рязанского князя. И все. Войско лишилось командования и рассыпалось, половцы покатились прочь. В плен попали Глеб с сыном Романом, Мстислав Ростиславич, их бояре, в том числе изменник Боголюбского Борис Жидиславич. Ярополк Ростиславич сбежал, но его выдали сами рязанцы, устрашенные полным разгромом.

Во Владимире неприятельских предводителей посадили в темницу. Среди южных князей у них нашлись родственники, заступники, обратились к Святославу Черниговскому, чтобы взял на себя роль посредника. Он прислал епископа, просил отпустить пленных. В Южной Руси установились именно такие правила: князья могли уничтожать города, захватывать и убивать население друг у друга, однако в любом случае князь оставался князем, если он проигрывал, ему грозила разве что потеря удела.

Но владимирский народ, хлебнувший лиха от Глеба, Мстислава и Ярополка, смотрел на вещи иначе. Требовал казнить или, по крайней мере, ослепить главных врагов. Всеволод был совсем не злым человеком, он пробовал смягчить участь пленных. Предложил Глебу свободу, если он отречется от княжения, отдаст Рязань сыну и уедет на юг. Как бы не так! Пленник гордо отказался: «Лучше умру в неволе, но князем». Но таким ответом он сам определил свою судьбу. О переговорах узнали горожане, возмутились и взбунтовались. Тюрьму разнесли, Глеба убили.

Остальных князей Всеволод все-таки спас. Сам вышел к разбушевавшейся толпе, уговорил народ, что сын Глеба Роман не виноват в злодеяниях отца, отпустил его. А Мстислава и Ярополка государь пообещал ослепить, владимирцев это вполне удовлетворило. Хотя Всеволод понимал, что его племянники были всего лишь игрушками в чужих руках. Не забыл, как дружили с ними, как вчетвером ехали из Чернигова на княжение. Наказание всего лишь разыграли, завязали Мстиславу и Ярополку глаза и быстренько выслали их вон. Как только они доехали из Владимирского княжества до Смоленского, в Смядынском храме оба «чудом прозрели».

Но Всеволод III проявил милосердие отнюдь не ко всем преступникам. Убийц Андрея Боголюбского он повелел разыскать. Кучковичи увезли с собой предостаточно драгоценностей, устроились припеваючи в ростовских владениях. С одним из них сожительствовала и княгиня-болгарка, из-за этого ее тоже стали называть Кучковной, даже путали с первой женой государя. Но идиллии пришел конец. Всех цареубийц арестовали, зашили в коробах и утопили. Озеро, куда их кинули, стало с этого времени называться Поганым. Даже много веков спустя в нем не ловили рыбу, из него не брали воду, и в народе ходило поверье, будто в озере до сих пор плавают в замшелых коробах проклятые Кучковичи…