Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин был псковским дворянином. Он имел солидное состояние, вел торговлю с прибалтийскими и западными купцами, сам бывал за границей. На его связи с иностранцами обратил внимание Посольский приказ – внешнеполитическое ведомство царского правительства. Стал давать государственные поручения: о чем-то разузнать, на что-то обратить внимание. Ордин-Нащокин проявил прекрасные способности в данном направлении, и ему дали весьма ответственное задание.

В 1637 г. донские казаки захватили и пять лет удерживали Азов. В 1642 г. по приказу Москвы они оставили развалины, в которые превратилась крепость после осады, но отношения России с Турцией испортились, чуть не дошло до войны. Султан слал ультиматумы, требовал выселить казаков с Дона. Тут же окрылилась антироссийская партия в Польше. Бряцала оружием, звала к походу на Москву. Польские послы к царю выставили требование отдать спорные территории, их дипломаты в Стамбуле подталкивали турок воевать, обещали союз. Стараясь посильнее разозлить Османскую империю, паны устроили провокацию, перебили крымское посольство, возвращавшееся из Москвы.

Царское правительство решило направить агента в Молдавию, оттуда было удобно вести разведку как в Турции, так и в Польше. Лучшей кандидатурой сочли Ордина-Нащокина. Он появился при дворе господаря Василия Лупулла под видом частного лица, поступил к нему на службу. Сумел расположить к себе Лупулла и молдавских бояр, стал другом господаря. Через него забросил в Стамбул подлинную информацию об убийстве татарских послов. В короткое время Ордин-Нащокин создал разведывательную сеть в Речи Посполитой и Османской империи. «Цифирными письмами» (шифровками) доносил в Москву, что у султана Ибрагима Безумного и великого визиря положение шаткое, население недовольно ими, бунтует, янычары волнуются. А Польша воевать не готова. Она всего лишь берет русских «на пушку» и хочет натравить на них Турцию, чтобы самой остаться в стороне.

Сведения оказались бесценными. На переговорах с обеими державами Россия заняла твердую позицию, не позволила себя запугивать. Паны пошли на попятную, отказались от своих претензий. Великий визирь Мухаммед-паша узнал, что Польша обманывает, и заключил с царем договор о «мире и дружбе». Афанасия Лаврентьевича после выполнения задания отозвали. Отправили в родной Псков и поручили наладить разведку в Литве, Прибалтике, скандинавских странах. В 1649 г. случай помог ему зарекомендовать себя лично перед царем. В Пскове вспыхнул мятеж, Ордин-Нащокин первым прискакал оттуда в столицу с тревожной вестью. Его представили Алексею Михайловичу, и он докладывал про «бунтованье, отчего и какими обычаи то дурно учинилось».

В 1654 г. началась война с Польшей, и Афанасию Лаврентьевичу доверили командный пост. Правда, выделили всего 700 ратников, он должен был действовать на фланге, в польской части Лифляндии (Латвии), отвлекать неприятелей. Он напомнил о себе царю, доказывал – если ему дадут больше войск, он сумеет взять Лифляндию под русский контроль. Войск ему не дали, задачу оставили чисто вспомогательную. Но в следующем году, когда поляков разбили и измочалили, в войну вступила Швеция. Король Карл X Густав изображал из себя друга, чуть ли не союзника царя. Однако свежие шведские полки принялись теснить русских, захватывать литовские города, которые уже принесли присягу Алексею Михайловичу, ворвались в Белоруссию, разоряли православные храмы и монастыри. Были созваны конференции с польскими и литовскими панами, с ними заключили соглашения, что Речь Посполитая переходит под власть Швеции, а за это Карл выгонит русских.

Ордин-Нащокин был назначен воеводой на Двину. Вел переговоры со шведами, высылал отряды, не позволяя им занимать приграничные крепости. А в 1656 г. царь объявил Карлу Х войну, сам возглавил поход на Ригу. Афанасия Лаврентьевича командировали к герцогу Курляндии Якубу. Поручили договориться о дружбе или хотя бы о нейтралитете, упросить герцога выступить посредником между русскими и жителями Риги, склонить ее к сдаче. Посланник успешно справился с задачей, Якуб согласился. Хотя городские власти и шведский гарнизон не поддались на уговоры герцога.

При осаде Риги Ордина-Нащокина назначили командовать отдельным отрядом, но на воинском поприще он проявил себя не блестяще. Не сумел взять крепость Динамюнде, прикрывавшую вход в Двину, по реке к городу проходили корабли с подкреплениями и припасами. Овладеть Ригой царю не удалось. Но при отходе Афанасий Лаврентьевич возглавил конные арьергарды, отогнал шведов, пытавшихся преследовать. Невзирая на рижскую неудачу, русские заняли и удержали восточную часть Эстляндии и Лифляндии. В городах разместились наши гарнизоны, назначалась царская администрация. Учитывая знание Прибалтики и дипломатические таланты, Алексей Михайлович поставил наместником этого края Ордина-Нащокина, пожаловал ему высокий чин думного дворянина.

Что ж, на новом посту ему пришлось быть и военным, и дипломатом. Шведы несколько раз повторяли попытки контрнаступлений. Но государевы воеводы неизменно били их и отбрасывали. Завязались переговоры. В 1657 г. удалось заключить очень выгодное Валиесарское перемирие на три года. Под властью России оставались занятые ею области. Русским гарантировали беспрепятственный выход на Балтику, между двумя странами устанавливалась «вольная и беспомешная торговля», в Стокгольме нашим купцам предоставлялось право строить свои подворья и храмы.

Но… случилось непредвиденное. В своих поездках за рубеж, разведывательных и дипломатических миссиях Ордин-Нащокин полюбил западный образ жизни. Переговоры ему доводилось вести не только со шведами, но и с польскими панами. Он искал таких, кто симпатизирует России, подбирал информаторов. Однако и иезуиты давно подметили его. Причем шведов Афанасий Лаврентьевич ненавидел с юных лет. Сам торговал, а Швеция всячески мешала русской торговле. Но поляки были ее врагами. А паны умели преподнести себя. Он попал под обаяние польских обычаев, «шляхетских свобод». Считал, что наводит связи, выгодные для России, а на самом деле опутывали его самого. Шведы обнаружили это, предупредили царя, что Ордин-Нащокин – польский шпион.

Впрочем, дело обстояло не так просто. Он не был обычным платным предателем, поляки и иезуиты действовали тоньше. Паны заверяли его в искренней дружбе, убедили, что русские дворяне и шляхта – «братья». Им нечего делить, они должны выступать заодно. Можно даже объединиться под властью царя, но при этом распространить на Россию польские порядки. Такая держава станет непобедимой, сможет собирать вокруг себя другие славянские народы. У Ордина-Нащокина вскружилась голова от подобных проектов. Ему льстило, что высокопоставленные иностранцы обращаются к нему как к равному, как к единомышленнику. По роду деятельности он имел право поддерживать неофициальные контакты с поляками, переписывался с рядом магнатов, с французским послом в Варшаве Делюмбре. «По дружбе» стал делиться с ними секретными сведениями. Хотя был уверен, что этим он не вредит России, а подправляет ее политику к лучшему.

Мы уже рассказывали, как Швеция сыграла на украинских изменах. Отбросила прежние условия перемирия, принялась угрожать выступить в союзе с поляками. Это было бы катастрофой. Руководители внешнеполитического ведомства, бояре Одоевский, Прозоровский и дьяк Алмаз Иванов высказывались, что со шведами надо мириться любой ценой, сосредоточить усилия против Польши. Но Ордин-Нащокин предложил вдруг неожиданный вариант. С поляками заключить союз, и вместе с ними ударить на Швецию. А ради этого возвратить панам легкомысленную и неверную Украину. Имеет ли смысл ссориться из-за взбунтовавшихся «мужиков»? Он доказывал государю: «С польским королем мир надобен, нужнее шведского, потому что разлились крови многия, и уже время дать покой. А не уступивши черкас, с польским королем миру не сыскать».

Однако Алексей Михайлович с ним не согласился. Он прекрасно понимал разницу между изменами старшины и надеждами украинского народа. Уступки шведам означали материальные убытки, утрату ряда городов. Но уступить православных людей под иго католиков было бы страшным грехом. Царь так и ответил Ордину-Нащокину: «Какое оправдание примем мы, если допустим это?» В результате в 1661 г. со шведами был заключен Кардисский мир, русские уходили из Прибалтики. В договоре удалось сохранить только пункты о «вольной и беспомешной торговле», правах русских купцов в Швеции.

Но и для Польши затягивание войны стало весьма болезненным. Страна устала и обнищала, шляхта разорялась. Часть ее взбунтовалась, составила конфедерацию против короля. А в Москве мнения разделились. Некоторые бояре предлагали воспользоваться, наступать на поляков. Другие предлагали поддержать конфедератов – пускай они свергнут Яна Казимира и изберут на свой престол Алексея Михайловича. На доклад к царю напросился и Ордин-Нащокин, пытался снова убеждать, что надо отдать Украину и заключать с поляками союз. Но государь не принял ни одно из этих предложений. Он не хотел безоглядно жертвовать жизнями подданных. Видел, что народ устал от войны. Делать ставку на мятежных панов считал недостойным. А польская корона, которой манипулируют магнаты, была слишком сомнительным приобретением. Царь принял другое решение – попытаться заключить мир.

Он придумал послать в Варшаву Ордина-Нащокина с неофициальной миссией. Прозондировать настроения, поговорить об условиях примирения. В инструкции ему было дано три варианта. Первый – предложить границу по Двине и Днепру. Раз уж правобережные казаки не желают подчиняться царю, то и царь не считал нужным их удерживать. Если паны откажутся, допускался второй вариант, уступить им города по Двине. Третий вариант был дипломатической уловкой. Если поляков не устроит второй, Ордин-Нащокин должен был поманить их возможностью вернуть Левобережье. Но такое предложение ему разрешалось сделать только «от своего имени» и только устно, а не письменно. Отдавать Левобережье государь не собирался, но главное было – завязать переговоры, а уж потом поторговаться.

В апреле 1663 г. Ордин-Нащокин приехал к Яну Казимиру. О, в Речи Посполитой он почувствовал себя прекрасно. Его окружала столь любезная ему «культурная» атмосфера, его навещали «друзья», благородные паны. Ордин-Нащокин настолько тянулся к ним, что напрочь отбросил государевы инструкции. Сразу вывалил третий вариант, дополняя его собственными идеями. Соглашался, чтобы за Россией остались только земли, отнятые у нее в Смуту: Смоленщина, Черниговщина и Северщина, после этого Россия и Польша соединятся в братском союзе, отберут у шведов Прибалтику, побьют татар и турок, начнут наступление на Балканы… Не тут-то было! Поляки уже преодолели свои смуты, и над его проектами сенаторы посмеялись. Пояснили, что татары и турки – их союзники, это не Польше, а русским надо бояться «вечных вашего государства неприятелей». А для мира потребовали вернуть все без исключения территории и вдобавок выплатить огромную компенсацию за ущерб. Ордин-Нащокин уехал ни с чем.

Но в 1664 г. армию Яна Казимира разгромили под Глуховом. В Польше это отозвалось новыми сварами, мятеж шляхты возобновился. Только тогда король сообщил в Москву, что согласен на переговоры. Русскую делегацию возглавили Одоевский, Долгоруков и Ордин-Нащокин. Условия государь предложил очень умеренные – замириться на тех рубежах, которые занимали стороны. Но паны горделиво упирались, настаивали на восстановлении довоенных границ. В общем, разъехались ни с чем.

Ордина-Нащокина Алексей Михайлович пожаловал в чин окольничего, назначил воеводой в Псков. Хотя он возгордился и наломал дров. Принялся перестраивать городскую жизнь по-своему. Ограничил права иностранных купцов. Вместо государственной монополии на спиртное, действующей на Руси, ввел свободную продажу вина, как за границей. По Пскову покатилось пьянство, хулиганство. «Левое» вино отсюда повезли в другие города. В Москву посыпались жалобы духовенства, земских властей. А торговыми ограничениями возмутились шведы, это было нарушением мирного договора. Царю пришлось вмешаться, отменить распоряжения воеводы. Он указал, что в одном городе нельзя вводить особые законы, поскольку «будет от того смута большая». Но Ордина-Нащокина простил. Его инициативность даже понравилась государю, Алексей Михайлович все чаще привлекал его для обсуждения тех или иных вопросов.

А в Польше углублялся развал, и в 1666 г. в деревне Андрусово на Смоленщине продолжились переговоры. Они протекали очень трудно, прерывались боевыми действиями. Паны взбрыкивали, спорили, цеплялись за каждое изменение обстановки. Особенно воодушевило их нападение гетмана Дорошенко и татарского хана на Левобережье. Поляки сразу отбросили уже достигнутые договоренности. Выставили ультиматум, чтобы Киев и города, захваченные Дорошенко, тоже отдали им, иначе грозились воевать до конца. Ордин-Нащокин, возглавлявший делегацию, изворачивался так и эдак, устраивал «тайные» встречи с панами, уговаривая их поодиночке.

Но получалось наоборот. Он слишком уж сильно уважал магнатов, не желал обидеть их, а в итоге шел у них на поводу. Они важно надували щеки, расписывали собственный героизм и мужество. А Ордин-Нащокин и сам был о поляках высочайшего мнения. Нацелился сдавать позиции, отписал царю, что надо соглашаться на все требования, поскольку «польские и литовские войска безстрашны войну весть и мир становить как им надобен, в силе». Алексей Михайлович был немало удивлен такими заключениями, строго одернул Ордина-Нащокина, даже запретил ему частные встречи с королевскими дипломатами. Обсудил ситуацию с боярами, и кроме прежних уступок разрешил еще одну – отдать полякам Динабург (Двинск).

Хотя вскоре выяснилось, что русское правительство чуть-чуть поспешило. На Левобережье Дорошенко и хану крепко всыпали и выгнали. Соваться туда снова они не рискнули. Ну так что ж, ринулись в противоположную сторону, на Польшу. Какая разница, где грабить? Растеклись лавиной, опустошали подчистую. Король и паны были в шоке. Союзом с крымцами кичились, считали его главным козырем, а обернулось бедствием! В Андрусово поскакали гонцы с указанием срочно мириться. 30 января 1667 г. было подписано Андрусовское перемирие на 13 с половиной лет. Россия закрепила возвращение своих западных земель – Смоленска, Себежа, Велижа, Дорогобужа, Белой, Невеля, Красного, присоединила Левобережную Украину. Киев с прилегающим районом Правобережья отходил к царю на два года, а Запорожье признавалось совместным владением России и Польши, которое они будут использовать «на общую их службу от наступающих басурманских сил».

Окончание войны праздновалось по всей России. Ордин-Нащокин, заключивший договор, был пожалован и бояре и назначен в Посольский приказ. Пользуясь случаем, он предложил царю комплекс мер по дальнейшему развитию торговли – разработанные им «Новоторговый устав» и дополнявший его «Устав торговле». Алексею Михайловичу они очень понравились, государь созвал для их обсуждения совещание купечества. Проекты предлагали купцам объединяться в крупные компании, «лучшим» брать в пайщики «маломощных» и тем самым помогать им встать на ноги. Предусматривались серьезные барьеры для защиты отечественной торговли от иностранцев. Целым комплексом мер их подталкивали сбывать товар оптом, на границе. Для этого определяли несколько городов, устанавливали пошлины: в Архангельске 6 %, в Астрахани и Путивле 5 %, а внутри России – 10 %. Правительство пресекало отток средств за границу, ввоз предметов роскоши и всяких безделушек облагался повышенной «накладной пошлиной». Купцы горячо одобрили эти уставы, их утвердила Боярская дума. Но удачные торговые реформы возвысили в глазах царя самого Ордина-Нащокина. Глава Посольского приказа Алмаз Иванов понял, что удачливый дипломат подсиживает его. Дьяк уже состарился, болел и не стал бороться, подал в отставку. Афанасий Лаврентьевич занял его место. Он реорганизовал структуру приказа. Россия уже имела резидентов (постоянных послов) в Швеции, Персии и Голландии. Ордин-Нащокин обменялся постоянными представительствами еще и с Польшей. Решил наладить связи и с теми государствами, с которыми Россия мало контактировала. Отправил посольства в Испанию, Францию, Рим, Венецию. Их извещали об Андрусовском перемирии, предлагали «братскую дружбу и любовь». Только в Риме случилась накладка. Посол Менезиус на царской службе перешел в православие и отказался целовать папскую туфлю, а без этого не мог состояться прием у папы. Но Ватикану настолько важно было навести мосты с русскими, что папское окружение любезно предложило перенести переговоры в Москву, прислать свою делегацию туда.

А в ноябре 1667 г. к государю пожаловало польское посольство для ратификации Андрусовского договора. Встретили его чрезвычайно пышно. Но Ордин-Нащокин начал гнуть в международных делах собственную линию. Кроме ратификации, он взялся конструировать союз с поляками. Казалось бы, его польза была очевидной. Крымцы были врагами обеих держав, а Дорошенко втягивал в борьбу за Украину Турцию. Проведя переговоры, выработали и подписали Московское Союзное постановление. В случае нападения турок и татар на Польшу или Россию стороны обязались действовать сообща, совместными усилиями «привести непослушных к послушанию казаков» (имелись в виду казаки Дорошенко). Условились и о том, чтобы следующим летом организовать со Швецией конференцию о балтийской торговле, вместе нажать на шведов и принудить к уступкам.

После приема у царя Ордин-Нащокин позвал поляков для долгой неофициальной беседы. Изливал перед ними глобальные перспективы – дескать, на свете существует множество стран, населенных славянами, они занимают все пространство «от Адриатического до Германского моря»! Не пора ли России и Польше нацелить усилия «по славянскому делу»? Если бы две державы объединились – например, путем избрания одного из царевичей на польский трон, никакой враг не смог бы противостоять им… Для панов подобные откровения оказались неожиданными. Они уклонились от обсуждения, сослались, что не имеют для этого полномочий. Пообещали лишь передать предложения в Варшаву.

Победы над Польшей неизмеримо подняли авторитет нашей страны. Все чаще приезжали греческие, болгарские, сербские, молдавские, грузинские священники. Получали «милостыню», везли на родину книги, отпечатанные в Москве. Увозили и рассказы о русском могуществе, надежды на будущую помощь. Западных купцов прищемили Новоторговым уставом, однако торговля с Россией оставалась настолько выгодной, что их понаехало еще больше, чем до войны. А персидские армяне задумали через русскую территорию поставлять в Европу шелк. Создали государственную компанию под покровительством шаха Аббаса и обратились в Москву. Ордин-Нащокин смекнул, какие прибыли это сулит, предложил ступенчатую систему пошлин. Если шелк будут продавать в Астрахани – 5 %, если в Москве – 10 %, а если повезут в Новгород, Смоленск или Архангельск – 30 %. Армяне охотно согласились, на западе шелк стоил во много раз дороже, чем в России.

Но Ордину-Нащокину пришла еще одна мысль. Среднее и Нижнее Поволжье оставались малозаселенными. Там гуляли шайки кочевников и «воровских казаков», грабежи были обычным явлением. Афанасий Лаврентьевич подал идею, чтобы Россия за отдельную высокую плату взяла на себя сопровождение и охрану шелковых караванов. Для этого он замыслил создать на Волге и Каспийском море регулярный флот. Царь чрезвычайно заинтересовался. Такого в России еще не бывало! Свой флот! Как его не хватало под Ригой! 19 июля 1667 г. Алексей Михайлович издал указ об учреждении судоверфи в Дединове, у впадения Москвы-реки в Оку. Для начала наметили построить трехмачтовый 22-пушечный корабль «Орел», одномачтовую 6-пушечную яхту, две шнеки и один бот.

Наняли голландских судостроителей и 14 моряков, остальных набирали русских. Капитан Бутлер и Ордин-Нащокин разработали первый в России корабельный устав: «артикулы, как капитан должен меж корабельных людей службу править и расправу чинить». А голландцы подсказали – каждый корабль должен нести флаг своего государства. Единого флага в нашей стране еще не было. В 1669 г. государь вынес этот вопрос на Боярскую думу, она утвердила три цвета, белый, синий и красный. Выбрали их из-за того, что они преобладают на иконе св. Георгия-Победоносца. Все эти инициативы обеспечили дальнейший взлет Ордина-Нащокина. Под его начало, кроме Посольского, были переданы Малороссийский, Полоняничный приказы, Новгородская, Галицкая, Владимирская четверти, ему поручили курировать металлургические заводы. Алексей Михайлович пожаловал ему титулы ближнего боярина и еще один, особенный: «Царственной большой печати и государственных великих посольских дел оберегатель». Европейцы переводили – «канцлер».

Политику государства он взялся определять самостоятельно, и поляки с иезуитами могли считать свой успех фантастическим. Глава царского правительства, самый влиятельный человек в Москве, сохранял откровенные симпатии к Речи Посполитой, подыгрывал в ее пользу. Еще недавно об этом можно было только мечтать. Но… Польша скатилась в такой разброд, что уже не могла этим воспользоваться. Проигранная война, набеги татар, возбудили против короля и магнатов, и шляхту. Ян Казимир из последних сил удерживался на престоле. Уцепился за надежды на поддержку Ватикана, и додумался до наивной прямолинейной провокации. Предложил вдруг царь свое посредничество в заключении… церковной унии. Расписывал, что Алексей Михайлович или его сыновья смогут в подобном случае претендовать на польский трон, а патриарх Московский получит право занять престол папы римского. Заверял, что он, Ян Казимир, приложит все усилия для избрания патриарха на этот пост. Разумеется, государь не стал даже рассматривать подобный бред.

А Ордину-Нащокину мешали его безудержные амбиции и склочный характер. Он возомнил себя величайшим государственным деятелем, не считался ни с кем. В итоге перессорился со всеми боярами. Алексею Михайловичу приходилось вмешиваться, мирить приближенных, атмосфера в Боярской думе стала совсем не рабочей. Ордин-Нащокин нашел хитрый способ склонять царя на свою сторону. То и дело бежал к нему жаловаться, что аристократы ненавидят его за «худородство», нарочно затирают, мешают его начинаниям. Государь жалел любимца, брал под защиту.

Но противовесом канцлеру в окружении государя стал Артамон Матвеев. Уж он-то никак не мог похвастаться знатным происхождением. Был сыном дьяка, продвинулся на стрелецкой службе до командования полком, Алексей Михайлович отметил в походах его доблесть и ум, стал привлекать в совет. Матвеев тоже увлекался зарубежными новинками, покупал картины европейских мастеров, занимался математикой и химией, устроил домашний театр. Но он умел проводить грань, где кончаются полезные вещи и знания и где начинаются отнюдь не здоровые веяния. Несмотря на «худородство», он умел ладить с боярами, помогал царю урегулировать конфликты в Думе.

Между тем «красивые» начинания Ордина-Нащокина стали оборачиваться просчетами. Начиная строить флот, он не поинтересовался, что аналогичную попытку уже предпринимали 33 года назад. Тогда корабль построили голштинцы. Но для волжских условий навигации большие суда «европейского» типа совершенно не годились. Тяжелый корабль то и дело садился на мели, еле-еле дополз до Астрахани, а в Каспийском море поврежденное днище не выдержало, дало течь, и его пришлось бросить. С «Орлом» случилась похожая история. Он несколько месяцев тащился от мели к мели. В «Астрахани» встал на ремонт. А потом налетели казаки Разина. Корабль, по идее, предназначался как раз против таких банд. Но на реке он не мог маневрировать, оказался беспомощным против лодок и стругов. Его захватили и сожгли.

Московское Союзное постановление стало грубой политической ошибкой. Союз с измочаленной Польшей практической ценности не представлял. Но сами же паны разболтали секретные пункты, еще и приукрасили собственными выдумками – пугали казаков, что договорились усмирять их вместе с русскими. Антироссийские круги использовали это для клеветнической агитации, и в 1668 г. на Левобережье полыхнуло восстание Брюховецкого. Малороссийский приказ возглавлял Ордин-Нащокин, но никаких мер не предпринимал. Только разводил руками, дескать, он же предупреждал, Левобережье следовало отдать.

Канцлер в критический момент вообще отстранился от украинских дел. Куда более важной задачей он видел выполнение договора с Польшей, взялся организовывать Балтийскую торговую конференцию. Местом проведения определил Курляндию, ведь курляндский герцог был его другом. Туда пригласили делегации Польши, Бранденбурга, Швеции. Ордин-Нащокин планировал, что Бранденбург станет посредником между Варшавой и Москвой, они вместо перемирия заключат «Вечный мир». Общими усилиями надавят на шведов и вынудят к льготным условиям торговли.

Канцлер сам выехал в Курляндию с огромной свитой. Но затея с треском провалилась. Шведы отказались участвовать в конференции. Объявили, что правила их торговли с Россией и Польшей включены в мирные договоры, менять что-либо они не хотят, а кого не устраивает – можно и повоевать. Но и поляки не прислали делегатов, им было не до того. В августе 1668 г. король под давлением панов отрекся от короны, и в Речи Посполитой разбушевались выборные страсти. Вмешались Франция, Швеция, германский император, торговали своими кандидатами, мешками везли золото. Свистопляска заварилась настолько безумная, что даже Ордин-Нащокин пришел к выводу: России лезть в нее не стоит. Писал царю: «Корону польскую перекупят, как товар, другие».

Канцлер полгода проторчал в Курляндии без всякого результата. Умиротворять гетманские мятежи довелось не ему, а Ромодановскому и Матвееву. Но едва вернувшись из Прибалтики, Ордин-Нащокин задумал новую конференцию. На этот раз только с поляками, чтобы заключить с ними «Вечный мир» и союз. Назначил ее в Мигновичах, весной 1669 г. выехал туда. Однако в Речи Посполитой все еще не было короля, она прислала второстепенных чиновников, не имевших никаких полномочий. Канцлера это не смутило. Он очутился в своей среде, чуть ли не лез брататься с панами, развивал идеи объединения.

В это время резко обострилась международная ситуация – турецкий султан объявил, что принимает Украину под свое владычество. Царь вызвал Ордина-Нащокина для совета, но того настолько занесло, что он грубо отмахнулся от самого государя: «Не знаю, зачем я из посольского стана в Москву поволокусь?»

Вдобавок стало известно, что поведение канцлера явно выходит за допустимые дипломатические рамки. Он «по дружбе» показывал полякам секретную переписку со шведами и украинцами, жаловался перед панами, что Украину приняли в подданство напрасно. Самовольно, без ведома царя и Боярской думы, вступил в переписку с крымским ханом Аталыком о заключении мира. В измену Алексей Михайлович все-таки не поверил. Пришел к выводу, что его приближенный чересчур увлекся. Приказал прибыть ко двору, резко отчитал и велел дать письменное объяснение своих заскоков.

Хотя политическая линия канцлера становилась не просто ошибочной, а опасной. Потому что Польша к дружбе абсолютно не стремилась. Папские деньги и католическая поддержка обеспечили избрание королем непримиримого врага России Михаила Вишневецкого. Ни о каком союзном договоре он вспоминать не стал, а с ходу стал задираться, потребовал вернуть Киев – по Андрусовскому перемирию он отошел к русским лишь на два года.

Переговоры в Мигновичах возобновились осенью, и теперь польская делегация вела себя совсем не так, как прежде. Высокомерно выставляла претензии, угрожала. Но Ордин-Нащокин пошел навстречу панам. Для решения судеб Украины он предложил созвать в Киеве конференцию с участием всех заинтересованных держав: Польши, России, Турции и Крыма. Поляки охотно согласились. А канцлер составил и послал на Украину совместное русско-польское обращение – извещал о грядущей конференции и предупреждал: если жители Малороссии не будут повиноваться властям, царские и королевские войска выступят вместе подавлять их. Правда, паны были не в состоянии покорить казаков даже на своей территории, на Правобережье, но Ордин-Нащокин выражал готовность помочь им.

Это обращение чуть не вызвало на Украине новое восстание! Полетели слухи, что русский канцлер, сговорившись с поляками, уже ведет армию карать украинцев. Но и царь с боярами, узнав о принятых решениях, были в полном шоке. Алексей Михайлович послал в Мигновичи строгий приказ: переговоры прервать и перенести в Москву. А все, что успел наобещать Ордин-Нащокин, отменить. От руководства Малороссийским приказом государь его отстранил. На эту должность был назначен Матвеев и без труда нашел юридическое основание не возвращать Киев. Полякам указали, что они уже нарушили договор – не оказали русским помощь против Брюховецкого, Дорошенко и татар. С какой стати русские будут выполнять свою часть договора?

Тем не менее Алексей Михайлович видел в Ордине-Нащокине прекрасного дипломата. Надеялся, что выговоры образумят его. За ним сохранились посты канцлера и главы Посольского приказа. Разумные начинания государь одобрил, и в апреле 1670 г. Афанасий Лаврентьевич провел переговоры с Крымом. Подписал договор о мире, хан обязался прекратить набеги, освободить пленных. Но канцлер опять не обошелся без серьезного прокола. За мир и «дружбу» Россия уплачивала «поминки» за три года. Их и раньше-то платили неофициально, под видом подарков хану. А когда страна усилилась, о «поминках» больше речи не было. Теперь Ордин-Нащокин не только пожертвовал казенными деньгами, но и юридически закрепил, что Россия является данницей Крыма! А хан договор так и не выполнил, пленных не вернул.

Что же касается мира с татарами, то более важную роль сыграла не дипломатия, а русские войска на Украине. Ходить туда слало слишком опасно, и хан Аталык с казаками Дорошенко перенацелили набеги на польские владения. Тут уж спохватился новый король Михаил. Ненависть к России приходилось отложить до лучших времен. К царю прикатило польское посольство, напоминало о Московском Союзном постановлении и просило ударить по Дорошенко. Но Ордину-Нащокину больше не позволили самому заседать с панами. Вопрос обсудила Боярская дума и пришла к выводу – доверять королю нет ни малейших оснований. Отношение к русским он успел продемонстрировать. Если развернуть борьбу против Дорошенко, Россия получит войну с его покровителями, Турцией и Крымом. А поляки останутся в стороне, будут пожинать плоды. Ордин-Нащокин вынужден был дать послам не собственный ответ, а тот, который ему поручили озвучить: войска за Днепр царь не пошлет, и «обоим великим государям шатостных казаков лучше привесть в послушание милостиво, а не жесточью».

Канцлер не оставлял попыток восстановить пошатнувшееся положение, силился увлечь царя новыми проектами реформ. Предлагал упразднить обязательную службу дворян, вместо нее собирать денежный налог, а армию формировать из рекрутов, как в Швеции. Внезапно выступил и в защиту церкви. Выдвинул идею создать подобие инквизиции и уничтожать еретиков «по примеру Италии и Испании». Однако глупостей он натворил уже достаточно, безграничное доверие государя кончилось. Преобразования армии Алексей Михайлович продолжал и без подсказок Ордина-Нащокина – постепенно, без кардинальных встрясок. Формировал солдатские, драгунские, рейтарские части. Но и дворянское ополчение хорошо показало себя в войне, зачем же было его ломать? И куда потом пристроить дворян? Узаконить для них статус бездельников, как во Франции или Польше? Что же касается еретиков, то под ними подразумевались старообрядцы. Жечь их на кострах царь считал совсем не лучшим выходом.

А сближение Алексея Михайловича с Матвеевым закрепилось вдруг семейными отношениями. Овдовевший государь был в расцвете сил, ему исполнился 41 год, и в доме Матвеева он познакомился с воспитанницей боярина, Натальей Нарышкиной. Девушка пленила его с первого взгляда. Царь решил не нарушать обычаев, созвал по стране смотрины невест. Но заранее знал, кто будет его избранницей. При дворе тоже догадались, и началась жесточайшая грызня. Ордин-Нащокин объединился с родственниками первой супруги государя, Милославскими. Они правдами и неправдами старались заинтересовать царя другой невестой, редкой красавицей Беляевой. От Натальи силились отвратить, опорочить ее, распускали клеветнические слухи, на Постельном крыльце вывесили грязнейший пасквиль о ней. Виновных так и не нашли, но Алексей Михайлович разгневался и взял Наталью под защиту, 1 февраля 1671 г. они обвенчались.

Вскоре после свадьбы Посольский приказ наметил возобновить переговоры с поляками. Ордин-Нащокин замыслил вести их одновременно в двух столицах. Королевские послы прибудут в Москву, а русский канцлер поедет в Варшаву. Но царь пожелал заранее узнать, о чем он будет вести речь. Афанасий Лаврентьевич представил доклад, где упрямо отстаивал прежние идеи. Вопрос о том, кому принадлежит Украина, хотел вынести на русско-польско-турецко-татарскую конференцию. А с Польшей любой ценой заключить союз, за это отдать ей Киев, «чтобы успокоение между народы разорвано не было».

Нет, государь больше не позволил ему играть интересами России. Он отменил визит Ордина-Нащокина в Польшу и лишил его титула «большия печати и государственных великих посольских дел оберегателя». Точнее, совсем упразднил пост канцлера. От каких-то других наказаний Алексей Михайлович воздержался – не зря его прозвали Тишайшим. Афанасий Лаврентьевич остался «ближним боярином» и руководителем Посольского приказа. Но теперь его рекомендациям следовали не всегда, главным советником при государе стал Матвеев. Ордин-Нащокин воспринял это крайне болезненно. Десять месяцев кое-как терпел, не терял надежды, что Алексей Михайлович спохватится, снова возвысит. Но царь не изменил своего отношения. Позволял ему быть хорошим чиновником, и не более того.

Канцлер считал себя слишком ценным, незаменимым, внутри накипело, и с ним сыграло злую шутку собственное честолюбие. 2 декабря 1671 г. в Москву прибыло польское посольство, и Ордин-Нащокин попытался воспользоваться, разыграть при иностранцах вызывающий демарш. В самый день приезда послов он подал вдруг в отставку, в приступе красноречия написал: для него лучше уйти в монастырь, чем сносить «унижения». Словом, подумайте, как вы без меня договоритесь с панами! Но скандальная выходка обошлась ему слишком дорого. Царь публично, перед всеми придворными «уважил» его просьбу, принял отставку «и от всее мирские суеты освободил явно». А раз сам напросился, куда оставалось деваться? Ордин-Нащокин уехал в Псков и постригся в Крыпецком монастыре.