Иван (Ян) Мазепа был польским шляхтичем. Окончил иезуитскую коллегию, служил при дворе короля Яна Казимира. Потом счел более выгодным перейти в свиту одного из магнатов. Но слишком увлекся супругой хозяина, тот поймал их в кровати. Пан оказался добродушным, убивать не стал. Приказал раздеть Мазепу догола, вымазать смолой, вывалять в перьях, привязать к коню задом наперед и пустить на дорогу. После такого позора оставаться в шляхетской среде было немыслимо, он ушел к казакам. Блестящее образование и полная беспринципность позволили ему возвыситься. У «турецкого» гетмана Дорошенко он занял пост генерального писаря (начальника штаба). В 1674 г. гетман послал его в Стамбул просить помощи. Но в степи его перехватили запорожцы. Важного пленника доставили в Москву, и боярин Матвеев перевербовал его.

Мазепа оказался полезным в операциях против Дорошенко, но проявил себя и мастером интриг. Помогал в этом гетману Самойловичу и стал у него генеральным есаулом (заместителем). В 1687 г. Голицын предпринял поход на Крым. С неимоверными трудностями армия тащилась по степям, а когда цель была близка, татары подожгли траву. Пришлось возвращаться. Без сражений, от изнурения, жажды, жары потеряли 24 тыс. человек. Чтобы оправдаться, канцлер придумал найти козла отпущения. Самойлович был его противником, указывал на грубые ошибки. Голицын привлек Мазепу, и он состряпал донос, будто гетман изменил, подыгрывал крымцам. Самойловича сослали в Сибирь, а плоды интриги соучастники разделили. Всемогущий канцлер без всяких выборов поставил Мазепу гетманом. Тот щедро отблагодарил покровителя – отдал ему богатства Самойловича да еще и украинскую войсковую казну.

В прошлой главе упоминалось, что Мазепа в 1689 г. поучаствовал в заговоре по устранению Петра, вел переговоры с иезуитом де Невилем и уже тогда был готов сдать Украину полякам. Но при падении Софьи гетман сумел остаться с тени. Иезуиты по понятным причинам о контактах с ним не распространялись, и Голицын счел за лучшее промолчать – иначе себе дороже. Мазепа поздравил победившего Петра. Выражал готовность служить ему верой и правдой. Показал он это в 1696 г. Царь безуспешно осаждал Азов. Вторая армия, Шереметева, куда вошли украинские казаки, действовала на Днепре гораздо лучше. Взяла турецкую крепость Кызы-Кермен. На Западе это расценили как крупную победу, в Польше издали брошюру на взятие Кызы-Кермена. Но основная заслуга принадлежала Шереметеву, Мазепа вообще не присутствовал при осаде. А в брошюре на заглавной картинке в ворота крепости въезжал Петр, вторым Мазепа, Шереметев скромно следовал за ними в толпе всадников. В закулисных кругах Польши уже знали, что гетман – друг, создавали ему репутацию героя…

Мазепа приезжал и в Москву. Не забывал появиться перед царем во время его поездок на юг. На государя он производил наилучшее впечатление. Демонстрировал свое образование, западную культуру. Умел подольстить – тонко, как бы искренне. А при удобных случаях напоминал, как хорошо он служит. Когда Петр уехал за границу, война продолжалась. В низовьях Днепра гарнизоны Кызы-Кермена и Тавана героически выдержали осаду, остановив и вынудив уйти армию Али-паши. Победы одержали русские воины и казаки, сидевшие в крепостях, но Мазепа преподносил это как свою заслугу. Его доклады были самыми яркими, убедительными. Да и в Польше царю нахваливали, какой у него замечательный гетман. По возвращении домой он учредил первый в нашей стране орден – св. Андрея Первозванного. Первым награжденным стал дипломат Федор Головин, вторым – Мазепа.

Его титул теперь звучал «гетман и кавалер царского пресветлого величества Войска Запорожского». «Кавалер» добавился после награждения орденом, а пресветлое величество вставил сам Мазепа, лишний раз подольститься. Ну а «Войско Запорожское» сохранялось традиционно – ведь попытка переименовать Брюховецкого в «гетмана Русского» перечеркнулась изменой. Хотя на самом деле Запорожская Сечь Мазепе не подчинялась, продолжала жить самоуправляемой республикой. Под его властью состоял ряд областей на Левобережье Днепра. «Гетманщина», как ее называли, сохраняла дарованную ей автономию, ее столицей был Батурин.

Но Киев был не казачьим, а торговым городом, духовным центром. Он проявил наибольшую верность царю, во всех мятежах и изменах держал сторону русских. На переговорах с поляками о нем спорили отдельно, и в подчинение гетману он не вошел. Здесь управлял русский воевода. Причем киевскому воеводе, а не гетману подчинялась «Слобожанщина», территория нынешних Харьковской и Сумской областей. Напомню, что эти земли Польше никогда не принадлежали, их осваивала Россия, селила там украинских беженцев.

А Правобережье Днепра вернулось к Речи Посполитой. Мы уже рассказывали, как паны и шляхта пытались заново покорять здешний край, народ оказал им жестокое сопротивление. Но почти сразу начались войны с Турцией. В таких условиях с казаками приходилось считаться. Их зазывали защищать Польшу, Собесский водил их спасать осажденную Вену. Поэтому варшавское правительство притормозило нападки на православие, не жалело для казаков радужных обещаний. На Правобережье у них сохранился осколок самоуправления, структуры четырех полков, был свой гетман – правда, «наказной», его утверждал король. Сюда переселялись крестьяне, под властью казачьих начальников жилось куда легче, чем у панов.

Однако дальновидные люди понимали, насколько непрочно подобное положение. В 1688 г. полковник Семен Гурко по прозвищу Палий обратился в Москву. Просился со своими городами и землями перейти в подданство России. Польша в то время была не в состоянии помешать. Но в нашей стране заправляли Софья и Голицын, паны были их друзьями и союзниками. Предложение Палия с негодованием отмели. Хотя предчувствия полковника оправдались. В 1699 г. Польша подписала мир с Турцией, возвратила утраченную часть Украины. А всего через полгода сейм принял постановление ликвидировать казачьи полки. Мотивировали откровенно: война закончилась и надобность в них отпала.

Наказной гетман Самусь, полковники Палий, Захар Искра и Абазин отказались подчиняться. Поляки двинули на них войска. На малороссийские земли полезли и наследники прежних хозяев. Казаки с крестьянами стали отбиваться. Палий засел в Фастове, собирал отряды. Полковники направили протесты в Варшаву, напоминали о прежних обещаниях. Но сейм ничего не хотел слушать. А на троне Польши сидел новый король, курфюрст Саксонии Август Сильный. За свое избрание он наобещал шляхте золотые горы, намеревался в союзе с Россией и Данией воевать против Швеции. Восстание казаков было совсем некстати. Но и паны со шляхтой грозили мятежом, если им не отдадут на поживу казачью область.

Король принял их сторону. Казаков он снова стал охмурять, призывал послужить на поле брани. Убеждал, что после победы их заслуги оценят самым благоприятным образом. Наказной гетман Самусь и полковники согласились. В 1700 г. началась Северная война. Петр выступил к Нарве, Август осадил Ригу, к нему прибыла казачья конница и пехота. Но… в войну вступил только король, а не Польша! В Прибалтику он послал свою саксонскую армию, сейм его не поддержал. Казачье воинство рыло траншеи в Лифляндии, а в это же время польский командующий Любомирский с корпусом из 4 тыс. шляхты и наемников попытался захватить Фастов. Не получилось, но круто пожгли украинские села. Это оборвало мирные отношения.

А между тем Карл XII разбил русских и саксонцев, в следующем году двинулся на Речь Посполитую. Тут уж панам хочешь не хочешь пришлось вооружаться. Но шведы раскидывали их рыхлые ополчения, взяли Вильно, Варшаву, Краков. Август метался от них туда-сюда. Многие шляхтичи потянулись подстраиваться к победителям. Держава рушилась. А правобережные казаки уже убедились, что поляки не намерены договариваться по-хорошему. В 1702 г. в Фастове собралась рада и приняла решение: настал самый подходящий момент поднимать народ и передаться России.

Восстание разлилось мощно и широко. За несколько месяцев было освобождено Правобережье Днепра, Поднестровье, часть Подолии и Волыни. Гетман Самусь распространял воззвание. Дескать, он принес присягу «за весь народ малороссийский» быть верным московскому царю. Пришла пора соединиться с братьями на Левобережье, и он, Самусь, уступает первенство Мазепе, признает себя подчиненным. К левобережному гетману прислали посольство, просили принять под покровительство.

Но… его совершенно не прельстило объединять Украину под властью России! Он не только категорически отказал, но и запретил под страхом смерти своим подданным ездить на Правобережье, возить туда товары и вообще оказывать любую помощь. А перед царем он постарался оклеветать повстанцев, выставлял их смутьянами, злодеями, бездельными пьяницами. Петру в данное время тоже было не с руки принимать мятежную область. Август и поляки были плохими, но единственными союзниками, оттягивали на себя шведов. Однако царь уже успел понять, что паны отнюдь не друзья нашей страны. Восставшие казаки вызвали у него симпатии, он решил наладить связи. А со временем, глядишь, и впрямь притянуть к себе Правобережье. Петр отправил письмо к Самусю и Палию, предложил свой вариант урегулирования – занятые города сдать полякам, а казакам уйти в Россию.

Палий сокрушенно объяснил, что это невозможно – если здешние города останутся без защиты, поляки вырежут православное население. Он оказался прав. Ради подавления мятежа паны даже «забыли», что по их стране разгуливают шведы. Против Карла выступали реденькие отрядики, а на усмирение казаков собралась 15-тысячная армия с 44 орудиями. Главнокомандующий Сенявский попросил помочь и соседей: крымского хана, Петра и Мазепу. Татары охотно прислали конницу, сколько невольников наберут! Но царь приглашение отклонил и Мазепе вмешиваться запретил. Каратели нагрянули в январе 1703 г., когда повстанцы разошлись зимовать по разным городам. Громили разношерстные толпы, пленных не брали. Истребляли и жителей, если признавали причастными к бунту. Взяв Ладыжин, посадили на колья все население, 2 тыс. стариков, женщин, детей. У людей, не участвовавших в мятеже, но обвиненных в «сочувствии», отрезали уши – такому наказанию подверглись более 70 тыс. человек.

Однако основные силы Самуся, Палия и Искры укрепились в Белой Церкви, Фастове, Корсуни и Богуславе. Поляки не смогли подавить этот район. А Петр направил в Малороссию своего посла при дворе Августа Паткуля. Он вел переговоры с Сенявским, приехал в «столицу» Правобережья, Белую Церковь, изложив Палию предложения царя – заключить перемирие на три месяца, обменяться пленными, дозволить беженцам с обеих сторон вернуться по домам. А казакам вместе с русскими включиться в борьбу со шведами. Палий доказал ему, что такие условия невыполнимы. Но подчиняться царю он не отказывался. Соглашался даже сдать Белую Церковь, если получит приказ Петра. Государю Паткуль доложил: вина за восстание целиком лежит на поляках. А казаки – сторонники России, могут быть очень полезны. Открыто под покровительство Петр их все-таки не брал, но направил им денежную помощь. Это окрылило повстанцев, вселяло надежды на будущее.

Тем временем Карлу XII надоело гоняться за Августом по всей Речи Посполитой. Он решил дополнить военные меры политическими. В январе 1704 г. по его указанию польские сенаторы созвали сейм, постановили низложить Августа и возвели на трон марионетку шведов, Станислава Лещинского. Хотя Карл просчитался. Многие паны возмутились, что их «свободами» распоряжается чужой король, да и себя считали не хуже Лещинского. В Сандомире созвали конфедерацию, объявили делегатов Варшавского сейма изменниками, а их решения незаконными. Польшу расколола гражданская война.

Теперь и Петр решил вмешаться в эти дрязги. Августу он послал на помощь 11 полков конницы и пехоты. А Мазепа получил предписание перейти границу, занять своими частями Правобережье Днепра. Здешние казаки и крестьяне радостно встречали левобережных братьев. Предводители явились к Мазепе. Самусь передал ему свои регалии – булаву, бунчук, королевскую грамоту на пост гетмана. В Мазепиных казаках видели освободителей. Разлетались слухи, что Россия пришла спасать единоверцев. Забурлили районы, которые поляки считали уже усмиренными. Услышав, что восстал Немиров, туда поскакал Палий с отрядом, ворвался в город. Но Мазепа переполошился. Издал универсал, что его казаки прибыли вовсе не для поддержки бунтовщиков. Они явились защищать Польшу от шведов и их сообщников. Угрожая карами, требовал покориться польским властям.

Гетман разослал сердюков, своих личных гвардейцев, занять центры мятежной области – Белую Церковь, Фастов, Корсунь. Немиров возвратил полякам. Послушный Самусь понравился ему, бывшего гетмана Мазепа поставил во главе Богуславского полка. А Палия арестовал. Царю налгал, будто тот сносился со сторонниками Лещинского. Хотя на самом деле Мазепа увидел в нем подлинного народного лидера, он мешал играть собственные игры. Палий почти год просидел в подземелье гетманского замка в Батурине. Там обрывалось немало жизней. Но о нем помнил Петр, и Мазепа не рискнул убить полковника. А царь все-таки не считал Палия врагом. Его мнимую переписку с противником считал не настолько опасной, зато Палий был сторонником воссоединения с Россией. Петр затребовал его в Москву и сослал в Сибирь, но не очень далеко, в Тобольск. Если понадобится, возвратить будет не трудно.

Ну а Мазепа нацелился подмять под себя всю Малороссию. Он даже титул себе подправил. Стал называться «Гетман и кавалер царского пресветлого величества Войска Запорожского обеих сторон Днепра». Левобережья и Правобережья! Действовал уже как хозяин. На Правобережье оставалось четыре казачьих полка, Мазепа учредил еще три. Но при этом поощрял поляков. Под эгидой гетмана дворяне Подольского воеводства в декабре 1704 г. созвали местный сеймик и постановили – свободные крестьяне, три года прожившие на панской земле, становятся пожизненными и наследственными крепостными. Это коснулось тех людей, которые заселили брошенные поместья в период смут. Подобные постановления начали принимать паны и в других воеводствах. Мазепа закрепощение поддержал, он и сам под шумок захватил на Правобережье обширные владения! Вместе с прежними его имениями он стал владельцем 100 тыс. крестьян! Таким образом, Украина объединилась! Причем объединилась под властью Мазепы! Оставалось лишь оторвать ее от России…

Сигналы об измене гетмана поступали в Москву уже давно, с 1690 г. Появлялись анонимные письма, челобитные. Но Мазепа в таких случаях разводил руками – конечно, у него есть враги, копают под него. Он даже придумал самому составлять доносы на себя. Такие, чтобы ложь легко опровергалась. Царь привыкал – жалобы на Мазепу не более чем злопыхательство. А в 1703 г. гетман установил первые контакты с Лещинским. Кстати, Станислав еще не был королем, и мало кто догадывался, что он станет королем. Но ведь гетман был связан с иезуитами, а в ордене знали то, что недоступно «простым смертным».

А потом на сцену выпорхнула княгиня Анна Дольская. Она дважды была замужем, за князьями Вишневецким и Дольским, оба супруга оставили вдове сказочные состояния, больше она браками не интересовалась, окружала себя 16-летними «пажами». Но страстно полезла в политику. Польский главнокомандующий Сенявский был поклонником княгини, его заместитель Вишневецкий – родным сыном, а Лещинский – дальним родственником и одним из прежних «пажей». Однако ее сила состояла не только в богатствах и сохранившихся дамских прелестях. Анна была одним из лучших агентов иезуитов.

Она приезжала в русскую ставку, завела знакомства с фельдмаршалом Шереметевым, генералами. А в 1705 г. княгиня устроила крестины своей внучки. Почему-то понадобилось организовать их на Украине, в Белой Церкви, и на церемонию Дольская пригласила Мазепу. Авторы XIX в. породили романтическую историю, будто очаровательная княгиня вскружила голову гетману и любовь довела его до измены. Это полная чепуха. Мазепе стукнуло 60, да и Анна была уже бабушкой. В распутстве оба друг друга стоили и не преминули испробовать взаимный опыт в данной области. Но Дольская приехала не за этим. Она передала устное обещание Лещинского – если Мазепа изменит, его ждут великие награды.

Княгиня еще несколько раз приезжала к нему или присылала иезуита Заленского. Они привозили письма Лещинского. Король предложил сделать Мазепу князем Черниговским, гарантировать «вольности» запорожцам. Гетмана это не удовлетворило, он запрашивал больше. Обсуждали и вопрос, как втянуть в союз крымского хана. Что же касается пылкой любви, то гетман в данное время закрутил роман с юной Матреной, дочкой генерального судьи Василия Кочубея. Поначалу они были близкими друзьями, старшая дочь Кочубея вышла за племянника Мазепы Обидовского. Но гетман принялся ухлестывать за младшей и посватался к ней. Кочубей с женой в ужасе отказали – пожилой жених приходился Матрене крестным, подобный брак считался кровосмесительным. Но Мазепа продолжал обхаживать ее. Девчонке, видимо, льстило, что у ее ног оказался первый человек в Малороссии! Да еще такой обходительный, готовый завалить подарками. Она настолько потеряла голову, что сбежала к гетману. Опозоренный отец взывал к совести Мазепы. Через какое-то время дело утряслось, по неизвестным причинам Матрена охладела к любовнику. Ее отец продолжал служить под началом обидчика, пытался выдать оскандалившуюся дочку замуж.

В 1707 г. один из сторонников Лещинского, пан Тарло, не подозревая, что Мазепа уже связан с поляками, прислал ему письмо, уговаривал перекинуться на сторону противника. Посредничество Тарло гетману совершенно не требовалось, и он использовал случай для очередной демонстрации верности. Переслал письмо канцлеру Головкину, спрашивал, как лучше ответить. Дошло до царя. Петр настолько доверял Мазепе, что оставил ответ на его усмотрение. Тот сочинил высокопарное послание – дескать, «раньше звезды упадут на землю, а небо будет вспахано сохой», чем он отлучится «от любви пресветлейшего всемилостивейшего государя». Разумеется, копии были отправлены Головкину и царю. Не лучшие отношения сложились у Мазепы только с царским любимцем Меншиковым. Гетмана возмущало, почему он должен выполнять распоряжения безродного выскочки. Конечно, он не давал воли чувствам. Наоборот, обращался к Меншикову льстиво. Но тот почувствовал неискренность и Мазепу недолюбливал.

Однако рядом с гетманом находился Кочубей. Он многое узнал. В августе 1707 г. Кочубей и его свояк, полтавский полковник Искра, отправили в Москву двоих курьеров с жалобами на Мазепу. Кроме того, рассказали об измене ахтырскому полковнику Осипову – он доложил своему начальнику, киевскому губернатору. Но у гетмана всюду были «свои» люди, предупредили. Мазепа состряпал послание царю – сетовал, что изнемогает в трудах и болезнях, но клеветники не оставляют его в покое. Просил выдать доносителей ему. Обосновывал – если другие враги увидят наказание злоумышленников, то впредь остерегутся пакостить. Царь и сам был уверен, что на Мазепу опять возводят поклеп. По закону за это полагалось такое же наказание, под какое хотели подвести оклеветанного. В данном случае смертная казнь.

Петр поручил расследование канцлеру Головкину и вице-канцлеру Шафирову. Причем оба они были заранее убеждены, что Кочубей и Искра оболгали гетмана. Очень вероятно, что Мазепа еще и подогрел их убеждения взятками (Шафиров греб денежки весьма охотно, а гетман потом горячо благодарил именно его). Кочубея и Искру вызвали в Витебск, в расположение царских войск. Свидетелей не привлекали. А доносителей уличили, что в их показаниях были разногласия, постановили пытать. Искру били кнутом, и он смалодушничал. Закричал – «никакой измены за гетманом не знает». Кочубею только показали орудия пытки, и он скис. «Принес повинную», что никакими данными про измену не располагает, хотел лишь отомстить за соблазненную дочь. Сами же перечеркнули свои обвинения. Царь в это время находился в Петербурге, ему доложили – «воры» сознались. Петр согласился с уговорами Мазепы выдать их, Кочубея и Искру привезли на Украину и обезглавили.

А в 1708 г. Карл XII начал поход на Москву. В Белоруссии к нему явились посланцы гетмана. Продолжались и пересылки с Лещинским, с ним заключили договор. За предательство Мазепа получал Витебское и Полоцкое воеводства. При этом он сохранял владения на Украине, становился самым могущественным и богатым из польских панов! Но о должности казачьего гетмана в договоре умалчивалось – ведь само казачество в Польше предстояло ликвидировать. Конечно, казакам об этом не сообщали. Мазепа осторожно вербовал сообщников – генерального писаря Орлика, полковников. Его агенты распускали слухи среди запорожцев, будто царь хочет их истребить, отдать Украину Меншикову. Подбрасывали манифесты Карла, призывавшего местных жителей под свое покровительство.

Но план короля идти на Москву через Смоленск сорвался. Русские, отступая, давали бои на удобных рубежах. Царская кавалерия и казаки уничтожали вокруг шведской армии все припасы. Угоняли скот, вывозили или сжигали хлеб, овес, сено. Шведы вошли в Могилев и застряли там, солдаты голодали, падали кони. Карл понял: если дальше углубляться на территорию противника, его армию попросту выморят. Но существовал другой вариант! Идти на Украину. Мазепа обещал заготовить все необходимое, выставить 40 тыс. казаков. Там можно будет перезимовать со всеми удобствами, туда подойдет польская армия, и по весне, опираясь на украинские ресурсы, они ударят на Москву с юга. В сентябре неприятели повернули к изменнику.

Петр тоже спешно менял планы. Развернул армию вслед за шведами, бросил кавалерию обогнать их. А от Мазепы требовал выслать казачьи полки, клевать врагов и не давать покоя. Гетман вроде бы готовился к схватке. Приказал крестьянам сдавать зерно, сало и прочее продовольствие. Все это свозили в Батурин, якобы для снабжения своих войск. Из разных украинских городов в Батурин собирали запасы пороха, снимали со стен пушки. Говорили – отправят туда, где нужнее. В гетманском замке скопилось около 300 орудий! Но приказы царя прислать полки Мазепа всячески спускал на тормозах. Тянул переписку, просил уточнений, куда конкретно направить их. Потом придумал отговорку, что Украина неспокойна, по ней бродят банды вооруженных «гультяев», громят кабаки и бьют начальников. Озаботился, что из Польши может напасть Лещинский, если уйдут полки, то Украина останется беззащитной.

Петр разъяснял, что держава-то одна. Если Малороссия подвергнется нападению, защищать ее придут великороссийские войска. Но Мазепу он ни в чем не подозревал. Когда шведы вступили на Украину, поведение жителей даже укрепило доверие к гетману. Никто не изменял, не поклонился врагу! Сами прятали и уничтожали припасы, укрывались по лесам. Вооружившись чем попало, убивали шведских фуражиров. В Стародубе казаки полковника Скоропадского сели в осаду, не поддались неприятелям. В этом видели несомненную заслугу Мазепы! Правда, поступили сведения от некоего рейтара Мирона – он откуда-то узнал, что гетман обязался выступить против русских. А под Стародубом поймали шляхтича Улашина, везшего Мазепе письмо от Лещинского. Впрочем, письмо было составлено умело. По тексту нельзя было понять, что гетман уже давно связан с поляками.

Но и эти факты восприняли однозначно – враги хотят погубить ложью столь ценного человека. Хотя от приказов Петра прислать войска и самому прибыть в ставку государя Мазепа продолжал уклоняться. Объявил, что тяжело болен – скорее всего, приходит конец. Ему верили, сочувствовали. Однако болезнь болезнью, а война войной. Петр подтвердил категорическое повеление: собрать казачьи части и привести их к Меншикову, командующему русской кавалерией. Если же Мазепа не в состоянии возглавить полки, пускай назначит вместо себя «наказного гетмана». С кем изменник меньше всего хотел встречаться, так это с ненавистным Меншиковым, которого подозревал во взаимных чувствах. Но шведы уже приближались, и гетман прикинул, что выкрутится.

Кликнул поднимать полки, а к Меншикову вместо себя отправил племянника, Войнаровского. Тот сообщил, что Мазепе совсем худо, он передает «едва ли не последний поклон». Думает уже только о душе, и его повезли в Борзну, где митрополит Иоасаф должен соборовать больного. Хотя на самом деле в эти же дни управитель гетмана Быстрицкий скакал к шведам. Предатель подготовил с Карлом еще один договор, отдельный от Лещинского. Уступал во владение шведскому королю Стародуб, Новгород-Северский, Брянск и Мглин, обязался снабжать его армию. А к войне против царя склонить еще донских казаков, калмыков.

Но он слишком переиграл. Настолько красочно расписал свои страдания, что русским вельможам стало его жалко! Меншиков вызвался поехать в Борзну и проведать старика. Пояснял царю, что если и не получится решить накопившиеся вопросы, то надо хотя бы попрощаться. Было ли здесь только сострадание? Нельзя исключать, что собственные информаторы доложили Меншикову что-то тревожное. Но он был опытным царедворцем, знал мнение Петра и не стал бы озвучивать недоказанных подозрений. В любом случае он не подозревал, какой грандиозный заговор уже созрел! Сказал Войнаровскому, что собирается навестить больного.

А тот перепугался, вообразил, что тайна раскрыта, Меншиков нагрянет схватить виновных. Перевозбудившись собственными страхами, он ближайшей ночью сбежал, поскакал к дяде. Узнав, что Меншиков через несколько часов пожалует в Борзну, Мазепа тоже запаниковал. Если измену еще не обнаружили, то вот-вот обнаружат. Племянник напакостил своим побегом! И неужели трудно проверить, что гетман не лежал на смертном одре? Но как раз возвратился Быстрицкий, известил – Карл подписал договор, ждет гетмана. При Мазепе состоял русский представитель, полковник Анненков. От него избавились, послали к Меншикову с извинениями за самовольный глупый отъезд Войнаровского.

Мазепа заехал к себе в Батурин. Приказал коменданту полковнику Чечелю и своему генеральному есаулу немцу Кенигсеку удерживать замок во что бы то ни стало. А сбор полков был назначен в местечке Короб возле Десны, там уже ждали 16 тыс. казаков. Мазепа прибыл к ним 26 октября. Переправившись за Десну, он построил воинство, и только сейчас большинство казаков узнало, что их ведут не против шведов, а наоборот! К шведам, чтобы сражаться против русских! Гетман в своей речи выплеснул ушаты грязи на Россию и царя. Расписывал, будто Карл обязался соблюдать их «права и вольности» и переход на шведскую сторону продиктован только заботой о благе «казацкого народа». «Что за народ, когда он о своей пользе не радит»? Мазепа доказывал, что шведы наверняка победят Петра и «разрушат царство». Пугал, что они могут отдать Украину в рабство полякам. Но выход есть – стать равными союзниками со шведами!

Правда, он умалчивал, что сам уже отдал Украину Польше. Хотя казаки и без того были ошарашены, некоторое время пребывали в шоке. Мазепа вызвал к себе старшин, уговаривал их поддержать. Они мялись, озираясь на казаков. А полки оправлялись от неожиданности, возмущенно зашумели. Гетман предпочел не ждать дальнейшей реакции. Он резво поскакал дальше, и с ним было уже не 16 тыс., а 4–5 тыс. казаков. Увлек за собой кого смог, кто привычно выполнил приказ. Но и они не остались с изменником, по дороге разбегались. 29 октября Мазепа явился к Карлу – вместо обещанного войска с ним было 2 тыс. его личных сердюков. Гетман произнес пышную речь на латыни. Но шведы с трудом скрывали разочарование. Они-то ждали правителя союзной державы! И вся Украина склонится перед ними. А к ним прибыл отряд беженцев! Впрочем, Карл и Мазепа не унывали. Через несколько дней дойдут до Батурина, и все надежды исполнятся…

Но Меншиков, как и намеревался, выехал в Борзну. Встретил посланного к нему полковника Анненкова и узнал, что гетман вовсе не собирается помирать, из Борзны уехал в Батурин. Меншиков встревожился – дело нечисто. Повернули в Батурин и поймали гонца от прилуцкого полковника Горленко. Он извещал сообщников, что уже соединился со шведами! Соединился по приказу «ясновельможного пана гетмана». 25 октября Меншиков подъехал к Батурину. На стенах стояли пушки, ворота были не только заперты, но и засыпаны землей. Приехавших не впустили.

Светлейший князь доложил Петру: Мазепа действительно изменил, ушел к шведам. Известие поразило царя! Он даже сейчас не исключал, что его любимец ошибается, писал о «безвестно пропавшем» гетмане. Но сразу разослал повеление казачьей старшине собираться к нему в Глухов. Обсудить ситуацию и, если нужно, выбирать нового гетмана. А Меншиков привез сбежавшего из Батурина канцеляриста, тот сообщил о колоссальных складах в гетманской резиденции. Вот теперь поняли, насколько важен Батурин и куда направляется Карл.

Меншиков вызвался опередить врага. 31 октября он прискакал к Батурину с корпусом конницы. Объявил, что гетман изменил, предъявил царский указ сдать крепость. Чечель и Кенигсек отказались. Потом все же выслали гонца, написали, что допускают возможность предательства, а сами они верны царю. Ворота откроют, но просят на размышления трое суток. Меншиков без труда догадался, что его водят за нос. В этот же день царь прислал предупреждение – шведы вышли на Батуринский тракт, медлить нельзя. Получив отрицательный ответ, мазепинцы 1 ноября открыли огонь из пушек. Они были уверены, что продержатся. Спасение было совсем близко! Карл сбил русское прикрытие и переправлялся через Десну.

2 ноября от Петра прилетело предостережение – в распоряжении осаждающих этот день и ночь. Дольше утра 3 ноября оставаться возле Батурина слишком опасно. Но Меншиков успел, подготовил штурм. А в Батурине далеко не все были изменниками. Казаки Прилуцкого полка во главе с Иваном Носом драться с братьями не пожелали. Выбрались и рассказали о тайной калитке, ведущей в замок. Драгуны ринулись на приступ, лезли на стены, а отборный отряд проник через калитку. Через два часа крепость пала. Победители быстро отсортировали, что можно вывезти – казну, орудия. Остальное подожгли. Рванули запасы пороха.

Шведы и Мазепа опоздали на день. Смотрели на дымящееся пожарище. Огромных складов больше не существовало. Мазепа рыдал. Сгорело все, что он строил и лелеял… 5 ноября в Глухове повесили Чечеля и чучело, изображавшее Мазепу. Предварительно с него сорвали ленту ордена св. Андрея Первозванного, а духовенство предало изменника анафеме. Съехавшаяся рада выбрала нового гетмана – стародубского полковника Скоропадского, на деле показавшего верность России.

За рубежом измену Мазепы восприняли вполне определенно – сочли, что от царя отпала вся Украина. Британский посол в Москве Витворт в своих донесениях начал величать бывшего гетмана очень уважительно, «мистер Мазепа». В Польше шляхта стала переходить к Лещинскому. А в Германии была издана ода, где к шведскому королю обращалась река Днепр! Россия виделась уже разгромленной, Днепр благодарит короля, выражает уверенность, что русских прогонят до моря и утопят. Мечтает, чтобы его воды «поднялись от русской крови». Карл получит на Днепре «державное обладание», а его солдаты вознаградят себя московскими сокровищами.

На самом деле население Малороссии и раньше-то не любило своего властителя, а сейчас вообще отшатнулось от него. Разоряло дома начальников, примкнувших к гетману. Свои главные богатства он хранил на польской территории, в Белой Церкви. Но гарнизон сердюков, охранявший их, без боя сдал город русским. Царь надеялся образумить и казаков, ушедших с гетманом. Гарантировал им неприкосновенность, сохранение чинов и владений, если вернутся в течение месяца. Обратно стали перебегать не только рядовые, но и полковники Апостол, Галаган. Даже сам Мазепа начал было прощупывать, нельзя ли дать обратный ход. Передавал через перебежчиков, что готов заслужить прощение, захватить в плен Карла XII.

Что ж, Петр не отверг переговоры. Вдруг и впрямь поможет завершить войну? Мазепе ответили, что готовы рассмотреть его предложения. Но его устных обращений недостаточно. Ведь неизвестно, уполномочены ли посыльные делать такие предложения? Пускай изложит письменно. Нет, гетман был слишком опытным интриганом, на удочку не попался. Письмо отдавало его в руки царя, стоит передать его Карлу – и Мазепу казнят шведы. А вскоре стало ясно: никаким раскаянием даже не пахнет. Старый крамольник морочил головы и прорабатывал запасные варианты на всякий случай.

Он вовсе не считал свое дело проигранным. Строил расчеты, что шведов поддержат турки, крымцы, поляки. В декабре перехватили еврея Феско Хлюса, везшего его послание к Лещинскому. Мазепа призывал его поскорее прийти с польской армией, а подписался «вашей королевской милости верный подданный и слуга нижайший Ян Мазепа, гетман». Это письмо царь размножил и разослал по всем украинским городам. В народе оно стало лучшим средством агитации, вызвало бурю негодования.

Невзирая на эти неудачи, предательство Мазепы оказалось для Карла крайне важным. Гетман лучше других знал свою страну. Как укреплены города, как охраняются, где находятся склады, запасы. Он подсказал шведам захватить Ромны и Гадяч. Внес разброд среди местных казаков, послал им приказы открыть ворота. Кто-то заколебался, кто-то оробел. Зацепившись в этих городах, шведы смогли кое-как перезимовать. Оставшихся у него полковников и старшин Мазепа заставил перевезти в Ромны жен и детей – так было надежнее, чтобы мужья не сбежали. Но и ему самому Карл не слишком доверял, позаботился о «безопасности» союзника, его повсюду сопровождала шведская охрана.

Последним успехом Мазепы стало совращение запорожцев. В начале XVIII в. состав Сечи очень изменился. Ведь сюда принимали всех желающих. С 1700 г. с турками и татарами был мир, удалые походы прекратились. Но исчез и «естественный отбор», когда множество таких пришлых погибало в боях или не выдерживало, уходило. В Сечи скапливался самый пестрый люд. Государево жалованье прибирала старшина, голытьба жила рыбными ловами, батрачила у начальников. В царскую армию, под командование «регулярных» генералов запорожцы идти не желали. Охраняя границу, подрабатывали контрабандой, а то и разбоем. В 1702 и 1707 гг. турки выставляли Москве огромные счета за разграбленные купеческие караваны.

В период восстания на Правобережье запорожцы ходили на помощь, взяли большую добычу в городах Поднестровья, нахватали в плен поляков с евреями и продавали их татарам. Ходили и на Дон к восставшему Булавину, но многие там сложили головы, а уцелевшие принесли озлобление против царя. Верховодил в Сечи кошевой атаман Костя Гордиенко. В отличие от Мазепы, он не разбирался в политике, не вынашивал далеко идущих планов. Он был просто дураком и тупо ненавидел «москалей». К гетману запорожцы относились презрительно. Но осенью 1708 г., когда он предал, в Сечь привезли два манифеста – от Петра и Мазепы. Обсуждали их очень бурно. Сторонники России все-таки удержали казаков не нарушать присягу царю.

В ноябре государевы послы привезли в Сечь жалованье, гораздо больше, чем обычно. Но увидели, что настроения шатнулись в другую сторону. Деньги-то взяли, но послов ругали и бесчестили, чуть не избили. А в январе 1709 г. вдруг стало известно – делегаты Гордиенко от имени Мазепы ведут в Перекопе переговоры с крымским ханом. Убеждают, что сложилась самая лучшая ситуация напасть, предлагают действовать вместе. К тому же, убедившись в подлинной сущности гетмана, Петр вернул из ссылки Палия, направил его на Правобережье. Многие казаки сразу засобирались к популярному лидеру – причем к нему двинулись идейные борцы за православие, за единство с русскими.

В Сечи осталась противоположная партия и всякий сброд. В феврале Гордиенко с тысячей казаков выступил в Переволочну. А буйная вольница увидела возможность поживиться. Рассыпалась отрядами по Украине, принялась грабить деревни якобы в наказание за непокорность Мазепе. Гордиенко в Переволочне созвал раду, поставил вопрос: с Москвой идти или с гетманом? На раду приехали послы крымского хана. Уверяли, что готовы выступить. Правда, более проницательный предводитель мог бы раскусить, что татары лукавят, всего лишь провоцируют запорожцев. Обещания они давали только устно, ни разу не подтвердили на бумаге. Но Гордиенко на это не обратил внимания. Он зачитал универсал Мазепы, будто Петр намерен ликвидировать их «вольности», выслать всех казаков за Волгу. Звучало не слишком убедительно. Но бочки с вином обеспечили энтузиазм, и запорожцы заорали: идти с Мазепой и шведами.

Они исподтишка налетели на отряд русских драгун бригадира Кэмпбэла, 100 человек перебили, 154 захватили в плен. Часть из них «подарили» крымцам, а 19 марта Гордиенко со свитой приехал к Карлу. Передали ему 90 пленных и принесли присягу. Король наградил их, выделил по 20 талеров на казака. Мазепа добавил по 10 талеров. Итого получилось по 30 серебряников. Молву о победе над Кэмпбэлом запорожцы фантастически преувеличивали. К Гордиенко стали стекаться всякие ватаги, раскатавшие губы на погромы и грабеж.

Царь и Скоропадский понадеялись, что он увел из Сечи своих верных сторонников. Нашли среди старшин соперников Гордиенко, подбросили денег, обещали поддержку. Один из них, Сорочинский, взбудоражил казаков, оставшихся в Сечи, созвал внеочередную раду и произвел переворот. Кошевого низложили и выбрали Сорочинского. Петр знал его и считал «добрым человеком». Но… «добрый человек» только рвался к власти и получил ее. Он сидел в Запорожье, обстановку представлял по искаженным слухам – Карл и Мазепа побеждают, осадили Полтаву, вот-вот возьмут. А провокация крымцев удалась в полной мере. Запорожцы поверили – со дня на день появится хан с ордой. Вместе с татарами и шведами их ждет фантастическая добыча – русские города! Сорочинский тоже изменил.

Тогда из Киева выслали экспедицию Волконского и Яковлева, три полка пехоты на лодках. У Переволочны они перекололи и разогнали двухтысячную толпу запорожцев и присоединившихся смутьянов. Еще один отряд, 1,5 тыс. сечевиков, разгромили в Кереберде драгуны и донские казаки. 11 мая экспедиция добралась до Сечи. Она ощетинилась сотней пушек, заперла ворота. Царь до последнего момента не терял надежды образумить изменников, прислал увещевательные письма, обещал прощение. Запорожцы согласились на переговоры. Вроде бы склонялись сдаться. Но отчаянно спорили об условиях, то и дело уходили для совещаний. Неожиданно открылось, что они лгут, тянут время – Сорочинский сбежал в Крым, чтобы привести на выручку татар.

14 мая полки Яковлева пошли на приступ. Их отшвырнули шквалом огня и яростной контратакой, 300 человек было убито, несколько десятков защитники захватили. Пленных вывели на вал и умерщвляли после страшных мучений. Таким способом сечевое начальство силилось запугать русских, а собственных товарищей повязать намертво, отрезать возможность капитуляции. Но солдаты разъярились. А к вечеру подошли полки драгун и украинские казаки полковника Галагана. Он когда-то сам был запорожцем, знал слабые места укреплений. С его помощью спланировали второй штурм, и войска ворвались в Сечь. Ожесточившиеся солдаты пленных не брали. Только нескольких «знатнейших воров» уберегли от расправы для расследования и публичной казни. Сечь сожгли, «дабы оное изменническое гнездо весьма искоренить».

Другим запорожцам, разошедшимся по Украине, тоже припекло. Крестьяне разобрались, что они не представляют никакой власти, а всего лишь грабители. Взялись истреблять их без всякой жалости. Отряды и банды побежали под защиту шведов, стоявших под Полтавой. У Карла и Гордиенко собралось 8 тыс. запорожцев. Хотя иноземцы с ними не считались. Жалованья не платили – пусть едят, что сами добудут. Ответственных задач король им не доверял, направил на осадные работы. Чтобы сберечь кровь и жизни шведов, запорожцы под пулями рыли траншеи и апроши вокруг полтавских стен. Роптали, стонали. Некоторые удирали. Но это было опасно. Теперь запорожца могли прикончить в любой украинской деревне. Большинство вынуждено было смиряться, отираться у шведов в качестве чернорабочих.

А 27 июня грянула Полтавская битва… Мазепинцы и запорожцы находились в тылу, прикрывали обоз, поэтому смогли вовремя удариться в бега. Покатились прочь вместе с разбитыми и поредевшими шведами. Остатки армии собрались в Переволочне на берегу Днепра. Средств для переправы не было. Приближенные уговаривали Карла оставить войска и уезжать. Мазепа тоже доказывал, что надо перебираться за Днепр. Широкая река прикроет, и можно будет укрыться в Очакове, в турецких владениях. Он удрал даже раньше своего покровителя. Его казаки обшарили берег, нашли лодки, перевезли не только гетмана, но и его телеги с барахлом. Конные запорожцы форсировали реку вплавь вместе с лошадьми. Пешие пользовались бревнами, досками.

Королю, поломавшись и поупрямившись, пришлось последовать за Мазепой, с ним переправились 729 офицеров, драбантов, драгун. А через пару часов появился Меншиков с конницей. Деморализованные и измученные шведы сдались. За Днепр выслали отряд Волконского. Киевский губернатор Дмитрий Голицын тоже отправил драгун на перехват короля и Мазепы. Турецкое начальство в Очакове уже получило известия, что случилось под Полтавой, с русскими ссориться боялось и не пустило беглецов. Но и погоню задержала переправа через Днепр, потом стали выбиваться из сил лошади, было плохо с фуражом и продовольствием.

А Карл и примкнувшие украинцы повернули к Бугу. Запорожцы с запозданием сообразили, куда их завела измена. В изгнание. Они взбунтовались против Мазепы. Намеревались разграбить телеги с имуществом, которые гетман сумел уберечь. Кто-то запустил идею выдать Мазепу царю. Это понравилось, зашумели, что Петр за такой подарок наверняка простит их, еще и наградит. Но с королем находился посол Лещинского, Понятовский, Карл попросил его вмешаться. Дипломат ловко оплел казаков речами. Внушил, что сейчас не подходящий момент для разборок, надо держаться вместе. В результате запорожцы упустили свой шанс. А нового им уже не представилось. Король и Мазепа быстренько перемахнули через Буг, паша города Бендеры предоставил им убежище и охрану.

И тут же подоспела погоня, порубила не успевших скрыться за рекой. С королем спаслось всего 350 шведов. Запорожцев и мазепинцев уцелело гораздо больше, но они окончательно разругались. Гордиенко вздумалось возродить «новую Сечь» под эгидой крымского хана, в Каменке. Но это было слишком близко от границы, Петр послал туда драгун, и изменникам снова пришлось разбегаться. «Новую Сечь» устроили возле устья Днепра, в Алешках. Запорожцам досталось здесь очень туго. Татары помыкали ими, обирали, без платы гоняли в походы, на тяжелые работы. В казачьих песнях эмиграцию вспоминали печально: «Ой, Олешки, будемо вам знаты и той лихой день и ту лиху годыну, ох будемо довго помятаты тую погану вашу личину». Маялись запорожцы четверть века – пока царица Анна Иоанновна не простила их и не позволила возвратиться на родину.

Но это будет позже, а пока в России праздновали победы, награждали героев. Для Мазепы учредили особую награду, «Орден Иуды». Он был изготовлен из серебра весом 10 фунтов (4 кг) на цепи весом 2 фунта (800 г). На нем был изображен Иуда, повесившийся на осине, рядом мешочек с 30 серебряниками и надпись: «Треклят сын погибельный Июда, еже за сребролюбие давится». Предполагалось «наградить» изменника, когда он попадет в руки государя. Турки Мазепу тоже презирали. Он остановился в шатре возле Бендер, просил пашу выделить ему какой-нибудь дом. Тот ответил: если гетмана не удовлетворили дворцы, которыми жаловал его царь, то здешние дома ему и подавно не подойдут.

Поэтому русские дипломаты полагали, что османские власти не будут держаться за него. Петр назначил за его выдачу 300 тыс. руб. Посол в Стамбуле Толстой подтверждал – перед такой суммой вряд ли устоят, пожертвуют ненужным им гостем. Опасались лишь, как бы предатель не «обасурманился», не принял ислам. Единоверцев Турция не выдавала. Помощник Мазепы Орлик подсуетился, «обрезался», объявив себя мусульманином. Но для бывшего гетмана обрезание не понадобилось. Крушение планов, утрата блестящего положения и богатств стали для него слишком болезненными. На чужбине он прожил меньше трех месяцев, 22 сентября 1709 г. он умер.