Казалось, что немцы проснулись от какой-то спячки и спешат нарядиться на праздник. То есть напялить на себя форму. Простонародье массами записывалось в СА — там были шумные сборища в пивных, чувство «братства», крики о революции. Интеллектуалы и аристократы предпочитали СС — им импонировала элегантная черная форма, дух «рыцарского ордена», мистические увлечения, да и нравы эсэсовцев выглядели менее грубыми, чем у штурмовиков.
Впрочем, Гиммлер и его воинство после прихода к власти оказались обиженными. Их обскакали более расторопные товарищи, расхватали ведущие посты. Основной центр партийной жизни переместился из Баварии в Берлин. Штатгальтером, то бишь правителем Баварии, подсуетился стать генерал фон Эпп, бывший глава штурмовиков. А Гиммлеру досталась более чем скромная должность начальника баварской полиции. Но ведь ему подчинялись отряды СС, они насчитывали уже 52 тыс. человек! Лидеры штурмовиков тоже схлынули в Берлин, фон Эпп инициативой не отличался. Гиммлер же принялся усиленно набирать эсэсовцев в полицейские структуры [39].
Политическую полицию он выделил в отдельное ведомство, передал под начало Гейдриха. Таким образом, СС становились реальной карательной силой. А партийная разведка СД получила базу и опору в государственных структурах. Точно так же, как Геринг, Гиммлер не стеснялся привлекать вчерашних врагов — заместителем к Гейдриху взяли бывшего шефа политической полиции Баварии Мюллера, профессионала высочайшего класса. Был организован и собственный концлагерь в Дахау. Первый концлагерь СС. Но Гиммлер, в отличие от штурмовиков, испросил на это разрешения у Гитлера. Лагерь не считался «диким», вошел в ведение полицейских органов.
А чтобы не потеряться, не быть отброшенным на обочину, Гиммлер вспомнил о первоначальном назначении своих отрядов — личной охраны Гитлера. Это была важнейшая привилегия: постоянно сохранять доступ к вождю, оставаться близким к нему человеком. Рейхсфюрер СС сформировал особую роту «Ляйбштандарте Адольф Гитлер». Персонально отобрал в нее 102 бойца — самых рослых, видных. Таких, чтобы выглядели настоящими «белокурыми бестиями». Рота понравилась Гитлеру. Воины в черных мундирах встали на посты в резиденции канцлера. Это было первое подразделение СС, получившее официальное право носить оружие.
Но Гиммлер придумал и неплохой способ постоянно напоминать о себе. Используя аппарат баварской полиции, принялся вылавливать «террористов». Или предполагаемых террористов. Кто-то что-то сболтнул, кто-то обсуждал между собой — как было бы прекрасно прикончить нацистского предводителя. Обо всех подобных случаях Гиммлер докладывал лично Гитлеру. Дескать, выявлена подготовка теракта. Или предполагаемого теракта. Подтвердилось или нет — другой вопрос. Но уже доложено, рейхсфюрер СС проявил бдительность, заботу об охране вождя. Охрану фюрера целиком передали в ведение СС, роту «Ляйбштандарте» было решено развернуть в батальон, а дальше и в полк.
Это было нелишним. Невзирая на разгром всех политических соперников, победа нацистов выглядела очень непрочной. Потому что Гитлер оказался в подавляющем меньшинстве… в собственной партии. Бурлящее море «революционных» штурмовиков грозило смести и самого Гитлера, и правительство, и все государство. Простонародье и люмпены, примкнувшие к нацистам под революционными лозунгами, жаждали «углублять» революцию. Проявляли нетерпение — когда же настанет пора крушить и грабить? Подобные настроения гуляли даже среди нацистского руководства. Президент Верхней Силезии Брюкнер обрушивался на капиталистов вполне по-ленински, утверждая, что сама жизнь их «есть непрерывная провокация». Один из лидеров нацистской Рабочей федерации Келер проповедовал: «Капитализм присвоил себе исключительное право давать трудящимся работу на условиях, которые сам же и устанавливает. Такое преобладание аморально, его нужно сломать». Председатель нацистской фракции ландтага Пруссии Кубе (будущий палач Белоруссии) требовал: «Национал-социалистское правительство должно заставить крупных помещиков разделить свои земли и передать большую часть их в распоряжение крестьян».
И если Гитлеру удалось избавиться от главного выразителя левых тенденций Грегора Штрассера, то вместо него выдвинулся руководитель СА Рем. Вот его-то нисколько не интересовали социализм, коммунизм. Но под его началом было 4,5 миллиона штурмовиков! С такой силищей можно было подумать о борьбе за власть. Заявления Гитлера, что «революция окончена», штурмовики не приняли. Возмущались: «Разве о такой революции мы мечтали?» Как свидетельствует Раушнинг, «ни один партийный лидер не встречал у революционно настроенных штурмовиков такого пренебрежения, как Адольф Гитлер». О нем выражались «от мертвого Гитлера больше пользы, чем от живого». Кричали: «Долой паяца!» Были популярными сопоставления с 1917-м годом в России: «Может быть, Гитлер — быстротечный эпизод немецкой революции, что-то вроде Керенского, после которого пришел Ленин?» Рем полагал, что «лениным» может стать он. Охотно возглавил недовольных, подняв лозунг: «Не снимайте поясов!» Фюрера он поносил последними словами: «Адольф — подлец, он нас всех предал. Он общается теперь только с реакционерами и выбрал себе в наперсники этих генералов из Восточной Пруссии» [105].
Гитлер пробовал как-то договориться с давним соратником, в декабре 1933 г. назначил его министром без портфеля. Но тот не удовлетворился и даже счел себя оскорбленным! Одновременно с ним аналогичное назначение получил Гесс, а Рем считал, что его заслуги неизмеримо выше, чем у начальника партийной канцелярии. Подсказывал, что ему подошли бы должности военного министра и главнокомандующего. При этом рейхсвер надо разогнать, а его место займет готовая «народная армия» — штурмовые отряды СА [101].
Гитлера на столь гибельные эксперименты никак не тянуло. А на меньшее не соглашался Рем — он связал себя со штурмовиками и ждал, куда его вынесет очередная революционная волна. А Гитлеру даже опереться-то оказалось не на кого. Немцам он пока еще не мог дать ничего, кроме обещаний. Он не мог выполнить социалистические пункты партийных программ, чтобы не утратить поддержку финансово-промышленных кругов. Не мог ликвидировать безработицу, стабилизировать цены, активизировать экономику. Для этого требовалось время. Не мог обеспечить даже элементарный порядок на улицах! Какой же порядок, если неуправляемые штурмовики хулиганили и безобразничали! Армия ожидала от Гитлера возрождения полноценных вооруженных сил, введения всеобщей воинской обязанности. Но и этого фюрер еще не мог себе позволить. Против воинской повинности взбунтовались бы те же штурмовики. Они сами нацеливались на роль «революционной армии».
Были у фюрера и верные соратники, но они отчаянно соперничали между собой. Например, Геринг и Гиммлер независимо друг от друга организовывали два центра полиции, а уступать друг другу даже не помышляли. Каждый вцепился в собственные владения, один в Берлине, другой в Мюнхене, а в остальных землях царила полная неразбериха. Полицейские ведомства подчинялись местным властям, и дошло до того, что в полиции Саксонии окопались убежденные антифашисты, целый год сопротивлялись центральному правительству и спускали на тормозах его указания.
Но Геринг нахватал слишком много должностей и полномочий. Председатель рейхстага, глава правительства Пруссии, ответственный за развитие экономики, а потом стал еще и министром авиации, получил чин фельдмаршала. Он ездил за рубеж, принимал иностранные делегации, выступал на представительных собраниях. Вникать в полицейские дела ему стало некогда. А Гиммлер сосредоточился именно на этих делах. Принялся рассылать своих представителей по разным землям и городам, и они агитировали местные власти передать свои правоохранительные органы под власть рейхсфюрера СС.
Причем подобная агитация имела немалый успех. Ведь конкурентами Гиммлера выступали штурмовики! Передаться эсэсовцам выглядело куда более предпочтительным. Они и сами не позволяли себе таких выходок, как громилы из СА, и могли защитить от разгула буйных революционеров. Это самодеятельное собирание «бесхозных» структур Гиммлер постарался закрепить официально, обратился к Гитлеру, доказывая, что «продажную старорежимную полицию» надо отдать под контроль «лучших сыновей народа» — то бишь СС, поскольку было бы «справедливо, своевременно и необходимо бороться с врагом общими для всего рейха методами». Постепенно, в течение осени и зимы 1933—34 года, в дополнение к Баварии он стал шефом полиции Гамбурга, Мекленбурга, Любека, Тюрингии, Гессена, Бадена, Вюртемберга, Анхальта, Бремена, Ольденбурга. В конце концов подчинил и оппозиционную Саксонию [39].
Но тягаться с Герингом для Гиммлера было невозможно. Их «весовые категории» слишком различались. Да и обстановка диктовала им не кусаться между собой, а заключить союз против общего врага — Рема. Первым предлогом для объединения усилий стали концлагеря СА. Их действовало больше сорока, и по Германии расползались жуткие слухи, как там убивают, истязают людей, как насилуют женщин, а то и юношей. Правда, в гестапо и СС тоже случались неприглядные вещи, но там работали все-таки аккуратнее, старались прятать концы в воду. А когда работники прокуратуры стали проявлять повышенный интерес к Дахау, Гиммлер принял прокурора Мюнхена в СС, присвоил чин гауптштурмфюрера. Дальше стали действовать вместе, и лишних вопросов не возникало.
У штурмовиков никакие подобия приличий не соблюдались, вся грязь выплескивалась наружу, и Геринг с Гиммлером превратились вдруг в ярых поборников законности. Неожиданно для обывателей в прессе выплеснулись материалы о преступлениях штурмовиков. Партийные чиновники и офицеры СС подсказывали пострадавшим и их родственникам — за такие безобразия не только допустимо, но и необходимо подать в суд. А в судах разразились громкие скандалы. Геринг выступил в ипостасях министра-президента Пруссии и министра внутренних дел Пруссии. Оперируя судебными решениями, загрохотал громами и молниями, позакрывал часть лагерей на подконтрольной ему территории. А Гиммлер снова сумел доказать Гитлеру, что подобную задачу правильнее возложить на «лучших сынов народа». У него-то в Дахау все выглядело благополучно. Управление и охрана оставшихся концлагерей были переданы в ведение СС.
Это был крупнейший успех. Черный орден отхватил себе новую сферу влияния! Сферу, открывавшую такие выгоды, о которых соперники пока еще не подозревали. Для охраны мест заключения начали формироваться части «Тотенкопф» — «Мертвая голова». Они стали следующими после «Ляйбштандарте», кто нес государственную службу, получал оружие. Хотя смена вывесок отнюдь не означала прекращения политики репрессий. А поворот к «законности», о котором заговорили нацистские руководители, лишь подвел под репрессии юридическую базу, позволяющую отныне вытворять что угодно. 8 марта 1934 г. в Германии был принят закон, дозволивший «превентивное» заключение в концлагерях — без суда, не в качестве наказания за какое-то конкретное преступление, а в качестве «предупредительной» меры.
Но двоевластие в правоохранительных органах было, конечно, не лучшим вариантом. Гиммлер так и эдак подкатывался к Гитлеру, чтобы прусскую полицию тоже отдали ему, однако Геринг упрямился. Заниматься гестапо и прочими учреждениями ему было недосуг, но и отдавать было жалко. А фюрер не хотел обижать ближайшего помощника, отбирать его «собственность». Только в апреле 1934 г. Гитлер придумал компромисс. Он передал полицию Пруссии Гиммлеру, а самого Гиммлера подчинил Герингу. О, Гиммлер был рад стараться! Его подобные условия в полной мере устраивали! Он прекрасно понимал, Герингу будет некогда влезать во все частности. Что же касается подчинения, то подобные формальности можно было при желании обойти. Гиммлер подчинялся Герингу только в качестве начальника прусской полиции. Но никто не лишал его главного статуса, рейхсфюрер СС! А члены СС подчинялись своему рейхсфюреру!
Гиммлер перебрался в Берлин. Забрал с собой из Мюнхена приближенных, ценные кадры. Ставленников Геринга постепенно убирал, рассылал по другим назначениям, вместо них расставлял своих людей. Руководство гестапо передал Гейдриху, перевел из Баварии и Мюллера. И если при Геринге гестапо оставалось довольно неопределенной и побочной ветвью полиции, то Гейдрих и Мюллер, опираясь на Гиммлера и СС, сумели вывести гестапо на куда более высокий уровень. Отныне, наоборот, сама полиция стала превращаться в придаток гестапо [139].
Но произошла как бы «рокировка». Рейхсфюрер СС и его аппарат перебрались в Берлин. А в Мюнхене позиции оказались резко ослабленными, и его постарался захватить под контроль обиженный Рем. Всячески силился показать, что он-то не соблазнился столицей, властью, подачками. Он остался верным «родине партии», а значит, ее прежним идеалам. Рем чувствовал себя всемогущим, кто осмелится его тронуть? 18 апреля в выступлении перед иностранными журналистами он заявил открытым текстом: «Революция, которую мы совершили, не является только национальной — это революция национал-социалистская. И мы настаиваем даже на особом подчеркивании второго слова — социалистская». Ему вторил первый помощник Хайнес: «Мы взяли на себя долг революционеров. Мы стоим в начале пути. И отдыхать мы будем тогда, когда германская революция будет завершена».
Терпеть подобную раскачку дальше было нельзя. Прекратить ее требовали и армия, и деловые круги, да и народ устал от раздрая. А информация о поведении Рема стекалась к фюреру отовсюду — ее теперь поставляли и гестапо, и СД. Эти сведения однозначно показывали: Германия сползает к взрыву. Разбушевавшаяся стихия штурмовиков подталкивает и будет подталкивать Рема к мятежу. И если Рем намерен оставаться их лидером, ему придется вести революционную муть, куда она захочет. А упускать лидерство он не собирался, роль вождя пьянила, увлекала. Но все-таки угроза столкновения смутила его. Рем сообразил, что над ним собираются тучи, и сделал миролюбивый жест. 19 июня опубликовал в «Фелькишер беобахтер», что с 1 июля весь состав СА отправляется на месяц в отпуск. Рем даже решил отпраздновать начало отпуска, пригласил все руководство СА на банкет в баварском курортном городке Бад-Висзее.
Но и Гитлер в это же время отправился в Вестфалию, в Бад-Годесберг. 29 июня в отеле «Дрезден» состоялось тайное совещание — что делать с Ремом? Надо сказать, совещание получилось довольно странным. Финансовые и промышленные круги уже высказались, какое решение должно быть принято. Круги настолько могущественные, что Геринг и Гиммлер уже начали действовать согласно подсказанному решению. Они заранее подготовили масштабную операцию. Личный состав СС и полиции уже был приведен в полную готовность, командиры и оперативные работники получили соответствующие распоряжения. Мало того, этим же вечером были подняты по тревоге части рейхсвера. Они, правда, не намеревались участвовать в ударе по штурмовикам. Удар планировался как «внутреннее» дело партии. Но военные снабдили эсэсовцев винтовками, пулеметами, патронами [80].
В структурах СС насчитывалось 200 тыс. человек, в 20 с лишним раз меньше, чем в СА. Но СС были дисциплинированы, организованы, обучены. Оставалось только дать команду, именно это требовалось от Гитлера. На совещании подручные постарались облегчить ему этот шаг. Принялись убеждать, что медлить нельзя — под предлогом банкета Рем как раз и собирается начать мятеж. Правда, их доказательства были слишком хлипкими, но ведь и фюрер знал: решение может быть только одно. Он позволил, чтобы его «убедили». Дал добро [39].
На ближайшем аэродроме уже и самолеты были наготове. Ждали с заведенными двигателями. С совещания разлетелись в разные стороны, фюрер с Геббельсом в Баварию, а Геринг и Гиммлер в Берлин. Нацистские идеологи придумали для разыгравшегося побоища название «Ночь длинных ножей». Эффектное, громкое, как бы древнегерманское. Хотя содержанию оно совсем не соответствовало. Ножей не было. Винтовки и пистолеты были удобнее. Да и «ночи» не было, Гитлер нагрянул в Мюнхен утром. Местных руководителей СА, добросовестно примчавшихся встретить его на аэродроме, он арестовал.
А эсэсовцы и военные подали колонну машин, Гитлер выехал в горы. В Бад-Висзее в отеле «Гензльбауэр» Рема и его окружение захватили «тепленькими» — в прямом смысле. Ни о каком мятеже они не помышляли, отсыпались после попойки и педерастических забав. Помощника Рема Хайнеса и нескольких смазливых «адъютантов» вытащили прямо из объятий в чем мама родила. Гитлер брезгливо приказал тут же расстрелять их. Остальных отвезли в Мюнхен, а в тюрьме рассортировали. Кого пристрелить, кого подержать в камере, да и отпустить. Относительно Рема фюрер все же колебался. Помнил, как тот выручал его, пригрел в казармах бездомного и безработного ефрейтора. Гитлер даже склонялся помиловать его, однако помощники доказывали — нельзя. Очевидно, и закулисные покровители намекнули — нельзя. Гитлер вылетел в Берлин, а оттуда, после каких-то консультаций, прислал Рему смертный приговор.
Между тем в столице Германии расправы приняли куда более широкий размах. Списки для арестов и убийств были подготовлены заблаговременно. Причем их было несколько. Один составлялся Герингом, второй Гиммлером, а Гейдрих приложил еще и третий. Людей хватали, везли в тюрьму гестапо в Колумбиа-хауз или в казарму «Ляйбштандарте». В казарме заседал «трибунал», мгновенно выносивший приговоры. Впрочем, и приговоры были определены заблаговременно — в списках стояли соответствующие условные значки. Обреченных тащили на учебный полигон СС в Лихтерфельде и ставили под дула винтовок.
А некоторые жертвы не попадали ни в какие тюрьмы или трибуналы. По нужным адресам разъезжали наряды эсэсовцев или гестаповцев в штатском. Спрашивали такого-то господина, пристреливали и уезжали прочь. Всего было убито более тысячи человек, в основном — из руководства СА. Но заодно нацисты избавились от других неугодных лиц. Прикончили давнего оппонента Гитлера Грегора Штрассера, бывшего канцлера Шлейхера, бывшего главу баварского правительства фон Кара — когда-то не поддержавшего пивной путч. Нацистские спецслужбы прочистили даже правительство. Напомню, оно составлялось как коалиционное, с участием других партий. Сейчас избавились от министра связи Клаузнера, люди Гиммлера чуть не убили вице-канцлера фон Папена, но его спасли люди Геринга. В этой же свистопляске под шумок были уничтожены все участники провокации с поджогом рейхстага. Слишком много знали.
Президент Гинденбург был совсем плох. Сынок Оскар и секретари выступать против нацистов не смели. А кроме них, возле больного президента безвылазно дежурил военный министр фон Бломберг. С Гитлером он в полной мере нашел общий язык, было достигнуто соглашение о грядущем возрождении армии. Расправа со штурмовиками удовлетворила Бломберга и остальных генералов. Гитлер сдержал слово, показал себя настоящим вождем. Поэтому Гинденбургу события были доложены под соответствующим соусом. Дескать, готова была вспыхнуть революция, но канцлер оказался умницей, подавил ее. Президент послал Гитлеру телеграмму с выражением «признательности и искренней благодарности».
А фюрер издал приказ для разгромленных штурмовиков, бичевал «тех революционеров, отношения которых с государством были поставлены с ног на голову… которые потеряли всякое представление об общественном порядке и, посвятив себя революции, захотели, чтобы она длилась вечно». Руководить СА был назначен группенфюрер Далюге, численность штурмовиков сокращалась втрое, до 1,5 миллионов. Их задачи отныне ограничивались военным обучением населения и воспитанием молодежи. А «выдающиеся заслуги» СС были отмечены. 20 июля Гитлер вывел структуры эсэсовцев из состава СА, возвел их в ранг отдельной организации, отныне Гиммлер подчинялся только фюреру. Отметили и заслуги СД, она была признана «единственной разведывательной службой партии».
Как бы то ни было, оппозицию раздавили исключительно вовремя. Гинденбургу становилось все хуже, и было ясно: его дни сочтены. Германия затаила дыхание — что дальше? В пивных, в светских кулуарах, в иностранных посольствах строились прогнозы, что предпримет президент напоследок? Он же был монархистом! [108] При жизни-то вынужден был терпеть навязанные ему республиканские порядки, но вдруг перед лицом вечности проявит себя? Совершит последний подвиг, выскажется за реставрацию монархии? Ходили слухи, что Гинденбург назначит своим преемником кого-то из принцев прежней династии — Августа Прусского или Оскара Прусского…
Но Бломберг и Гитлер прочно поддерживали друг друга. Партия плюс армия, кто посмел бы встать у них на пути? Конечно, в предсмертном тумане президент и впрямь был способен учудить что-нибудь непредсказуемое. Но подобную возможность исключили. В Нойдеке, поместье Гинденбурга, фюрер и военный министр мелькали в эти дни постоянно, по очереди или вместе. А охрану Нойдека Гитлер сменил, прислал эсэсовцев. Бойцы «Ляйбштандарте» перекрыли все подступы заставами, патрулями. Отныне без их контроля из поместья не могла просочиться никакая информация. 1 августа, даже не дождавшись кончины Гинденбурга, Гитлер издал закон о совмещении функций рейхсканцлера и президента. Бломберг тоже поставил под ним свою подпись — военным (да и гражданским) чинам дали понять, что с армией подобная перемена согласована.
Вот так и начался Третий рейх — «третья империя». Первым номером посчитали средневековую «Римскую империю Германской нации», вторым — прусскую империю Гогенцоллернов, рухнувшую в 1918 г. Но Третий рейх рождался без королей, без императоров. Вместо них утверждалось понятие «фюрер» — «вождь». Раньше его употребляли внутри нацистской партии, сейчас внедрили на государственном уровне. 2 августа 1934 г. Гинденбург наконец-то преставился, и для частей рейхсвера была организована присяга по новой форме. Не государству, не народу, а персонально Гитлеру: «Я клянусь перед Богом безоговорочно подчиняться Адольфу Гитлеру, фюреру рейха и германского народа, верховному главнокомандующему…»
Он и впрямь достиг такой же власти, как у императоров. Раньше-то президент сохранял право сместить его — теперь снять Гитлера не мог никто. Он сам устанавливал законы и определял политику. Подобные перемены надо было как-нибудь подкрепить, обосновать, и 12 августа было оглашено завещание Гинденбурга. Иногда его считают подложным, но оно могло быть и подлинным. К концу жизни старик подписывал все, что ему подсунут. А в завещании его надежды на возрождение Германии связывались с Гитлером.
Но фюрер отнюдь не хотел выглядеть узурпатором! 19 августа он провел плебисцит, одобряет ли народ его новые полномочия и концентрацию власти в его руках. А народ был рад без памяти, что Гитлер обуздал штурмовиков! Да и мечты о великой державе будоражили сердца, вызывали ностальгические слезы. Гитлер получил поддержку подавляющим большинством голосов, 38,4 миллиона против 4,3 миллионов! Однако поддержали его и удовлетворенно потирали руки не только немцы. Британская газета «Дейли Мейл» писала: «Выдающаяся личность нашего времени — Адольф Гитлер… стоит в ряду тех великих вождей человечества, которые редко появляются в истории». Гитлером восхищался Ллойд Джордж, приезжал к нему в гости. Видный американский политик С. Уоллес в книге «Время для решения» провозглашал: «Экономические круги в каждой отдельной западноевропейской стране и Новом свете приветствуют гитлеризм» [101].
Между прочим, 1 августа 1934 г., в тот же самый день, когда родился Третий рейх и Гитлер превратился в единовластного хозяина Германии, произошло еще одно немаловажное событие. В соседней Швейцарии был принят беспрецедентный закон о тайне банковских вкладов. Абсолютной тайне! Отныне информацию о вкладах и банковских операциях в Швейцарии стало нельзя раскрывать никому. Даже по решению суда, даже для следователей и правительственных чиновников! Стало быть, никто и никогда отныне не мог узнать, какие средства и откуда потекут на вооружение Германии. А потом потекут из Германии…