Сила Руси была не только в ее полках, но и в самой идее государственной власти. Той самой идее, которую заложил в фундамент Московской державы св. митрополит Петр. «Царство правды». Конечно, на деле это выполнялось далеко не всегда. Но «царство правды» было идеалом, великие князья стремились к нему. Именно поэтому к ним тянулся народ. Иван III не был исключением. Он не пренебрегал своим долгом верховного судьи, лично разбирал тяжбы, рассматривал жалобы. Он контролировал своих служащих, его бояре, чиновники, сборщики податей не смели слишком уж наглеть. А подданные воочию видели, что во владениях государя порядка и справедливости больше, чем в удельных землях.
В худшую сторону в данном отношении выделялся «свободный» Новгород. Он во многом перенимал западные стереотипы. Неужто посмеют «худые» мужичишки привлечь к ответственности всемогущих бояр? Законы-то устанавливали сами бояре, как решат, так и будет. Недовольство прорывалось бунтами, кровавыми столкновениями – Новгород сотрясало ими не в пример чаще, чем любой другой русский город. На закате существования республики неурядицы особенно обострились. Крамольники оказались битыми, их права урезали, с надеждами перекинуться к литовцам пришлось распрощаться. Значительная часть населения была настроена иначе. Но господствующее положение сохранили те же крамольники. Сторонников Москвы честили «изменниками», отыгрывались на них как могли: обирали, штрафовали, запугивали.
Несколько бояр вздумали отомстить псковичам, послали на них своих ключников с отрядами слуг. Они напали на волость Гостятино, разоряли и жгли деревни. Хотя псковичи быстро сорганизовались и накрыли их на месте преступления. Кого-то перебили, 65 человек поймали и перевешали. А в самом Новгороде симпатиями к великому князю отличались Славкова и Микитина улицы. Степенный посадник Ананьин и группа столь же высокопоставленных вельмож решили показать, кто хозяева в городе. Устроили безобразнейший наезд, пограбили эти улицы, «людей многих до смерти перебили». Впредь будут знать, как перечить власть имущим.
«Молодшие» люди отлично понимали, что искать правду в суде бесполезно, там заседали сами обидчики. Но они обратились в Москву. Ведь они признали себя подданными Ивана Васильевича, целовали крест на верность ему. Что ж, государь не обманул ожиданий. Откликнулся сразу же. Со времени набега на Гостятино миновал лишь месяц, а после трагедии Славковой и Микитиной улиц и того меньше – в октябре 1475 г. Иван III оповестил, что выезжает в Новгород «миром», судить в своей вотчине. Бояре кичились «вольностями» и «правами», но на стороне государя была правда…
Ивана Великого сопровождала внушительная свита: дьяки, подьячие, приставы, воины. А навстречу, прослышав об этом, хлынули «жалобники». Они являлись ко двору в разных городах и селениях, где останавливался кортеж, подавали челобитные о насилиях, злоупотреблениях. Их набралось ох как много! Сообщали о недавних обидах, вспоминали старые, когда пожаловаться было некому. К великому князю засобирались и те, у кого рыльце было в пушку, пытались заранее задобрить его, отмазаться подарками. С такими остановками поезд добирался до Новгорода целый месяц, прибыл 21 ноября. Как водится, ему устроили пышную встречу. По улицам и площадям, выстроилось все население, звучали приветствия. Бояре соревнуясь друг с другом, зазывали государя на пиры.
Он не отказывал, наведывался в их дома. Но отвлечь себя застольями и превратить свой визит в парадный не позволил. На следующий день после приезда начал принимать просителей. Возле его резиденции толпились люди из Новгорода, из его «пригородов», и картина вскрывалась весьма неприглядная: «Много зла в земле той, межи себе убийства и грабежи, и домов разорение от них напрасно, кой с которого сможаше». 25 ноября принесли жалобы жители Славковой и Микитиной улиц. Иван III вызвал обвиняемых. Судил по порядку, действовавшему на Руси. Потребовал дать ответы по обвинениям, изложенным в челобитных, «проверил доказательства да жалобников оправил». Все подтверждалось – «и били, и грабили».
Степенного посадника Ананьина, бояр Федора Борецкого, Богдана Осипова и Ивана Лошинского взяли под стражу и заковали в кандалы. Безнаказанность «сильных» кончилась. Архиепископ Феофил и городская верхушка ходатайствовали о помиловании, но великий князь отказал. Ответил, что архиепископу хорошо известно, «колико от тех бояр и наперед сего лиха чинилось, а нынеча, что есть лиха в нашей отчине, то все от них чинится». Лиха и впрямь было немало. Осужденные были самыми активными деятелями пролитовской партии, крепко приложили руку к недавним смутам. Им простили политические преступления, но теперь они докатились до уголовных. Четверых организаторов погрома отослали в московскую тюрьму. К рядовым соучастникам и подручным государь был более снисходительным. Взыскал с них штраф в 1,5 тыс. рублей и согласился отпустить на поруки архиепископа.
Иван Васильевич провел в Новгороде больше двух месяцев. Разбирал тяжбы, потом еще заехал в Старую Руссу, «судил и управлял» здешних просителей. В феврале 1476 г. он вернулся в столицу. Но великий князь ни в коем случае не хотел, чтобы утверждение правды в Новгородской земле свелось к одноразовой поездке. Издал указ: отныне любой человек, не сумевший добиться справедливости у местных властей, может апеллировать в Москву, непосредственно к государю. Он назначил и срок для приема новгородцев, на Рождество Христово.
Хотя обеспечивать правду было не просто. Попробуй-ка обеспечь, если даже в окружении Ивана Васильевича хватало людей, далеко не честных и не бескорыстных. Например, в Пскове наместник великого князя Ярослав Оболенский принялся вводить новые поборы в собственный карман, его слуги хулиганили по пригородам и волостям, тащили что плохо лежит. Псковичи писали государю, просили заменить наместника. Но и Оболенский засыпал столицу жалобами на псковичей. Дескать, они просто своевольничают, не хотят повиноваться. При дворе у него были друзья, докладывали дело в нужном свете.
А в Пскове наместник совсем распоясался. Учинил со своими слугами драку с горожанами, были убитые. Иван III назначил для расследования бояр Товаркова и Шестака. Но Оболенский был с ними в приятельских отношениях, подмазал взятками, и комиссия приподнесла скандал как мятеж псковичей. Арестовали 18 человек. Последовали новые пересылки посольствами, челобитные. Уяснить, что же произошло на самом деле, великому князю удалось не сразу. Только тогда он предпринял меры, освободил оклеветанных горожан, снял Оболенского. На его место сами псковичи просили поставить Василия Бледного Шуйского, и государь удовлетворил их пожелания.
Но в Новгороде опять было неладно. Переполошилась даже та часть «золотых поясов», которая раньше была лояльной к Москве. Они-то полагали, в республике ничего особо не изменится. Иван Васильевич далеко, ему пошлют дань, он при случае окажет военную помощь. А в Новгороде всего лишь сменится руководство. Вместо партии Борецких высшие посты достанутся сторонникам великого князя, они станут ворочать делами так же бесконтрольно, как их конкуренты. Сейчас смекнули: Ивану III недостаточно перестановок, он намерен положить конец засилью боярской касты. Допускать такие перемены, разумеется, не хотелось. Городские тузы взялись исподволь ставить палки в колеса.
Жалобщиков в Москву не пустили. Удерживали силой, угрожали: попробуй, сунься! К Рождеству на суд государя не явился никто. Но ему доложили, что власти республики преднамеренно срывают указ, и Иван III послал в Новгород отряд своих приставов – взять просителей под защиту. Обиженных снова оказалось много. В феврале 1477 г. приставы доставили в столицу целый обоз челобитчиков и тех, кому предстояло отвечать. Остальных желающих новгородские бояре уже не смели останавливать. Несмотря на «вельми студеную зиму», к великому князю поехали «иные посадницы и житьи новгородцы, и поселяне, и черницы, и вдовы и вси преобижени». Это было небывалое паломничество! Паломничество за справедливостью. Впервые новгородские суды происходили не в родном городе, а в Москве, и жаждущие правды находили ее именно здесь.
Ну а самые дальновидные из «золотых поясов» пришли к выводу: старый порядок рушится безвозвратно. Значит, надо было получше пристроиться в новой системе. Эта группа решила подольститься к Ивану III. Раньше во всех договорах, заключенных с Новгородом, великий князья выступали под титулом «господин». А весной архиепископ Феофил и примкнувшие к нему бояре прислали к Ивану Васильевичу Назара Подвойского и вечевого дьяка Захарию. Они представились послами от всего Новгорода и просили его именоваться «государем». Разница была существенной. По нормам XV в. термин «государь» означал полную и безоговорочную власть. Как раз этого и добивался великий князь, шаг за шагом прижимая «свободы» республики.
Иван III согласился. Хотя он догадывался, что посланцы представляют отнюдь не весь Новгород. Направил туда своих уполномоченных Федора Хромого, боярина Морозова и дьяка Долматова «покрепити того, какова хотят государства» – уяснить ситуацию, выработать условия договора, утвердить его на вече и привести новгородцев к присяге уже не «господину», а «государю». Однако визитом московской делегации воспользовалась другая часть бояр. Те, кто упрямо силился уберечь свое особенное положение, почет и барыши. Использовали старые, отработанные методы. Выкатывали бочки с хмельным, в толпе терлись подстрекатели.
На вече стали обсуждать будущие механизмы управления, и государевы уполномоченные изложили привезенные проекты – по улицам Иван Васильевич назначит чиновников-тиунов. Это показалось подходящей зацепкой, она касалась всех улиц. Смутьяны заорали, что Назар Подвойский и Захария не имели никаких полномочий от веча, их заслали изменники, отдают Новгород в рабство. Народ взбудоражился, а крикуны толкнули его разделаться с «предателями». Боярские слуги и бандиты-шильники были наготове, принесли на сходки топоры. Жертвы были намечены заранее. Их рубили, пластали на части даже трупы.
Посадник Овинов с братом Кузьмой укрылись во дворе архиепископа, но толпа ворвалась туда, нашла их. Они пытались выкрутиться, натравить на других. Убеждали, что настоящий «переветник» боярин Никифоров, целовал крест Ивану III. Не помогло. Обоих растерзали, а уж потом кинулись ловить Никифорова. Боярин не отрицал, он целовал крест верно служить великому князю, но не имел в виду никакого вреда Новгороду. Его не слушали, забили камнями. Уцелевшие бояре, склонные подчиниться Москве, разбежались кто куда. Город очутился во власти непримиримых врагов Ивана Васильевича. На вече возражать им было некому.
Хромого, Морозова и Долматова не тронули, но передали Ивану Васильевичу решение: ему отказывали в праве называться «государем» Новгорода, что-либо менять в устройстве республики и судить ее граждан в Москве. Выпроводили послов восвояси. Московских купцов повыгоняли вообще бесцеремонно, им пришлось поспешно выезжать куда получится: в Псков, в Литву. А боярское правительство снеслось с великим князем. Вроде бы соглашалось остаться в его подданстве, но за это требовало восстановить отношения «по старине». Намекало, что можно и поторговаться. Хотя нетрудно было понять: Новгород всего лишь тянет время.
Посланцы Марфы Борецкой и ее единомышленников уже околачивались при дворе Казимира. Король как раз завершил войну за Чехию, договаривался о примирении с Венгрией. Теперь у него появилась возможность потягаться за Новгород. А в южных степях набирал силу союзник Казимира Ахмат. Он был неплохим военачальником. Оставив в покое Русь, добился успехов на других направлениях. Погромил племена Северного Кавказа, вынудил вспомнить, что они ханские подданные. Заключил союз с Узбекской ордой, вместе вторглись в Среднюю Азию. Передравшиеся потомки Тамерлана были не в силах остановить татар, у них отбили богатые и густонаселенные области. Ахмат восстановил владычество над Хорезмом. Совершил успешный поход в Сибирь, хан Тюмени Ивак вынужден был покориться ему.
А ставленник турок и друг Москвы Менгли-Гирей не успел как следует утвердиться в Крыму. Сарайский властитель налетел с тучей конницы, разгромил его отряды, Менгли-Гирей ускользнул обратно под защиту османов. Ахмат посадил править в Бахчисарае своего родственника Джанибека. Хорезмийские и «хазарские» купцы окрылились, нахваливали удачливого хана, подсыпали ему денег – возрождался торговый путь через Сибирь, Хорезм, Сарай, черноморские порты. А сам Ахмат занесся в честолюбивых замыслах: под его властью воскресала Золотая Орда! Огромная, могущественная, наводящая ужас на соседей. Для ее былого величия недоставало лишь одного: покорности русских. В Москву прибыл посол Боючка, привез ультиматум – не только платить дань, но и самому Ивану III явиться «ко царю в Орду». Пускай поползает на коленях перед троном, тогда и будет по-настоящему уважать повелителя.
О претензиях Ахмата в Новгороде узнали. Знали и о том, что осмелел казанский хан Ибрагим. Начал забывать полученную трепку, бряцает оружием. Вечевики ободрялись надеждами, как враги навалятся на великого князя с разных сторон. Но и в Москве хорошо понимали, насколько опасен мятеж на Волхове. Иван Васильевич и его правительство примерно представляли, как поведут себя потенциальные противники. Были уверены, что Казимир далеко не сразу раскачается на войну. Сперва ему надо было подписать мир с Матьяшем Корвином, сговориться с ордынцами. А ордынцев государевы дипломаты постарались нейтрализовать, хотя бы на время.
Конечно, Иван III даже не подумал ехать в Сарай, но снарядил туда посла Бестужева, нагрузил подарками, поручил закрутить переговоры, отсрочить столкновение. А новый крымский хан Джанибек был для русских весьма удачной фигурой. В свое время в ордынских усобицах ему пришлось бежать, в Москве ему дали пристанище, царевич успел послужить Ивану Васильевичу и испытывал к нему самые теплые чувства. Теперь к нему послали татарина Тетяма и забросили удочки: почему бы не заключить союз против Казимира? А если Джанибек пожелает скинуть зависимость от Ахмата, то и против него? Проект договора дополнили немаловажным обещанием: если хан не усидит на скользком крымском престоле, великий князь не оставит его, готов опять взять на службу.
Ну а пока дипломаты рассыпались в любезностях перед татарскими царями, Иван Васильевич действовал. Его полки привычно провели лето на рубеже Оки, а осенью, без каких-либо передышек, получили приказ – собираться на Новгород. Аристотель Фиораванти, как уже отмечалось, был не только архитектором. По поручению великого князя он приостановил строительство собора, переключился на артиллерию, отливал пушки по новейшим итальянским образцам. Поход организовывался еще более масштабный, чем предыдущий. Кроме собственных войск и отрядов удельных князей Иван III поднял ополчения городов. Изменникам предстояло почувствовать – они бросили вызов всей Руси. И государю всея Руси.
В октябре 1477 г. армия несколькими эшелонами выплеснулась на запад, затопила дороги колоннами конницы, пехоты, обозами. Действительно, на крамольников ополчалась вся Русь. «Младшие» города, подвластные Новгороду, сразу отпали от него, приняли сторону великого князя. На каждой остановке Ивана Васильевича ожидало множество просителей. Сейчас приезжали не с челобитными, приезжали сбежавшие из Новгорода бояре, купцы, ремесленники. Просились служить великому князю.
На этот раз предводители мятежа не осмелились давать бои на подступах к городу. Понимали – их рать сметут, а скорее всего, она разбежится. Но упрямо цеплялись за последнюю соломинку, задумали садиться в осаду. Глядишь, москвичи измучаются торчать под стенами зимой, на морозе и в непогодах. Начнутся болезни, не выдержат и отступят. А дальше обозначатся какие-нибудь перемены, поможет Литва, выступит Орда. Однако Иван Васильевич бросил в стремительный рейд Передовой полк. Номинальным командиром назначил брата, Андрея Вологодского. Но в подчинение определил не его удельную дружину, а лучших воинов и воевод, Данилу Холмского, Федора Хромого, Ивана Стригу Оболенского.
Они не позволили новгородцам сжечь села и монастыри в окрестностях города, внезапным налетом захватили их. А монастыри окружали Новгород кольцом. Теперь осаждающие могли устроиться в тепле, с относительными удобствами. Борецкая и ее сподвижники растерялись. Устроить вылазку, отбить или поджечь столь выгодные базы даже не пытались. У них, как обычно, начались обсуждения на вече, и выход нашли традиционный. Определили делегацию во главе с архиепископом Феофилом, поручили извиняться и торговаться об условиях мира.
Послы встретили Ивана Васильевича в селе Сытина Им дозволили неофициально поговорить с братьями великого князя и боярами, изложить, с чем приехали. Они изложили: Новгород соглашается на титул «государя», соглашается числиться «отчиной» и платить дань. Но и государь пусть кое в чем уступит: освободит заключенных бояр и впредь не судит новгородцев в Москве. Доложили Ивану III, и он вообще отказался принять делегатов. Велел передать: Новгород сам навлек на себя войну, а для примирения необходимы совсем иные условия. Какие – пояснять не стал. Предоставил мятежникам подумать об этом.
Между тем, к Новгороду подтягивались полк за полком, размещались по монастырям. Иван Васильевич приехал в осадный стан 27 ноября. Перевес сил у него был подавляющий. Он вполне мог отдать приказ штурмовать. Но приступ обошелся бы немалой кровью, город сильно пострадал бы в погромах и пожарах – разве уймешь воинов, когда они разъярятся в рубке? Великий князь предпочел обойтись без спешки и без потерь. Половину ратников отправил собирать продовольствие и фураж, остальные закреплялись на позициях.
Тем не менее, новгородцы упорствовали. Правители взвинчивали их лозунгами «умереть за Святую Софию», «за старину», «за волю». Князь Василий Гребенка Шуйский организовывал оборону, через Волхов построили деревянную стену, чтобы осаждающие не ворвались по льду. Пробовали и возобновить переговоры, 7 декабря явились послы, предлагали увеличить дань. Иван III повторил ответ: он ждет совершенно иного. Послы просили указать конкретно, чего? Ну что ж, если сами не догадались, великий князь растолковал: он должен быть в Новгороде таким же государем, как у себя в Москве и в «Низовской земле».
«Золотые пояса» ошалели, пробовали увильнуть – дескать, они не знают «низовских» порядков. Тогда уж Иван Васильевич продиктовал им по пунктам: вечу не быть, вечевому колоколу не быть, посадникам не быть, напрямую подчиняться государю, распространить на территорию Новгорода московскую систему управления, а часть земельных владений должна отойти в казну. Он соглашался учесть некоторые пожелания: не переселять людей из Новгорода, сохранить вотчины их хозяевам. Но учитывал именно как просьбы, а не свою обязанность. Отныне все решения передавались в волю государя. Счел нужным – пошел навстречу. Не счел – вправе поступить иначе.
Подобные разъяснения вызвали в Новгороде очередной взрыв споров. Но русская рать внушительно стояла вокруг города, перекрыла все дороги. «Золотые пояса» почесали в головах и придумали уловку. Через неделю объявили, что принимают почти все пункты. Однако настаивали: договор должен был заключен на равных. Новгород принесет присягу великому князю, а великий князь принесет присягу Новгороду. Это была западная практика, именно так строились отношения европейских королей с феодалами и городами. А потом можно было найти юридическую придирку, что государь нарушил какие-то обязательства, значит и присяга ему недействительна. Но Иван Васильевич без труда раскусил подвох и отверг предложение. Еще раз подчеркнул – власть должна быть не договорной, а полной. Государь отвечает за свои дела только перед Богом, а не перед подданными.
Но как раз такой вариант ни в коем случае не устраивал зачинщиков смуты. Они подогревали народ криками о «свободе» и «рабстве», настраивали держаться до последнего. Их надежды на внешних врагов отчасти начали сбываться. Об уходе государя и его армии на Волхов узнал казанский хан Ибрагим. Напал на Вятку, нацелился на Устюг. Горожане, услышав о приближении татар, заперлись в крепости, изготовились отбиваться. Но грянули оттепели, вскрылись реки. Казанцы застряли, постояли на месте и повернули назад, вторично пограбили вятские волости. Устюжане всю зиму просидели в крепости, со дня на день ждали нашествия, писали великому князю.
Государь распорядился, чтобы летом в Устюге построили новые, более мощные стены. Но оказать немедленную помощь был не в состоянии. Впрочем, устюжанам она не понадобилась. А положение новгородцев ухудшалось. У них кончалось продовольствие, беднота голодала. Среди горожан и беженцев, замкнутых в пространстве стен, открылась какая-то эпидемия, косила людей. Правда, оттепели, сорвавшие казанский набег, наделали немало хлопот и русской армии. Но Аристотель Фиораванти построил через вскрывшийся Волхов понтонный мост, полки на разных берегах могли связываться между собой, кольцо блокады не разомкнулось. По раскисшим дорогам с запозданием подвезли отставшую артиллерию.
Иван III решил подтолкнуть упрямцев. Фиораванти еще раз показал себя разносторонним специалистом. Осмотрев крепость, определил слабые места, расставил батареи, навел поточнее пушки. Они заговорили, на Новгород полетели ядра, разгоняли со стен защитников, сеяли панику. Новгородцы заметались, «иные хотящи битися с великим князем, а инии за великого князя хотяще задати. А тех болше, которые задатися хотят за великого князя». Уже и самые воинственные понимали – сопротивляться бессмысленно. 28 декабря новгородский командующий Гребенка Шуйский объявил: он складывает с себя крестное целование служить республике. Выехал из крепости и попросился на службу к Ивану III.
Это был конец. Дальнейшие переговоры пошли только о том, какие именно земли заберет государь. Излишних запросов он не предъявлял, постарался не задевать частных владельцев. В Новгороде роль государственных земель играли архиепископские – ведь и сам архиепископ выступал главой республики. Очень крупными землевладельцами были некоторые монастыри, «золотые пояса» за века надарили им такие угодья, что могли позавидовать иные князья. Иван III как раз и выбрал самое безболезненное решение, взял в казну половину владычных и монастырских волостей.
13 января 1478 г. новгородцы открыли ворота. Городская знать приезжала в государеву ставку, приносила присягу. А по улицам двинулись московские дьяки и дети боярские, приводили к присяге население. Вечевой колокол сняли. 29 января Иван Васильевич торжественно въехал в Новгород. Его чиновники прочистили архивы, изъяли договоры боярского правительства с польско-литовскими королями. Почти всех участников мятежа государь простил. Арестовал лишь главных организаторов смуты – посадницу Марфу Борецкую, старосту Памфильева, Арбузьева и еще пятерых бояр. Их под стражей отправили в Москву, по темницам. Вместо прежних органов власти были назначены наместники. Новгородская республика сливалась с Русской державой.