Летом 1483 г. на границах случилось редкое затишье, высвободились воины. Но государь уже заготовил для них новые задачи. Воеводам Ивану Травину и Федору Курбскому он приказал возглавить экспедицию далеко на восток. В Пермском крае закрепились, но на пермяков и зырян по-прежнему нападали вогуличи. Надо было наказать их, а заодно и разведать, какие земли скрываются за морями тайги. Рать углубилась в бескрайние дебри, шла по пустынным рекам с редкими островками деревенек и городков, форсировала каменные кручи. Перевалив Уральские горы, достигла Оби и двинулась к ее устью. Князьки местных племен, увидев внушительную армию, покорялись без боя, приносили присягу московскому государю. Другие пробовали сражаться, но их легко громили. Экспедиция привезла огромную дань, составила описание неведомых стран. Племена по Оби признали себя подданными Ивана III. Правда, подданство осталось еще номинальным, рать ушла, и о нем забыли. Но начало освоению Сибири было положено.

Впрочем, мирные передышки случались редко и были обманчивыми. Когда воины Травина и Курбского пробивались через таежную глухомань, снова напомнил о себе Новгород. Минуло лишь два года, как ликвидировали один заговор, а там уже возник другой. Фигурировали те же лица, которые и раньше выступали против великого князя, но были прощены. Их вычислили, взяли бывшего посадника Василия Казимира, его брата Короба, бояр Луку Федорова и Михаила Берденева. Не сумели оценить доверие – ну что ж, отправили по темницам.

Новгороду Иван Васильевич отводил в своей державе важнейшую роль. Прежде город торговал и богател сам по себе, отныне ему предстояло стать торговыми воротами всей Руси. А ворота требовалось как следует защищать. Стены и башни новгородского кремля пострадали от пожаров, от московских пушек. Великий князь решил возводить новую неприступную крепость. Особую заботу Иван III проявил о подборе архиепископа взамен арестованного Феофила. Новому владыке предстояло быть уже не духовным правителем республики, а представителем Русской церкви в Новгороде, обеспечивать срастание с Москвой. Феофил долго упорствовал, не отрекался от сана. Наконец, сдался, подписал требуемые документы – в обмен его выпустили на свободное жительство в Чудовом монастыре.

Традицию выборов его преемника соблюли, но жеребьевку провели не в новгородском храме Св. Софии, а в Москве, в Успенском соборе. Жребий выпал старцу Троице-Сергиева монастыря Сергию. Но и эти перемены всколыхнули новгородскую верхушку. Бояре принялись распускать слухи – великий князь намерен построить собственный замок, чтобы «поработить» город, срывали подготовительные работы. А владыке Сергию устроили бойкот – впервые избран не в Новгороде и сам не новгородец! Развернули настоящую травлю. Прихожане не ходили на его службы, игумены, священники и слуги не выполняли его распоряжений. Сергия довели до психического расстройства, а может, что-то подсыпали. Он временно лишился речи, бродил по улицам в одной рясе, без мантии, сидел на паперти храмов.

Между тем, делегаты смутьянов поехали по накатанной дорожке, в Литву. Предупреждали короля: вырастет мощная крепость, в ней разместится гарнизон – ох как нелегко будет Казимиру отобрать город. Может быть, поторопится? Но пока одни «золотые пояса» крамольничали, их товарищи соображали, что выгоднее выслужиться, слали доносы в Москву. Шутить с огнем Иван Васильевич не стал, очередной заговор раздавил в зародыше. Арестовали около тридцати бояр и житьих людей (богатых граждан). Привезли в Москву, провели следствие. Государь приговорил их к повешению, но перед казнью помиловал, ограничился тюремным заключением.

В 1484 г. началось строительство новгородского кремля. Кстати, вопреки слухам, он вообще не имел внутренней цитадели для начальства. Кремль предназначался для всего населения, а не для того, чтобы отсиживаться от восставших горожан. Больного владыку Сергия вернули в Троице-Сергиев монастырь. На его место был назначен архимандрит Чудова монастыря Геннадий (Гонзов) – безусловно верный государю, строгий, способный навести порядок в своем ведомстве. Но новгородские смуты встали Ивану Васильевичу поперек горла. Сколько можно было терпеть их? Те, кто сегодня подлизывался к великому князю, завтра предавали. Сажали лидеров – находились следующие. С каждым из них были связаны слуги, и горючая среда не рассасывалась, ждала искры, возможности побузить.

Государь наметил широкие меры по оздоровлению обстановки. Когда-то он давал обещание не выводить новгородцев из их земли, но они раз за разом нарушали присягу. Ну а коли так, то и великий князь передумал. Распорядился переселить тысячу семей бояр, детей боярских, купцов. Их направляли во Владимир, Юрьев, Муром, Кострому, Ростов, Переславль, Нижний Новгород. Предоставили заниматься привычными промыслами – торговлей, ремеслами. Предоставили осознавать, что страна у нас одна.

С боярами и детьми боярскими поступали так же, как в Ярославском и Ростовском княжествах. Они получали деревни в других местах, даже с более плодородными землями. Но получали не в вотчины, а в качестве поместий. За пользование ими владелец был обязан нести службу. Однако Иван III отказался от механических перетасовок – переселить новгородских военных под Москву, а московских под Новгород. Он задумал умножить количество детей боярских. Приказал распустить дворы крупных столичных бояр. В основном, их дружинники были подневольными людьми, военными холопами. Теперь они освобождались, переходили на службу к государю, превращались в помещиков.

Но и не все вотчины, отобранные у новгородских феодалов и церковников, предназначались в раздачу. Значительную долю Иван Васильевич выделил в категорию «государевых оброчных земель». Крестьяне таких волостей были свободными, платили подати уже не хозяину, а в казну. Для управления ими определяли волостелей и тиунов, они подчинялись наместникам великого князя. Аналогичную реформу Иван III затеял в Пскове. Здешние смерды (крестьяне) сдавали оброк и исполняли повинности в пользу города, сейчас из Москвы прислали новые «смердьи грамоты». Работы и платежи для города резко сокращались, перераспределялись на государственные нужды.

Не обошлось без конфликтов. Московских бояр болезненно задело решение о роспуске дворов. Пытались протестовать, качать права. Недовольных возглавили братья Иван и Василий Тучко Морозовы. Они были первыми лицами в Боярской думе, занимали высшие посты дворецкого и конюшего. Но великий князь сломил оппозицию, братьям пришлось посидеть в тюрьме, пока не одумаются. А псковичи встретили наместника Ярослава Оболенского, привезшего «смердьи грамоты», бурей возмущения. Спорили, слали посольства к великому князю. Раньше-то для починки укреплений, ремонта улиц, привлекали крестьян, собирали с них денежки, отныне эти труды и расходы ложились на самих горожан. На уступки Иван III не согласился, Псков был вынужден принять новые правила. Зато крестьяне считали реформы справедливыми. Почему они отдувались за всех? Славили государя, бравшего их под свою опеку. А крестьян на Руси было подавляющее большинство.

Самодержавие сплавляло воедино разные русские земли. Но посреди обширного государства сохранялось еще одно независимое великое княжество, Тверское. Когда-то и впрямь великое, соперник Москвы. Но они пошли по разным путям. Москва переросла в иное качество, а Тверь так и осталась осколком феодальных времен. Борис Тверской еще кое-как умел играть на московских усобицах, держаться на равных с московским государем – хотя бы номинально. Его наследник Михаил вырос пустым и легкомысленным. В возрасте 25 лет он так и не приучился править самостоятельно, его решениями руководила мать, Настасья Шуйская. А сын предпочитал покутить со скоморохами. Подвыпив, брал дудку и вместе с музыкантами наяривал задорные мелодии.

Хотя и мать мудростью не отличалась. Сына не одергивала, веселится, ну и пусть себе. Женила его на Софье, дочери киевского князя Семена Олельковича и племяннице Михаила Олельковича. Сочла это выгодным. Литовские родственники возглавляли оппозицию королю, нацеливались на престол. Но ожидания не оправдались, Киев они потеряли, один умер, второго казнили. А семейная жизнь Михаила не сложилась. Детей не было. То ли Софья была бесплодной, то ли сказывался разгульный образ жизни мужа. Во всяком случае, этот образ жизни никак не способствовал любви.

Ссориться с Иваном III тверские властители не рисковали. Выполняли союзнические обязательства, посылали отряды то на Новгород, то на Утру. Но сам Михаил в походах не бывал никогда. Это было утомительно, отрывало от любимых застолий и пьяных концертов на дудке. Он и княжество запустил, Тверь хирела. А со временем князь и его матушка спохватились. Прежде их государство располагалось между московскими и новгородскими владениями. Сейчас земли Ивана Васильевича охватывали его с трех сторон. Куда ни кинь – рядом с тверскими боярами и детьми боярскими поселились московские. Между соседними деревнями и волостями испокон веков возникали споры. Где-то межи размыло паводком, где-то крестьяне повздорили из-за лугов и покосов. Каждый обращался к своему государю, но результаты получались неравнозначными.

Иван Васильевич вступался за подданных, приказывал осадить жульничающих тверичей, слал представления их князю. А что мог поделать Михаил, если жульничали москвичи? Отправлял Ивану III жалобы, оправдания, но толку было мало. Люди видели, что собственный князь не в состояниии защитить их, а Иван Васильевич своих не дает в обиду. В совместных походах имели возможность оценить, как заботится государь о воеводах и ратниках, как вооружает их, награждает. Сравнение получалось чересчур красноречивым. Все больше тверичей уходило на московскую службу.

Михаил злился, гадил по мелочам – например, пропустил через свои земли мятежников Андрея и Бориса. Однако податься ему было некуда. С четвертой стороны Тверь граничила с Литвой, а жена привязала князя к клану врагов Казимира. Но в феврале 1483 г. Софья умерла. Тут-то Михаил с матерью решили сменить курс, оторваться от Ивана Васильевича! Их гонцы поскакали в Краков. Предлагали союз и сватали за князя внучку Казимира. Король согласился, но выставил несколько условий. Михаил Борисович должен был признать себя вассалом Казимира, а Тверскую епархию передать из Московской митрополии в Литовскую и принять унию. Михаила подобные требования устроили. Ну и пускай он потеряет независимость, а церковь в Твери отпадет от Русской. Зато он станет родственником короля! Тогда-то не придется лебезить перед Москвой.

Зависти и ненависти накопилось немало, а контролировать себя тверской князь умел не всегда. Иван III до сих пор считал его другом. Первая жена государя была сестрой Михаила, а Иван Молодой приходился ему племянником. Когда наследника женили, государь поздравил и тверскую родню, послал подарки. А в октябре 1483 г. у Ивана Молодого родился сын, и гонец великого князя снова поскакал в Тверь поздравить дядю. Но Михаил Борисович, судя по всему, встретил посланца в весьма нетрезвом виде и закатил неожиданную сцену. Переданного ему «поклона» и подарков не принял, гонца «выгнал вон из избы», а к матери Настасье не пустил. В Кремле опешили – что стряслось?

Русские агенты и дипломаты работали неплохо, быстро нашли разгадку. Узнали – Михаил не только сговорился о женитьбе, но уже «целовал крест» на верность королю. Вот и распоясался, был уверен, что ему все позволено. Хотя тем самым он нарушил договор о дружбе и союзе. А согласие отдаться униатам квалифицировалось еще хуже – как вероотступничество. Реакция государя не заставила себя ждать.

Вмешательство Казимира предотвратили опробованным способом. Попросили Менгли-Гирея, и в 1484 г. он двинулся на Киев. На этот раз в Литве вовремя узнали о набеге. Для отпора татарам собрались князья Одоевский, Вяземский, Можайский, Трубецкой, Воротынский, Козельский, прислали отряды Смоленск, Витебск, Брест, Полоцк, Волынь, Подолия. Такого количества воинов Литва давно уже не выставляла. Но разобщенное ополчение князей и панов показало свои худшие черты. Лавина крымцев разметала его. Киев вторично распотрошили. А для Казимира это стало серьезным предупреждениям. Не слишком ли опрометчиво будет воевать с Москвой?

Тем временем Иван III перечислил Михаилу Борисовичу все вины и объявил о разрыве мира. Тверичи и обороняться-то толком не смогли. Вывести в поле малочисленное и плохо вооруженное войско для них было безумием. Полки государя взяли два города, и Михаил скис, выслал епископа «бить челом» о пощаде. Иван Васильевич продиктовал договор. Тверской властитель отрекался от союза с Литвой, от женитьбы на королевской внучке. Признавал себя уже не равным, а «молодшим братом» и «подручником» московского государя. Михаилу пришлось согласиться на эти требования.

После такого конфуза подданные махнули на него рукой. На московскую службу ушли удельные князья Андрей Микулинский, Иосиф Дорогобужский, десятки бояр, сотни детей боярских. В Тверском княжестве вообще рухнул какой-либо порядок, на дорогах бесчинствовали разбойники, их никто не ловил. Ограбили и убили даже псковских послов, ехавших через Тверь в Москву. Но мир продержался лишь несколько месяцев, «от Благовещения до Ильина дня» 1485 г. Михаил воспринимал свою капитуляцию как страшное унижение. Ошибку осознал лишь одну – не дождался помощи Казимира. Погнал к королю «скорого гонца», уговаривал короля идти на Русь войной.

Но за его действиями теперь послеживали. Гонца перехватили, грамота попала к Ивану III. Клятвопреступление было налицо, ответ мог быть только один. Михаил узнал, что его посланец попался, пробовал выкрутиться. Снова послал епископа с извинениями. Нет, государь не принял ни епископа, ни извинений. Он уже выработал своеобразное правило. В первый раз надо простить. А если обманули – прощать вредно. Михаил дергался, в Москву прибыло второе посольство во главе с Михаилом Холмским, братом государева полководца. Его тоже «не пустили на очи» государя. Но Холмский уже прикидывал, как бы самому повыгоднее поступить в таком переплете. Принялся топить своего князя, выложил все подробности переговоров с Казимиром и изъявил готовность тайно помогать Ивану Васильевичу.

Дальше все разыгралось быстро. В августе государь повел армию на Тверь. 8 сентября, на Рождество Пресвятой Богородицы, город осадили. Ударили пушки, а у тверичей для сопротивления не было ни сил, ни желания. 11 сентября Михаил Холмский и вся местная знать выехали из крепости. Объявили, что желают служить Ивану III. Михаил Борисович остался с горсткой слуг. Ближайшей ночью он сумел выбраться из Твери, увез с собой казну княжества и направился к литовской границе. За ним выслали погоню. Возы с золотом и серебром двигались медленно, князю пришлось бросить их и удрать налегке. 12 сентября из города вышла делегация. Известила, что тверичи сдаются на милость Ивана Васильевича.

Он сразу взял город под защиту, выслал чиновников для охраны, строго запретил подчиненным грабежи. 15 сентября государь торжественно въехал в Тверь, отстоял Литургию в храме Спасителя. С горожанами общался ласково, уже как с собственными подданными. А для последнего властителя Твери летописцы не нашли ни одного теплого слова. Его отца расхваливали, а сына охарактеризовали кратко: «Борисович Михайло. Играл в дуду, бежал в Литву». Но и изменники, раскатавшие губы на щедрые награды, очень ошиблись. Ивану Васильевичу изменники не требовались. Михаила Холмского он честно и благородно сослал в Вологду – именно за то, что он преступил присягу своему законному князю.

Правда, Иван III понимал, что в сознании перемены утверждаются не сразу, поэтому сохранил великое княжество Тверское. Но оно стало чисто номинальным, титул великого князя Тверского государь передал сыну, Ивану Молодому. А перед московскими дьяками сам собой вставал вопрос, как же обозначать сложившуюся державу? Прежде писали – великое княжество Владимирское и Московское. Сейчас государство переросло это название, вобрало Новгород и Тверь. Русь? Русь была понятием более широким, значительная ее часть оставалась в составе Литвы. Иностранцы особо не задумывались, ввели неуклюжий термин «Московия». Сами-то, наверное, пожали бы плечами, если кто-нибудь назовет Францию «Парижией», а Чехию «Прагией». А в отечественных документах стало иногда, еще робко, появляться новое название – Руссия или Россия…

Все важные достижения напрямую отражались на облике Москвы. В память первого похода на Новгород великий князь и его воеводы устроили при Архангельском соборе два придела, св. Апостола Акилы и Воскресения Христова (битва на Шелони случилась в воскресенье, в день св. Акилы). Тогда же на посаде возвели церковь Успения Божьей Матери (позже – Гребневской Богородицы). Окончательно покорив Новгородскую республику, Иван III повелел строить храм Св. Иоанна Златоуста в Ивановском монастыре.

После победы над Ахматом вспомнили перенесение в Москву Владимирской иконы Пресвятой Богородицы, ее встречу (сретение). Заложили каменный собор Сретенского монастыря, заново отстроили рухнувшую церковь Рождества Божьей Матери. А епископ Вассиан Ростовский на свои средства заказал иконостас для Успенского собора. Привлек для этого еще малоизвестного в то время иконописца Дионисия. Не случайно привлек. Вассиан уже видел его работы, а после росписи Успенского иконостаса Дионисий прославился как величайший художник на Руси.

А завершение Успенского собора подтолкнуло к преобразованию всего Кремля. На фоне нового храма прочие здания выглядели слишком неприглядно. В 1483–1484 г. Иван Васильевич решил отстроить свой «домовой», семейный собор – Благовещенский. Рядом с ним выросла великолепная Грановитая палата для заседаний и приема иностранных послов. В 1485 г. дошла очередь и до кремлевских стен. После храмов. Небесная защита представлялась важнее, чем фортификации. И стоит отметить небезынтересную деталь. Московский кремль, как и новгородский, был рассчитан на многие тысячи людей, а внутреннего замка для властителя в нем спланировано не было. Иван III не боялся своих подданных.

Первый инженер на все руки, Фиораванти, уже мало участвовал в строительстве. Иван Васильевич перенацелил его на другое направление. Итальянец стал фактически заведовать русской артиллерией. В Москве было создано первое в нашей стране крупное государственное предприятие, Пушечный двор. И не только в нашей стране, подобного предприятия не имела ни одна из западных держав. На Пушечном дворе было налажено производство самых современных бронзовых орудий. Фиораванти сопровождал государя в походах, умело расставлял батареи при осадах крепостей.

Но сейчас заграничных специалистов приезжало сколько угодно. Над конструкцией кремлевской твердыни трудились Антон Фрязин (Джислярди), Марко Фрязин, потом прикатил знаменитый в Европе Пьетро Антонио Солари. Впрочем, и русские специалисты были достаточно квалифицированными. Благовещенский собор строили псковские мастера и выяснилось, что они на лету схватывают достижения итальянцев, используют элементы их зодчества.

Сам Иван Васильевич тоже интересовался зарубежными новинками, считал нужным перенимать полезное. Привечал иностранцев, хорошо платил, но отнюдь не подстраивался к ним и наглеть не позволял. Это были наемники – тебе платят, а ты работай на Россию и русских. И при этом не забывай, кто здесь хозяин, уважай обычаи и законы. Немецкий лекарь Антон не понял этого и плохо кончил. Он приехал из Любека, проявил изрядные познания и занял пост придворного врача, его держали «в велицей чести». Он занесся, возгордился. Одним из его пациентов стал подручный касимовского царевича Данияра, князек Каракуча. Как большинство европейцев, Антон презирал татар. Чем-то задел Каракучу, тот нелестно отозвался о немцах. Лекарь оскорбился и «умори его смертным зелием за посмех». То есть, отравил за какой-то пустяк или насмешку.

О наказании не думал. На Западе приближенные монархов позволяли себе подобные вещи. Придворный брадобрей Людовика XI сам выносил смертные приговоры или помилования аристократам. А Антон был образованным европейцем, любимым врачом государя, и отправил на тот свет какого-то «дикаря»! Но на Руси смотрели на дело иначе. На следствии открылось, что убийство было умышленным, и Иван III поступил по закону. Выдал виновного на расправу сыну Каракучи. Засуетилась вся колония иностранцев, собрала большую сумму на выкуп. Такую сумму, что у молодого татарина пошла голова кругом, он склонялся согласиться. Но великий князь рассудил – за подобное злодеяние миловать нельзя. Даже попытку выгородить преступника он счел отвратительной. Выкуп конфисковал, а родичам Каракучи указал – убийца должен ответить сполна. На льду Москвы-реки татары зарезали лекаря, как барана…