«Железный канцлер» Бисмарк никогда не был другом России. Он был не прочь перехитрить ее в политических играх, подложить ту или иную дипломатическую «свинью». Строил различные антироссийские комбинации с австрийцами, англичанами, турками. Но все это Бисмарк допускал только до определенной степени. И внушал германскому руководству правило: «Никогда не воевать с Россией». Указывал, что победить ее невозможно, потому что Россия — это не территория, не правительство, а весь ее народ. Все русские в своей совокупности — это и есть Россия. Она в душе каждого русского. Можно выиграть боевые действия, занять некоторые земли, но это вызовет вражду со стороны народа, и результат будет однозначным. Однако опыт 1905 г. показал, что победить нашу страну все-таки можно. Если расколоть народ и натравить людей друг на друга. Надо сказать, способ получался очень выигрышным, позволяя свалить убийство России на самих русских. Так сказать, инсценировать самоубийство под тяжестью собственных «грехов» и «ошибок».

Но тот же опыт 1905 г. показал и другое. С катастрофой России рухнет все равновесие в Европе. И на лидирующую роль неизбежно выйдет Германия. Страна сильная, динамичная и воинственная. Так что от ее соседей только пух и перья полетят. Мало того, подрыв и ослабление России позволит немцам перетянуть ее под свое влияние. А альянс Германии и русских с их неисчерпаемыми ресурсами даст такое могущество, с которым не смогут соперничать ни Британская империя, ни США. Вывод — Россию следовало не просто свалить. Требовалось предварительно столкнуть ее с немцами. Чтобы подорвать силы обеих держав. И развернулось систематическое стравливание. В Германии внедрялись антироссийские и антиславянские теории, проекты мирового господства. Облегчала задачу натура кайзера Вильгельма II — неуравновешенная, крайне честолюбивая, тщеславная, склонная к крайностям. Идеи пангерманизма ему нравились, кулаки чесались…

Правда, Николай II являлся родственником Вильгельма. А семейное чувство было кайзеру не чуждо. Он испытывал определенные симпатии к царю, делал попытки к сближению. Например, в трудном для России 1904 г. при встрече в Бьерке предложил заключить военный союз. Однако в окружении Николая нашлись советники, сумевшие сразу заблокировать инициативу. В ужасе стали доказывать, что это будет союз против «дружественной» Франции. Царь тоже не испытывал вражды к «кузену Вилли». Мягкая и миролюбивая натура Николая Александровича была полной противоположностью кайзеру, могла несколько компенсировать его заскоки. И русский император, в свою очередь, несколько раз предлагал урегулировать противоречия, договориться о взаимных уступках, заключить соглашение о ненападении. Вильгельм соглашался с ним. Но и в его окружении находились советники, спускавшие реальное сближение на тормозах. Преподносили кайзеру миролюбие царя как доказательство слабости русских. Подзуживали продолжать прежнюю линию.

В войне были заинтересованы слишком многие. Крупному капиталу она сулила сверхприбыли. Она была подарком и для революционеров. Раскачать государство в мирных условиях было слишком сложно. А когда начнутся боевые действия, революционеры уже представляли — у них, как и в 1905 г., найдутся могущественные союзники, деньги. И Европа все более явно скатывалась к войне. После первого марокканского кризиса кайзер спровоцировал еще один. И останавливали немцев отнюдь не мирные конференции, а неготовность их флота [47]. Вильгельм считал, что без этого Германия не сможет в полной мере воспользоваться плодами побед. Разгромишь противников, а колонии, которыми они владеют, уведут из-под носа другие державы. Наращивание германского флота заставляло готовиться к войне Англию. Она являлась «владычицей морей» и готова была сражаться, нести жертвы, только бы не нарушилось ее первенство. Все богатство и могущество Англии зиждилось на колониях. А морское соперничество угрожало связям с ними, ставило под удар целостность колониальной империи. Франция и сама была не прочь подраться. Считала, что с помощью русских легко разгромит Германию, расквитается за позор франко-прусской войны, вернет себе Эльзас и Лотарингию. Италия раскатывала губы на африканские колонии, на берега Адриатики. Австро-Венгрия мечтала прибрать к рукам земли на Балканах. Россия войны не желала. Она не имела территориальных претензий к соседям, а мирное развитие сулило ей куда большие выгоды, чем гипотетические победы. Но нарастание угрозы заставляло и ее вооружаться.

К войне готовились не только правительства и армии. Разведки тоже. А в плане развертывания сети спецслужб лидировала Германия. Она подключила к работе своей разведки немецкие фирмы, имевшие филиалы по всему миру. Еще в 1902 г. германский имперский банк открыл через банк «Дисконт-Гезельшафт» специальный кредит для частных предприятий в разных странах — чтобы они наряду с коммерческой деятельностью выполняли поручения правительства. В том же году гамбургский банк «М. М. Варбург и Ко» по соглашению с правительством Германии начал оказывать широкое покровительство и финансовую поддержку «Комми-ферейну» — «Союзу приказчиков и коммивояжеров». Эта организация объединяла, наподобие профсоюза, немцев-приказчиков не только в Германии, но и в других государствах, правление союза, «Централь», располагалось в Гамбурге. Было установлено, что все члены «Комми-ферейна» обязаны ежегодно посылать в «Централь» отчеты. А в 1904 г. специалисты военного министерства разработали для них подробную форму отчетов, которые превращались в полноценные разведсводки. Банкир Макс Варбург, курирующий эту деятельность, стал фактически одним из руководителей германской разведки. И если в период русско-японской войны Вильгельм II демонстрировал дружбу к России вплоть до предложений союза, то немецкие спецслужбы в это же время передавали разведданные японцам и помогали революционерам типа Красина.

После войны их деятельность продолжала наращиваться. 7 апреля 1908 г. германский генштаб издал циркуляр № 2348, который через консулов был доведен до руководителей крупных немецких фирм в России. Им предлагалось принять в число служащих лиц, командируемых генштабом, и обеспечить им большое жалованье. Расходы на эти выплаты военное министерство брало на свой счет. Русская контрразведка сообщала: «В 1908 г. действительно во многих германских промышленных и торговых предприятиях появились приказчики и конторщики, совершенно не знающие русского языка и в качестве торговых служащих совершенно бесполезные для фирм, обслуживаемых ими» [118]. (22 июня 1913 г. тот же самый циркуляр № 2348-бис будет разослан повторно). Создавались каналы для будущего финансирования подрывной работы. Для этого в 1912 г. в Стокгольме был образован «Ниа-банк». Возглавлял его Олаф Ашберг, за которым стоял Макс Варбург.

Принц Генрих Прусский, шеф германского флота, совершил поездку по Тихоокеанскому региону, где также предполагалось ведение боевых действий. Его интересовали возможные базы для немецких эскадр, пункты их заправки углем. В США, как узнала русская разведка, он провел совещание с Яковом Шиффом и его партнером Отто Каном. Речь шла о возможности получить в распоряжение Германии единственные на североамериканском западном побережье угольные копи на о. Ванкувер [118]. После этого Генрих Прусский посетил Владивосток, где встретился с германским консулом Даттаном и директором фирмы «Артур Коппель» — разговор шел об угольных месторождениях на Северном Сахалине. После визита принца банк «Кун, Лоеб и Ко» попытался заарендовать копи Ванкувера, но потерпел неудачу. Тогда вызрел план сосредоточить в данном районе группы американских немцев, в нужный момент поднять восстание и захватить Ванкувер. А торговый дом «Артур Коппель» предпринял попытку заарендовать на 90 лет месторождения Сахалина. Получил отказ. Но консул Адольф Даттан числился российским подданным! Он сам и через подставных лиц — Ранкевича, Хитрово, Бринеров — сумел оформить аренду лучших угольных площадей. Правда, в итоге оба проекта, американский и сахалинский, провалились. Заговор в Ванкувере был своевременно раскрыт и ликвидирован канадскими властями. А план захвата Северного Сахалина впоследствии сорвало вступление в войну Японии, которая неожиданно для немцев приняла сторону Антанты.

Однако главный клубок противоречий и интриг спецслужб завязался на Балканах. Напряжение здесь копилось давно. С 1878 г., когда Россия разгромила Турцию, принеся освобождение балканским народам. Но вмешались Англия, Франция, Австро-Венгрия, Италия, угрожая войной. На Берлинском конгрессе их поддержала Германия. Территории балканских государств, предлагавшиеся Россией, были значительно урезаны, границы перекроены, что создало между здешними странами массу взаимных претензий. Часть земель вернули Турции. А Боснию и Герцоговину, которые царь хотел отдать Сербии, конгресс выделил под временный мандат Австро-Венгрии. Первой миной, подорвавшей хрупкое равновесие, стала революция в Турции. Организована она была масонскими кругами и западными спецслужбами. Партия турецких либералов «Иттихад», запрещенная у себя на родине, провела в Париже совещание с армянской радикальной партией «Дашнакцутюн». Между ними было заключено соглашение о союзе, и в 1908 г. они подняли восстание против султанской власти.

Этим сразу воспользовалась Австро-Венгрия. Объявила о присоединении подмандатных Боснии и Герцоговины в полное подданство. Сербия, которая все еще считала данные территории своими, возмутилась, объявила мобилизацию. Но Россия еще не оклемалась от революции, поддержать ее претензии не могла. А за Австро-Венгрию вступилась Германия. Заявила, что готова вмешаться на стороне австрийцев «во всеоружии». Сербам пришлось смириться с тем, что Босния и Герцоговина уплыли в чужие руки, и конфликт не состоялся.

Междоусобица в Турции шла своим чередом. И любопытно, что при повстанческом правительстве очутился не кто иной, как Парвус. Уж конечно, не случайно. Причем прибыл он в Турцию в качестве корреспондента российской газеты «Киевская мысль». Спрашивается, неужто солидное либеральное издание не нашло профессиональных журналистов? С какой стати газета приглашает стать ее репортером на Востоке коммерсанта и революционера, проживающего в Германии и к России уже не имеющего прямого отношения? Впрочем, как и к Турции. И почему Парвус соглашается? Бросает налаженный бизнес и едет невесть куда заниматься чуждой ему работой…

Ответы на все эти вопросы не столь уж сложны. Газета-то была киевской. Стало быть, подконтрольной Бродским и Животовским. Кроме того, она издавалась для украинской интеллигенции, имела националистический «душок». И, как все подобные организации, была связана с австрийскими спецслужбами. Парвус в своих корреспонденциях восхвалял революцию, якобы несущую народам Османской империи освобождение от «кровавой тирании Абдул-Гамида». В таких публикациях нетрудно было увидеть прозрачные намеки — а не пора ли и России «освободиться»? Работа Израиля Лазаревича как «русского корреспондента» позволяла пускать пыль в глаза. Вовлекать в борьбу армян, симпатизирующих России. Изображать и для них, и для мировой общественности, будто революцию тайно поддерживают русские.

В действительности Парвус работал на германскую разведку. И не только на нее. Он был связан с неким Бэзилом Захаровым. Это был довольно темный тип, выходец из России, обосновался в Лондоне, стал крупным оружейным торговцем. Поставлял винтовки и револьверы для революции 1905 г. А теперь поставлял на Балканы. Всем подряд. И революционерам, и анархическим, и криминальным группировкам. Вдобавок Захаров возглавлял сеть английской разведки на Балканах. Шли ему донесения и от Парвуса, который создал собственную сеть. В Румынии на него работал Раковский, в Австрии — Троцкий, Радек… Масонские связи помогли Лазарю Израилевичу неплохо устроиться при революционном правительстве — большинство руководителей партии «Иттихад» принадлежало к ложе «Молодая Турция». «Русский корреспондент» получает доступ в высшие круги иттихадистов, становится их консультантом и советником. И, разумеется, заводит здесь собственный бизнес. Очень даже крутой, революция — дело выгодное. Очевидно, хорошо грел руки и на оружии, и на финансировании.

Гражданская война завершилась свержением Абдул-Гамида. Победители-младотурки возвели на трон марионеточную фигуру Мехмеда Решада V и провозгласили конституционный режим. А Парвус обосновался в Стамбуле, стал крупной фигурой в турецком деловом мире, официальным финансовым и политическим советником нового правительства. В отношениях Османской империи и Германии наметилось было серьезное охлаждение. Революционеры помнили, что кайзер покровительствовал Абдул-Гамиду, обиделись на аннексию Австрией Боснии и Герцоговины — ведь и Турция считала их своими территориями, лишь временно отданными под мандат Вены. Однако под влиянием Израиля Лазаревича и других подобных советников разногласия удалось замять, и Стамбул снова взял курс на сближение с немцами.

Но внутренняя смута в Османской империи с победой революции не утихла. Разные народы, разные слои населения тоже вспоминали о своих правах. Новые восстания вспыхивали то в Албании, то в Македонии, усилились сепаратистские настроения среди арабов. И ослабевшую империю стали клевать все кому не лень. Итальянцы вторглись в принадлежавшую туркам Триполитанию (Ливию). Быстро сложилась Балканская лига — военный союз Сербии, Черногории, Греции и Болгарии. Предлогом был выбран очередной межнациональный конфликт с резней славян в нескольких македонских деревнях. Союзники объявили Турции войну и развернули на нее наступление с нескольких сторон.

И та же самая «Киевская мысль» вдруг обратилась к Троцкому с предложением быть ее корреспондентом на Балканах. А он сразу соглашается. Только что, в конце августа 1912 г., проводил в Вене партконференцию, претендовал на роль лидера объединенной социал-демократии, а уже в сентябре, стоило лишь получить приглашение из Киева, почему-то забрасывает к шутам всю свою политику, забрасывает свою «Правду» и отправляется кочевать по балканским дорогам, писать репортажи о боевых действиях… Ясное дело, функции Льва Давидовича, как ранее Парвуса, не органичивались журналистикой. В расположении сербов и болгар он появляется как сотрудник российской — а значит, дружественной, «родной» газеты. Его всюду принимают с горячим радушием, оказывают любую помощь, от него нет секретов. Офицеры не считают чем-то преступным поделиться с ним планами и замыслами, приглашают на товарищеские пирушки, где разговаривают еще более откровенно. А уж солдаты, крестьяне, местная интеллигенция вообще раскрывают перед «русским» души нараспашку… Шеф Троцкого в разведотделе австрийского генштаба полковник Таковский, надо думать, был доволен, получая столь обширную информацию.

Один из руководителей русской жандармерии генерал А. И. Спиридович впоследствии писал: «Бронштейн-Троцкий прекратил печатание своей «Правды». Состоя на службе у австрийской полиции, он занимается другим делом, которое питало его» [151]. Правда, известно, что австро-венгерские спецслужбы своим агентам платили скупо. У них считалось, что информатор должен сохранять постоянную денежную зависимость от начальства, иначе «зажрется», начнет своевольничать, поставлять некачественные сведения. Но Троцкий поддерживал контакты не только с австрийцами. Он по-прежнему был связан с Парвусом. А стало быть, через него, и с немцами, турками, англичанами. И в целом, очевидно, «гонорары» набегали неплохие.

Но до конца он своей роли не выдержал. Пропагандист в нем взял верх над агентом. И в своих статьях он принялся на полную катушку клеймить «руку царизма», идеи панславизма. В его корреспонденциях проявляются явные симпатии Османской империи, он в самых мрачных тонах расписывает «зверства славян». Это вызвало шквал возмущения у читателей «Киевской мысли» — вся русская общественность, наоборот, горячо сочувствовала Балканской лиге. Собирала средства в помощь южным славянам, множество добровольцев ехало воевать в их армиях. И вдруг «Киевская мысль» выдает такие материалы! На статьи Троцкого обрушились и провинциальные, и столичные газеты. Негодование поднялось и в балканских странах, Болгария лишила Льва Давидовича аккредитации, запретила допускать его в прифронтовую полосу. Но этого уже и не требовалось. Война быстро шла к концу. В октябре армии Балканской лиги перешли в наступление, а в ноябре турецкие части были совершенно разгромлены.

Однако внимание спецслужб различных стран было приковано к Балканам не случайно. Потому что, по замыслам Германии, именно эта война должна была перерасти в общеевропейскую. Разбитая Турция обратилась к великим державам с просьбой о посредничестве. Австро-Венгрия тут же объявила мобилизацию и двинула войска к сербской границе. Готовность поддержать ее выразили Германия и Италия (мечтавшая под шумок хапнуть Албанию). Вот тут-то и пригодились антиславянские статьи Троцкого — они перепечатывались австро-германскими газетами для настройки «общественного мнения». А Франция подталкивала Россию выступить на стороне Сербии. Президент Пуанкаре советовал царя занять жесткую позицию, парижская биржа предлагала ему большой военный заем. Но Николай II на крайности не пошел. По его инициативе, которую поддержали англичане, в Лондоне была созвана конференция для мирного урегулирования кризиса. Сербия и Черногория успели занять часть Албании, претендовали на адриатические порты. Австрия и Италия объявили, что это будет означать войну. И Россия повела себя сдержанно, призвала сербов согласиться на уступки. Франция была очень этим разочарована. А Англия, по своему обыкновению, принялась «маклачить», устраивая компромиссы.

Но решающей была позиция вовсе не России или Англии. Как будет дальше развиваться ситуация, определяли Берлин и Вена. Австрия закусила удила, уже ни на какие компромиссы не соглашалась. А Вильгельм II 8 декабря 1912 г. созвал совещание военного руководства. Тема была сформулирована предельно откровенно: «Наилучшее время и метод развертывания войны». По мнению кайзера, начинать надо было немедленно. Сценарий предлагался следующий: Австрия должна предъявить Сербии такие требования, чтобы принять их было невозможно. И чтобы Россия уже не могла не вступиться за сербов. Начнется заваруха, в нее вступит Германия — и нанесет удар по Франции. Начальник германского генштаба Мольтке соглашался, что «большая война неизбежна, и чем раньше она начнется, тем лучше». Но указывал, что надо провести пропагандистскую подготовку: «Следует лучше обеспечить народный характер войны против России». Однако гросс-адмирал Тирпиц возразил, что моряки еще не готовы: «Военно-морской флот был бы заинтересован в том, чтобы передвинуть начало крупномасштабных военных действий на полтора года». В конце концов, с его мнением согласились. А полтора года — это получалось лето 1914-го. И германский МИД направил ноту австрийцам: «Попытка лишения Сербии ее завоеваний означала бы европейскую войну. И потому Австро-Венгрия… не должна играть судьбами Германии». Вена тут же сбавила тон и компромисс был достигнут [178].

Но западные державы опять так перекроили границы балканских государств, что перессорили их. Сербов, черногорцев и греков лишили части приобретений, и они потребовали переделить завоевания болгар. Те отказались. И вчерашние союзники вместе с присоединившимися к ними турками и румынами навалились на Болгарию. Началась вторая балканская война. Троцкий, кстати, опять писал фронтовые корреспонденции. И на этот раз выражал симпатии… болгарам, которых еще недавно поливал грязью. Но в итоге подобная направленность его статей оказалась вполне логичной. Болгария за месяц была разгромлена, запросила мира. Уступила и то, что раньше завоевала, и часть собственных земель. Очень обиделась на Россию, что не помогла ей. А австро-германская агентура подсуетилась, подогревая эти настроения. Берлин и Вена теперь сочувствовали Софии, выражали готовность взять ее под покровительство. И Болгария стала склоняться к переходу в их лагерь.