Военные планы России предусматривали не одну, а сразу две наступательных операции, против Австро-Венгрии и Германии. Но это было самое оптимальное решение. Если направить все силы против австрийцев, немцам только это и требовалось — без помех раздавить Францию, а потом перенацелиться на восток. А если бы наши армии были брошены на Германию, они получили бы мощный удар во фланг и тыл со стороны Австро-Венгрии. Кроме того, подобный вариант обрекал на гибель Сербию. Не только союзники были заинтересованы в русской помощи, но и сама Россия была заинтересована, чтобы выручить их и не остаться в одиночестве против нескольких врагов.
Серьезной проблемой нашей страны были сроки сосредоточения войск — попробуй-ка перевези все полки, разбросанные по бескрайним просторам. Но генштаб нашел весьма мудрый выход: поэтапное развертывание частей. На 15-й день мобилизации на фронте сосредотачивалась 1/3 всех войск. Через 8 дней добавлялась еще 1/3. К 30–40-му дню мобилизации вводилось еще 15–17 %. А потом прибывали войска из Сибири. Германия и Франция все еще использовали примитивную стратегию прошлых веков, а русские впервые применили эшелонирование боевых порядков. Ведь на самом деле вовсе не обязательно давить массой. Для начала операция достаточно лишь части сил, а остальные можно вводить по мере их подхода. Это позволяло маневрировать войсками, наращивать удары в глубину. Поэтому Северо-Западный фронт должен был перейти в наступление на 18-й день мобилизации — 17 августа, а Юго-Западный на 20-й день — 19 августа.
К сожалению, не все военачальники соответствовали возложенным на них задачам. Главнокомандующим Северо-Западного стал 61-летний генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский. В строю он прослужил лишь 3 года, единственный командный опыт — год командовал драгунским полком. Карьеру он сделал в Генштабе, дипломатических миссиях. Перед самой войной стал командовать Варшавским округом, не успел освоиться с этой должностью, и во главе фронта чувствовал себя очень неуверенно.
Силы он получил немалые, на фронте предполагалось развернуть 30 пехотных и 9,5 кавалерийских дивизий, из них к началу наступления — 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских. План действий диктовался самой картой Восточной Пруссии. У побережья располагался мощный Кенигсбергский укрепрайон. Южнее — система Мазурских озер и крепость Летцен. 1-я армия должна была с востока, с рубежа р. Неман наступать в промежуток между этими препятствиями. 2-я армия шла с юга, с рубежа р. Нарев, обходила Мазурские озера и Летцен с другой стороны. Они должны были соединиться у г. Алленштайн, расчленить таким образом вражескую группировку и разгромить ее.
Но в полосе 1-й армии, в Прибалтике, была развитая сеть железных дорог, сюда можно было быстро направить войска из столичного округа. В Польше, в полосе 2-й, с транспортом было хуже, полки подвозились издалека. Срок готовности получался разным, и командование допустило ошибку, приказало армиям открыть боевые действия не синхронно, а по очереди. Кроме того, поступили разведданные, что главные силы немцев собраны в Пруссии, а границу в Польше прикрывает лишь один ландверный корпус. Возник импровизированный план — собрать новую, непредусмотренную группировку, а когда Северо-Западный и Юго-Западный фронты свяжут противника на флангах, ударить прямо на Берлин. Жилинскому идея понравилась. Вместо того, чтобы направлять прибывающие части на усиление 1-й и 2-й армий, из них под Варшавой стали формировать новую, 9-ю армию.
В Восточной Пруссии нашим войскам противостояла 8-я армия фон Притвица, в ней было 4,5 пехотных корпуса и кавалерийская дивизия — 200 тыс. штыков и сабель. Кроме того, в распоряжении Притвица были местные территориальные части — 3 дивизии и 7 бригад ландвера. Русское командование, как и французское, их не учитывало. А ополченцев из ландштурма немцы посадили в крепостях Кенигсберга и Летцена, кадровые гарнизоны вывели и присоединили к полевым войскам.
В итоге получалось, что численным превосходством русские почти не обладали. В двух армиях насчитывалось 254 батальона пехоты, 196 эскадронов конницы, 1140 орудий (из них всего 24 тяжелых), 20–30 аэропланов и 1 дирижабль. У немцев было 199 батальонов, 89 эскадронов, 1044 орудия (из них 188 тяжелых), 36 самолетов и 18 дирижаблей. Впрочем, применявшийся в Первую мировую войну подсчет сил по батальонам к тому времени уже устарел. Основой боя стал не штыковой удар этими самыми батальонами, а огневая мощь. Поэтому правильнее будет оценка по дивизиям, введенная во всех армиях позже. С этой точки зрения русская дивизия, включавшая 16 батальонов, примерно соответствовала по силам германской — из 12 батальонов, но лучше оснащенной артиллерией. У Притвица было 15 пехотных дивизий, а в обеих противостоящих ему армиях — 17,5. Но после того, как часть сил раздергали в 9-ю армию, осталось 13 дивизий. Правда, у русских, был заметный перевес в кавалерии, но в лесах и болотах Восточной Пруссии действовать ей было очень неудобно.
Восточно-Прусская операция
А изначальные планы у немцев тоже нарушились. Директива Мольтке разрешала оставить Пруссию, не принимать бой с превосходящими силами противника и отходить за Вислу. Но… Кенигсберг являлся как бы сердцем империи, местом коронации прусских королей! Здесь была родина большинства генералов, их поместья. Личный состав 8-й армии был, в основном, местным. А с начала войны в Германии развернулась бешеная пропагандистская кампания, русских изображали кровожадными дикарями, всюду расклеивались плакаты с ужасными рожами казаков, призывами «спасти Пруссию от славянских орд». Их читали солдаты, население уповало на них. Как же тут отступать без боя? Да и из Берлина пошли новые указания, что бросать Пруссию все же не стоит. Решение подсказали сотрудники штаба 8-й армии Грюнерт и Гоффман. Они верно определили, что русские армии будут действовать не одновременно, и предложили разбить их по очереди.
Первой должна была выступить 1-я или Неманская армия. Командовал ею генерал от инфантерии Павел Карлович Ренненкампф. Это был умелый и боевой военачальник. Отличился в китайской войне. Будучи начальником штаба Забайкальского округа, сформировал отряд казаков и совершил дерзкий рейд по Маньчжурии. Прошел с боями 500 км, с несколькими казачьими сотнями внезапными налетами брал города, разоружал огромные гарнизоны. Спас тысячи русских рабочих и членов их семей, китайцы приговорили их к смерти, но успели казнить лишь первые партии. Ренненкампф был произведен в генералы, удостоен орденов Св. Георгия IV и III степени. На японской войне он командовал Забайкальской казачьей дивизией и сводным корпусом. Участвовал во многих сражениях, совершал блестящие рейды в тыл врага. Потом, возглавив отряд из 2 дивизий, решительно подавил революционные беспорядки вдоль железной дороги Харбин — Чита (за что его возненавидели либералы).
С 1913 г. Ренненкампф командовал войсками Виленского округа, хорошо знал свои войска и театр предстоящих действий. Армия у него была небольшая, 3 пехотных корпуса, но много конницы — 5,5 дивизии. 14 августа кавдивизия генерала Гурко, совершила разведывательный рейд в Пруссию. Хотя разведать ничего не удалось. Оказалось, что у немцев отработана система оповещения, в ней участвовало все население. То там, то здесь поднимались дымы — жители зажигали кучи соломы, показывая продвижение русских. А мальчишкам 12–14 лет были выданы велосипеды, они служили посыльными. Дивизия неприятелей не встретила — предупрежденные, они уходили. Поймали лишь нескольких солдат-разведчиков, переодетых в крестьянские и женские костюмы. Гурко докладывал, что многих наверняка не поймали: «Нельзя же было задирать юбки каждой женщине в Восточной Пруссии».
17 августа пересекла границу вся 1-я армия. Она двигалась на 60-километровом фронте, на северном крыле — 20-й корпус, южнее — 3-й, еще южнее 4-й. Кавалерия располагалась по флангам. На правом цвет гвардии, корпус Хана Нахичеванского из 4 дивизий. Там же двигалась конная бригада Орнановского. Левый фланг прикрывала группа Гурко из кавдивизии и стрелковой бригады. Но если немцы позаботились о системе оповещения, то разведка у них была поставлена плохо. О реальных русских силах они не знали. Притвиц и впрямь мог ударить первым и сорвать наступление, а то и разбить наши войска, пока они собирались на исходных рубежах. Однако немцы пассивно выжидали, и только после того, как 1-я армия устремилась вперед, начали выдвигаться навстречу.
Против 2-й русской армии был оставлен заслон, 20-й корпус генерала Шольца и ландверные бригады. По расчетам Грюнерта и Гоффмана, этой армии требовалось 6 дней, чтобы изготовиться и дойти до расположения немцев. Значит, за 6 дней нужно было разбить 1-ю армию, а потом перенацелиться на 2-ю. Бой было решено дать в районе г. Гумбиннена в 40 км от границы. На северный фланг направлялся 1-й корпус Франсуа с кавалерийской дивизией, правее его — 17-й Макензена, еще правее — 1-й резервный фон Белова. Но самонадеянный и взбалмошный командир 1-го корпуса Франсуа вздумал проявить себя поярче, возле Гумбиннена не остановился и рванул вперед основных сил, собирался сам атаковать русских. Притвиц слал ему приказы вернуться, он не слушался. Заявлял: «Чем ближе к России, тем меньше опасность для германской территории».
Наши части он обнаружил у городка Шталлупенен в 8 км от границы. 3-й русский корпус опередил остальные. Неприятель не показывался, немецкие деревни были брошены. Командиры успокоились, полки шли колоннами, без разведки и охранения. Для Франсуа это было настоящим подарком, он нацелился во фланг 27-й пехотной дивизии. Причем был убежден, что наносит удар по северному флангу всего русского фронта (хотя правее 27-й шла 25-я дивизия того же корпуса, а еще правее — 20-й корпус). Авангардный Оренбургский полк попал вдруг под шквальный огонь пулеметов, броневиков и 5 артиллерийских батарей, на него обрушилась бригада германской пехоты. Погиб командир полка, подразделения стали откатываться назад.
В штабе 8-й армии узнали, что Франсуа самовольно ввязался в драку, и были в бешенстве, приказывали немедленно отойти. Он заносчиво ответил: «Сообщите генералу фон Притвицу, что генерал Франсуа прекратит бой, когда разобьет русских». Донес о победе, 3 тыс. пленных. Это он в несколько раз преувеличил количество наших раненых, оставшихся на поле боя. Но отступившие русские опомнились от неожиданности и перешли в контратаку. А соседняя 25-я дивизия, о которой Франсуа не подозревал, поспешила на шум сражения и вышла ему во фланг. Взяли Шталлупенен, отбили раненых. Противник поспешно бежал, бросив собственных раненых. Нашим воинам достались 7 немецких орудий, большие обозы.
Обнаружив, что дальнейшая дорога открыта, Ренненкапмф 19 августа отправил в рейд по тылам врага конный корпус Хана Нахичеванского, поставил ему задачу погромить коммуникации. Но замысел сразу скомкался. Немцы узнали о рейде, по железной дороге перебросили наперерез ландверную бригаду. А Хан Нахичеванский вместо того, чтобы обойти ее и как следует прошерстить неприятеля, полез в бой. Ведь это была лейб-гвардия! В ней служили представители самых знатных семей, они с молоком матерей и родословными отцов впитали традиции воинской славы. Разве могли они пройти мимо немцев? На пространстве 10 км четыре дивизии спешились и атаковали в лоб. В полный рост, не пригибаясь, каждый демонстрировал презрение к опасности. Кавалергарды маршировали, как на параде, без выстрелов, командир полка князь Долгоруков возглавил атаку с сигарой в зубах.
Немцы положили их во множестве. А 1-я бригада лейб-гвардии кавалерийской дивизии вообще попала в беду. Она взяла деревню Краупишкен, но противник с 2 орудиями закрепился в соседнем селе Каушен и поливал картечью. Атака на Каушен захлебнулась, а немцы пристрелялись — хоть на месте оставайся, хоть отступай под огнем, будут расстреливать. Чтобы подавить пушки, начальник дивизии Казнаков поднял резерв, 3-й эскадрон Конногвардейского полка. Командир, ротмистр Врангель, был опытным офицером, на японской войне добровольцем командовал казаками. Он понял, что наступать по открытому полю в пешем строю безнадежно. Единственный шанс — попытаться проскочить на скорости. Врангель повел эскадрон в конную атаку. Шквал пуль и картечи выбил всех офицеров, многих солдат, под Врангелем убило коня, но доскакали, артиллеристов порубили и пушки взяли.
Петр Николаевич Врангель первым на этой войне был награжден офицерским орденом Св. Георгия. Зато потрепанный корпус пришлось вместо рейда отводить во второй эшелон, приводить в порядок. Хана Нахичеванского за неумелые действия Ренненкампф отстранил от должности. Но тот был любимцем всей гвардии, офицеры обратились с ходатайством к Верховному Главнокомандующему, и великий князь упросил Ренненкампфа отменить приказ.
Главные силы Притвица ожидали русских на удобной позиции по р. Ангерапп. Но корпус Франсуа оставался несколько впереди, он снова предлагал атаковать. Уверял, что можно обойти северный фланг русского фронта. В это время к Притвицу поступили донесения — 2-я русская армия уже вышла к границе. И к тому же, немцы перехватили шифрованную радиограмму Жилинского. Он нервничал, подумал, что противник бежит перед 1-й армией, оставляет Пруссию без боя, и срывается план окружения. Жилинский приказывал Ренненкампфу остановиться. Подождать, пока 2-я выйдет во вражеские тылы. В штабе Притвица специально имелся профессор математики, он разобрал шифровку. И тут-то занервничали германцы. Оставаясь на позициях, они как раз и попадали в клещи между двух армий! Хочешь не хочешь, а Притвицу пришлось согласиться с идеей Франсуа. Самим нанести удар.
Битва грянула 20 августа на фронте 50 км, от г. Гумбиннен до г. Гольдап. Соотношение сил было не в пользу русских. У них было 6,5 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизий (63,8 тыс. бойцов, 380 орудий, 252 пулемета) против 8,5 пехотных и 1 кавалерийской дивизий немцев (74,5 тыс. чел., 408 легких и 44 тяжелых орудия, 224 пулемета). Вначале схватка завязалась на северном крыле. На рассвете атаковал Франсуа. Он полагал, что наносит удар во фланг 20-го корпуса, хотя ошибался и развернул наступление в лоб. Но был настолько уверен в своем превосходстве, что сразу, без разведки, бросил в бой все силы. Как вспоминал очевидец, немцы шли «густыми цепями, почти колоннами, со знаменами и пением, без достаточного применения к местности, там и сям виднелись гарцующие верхом командиры».
Целый корпус навалился на 28-ю русскую дивизию. А кавалерийскую дивизию с тремя батареями Франсуа послал в обход. Кавкорпус Хана Нахичеванского был отведен в тыл после вчерашнего неудачного рейда, и на фланге осталась только кавбригада Орнановского. В жестоком встречном бою германцы ее отбросили, погромили обозы 28-й дивизии. Но углубиться в наши тылы им не позволили, заставили повернуть назад. А 28-я дивизия отчаянно отбивалась от вражеской пехоты. Немецкий полковник Франц писал: «Русские показали себя как очень серьезный противник. Хорошие по природе солдаты, они были дисциплинированы, имели хорошую боевую подготовку и были хорошо снаряжены. Они храбры, упорны, умело применяются к местности, и мастера в закрытом размещении артиллерии и пулеметов. Особенно же искусны они оказались в полевой фортификации: как по мановению волшебного жезла вырастает ряд расположенных друг за другом окопов».
Участник боя лейтенант Гессле вспоминал: «Перед нами как бы разверзся ад… врага не видно, только огонь тысяч винтовок, пулеметов и артиллерии. Части быстро редеют. Целыми рядами уже лежат убитые. Стоны и крики раздаются по всему полю. Своя артиллерия запаздывает с открытием огня, из пехотных частей посылают настойчивые просьбы о выезде артиллерии на позиции. Несколько батарей выезжают на открытую позицию на высотах, но почти немедленно мы видим, как между орудий рвутся снаряды, зарядные ящики уносятся во все стороны, по полю скачут лошади без всадников. На батареях взлетают в воздух зарядные ящики. Пехота прижата к земле русским огнем… никто не смеет даже приподнять голову».
А вот описание того же боя из уст русского артиллериста: «Утром на 28-ю дивизию обрушился удар германского корпуса… Долго и упорно держалась наша пехота. Отдельных выстрелов слышно не было, казалось, что все кипело в каком-то гигантском котле. Все ближе и ближе, и вот на батарее стали свистеть немецкие пули. Под страшным огнем, наполовину растаявшая и потерявшая почти всех офицеров, медленно отходила 28-я дивизия на линию артиллерии 4-й, 5-й и 6-й батарей. Меньше, чем в версте от батареи тянулось шоссе, и через минуту, насколько хватало глаз, по шоссе хлынула серая волна густых немецких колонн. Батареи открыли огонь, и белая полоса дороги стала серой от массы трупов. Вторая волна людей в остроконечных касках — снова беглый огонь, и снова все легло на шоссе. Тогда до дерзости смело выехала на открытую позицию германская батарея, и в то же время над нашими батареями пролетел немецкий аэроплан с черными крестами. На батареях стоял ад. Немецкая пехота надвигалась на батареи и обходила 4-ю, которая била на картечь, а в ее тылу уже трещал неприятельский пулемет, она погибла. С фронта немецкая пехота подошла к нашей батарее на 500–600 шагов и, стреляя, лежала. Батареи били по противнику лишь редким огнем, ибо уже не было патронов. Понесшие большие потери немцы дальше не пошли».
28-я дивизия потеряла до 60 % личного состава. Впрочем, тут следует сделать пояснение — эти цифры включают не только погибших. В Первую мировую при определении потерь учитывали всех выбывших из строя. В том числе легко раненных, которые вскоре возвращались на службу. Но все равно, урон был очень серьезный. Однако и немцы, сумев всего лишь потеснить русских, заплатили за это слишком дорого. Их соединения поредели, были неспособны больше атаковать. А к полудню на помощь 28-й подтянулась 29-я дивизия, и они перешли в контрнаступление. Германские части перемешались и бросились наутек, Франсуа вообще утратил управление войсками…
Его соседям досталось еще круче. 17-й корпус Макензена, наступавший в центре германских боевых порядков, выдвинулся на исходные рубежи к 8 часам утра. Но русские обнаружили его и открыли огонь первыми. Пехоту прижали к земле и не давали подняться. Рвались зарядные ящики. Войска нашего 3-го корпуса переходили в атаки, теснили неприятелей. Потери Макензена достигли 8 тыс. солдат и 200 офицеров. Во второй половине дня побежала сперва одна рота, бросая оружие, потом другая. Потом целый полк, потом вся 35-я германская дивизия… А офицеры штаба опережали их на машинах — позже оправдывались, что хотели остановить подчиненных. Русские захватили 12 орудий.
Ну а на южном фланге 1-й резервный корпус фон Белова промешкал с выступлением, сбился с маршрута, и вышел на рубеж атаки лишь к полудню. Он встретил плотную и хорошо подготовленную оборону, а вскоре узнал о разгроме Макензена и стал отступать. Ренненкампф поначалу дал команду преследовать врага, но потом отменил. Артиллерия расстреляла боекомплект, тылы отстали. По данным воздушной разведки Ренненкампф знал о рубеже обороны на р. Ангерапп — лезть туда очертя голову, без снарядов, было рискованно. Да и Жилинский приказывал остановиться.
А наутро противник… исчез. Потому что немцы удирали очень резво, некоторые части остановились лишь через 20 км. В штабе 8-й армии царила паника. Выяснилось, что корпуса Франсуа и Макензена потеряли до трети личного состава. А по Пруссии уже двигалась и 2-я русская армия. Притвиц решил отступать за Вислу. Мало того, доносил в ставку, что в Висле из-за жары мало воды, он сомневается, получится ли удержаться на этой реке. В германской ставке его донесения вызвали настоящий шок. В первом же сражении немцы были разбиты! Стало ясно и другое. Отход за Вислу, который раньше, вроде бы, допускался, легко может превратиться в дальнейшее бегство. Замаячил призрак русских армий, идущих на Берлин…
Притвица решили снять, передать 8-ю армию более способному начальнику. Лучшей кандидатурой был Людендорф, герой Льежа. Но… оставалась проблема с его возрастом, происхождением. Вышли из положения, назначив его начальником штаба, а командующего подобрали такого, чтобы не мешал Людендорфу. Им стал 67-летний генерал-полковник Пауль фон Гинденбург, с 1911 г. пребывавший в отставке. Мольтке лихорадочно выискивал, каким образом срочно усилить Восточный фронт? Стратегических резервов у немцев не предусматривалось, а значит, усилить можно было только за счет Западного. И именно за счет ударной группировки, нацеленной на Париж. 23 августа было принято решение направить в Пруссию корпуса, которые освободятся после взятия Намюра, и ряд других соединений…
В 1930 г. Черчилль писал: «Очень немногие слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа». А солдаты и офицеры, одержавшие ее, не знали, что своим героизмом они уже сорвали блестящий план Шлиффена… Кстати, Гумбиннена вы сейчас на картах не найдете. Теперь он называется Гусев — по имени командира батальона капитана С. И. Гусева. А Шталлупенен называется Нестеров — в честь заместителя командира корпуса С. К. Нестерова. Они погибли здесь в другую войну, не в 1914, а в 1945 г. Но какая, собственно, разница? Они тоже были русскими офицерами и сражались, по сути, с тем же врагом.