Зимой 1918/1919 гг. многие считали, что дни большевиков сочтены. Завершилась мировая война, высвободились армии Антанты. Ее эскадры вошли в Черное и Балтийское моря, французские контингенты сосредоточивались в Одессе и Севастополе, англичане заняли Баку и Батуми. Представители Антанты обещали Деникину и Краснову, что скоро к ним прибудут войска, оружие, снаряжение. Но… на самом деле ничего этого не последовало. Западные правительства отнюдь не собирались спасать Россию. Они вдруг принялись заигрывать с украинскими, польскими, прибалтийскими, кавказскими сепаратистами. А интервенция ограничилась портовыми городами. Вглубь России британские и французские контингенты не двинулись.
Советское руководство получило возможность беспрепятственно сосредоточить свои силы против белогвардейцев. Особенно тревожная ситуация сложилась на Дону. Уход немцев с Украины открыл казачьи земли с запада. Линия фронта увеличилась на 600 км. Войско Донское обкладывали с разных сторон четыре красные армии общей численностью 124 тыс. штыков и сабель. У казаков было в строю 38 тыс. Теперь им приходилось растягивать фронт, затыкать дыры. Зима выдалась суровая, метели засыпали неглубокие окопы. Добавился тиф, косил казаков похлеще пуль и снарядов. Они держались из последних сил. Большинство из них воевало уже с 1914 г. Они очень устали. Раз за разом отражали советские наступления. Но большевики переформировывали и бросали на Дон новые дивизии, а казаков сменить было некому.
Надвигалась катастрофа. Атаман Краснов обращался к Деникину, направил посольство в Румынию — в штаб войск Антанты, просил помощи. От Деникина прибыли отряды добровольцев, но небольшие — на Северном Кавказе красные тоже начали наступление. От англичан на Дон приехал генерал Пуль, от французов — капитаны Фукэ и Бертелло. Краснов молил прислать оружие и воинские контингенты. Даже не на фронт — а разместить их в тыловых городах, прикрыть Дон со стороны Донбасса.
Пуль, прежде командовавший экспедиционным корпусом в Архангельске и разбиравшийся в русских делах, согласился, что помощь требуется экстренная. Послал приказ в Батуми расположенной там британской бригаде срочно перебазироваться на Дон. Телеграфировал в Лондон, прося ускорить посылку транспорта с оружием. А сам выехал в Англию, чтобы лично хлопотать о поддержке Дона. В свою очередь, Фукэ и Бертелло пообещали, что французские войска из Одессы выступят на Харьков, отвлекут красных.
Однако Пуль в Лондоне был снят с должности. Ему откровенно сказали, что Англии нужны друзья Англии, а не России. Батумская бригада даже не успела погрузиться на пароходы, приказ ей отменили. Тем временем Краснов уговаривал казаков продержаться еще немножко. Обнадеживал скорой подмогой. Когда в Таганрог приехала группа французских и английских офицеров — просто так, из любопытства, атаман пригласил их быть гостями, возил по станицам: вот, мол, союзники уже здесь! На банкетах пьяные иностранцы не стеснялись в обещаниях. Казаки верили, воодушевлялись.
Но… вместо подмоги на Дон снова приехал французский капитан Фукэ с «чрезвычайными полномочиями» от главнокомандующего, маршала Франше д’Эспере. Выставил вдруг требования, чтобы казачье войско признало над собой «высшую власть» Франции «в военном, политическом, административном и внутреннем отношении», чтобы атаман отныне действовал только «с ведома капитана Фукэ». Краснов и донское правительство ошалели. Как это? Признать над собой власть Франции и подчиняться какому-то капитану? Ответили, что таких требований принять не могут. Впрочем, и никакой помощью от французов даже не пахло.
А между тем на фронте появились агитаторы Троцкого, бойкие молодые люди. Внушали: Антанта не поможет, вы одни. Вам ли сражаться против всей России? Давайте мириться! Вы тоже труженики, вот и будем жить дружно. Вы у себя на Дону, мы у себя. Уставшие казаки поверили. Несколько полков бросили фронт, пошли по станицам встречать Рождество. На праздниках тоже вынырнули бойкие молодые люди, причем с большими суммами денег. Молодые щеголеватые наглецы в кожанках швыряли пачки денег на водку, выставляли ее ведрами. И станичники поддались, признали советскую власть. Красные дивизии вступили на Дон, казаки встречали их хлебом-солью. Но получили в ответ кровавый кошмар…
Готовился он заблаговременно. Если Свердлов и Петерс в октябре занялись реорганизацией ЧК, то и Троцкий 14 октября 1918 г. учредил собственные карательные органы, Реввоентрибуналы. Подчинялись они РВС Республики, то бишь самому Льву Давидовичу. Только пусть вас не введет в заблуждение название. Еще в ноябре 1917 г. были созданы Ревтрибуналы — упрощенные, жестокие, но все же судебные органы. А Реввоентрибуналы являлись не судебными органами, а особыми подразделениями, отлично вооруженными вплоть до пулеметов и состоявшими в основном из «интернационалистов». А предназначались они специально для массовых расправ.
На Тереке геноцид казаков начался еще осенью 1918 г. Здесь на казаков натравили чеченцев и ингушей. Для станиц Тарской, Сунженской, Ахкиюртовской была устроена поголовная депортация. По сути, в никуда. Многих при переселении просто вырезали. Но остальные казачьи области были большевикам еще не подвластны… Теперь, в ходе зимнего наступления, красным войскам удалось прорваться на Урал, в Оренбуржье. А Дон сам принял их, добровольно… Но на юге Троцкий загодя сосредоточил свои Реввоентрибуналы. На стороне красных воевал прославленный командир корпуса казак Миронов — его удалили, перевели на Западный фронт. Убрали и донские полки, перешедшие на сторону большевиков. Их грузили в вагоны и отправляли на Урал.
В январе 1919 г. Свердлов провел в Москве совещание начальников политотделов фронтов, где согласовывались детали предстоящей акции. А 24 января вышла директива Оргбюро ЦК за подписью Свердлова:
«Последние события на различных фронтах и в казачьих районах, наши продвижения вглубь казачьих войск заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их работы в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления.
1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, провести беспощадный массовый террор ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с советской властью. К среднему казачеству необходимо применить все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против советской власти.
2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам…» Предписывалось также «провести… в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли».
Подчеркнем несколько особенностей. Никакого Оргбюро ЦК в то время не существовало! Это было второе название Секретариата, кадрового и канцелярского органа при ЦК. Решать политические вопросы он не имел права. Но директива Секретариата (то есть Свердлова) была издана от имени всего ЦК! В ней так и говорилось: «ЦК постановляет…»! Словом, документ был более чем сомнительным. Однако кампания была уже подготовлена, директива дала ей старт.
Главнокомандующий вооруженными силами Республики Вацетис писал о казаках: «Это своего рода зоологическая среда, и не более того. Стомиллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственности не имеет здесь права на какое-то великодушие. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции… Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море…» Троцкий ввел в обиход термин — «устроить карфаген» казачеству.
А член Донревкома Рейнгольд докладывал Ленину: «Мы бросили вызов казакам, начав массовое их физическое истребление. Это называлось расказачиванием; этим мы надеялись оздоровить Дон, сделать его если не советским, то покорным и послушным советской власти… Бесспорно, принципиальный наш взгляд на казаков как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически…»
Запрещалось само слово «казак», ношение традиционной формы. За нарушение — расстрел. Станицы переименовывали в волости, хутора — в села. Часть донских земель вычленялась в состав Воронежской и Саратовской губерний, подлежала заселению крестьянами. Во главе станиц ставили комиссаров, как правило, из «инородцев» — евреев, немцев, венгров. У казаков изымали любое оружие, облагали крупной контрибуцией. Отбирали продовольствие и скот, по сути, обрекая людей на голодную смерть.
Одновременно покатились и расправы. Террор к казакам, принимавшим участие в борьбе с советской властью? А кто не принимал, если на Дону была всеобщая мобилизация от 19 до 52 лет? Если кто-то скрылся или отступил с белыми — казнили семью. «Изъять» жандармов? Хватали стариков, служивших при царе, в 1905 г. Кое-где начали освобождать землю для крестьян-переселенцев. Казаков выгоняли в зимнюю степь. На погибель.
О том, что творилось на Дону, красноречиво рассказал в своем романе Михаил Александрович Шолохов. В 1931 г. он писал Горькому: «Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествующую восстанию, причем сознательно упустил факты, служившие непосредственной причиной восстания, например бессудный расстрел в Мигулинской 62 казаков-стариков или расстрелы в Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных в течение 6 дней достигло 400 с лишним человек».
Очевидцы рассказывали: «Смертные приговоры сыпались пачками. Расстрелы производились часто днем на глазах у всей станицы по 30–40 человек сразу, причем осужденных с издевательствами, с гиканьем и криками вели к месту расстрела. На месте расстрела осужденных раздевали догола, и все это на глазах у жителей. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать». «Беззаконным реквизициям и конфискациям счет нужно вести сотнями тысяч. Население стонало от насилий и надругательств. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса…»
В Урюпинской казнили по 60–80 человек в день. В Вешенском соборе устроили позорное «венчание» 80-летнего священника с кобылой. В Боковской комиссар убивал ради развлечения тех, кто обратил на себя его внимание. В Морозовской комиссар Богуславский тоже убивал людей собственноручно. Позже в его дворе нашли 50 зарытых трупов, а за станицей еще 150 — мужчин, женщин, детей. Многие из них были зарезаны, носили следы истязаний, изнасилований. Прямое участие в расправах принимал Якир, содержавший собственный карательный отряд из 530 китайцев (уничтожил 8 тыс. человек). Прославилась садизмом еще одна политработница, Розалия Залкинд (Землячка), любившая присутствовать при казнях.
Но перебить всех казаков было трудно, и наряду с казнями предусматривались другие меры. Член РВС Сокольников (Бриллиант) требовал направлять казаков на каторжные работы и предписывал «немедленно приступить к постройке и оборудованию концентрационных лагерей». Его коллега Сырцов телеграфировал в Вешенскую: «Приготовьте этапные пункты для отправки на принудительные работы в Воронежскую губернию, Павловск и другие места всего мужского населения в возрасте от 18 до 55 лет включительно… За каждого сбежавшего расстреливать пятерых».
Но если геноцид на Дону более-менее известен нам по страницам «Тихого Дона», то надо учитывать — он проводился во всех казачьих областях. На Урале зверствовали подручные Свердлова Г. И. Петровский и Шая Голощекин. Петровский писал: «С казачеством нужно покончить… Советская власть должна поставить в порядок дня политику репрессий по отношению к казачеству, политику экономического и, как подсобного ему, красного террора». Разрабатывал планы массовых депортаций и расчленения Уральской области, часть отдали соседним губерниям, часть — в состав «киргизской степи». Уже позже уполномоченный Ружейников, прибывший из Москвы в Уральск для исправления «перегибов», выпустил из тюрем 2 тыс. казаков как невинно арестованных. А скольких не выпустил? И сколько уже лежало в земле? Геноцид обрушился и на Оренбургское, Астраханское казачества. Даже на казачьи части, сражавшиеся на стороне красных! Когда Деникин в зимних боях разгромил 11-ю советскую армию, единственным боеспособным соединением, отступившим в порядке, была кубанская бригада Кочубея. В Астрахани ее под предлогом «анархии» разоружили, многих арестовали. Кочубея хотели расстрелять, он сбежал в степи и погиб.
С точки зрения обычной логики (даже и логики «классовой борьбы»), кампания геноцида была иррациональной. Настолько же иррациональной, как цареубийство, как истребление русской интеллигенции в мясорубке «красного террора». Ведь речь шла не о подавлении сопротивления, не о карах противников! Наоборот, расправа обрушилась на тех казаков, которые уже признали советскую власть. Они могли обеспечить тыловое снабжение для красных частей, воюющих с Деникиным и Колчаком. А кто-то из казаков готов был драться на стороне красных… За что же и по какой причине было решено их истребить? Некоторые писаки, стараясь объяснить это, даже придумали легенду — дескать, молодого Яшу Свердлова в 1905 г. поймали казаки и хотели повесить, вот Свердлов и затаил к ним ненависть. Хотя такого случая никогда не было. Да и сам Яков Михайлович был лишь одним из многих организаторов.
Нет, мощнейшую кампанию против казачества развернули вовсе не из-за того, что оно было «реакционной» силой, не в отместку за то, что оно подавляло революцию 1905 г. Это были лишь предлоги. Ведь во время гражданской войны и казачество оказалось расколотым, заражалось местными разновидностями большевизма, сепаратизма, либерализма. Даже Советы изначально назывались Советами рабочих, крестьянских и казачьих депутатов… Но казаки были той силой, которая в свое время создавала великую Россию. Пояс казачьих областей по границам страны «скреплял» ее, препятствовал ее расчленению и распаду — и оставался стабилизирующим фактором, даже несмотря на возникшие теории «казачьего сепаратизма». Казаки консервативно поддерживали свои традиции и уклад, их было практически невозможно переделать в послушное орудие «интернационалистов». Наконец, они всегда называли и считали себя «воинами Христовыми». То есть в схемы нового народа и нового государства совершенно не вписывались. Вывод следовал — уничтожить.
Но в данном случае авторы просчитались. Ошалелую интеллигенцию они гнали на бойни, как баранов. Стихийные мятежи крестьян и голодные бунты рабочих довольно легко подавляли. Но казаки-то были прирожденными и опытными воинами. Привычными к спайке, умеющими быстро сорганизоваться. Их терпения хватило всего на месяц, пока они не поняли, что их на самом деле намереваются извести под корень. Пожар занялся сразу в нескольких местах. В станице Еланской, когда 20 карателей захватили очередную партию жертв, поднялся Красноярский хутор. Казак Атланов собрал 15 человек с двумя винтовками — пошли шашками и плетками отбивать арестованных. В Казанской, когда на один из хуторов приехали 25 трибунальцев с пулеметом проводить «карфаген», тоже восстали. Пошла цепная реакция. Сотник Егоров поднял по казачьему сполоху 2 тыс. человек…
В качестве агитационных материалов повстанцы распространяли найденные у убитых комиссаров ту самую, свердловскую директиву о геноциде и телеграмму члена РВС Южного фронта Колегаева во исполнение директивы. Мятеж разливался стремительно, охватил станицы Казанскую, Еланскую, Вешенскую, Мигулинскую, Шумилинскую, Мешковскую, Усть-Хоперскую, Каргинскую, Боковскую. Казаки самостоятельно формировали сотни и полки, выбирали командиров. Выдвинули лозунг: «За советскую власть, но против коммуны, расстрелов и грабежей». У повстанцев не было оружия, боеприпасов — почти все сдали. Но доставали припрятанные дедовские шашки, ковали пики и кидались в атаки с холодным оружием. Отливали картечь и пули из оловянной посуды, из свинцовых решет веялок. Для нескольких захваченных пушек вытачивали стаканы снарядов из дуба на токарном станке. И гнали, громили палачей.
В это же время восстало Уральское казачество. Разумеется, не сговариваясь с Донским. Но действовали одни и те же закономерности, вели к одному и тому же результату. Восстали и оренбургские казаки. Поднялись терские, активно поддержали Деникина.
16 марта 1919 г., в день смерти Свердлова, ЦК большевиков сразу же отменил директиву о геноциде. Но он продолжался! Теперь под предлогом подавления мятежа. Якир приказывал: «…Полное уничтожение поднявших восстание, расстрел на месте всех, имеющих оружие, 50-процентное уничтожение мужского населения. Никаких переговоров с восставшими быть не должно». Впрочем, и Ленин не собирался давать казакам реальных послаблений. Вот его телеграммы. Сокольникову, 20 апреля 1919 г.: «Верх безобразия, что подавление восстания казаков затянулось». Ему же, 24 апреля: «Если Вы абсолютно уверены, что нет сил для свирепой и беспощадной расправы, то телеграфируйте немедленно. Нельзя ли обещать амнистию и этой ценой разоружить? Посылаем еще двое командных курсов». 25 апреля, Склянскому: «Надо сговориться с Дзержинским о том, чтобы он дал самых энергичных людей, и не послать ли еще военные силы? Еще надо, если там плохо, пойти на хитрость». 6 мая, в РВС Южфронта: «Происшествие с подавлением восстания прямо-таки возмутительно. Необходимо принять самые энергичные и решительные меры и вырвать с корнем медлительность. Не послать ли еще добавочные силы чекистов?» 15 мая, Луначарскому: «Двиньте энергичное массовое переселение на Дон из неземледельческих мест для занятия хуторов. Курсантов тоже пошлем».
Рано или поздно казачье восстание на Дону было обречено. Но руководство «Вешенской республики» направило гонцов к донскому атаману Богаевскому, сменившему на этом посту Краснова, — с просьбой о помощи. Повстанцы продолжали отчаянно отбиваться. Изрубили несколько большевистских частей. А Сердобский красный полк и часть Федосеевского перешли на сторону казаков. Против них собирались все более крупные силы, 40 тыс. штыков и сабель с огромным количеством артиллерии и пулеметов. 22 мая началось отступление повстанцев. Операцию взял под личный контроль Троцкий. В приказе № 100 от 25.05.19 г. он писал: «Солдаты, командиры и комиссары карательных войск!..Гнезда бесчестных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены. Никакой пощады к станицам, которые будут оказывать сопротивление… Против помощников Колчака и Деникина — свинец, сталь и огонь!..» Каратели оставляли за собой пустыню. Специальные отряды факельщиков жгли хутора и станицы, население истреблялось.
Казаки уходили за Дон, где заняли последнюю линию обороны. На 8 орудий оставалось 5 снарядов. Из каждой сотни выделялось 1–2 стрелка, которых снабжали патронами. Стрелять разрешалось только при попытках врага форсировать Дон. А красные, заняв правый берег, засыпали повстанческие лагеря снарядами и пулями. Но положение уже менялось. Воспользовавшись отвлечением советских сил против вешенцев, деникинцы разгромили в Сальских степях 10-ю красную армию, в Донбассе — 13-ю. Фронт затрещал. И только тогда Ленин спохватился, заговорил вдруг о мелких уступках! 3 июня он писал в РВС Южфронта: «Обращаем внимание на необходимость быть особенно осторожными в ломке таких бытовых мелочей (речь идет о лампасах, словах «станица», «казак». — Прим. авт.), совершенно не имеющих значения в общей политике и вместе с тем раздражающих население. Держите твердо курс в основных вопросах и идите навстречу, делайте поблажку в привычных населению архаических пережитках». Но при этом снова телеграфировал Сокольникову: «Всеми силами ускоряйте ликвидацию восстания…»
Поздно. Деникинцы наступали на Харьков и Царицын. А Донская армия Быкадорова прорвала фронт на Северском Донце и соединилась с повстанцами. Силясь выправить положение, Троцкий вернул с Западного фронта Миронова, поставив ему задачу провести в Усть-Медведицком и Хоперском округах поголовную мобилизацию, чтобы «не дать казаков Деникину». Не тут-то было. После всего, что произошло, даже к Миронову донцы не шли. Южный фронт рухнул…
Аналогичные явления происходили не только на Дону. Сравните первые и последние главы романа Фурманова «Чапаев». Там и тут бои идут в одних местах — Сломихинская, Лбищенск. Но вы увидите колоссальную разницу. В начале книги — «обычная» война. И отношения с местным населением довольно терпимые, даже изнасилованная казачка прощает обидчика, чтоб его не расстреляли. В конце — совсем другое. Наступление идет уже после геноцида и носит карательный характер, чего не скрывает и Фурманов: «Казацкие войска не гнать надо, не ждать надо, когда произойдет у них разложение, не станицы у них отнимать одна за другою», главная задача — «уничтожение живой неприятельской силы». Но и ответная борьба развернулась с крайним ожесточением: горящая степь, вырезанные обозы, блуждающие в степи зловещие огни мстителей, казачки сыплют яд в пищу красноармейцев, погибая при этом сами. Измотав большевиков степной войной, уральцы погнали их прочь, а отряд из 300 казаков налетел ночью на Лбищенск, уничтожив Чапаева с его штабом…
В итоге для советской власти кампания геноцида принесла только вред. Победы на всех фронтах оборвались. Вместо того чтобы добить белогвардейцев, войска разворачивались на восставших казаков. Оправились от поражений и перешли в наступление Колчак, Деникин… Впрочем, круги международной «закулисы», стоявшие за Свердловым и Троцким, подобный поворот тоже устраивал. Вместо завершения гражданской войны в России стал раскручиваться новый ее виток. Лились новые моря крови.
Рецидив казачьего геноцида последовал в 1920 г., когда от белогвардейцев удалось очистить Северный Кавказ. Здесь большевики объявили своей опорой «революционных» горцев, были созданы Горская и Дагестанская автономные республики. Им передали значительную часть казачьих земель. 11 станиц постановили вообще упразднить, район Владикавказа предназначался для заселения ингушами, 70 тыс. казаков подлежали депортации. Их выгнали из родных хат и под конвоем повели на север. Но «упростили» проблему, чего с беженцами возиться? По пути каратели и «революционные» ингуши набросились на беззащитные колонны, принялись рубить и резать, ударили пулеметы. Дорога на Беслан была завалена трупами. Всего в ходе депортации было уничтожено 35 тыс. казаков, казачек, детей.
Но и распропагандированного улучшения хозяйства горцев не произошло. Потому что в «очищенные» станицы они не переселялись. Предпочитали оставаться там, где привыкли жить. Наезжали выломать что-нибудь из брошенных домов. Или пограбить казачьи селения, которые не были выселены. Казаки жаловались: «Разрушаются здания, инвентарь, рамы, стекла и проч. увозятся в аулы, портятся фруктовые деревья. Сельскохозяйственный инвентарь разбросан, изломан, ржавеет и гниет… Русское население обезоружено и к физическому отпору и самосохранению бессильно. Аулы, наоборот, переполнены оружием, каждый житель, даже подростки 12–13 лет вооружены с ног до головы, имея револьверы и винтовки. Таким образом получается, что в Советской России две части населения поставлены в разные условия в ущерб одна другой, что явно несправедливо».
Спрашивается, кому это было нужно? И зачем? Конечно же, не для строительства «земного рая».