Как ни удивительно, предвзятые взгляды ученых препятствуют не только объективному изучению славянской государственности, а даже и славянского язычества. И появляются утверждения, что наши предки поклонялись только примитивным «племенным богам», а единой славянской религии «никогда не существовало, поскольку славяне в дохристианское время не имели единого государства» [17]. Простите, но у древних греков единого государства тоже никогда не существовало, как и у германцев, кельтов, индусов. И почему-то никто не осмеливается отрицать наличие у них развитых религий. Хотя и у них в разных местностях выделялись «свои» божества-покровители. У тех же элинов в одних городах большей популярностью пользовалась Афина, в других — Посейдон, Артемида. И пантеон со временем менялся, дополняясь за счет фракийских, малоазиатские богов.

То же самое было в индуизме, родившемся на основе ведической индоарийской религии, вобравшей в себя культы покоренных и ассимилированных народов. В нем параллельно существуют множество школ, отличающихся и по учениям, и по обрядам — шиваиты, вишнуиты, кришнаиты, шактисты, тантристы, почитетели местных культов. Но тем не менее все исследователи согласны, что «несмотря на расхождения и различия разных течений, сект, направлений и взглядов, единство индуизма неоспоримо» [6]. Все это применимо и к религии древних славян. И, кстати, попытки исследовать ее путем отыскания прямых аналогов между русскими и греко-римскими божествами оказываются обречены на провал. Потому что верования Руси и античного Средиземноморья принципиально отличались.

На разных ступенях этногенеза славянские народы формировались из различных субстратов. А при этом из различных «слоев» формировалась и их религия. И самый мощный слой оказывается родственным как раз ранним формам индуизма, ведической религии древних ариев. Славянский и индийский пантеоны практически идентичны. Так, одним из главных ведических богов был Индра. Он хорошо известен и у славян, неоднократно упоминается в «Велесовой книге»: «Ибо Индра пребудет вовек тем самым Индрой, который с Перуном все брани начинает» (II 6 г), «и Индра шел за нами, как шел за отцами нашими на ромеев в Трояновой земле» (II 7в). Его образ сохранился даже в христианские времена в сказаниях калик перехожих, где он трансформировался в «Индрик-зверя», владыку царства зверей, который «ходит по поднебесью» и служит помощником Бога — например, прокладывая реки при сотворении мира. Когда он разыграется, «вся Вселенная всколыхается», а живет он «у святой горы» — у индусов Индра жил на священной горе Меру. Имя «Индра» до сих пор бытует у западных славян.

А индийский Варуна — это Перун (хотя иногда считают, что Перун — это Парджанья, бог грозы. Но скорее, он вобрал в себя черты обоих, и верховного божества, блюстителя мирового порядка Варуны, и Парджаньи). Таких параллелей можно привести еще множество. Индийский Агни — это Огнебог-Семаргл, индийская богиня плодородия Сита — славянская Жита. И у индусов, и у праславян солнечным богом был Сурья (отсюда и Сурож). Хмельной напиток из забродившего на солнце меда назывался сурицей — а индийскую богиню вина звали Сури.

Сварог — индийский Брахма, его имя соответствует другому имени Брахмы — Сваямбху («Самосущий»). Впрочем, в ведической религии ариев бога-творца Брахму тоже звали иначе — Дьяус, что у разных народов трансформировалось в «Зевс», «Деус» или «Теос», т. е. просто «Бог», а у славян запечатлелось в именах Сварога — «Див» или «Дий». Дочь (а по некоторым версиям и жена) Брахмы, богиня мудрости Сарасвати — славянская Матерь Сва. Но в индуизме существует и понятие «брахман» — мировой дух. У славян термином «рахман» обозначались души умерших предков, и в некоторых местностях на Украине день поминовения усопших называли «рахман велыкдэнь» [106].

Славянская Дива, Дева, Девонна, Дзевана— индийская Дэви или разные ее ипостаси. Богиня любви и брака Лада (в Прибалтике — Лайма) — это Лакшми. Индийская Мара, богиня смерти — Марена, она же Мармора. А Мокошь, прядущая нить судьбы и одновременно покровительствующая рукодельницам, родственна индийскому понятию «Мокша» — связи со «Всеобщей душой». Дажьбог — это Дакша, воплощение энергии и производящих сил, а Свентовит — Савитар или Шива (Сива). Кстати, Шива является сложным божеством, и Шакти, женская производительная энергия, также считается одной из его сущностей, как бы неотъемлемой половиной. А у славян соответствующая богиня сохранила даже имя Шивы — Жива. Сохранилось несколько ее изображений в виде молодой обнаженной женщины с ниспадающими до колен волосами, с яблоком и колосьями в руках, а у южных славян — с гроздью винограда. Божественная природа Шивы, заложенная в каждом живом существе, в индуизме называется «шиватва» — сравните с древнерусским понятием «живот». А понятие «душа» у индусов носит имя «джива».

Среди славянских божеств в «Велесовой книге» есть имя Вышень, у болгар оно же известно как «Вишна» — и разумеется, соответствует Вишну. А славянский Крышень — Кришна. У славян Крышень и Коляда — братья, разделившие смерть и бессмертие, то есть греческие Кастор и Полидевк. А в индуизме Коляда или Полидевк — это Баладева, брат Кришны. Но надо помнить, что у разных народов роль и функции богов со сходными или одинаковыми именами могли существенно различаться. Так, греческий Геракл был совсем не однозначен этрускскому Херкле. У минойцев и фракийцев Дионис являлся одним из верховных богов, а у греков занял «должность» бога вина. Функции небожителей могли и трансформироваться со временем. Например, те же Вишну и Кришна были в ранней ведической религии второстепенными божествами. И в пантеоне славян они тоже не занимали заметного положения.

Однако параллели между индуизмом и русскими верованиями не ограничиваются именами богов. Небесная обитель богов у славян называлась Сварга. У индусов точно так же называется рай Индры. Символ солнечного круговорота получил у индусов название «свастика» — а у прибалтийских славян известно божество Свайкстикс, отвечавшее за солнечный круговорот. И атрибутом его был тот же знак свастики. Разгульные народные праздники индуистов, посвященные любовным игрищам Кришны с пастушками, называются «расалила» — и по звучанию, и по сути соответствуя славянским русалиям.

Наши русалки — индийские аспараси, девы небесных и земных вод, которые любят вводить людей в смущение, купаясь при них нагишом, или соблазнять мужчин, являясь им в свете луны. А индийские веталы — вилы западных славян. (У восточных они стали называться тюркским словом «убур» — «упырь», а уже у венгров это слово стало произноситься как «вампир»). Иван-царевич в сказках сражается со Змеем-Горынычем на Калиновом мосту, а Кришна побивает стоглавого змея на реке Калинди. Ну а наша с вами «родная» Баба Яга произошла от йогини — колдуний и жриц богини Кали, приносивших ей человеческие жертвы.

В «Стихе о Голубиной книге», записанном исследователями русского фольклора в XIX в., излагается легенда о сотворении мира: говорится, что белый свет взялся от Бога, солнце — от Его лица, луна — от груди, зори — из очей, ветры — от Духа Святого, а мир создан от Адама, камни из его костей, земля из плоти, из Адама сотворены и люди — причем цари из головы, а крестьяне из колена. Несмотря на использование христианской терминологии, сюжет этот очень древний, и в точности соответствует гимну «Пурушасукта» из «Ригведы», где описывается сотворение мира и людей из различных частей тела первочеловека Пуруши, из уст которого были созданы брамины, из рук — воины-кшатрии, из бедер — крестьяне-вайшьи, а из ступней — слуги-шудры.

Славянская религия включала в себя и очень сложные философские концепции. Например, Триглав — триединство Сварога, Перуна и Свентовита, соответствовал индийскому Тримурти — соединению в Едином Боге различных его сущностей, Брахмы, Вишну и Шивы (т. е. Отца, Сына и Духа, хотя, конечно, по толкованию и пониманию это триединство во многом отличалось от христианской Троицы). Да, славяне знали концепцию Единого Бога. Представляя ее примерно так же, как во многих школах индуизма или зороастризма, где различные божества являются проявлениями единого Ахурамазды. «Велесова книга», осуждая примитивное идолопоклонство, говорит: «А еще блудят иные, которые улещают богов, разделив их в Сварге. Извержены они будут из рода, как не имеющие богов. Разве Вышень, и Сварог, и иные суть множество? Ибо Бог есть един и множествен, и пусть никто не разделяет того множества и не речет, якобы имеем богов многих» (III 30). Или «Едины есть Хоре и Перун, Яр, Купала, Лада, Дажьбог» (8). Это согласуется и с описанием славянских верований у Прокопия Кесарийского, которые часто воспринимаются как противоречивые — с одной стороны, «они почитают реки, и нимф, и другие божества», а с другой стороны — «они считают, что только один Бог, творец молний, является владыкой над всеми». У славян существовали и понятия о диалектическом единстве «трех миров» — Прави, Яви и Нави, то бишь духовного, физического и астрального планов (III 19).

Но арийская основа религии славян, родственная ведическому индуизму, на разных исторических этапах вбирала в себя те или иные добавки. Например, близкие малоазиатскому и фракийскому культу Диониса, пришедшему от пеласгов. В этом культе исследователи находят много «славянских» черт. Его мать звали Семела (Semela) — это имя легко читается как «Земля». А воспитывала его, согласно мифам, великая богиня-мать Кибела. Она же — славянская Купала. Сам же Дионис, по-видимому, совместился с культом Дажьбога, оба они были умирающим и воскресающими божествами.

При формировании славянских этносов они вобрали в себя значительную кельтскую составляющую. И в их религии четко прослеживается «слой», соответствующий верованиям кельтов. Так, кельтский Бел или Беленое — это балтский Велс, славянский Велес, покровитель мудрости, поэзии и скотоводства. Как уже отмечалось, кельтского бога смерти звали Смертиус, а соответствующую богиню — Росмерта. Параллели очевидны. Юлий Цезарь писал о непонятном римлянам божестве по имени Дит Патар — «отец богов». А в «Велесовой книге» упоминается Патар Дий (III 19) — видимо, одно из культовых имен Сварога.

В кельтской мифологии фигурирует Жиль де Кэр, лошадь которого отвозит людей в загробный мир. А в «Слове о полку Игореве» Жля и Карна поскакали по земле за душами погибших. Хотя в принципе, ведь и кельты, германцы, фракийцы были арийцами. Поэтому можно отметить и параллели, общие для многих народов. Например, Дажьбог, он же индийский Дакша — это кельтский Дагда («Добрый бог»). Индо-славянская Мара-Марена — грозная кельтская Морриган. Варуна-Перун — это Таранис (германский Тор). А Кибела-Купала — индийская Кали, одна из ипостасей богини-матери, но одновременно опасная владычица темных сил.

Прослеживается в славянской религии и значительный «слой», пришедший из скифо-сарматского митраизма. Отсюда в славянский пантеон перекочевал солнечный Хоре — одно из воплощений Митры (правильнее — Михры). Хоре или Хуршад — туранский бог, он считался главным у жителей домусульманского Хорезма, и туранцев-солнцепоклонников называли «хорсарами». У славян он занял место прежнего солнечного божества Сурьи и частично совместился с ним (в «Велесовой книге» он назван «Хорсом златорунным, коловращающим Сурью» (II 12). Огнебог принял свое второе имя «Семаргл» от птицы Симург, соответствующей тому же божеству. А в имени Свентовита узнается иранский Спента-Майнью («Святой Дух»). Само слово «небо» произошло от иранского «небах». На славянских вышивках часто обнаруживается образ богини-матери, изображенной в чисто парфянской манере, с двумя символами свастики вверху, а по бокам размещены кони, олени или пантеры.

Концепции митраизма и зороастризма нашли отражение в славянских верованиях о борьбе сил добра и зла, Белобога и Чернобога. Так, об обрядах пития сурицы «Велесова книга» сообщает: «И мы пьем ее во славу божью… И если иной не удержит своего естества в этот раз и скажет безумное, то это от Чернобога, а другой получит радость — и это от Белобога» (III 22). Белобог — одно из культовых имен Дажьбога. А настоящее имя Чернобога осталось нам неизвестным. Скорее всего, оно было табуировано, и вслух его предпочитали не поминать, заменяя словом «Кащей» — «раб». Потому что так же, как в митраизме и зороастризме, воплощение зла считалось побежденным и скованным. Предполагалось, что где-то в будущем этот бог вырвется на свободу, после чего будет побежден окончательно. Поэтому в сказках Кащей Бессмертный (то есть божество, эпитет «бессмертный» отделяет его от обычных кащеев-рабов) предстает скованным цепями где-то на краю земли, а освобождается после нарушения тех или иных запретов. У западных славян зафиксирован и самостоятельный культ поклонения Чернобогу, но лишь в единичном случае. Может быть, он возник под влиянием манихейских и сатанистских учений, распространявшихся из Италии.

Загробных миров, по представлениям славян, было несколько. Один — «Сварожьи луга», светлый Ирий, счастливая страна с цветущими деревьями, богатыми стадами и полями, реками, полными рыбой. Второй — сумрачная Навь, царство Марены. Германцы тоже верили в светлую Валгаллу, где пируют воины, принятые в дружину Одина, и в мрачную страну Нифльхейм. Однако славяне, в отличие от германцев, считали, что в рай попадают не только герои, но и все, прожившие честно («Велесова книга», II 7е, I 96, I 36). А воинам, павшим на поле боя, Перуница дает выпить живую воду, они на белом коне едут прямо в Сваргу, обитель богов, и получают «чин в храбром войске Перуна» (I 8а, III 26). Поэтому смерть не воспринималась как трагедия. Похороны сопровождались обильным пиром — стравой, и тризной — воинскими спортивными состязаниями.

Разумеется, была и мифология. Но представлять ее в виде особых книг-сборников бессмысленно. Таковых не имелось ни у одного народа. Мифы всегда передавались устно. Германские саги о богах Снорри Стурлссон записал только в XIII в. А, например, греческую мифологию, которую считают самой «известной», воссоздавали искусственно, выбирая цитаты из произведений Гесиода, Гомера, Эсхила, Софокла, Аристофана и т. п. Следы же славянской мифологии сохранились в некоторых фрагментах «Велесовой книги», «Слова о полку Игореве», в народных песнях, знахарских заговорах, былинах, сказках. Многие исследователи приходили к выводу, что в русском фольклоре прослеживаются очень глубокие корни. Например, только в наших сказках Бабе Яге присущи черты древней жрицы или богини, которая может быть жестокой и страшной, но чаще помогает добрым молодцам мудрыми советами.

Были у славян религиозные центры, святилища. Саксон Грамматик, Дитмар Мерзебургский, Адам Бременский, Гельмгольд и другие авторы описывают храмы Свентовита в Арконе, Радегоста в Ретре, Яровита в Вологоще (Вольгаст), Триглава в Браниборе (Бранденбург), Щетине и Волине и т. д. Уже упоминался храм Лады в Богемии. О красоте и великолепии славянских храмов писал арабский путешественник Аль-Масуди. Но храмовые здания и комплексы возводились только у западных славян. Там, где перенимались обычаи соседей. А для славянской культуры (как и для ранних форм все того же индуизма) храмостроительство было чуждо. В основном, святилища были открытого типа. Считалось, что при общении с божеством, человек не должен быть отделен от неба, природы.

Известны крупные святилища в Ромове, возле Новгорода, в Хотомели на р. Горынь, возле Чернигова. Изображения богов обычно изготовлялись из дерева, и поэтому до нас не дошли. Иногда дерево дополнялось золотыми или серебряными деталями. Которые, естественно, тоже не сохранились. Так, в XVIII в. под Черниговом был найден огромный идол, целиком отлитый из серебра — но небезызвестный Мазепа переплавил его в слитки. В результате к нынешнему времени уцелел чуть ли не единственный Збручский идол — каменный. Но часто искусственные святилища вообще не строились, и роль храмов играли священные рощи, священные источники, при них жили особые жрецы-хранители.

Жрецы отличались от остальных людей одеждой, длинными волосами и бородами, которых не подстригали. Их положение было наследственным, либо они отбирали себе преемников из способных юношей, обучали их и готовили. Адам Бременский упоминает, что славяне ездили в далекие паломничества к тем или иным знаменитым святилищам. Некоторые из них играли роль греческих оракулов. В Арконе предсказывали будущее по поведению священного белого коня, переступающего копья. В Щетине — по поведению вороного коня. В Ретре — по предметам, которые обнаружатся в земле. Были и предсказания по выбрасыванию дощечек с рунами. Или черно-белых — какой стороной выпадет.

Что касается обрядов поклонения богам, то они составляли единый годичный цикл, связанный с природным и сельскохозяйственным. Многие такие обряды существовали и много позже, в христианские времена, когда о языческой их сущности было давно забыто — «колядованге», святочные гадания. На Масленицу — кулачные бои, блины. Весной — хороводы, дни поминовения с «окличками» мертвых. На Троицу — завивание березки, изгнание русалок. На Купалу — добывание «живого огня», костры и игры. Праздники Зажинок и Дожинок при сборе урожая и т. д. [97,221] Кстати, даже и в этих обычаях прослеживаются общие черты с индуизмом. Точно так же, как на Руси топили изображение Купалы и на Масленицу сжигали чучело Зимы, так и на праздниках индусов торжественно топят статую Кали или сжигают фигуру демона Раваны.

Многие славянские ритуалы были далеки от «целомудрия». Это было обычным для всех языческих религий. Ведь земное плодородие напрямую увязывалось с волей богов, и сексуальный акт почитался священным. В дошедших до нас памятниках славянской языческой культуры присутствует и мужская, и женская половая символика. Были обряды наподобие «священной свадьбы». Хотя исполнялись они уже не перед всем племенем, а на уровне сельской общины или в семьях. Очевидно, и в некоторых святилищах жрецами и жрицами. От этих обрядов в ряде местностей России вплоть до XIX в. дожил обычай ритуального совокупления мужа с женой на пашне для повышения плодородия.

Были и оргаистические Купальские игрища. Стоглав, осуждая их при Иване Грозном, сообщал, что «в городах и селах мужи и жены, отроки и девицы собираются вместе и со всякими скоморошествами, с гуслями и с сатанинскими песнями, с плясками и скаканием, ходят по улицам и по водам, предаются различным играм и пьянству, и бывает отрокам осквернение и девам растление; а под конец ночи спешат к реке с великим криком, как бесные, и умываются водой». Но несмотря ни на какие запреты Церкви эти обычаи тоже просуществовали очень долго.

С древнейших времен вошли в славянскую религию и особые женские культы. Они имели место не только в Чехии и Моравии. Например, при крупном святилище в Ромове была община служительниц-гриваиток, подобных римским весталкам. Точно так же они были обязаны сохранять девственность и поддерживать неугасимый «живой огонь». Если какая-то из них нарушила девичество или по ее небрежности огонь погас, ее ждала смерть (то есть порядки были суровее, чем у весталок — их лишали жизни только за нецеломудрие, а за неподдержание огня подвергали лишь порке). Но и во всех общинах славян были особые девичьи фратрии. Следы их существования прослеживаются в обрядах «девичников», в праздновании «Честного Семика», куда не допускались посторонние, а девушки выполняли свои обряды — с песнями в честь Лады украшали березу, «крестили кукушку» (одно из воплощений Перуна), «кумились» и символически «венчались» между собой. А название «Семик» очень близко к имени Смик — у пруссов это был бог девственности [189].

Были и обряды, исполнявшиеся замужними женщинами. Женским праздником являлись «Дожинки». Они же справляли проводы осени — для этого домохозяйки пекли овсяный хлеб и босиком, в одних сорочках шли ночью к реке или озеру, где производили тайные ритуалы. На женщинах лежали и обряды защитной магии. Например, при эпидемии или эпизоотии («коровьей смерти») деревня опахивалась или боронилась по кругу. При этом в плуг или борону впрягались голые женщины, часто для такой роли выбирали беременных, а сопровождало их, читая заклинания, шествие всех односельчанок, также в раздетом виде. И любое живое существо, попавшееся на пути, будь то чья-то собака, скотина, ребенок или мужчина, полагалось убивать на месте.

Ритуальная нагота в данном случае также была обычным явлением для языческих религий. Она служила для более тесного «единения» с природой и богами. В минимальной одежде или без нее выполнялись некоторые виды священнодействий, обряды «домашней магии». Так, до XIX в. на Руси дожили обычаи «обегания» голыми девушками садов и огородов для защиты из от вредителей, а в Полесье — тайных обрядовых танцев обнаженных девушек и женщин при проводах лета.

Важным актом языческих верований были и жертвоприношения. Но у восточных славян человеческих жертв не практиковалось. «Велесова книга» сообщает: «Боги русские не берут жертв людских или животных, а только плоды, овощи, цветы и зерна, молоко, сурью питную, на травах забродившую, и мед, но никогда живую птицу и не рыбу» (I 46). «Мы имеем истинную веру, которая не требует человеческих жертв. Это делается у варягов, приносящих такие жертвы и именующих Перуна Перкуном. И мы ему жертвы приносим, мы же смеем давать полную жертву от трудов наших — просо, молоко и жир, и подкрепляем Коляду ягненком, а также на русалиях в Ярилин день, также на Красную Гору» (II 7а).

Жертвоприношение было не «данью» богам, а совместной трапезой с ними. Часть уделялась жрецам, часть употребляли сами приносящие. Этот обычай долго существовал на Руси в виде «петровского барашка» — на Петров день сельчане обязательно забивали барана и съедали его на «братчине». Перуну жертвовали и петухов. А пивом, «освященным» в ходе жертвенной трапезы, кропили скотину, предохраняя ее от падежа.

Правда, при похоронах знатного лица умерщвляли одну из наложниц, иногда — нескольких слуг. Но это не было жертвоприношениям. Они просто «провожали» усопшего в загробный мир. Похороны знатного руса подробно описал Ибн-Фадлан, наблюдавший их в Булгаре. Когда умер богатый воин и купец, родственники опросили его челядь, кто желает последовать с ним. И одна из девиц вызвалась добровольно. Свою участь она воспринимала отнюдь не трагически — ведь она на том свете получала приоритет перед другими наложницами и женами, которые придут туда позже. Десять дней в ожидании смерти избранница проводила в пирах и веселье, поочередно ходила в гости ко всем друзьям и родственникам покойного, которые должны были совокупиться с ней в знак уважения к ее господину.

Ладью усопшего вытаскивали на берег, на ней сооружали шатер, где усаживали труп. Обкладывали дровами и хворостом. «Сопровождающую» девицу в день похорон наряжали в праздничные одежды. Играли на музыкальных инструментах, пели. Убивали и клали на погребальный костер собаку, лошадей, петуха и курицу. На закате солнца начиналась главная церемония. Девицу трижды поднимали над воротами, построенными у костра, спрашивали, что она видит. В первый раз она говорила — мать и отца, во второй раз — всех умерших сородичей, в третий — господина, сидящего в райском саду со своими дружинниками и зовущего ее.

Умерщвление производила женщина-жрица, называвшаяся «ангелом смерти». И ремесло ее было потомственным, подручными выступали две ее дочери. Обреченная пела погребальную песнь, раздаривала часть одежд и украшений. Дочерям жрицы она отдавала ножные браслеты (почему-то эту деталь не полагалось брать с собой на тот свет, о них сообщается в письменных источниках, но в погребениях их не находят). Близкие родственники покойного еще раз вступали в половую связь с жертвой. Потом жрица опускала ее на колени, вталкивала голову и верхнюю часть туловища в шатер с трупом и набрасывала на шею веревку. Двое мужчин тянули в разные стороны за концы — чтобы жертва не издала предсмертный крик, это считалось дурным знаком. А жрица колола девушку кинжалом под ребро. Костер зажигали, и начиналось пиршество до утра. После чего собирали останки и хоронили, насыпая курган.

Однако у западных славян, отчасти перенимавших обычаи соседних германцев и балтов, человеческие жертвоприношения осуществлялись куда более широко, чем у восточных. Ритуальные убийства пленников зафиксированы у поляков, варангов, руян, пруссов, поморян. «Велесова книга» не случайно ссылается на балтское имя Перуна — Перкун, Перкунас. У литовцев человеческая кровь лилась именно на его алтарях. Что перешло и к их соседям. Автор «Велесовой книги», судя по всему сам из жрецов, считает это нарушением истинной веры, ересью: «И это варяги и греки богам дают жертву иную и страшную, человеческую» (I 46).

Греков автор, настроенный антихристиански, приплюсовал, конечно, «за компанию». Но сбродные варяжские дружины действительно исповедовали весьма суровый конгломерат из разных прибалтийских культов. Своих богов представляли такими же крутыми и свирепыми, как были сами. И считали человеческие жертвоприношения самым естественным способом отблагодарить их за удачу или испросить новых милостей. Известно, скажем, что знаменитый викинг Хрольв, ставший герцогом Нормандии и даже принявший крещение, перед смертью сделал крупные вклады в церковь, но одновременно приказал зарезать на алтаре сотню пленников. На всякий случай, чтобы еще и Одину угодить. Варяги могли отправить жертву за борт, чтобы умилостивить богов в бурю — что отразилось в былине о Садко.

У литовцев, как и у саксов, существовал обычай приносить в жертву и юношей и девушек из числа своих соплеменников, избранных по жребию. Он тоже был перенят прибалтийскими славянами, хотя практиковался реже, чем у германцев и балтов, только в каких-то особо важных случаях. И вместе с варягами эти обряды пришли на Русь. Правда, Рюрик был крещеным. Но у викингов не предводитель определял веру дружины, а наоборот. Вспомним, что даже князь Святослав Игоревич по этой причине отказался от предложения матери Ольги принять крещение. А двор и войско Рюрика составляли норманны, ободриты, руяне. Они становились его чиновниками и наместниками. Внедряя и свои кровавые культы. И не исключено, что как раз «реформы» религии и расшатывание ее древних устоев впоследствии облегчили победу христианства на Руси.