Победы Ивана Васильевича над Казанью, Астраханью, крымцами, шведами, ливонцами создали ему огромный авторитет в народе. Он на деле проявил себя защитником подданных, готовым отразить и наказать любого врага. Земские реформы открыли путь к строительству могучего самодержавного государства. Что ж, его советники с этим не спорили. Сильвестр тоже внушал государю, что он — «самодержец всеа Россиа» и «Господь Бог… нарек тя… вождя и учителя всемирна». Но только на словах. Тот же Сильвестр смело брал на себя роль учить «учителя всемирна». Признавая, что власть его от Господа, сам решал, что именно «угодно» Господу. А каким образом претворять в жизнь решения царя, определяли Адашев, Курбский, Курлятев…

И в то время, когда Иван Васильевич старался укреплять самодержавие, «избранная рада» гнула совершенно в другую сторону. Конечно, государь не был слепым. Он замечал, что его политика искажается, преобразования тормозятся, благие начинания оборачиваются совсем не теми результатами. Появились сомнения в искренности и компетентности приближенных. Царь начал предпринимать собственные меры, чтобы выправить такое положение, что и проявилось во второй полосе его преобразований. Но и оппозиция делала свои ходы. Опять же, исподволь. Она постепенно усиливалась, продвигая «своих» людей в Думу, ко двору. Под шумок реформ протаскивала законы, если не прямо, то косвенно урезающие власть государя. На руку временщикам сыграла и война — государь нуждался в поддержке бояр-военачальников, должен был прислушиваться к их мнениям. А на командные посты опять назначались ставленники «избранной рады», приобретали популярность в войсках…

Казалось бы, идеи Ивана Васильевича восторжествовали. Он перестроил государственный аппарат, создал новую систему управления, ограничившую засилье аристократов. Но к этому моменту и оппозиция настолько укрепила позиции, что противостоять ей было уже трудно. Она чувствовала себя до такой степени уверенно, что сама предприняла первую атаку на государя! Выразилось это в «деле Сицкого-Прозоровского». В 1557 г. у царя и Анастасии родился сын Федор. Как полагалось, был составлен «двор» царевича, на его содержание отвели земельные угодья. А вскоре князь Прозоровский возбудил иск по поводу спорных земель. Ответчиком выступал князь Сицкий. По княжеским меркам иск был, в общем-то, пустяковым, на 150 четвертей (около 250 гектар). Но… дело в том, что Сицкий был женат на сестре царицы и представлял не свои интересы, а младенца Федора! И при этом Боярская дума запретила царю рассудить тяжущиеся стороны, составила собственный суд. Мало того, обязала Ивана Васильевича быть ответчиком и дать показания перед судьями. Выиграл, разумеется, Прозоровский…

Спрашивается, так ли важны были 150 четвертей? С такой площади владелец выставлял всего «полтора» воина. Нет, важен был прецедент! Царь должен подчиниться Закону. Не духу самодержавного русского права, а букве, как на Западе. Ясное дело, Прозоровский не осмелился бы затевать столь необычное для России дело, если бы не был уверен в мощной поддержке. Точнее, сам его иск мог быть только преднамеренной провокацией. Именно на «пустяках» следовало утвердить правило, что царь не самодержец, а всего лишь должностное лицо. Закон выше царя, а принимает законы и следит за их исполнением Дума, которая, таким образом, становится аналогом польско-литовского сената. А дальше уже она будет регулировать монарха и руководить «правовым государством».

«Избранная рада» тихой сапой подвела Россию к перепутью! К той точке, за которой самодержавие сводилось к чисто номинальному понятию, а государство сворачивало с пути Ивана III и Василия III к совершенно иной форме правления — аристократической олигархии. Но для осуществления такого поворота было важно, как дальше пойдет война. Победы укрепляли авторитет царя и его власть. А подорвать ее могли только поражения…

Но нет, конечно же, правительство Адашева-Сильвестра уверенно вело страну к новым победам! Еще более ярким, более грандиозным, чем прошлые! Вело по тому самому плану, в котором убедили царя перед Ливонской войной. Признавалось, что она фактически уже выиграна, а значит, надо сосредоточить усилия против главного врага — Крыма. Кстати, любопытно отметить: ливонцам после каждого удара предоставляли дипломатические паузы. А с ханом демонстративно отвергли даже саму возможность переговоров. Прибывших от него послов арестовали и отправили в ссылку.

В феврале 1559 г. на Днепр послали Данилу Адашева строить лодки и «промышляти на крымские улусы», на Северский Донец — Вишневецкого, тоже готовить флотилию и атаковать «от Азова под Керчь». А постельничий Игнатий Вешняков получил приказ ехать на Дон, соединиться с Вишневецким и строить там крепость, базу для походов на Крым. 11 марта Боярская дума приняла приговор собирать войско против хана. Возглавить его должен был сам царь, и Михаила Воротынского отправили на рекогносцировку в Дикое Поле «место рассматривать, где государю царю и великому князю и полкам стояти»…

Начало кампании было блестящим. Данила Адашев с 5 тыс. детей боярских, стрельцов и казаков на лодках спустился по Днепру. Здесь к нему присоединились 3 тыс. местных казаков. Вышли в море, захватив два турецких корабля, а потом высадились на западном побережье Крыма. Переполох наделали колоссальный. Татары в ужасе бежали в глубь полуострова, хан пытался собрать войско, но в неразберихе утратил управление своими подданными. Царские ратники и казаки две недели опустошали города и селения, набрали огромную добычу, освободили тысячи невольников и беспрепятственно отплыли назад. В устье Днепра остановились, среди пленных были турки, и Адашев отослал их к очаковскому паше с извинениями — объяснил, что царь воюет только с Крымом, а с Портой сохраняет мир. Паша и сам приехал к воеводе с подарками, заверил в «дружбе». Хотя своим визитом, видимо, задержал русских, а Девлет-Гирей успел оправиться, поднять воинов и ринулся к Днепру, чтобы перехватить флотилию у порогов. Куда там! Казаки и стрельцы заняли оборону на островах, отразили татар огнем, и хан, потеряв немало всадников, ушел прочь.

Победу одержали и донские казаки атамана Черкашина, разбили крымцев на Донце, прислав в Москву «языков». Вишневецкий уничтожил несколько отрядов, посланных ханом на Волгу, а Вешняков заложил в верховьях Дона крепость Данков. Эти успехи праздновались по всей стране. Летопись радостно извещает, что «русская сабля в нечестивых жилищех тех по се время кровава не бывала… а ныне морем его царское величество в малых челнех якоже в кораблех ходяще… на великую орду внезапу нападаше и повоевав и, мстя кровь христианскую поганым, здорово отъидоша». Да и впрямь было чему порадоваться. То крымцы к нам «в гости» ходили, а теперь и мы к ним пожаловали!

Однако «избранная рада» не намеревалась ограничиваться этими операциями. Считалось, что они лишь подготовили почву для основного удара. А теперь, как предусматривалось постановлением Думы, царь должен был двинуться с войсками для полного завоевания Крыма! Под руководством Адашева составлялись и зачитывались воззвания о крещении св. князя Владимира, о восстановлении креста над древним Херсонесом. Правда, было уже известно, что предполагаемый союз с Сигизмундом провалился, а стало быть воевать придется одним. Уже было известно, что Сигизмунд предъявляет претензии на Ливонию. Нет, такие «мелочи» были отброшены. Крымский поход все равно выдвигался на первое место. И инициатива датчан объявить на полгода перемирие как нельзя лучше соответствовала планам Адашева. Можно было направить на хана все силы. Войска выводились из Прибалтики и перебрасывались на юг. Курбский даже в эмиграции продолжал доказывать, какая редкая открывалась возможность, после Казани и Астрахани захватить еще и третье царство…

К чему это привело бы на самом деле? Сейчас мы с вами хорошо знаем, к чему привело бы — на примерах катастрофических Крымских походов Голицына в 1687 и 1689 гг., когда десятки тысяч воинов полегли в бескрайних степях без всяких боев, от зноя, жажды, изнурения, болезней. А ведь при Голицыне граница России лежала на 400–500 км южнее, чем при Иване IV. Крепости и базы снабжения продвинулись гораздо ближе к Крыму, идти требовалось меньше. В 1559 г. авантюра неизбежно завершилась бы гибелью армии.

Ну и, ко всему прочему, наступление на Крым вело к столкновению с Османской империей. А война с ней была для России абсолютно бесперспективной. Одолеть и сломить огромную державу, раскинувшуюся в трех частях света, наша страна в любом случае не могла. Значит, даже гипотетическая победа вела лишь к следующим войнам. По сути, реализовывался именно тот план, который уже давно пытались навязать московским государям папы и императоры. Русские и турки увязнут в борьбе, будут истощать друг друга, а пожинать плоды станут западные державы. Между прочим, как раз незадолго до этого, в 1557 г., в России вдруг появился Шлитте — тот саксонец, которого «избранная рада» 10 лет назад посылала на Запад нанимать специалистов и вести тайные переговоры. Просидев долгое время в тюрьме Любека, он каким-то образом бежал. Прибыл, конечно, без специалистов, весь в долгах, зато привез сделанные в свое время предложения папы и императора об унии и союзе против Турции. Царь подобные поползновения, естественно, отмел. Но политика «избранной рады», как мы видим, очень хорошо совпала с западными пожеланиями.

Подготовка шла полным ходом, полки уже стояли на Оке, подвозили обозы, к армии прибыл государь. Оставалось дать команду: вперед! И все же Иван Васильевич… не поддался. Нет, не было у него прежнего доверия к своим советникам. Перед ним разворачивали такие заманчивые перспективы, а он все равно сомневался. Причем стоит учесть, это сейчас нам известно, чем кончились походы Голицына, какие страшные потери несли в степях армии Петра І, Миниха, Ласси. В XVI в. таких исторических примеров еще не было, а царя уверяли, что дело-то совсем не трудное — пойти и овладеть. Если Крым запросто громят казачьи отряды, каким будет успех огромного войска…

Крымское ханство. Русское царство и Великое княжество Литовское в XVI в.

Тем не менее, царь решил еще раз проверить. Лично. Он вызвал «для совета» казачьих атаманов и воевод, уже повоевавших в степях. Кстати, перед тем, как планировать операцию, выносить вопрос в Думу, разве не следовало бы вот так же казаков порасспросить? Почему-то авторы проектов этого не сделали. Иван Васильевич сделал. И приказ на наступление не отдал. Понял, что идти через Дикое Поле нельзя. В войне с татарами он выбрал другой вариант. Ведь против хана уже нашелся очень эффективный метод борьбы — удары казаков по тылам и флангам. На них государь и сделал ставку. Приказал днепровским и донским казакам продолжать тревожить Крым. А их налеты, в свою очередь, использовал для дипломатического давления на хана, требуя от него мира. Отписал Девлет-Гирею: «Видишь, что война с Россией уже не есть чистая прибыль. Мы узнали путь в твою землю…»

Но следует отметить еще одно важное обстоятельство. Царь не начал поход, но официально и не отменил его. Слишком мощная сила противостояла ему — советники, военачальники, они опирались на решение Боярской думы. Иван Васильевич оказался не в силах стукнуть посохом по полу и перечеркнуть приговор высшего законодательного органа! Получилось, что по закону не имел права отменить. В течение лета, как признавал Курбский, приближенные наседали на монарха, снова и снова «царю стужали и советовали: или бы сам потщился идти, или бы войско великое послал». А ему пришлось уклоняться, просто спускать операцию на тормозах.

Ну а осенью выяснилось, что замысловатые политические комбинации Адашева, которые должны были обеспечить крымскую войну, полностью провалились и обернулись для нашей страны ох какими крупными неприятностями! Западным державам в полной мере пригодилось подаренное перемирие. Кеттлер сумел без помех провести переговоры с орденскими чинами, а потом с Литвой. 31 августа 1559 г. в Вильно был подписан договор о переходе Ливонии в «клиентелу и протекцию» Сигизмунда П. Причем магистр согласился на гораздо большие уступки Литве, чем требовал от него царь! Отдал «в залог» королю 6 крепостей, а за услуги по защите своей страны обещал после войны выплатить невероятную сумму в 700 тыс. гульденов. Но в договоре был пункт, показывающий, где намеревались добыть деньги. Литва и орден обязались «по-братски» разделить будущие завоевания в России! Речь шла уже не об оборонительной, а о наступательной войне!

Император Фердинанд за время перемирия успел созвать сейм. И в данном случае его князья, города, католики и протестанты, проявили чрезвычайно редкое единодушие. Имперский сейм решил выделить ордену 100 тыс. золотых. Большой заем магистру предоставил и герцог Прусский. Да и ливонские купцы, магистраты стали теперь щедро отстегивать деньги на войну, вводили дополнительные налоги. И коадъютор рижского епископа Кристоф Мекленбургский выехал в Германию набирать солдат. Впрочем, можно обратить внимание и на совпадение, случайное ли? Ведь как раз в это время, в 1559 г., папа Павел IV пошел на беспрецедентный шаг, обратившись с миротворческим посланием к Диане де Пуатье! Это позволило прекратить войну Франции против Габсбургов. Средства императора высвободились для помощи Ливонии. А масса наемников, сражавшихся на той и другой стороне, осталась «без работы». Кристоф Мекленбургский вербовал их целыми отрядами, грузил на суда и отправлял в Прибалтику.

Швеция пока вела себя тихо, но, видя изменение ситуации, понемногу смелела. Предоставила беженцам из Эстонии убежище на своей территории, начала негласно подкармливать Ревель деньгами. А «посредники» датчане себя не забыли. Сперва они повели переговоры с рижским архиепископом, переманивая его в подданство Фредерика П. Но почтенный иерарх предпочел отдаться Сигизмунду. Зато 26 сентября под власть Дании перешел эзельский епископ со своими владениями — Моонзундским архипелагом и западной Эстонией. Россия очутилась лицом к лицу против нескольких держав… Вот и прикиньте, от какой беды спас страну Иван Васильевич, отвергнув проекты своих советников? Каковы стали бы последствия, если бы русская армия погибла в степном походе?