Глава 1

Союз авантюристов «Попечительное собрание»

#i_001.jpg

В последнее время часто стали встречаться критики, небезосновательно считающие, что в современной художественной литературе очень мало уделяется внимания жизненному укладу малых и средних городов. Все чаще героями различных творений становятся чуждые нашему менталитету столичные олигархи или совсем оторванные от реальности хуторяне-лесники, живущие критериями позапрошлого века. И здесь, как справедливо отмечают хохмачи-самоучки, нужно что-то менять коренным образом. Ведь именно в периферийных городах сконцентрирована та часть нашего колоритного общества, которая еще не успела очерстветь по-столичному и, конечно, не столь сентиментальна, как в деревне. Именно жители малых городов воплощают в себе те незаурядные качества, которые этнографы еще назовут «славянский феномен» – это полная осведомленность в вопросах управления страной и в вопросах ведения приусадебного хозяйства, абсолютная компетентность в мире медицины и готовые ответы на вопрос «Кто виноват?» и «Кто дурак?». А как эти простые, отзывчивые люди переживают удачи и неудачи своих соседей!!! Только черствые, бессердечные циники, не разобравшись в эмоциях, сравнивают эти чувства либо с черной завистью, либо со злорадством. А эта эклектическая смесь наивности и хамства одновременно, как правило, ведет к крутым поворотам в общении из-за неожиданно расставленных акцентов, правда, к счастью, не у всех. А непрошибаемая уверенность в умственном превосходстве над всеми остальными! Пусть немного, чуть-чуть, но всё же уверены, что хитрее. Другими словами, просто Клондайк неповторимых образов и персонажей.

Правда, иногда урбанизированные завистники обвиняют этих людей в излишней осторожности и медлительности. Жителям мегаполисов, по воле случая попадающим в небольшие города, зачастую кажется, что время здесь замедляет свой привычный ход, протекает утомительно медленно и скучно, причем все заторможено настолько, что раздражает суетливого гостя с первых минут пребывания в провинции. Вялые, медленные автомобили, двигающиеся по узеньким улочкам, неспешно переходящие дорогу пешеходы. Сотрудник Госавтоинспекции, остановивший иногороднее авто, медленно, почти сонно подходит к водителю и только после огромной паузы представляется, излагая суть причины остановки. Что-нибудь совершенно банальное вроде «оказание информационной помощи», или совсем простое – «проверка документов». Дальнейшие действия стража дорожного порядка выводят из себя даже самых терпеливых. Он долго рассматривает водительское удостоверение и техпаспорт автомобиля, шевеля губами, словно читает по слогам, как первоклассник, после этого переходит к процессу визуализации (представления водителем лица для осмотра) и идентификации (сравнительный анализ лица и фотографии). Удовлетворившись только с третьего раза, наконец, возвращает документы, но делает это медленно, как официант, подающий кушанья, в конце концов, отдает под козырек и еще долго желает счастливого пути. Бесконечно длинной кажется пауза между сигналами желтого и зеленого цвета светофора. И именно в этот короткий промежуток времени привыкшие к сумасшедшему ритму приезжие гости нервно подают звуковой сигнал клаксоном автомобиля стоящим спереди нерасторопным аборигенам. Впрочем, это не производит никакого впечатления на последних: те еще долго продолжают оставаться на месте, словно для начала движения им надо натянуть парус и поднять якорь!

Даже сидящие на ветках воробьи чирикают как-то протяжно и вяло, совсем не так, как это делают их пернатые собратья в больших городах.

Все это, конечно, отголоски подлых инсинуаций жалкой кучки чванливых столичных жителей, выдающих движение в автомобильной тянучке или стояние в автомобильной пробке за неистовый ритм жизни. Им не понять всю красоту и прелесть «пасторального рая», так часто воспеваемого поэтами, эту обитель добра и спокойствия. Только в таком месте могла произойти история, описанная ниже, с людьми, привыкшими легко доверять незнакомцам.

В маленькое кафе со странным названием «Сахарница», где-то чуть после полудня, на летнюю террасу уверенно зашла компания из нескольких мужчин, на выражении лиц которых оставил след только что принятый в изрядной дозе алкоголь, но, как говорят в народе, «показалось мало». Хотя последние пару месяцев постоянные посетители частенько замечали их здесь в одно и тоже время абсолютно трезвыми. Ребята с суровыми лицами всегда заказывали чай и маленький тортик, не изменяя выражение лица, торжественно поедали торт, выпивали чай и исчезали… Пара крепких, высоких парней, по виду очень напоминавших мультяшных героев «Двое из ларца, одинаковых с лица», и чуть впереди невысокого роста кареглазый брюнет с рыскающим взглядом. Отсутствие свободных мест вовсе не смутило зашедших, они уверенно подошли к столику двух беседующих дамам среднего возраста.

– Прошу прощения, – вежливо начал невысокий, – мне очень неприятно нарушать вашу идиллию, но не могли бы Вы разрешить нам с коллегами занять краешек Вашего стола в связи с наличием полного отсутствия свободных?

После сказанного тут же, не дожидаясь ответа, расположился возле изумленных барышень, жестом руки предлагая своим товарищам сделать то же самое. Последние, ничтоже сумняшеся, тут же плюхнулись в свободные кресла.

– Константин Сергеевич Станиславский, – негромко, но с определенной долей патетики, представил себя все тот же кареглазый брюнет, – мои коллеги Немирович и Данченко.

Не называя имен по понятным причинам, он так же важно представил и своих спутников. Представившись именами известных театральных деятелей прошлого, молодой человек ожидал услышать что-то вроде: «О! кажется, я что-то слыхала о таких», но получил неожиданное продолжение.

– Майя Плисецкая, – с легкой неприязнью заявила та, что оказалась ближе к «Станиславскому», потом, указав на соседку легким движением головы, представила и её: – Галина Уланова. Невежд, считающих себя слишком умными, не терпим с детства!

Вышесказанное имело обратный эффект, вместо изумленных барышень удивление застыло на лице «Станиславского». Такую осведомленность в истории театра и балета он не ожидал встретить. Балет, видимо, имел место в жизни девушек, хоть и остался в далеком прошлом: отнюдь не толстушки, но просто тортики, мягко говоря, им были противопоказаны.

– Какая удача! – мгновенно собравшись с мыслями, выпалил он. – Мы с коллегами как раз ищем людей, имеющих непосредственное отношение к хореографии.

– Да ну! – удивилась «Плисецкая».

– Правда! Мы собираемся поставить на театральной сцене «Звездные войны». Задача, как говорится, не из простых! Не мне вам рассказывать, какие трудные времена сейчас переживает местечковый театр. Именно это обстоятельство подтолкнуло нас замахнуться на такую сложную тему! Это будет необыкновенная постановка. Фарс! Нет, скорее водевиль, изобилующий песнями и танцами, и, конечно, с бесконечным хеппи-эндом. Именно в последней сцене этого действа представители разных галактик собираются на общий танец все вместе. По моему замыслу, этот феерический пляс состоит из трех частей. В первой этакий задорный польский «Краковяк», но в самой необычной интерпретации – в траурной версии! Понимаете? Танец угнетенных весельчаков! Движения всех участников разрознены и хаотичны… Во второй части все танцоры выстраиваются друг за другом и выплясывают в круговом движении хоровод, похожий на ритуальный танец африканских зулусов, посвященный погребению вождей. В финале все участники действа занимают определенное место на сцене и синхронно имитируют движения матроса-сигнальщика времен Первой мировой войны, как бы донося условными знаками зрителям идею победы коллективного разума над хаосом и анархией!.. Именно для этого нам нужен балетмейстер-авангардист с нетрадиционным взглядом на современную хореографию.

Произнося эту небольшую тираду, он то прищуривал, то широко открывал глаза, поднимал руки вверх и тряс ладонями, раскачивал головой и притоптывал ногами – в общем, кажется, сумел передать атмосферу будущей постановки. Расположение случайных собеседниц еще не удалось завоевать, но шаг в этом направлении был сделан огромнейший. Из строгих и неприветливых, девушки превратились в сплошное очарование с улыбками на лицах.

– Да, это впечатляет, – вступила «Уланова», тихо и медленно выговаривая каждое слово, с небольшой долей иронии в голосе. – Масштабно и грандиозно. Не знаю, какой вы режиссер, но актер вы, кажется, бесподобный.

– Нет, вы только послушайте, что она говорит! А главное, кто это говорит? – вспыльчиво продолжил «постановщик», задавая вопрос своим спутникам и сам же на него отвечая, – это говорит зритель! Не это ли является признанием? А?..

Телефонный звонок не дал ему закончить эту пафосную мысль. Лихорадочно шаря по карманам, он все же нашел «трубу», приложил к уху и отчетливо произнес:

– Да, мама, – и через короткую паузу, – полковой оркестр только закончил играть мазурку и готовится исполнить кадриль. Я ангажирован еще на пару танцев, поэтому зайду попозже.

После этой короткой странной беседы он отправил телефон обратно в карман и слегка сконфужено стал оправдываться перед представительницами прекрасного пола:

– У меня очень старомодная мама. Я так и не смог ей признаться в свое время, что не поступил в военное училище. Уже много лет она думает, что я офицер. Сегодня обещал зайти к ней в гости, правда, пришлось соврать, что должен посетить офицерский бал.

Его друзья, заказавшие под шумок шампанское и коньяк, уже по-свойски разливали напитки в бокалы «балеринам», кажется, полностью освоившись в новой компании. Дамы, в свою очередь, невзирая на только что сформировавшиеся дружеские отношения, прекращать словесную перепалку не собирались.

– А разве ваша мама не замечает, что вы не носите военную форму? – очень как-то ехидно поинтересовалась «Уланова».

– А я ношу! Театральный костюмер – мой друг! И постоянно помогает мне перед визитом к маме. Конфуз случился лишь однажды, когда этот шельмец спьяну подсунул мне мундир американского морского офицера! В темноте и я не разглядел. Да! Что я только не рассказывал старушке. Но все же выкрутился, поведав тайно о военных учениях «Морской бриз», в которых я якобы принял участие. А мундиром обменялся с НАТОвским полковником, потому что у военных разных стран по окончании совместных учений теперь такая же традиция, как и у футболистов после матча!

Закончив говорить, он неожиданно для себя заметил, что внимание всех посетителей с соседних столиков приковано к нему. Даже стоящие у входа официантки с любопытством и неподдельным интересом слушали его фантазии. Но самое главное, его глаза на секунду пересеклись взглядом с глазами высокой длинноволосой брюнетки, сидевшей неподалеку. Возникла непроизвольная пауза, совершенно не заметная для постороннего глаза. Молодой человек замер.

Как известно из античной мифологии, Медуза Горгона взглядом превращала все живое в камень. Эта история превратилась в неожиданную версию Ростислава Косовского, а именно так на самом деле звали «Станиславского»: встречаясь взглядом с предметом своего обожания Дианой Кокошко, моментально превращался в дерево. Но не в ветвистое и цветущее майское дерево, радующее взор случайного прохожего, а в более похожее на спиленное или даже уже высушенное бревно. Если выразиться мягче, он превращался в деревянного истукана с выражением застывшего вожделения на лице и на какое-то время полностью отключался от жизни! Пусть уж простят киноманы за возможно неудачное сравнение, но эта сцена сильно перекликалась с эпизодом встречи разведчика Исаева со своей женой в кафе «Слон» (роль В. Тихонова в телесериале «Семнадцать мгновений весны»). Естественно, находясь в таком состоянии, Ростислав не мог предпринять даже робкую попытку для знакомства с красавицей Дианой самым обычным способом, как это делают миллионы парней во всем мире. Мешала ему в этом излишняя скромность и закомплексованность. Влюбленному мужчине постоянно мерещились проблемы маленького роста, разницы в возрасте, а самое главное – недостаточная респектабельность собственной персоны. «Разве сможет такая девушка связаться с работягой-строителем? Неее… Здесь только миллионеры или бандиты какие-нибудь смогут пропетлять. Других наверняка отшивает», – рассуждения примерно такого характера то и дело появлялись в его голове при виде Дианы, хотя сам по себе Ростислав очень начитанный и образованный парень с дипломом инженера-электроника в кармане и опытом работы в бизнес-структурах различного уровня. Но, по стечению целой цепочки обстоятельств, карьера Ростислава в возрасте тридцати пяти лет остановилась на должности бригадира плиточников-халтурщиков (в данном случае слово халтурщики не означает качество выполненных работ, а определяет форму собственности данного предприятия). Он резонно рассудил, что работать на самого себя ему спокойнее и комфортнее. Если бы перед характеристикой человека писали эпиграф, то к Ростиславу Косовскому подошло бы:

«– А вы сами-то верите в приведения? – спросил слушатель у лектора.

– Что вы? Конечно же, нет! – ответил, улыбаясь, лектор и медленно растаял в воздухе.»

Трудолюбивый инженер и его товарищи с утра до ночи выкладывали узоры из разноцветных плиток заказчикам всех мастей исключительно за «живые» наличные, абсолютно игнорируя систему налогообложения. Как бригадир, он виртуозно проводил переговоры с заказчиком, давая понять потенциальному работодателю, что тот имеет дело не просто с профессионалами, а с настоящими художниками-облицовщиками, поэтами-воспевателями мозаичного искусства, и поэтому разговоры о высокой стоимости работ выглядят неуместно. По-своему престижная и достаточно денежная работа делала жизнь Ростислава относительно спокойной и безоблачной. Но одно обстоятельство не давало покоя – красавица Диана! Увидев её однажды в этом же кафе, он навсегда потерял покой и приобрел патологическую потребность видеть любимое лицо ежедневно. Эта роковая для него встреча произошла несколько месяцев назад, когда его дружная бригада только приступила к работе в строящемся доме напротив. Ростислав заметил очаровательную девушку, приходившую в «Сахарницу» каждый день в одно и тоже время. Она появлялась здесь в постоянной компании, очевидно лучшей подруги, дабы провести время за чашечкой кофе, обсуждая какие-нибудь праздные вопросы. Тогда он, как бригадир, инициировал в трудовом коллективе плиточников настоящий обеденный перерыв, совпадающий по времени с интересующей особой. Прием же пищи он претворил в торжественное мероприятие, нечто среднее между китайской чайной церемонией и завтраком британских аристократов. Жизнь его друзей мастеров-строителей Саши и Сережи круто изменилась: вместо бутербродов, съедаемых, как правило, наспех, им приходилось принимать душ, переодеваться в чистую одежду и идти в полудетское кафе вместе со своим идейным наставником. Надо заметить, что формат кафе «Сахарница» несколько отличался от вкусовых пристрастий этих парней – вместо любимого жареного мяса и пива здесь подавали торты, эклеры, а из напитков – кофе, чай и очень дорогие (как для простых рабочих) бренди и газированные вина. Зрелище было действительно не для слабонервных: двое огромных парней аккуратно поедают пирожные маленькими вилочками и запивают чаем, из всех сил пытаясь быть похожими на чопорных английских лордов. Можно только лишь представить, каким даром переубеждения обладал Ростислав, сумевший изменить взгляды на жизнь двух людей, не понимавших сути подобных заведений! Его фантазия подсказывала всё новые и новые аргументы в пользу измененного стиля существования.

– Посмотрите на себя, на кого вы похожи? Огромные животы от пива, серый цвет лица от шашлыков… Про ваши физиономии отдельный разговор – та часть лица, куда покушать, гораздо больше той части, которой подумать. Ушей из-за щек не видно! А все потому, что надо съедать еды за один присест не больше, чем собственный кулак. Да, Саша! А не ведро шашлыков, как ты любишь! Я предлагаю пойти, спокойно съесть «Шварцвальское» или «Венский сырник», запить чаем, посидеть культурно, пообщаться; в общем, отдохнуть красиво, а не нажраться мяса и потом жаловаться, что живот болит.

Если бы Саша и Сережа хоть на секунду узнали, что их заставляют давиться кондитерскими причудами только из-за того, что кому-то очень сильно хочется увидеть красавицу Диану… Короче говоря, жизнь бригадира каждодневно подвергалась огромной опасности. Но, наконец, наступил последний рабочий день на ненавистном для Саши и Сережи объекте. Бригада получила деньги за работу и, справедливо разделив их, по заведенной традиции, отметила день зарплаты крепкими алкогольными напитками. Продолжать праздник отправились всё в ту же «Сахарницу», естественно, с разным настроением. Для Ростислава окончание работ и переезд на другую стройку был равносилен катастрофе. Теперь в обеденное время он будет далеко, и больше не будет этих странных, понятных и приятных только для него встреч с красавицей Дианой. Остальные члены бригады были, наоборот, в приподнятом настроении, понимая, что их мучениям наконец-то пришел конец.

Выйдя из состояния прострации, Ростислав с удивлением обнаружил, что остался за столом один. Его товарищи Саша и Сережа уговорили псевдобалерин продолжить знакомство где-нибудь в другом месте и, воспользовавшись замешательством бригадира, исчезли. «Вот черти, наверное, поволокли девчонок в какую-нибудь шашлычную, а меня…».

– Здрасьте, – не дав закончить мысль, с ним поздоровался здоровенный детина лет сорока пяти, подсаживаясь за стол, – м-можно к вам присесть?

– Да, пожалуйста.

– Меня зовут Гриша, – по-простому отрекомендовался незнакомец, протягивая руку.

– Ростислав, – в свою очередь представился Косовский, не понимая, что нужно этому Грише.

– Я тут случайно услышал твои рассказы, скажу тебе: умеешь ты по ушам «чесать». Ты шо, и в правду в театре р-работаешь? – подсевший мужчина слегка заикался, но держал себя очень уверенно.

– Нет. Работаю я на стройке. Это так, дурачился.

– На стройке? Обалдеть. И тебе нравится?

– Нравится, не нравится… Вам какая разница? Хотите предложить должность заместителя директора по ненужным и несложным вопросам?

– В-в общем, есть тема! Если тебе интересно, давай возьмём коньячка и обсудим.

Новый знакомый не вызывал особых симпатий, но, как говорится, было скучно и выпить не с кем. Довольно крупный мужчина с огромным животом, очень короткой прической и с каким-то лукавым взглядом… Ростислава не покидало чувство дискомфорта из-за довольно агрессивной манеры ведения диалога этого Гриши. Вначале выпили за знакомство, потом – за дружбу, за любовь, и только потом здоровяк наконец перешел к главному.

– В общем… е одна тема, совершенно новая для нас, но в других городах очень хорошо работает, а главное б-бабло течёт рекой. Хочу сразу сказать: все очень законно, я не иг-граюсь с законом. Я не знаю, кто ты, ты не знаешь, кто я. Но я т-тебе скажу: я бывший мент, поэтому «чернухи» мне не надо.

«Хорошее начало», – мысленно отметил Ростислав.

, – Я хочу, шоб ты поняв – я не аферист! Я авантюрист! Знаешь, шо означает? – и, не дожидаясь ответа, сам пояснил, – авант и юр – это значит впереди закона!

Ростислав тихо и неубедительно промямлил себе под нос:

– Кажется, это происходит от французкого aventure – приключение, впрочем…

– Идею мне одесситы слили, – не обращая внимания на замечание, продолжил новый знакомый. – У меня там много друзей. Короче, они организовали не то закрытый клуб, не то какое-то высшее общество, к-короче, собрали вначале самых знаменитых и богатых и объявили о создании шо-то типа общественной организации под названием «Элита Южной Пальмиры», куда могут попасть только успешные люди. В общем, у кого е лавэ. Ну правильно, трудари им на хрен не нужны. Хе-хе. Пока тебе понятно?

– Если честно, нихера не понятно!

– Наливай, ща поясню. В общем, эта организация наподобие американских клубов м-миллионеров, куда каждому хочется попасть, а берут не всех. А деятельность у неё самая разнообразная: встречи с министрами, западными бизнес-акулами, желающими половить рыбку в нашей мутной воде, ну, всякая херня такая, которая якобы способствует улучшению инвестиционного климата в регионе. Кроме того, они там сами между собой перезнакомятся, и вроде как блат везде есть, вроде как теперь из одной компании, ну и так далее. Тут можно много шо придумать. Но самое главное – это понты! Как говорится, если бы понты светились, то наш город был бы как Лас-Вегас. Га-га-га. Для многих быть членом з-закрытого элитного клуба – это повод считать себя выше остальных! И они из кожи вон лезут, чтоб только попасть в какой-нибудь узкий круг. Грубо говоря, это для тех, чей достаток чуть выше среднего, а считать они хотят себя успешными людьми. Шоб тебе стало понятней, схема набора к-контингента примерно такая: у лейтенантов нет ни денег, ни власти, а у полковников есть! Поэтому летёхи нас не интересуют. Но, чтобы полковники сами просились в этот круг, надо заманить хоть одного генерала. Вот тогда они попрут, считая, что это круто. Теперь понятно?

– Ааа! Теперь понятно! Вы меня хотите в генералы или миллионеры записать? – иронично ответил уже изрядно захмелевший Ростислав. – Я, конечно, могу, только где взять миллион? Причем срочно и без залога! Или миллион вы мне тоже дадите? Ааа, я понял, вы добрый волшебник, и после этой встречи я стану богатым и забуду нашу встречу!

– Я смотрю, нашу встречу ты до завтра точно забудешь. Давай так: если ты пьяный, то встретимся в другой раз, шоб я зря не расшаркивался.

– Не-не, я пошутил, абсолютно трезвый! Просто не могу понять, к чему этот весь разговор, если честно.

– А к тому! Здесь могут к-крутиться огромные деньги! Расходов тьма: всякие организационные моменты, аренда помещения, встречи, банкеты, командировки и так далее – это понятно, да? Естественно, деятельность ведется за счет взносов членов клуба и добровольных пожертвований всех желающих. Последнее – это вообще главная статья дохода. Ни один бизнесмен в городе не останется в стороне от затеи, задуманной членами клуба. Представь себе, что серьезному человеку приносят официальное письмо, с просьбой помочь материально в вывозе песка на городской пляж, подписантами которого являются первые лица региона, – Григорий многозначительно поднял указательный палец вверх. – Здесь, правда, они не как официальные лица, а так, члены благотворительного фонда. Но! Как им можно отказать? Ведь з-завтра они могут быть полезными! Вот и приходится раскошеливаться. Иначе свою деятельность можно сворачивать! И он башляет! Потому что боится! Здесь можно не кисло подлататься. Теперь тебе понятно?

– Теперь конечно! Только не могу врубиться – я тут каким боком?

– А теперь главное! Я хочу сделать у нас то же самое и могу взять на себя все вопросы, связанные с организацией данного предприятия. Но! Як я вжэ казав, я в прошлом мент, и меня каждая собака в этом г-городе знает. Мне в этом деле нельзя светиться, а то никто не клюнет. Здесь нужен человек с незапятнанной репутацией, способный это все возглавить. Это должен быть в-великолепный организатор и идеолог движения, умеющий разговаривать с людьми, с непростыми людьми! Которых надо убедить в полезности данной затеи, и главное – помогать им легко расставаться с деньгами. Мне показалось, шо ты на эту роль п-подойдёшь!

После этих слов Гриша махом опустошил рюмку и в упор посмотрел на своего собеседника. От пристального взгляда собеседника и последних слов Ростиславу стало как-то нехорошо.

– Вы, думаете, получится выпросить денег у этих, как вы сами сказали, непростых людей? А потом ещё и использовать их не по назначению безнаказанно?

– В-во-первых, просить ничего не надо! Они сами будут предлагать, ещё и хвастать будут друг перед другом, кто больше потратил! Во-вторых, эта так званая верхушка общества состоит из людей, достигнувших своего нынешнего положения не в суровой конкурентной борьбе с равными себе по разуму, а благодаря кумовству, когда высокие должности р-раздаются в виде поощрения за преданную службу либо родственникам, либо активистам из партийных списков. Эти люди считают себя очень умными, а это и есть наш шанс: им и в голову не придет, что кто-то хочет немного вытрясти из них денежек, особенно собрав их всех вместе. Они настолько уверенны в собственной исключительности, шо вероятность того, шо кто-то шо-то заподозрит, равна нулю. Главное, тебе красиво преподнести им саму идею: м-меценатство там, старинные традиции, ну там и всякое разное. Заставить их возомнить себя людьми, близкими по духу к старой интеллигенции.

– Мне кажется, что здесь нужен человек авторитетный, чтобы ему поверили и за ним пошли. Я птица невысокого полета.

– Здесь нужен незнакомый человек. Никто не будет вникать в детали по причине лени и занятости. Для всех это будет просто престижный т-т-тусняк. А ты будешь для всех столичным миссионером, несущим новые идеи в жизнь города.

– Знаете, Григорий! Мне сейчас очень хочется показать вам то место на руке, где интеллигентного вида бабушки носят сумочку! Я, значит, буду всех уговаривать вступать в эту шарашку и деньги собирать, а вы останетесь в тени? А отвечать потом, если что, мне? Что-то мне эта затея не внушает доверия, разводняк какой-то.

– Ты нормальный? – вспылил Гриша. – Какой развод? Тут все чисто! Если не веришь, давай съездим в Одессу – сам все увидишь. Нет, вообще, нафиг я тебя уговариваю? Если тебе нравится по стройке кирпичи таскать, то, пожалуйста, на здоровье!

– Я не каменщик, кирпичи не таскаю. Я…

– Без разницы, шо ты там делаешь. Главное, шо я предлагаю тебе серьёзное дело, и ты можешь стать совсем другим человеком. Но, бачу, шо ты боишься! В конце концов, как хочешь. Тебе жить. Д-договариваемся так: ты сегодня подумаешь и если согласен – завтра встречаемся здесь, в это же время. Решай! – новый знакомый поднялся, пошарил по карманам и совсем по-доброму добавил – Да! Слухай, гроши в тебе е? Заплати пожалуйста, а то я где-то портмоне оставил, наверное в машине.

– Хорошо, без проблем, – добродушно согласился Ростислав и после прощания со своим очень странным собеседником медленно погрузился в раздумья.

Мысли приходили в голову самые разные. Неуемная фантазия Ростислава под воздействием паров алкоголя – смесь непредсказуемая, не раз приводившая к принятию алогичных решений.

«Конечно, этот Гриша аферюга конченный, но, с другой стороны, как задолбало корячиться на стройках. Как хочется красивой, богатой жизни, чтобы, покупая автомобиль, интересоваться не расходом топлива, а набором дополнительных опций, отсутствующих в базовых моделях; отдыхать у моря не в палатке, а в отелях с ванной джакузи; любить красивых и стройных, похожих на Диану… Кстати, о Диане. Мечты о роскошной жизни мгновенно улетучились, уступая место мыслям, имеющим четкое направление: «если стану председателем дворянского собрания, то мои шансы на успех значительно возрастут. Вот тогда можно будет смело подкатывать к Диане, вот тогда я буду „на коне“, тогда посмотрим… Решено! Соглашаюсь!».

Всю ночь Ростислав не сомкнул глаз. Решение о начале нового дела не давало уснуть, вызывая эмоциональный и умственный всплеск в голове у нового предводителя дворянского собрания, как он шутливо начал сам себя называть. «Конечно, попрут все эти напущенные шуты, – рассуждал Ростислав, – сейчас большинство готовы мать родную продать, только бы создать себе имидж успешного человека». Со многими такими Ростиславу Косовскому приходилось сталкиваться лично, наблюдая, как рядовому соотечественнику, выходцу из социалистического равенства, где непризнанный гений – это самая удобная жизненная позиция, при которой легко оправдывалась собственная бездеятельность, в наши дни предстояла нелегкая задача постоянно доказывать свои претензии на принадлежность к какой-то особой социальной группе, получившей признание. Для них как раз и кстати оказались всевозможные закрытые товарищества, непубличные общества, чуть ли не тайные организации, членство в которых якобы выгодно отличает от простых смертных. Никто толком не знает, каким видом деятельности занимается очередная когорта с намеком на элитарность, но ограниченный доступ сразу придает аромат избранности тем, кого допустили. Ведь теперь можно участвовать в любой беседе с таинственным видом адепта, посвященного в тайны, вызывающие панику среди рядового населения. Или умиленно покачивать головой при обсуждении какого-либо события, дескать, это для вас сегодня новость, а мне об этом стало известно еще очень давно. Загадочно улыбаться на вопросы, при этом не имея понятия, о чем идет речь, но уверенно отвечать словами: «Пока я не могу открыть тебе правду, но придет время, и ты все узнаешь». Очень удобная позиция, с какой стороны не посмотри. Только ведь вот беда – не зовут в эти самые закрытые клубы, маловато их. Порой приходится самим зачислять себя в ряды избранных, даже если ломается система. К примеру, все то интересное, что придумано где-нибудь за океаном, у нас с легкостью может быть доведено до маразма. Идея титуловать некоторых клиентов особо важной персоной (дабы упростить существование сильных мира сего) у нас не просто прижилась, но и получила широчайшее применение даже в неожиданных сферах жизни. К многочисленным VIP-ложам, VIP-проходам, VIP-залам, где занятые люди могут спокойно, без толкотни, экономя свое драгоценное время, насладиться искусством, принять пищу или отдохнуть, стали добавляться вывески «Только VIP» в совершенно неожиданных местах: над отдельной дорожкой в плавательном бассейне, над крайним турникетом на горнолыжном курорте, над отдельно стоящей заправочной колонке на АЗС, даже на некоторых автомобильных мойках умудряются выделить специальный пост для особо важных персон. И теперь нашему человеку с непростым прошлым предстоит самостоятельно позиционировать себя в этой жестокой градации. Естественно, привыкшие считать себя особыми попросту не станут мыть свой автомобиль там, где это делают простолюдины, в итоге очередь вырастает уже там, где как раз её не должно было быть. Вот уже и в плавательном бассейне теснота именно там, где по идее должно было быть свободно. И все это происходит благодаря предприимчивым дельцам из сферы оказания услуг, завоевывающим симпатии потребителей, навешивая на желающих ярлык «особо важная персона», кем многие хотят считать себя и мнят во сне.

«Обмануть одного – это действительно сложно, обманывать толпу – простое дело, никто не поверит в дерзость каких-нибудь нахалов, вытряхивающих карманы умнейших представителей региона! Главное разработать гениальную концепцию, которая может скрыть истинные цели. Больше пафоса и громких заявлений – тогда обязательно поверят».

Ростислав всю ночь напролет систематизировал и аккуратно записывал свои предложения по устройству новой организации, обещающей стать делом его жизни. Иногда, отвлекаясь, представлял себя в огромном кабинете, отделанном в дореволюционном стиле, сидящего за тяжёлым дубовым столом в красивом костюме, покуривающего кубинскую сигару. Рядом длинноногая красавица Диана, готовая мгновенно броситься на выполнение любого приказа хозяина. Фантазии уносили далеко: «Диана! Душенька, отпусти людей, собравшихся в приемной, устал сегодня, пусть завтра придут, завтра приму!» – лениво потягивая сигарой, отдал распоряжение секретарю. «Не извольте беспокоиться, Ростислав Евстафиевич, все будет исполнено», – покорно отвечает Диана, с вожделением глядя на своего повелителя. Чудаковатые фантазии подобного содержания превращались в заветные мечты облицовщика-мозаичника и служили главным стимулом в работе. Косовский творил до самого утра.

На следующий день он появился в «Сахарнице» гораздо раньше условленного времени. Очень сильно хотелось увидеть красавицу Диану до начала обсуждения целей и задач с этим грубоватым Гришей. Устроившись за крайним столиком, Ростислав в последний раз обдумал свое решение, о котором предстояло прежде всего сообщить Саше и Сереже. «Думаю, что это будет небольшая потеря для парней. Найдут себе другого бригадира. А у меня теперь другая дорога».

Григорий, к удивлению Ростислава, появился тоже раньше договоренного часа, правда, с очень помятым лицом, очевидно после бурно проведенной ночи. Гриша начал по-свойски:

– Привет! Я д-думал, ты не прыйдэш! Ну шо?

– Здравствуйте. Я тут подумал, подумал. В общем согласен. Только надо много чего уточнить.

– Подожди. Слухай, давай коньячка возьмем, а то шо-то голова не варит после вчерашнего. Вчера п-погулял немного. Всю ночь не спал! Таких красавиц подцепил! Принцессы! – при этом Гриша сделал характерный жест, целуя кончики своих пальцев.

– Нет! Давай сперва о деле, а потом возможно выпьем, – как-то очень резко отрубил отставной бригадир, раскладывая на столе свои вчерашние записи. – Прежде всего, надо придумать название. Всевозможные намеки в названии на элитарность, на высший свет, на избранность участников данного мероприятия – мовитон!

– Шо-шо?

– Дурной вкус. У любого человека подобные намеки мгновенно ассоциируется с рекламой вроде «элитная баня для респектабельных господ». Название должно быть красивым и нейтральным, возможно, не совсем раскрывающим сути, но не хвастливым.

Выражение лица Самосвалова очень точно выразило его внутреннее состояние: во-первых, с ним уже очень давно никто не разговаривал в подобном тоне, а во-вторых, свежеиспеченный партнер оказался действительно башковитым парнем, к тому же, кажется, трудолюбивым.

– Если речь идет об общественной, благотворительной организации, то здесь очень важно отобразить это в названии. Основные цели – это забота о родном крае и людях, живущих в нем. Значит, первое слово должно быть что-то вроде «опекун» или «попечитель». Слово, которое уже само по себе вызывает желание делать пожертвования. Вторым словом лучше всего сделать «собрание»: во-первых, навевает мысль о массовости в принятии решений, а во-вторых, ассоциируется с дворянским собранием во времена царизма. Так предлагаю и назвать: «Попечительное собрание». Естественно это должен быть фонд… Благотворительный фонд, со своим уставом и задачами. Кстати, устав я здесь набросал, – он протянул толстую пачку напечатанных листов Грише, – здесь есть все: и цели, для которых создается фонд, и источники финансирования, и структура управления. Единственным учредителем и главным распорядителем средств, я оставил одного себя, так как тебе нельзя светиться, сам говорил. Естественно, у фонда будет президент, избираемый прямыми выборами участников. Но реальной власти над средствами и имуществом он не будет иметь, согласно уставу.

«Ого! Вот это прохвост! Хорошего я себе подельника нашел, нечего сказать! – Гриша слегка засомневался в правильности выбора партнера. – С одной стороны, это именно тот, кто мне нужен, но с другой, такой мать родную объегорит, не то что меня. Надо с ним держать ухо востро!»

– Люди, попадающие в «Попечительное собрание», конечно, не простые, становятся членами фонда и участвуют в принятии решений на общих заседаниях. Еще я разработал концепцию общественно-политической жизни фонда.

– А это еще шо?

– В общем, понапридумывал всяких тем для дискуссий, обсуждений, других вопросов – одним словом, я буду развлекать их на заседаниях и забивать баки проблемами космического масштаба. Главная задача, как ты и говорил, собрать под знамя фонда всех замечательных людей, в прямом и переносном смысле. А сдоить с них бабки, под благовидными предлогами, дело техники.

– Я см-смотрю, ты лихо вкурил мою тему! Ч-честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. А мы с тобой на каких условиях?

– Фифти-фифти, думаю справедливо, главное – распределить обязанности, кто чем будет заниматься.

– Нуу, предлагай. Так понимаю, ты и это продумал.

– Да. На мне вся официальная часть этой затеи. Я заманиваю кошельки, опустошаю их и убеждаю, что все в порядке. Мы ведь собираемся долго работать? Поэтому моя задача сделать всех довольными. Твоя – прежде всего, это крыша! И от фискалов с ментами, и от братвы, если, конечно, кто сунется. Второе – это список потенциальных клиентов, ты говорил, что многих знаешь лично. Значит, мне надо о них все знать. И третье! Главное! Нужны деньги! Красивый офис! Автомобиль! Без этого мы ничего не сделаем! Это тоже с тебя!

– Здорово! Значит, бабло вкладываю я! А бакшиш потом пополам! По-моему, ты до хрена хитрый!

– А то, что я весь городской бомонд разводить буду – ничего? Если какая-то падла что-то заподозрит и вдруг проверит, куда деньги деваются, меня либо посадят, либо закопают! А ты останешься в стороне! Так что давай по-честному: риски у нас разные, а прибыль одинаковая. А на мою роль найти человека сложно, дурак согласится, но за ним никто не пойдет, а умные на эту сомнительную аферу не согласятся. Так что раскошеливаться тебе!

– Теперь уже я подумаю.

Не привыкший к всякого рода ультиматумам Гриша заметно нервничал. Этот Ростик оказался действительно неглупым парнем и очень проворным. Но самое неприятное то, что он был прав. Найти подходящую кандидатуру на столь сложную роль на самом деле очень тяжело. К тому же найти такого деятельного и умного, взвалившего на себя практически всю основную работу, – задача действительно невыполнимая.

– Лады, согласен.

– Вот теперь можно и коньячка, – торжественно объявил Ростислав.

В этот момент в кафе появилась красавица Диана, в очередной раз загипнотизировав влюбленного бедолагу одним лишь беглым взглядом. И пока Самосвалов объяснял официанту суть заказа, а это обычно проходило долго, Ростислав ушел в мечты о девушке, о которой знал только имя и привычку пить кофе в «Сахарнице» чуть позже полудня.

– Але, ты еще здесь? – тормошил за плечо Самосвалов Косовского, – давай! Принесли уже.

– Давай. За успех нашего дела! – не совсем придя в себя, произнес тост Косовский.

Однако, отпив глоток, полностью взбодрился и продолжил обсуждение.

– Так что у нас там с машиной?

– Гранд черокки, не очень новый, но зато черный.

– Не очень новый, но зато черный, – тихо повторил Ростислав с легкой долей сарказма, – черный джип, прекрасный выбор: машина для слабых, неуверенных в себе, закомплексованных дядечек! И ты хочешь, чтобы я на этой позорной лайбе ездил к толстосумам?

– Чё это она п-позорная?

– Ладно. В связи с полным отсутствием лучшего предложения придется довольствоваться тем, что есть. В виде компенсации я тебе отдам свою «шестерку», не «лимузин» конечно, но в хорошем состоянии.

– А получше у тебя ничего нет? Вот это точно позорные лайбы!

– Это отличная серия автомобилей, правда, некоторые западные завистники зло называют их почему-то самоходными стульями… Было бы чего лучше, сам бы ездил. У тебя не брал бы эту бензоколонку на колесах. Ничего! Поездишь на «шестерке». Отбрасывать понты теперь буду я. Так, дальше! Нам нужен красивый офис, желательно в самом центре или возле оного. Желательно сразу с ремонтом, чтоб не корячиться.

– Я знаком с начальником Горкомунхоза, попробую выпросить у него ш-шото приличное.

– Отлично! Ну пока вроде все! Заказывай ещё, отпразднуем рождение нового клуба для самодовольных кретинов.

– Зло ты как-то о наших будущих клиентах, – иронизировал Самосвалов, показывая знак официанту.

– Я с такими много наработался и натерпелся от них, поэтому имею право.

– Интересно, интересно. Ну-ка, давай в этом месте поподробнее. Мы же вообще ничего не знаем друг о д-друге. Вот и познакомимся.

Принесенный коньяк сделал свежеиспеченных партнеров немного откровеннее:

– Тут мало интересного, просто когда-то я работал на заводе оборонной промышленности в конструкторском бюро. После великого развала огромной страны завод закрыли, и я пошел работать на всяких выскочек, туго набивавших в смутное время карманы деньгами, разворовывая державу по кусочкам. Попросту говоря, эти хамы приглашали меня на работу в свои компании для разных целей, но итог всегда был один – никому и никогда не нужны были мои мысли и идеи, им был просто нужен исполнительный подчиненный, готовый воплощать любые бредовые идеи шефа в жизнь. Нет, пока есть где украсть – это возможно, но когда халява закроется и нужны будут мыслящие сотрудники… Короче, надоели они мне все и я пошел в плиточники. Не могу терпеть начальство! Должен работать сам, а стартового капитала для собственного дела нет. Вот поэтому строитель.

– Понятно. А жена, дети?

– С женой давно в разводе, но живем в одном доме. Купить две однокомнатные квартиры, продав мою двухкомнатную хрущевку, невозможно. Поэтому так и живем, да и легче вместе – сын, опять-таки, рядом. В общем, помогаем друг другу, просто разные мы. Заработаю денег, куплю себе угол, жене и сыну квартиру оставлю.

– Хорошее дело. Ты меня удивляешь все больше и больше.

– Думаю, ещё не так удивлю. Ну а ты? Что молчишь?

– Та в мэнэ все п-просто! Три раза женат и все три раза удачно! Только сейчас один, живу на съемной квартире. Первой оставил дом и сына, второй огромную квартиру и дочь, а с третьей дитэй нэ було, так и н-не нажили нихера. Осталась одна машина от прошлой роскошной жизни.

– А с милиции выгнали или сам ушёл?

– Попросили…

– Понятно.

– Теперь меня либо люто ненавидят те, кого обидел, либо дружат, я многим помог! Но предупреждаю – обо мне всякое услышишь.

– Да! Ещё, совсем забыл. У тебя есть знакомые на телевидении? Надо будет рекламу на местном ТВ заказать. Я и сценарий набросал. Там нет ничего рекламного. Просто будет видеосюжет о том, что фонд «Попечительное собрание» объявляет конкурс среди юношей и девушек, в котором желающим предстоит сдать экзамен по трём школьным предметам на выбор, и обязательно английский. Десять победителей получат право на бесплатное обучение в Гарвардском университете по программе помощи одаренным детям, желающим учиться за границей, за средства, выделенные самим фондом. Более детальная информация появится позже. Следите за рекламой.

– Это шо за шняга? – Гриша удивленно поднял брови.

– Так надо. Люди безгранично доверяют телевизору, будь то реклама или какой-то иной бред. Думать своей головой никто не хочет, просто верят всему, что показывают. Это надо использовать. Любое упоминание на телевидении автоматически делает наш фонд солидной организацией. Обеспокоенные родители моментально раздуют ажиотажный интерес к загадочной конторе благодетелей. Через пару недель не останется ни одного человека, не слыхавшего о «Попечительном собрании». И вот тогда я начну обходить наших клиентов с агитационными предложениями, от которых они не смогут отказаться. А апогеем апофеоза станет крутой банкет-презентация, где все должны будут прочувствовать свою принадлежность к избранным. Метод не новый – так оболванивают своих клиентов всевозможные финансовые «пирамиды».

– Круто. Кто-то у меня был на телевидении… Может уже уволили всех, надо будет узнать.

– Узнавай! Если что, я всегда в это время пью здесь кофе, поэтому можно встретиться в любой день без предварительного звонка.

– А потом, ты собираешься кого-то в Г-гарвард отправлять?

– Потом скажем, что канадская диаспора подвела в самый ответственный момент! Не выделила вовремя средства! Пусть пойдут, проверят! Так что, Гриша, начинаем работать. Кстати, куда мне нанести свой первый визит? С кем поговорить?

– Зараз не готов сказать. Давай я подумаю и потом скажу.

– Давай.

– Хорошо! Слухай, опять гроши забув. Рассчитайся, пожалуйста, потом я как-нибудь тебя угощу. Давай, пока, у меня еще кое-какие дела. Созвонимся!

С этими словами Гриша поднялся и ушел. Ростислав, глядя вслед уходящему компаньону, поймал себя на мысли: «Скользкий он все же тип. Надо с ним осторожнее. Неизвестно, чем это все закончится, если, конечно, начнется. Интересно, откуда этот Гриша взялся на мою голову?»

 

Глава 2

Гриша Самосвалов

#i_001.jpg

Гриша родился в маленьком, ничем не примечательном районном центре Лохвица, что на Полтавщине. Своим появлением на свет он обязан поучительной истории, перевернувшей жизнь поселка с ног на голову, из-за которой новорожденного Гришу злые языки оклеймили «фестивальным ребенком». Естественно, фестивали в поселке никто не проводил, но события, предшествовавшие рождению Гриши, по-другому здесь не называли.

Лохвица – городок, где девушки того времени, едва закончив школу, мнили себя в роли романтичной Ассоль, ждущей сказочного капитана Грея. Даже последующее замужество, дети, сложный быт не убивали мечту, а, наоборот, только усиливали веру в появление прекрасного принца, способного отвезти уставшую от ожидания красавицу с собой в волшебную страну. И в один прекрасный майский день, как ошибочно показалось представительницам слабого пола, таких принцев появилось около полусотни. На время летних каникул в местной школе расселилась нефтегазоразведовательная экспедиция, проводившая изыскательные работы рядом с Лохвицей. Новость моментально разлетелась по всей округе и спровоцировала небывалый ажиотаж среди женской половины городка. Газоразведчики оказались ребятами веселыми и влюбчивыми, а самое главное – щедрыми (качество, которое особенно ценят женщины). Их появление спровоцировало приступ массовой истерии среди женщин детородного возраста, переросшую впоследствии в сексуальную пандемию. Любой ценой и под любым предлогом местные красавицы пытались оказаться возле школы в вечернее время, мечтая встретить своего единственного и долгожданного. Здесь происходили действия, имеющие все признаки настоящего фестиваля – шутки, смех, веселье, песни под гитару, что позже выливалось в семейные скандалы, стычки на танцевальных вечерах между местными и чужими, осуждение общественности городка. Такой стала каждодневная программа «карнавала газовщиков». По Лохвице прокатилась волна разводов, уцелели только многодетные семьи и супружеские пары, пережившие двадцатипятилетний юбилей в браке.

Искала свою судьбу вместе со всеми и юная Мария Галушко, будущая мать Гриши. Черноволосый балагур Коля, с чертами лица не то калмыка, не то удмурта, показался Марии совершенством, посланным свыше. Мгновенная страсть обещала сплести их сердца на всю оставшуюся жизнь и перерасти в настоящую любовь – так, во всяком случае, считала Мария. Позже Галушко назовет это лето самым счастливым периодом в своей жизни. Но к концу лета газоразведчики неожиданно исчезли, тем самым ввергнув в отчаяние местных красавиц и вернув городку тихую, скучную жизнь.

Весной следующего года, группа молодых матерей толпились в приемной председателя поселкового совета для получения свидетельств о рождении для своих «фестивальных» деток. Первой зашла Мария Галушко, держа на руках мальчика, нареченного Гришей. Председатель сельсовета – в прошлом учитель химии, женщина пожилая и строгая, к тому же с юных лет воспитавшая в себе викторианский взгляд на нравственность. На Марию и ее подруг по несчастью смотрела с пренебрежением и с осуждением.

– Поковырялись газовщики в недрах, – глядя в окно, задумчиво, но довольно громко процедила сквозь зубы двоякую фразу председатель. – Шо ж мне, Маша, писать в графе отец? А?

– Коля його батько, він на самосвалі в експедиції працював, – тихим, извиняющимся голоском произнесла молодая мать.

– Угу, вот я так и напишу: «Коля, который ездил на самосвале», – и через короткую паузу загадочно произнесла, – хотя…

Подвинув к себе документ, красивым каллиграфическим почерком в графе «отец» написала «Николай Николаевич Самосвалов». Так, совершив должностное преступление либо по незнанию, либо в наказание, одарила новорожденного Гришу оригинальной фамилией. Остальных ждала такая же участь, и фамилии Буровая, Монтажная, Крановщиков стали для их носителей вечным напоминанием о грехах родителей.

В детстве маленький Гриша не отличался особым рвением к наукам. Единственный любимец бабушки, тети и мамы, обласканный с пеленок, оставаясь центром внимания и заботы, постепенно превращался в обыкновенного эгоиста, внешностью смахивающего на старинную китайскую игрушку – сидящий человечек с головой-маятником. Его огромная, круглая голова с восточным разрезом глаз раскачивалась в разные стороны, капризничая по любому поводу. В остальном, самый обыкновенный мальчик, мечтающий стать космонавтом или милиционером. После окончания школы мечта о покорении галактики была предана забвению, уступив более реалистичным расчетам. Гриша поступил и каким-то чудесным закончил училище МВД, после чего даже успел пару лет поработать в исправительно-трудовой колонии.

Почти перед самым распадом Советского Союза лейтенант Григорий Самосвалов попадает на службу в живописное село Шаровка, находящееся в пяти км от столицы Подольского края. Молодой офицер расстроен и подавлен – сельский участковый инспектор для него вовсе не то, о чем мечтал его воспаленный ум в юношеские годы. Перспектива постоянно утихомиривать деревенских пьяных дебоширов, сидеть в ночных засадах, ожидая опустошителей колхозных полей и садов, бороться с самогоноварением и с другими мелкими правонарушениями приводила Гришу в состояние глубочайшей депрессии. Ввергнутый в бездну отчаяния Самосвалов несколько дней после назначения бесцельно бродил по селу и с нескрываемым отвращением знакомился с укладом деревенской жизни. Увидев его перекошенное лицо, перепуганные селяне тихонько делились друг с другом:

– Бачив нового дільничного? Ото звірюка напевно!!!

– І за що нам такого?

Известие о том, что новый участковый «зверюга форменный», моментально разлетелось по всем домам. К тому же эта новость успела обрасти придуманными подробностями из прошлой жизни новоназначенного. Участковый с грозным взором вселял просто животный страх в простых жителей села. Они предпочитали не показываться в одиночку на глаза свирепому участковому. Завидев Самосвалова издалека, смиренные граждане разбегались в разные стороны и прятались на всякий случай. Остап Сидоренко, по кличке Сидор, до этого лихой и неуправляемый дядька, отсидевший срок за пьяную драку, встречая на своем пути Григория, закладывал руки за спину и поворачивался лицом к забору. В общем, и без того не проблемное село в одночасье превратилось в образцово-показательную комунну, жители которой разве только не научились ходить строем.

Опасения шаровчан оказались небеспочвенны. Неожиданно для всех Гриша завел дружбу с местным священником, тоже сравнительно недавно появившимся в Шаровке. Знакомство произошло на свадьбе дочери главного бухгалтера колхоза, экстренно проводимой в религиозный пост в связи с «интересным» положением невесты. Отец Тарас, а именно так называли священнослужителя, закончив со свадебно-церковным обрядом, занял место за праздничным столом как раз возле Самосвалова. Взору гостей предстали щедрые угощения, расставленные радушными хозяевами, не имеющими ничего общего с аскетичными блюдами, более уместными во время поста. А в довершение всего столы украшали полуторалитровые бутыли с домашней водкой, изготавливать которую в те времена не разрешалось. Возникшая заминка среди гостей и последующая неловкая пауза грозила опасностью перерасти в конфуз. Собравшиеся смиренно ждали начала банкета, жадно созерцая яства и выделяя слюну, как собаки Павлова, при этом нервно поглядывая на ту часть стола, где сидели Самосвалов и отец Тарас. Сам-то Григорий очень сильно хотел кушать и был готов начать трапезу с веселящим душу зельем. В этот момент ему не было никакого дела до самогоноварения, но нарушать церковные каноны в новом для себя месте… Вдруг, махнув рукой как с отчаяния, неожиданно поднялся отец Тарас. Перекрестив три раза себя и один раз посудину с домашней водкой, он резким движением схватил бутыль и начал разливать приглашенным, начиная с Григория.

– Оце гарно! – неожиданно для самого себя вырвался комментарий у Самосвалова.

Остальные гости, как по команде, мгновенно наполнили так званые «полустаканчики» и приготовили закуску. Отец Тарас монотонным голосом произнес слова на каком-то странном языке, отдаленно напоминающем старославянский, по привычке размахивая рюмкой как кадилом. Получилось нечто среднее между тостом и молитвой. Из всего потока неразборчивого бормотания Грише показались понятными всего только несколько слов: «не кожній с-с-суці щастя випадає», причем в этот момент иерей глядел на невесту. Впрочем, посчитав, что это ему почудилось, с удовольствием выпил и приступил к трапезе.

Участковый и священнослужитель весь вечер общались вместе и, подливая постоянно друг другу «горькую», прониклись взаимными симпатиями. Батюшка оказался сильным заикой, вследствие перенесенного какого-то инфекционного заболевания, а, как известно, ничто так не сближает, как общий недуг.

Сельская свадьба всегда служила местом откровений для немногословных в обыденной жизни крестьян. С противоположной стороны от Гриши расположились две сухенькие старушки, зло обсуждающие виновницу торжества:

– А я тобі відразу кажу: ще намучиться наш Андрійко з тією Галькою. Подиви, як вона витріщила очі і зиркає на людей! Чого витріщатися? Треба сидіти сором'язливо, як личить нареченій. А ця? Зміюка!..

Под конец свадьбы уставшая от танцев невеста немного опустила голову и отвела в сторону глаза, задумавшись на некоторое время о чем-то своем. Тем не менее, смиренный вид невесты не вызвал одобрения у старушек, осуждение и вердикт остались прежними:

– Подиви, сховала очі. Навіть подивитись не хоче на людей. Ненавидить тут всіх. Неможна ховати погляд від людей! Ой, ще намучиться з тою зміюкою наш Андрійко! Ой намучиться!..

«Да, – подумал Самосвалов, – быть хорошим для селян тут не просто! Пожалуй, только один батюшка здесь нормальный парень. Надо бы к нему присмотреться».

После обряда «снятия фаты» и прощания музыкантов, что означает финиш процесса бракосочетания, отец Тарас, уже изрядно подвыпивший, вновь взял слово. На этот раз Грише уже отчетливо послышалось крамольное в речи святоши: «таки не кожній с-с-сучці щастя в-випадає», хотя Гриша уже не особо вслушивался в слова священника – теперь они закадычные друзья.

Сам по себе батюшка слыл добрым и бескорыстным человеком. О его пагубном пристрастии к выпивке жители села знали, но прощали эту слабость, так как именно выпивкой рассчитывались за любой проведенный ритуал. Случись крестины, свадьба или похороны – отец Тарас, проведя все необходимые действия и прочитав молитвы, непременно приглашался за стол. Церковные обряды получались у местного служителя культа неимоверно длинными. Как искренне верили односельчане: если бы батюшка не заикался, то молитвы читались бы в два раза быстрее. Приглашение к столу от утомленных затянувшейся процедурой мирян зачастую служило отцу Тарасу сигналом к окончанию церемонии. Он с удовольствием соглашался разделить с пригласившими его людьми радость или горе за ритуальным обедом, где непременно хорошенько напивался и забывал стребовать оплату. Впрочем, забывал он только в первые дни своего пребывания в селе, потом брать деньги стало уже просто неловко. Вдобавок, еще не совсем отошедшие от коммунистическо-атеистической пропаганды жители Шаровки посещали церковь крайне редко и с опаской. Из-за этого церковная касса всегда находилась в плачевном состоянии, а ее хранитель очень часто голодным. Даже средства на ремонт храма, кстати, построенного на пожертвования сельчан, собирала церковная староста баба Сянька, не доверяя деньги любившему выпить батюшке. От безысходности отец Тарас начал ходить по домам жителей Шаровки, предлагая обряд освящения жилья. По заведенной уже традиции, после совершения таинства освящения, благодарные хозяева угощали пресвитера колбасой и самогоном. Таким образом, обходя в день по одной хате, он всегда был сыт и пьян. На справедливые замечания односельчан о недостойном образе жизни, частенько видевших служителя культа возвращающимся с очередного обряда, отвечал: «Ви не дивитесь, що я роблю, краще ходіть до церкви та слухайте, що я вам кажу на проповіді».

Когда все дворы несознательных прихожан были пройдены, отец Тарас пустился по второму кругу. На возмущенные возгласы типа: «Та ви вже святили цю хату, досить!», – служитель культа давал разъяснения: «Чим частіше я це роблю, тим вам краще». Но на третьем заходе вера шаровчан в необходимость периодического проведения данного обряда изрядно пошатнулась. Домовладельцы попросту перестали открывать двери местному священнику, прячась в самых необычных местах, будучи застигнутыми врасплох. Совершенно невозможно представить, как сложилась бы дальнейшая судьба проповедника, если бы в это время не завязалась дружба между ним и Самосваловым. Шаровчанам не из книг пришлось узнать, что означает солидарность религии и власти. Теперь в двери домов стучал участковый инспектор, под благовидным предлогом знакомства в рамках исполнения служебных обязанностей, и не открыть ему не осмеливался ни один житель села. Едва завязывалась беседа между обывателями и стражем порядка, как во дворе появлялся трезвый иерей с ведром святой воды и дымящимся кадилом. Не обращая внимания на присутствующих, батюшка сразу же приступал к таинству освящения жилища. Он молниеносно перемещался из комнаты в комнату, читая молитвы и размахивая кистью, не давая следующим за ним хозяевам опомниться. Самосвалов не уходил, но и не вмешивался, разыгрывая показное удивление и любопытство. Обильно окропив все помещения, отец Тарас, тихо и невнятно допевая молитву, поворачивался лицом к хозяевам и пристально всматривался им в глаза в ожидании вознаграждения. По старой привычке последние предлагали расчет натуральным продуктом, стыдливо прикрывая телом бутыль с самогоном от взора инспектора. Но здесь их ждал неприятный сюрприз, отец Тарас отрицательно качал головой и косился глазами на Гришу, давая понять, что запрещенному самогону здесь не место и расчет теперь проводится только деньгами. Если сумма, предложенная хозяевами, казалась батюшке маленькой, он немедля повторял обряд еще раз, и так до тех пор, пока вознаграждение не возрастало до нужного уровня. Собранные деньги подельники делили пополам. Солидная прибавка к жалованию сильно подняла настроение Григорию. Особенно радовал тот факт, что банкноты попадали к нему относительно честным способом.

Не забывал Григорий и за исполнение профессионального долга. За считанные дни участковый инспектор навел полный порядок в служебных делах. Прежде всего, беспокоили два заявления, оставшихся от предшественника Самосвалова. Первое о пропаже одиннадцати кур гражданки Марии Божко, и второе, опять-таки кража: Юхим Подперезанный заявил о пропаже коровы. Написанные пострадавшими собственноручно и зарегистрированные по всей форме. Было и третье заявление, принятое уже самим Гришей, хотя еще не зарегистрированное, от гражданки Анны Юрченко на избившего её собственного мужа, пьяницы и драчуна. Немного поразмыслив, Гриша решил начать с супруга Юрченко, вызвав его к себе на разъяснительную беседу, как любили в те годы выражаться в милиции. Моментально прибывший Анатолий Юрченко, муж Анны, оказался невысокого роста мужичком, похожего на старичка-лесовичка.

– Разрешите? – боязливо и неуверенно спросил Анатолий, чуть приоткрыв дверь в кабинет к лейтенанту.

– Юрченко? Проходи, присаживайся… пока! – сухо ответил стоящий возле окна Самосвалов, бросив на гостя лишь беглый взгляд.

Анатолий занял место на стульчике возле письменного стола, а Самосвалов, до этого безучастно наблюдавший за жизнью улицы через стекло, расположился прямо на столе, повернув все тело к гостю. Большого телосложения Гриша, да еще и возвышающийся на столе, пристально смотрел сверху вниз на испуганного посетителя, как удав на кролика.

– Ну шо? Толяша, – по-панибратски начал свою беседу молодой офицер, беря в руки папку, – догрався? Твоя жінка накатала на тебя «телегу». О! «Побив», «таскав за волосся», «п'яний» – короче, пиши пояснения, я опрошу свідетелей, і все.

– Шо все?

– Все! – грозно рявкнул Гриша, – суши сухари, впаяют тебе два или три года, от характеристики с кол-кол-колхоза будет зависеть. А все благодаря родной женушке, решила тебя в тюрягу упечь. Та і правильно робить, на халеру ты ей, забулдыга др-др-драчливый, сдался?

– Та вона завтра забере!

– Ты нормальный? Тут тебе шо, ЗАГС? Захотела – подала, захотела – забрала заяву? Или ты думаешь, шо тут вообще цирк? В общем так, пиши пояснення, оформлять тебя буду.

– Не губи, Григорій Ніколаєвич, – взмолился Юрченко, нижняя губа его затряслась, а глаза сильно повлажнели, – не губи!

Самосвалов слез со стола, подошел к окну и долго молча смотрел в даль.

– Ну не знаю… Шо я могу сделать? Это же заява!! Ну, единственное, что может спасти твою задницу от наказания, – это содействие в раскрытии других преступлений. Ты готов помогать следствию?

– Я – да, готов!

– Добре! – Гриша подошел к столу и схватил лист бумаги, – на, будешь писать… Таак, ты ведь возле железной дороги проживаешь? Хорошо… ты должен написать мне такое: «Пятого числа прошлого месяца на красный сигнал светофора, железнодорожного, конечно, встал товарный поезд с открытыми вагонами. На полу в вагонах была рассыпана пшеница. Куры Марии Божко запрыгивали в вагон поклевать зерна, в количестве одиннадцати штук. А когда поезд тронулся, не успели спрыгнуть… Понял?

– Григорий Николаевич, – с легкой долей сопротивления произнес Юрченко.

– Так! Ша! Я не поняв! Ты собираешься содействовать?

– Да, но….

– Раз собираешься, то давай, пиши.

И Анатолий написал под диктовку молодого офицера трогательную историю о неразумных курочках, попавших в ловушку собственной алчности. Гриша был очень доволен. Закрыто старое дело, не будет нового, а главное – чета Юрченко еще долго будет жить тихо и спокойно.

– Скажи жинке, нехай завтра прийде, заяву забере, – выдал Гриша в след уходящему Юрченко.

Оставался еще один вопрос – пропавшая корова Юхима Подперезанного. «Эта корова там же, где и куры. Висяк висяком. Но шоб корова запрыгнула в ж/д вагон, не поверят, – размышлял Григорий над заявлением Юхима, – надо придумать более впечатляющую историю с авторитетным свидетелем». Самосвалов вызвал к себе Остапа Сидоренко. Утром следующего дня последний явился в назначенное время. Желая скрыть свой страх перед участковым и выглядеть как можно естественней, Остап решился на шуточку, содержание которой понятно лишь узкому кругу лиц.

– Да здравствуют советские «ковырялочки»! – хриплым басом проорал Остап. – Доброго Вам здоров’ячка, Григорій Ніколаєвич.

Впрочем, это не произвело никакого впечатления на Самосвалова. Прикидываясь занятым чем-то важным, он даже не взглянул на вошедшего. Пропустив мимо ушей сказанное и не поздоровавшись в ответ, представитель власти все же повернулся к Остапу лицом и начал беседу спокойным, но уверенным голосом:

– Сидоренко! У меня тут есть сведения, что ты нормально жить не хочешь: бузишь постоянно, угрожаешь односельчанам физической рас-рас-расправой, запугиваешь, пьянствуешь… – произнося эти слова, Самосвалов постукивал пальцем по папке с надписью «ДЕЛО», намекая на собранные доказательства.

– Кто? Кто такое фуфло на меня гонит? – хриплым, прокуренным голосом спросил Остап.

– Ща я те все покажу! – с язвительным сарказмом рявкнул Гриша.

– Не надо на понт брать, начальник. Я живу мирно, а козлов и стукачей у нас хватает. Пишут сученые…

– Водку гонишь, – продолжал Самосвалов.

– Я водку не гоню, я ее зову, – тихим голосом попытался отшутиться Сидоренко.

– В общем, так, Сидор, – железным голосом начал Самосвалов, – я здесь для того, шоб навести порядок. И я его наведу. А ежели кто мешать мне будет, то у него будет бледный вид и очень хер-хер-херовая жизнь. Понял?

– Ты меня только на «понял» не бери, я свое за «не понял» уже отдал, – тихо ответил Остап.

– И все же?

– Я никому мешать не собираюсь…

– Молодец! Хорошо, шо ты такой понятливый. Думаю, у нас с тобой конфликтов не будет. Бери бумагу, мне надо, шоб ты написав кое-какое свідчення для пользы одного дельца, которое…

– Ничего я писать не буду, – тихо, но уверенно перебил Сидоренко.

– Не, я смотрю, шо ты нихера не понял, – в голосе милиционера появилось раздражение, – я сказал «свидетельское показание», в котором буде сказано, шо ты видел, как стая волков в количестве шести-семи хищников напала на корову цього, як його? а! Под-под-подперезаного, и сожрали! Всё! Ничего тут такого нема! Просто нужно закрыть вис-вис-висяк. Думаю, ты-то как раз понимаешь! Или, может, волки тебе друганы, и ты боишься на них писать?

– Ничего я не боюсь.

– Отлично! Пиши. Нам еще с тобой на место происшествия надо пройти, кости я уже там разбросал. Траву примял. Крови разлил. Там все выглядит натурально…

Наведя таким образом полный порядок в селе, Гриша не мог остаться незамеченным высоким начальством и вскоре очутился в областном центре уже в качестве сотрудника Отдела по Борьбе с Хищением Социалистической Собственности.

 

Глава 3

Карьерный взлет

#i_001.jpg

Здесь, как поговаривал сам Гриша, и работа помасштабней, и почета с уважением побольше. Теперь Самосвалов курирует «КаБаРе» – кафе, бары, рестораны. Недоливы, обвесы, выход готовой порции – к тому времени став уже старшим лейтенантом, рьяно взялся за расхитителей народного добра.

– Вы тут, смотрю, вообще всякий страх потеряли? – возмущался Гриша, совершив контрольную закупку со своим сотрудником Кринчуком в одном из ресторанов. – Почему от вашего борща так сильно пахнет рыбой?

Совершенно невозмутимый официант, устремивший взор куда-то в другой конец зала, тихим, спокойным голосом ответил:

– Это не от борща. Вы заказывали рыбу. Вам ее пожарили, просто на кухне сегодня утром поломалась вытяжка. Вот запах и разошелся по всему залу.

– Ну! И де та рыба?

– Вот, – по-прежнему невозмутимо указал на одно из блюд, – это ваша рыба.

– Вот эти н-н-недолепленные котлеты – рыба? – Гриша взял со стола блюдо и демонстративно брезгливо понюхал. – Ну и рыба! И это посетители у вас едят? Ну и посетители… А вот это столетнее сало называется мясной нарезкой? Я ще не бачив такого белого мяса, вы бы написали «мясо белого медведя» – было б оригинальней. А! Вот, вы тут кусочек колбасы положили, ага! И теперь это мясная нарезка. Мо-ло-дцы! Красавцы!

Кроме своих прямых обязанностей, Самосвалов добровольно взвалил на себя функции пожарного инспектора и санитарного врача.

– Боже, ну как у вас плохо пахнет, в смысле хорошо смердит, двери откройте, шо ли. Да, а почему такая маленькая дверь? Случись пожар, как народ эвакуировать? Вы шо, перестроили тут что-то? Ага, уб-уб-урали перегородку и вместо фойе продлили зал. Разрешение на проведение работ есть? – обязанности инспектора Госархстройнадзора Грише тоже не были чужды. – Так, давай, Кринчук, оформлять, – обратился к своему напарнику.

– Молодые люди! Одну минуточку, – откуда-то из ресторанного полумрака появилась крупная женщина с прической в виде огромного толстого сомбреро, – можно вас пригласить ко мне в кабинет? Меня зовут Наталья Борисовна, я заведующая в этом ресторане.

– Старший лейтенант Григорий Самосвалов, – в свою очередь, представился Гриша и раскрыл на секунду служебное удостоверение, – контрольная закупка, нарушений у вас багатенько, будем оформлять!

– Подождите сразу оформлять, давайте пройдем ко мне в кабинет.

– А смысл?

– Там чище воздух, у нас сегодня поломалась система вентиляции, так вот там мы все и обсудим.

– Та шо тут обсуждать! Вашу забегаловку закрывать надо, а вы шо-то обсуждать собираетесь?

Произнося эти слова, Самосвалов все же поднялся, малозаметным кивком подал знак Кринчуку и направился в кабинет Натальи Борисовны. Теперь он уже точно знал, что все идет хорошо, его боятся и сейчас будут всячески уговаривать пощадить. И действительно, в кабинете заведующей стоял сервированный стол с дефицитными деликатесами для тех времен: красная икра, шпроты, копченый свиной окорок, вареные раки, армянский коньяк и несколько бутылок пива. Увидев яства, у проголодавшегося Гриши начались спазмы в районе пищевода, но отходить от избранной линии поведения он не собирался.

– Для чого оце? Та нее! Мы пришли не на блины! У вас тут на-на-нарушения на каждом шагу, а вы тут ерундой занимаетесь. Вы шо думаете, шо нам поесть негде? – Гриша направился к выходу.

Но выход из кабинета уже заблокировала своим мощным телом Наталья Борисовна.

– Послушайте! Вы все не так поняли! Я вам все сейчас объясню. Присядьте, – не давая сказать и слова гостям, она широко расставила руки, став похожей на дорожный грейдер, и почти силой усадила милиционеров за стол. Последние, правда, не сильно сопротивлялись.

– Дело в том, что я недавно руковожу этим рестораном. Мне досталось тяжелое наследие от предыдущих руководителей, я застала полное запустение и дефицит профессиональных кадров.

Произнося эти слова, Наталья Борисовна профессиональными движениями ловко наполнила три рюмочки коньяком и два бокала пивом. Не прекращая говорить, подняла рюмку, жестом предлагая гостям последовать её примеру. Затем по-мужицки залпом выпила содержимое до дна.

– Дайте мне время, и здесь все будет идеально, – продолжала заведующая торжественным тоном, словно работник ЗАГСа, объявляющий брачующихся мужем и женой, – поверьте, я умею быть благодарной. Двери этого ресторана отныне всегда открыты для вас и ваших друзей, Григорий Николаевич.

Гриша со спокойным выражением лица поедал угощения, запивая коньячком. Такие речи ему приходилось выслушивать каждый день, и он привык снисходительно принимать мзду от чувствующих свою вину рестораторов. Деньги в те времена ничего не стоили, это заставляло взяткодателей придавать дарам причудливые формы, преподнося их в натуральном виде. Теперь Гриша завтракал, обедал и ужинал только в общепите, внимательно следя за графиком посещений заведений, чтоб слишком часто не наедать у одних и, естественно, не пропустить других. О его неимоверном аппетите узнали как дорогие рестораны, так и привокзальные буфеты, детские кафе и даже магазинные кафетерии. Во всех этих заведениях Самосвалова встречали как самого дорогого гостя, обслуживали только первые лица, а на столе у него стояло только самое лучшее. От чувства собственной значимости у Гриши сильно повысилась самооценка. Он все больше и больше становился похожим на чванливого держиморду, использующего свое служебное положение исключительно в корыстных целях. Позже, вспоминая эти времена, он скажет: «Родина в те времена деньгами не платила, но щедро отдавала привилегиями».

Ведя разгульный образ жизни, где каждый день заканчивался грандиозной пьянкой в каком-нибудь кабаке, Гриша, тем не менее, никогда не забывал, кому обязан своим положением. Памятуя о главной заповеди придуманной собой же: «Деньги, которые „засвечены“ перед шефом – уже не твои, а шефа», – Самосвалов регулярно делился добытым с руководством. Умение угождать начальству – искусство, которое в тогдашних органах МВД ценилось как нигде больше. Своевременность исполнения, размер благодарности, а главное, полная конфиденциальность – все это как экзамен на профнепригодность, проваливших попросту отчисляли. Казусы, правда, случались и у Гриши. Однажды его вызвал к себе начальник отдела, майор Пронь.

– Самосвалов, слушай меня внимательно, у нашего генерала скоро день рождения. Естественно, идут грандиозные приготовления по встрече гостей, их размещению, торжественная часть и, конечно, сам банкет. Задействованы практически все подразделения. Как всегда, составлены списки и розданы по отделам. Вот, это тебе, – он протянул лист бумаги.

– Десять банок черной икры, двадцать красной, – начал перечитывать список Гриша, выражение лица его стало таким, словно он читает собственный некролог, – печень трески, шпроты, маслины… всего сорок позиций. Ого! Я из-из-извиняюсь, а у гостей генерала изжога не начнется, если они все это сожрут, может, им тюльки с варэной бараболей и капусты квашеной?

– Гриша, ты шо, дурак? Оставь при себе свои идиотские шуточки! Бери список в зубы, и концу недели шобы все было здесь!

– Где же я это все возьму?

– Где хочешь! Мне похер, хоть из дому тащи! И вообще! Хватит таскать с работы домой, пора уже носить из дому на работу. Понял? Действуй.

Подобные списки не в первый раз попадали в руки старшего лейтенанта, но таким огромным он не был еще никогда. Нужно было хорошо побегать по разным точкам общепита, чтоб полностью выполнить заказ. «Хорошо генералу, – размышлял расстроенный Григорий, – на него все пашут, как рабы, – задаром. А Пронь тоже хорош, ишак, я сейчас пойду клянчить эти харчи, унижаясь, а он потом доложит генералу о проделанной работе и ещё получит поощрение». Природная лень, присущая Грише, и нежелание трудиться всегда подталкивало его на решение любого вопроса одним махом. Дробить список на равные части и собирать по разным местам – это не для него. «Все сразу и в одном месте», – решил он для себя, отправившись в самый крупный продмаг города, где частенько инспектировал кафетерий и прекрасно знал заведующую магазином.

Роза Израилевна, женщина неопределенного возраста, бессменно руководила универсамом «Центральный» со дня его открытия (злые завистники утверждали, что это произошло еще до революции 1917 года), чем очень гордилась. Опыт работы в торговле помог ей продержаться на плаву в сложные времена эпохи развитого социализма, потом в ещё более сложное время смены общественно-экономической формации, пережить несколько новых форм собственности от коллективной до частной, и теперь предприятие, возглавляемое ей, по праву считалось одним из самых процветающих и прибыльных. Несмотря на то, что фискалы всех мастей ходили в «Центральный» как по святую воду, она умело находила общий язык со всеми, хотя и наглеть никому не позволяла.

Гриша долго не мог определиться с моделью своего поведения: требовать – глупо; просить – стыдно; предлагать какие-то взаимовыгодные условия – так нечего предложить. В роли просителя он представлял себя плохо, но иного выхода не было. После традиционного приветствия Гриша неуверенно начал разговор:

– Роза Израилевна, к вам с серьезным делом.

– Шо случилось, Гришенька? На вас нет лица, ой, вы такой бледный, как алюминиевая кастрюля!

– Роза Израилевна, мне нужна ваша посильная помощь в решении этого вопроса, – он протянул список.

– Шо это? – удивленно спросила заведующая, пробежав глазами по списку. – Гришенька! Откуда такой аппетит? Вас шо, выгоняют из органов?

– Не, с чего вы взяли? Спасибо Господу, у меня все хорошо.

– А впечатление такое, шо вы узнали о своем близком увольнении и решили срубить напоследок по-взрослому.

– Та не то, поверьте, мне очень надо, и не для себя, помогите мне в этом вопросе и я забуду к вам дорогу, обещаю, навсегда.

– Гришенька! Мне кажется, я вас понимаю. Я тоже сижу в маленькой лодочке и ловлю рыбку в тихой гавани. Хватает, шобы покушать и завялить на черный день. Хочется, конечно, выйти в открытое море и поохотиться на крупную рыбку, но там штормит частенько и можно утонуть. Там даже большие корабли идут порой ко дну, а про маленькие лодочки и говорить не приходится. Вы понимаете, о чём я говорю?

– Не совсем. При чем тут рыба, к чему вы клоните?

– Я хочу сказать, Гришенька, что вы хотите откусить слишком большой кусок от пирога, а это опасно – можно подавиться, лучше кусайте по чуть-чуть и жевать легче, и опасность подавиться меньше!

– Вы не поняли! Я предлагаю по-хорошему договориться, шоб всем хорошо было. Вы помогаете мне, а я стану вашей «крышей»! «Один хрен тут жрать нечего», – прикинул Самосвалов.

– Это ты не понял! – в одно мгновение Роза Израилевна резко перешла на «ты», поменяла тон и изменилась в выражении лица до сурового, – если не понимаешь аллегорий, скажу тебе прямо: нихера ты не получишь! Обнаглел совсем! А если мне надо будет, чтоб тебя уволили, поверь – уволят!

«Старая сука! Сдаст. Сдаст, как стеклотару», – стрельнуло в голове у Гриши.

– Вы думаете, то я себе на свадьбу собираю? То все не мне, то в генерала день рожденье, а такие как я обеспечивают праздник! – выпалил он на одном дыхании.

– У генерала?

– Ну да, тож не у меня!

Роза Израилевна на мгновение задумалась.

– Ладно, присылай к обеду машину. Все получишь.

Вечером того же дня, уже получив и передав товары, Самосвалова неожиданно вызвал к себе генерал. «Наверное, благодарить будет. Ого, как быстро», – размышлял Гриша. Войдя в кабинет начальника МВД области, старший лейтенант доложил о прибытии и вытянулся по стойке смирно. Здесь уже стоял с виноватым видом майор Пронь, генерал перевел взгляд на Гришу.

– Ты мне скажи, Самосвалов, ты шо, дебил? Или просто придурок, – неожиданное начало просто обескуражило Григория, – я тебя, идиота, посылал в «Центральный»? Ты какого хрена там сказал, шо ето я тебя послал? Ты знаешь, что хозяин универсама бывший прокурор, мой давнишний приятель? Он мне звонит и говорит: «Иван Сергеевич, если вам что-нибудь надо, звоните прямо мне, незачем этого ишака Самосвалова присылать!»

«Звездец», – последнее, о чем успел подумать Григорий перед протяжным тепловозным гудком, который теперь раздавался в его голове вместо мыслей.

– А я дупля не отбиваю, о чем это он. Оказывается, мой подчиненный ходит по продмагам и от моего имени людей обирает. И кто? Какая-то шавка Самосвалов! Да я тебя сгною, дубок маринованный! Шакал вонючий! Подставить хочешь? А ты, Пронь! Специально себя нулями окружил? Думаешь выглядеть умнее? В общем так! Завтра чтоб ноги его в милиции не было!

Конфликт, конечно, удалось загладить. Седовласый Пронь оценил Гришино молчание и уговорил генерала не торопиться с наказанием. Более того, в скором времени Самосвалова повысили до заместителя начальника отдела, естественно, после ухода Ивана Сергеевича на пенсию. Урок пошел на пользу, с тех пор Григорий никогда не ссылался на высокопоставленные особы в своей работе, если что, он многозначительно поднимал указательный палец вверх и, тыча им в потолок, говорил: «Это нужно не мне, это нужно туда».

Свой первый день работы замом Гриша запомнил навсегда. Никогда ещё в жизни ему не приходилось получать таких лёгких денег. В дверь его нового кабинета вошёл молодой человек крепкого телосложения.

– Извините! Можно войти? – робко спросил посетитель.

– Вы уже вошли, – крайне недружелюбно разрешил новоиспеченный заместитель начальника.

Молодой человек подошёл к столу, сел без приглашения и ничего не говоря, протянул почтовый конверт Самосвалову.

– Я не принимаю жалобы, пожалуйста, зарегистрируйте в установленном порядке, – Грише показался неприятным этот человек.

– Это лично вам, – сухо произнёс гость.

Самосвалов приоткрыл конверт, оказавшийся незаклеенным, заглянул вовнутрь и тут же брезгливо отбросил его на стол. Содержимым конверта оказались десять стодолларовых купюр.

– Шо це? Вы кто такой? Шо вам надо?

– Меня зовут Анатолий Зиновьевич Шухер, – предпринял попытку объяснить молодой человек, но возбуждённый Гриша перебил его.

– Я вас не знаю!

– Я буду приносить вам каждый месяц такой конверт, если вы и дальше не будете меня знать.

– Не п-понял!

– Мы с братом на гаражном массиве возле локомотивного депо размешиваем пищевой спирт с родниковой водой и добавляем глюкозки. Потом разливаем в бутылки, закатываем крышку, клеем этикетку, ну и так далее. Мы решили, шо лучше сразу договориться с вами, чем потом вы будете искать нас. Нет! Если вы, конечно, против, то мы вас поняли, и меня тут не было, я вам ничего не говорил.

– И много вы там закатываете? – спросил Самосвалов, делая акцент на последнем слове. Его, естественно, интересовали масштабы подпольного производства.

– Ой! Я вас прошу, сколько можно закатать в одном боксе? Пару ящичков в день. И реализуем не здесь, а в близлежащих сёлах.

«Хорошо быть близко к начальству, – Гриша успокоился, и в его голове появились мысли, анализирующие свое нынешнее положение, – это мне пока мелкие шавки носят, представляю, сколько носят большим командирам».

– Согласен! – громко и чётко произнёс новоиспечённый партнёр братьев Шухер, одновременно с этим уверенно переложив конверт в шуфляду своего стола, – можете спокойно работать, никто вас там искать не будет. Через месяц жду! Да! Ещё. Надеюсь, бокс арендованный? Не на своей фамилии?

– Ну шо вы? Григорий Николаевич! Меры безопасности у нас на высшем уровне. Мы же не маленькие дети!

– Ну и отлично! До встречи через месяц.

В последствии оказалось, что это далеко не единственный пример коррупционной схемы горе-бизнесменов и нечистых на руку фискалов. Самосвалов сам закрывал глаза на всевозможные подпольные цеха, и умело отводил взгляд начальства. Такие отношения ему казались справедливыми – люди сами несут деньги, значит не надо никого искать, ловить и доказывать. А не взять у них деньги нельзя, иначе они пойдут к шефу и предложат ему, конечно, чуть больше – всё же шеф, а тот обязательно возьмёт и оставит заместителя с носом. Всё же определённый процент от каждой своей сделки Гриша добросовестно носил «наверх». Или, как сам любил шутить: «Я хорошо знаю таблицу деления».

Исполнительный, рьяный служака в скором времени сменил своего шефа на должности начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Детская мечта практически сбылась – большой начальник в крупном городе. Но Самосвалов не считал эту должность венцом своей карьеры, а всего лишь ступенью для ещё более высокого взлёта. Правда, ещё и местом для существенного изменения своего материального и жилищного положения в лучшую сторону, конечно. Гриша очень смутно представлял себе, кто такой Оноре де Бальзак, но знаменитую цитату из его произведения: «В основе любого богатства лежит преступление», – поддерживал полностью. Девизом своей деятельности он выбрал уже подзабытый коммунистический лозунг об экспроприации экспроприаторов. Впрочем, марксистская терминология для него была пустым звуком, поэтому больше нравилось простое ленинское «Грабить награбленное». Он придумал себе имидж шефа с вечно недовольным выражением лица, замученного работой, но в то же время всецело отдающего себя своему ремеслу. Вверенный ему отдел работал без выходных, отгулов и праздников, словно бригада ударника коммунистического труда Стаханова. «Стая самосваловских шакалов», как прозвали их в народе, «рыскала», «копала», «вынюхивала» и, в конце концов, «высасывала из пальца» доказательства преступной деятельности юной ещё в те годы буржуазии. Впрочем, показатели по раскрываемости при этом оставались средненькими. Действия Самосвалова и товарищей в отношении малых предприятий пострадавшие расценивали как террор. Времена расцвета правового нигилизма в обществе и уверование сотрудниками отдела в собственную безнаказанность способствовали развитию уродливых отношений между бизнесом и властью.

Однажды Самосвалов вызвал к себе следователей Подлесного и Зайца:

– Так! Бойцы, я просил р-разобраться с этой, как её? А, фирмой «Интеграл». Разобрались?

– Ну, есть кое-что, – туманно ответил Подлесный.

– Давай конкретно. Шо вы там накопали? Кто директор?

– Директор у них еврейчик один, Костельман. Он же и один из учредителей «Интеграла», – уже уверенней продолжил свой доклад Подлесный.

– А кто ещё учредитель?

– Ещё двое, армян и татарин – Наири Варданян и Асхат Галиулин. Они замами числятся.

– Еврей, армян и татарин – учредители «Интеграла»? – не поверил услышанному начальник.

– Представьте себе, – утвердительно подтвердил Заяц.

– Н-нихера себе коктейль! Как же их жизнь свела в одну кучу?

– Они дружат ещё с институтских времён, вместе учились в одной группе, – продолжил Подлесный. – Сдружились на почве противостояния национальному большинству, они были единственными нацменами на потоке. Потом, по окончании попали в разные места. Галиулин очень быстро стал начальником конструкторского бюро на Радиозаводе, куда, естественно, и позвал своих однокашников. Так они вновь оказались вместе. Когда Радиозавод перестал нормально работать, все трое дружно рассчитались и учредили собственное предприятие. Здесь и работают по сей день.

– Ну и чем они там у себя занимаются? Хотя я себе представляю! Эти могут такого п-придумать!

– Если честно, то не всё понятно в их бизнесе…

– Шо значит не всё понятно? Ты следак или хрен знает шо? – грубо одернул следователя начальник.

– Схема такая, – продолжал Подлесный, давно привыкший к подобным выпадам, – закупают всякое разное: стройматериалы, лес, продукты питания, в общем, всякую всячину, и поставляют на атомные электростанции. У атомщиков денег нет, и они рассчитываются за это векселями. Причем, я так понимаю, очень щедро. Полученные векселя наша троица реализует предприятиям-должникам за электроэнергию, гораздо дешевле номинала и не за деньги, а опять за товары: телевизоры, холодильники, поливочные насосы и так далее, которые уже сами реализуют оптом.

– И шо в итоге?

– Тройной подъём! – опять вступил Заяц.

– То есть на один вложенный рубль три чистыми получают? – глаза Самосвалова округлились, – нихера себе! Так! И на чём м-мы м-можем их поиметь?

– Вот тут-то и непонятно, месяц назад их налоговики проверяли, ничего не нашли. По мелочам, пару штрафов, а так всё в порядке. Выходит, всё у них законно…

– Подлесный! Ты нормальный? У этой интернациональной банды тройной подъём, а ты говоришь, всё законно? Та я нутром чую, шо там полно криминала! А налоговикам на лапу дали, вот те и состряпали хороший акт. Надо их потрясти!

– Но у нас нет ничего против них. С чем пойдём? – засомневался следователь Заяц.

– Пойдём по старой схеме! Мы всё знаем, но пока даём им возможность самим помочь следствию. Может, кто и расколется. Главное, побольше страху нагнать! Может, на офисе чего найдём, денег наличных, к примеру. Одним словом – надо брать!

– Когда пойдём?

– Завтра! Инструктируйте оперов и утром нагрянем! Всех по разным кабинетам и допрашивать. Кто-то проболтается обязательно. Да, а кто там бухгалтер?

– Бабка какая-то, – ответил Заяц.

– Отлично! Бабки всегда боятся. Вот ты и пойдёшь её допрашивать. По ходу скажи, шо может сесть за чужие грехи, пусть лучше нам поможет, тогда свидетелем останется. Короче, пугни хорошенько.

– А если не найдём ничего? Они жалобу прокурору настрочат! По шее получим, – сомнения все же терзали Зайца.

– Такого еще не было! Обязательно найдем! А если найдём, то, как говорится, победителей не судят. Какого Федора строчить жалобу прокурору, если у тебя рыльце в пушку. Не будут они писать. Главное, сработать чётко.

Утро следующего дня руководители и рядовые сотрудники «Интеграла» запомнили навсегда. Немногие могут себе представить, как врываются на офис с мирно работающими клерками вооруженные милиционеры в чёрных масках и бронежилетах. В ужасном шуме, топоте, среди криков улавливаются чёткие команды:

– Всем оставаться на своих местах!

– Телефоны не брать!

– Не переговариваться!

В каждой комнате офиса выставляется часовой, внимательно следящий за выполнением приказов. Должностных особ разводят по разным кабинетам, где начинают грубо допрашивать. Захват, прозванный в народе «Маски-шоу», оказывал на простых людей такое психологическое воздействие, что отвечать даже на очень простые вопросы, связанные с личными данными, становилось сложно.

– Ваша фамилия Костельман? Вы здесь директор? – опытному Подлесному достался директор.

– Что всё это значит? Что происходит? На каком основании вы здесь допрос устраиваете? Кто вы такие, чёрт возьми? – негодованию испуганного директора не было предела.

– Моя фамилия Подлесный, я следователь отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Я думаю, вы догадываетесь, почему мы здесь и, наверное, хотите нам кое-что рассказать? Так сказать, добровольно.

– Понятия не имею, о чём вы! Ничего я не хочу вам рассказывать! А вот вы потрудитесь мне объяснить, на каком основании здесь находится рота вооружённых до зубов молодчиков?

– Ефим Натанович, не надо так нервничать. Никто вам допрос не устраивает. Пока, пока я хочу вас просто опросить. А эти люди осуществляют охрану меня и других сотрудников милиции. Вы же знаете, бизнесмены сейчас нервные пошли, иногда до рукопашной доходит, особенно когда улики пытаются уничтожить. Давайте перейдём к делу! Кто имеет, кроме вас, право подписи на накладных в вашей фирме? – произнеся эти слова, Подлесный аккуратно продублировал их в письменном виде на листке бумаги.

Ефим Натанович прекрасно понимал – в огромной куче дурацких вопросов будут спрятаны несколько очень важных. Но как определить, что интересует этих псевдоправоохранителей, что они ищут и в чём придумают обвинить? Он прекрасно понимал, что их общее с друзьями дело сейчас в шаге от пропасти. После таких подобных налётов фискальных органов многие частные предприятия попросту прекращали существование. В других комнатах происходило то же самое – «Самосваловские стервятники» допрашивали главного бухгалтера и партнёров Костельмана. Через два часа появился сам начальник отдела, с грустным выражением лица человека, уставшего от постоянной войны с расхитителями, уклонистами и прочими пиявками на здоровом теле государства. Скопировать эту гримасу не удавалось ни одному коллеге Самосвалова. Увидев его, Костельман погрустнел ещё больше.

– Я майор Самосвалов! Думаю, меня тут все знают!

Костельман утвердительно кивнул головой и отвернулся в сторону. Самосвалов, о котором по городу ходила слава бездушного выжимателя денег, для него был крайне неприятен.

– По итогам документальной проверки, п-проведенной на вашем предприятии недавно, мы провели несколько выездных проверок и выявили несколько интересных фактов. Если эти факты не подтвердятся, то мы с удовольствием принесём вам свои извинения. А вот если подтвердятся… – пугать директора с первых слов – это визитная карточка майора Самосвалова. Вообще, чувствовал Гриша себя в таких ситуациях прекрасно. Всеобщий страх, охватывающий должностных особ при Гришином появлении, сильно забавлял последнего. Пройдя поочередно все комнаты офиса, Самосвалов по выражению лиц своих подчинённых понял, что дело идёт туго. Он опять вернулся в кабинет Костельмана, молча поднял лист бумаги, в который Подлесный записывал свои вопросы и ответы Ефима Натановича, пробежал глазами по строкам и многозначительно произнёс:

– Шо-то ваши показания сильно отличаются от показаний вашего главного б-бухгалтера. Я вижу, н-не хотите сотрудничать. Хорошо! Не надо.

– Послушайте! Шо там может отличаться? Шо вы всё время вокруг да около? Скажите прямо, шо вам надо?

– Я с вами ещё поговорю! Потом, когда все звенья цепи соединятся. Вот тогда будете просить о чистосердечном, но уже будет поздно, – пророчески наобещал Самосвалов и обратился к своим, – так! Подлесный, прекращай этот балаган, собирай все документы в бухгалтерии и вези их ко мне. Мне их показания постольку поскольку, а в документах печати и подписи. Понял?

– Так точно!

– И шоб ни одна бумажка не пропала!

Это бал самый последний и самый рискованный трюк Самосвалова. Гриша абсолютно не разбирался в бухгалтерских документах, зато был отличный психолог. Даже самые послушные налогоплательщики не смогут не нервничать, когда собственноручно подписанные документы находятся в руках у свирепого милиционера. Вдруг закралась ошибка, вдруг нелепая оплошность станет поводом для обвинения в серьёзном преступлении. После выемки документов Самосвалову оставалось ждать появление посредника, который добровольно согласится провести переговоры с руководством «Интеграла».

Примерно через неделю, в небольшом кафе, завсегдатаями которого были исключительно милиционеры, к нему подошёл шапочный знакомый подполковник Юлиан Романович Паленьга. Коллеги, зло подшучивая, называли его офицер-переросток, прозвище, полученное из-за соотношения звание-должность. Несмотря на возраст и солидное звание, Юлиан Романович переходил с одной малоответственной должности на другую, то управление информационно-аналитического обеспечения, то сектор связей с общественностью. Это откладывало определённый отпечаток на его реноме в милицейской среде – вроде и подполковник, а реальной власти не имеет. Правда, ходили слушки о каком-то очень дальнем и очень таинственном родственнике из министерства, который в скором времени устроит подполковника в столице. Но, скорее всего, именно сам Юлиан Романович эти слухи и распространял.

– Здравия желаю, Григорий Николаевич! Возле тебя свободно? Я присяду? – радостно заговорил подошедший.

– Доброго здоровья. Та сидайте, не помешаете, – безынициативно разрешил Гриша.

– Как там твои дела? Давно тебя не видел….

Подполковник Паленьга сделал заказ и ещё несколько минут весело «щебетал» на совершенно разные темы. Всё это время Самосвалов очень спокойно поедал заказанную пищу и лишь короткими ответами вроде «да», «нет», «представляю» нехотя поддерживал беседу. Как бы между прочим, Паленьга подошёл к главной теме:

– Да, слушай, жена двоюродного брата моей жены работает бухгалтером на этом… э-э-э… Как его? Ты там был недавно… А! «Интеграл»! Говорят, ты документацию изъял, вместе с компьютерами. Говорит, теперь невозможно работать, хочет узнать, когда всё вернут?

«Отлично! Вот и переговорщик! Значит, таки дрогнули, теперь я своего не упущу!!!» – Гриша с трудом сдержался, чтобы не выдать своё внутреннее ликование. Его план сработал. Бизнесмены готовы платить и очевидно щедро. Эту часть операции Гриша шутливо называл: «Съем денег с перепуганных»

– Она шо, работает главбухом?

– Да вроде нет.

– Ну если нет, то пусть спокойно ищет себе другую работу.

– А если таки главбухом?

– Тогда плохо. Тогда пусть готовится года на три носить робу с номером.

– Та ты шо? Там всё так серьёзно?

– А то! Это я только половину документации проверил, уже бухгалтеру на трёшку насчитал, а директору на пятёрик! Я еще встречную с их контрагентами сделаю. Чувствую, будет громкое дельце. Много шапок полетит…

– Слушай, так ведь у них недавно налоговая была, вроде всё хорошо.

– То шо, в налоговой сидят тупаки, это отдельная сторона вопроса! Я, кстати, ещё хочу проверить, не было ли здесь к-корррупционного зговора. Как налоговики не увидели фактов разграбления державы? Эти друзья украли у страны кучу денег и заплатили налоги! А налоговики счастливы! Налоги сплачены! Отлично! Здесь я ещё разберусь.

– Ого! Серьёзные дела. Надо узнать, кем там родственница работает.

– Узнавай, пока ещё не поздно!

В последних словах Гриша осознанно оставил намёк на изменение своего отношения к делу, если, конечно, интернациональное руководство «Интеграла» проявит сообразительность и щедрость. Грише показалось, Паленьга это уловил, во всяком случае его прощальный кивок головой мог означать только это. Оставалось только ждать. И, как и следовало ожидать, оппоненты недолго томили с ответом. Через два дня Паленьга позвонил по телефону и попросил встретиться:

– Григорий Николаевич! Два слова сказать надо! Давай увидимся. Ты где?

– Подъезжаю к управлению.

– Отлично, я тебя встречу на улице.

Юлиан Романович занял позицию в стороне от центрального входа в здание УВД области, очевидно, пару слов должны быть сказаны с глазу на глаз. Вышедшего из автомобиля Гришу он сразу аккуратно взял под локоть и увлёк в противоположную парадному входу сторону.

– Привет! Слушай! У меня, такая нелепая миссия…

Паленьга нервничал, Гришу это радовало. Однако выдать ликование нельзя, Гриша посмотрел на собеседника лицом, переполненным сострадания.

– Шо? Таки родственница главбухом працює?

– Слава богу, нет! Моя совсем молодая ещё. А я ещё подумал, как же они совсем девчонку на такую должность. Оказалось, не она. Но тут такое дело. Мне пришлось вникать во всё это. У них бухгалтером бабулька одна, взрослая довольно-таки женщина. Они теперь даже боятся передать ей то, что ты говорил. Боятся, может не выдержать. Она и так на таблетках. А ведь ты будешь её вызывать? Будешь допрашивать?

– Конечно, буду! Она должностное лицо! Мне всё равно, сколько ей лет и какое у неё здоровье.

– Если ты скажешь, что ей светит трёшка, то она сразу богу душу отдаст.

– Ты прекрасно понимаешь, шо это не мои проблемы.

– Слушай! Они нормальные люди. Директор говорит, шо если напортачил – отвечу, но бабку пожалейте. Готовы на всё ради спасения невиновной женщины.

«Думали, шо если нас „крышует“ подполковник Паленьга, то нам все пофиг? Нет, ребята! Не с тем вы подружились! У вашего Паленьги власти не больше, чем у патрульного сержанта», – Гриша уже совершенно спокойно доводил дело до логического завершения. Своё вознаграждение он должен спокойно получить через подполковника Паленьгу, а, стало быть, вымогательство с его стороны исключается. Осталось только сговориться в цене.

– А ведь я им говорил: давайте по-хорошему! Сидели там, такие важные. Думали, шо д-дуже блатные. А Самосвалов – это так, пацан с рогаткой? А теперь вон как заговорили! Готовы, говоришь?

– Не заводись Гриша! Никто из них о тебе плохо не отзывается. Они хотят мира и согласия.

– Мира и согласия. Они хоть жалоб там не успели настрочить? Прокурору, в столицу? А то у нас многие вначале жалобы строчат, а потом о п-перемирии кричат!

– Нет! Не писали…

– Ну хоть это хорошо. Хотя я уже доложил ситуацию туда! – указательный палец правой руки мгновенно взлетел в сторону неба, – теперь как замять? Шо они хоть предлагают?

– Они хотят шоб ты назвал цену!

– Они, смотрю, ещё и торгуются! Тут восьмёрка на двоих светит, а они торгуются! Не, если этот Костельман готов понести справедливое наказание, как он сказал, то пусть сидит свой пятёрик, зато останется с деньгами. И я не буду подставлять свою задницу! Я за это дело могу звезду очередную получить.

– Не заводись, Гриша! Ох ты и горячий. Они ведь не знают, чего тебе это стоит! Говори цену.

Самое сложное для Самосвалова в таких ситуациях – это определиться с ценой вопроса. Тут очень важно не перегнуть, иначе подопечный может обозлиться и вместе с соответствующими органами подловить на взятке, а это тюрьма. Либо выйти на кого-то из начальства и предложить ему, а тот возьмёт, и это плохо – и дурная слава, и карман пустой. Называть сумму меньше той, с которой согласны расстаться бизнесмены – это вообще катастрофа, уважать и бояться перестанут. Можно было бы запросить определённый процент от оборота предприятия, тем более документы есть, но Самосвалов не разбирался в бухгалтерской документации. Оставался один проверенный метод – назвать сумму, примерно равную стоимости авто директора. Раз ему хватило себе такую купить, значит и для спасения своей шкуры насобирает. В данном случае троица учредителей разъезжала на автомобилях примерно одинаковой цены. Гриша суммировал стоимость всех трех авто и выдал цифру

– Тридцать! Баксов.

– Гриша! Это не грабеж? – очень аккуратно поинтересовался Паленьга.

– Грабёж? Это по-божески! Я пообещал начальству громкое дело, а теперь должен сворачивать всё сам. Мне придется многим заткнуть рот! Чем? Пусть теперь расщедриваются, у них был шанс решить всё сразу и полюбовно. Ты знаешь, чем я рискую?

– Хорошо, я передам. Давай завтра, здесь же в то же время.

– Договорились…

На следующий день, в назначенное время, Юлиан Романович с очень расстроенным видом рассказывал о реакции владельцев «Интеграла» на Гришино предложение.

– Естественно, их вначале несколько шокировала цифра, но я провёл среди них разъяснительную работу, говорю: не шутите, ребята! Потом, после небольшого совещания, согласились. Так шо, ты меня не забудь, когда все закончится. Только зачем-то очень хочет директор лично с тобой переговорить.

– Какого Фёдора? Я не хочу с ним ни о чём говорить! Он шо, подставить меня хочет? Передача денег только через тебя! Я с ним даже видеться не хочу.

– Та не! Подставить не хотят! Это я тебе гарантирую. Просто хотят обсудить с тобой одно дельце.

– Торговаться вздумали? Бесполезно! Я не торгуюсь!

– Думаю, торговаться тоже не будут. Хотят кое-что изменить во взаиморасчётах.

– Шо, например?

– Понимаешь, Григорий Николаевич, свободных денег у этой троицы сейчас нет. Они решили продать свои тачки, шоб с тобой рассчитаться. Во-первых, это займёт какое-то время. Во-вторых, может вызвать ненужный резонанс в городе. Сам понимаешь, твои орлы перевернули у них офис, изъяли всю бухгалтерию и тут вдруг люди продают машины! Пойдут ненужные кривотолки, думаю, тебе этого не надо.

– Пусть не продают! Пусть возьмут в долг у кого-то!

– Гриша! Кто даст в долг после обыска и выемки документации? Это же всё равно, что выбросить деньги на ветер!

– Хорошо. Так шо они предлагают?

– Они предлагают тебе сумму в два раза большую!

Гриша удивлённо-скептически поднял брови, но промолчал, дав возможность Паленьге закончить.

– Все их деньги в векселях атомных электростанций. Вот, именно этими векселями они и хотят рассчитаться! А за причинённые неудобства увеличивают сумму в два раза!

– Электроэнергией со мной ещё никто не рассчитывался! Ты хочешь, шобы я своему начальству сказал, дескать, вы понимаете, денег нет! Возьмите электроэнергией?!

– Да при чём тут? Эти векселя легко реализовать! Обычно их берут за восемьдесят процентов от номинала. А ты, со своими связями и авторитетом, сможешь их по номиналу спихнуть.

– Вот пусть берут и сами спихивают! Юлик, я ещё только всякой хренью не занимался!

– Гриша! Это реально хорошие бабки! Соглашайся! Тебе стоит только позвонить должнику по электроэнергии, и завтра деньги у тебя на столе! Я тебе помогу обналичить. Но главное – без скандала! Всё по-тихому и куча денег! Поверь! Это хорошее предложение.

– Я гляжу, Юлиан Романович, ты как-то активно за них «мазу тянешь»!

– Ну, в общем, есть ещё одно предложение. Они предлагают нам с тобой, на будущее, за определённый процент, помогать с реализацией этих векселей.

«Нам с тобой, – мысленно перекривлял слова подполковника Гриша, – им нужен только я! А ты там очевидно уже допомогался! Но решил примазаться. Ишак! С другой стороны, лучше, шоб меня с ними не видели».

– Ладно! Я подумаю. Завтра скажу ответ.

На следующий день Самосвалов согласился. Впоследствии это согласие стало роковым для карьеры предприимчивого майора. До этого от его склонности к стяжательству страдали только малые и средние предприятия. Больших грандов приходилось обходить, памятуя о том, кто за ними может стоять и какие могут быть последствия. Но безнаказанность, как известно, притупляет чувство страха. Через определённое время слухи о том, что майор Самосвалов принуждает топ-менеджеров производственных гигантов скупать векселя атомных электростанций, докатились до руководства МВД области. Разобраться в вопросе было поручено свеженазначенному заместителю начальника управления МВД области подполковнику… Паленьге, слухи о высокопоставленном родственнике которого оказались небеспочвенны. И Юлиан Романович совершил головокружительный прыжок в карьере с явным прицелом на столицу.

– Григорий Николаевич! Я тебе ещё раз объясняю! Я тут ни при чём! Старик недоволен! – убедительно твердил Паленьга.

Непростой разговор недавних подельников происходил в кабинете Паленьги. Стариком в управлении называли самого начальника УВД области, непосредственного шефа Юлиана Романовича. Самосвалов сидел в пол-оборота перед столом, как-то виновато опустив голову и постоянно пряча взгляд.

– Я обязан назначить служебное расследование. Как думаешь, чем закончится? Я не могу тебя прикрыть! Слишком много ты перешёл границу!

– Я, между прочим, переходил её для нас обоих! – вспылил Самосвалов, оправдываясь.

– Знаю! Не кричи! Но действовал ты как танк! Надо было помягче. Не надо было гневить этих перепуганных директоров. Ты знал, шо старик с ними в дружбанах? Значит, помягче! А ты буром! Они нажаловались старику, и всё. Этот считает, что ты полез в его вотчину. А ты знаешь, он этого не любит. И это ещё хорошо, шо именно мне старик приказал разобраться!

«Ишак конченный! – Гриша с трудом сдерживал себя, чтобы не сказать это в глаза Юлиану Романовичу, – как только получил должность, решил от меня избавиться! Теперь он в шоколаде, а я в полном дерьме!»

– Так спасай! Мы же в связке, – с надеждой пробормотал Самосвалов.

– Как я тебя спасу? – рявкнул Паленьга и перешёл на спокойный, рассудительный тон, – единственное, что может спасти твою задницу, это уволиться из органов. Своевременно, тогда все останутся довольны, и тебя никто не будет трогать.

Самосвалов резко повернул голову в сторону собеседника и уставился на него взглядом, полным ненависти за предательство.

– Уволиться? И это предлагаешь мне ты? Получается, я один за всё несу наказание? Мы же всё делили поровну, а основную работу выполнял я!

– Гриша! Не надо меня бить по совести! Ты не лучше меня! Поменяй нас местами, и ты поступил бы так же! Глазом бы не моргнул. Уволься, я тебе говорю! Надо успокоить старика. Потом, через годик, старик свалит на пенсию и всё вернётся на круги своя, восстановим тебя на равноценную должность. Увольняйся, Гриша! Другого пути нет.

Самосвалов уволился, не дожидаясь разбирательств и неминуемых скандалов.

Первый год, прошедший незаметно в ожидании восстановления, он практически не появлялся на людях, постоянно пребывая в своём загородном доме. Он вел существование, похожее на жизнь дождевого червяка, постоянно живущего в земле и выбирающегося на свет только в ненастную погоду. Гриша с ужасом для себя отметил, что превратился в никому ненужного человека, забытого друзьями и знакомыми. Впрочем, он уже и сам сомневался, были ли у него друзья. О продолжении службы в органах МВД пришлось забыть – как оказалось, на Гришином личном деле, находившимся в милиции, красовался гриф «восстановлению не подлежит». Попытки вернуться на службу закончились полнейшим разочарованием и наступлением периода глубокой внутренней депрессии. Деньги, которые, казалось, никогда не кончатся, стали быстро исчезать. Вдобавок ко всему, Гриша зачастую затевал бизнес, в котором ничего не понимал, но считал его простым. Идефиксом стало желание приобрести нечто, что можно сдать в аренду и жить припеваючи на ренту. Однажды, Гриша всё же приобрёл три седельных тягача, приспособленных для транспортировки контейнеров, которые тут же отдал в аренду предприимчивым одесситам, совершающих перевозки из морского порта. Получая ежемесячно оговоренную сумму и особо не напрягаясь при этом, владелец автопарка уже строил громадные планы на ближайшее будущее по расширению деятельности. Но через год при попытке пролонгации договора Самосвалов с ужасом обнаружил движимую собственность в крайне плачевном состоянии. Арендаторы не сильно заботились о техническом состоянии взятых на прокат машин, превратив их за год в груду металлолома. Продав то, что ещё год назад называлось маленьким автопарком, и проведя несложные математические исчисления, Самосвалов с грустью отметил, что превратился из счастливого рантье в обанкротившегося старьёвщика.

Аналогичный финал ожидал его и на другом поприще. Справедливо рассудив, что лучшим вложением средств может быть только недвижимость коммерческого назначения, отставной майор остановил свой взор на гостиничном бизнесе. Поскольку сеть отелей Хилтон ему показалась не по карману, что абсолютно логично, Гриша ничтоже сумняшеся задумал менее масштабный, но не менее успешный, по его мнению, проект придорожного мотеля с рестораном на въезде в город. Он срочно приобрёл большой участок земли в живописном месте на трассе и возвёл деревянный мотель по проекту финских архитекторов. Построенный мотель просуществовал ровно неделю! Внезапно возникший пожар беспощадно уничтожил все строения до малейшей щепки. Благо, обошлось без жертв, если конечно таковым не считать лишившегося недвижимости самого Гришу. Причину возгорания найти не удалось, хотя общественность была твердо уверена в версии о таинственном мстителе-поджигателе, в своё время несправедливо пострадавшего от Самосваловского погрома. Своевременно не позаботившись об охране пожарной безопасности и других необходимых мер предосторожности, неприспособленный к хозяйственной деятельности несчастный погорелец крепко запил. Только через три месяца, выйдя из состояния запоя, Гриша обнаружил своё присутствие в незнакомой ему квартире, отсутствие супруги и наличие молодой женщины, совершенно не стесняющейся своей наготы. Звонки к жене ситуацию не прояснили, абонент решительно не отвечал. Зато о многом поведал паспорт – оказалось, жена уже не совсем жена, можно даже сказать совсем не жена. Они были разведены и, судя по всему, бывшая супруга для скорейшего развода использовала Гришины связи. Судя по количеству собственных вещей, обнаруженных здесь же, Гриша отметил для себя, что при разделе имущества особой принципиальностью не отличался. Огромный загородный дом, как он и обещал ещё при его строительстве, остался сыну, теперь живущему только с матерью. Заботливый отец совсем не так себе представлял процесс перехода родового гнезда от основателя к потомку. Здесь огромную роль сыграло Гришино решение оформлять недвижимость на родственников жены в своё время, чтобы соответствующие службы не задавались вопросом, откуда у законопослушного офицера деньги на строительство резиденции, внешне напоминающей уменьшенную копию Воронцовского дворца.

Смирившись с положением, Самосвалов, оставшийся без дома, денег, работы и привычных связей, начал строить новую жизнь. В скором времени появилась и работа для души. Гриша нашёл для себя очень необычную нишу – помощник в решении вопросов, возникающих в сложном мире бюрократии. Этакий ходок по кабинетам, проталкивающий дела для незадачливых граждан. Причём брался абсолютно за всё: дела, связанные с выделением земельных участков, разрешения на строительство, на снос, на реконструкцию, лицензии, патенты и так далее. Самосвалов обзавелся огромным количеством новых знакомых, о которых можно было бы сказать кратко – чиновники средней руки. Подход к решению любых проблем у Гриши был всегда один – через ресторан. Приглашая государственных клерков в увеселительные заведения под надуманными предлогами, как правило, на минуточку, выпить всего один бокальчик, Гриша почти насильно захватывал гостя в плен и уже не выпускал. Здесь, за рюмочкой, он добивался нужного результата за сравнительно небольшие деньги, исполняя при этом роль рубахи-парня, готового на любые жертвы ради нового друга. Такой метод спровоцировал и побочный эффект – его бросила вторая жена, ставшая к тому времени матерью. Съемная квартира, один приличный костюм, американский внедорожник и постоянное безденежье – таким стало настоящее грозы предпринимателей конца девяностых Гриши Самосвалова.

 

Глава 4

Дочка министра-тракториста

#i_001.jpg

Свой первый визит Косовскому захотелось нанести без Гришиных рекомендаций, так сказать, по собственной инициативе, попробовать себя в роли агитатора благодетельной программы уровня государственного значения. Ему очень захотелось посетить дочь бывшего министра Ксению Колготкину. Сам министр, уже давно отошедший от дел и появлявшийся на глазах у публики редко, особого интереса не вызывал, так как в последнее время считался выброшенным из обоймы правящей партии, не имеющим даже теоретических шансов на возвращение во власть. Дочь Ксения возглавляла самый крупный и современный в городе торгово-развлекательный центр «Сити-Плаза», построенный папой сразу после ухода из министерства. Именно на строительстве этого центра Ростислав и познакомился с папой Ксении Казимиром Францевичем Войнаровичем. Казимир Францевич, человек от природы недоверчивый и сомневающийся, лично отбирал и тестировал на профпригодность всех возможных подрядчиков при строительстве своего детища. Эту процедуру с честью прошла и бригада Косовского, отхватившая подряд на облицовочные работы. Сотрудничество проходило ровно, без сучка и задоринки, премиальными Войнарович не баловал, но и положенное выплачивал в срок. По окончании работ, при проведении финального расчета, Войнарович выдал окончательное вознаграждение бригаде плиточников. Однако сумма, полученная Ростиславом, показалась ему меньше оговоренной. Не веря себе, он несколько раз пересчитал купюры – результат остался неизменным. Решив, что заказчик, возможно, попросту ошибся, Ростислав схватив тетрадку с замерами, поспешил догонять уезжающий внедорожник марки «Лексус» с хозяином строительства.

– Казимир Францевич! Подождите! – крикнул Ростислав, размахивая руками, бегом догоняя уезжающее авто по лужам стройплощадки.

– Да, Ростик. Шо ты хотів? – услыхавший крики Войнарович остановил авто.

Приблизившись к автомобилю вплотную, со стороны окна водителя, Ростиславу пришлось занять место на обочине, выложенной из плит проезжей части, стоя по колени в мокрой жиже. И без того невысокий Ростислав, оказавшись ниже уровня дороги, казался подростком, выпрашивающим кусок хлеба у окна богатого дома.

– Вы оставили не всю сумму! Здесь не хватает полтысячи за облицовку санузла в комнате для охраны.

– Ростик! Шо ты мелеш? Я тобі все віддав! За той санузел я ще на прошлому тижні тобі дав гроші.

– Вы, наверное, что-то перепутали! Я не получал деньги на прошлой неделе!

– Нуууу, нащо ти брешеш! Я лічно дав тобі п’ять сотень!

Еще больше усилившийся дождь мешал говорить Косовскому, заливая лицо. Ростислав судорожно моргал, протирая лицо рабочей рукавицей, и лихорадочно пытался вспомнить факт получения денег. Но в памяти этот эпизод напрочь отсутствовал.

– Наверное, вы шо-то перепутали! Я не получал денег от вас на прошлой неделе! Может, вы кому другому дали и забыли?

– Та що ти з мене дурака робиш! Я добре помню, взяв в п’ятницю дома тисячу, п’ятсот дав крановщику, а ще п’ятсот тобі. Так що, давай, дурака з мене не роби!

– Ей богу Казимир Францевич! Вы забыли!

Последние слова вызвали просто таки шквал негодования бывшего министра.

– Ростик! Я тобі чесно кажу! П’ятсот доларів для мене огромные деньги! – фраза, которая особенно пикантно прозвучала из окошка огромного Лексуса, адресованная человеку в промокшей строительной телогрейке, – я не забуваю, кому роздаю гроші! Перестань дурака валять!

После этого бывший министр закрыл окошко автомобиля и уехал. Позже Косовский узнал, что не было ни одного подрядчика на стройке, получившего все заработанные деньги. Уж такой был фирменный жест Войнаровича, беспардонно оставить себе какую-то часть от заранее оговоренной суммы. Бывшему министру повсюду мерещился сговор. Он считал, что жадные подрядчики, узнавая о его министерском прошлом, намеренно завышают цены на свои услуги, пытаясь получить сверхприбыли. Именно поэтому Войнарович вершил правосудие на своё усмотрение, наказывая алчных, по его мнению, строителей. Никто не хотел подавать в суд на бывшего министра, считая это дело заведомо проигрышным, да и суммы были маловаты для судебных разбирательств. Кому сказать такое – не поверят! Бывший министр дурит на строительстве работяг по мелочи.

С тех пор Косовский не встречался с бывшим работодателем. Да и где им было встретиться, слишком полярное социальное положение даже в малых городах заставляет людей двигаться по абсолютно разным орбитам. А вот наследница Войнаровича постоянно была на слуху, о её успехах не говорили только ленивые.

Ростислав прекрасно понимал, что без предварительного звонка визиты к влиятельным персонам изначально обречены на провал. Ксения Казимировна женщина занятая, а потому строгая, здесь очень важна предварительная запись. Ростислав о Ксении Колготкиной знал немного, только разные слухи, распускаемые о публичных людях обывателями.

Детство Ксении счастливым можно назвать отчасти. Родилась она в семье тракториста или, как модно называли в те годы, механизатора широкого профиля. Когда Ксении было пять лет, папу избрали бригадиром тракторной бригады. К великому сожалению родственников, а в последствии и других окружающих, на этом этапе прогресс в развитии Казимира Францевича, или Казика, как его называли близкие, остановился. Нет, на карьерном росте это вовсе не отразилось, даже, возможно, где-то и помогло, но вот внутреннее, духовное развитие достигло своей вершины. Папа не любил много говорить, особенно по душам, с дочерью, его постоянный угрюмый вид образовал пропасть в отношениях маленькой Ксении и родителя. Суровость главы семьи сказалась и на матери Ксении, запуганная мужем сельская женщина всецело посвятила себя заботам о супруге, зачастую в ущерб отношениям с дочерью. Культ папы в семье Войнарович привел единственную наследницу к постоянному одиночеству. Юные годы любознательного подростка прошли в постоянных запретах. Школа, домашнее задание, приусадебное хозяйство – одинаковые серые дни заставили возненавидеть четырнадцатилетнюю девочку всё вокруг себя, начиная с родителей. Меж тем папина карьера достигла уровня областного чиновника. Переезд в областной центр на какое-то время изменил общий настрой Ксении в лучшую сторону, но вскоре всё вернулось на прежние места. Жизнь в новом месте оказалась прежней – всё те же запреты на вечерние прогулки, на посещение танцевальных вечеров, кафе и тому подобное. Вдобавок ко всему, сложно развивающиеся отношения с новыми одноклассниками родили в юной девушке мечту о побеге в далекую страну, где нет ничего из того ненавистного, с чем ей приходится сталкиваться каждый день.

Однажды, судьба все же улыбнулась девушке, и она таки увидела волшебную страну своей мечты. Когда Ксении едва исполнилось пятнадцать, ей посчастливилось отправиться с родителями на десятидневный отдых в Турцию. Увиденный край казался сказкой – огромное количество солнечного света, необыкновенно тёплое и ласковое море, бассейн и красочный отель с шикарными номерами. Вдобавок ко всему, полукруглая, закрытая форма отеля позволила полностью расслабиться родителям, предоставляя дочери абсолютную свободу. И действительно, куда может исчезнуть девушка из подковообразного отеля, заходящего своими корпусами чуть ли не в море, а если что – вышколенный персонал обязательно присмотрит. Персонал и присмотрел…

В первый же день своего пребывания на отдыхе Ксения познакомилась с красавцем турком, расхаживающим по этажам в отельной униформе. Хакан, так звали парнишку, занимал в гостинице совершенно непонятную должность, зато немного говорил на английском, немецком, болгарском, польском и румынском. Знал также и два десятка слов по-русски, что делало его общение с владеющей только украинским Ксенией вполне свободным. Не привыкшей к словесному недержанию Ксении очень понравился этот застенчивый молодой человек, способный весь вечер преданно смотреть в глаза, крепко сжимая руки любимой в своих ладонях и не проронить при этом ни слова. Пока родители девушки наслаждались южным морем, бесплатными напитками и собой, счастливая пара проводила всё свободное время Хакана вместе. Отдыхая на пляже, молодые люди часами писали друг другу разные слова на песке и очень быстро научились обходиться без жестов в общении. Вскоре выяснилось, что, оказывается, Хакан – племянник хозяина пансионата. А на непрестижной должности временно, так как дядя учит его гостиничному бизнесу, начиная с самых низов. В скором будущем Хакан станет управляющим сетью отелей семьи и «правой рукой» дяди. Сомнений у юной девушки не осталось, её судьба – Хакан. Мечта приобрела четкие очертания – турецкий красавец, яркое солнце, огромные пальмы, теплое море и никого из прошлой жизни. Одно непреодолимое препятствие все же существовало – воплощению мечты мог сильно помешать папаша, скорее всего не разделявший фантазий дочери. Ксения даже вспомнила историю о знаменитой Роксолане, похищенной татарами и проданной в рабство, впоследствии ставшей единственной женой Османского Султана и прославившейся своими делами на весь мир. Юной мечтательнице пригрезилось не менее триумфальное будущее на турецкой земле. Решительно настроенная Ксения серьезно задумалась о побеге, вот только Хакан то ли не смог понять, то ли испугался дерзкого плана похищения любимой. Время курортного отдыха подошло к концу, и все страсти закончились печальным возвращением на родину. Весь следующий год на несчастных влюблённых, разделённых Чёрным морем, наживались операторы мобильной связи. Бесконечный поток СМС-сообщений, которым не суждено стать шедевром эпистолярного жанра, изранил сердце девушки, доведя её до постоянных слез и ежедневного уныния. Хакан звал к себе, грозился приехать сам, постоянно перенося дату приезда то из-за занятости по работе, то из-за строгого дяди, то из-за какого-нибудь недуга. Влюблённые поклялись друг другу обязательно встретиться.

К следующему сезону отпусков Казимир Францевич был так хорошо обработан дочерью, что идею отправиться на старое место он искренне считал своей. Долгожданную встречу омрачил всего один маленький нюанс – Хакан переведен дядей в другой город, но, к счастью, это рядом, и по вечерам влюблённые смогут видеться. А ещё через два дня он поведал о планах дяди открыть бизнес по другую сторону Черного моря и назначить его, любимого племянника, главным менеджером отеля. Теперь не надо никаких похищений, они смогут быть постоянно вместе уже в ближайшее время. За это радостное известие молодой управляющий предложил любимой выпить бокал шампанского. Дальнейшие события развивались по сценарию, знакомому довольно многим, или, как говорят пошляки, природа взяла своё. Ксения, не понимая, куда подевалось желание сопротивляться, оказалась в объятиях любимого, наносившего страстные поцелуи один за другим…

Беременность Ксении протекала гладко, если, конечно, не считать психологического состояния, близкого к нервному срыву. Единственным человеком, сумевшим понять и помочь, оказалась мама, таким образом пытавшаяся загладить свою вину перед дочерью за недостаточное внимание в юные годы. Поддержка мамы оказалась единственным просветом во тьме, окружившей девушку с разбитым сердцем. Узнав о случившемся, Хакан предательски отключил телефон, единственная ниточка, связывающая Ксению с отцом будущего ребёнка, разорвалась. Разговора с отцом не получилось. Узнав о случившемся, высокопоставленный бригадир трактористов крепко выругался… и решил вопрос по-своему. Спасая честь дочери, он предложил жениться на Ксении своему личному водителю, парню с интимной фамилией Колготкин. Пообещав при этом много денег, высокую должность и бракоразводный процесс через год. Так всё и произошло, только через год Колготкин удрал после развода, наплевав на обещанную должность. Ксения возненавидела мужчин лютой ненавистью. Родив дочь, она всецело посвятила себя учёбе в университете, а потом карьере, участвуя в проектах своего отца. Из неё получился жёсткий, сильный руководитель, склонный к волюнтаризму. К своим тридцати пяти годам, так и не простив мужчинам предательств, Ксения оставалась одинокой, незамужней женщиной, посвящающей все свое свободное время работе и дочери. Благодаря помощи отца, Колготкина неоднократно избиралась депутатом городского совета, где занимала активную позицию, проявляя непримиримость к политическим оппонентам. К человеку с таким набором качеств и предстояло обратиться Ростиславу. Какие использовать аргументы в агитации дочери экс-министра, начинающий переговорщик не представлял, решив при этом, что обаяние – лучшее оружие в полемике с женщиной.

Однако пройти в кабинет директора «Сити-плаза» на деле не проще, чем перейти арабо-израильскую границу в недозволенном месте. Ростиславу, как человеку с богатой фантазией, пришла в голову идея совершить звонок для предварительной записи якобы из секретариата председателя городского исполкома. Дозвонившись в приёмную Ксении Каземировны, он деловито много рассуждал о трудностях и перспективах современного хозяйствования, затем резко перешел на другую тему и по поручению первого лица города попросил принять на высшем уровне важного столичного гостя по всем правилам радушного гостеприимства. Секретарь Колготкиной, в свою очередь, откликнулся на просьбу и нашел незанятое время в сложном графике встреч Ксении Каземировны.

Косовский подошёл к «Сити-плазе» со двора, где на невзрачной, но очень мощной двери скромно красовалась табличка «Администрация». Попасть к Ксении Колготкиной можно только после близкого контакта с личными телохранителями, из всех известных мер предосторожности которая не провела только личный досмотр. Зато ожидание аудиенции в приёмной заняло секунды, единственной достопримечательностью которой оказались двое огромных секретарей мужчин, очевидно получающих часть своей зарплаты абонементом в тренажёрный зал «Плазы». Один из них, доложив шефине о посетителе, широко открыл перед Ростиславом дверь кабинета, предлагая пройти. Проходя вовнутрь, Косовский растянул губы в широкую улыбу, пытаясь придать себе слащавый вид, для пущей убедительности он даже представил себя огромной зефириной.

– Здравствуйте, Ксения Каземировна, – весьма дружелюбно начал свою речь Косовский, – очень приятно, что мне посчастливилось познакомиться с человеком, постоянно пребывающим в центре внимания общественности.

– Здравствуйте, – сухо ответила на приветствие хозяйка «Сити-плазы», – присаживайтесь. Я так понимаю, вы от Владимира Владимировича?

Вид у Колготкиной был строгий, скорее всего она не ожидала от посетителей по протекции ничего хорошего.

– Да. Я впервые в вашем городе, но с очень приятной миссией. Спасибо Владимиру Владимировичу, принял меня и с удовольствием выслушал. Очень приятно было увидеть в его лице понимание, сразу видно человека, постоянно заботящегося о своём крае. Он полностью проникся идеями создания в вашем городе новой организации прогрессивного направления и отрекомендовал мне самых перспективных, на его взгляд, кандидатов для участия в ней. Самое большое количество лестных слов он посвятил вам!..

– Давайте ближе к делу! – Колготкина перебила вступительную речь Ростислава, подчеркивая тем самым свое недоверие вышесказанным словам.

– Я, Ксения Казимировна, представляю неполитический благотворительный фонд «Попечительное собрание», созданный и успешно работающий в таких городах, как Киев, Харьков и Одесса. Как говорится, пришло время и малым городам… Основная идея этого, с позволения сказать, «Собрания» – это объединение всей элиты региона в один орган, способный ставить перед собой и, главное, решать, большие цели! Это будет закрытая организация, попасть в которую смогут далеко не все! Действия фонда будут направлены на благо и развитие родного края, даже если они будут идти вразрез идеям действующей администрации и правящей политической верхушки….

– Скажите, вы это рассказали Владимиру Владимировичу? – очень подозрительно спросила Колготкина.

– Естественно! – уверенно солгал Ростислав.

– Тогда я не понимаю, зачем ему ещё одно сборище, дублирующее действия городского совета, депутатом которого, кстати, я являюсь! К тому же не имеющее никаких полномочий!

– Городской совет утратил доверие в массах, – попытался продолжить свою агитацию Косовский, но Колготкина, кажется, уже завелась.

– А почему Владимир Владимирович мне сам лично не перезвонил? – её тон перешёл из подозрительного в угрожающий.

– Дело в том, что список возможных претендентов в члены фонда, обсуждённый нами, довольно обширный, и очень занятый Владимир Владимирович поручил своему помощнику обзвонить всех и договориться о встрече, – голос Ростислава звучал уже неубедительно, задуманный план не сработал.

Колготкина нажала кнопку телефона внутренней связи и в дверях моментально появился её секретарь.

– Это что? – строгая директриса обратилась к своему подчиненному, указывая рукой на Косовского.

– К вам, Ксения Каземировна.

– Я спрашиваю! Это что такое! – Колготкина сильно повысила голос.

– Ростислав Косовский, – отчеканил клерк, – он записан на прием к вам по просьбе мэра.

– Мэр сам звонил?

– Нет! Его секретарь.

– Какой секретарь? Фамилия! – Ксения Каземировна перешла на откровенный крик.

– Я не знаю. Я не спросил, – виновато ответил громила.

– Идиоты! Я вас всех уволю! Вы у меня научитесь работать! Вы научитесь выполнять свою работу, в конце концов? Сколько можно тупить? Вы можете думать головой? Или только мышцы наращивать умеете?

Огромный секретарь виновато опустил голову и молча выслушивал брань с равнодушным лицом, наверное, подобную экзекуцию он проходил не впервые. Запальчивая начальница опять повернулась к Ростиславу.

– Я не знаю, что вы задумали! Но не поверю ни единому вашему слову! Всё это какой-то бред! Какая элита? Да я сама и есть элита в этом городе! Вы думаете, что я поверю в то, что этот напыщенный индюк, посаженный в кресло мэра моим отцом, направил вас ко мне, не посоветовавшись со мной? Да он шагу без моего позволения не сделает! Убирайтесь! И благодарите судьбу, что я не попросила охрану провести вас!

Весь этот диалог Ростислав выслушал, забыв «выключить» улыбку, он выглядел чудаковато – удивленно-испуганные глаза на фоне довольной улыбочки. Через некоторое время он встретился со своим партнёром для доклада о проявленной инициативе и, как следствие, первой неудачи в работе. Маленькая надежда на изменение в настроении, связанная с появлением Дианы, не оправдала себя – предмет обожания Ростислава сегодня изменила традиции и осчастливила своим присутствием другое кафе. При встрече с компаньоном Ростислав подробно рассказал о своей попытке заручиться поддержкой самой влиятельной дамы города. Со стороны это выглядело, будто школьник-двоечник рассказывает о своей успеваемости строгому отцу.

– Ростик! Ты мне скажи, ты нормальный? – вопрос боевого товарища после услышанного прозвучал оскорбительно. – Какого Федора ты поперся к Колготкиной? Она больная на всю голову! У неё психо-половая травма, н-не долеченная в молодости! Это раненная на вылет в голову волчица! Она и покусать могла! А если с-серьёзно, то тебе действительно повезло, шо она не заставила свою охрану провести тебя. Эти могут и с лестницы спустить. Ты, если шо-то собираешься сделать, то лучше спроси вначале у меня.

– Гриша! Она говорила обо мне как о неодушевлённом предмете среднего рода! Это ужасно!

– От неё все бегут как от пожара, а если кто и связывается с ней – то только по крайней нужде. С ней вообще с-страшно иметь что-то общее. Пойми! Нам такие не нужны! В нашем деле она как огородное пугало, распугает всех к чёртовой бабушке. И это хорошо, шо она выставила тебя за дверь! Не дай бог уболтал бы! Давай мы договоримся так – ты не предпринимаешь никаких шагов, предварительно не с-с-скоординировав свои действия со мной.

– Хорошо, мой серый кардинал! – несколько успокоившись, пошутил Косовский.

– Тогда уж лучше серый к-координатор.

– Согласен. И звучит хорошо, и суть отображает точно.

– А твоя, тогда, должность как будет звучать?

– Нууу… наверное… пусть будет идейный вдохновитель! Это тоже где-то передает суть моей работы.

– Тоже прикольно…

– Ладно. Давай вернемся к серьезным, злободневным вопросам. Ты нашел источник финансирования нашего проекта? – Ростислав решил вернуться к основной теме встречи.

– Сегодня думаю встретиться с одним хорошим знакомым, он меня всегда выручал. Предложу ему помочь нам, думаю, согласится.

– Не затягивай, Гриша.

– А вот я прямо сейчас ему позвоню.

Самосвалов решительно достал телефон и набрал номер.

 

Глава 5

Прокурорский зятек

#i_001.jpg

В определенных кругах хороший знакомый Самосвалова Сергей Митько имел достаточно большой вес. Процветающий бизнесмен делал деньги из всего того, с чем приходилось столкнуться, словно царь Мидас, превращавший все в чистое золото одним касанием руки. Его бизнес-схемы всегда поражали своей простотой и оригинальностью одновременно. Только Митько, к примеру, мог ухитриться взять в аренду у городских властей абсолютно все места возможной парковки автомобилей в городе. Не вкладывая ни копейки, одна из его фирм с обманчивым названием «ПаркСервисКомунХоз» приносила солидный доход, собирая подать с доверчивых владельцев автомашин, наивно полагающих, что их деньги, уплаченные за стоянку, пополняют городскую казну. А однажды Митько построил на небольшом участке земли за деньги, взятые в кредит у банка, офисное здание недалеко от центра и тут же сдал его в аренду этому же банку. В итоге разницу между суммой, полученной за аренду, и суммой, предназначенной для погашения кредита, он с удовольствием каждый месяц клал себе в карман. Впрочем, не имеет смысла перечислять все успешные бизнес-проекты, превратившие Сергея из простого парня в местечкового олигарха. Среди источников его доходов значились и общественный транспорт, и операции по приватизации коммунальной недвижимости, и разное другое. Но, справедливости ради надо отметить, что во всех Сережиных начинаниях ему «немножко» помогал папа жены, в разное время занимавший высокие должности в областной прокуратуре и уже много последних лет возглавляющий эту структуру. Стоит ли говорить, что Сергея Митько везде встречали с распростертыми объятиями как самого дорогого и желанного гостя. На его всевозможных прошениях, заявлениях и ходатайствах всегда стояли резолюции «Разрешить», «Выделить», «Рассмотреть положительно». Как говорил сам Сергей: «В жизни не видел живого бюрократа». Ему действительно были чужды такие понятия как коррупция, взяточничество, бюрократические проволочки. Для него всегда и везде все двери были открыты, и никогда не приходилось дважды узнавать о решении своего вопроса у чиновников.

– Да, ваши документы уже готовы, и вы можете их забрать в любое удобное для вас время, – обычно такой ответ по телефону слышал Митько из архитектуры, исполнительного комитета, санстанции, управления земельных ресурсов и так далее. Пытаясь получить желаемый результат, Сергей никогда не стремился отблагодарить чиновников, взяток от него всё равно не брали.

– Что вы?! Не надо этого! – с ужасом отмахивался от конверта толстый начальник отдела в госслужбе экологического контроля, – здесь так не принято.

– Может мне стоит обратиться к вашему руководству? – неуверенно спросил Митько.

– Зачем? Не надо ни к кому обращаться. Ваш вопрос будет решен положительно уже через два дня, хотя вообще срок выполнения у нас десять дней, но для вас…

– Просто не знаю, как вас благодарить.

– Не надо благодарности, я просто выполняю свою работу, – ответил начальник отдела, превратившись в сплошное очарование, в одну сплошную улыбку.

Благодаря чиновникам-подхалимам, боящимся гнева прокурора, Митько жил в отдельном от всего мира идеальном обществе, где система власти призвана помогать народу и которое человечество не может создать веками. Порой, подвыпив лишнего с друзьями, Сергею вдруг казалось, что он и в правду талантливый предприниматель, самостоятельно достигнувший вершин благополучия. Эта чванливая мысль частенько выливалась в длинную, хвастливую тираду о собственной гениальности и неповторимости. Товарищи, впрочем, никогда его не перебивали, но между собой тихо злословили: «У него даже на визитках нет ни имени, ни фамилии, просто написал „Зять прокурора области“».

При всем кажущемся благополучии все же одно обстоятельство омрачало счастливую жизнь Сергея. Его отношения с женой давно зашли в полный тупик, и выход из создавшейся ситуации казался туманным. Стервозная дочь прокурора не очень церемонилась в отношениях с супругом, понимая, кому он обязан своим положением в обществе, к тому же требовала всё большего и большего внимания к собственной персоне, становясь очень подозрительной и неимоверно скандальной. Из всех сил продолжая разыгрывать счастливую пару, Сергей начинал понимать, что рано или поздно наступит крах их семейным отношениям, а вместе с тем и его карьере. Но даже сама мысль о разводе для уставшего от постоянного семейного кошмара Митько казалась ужасной. Развод означал разрыв отношений не только с женой и дочерьми, но еще и с тестем. Делить имущество с прокурором – проигранное дело. «Хорошо, если хоть просто голого оставит, а то и вообще в тюрьму может посадить, за дочку мстя», – представлял Митько свои мрачные перспективы. Единственным праздником в этом безрадостном существовании было три-четыре дня в году, когда супруга Сергея уезжала на празднование дня рождения родной сестры по материнской линии в Житомир. Здесь, по мнению супруги Жанны, присутствие Сергея было вовсе необязательным, сестрам было о чем поговорить, и постоянно путающийся под ногами мужчина становился просто лишним. Отъезд Жанны приходился каждый год на 22 июля, в день рождения сестры. Еще задолго до отъезда жены Сергей жил предвкушением праздника. На вопросы вроде «Как дела?», «Как здоровье?», «Как жизнь?» и на любые вопросы он отвечал только одно: «Пацаны! Двадцать второго!». В этом многозначительном ответе улавливалась зашифрованная мечта Сергея о предстоящем веселье – он на надувном матрасе плавает в бассейне, наполненном шампанским, рядом плещется дюжина девушек модельной внешности в очень откровенных бикини, и все это в звездную ночь под ослепительные вспышки китайских фейерверков. Когда долгожданный день наступил, Сергея начало трясти от нервного переживания с самого утра, он много суетился, заметно нервничал, отвечал невпопад, потом все же помог всем выбраться на улицу, трогательно поцеловал на прощание жену, дочерей, захлопнул дверь автомобиля и еще долго с грустным видом смотрел вслед уезжающей семье. И вот, едва авто скрылось за поворотом, из расстроенного и несобранного он моментально превратился в человека-молнию, старающегося успеть одновременно везде и сразу.

Обзванивая поочередно друзей, подруг или просто хороших знакомых, составлял примерный план встреч и действий на ближайшие пару дней.

– Алё. Привет. Как дела?.. Слушай, а чё вы там сегодня делаете?.. Да, у меня Жанка уехала с малыми… А! У вас сегодня баня?.. Да, забыл, я, может, подъеду, если шо.

Круглогодично «прикованный» к супруге Сергей рассматривал перспективу попариться в бане и выпить водки исключительно как запасной вариант. Основной целью его краткосрочного отпуска являлся адюльтер, как средство релаксации и как средство мести за ущемленные амбиции. Выискивая в контактах телефона зашифрованные номера девушек, с которыми знакомился год назад, методично обзванивал с предложением ярко провести время.

– Ало! Привет! Оксана?.. Это Серый, помнишь, мы с тобой в прошлом году в «ПлацКарте» познакомились? Да!.. Да!.. Слушай, может шо замутим сегодня? Шо? А, ты замуж вышла! Ого! И когда только успела? Извини. Ну ладно, счастливо тогда.

– Ало! Ника? Привет, дорогая! Как жизня? Это Серый! Узнала?.. Чем занимаешься? Может, шо придумаем?.. Почему раз в году звоню?.. Я как-то звонил, у тебя занято было, потом закрутился… Даа, ты уехала?.. А, ты в Одессе… Блин, обидно… Ну ладно, я тебя потом наберу, когда приедешь…

Обзвон других абонентов дал аналогичные результаты. «Ладно, придется найти шо-то новое. Это даже интереснее. Пройдусь сегодня по горячим борщам. (Так Сергей называл обход по ресторанам). Где-то должно стрельнуть», – решил для себя Митько и отправился атаковать питейно-увеселительные заведения. Уже в дороге его застал звонок от Самосвалова.

– Да, Гриша. Шо хотел?.. Поговорить?.. У тебя серьезное дело?.. Ага! Гриша, давай через три дня! Я сейчас не могу, нет времени, у меня жена уехала, я то тут, то там, короче говоря, – ты меня не словишь! Давай, дорогой! На следующей неделе звони! Пока.

Поймать Сергея в первый день отъезда жены – затея действительно бесперспективная. Он появлялся на мгновение везде, где только можно – рестораны, клубы, игорные дома, боулинг, бильярд. Встречая знакомых, радостно подходил, приветствовал присутствующих, моментально оценивал обстановку в заведении и со словами «Я еще подойду» куда-то исчезал. Через какое-то время и вправду внезапно появлялся, но потом вновь пропадал с поля зрения. Друзья сравнивали эти молниеносные перемещения с бегающим по селу на сумасшедшей скорости деревенским псом с куском цепи на шее (символизирующим обручальное кольцо), оторвавшимся от будки и радующимся внезапно нахлынувшей свободе.

В поисках друга Гриша поочередно объездил несколько заведений, в которых часто отдыхали вместе, но понимая бесполезность поисков, решил устроить засаду в любимом клубе Митько «ПлацКарта», работающим круглосуточно, куда тот обязательно заглянет ближе к ночи. Афиша перед входом в клуб гласила о вечеринке, посвященной молодежной музыке. «Один черт, он тут появится», – опытный организатор засад и облав никогда не терял уверенности в конечном успехе. В самом клубе было малолюдно, так как основное движение здесь начиналось ближе к полуночи. Гриша скромно расположился возле барной стойки, заказал бокал пива и, дабы убить время, принялся визуально изучать посетителей. В полумраке его взору предстали две одиноко сидящие дамы, заметно отличающиеся от основного контингента посетителей и возрастом, и внешностью. «Ого! У этих штукатурки на два пальца и прикид из кожи молодого дермантина», – мысленно отметил Гриша. Макияж девушек действительно очень напоминал устрашающую раскраску индейцев перед боем или первую пробу косметики у девочек переходного возраста. Не подходящая к этому заведению одежда в стиле «а ля байкер» с большим количеством кожаных аксессуаров, скорее всего, предназначалась для появления у потенциальных ухажеров ассоциации со свободой и романтизмом. «Верняк проститутки какие-то, похоже это то, шо мне надо! – у отставного майора созрел план. – Надо пройтись рядом, присмотреться поближе, если шо, сразу знакомиться и брать в союзники. С девочками уболтать Серого будет проще». Пробарражировав несколько раз через весь танцзал с бокалом пива в руке, Гриша бесцеремонно совершил посадку в кресло возле столика разрисованных подруг.

– Здрасьте! Я извиняюсь, если можно. Отдыхаете, девочки?

Барышни встретили Гришу молчанием, не отрываясь от соломинок, вставленных в коктейли.

– Я смотрю, такие к-красавицы сидят одни и какие-то грустные. Может, думаю, развеселить. Празднуете шо-нибуть или так, зашли потанцевать?

– Мы с подругой давно не виделись, и нам захотелось встретиться, просто поговорить, – с прохладной вежливостью ответила одна из девушек. Этот холодок в голосе означал нежелание девушек к продолжению общения, хотя оставлял шанс проявить себя получше.

«Ага, будете мне рассказывать, – засомневался бывший милицейский начальник, – давно не виделись, да вы красились у одного зеркала! Поговорить! Здесь так гремит музыка, как раз к разговорам располагает! Если ещё учесть цены на бухло – самое место для встреч и задушевных бесед!».

– А я тоже одного друга жду! Тоже поговорить надо. Девчонки, давайте, может, познакомимся? Меня Гришей зовут.

– Света.

– Наташа.

– Отлично! Давайте выпьем за з-з-знакомство. Шо вы пьете в это время суток?

– У нас уже есть, – отрубила Наташа, демонстративно приподняв бокал с ярко-оранжевой жидкостью.

«Вообще-то на проституток не похожи, те уже бы пол меню заказали, а эти странные какие-то. Но на контакт идут. Лет по тридцать теткам есть. Наверное, просто приключений ищут», – продолжал рассуждать Гриша, не отступая от первоначального плана.

– Перестаньте! Давайте я вас уг-угощу чем-нибудь.

– Тогда на ваше усмотрение, – предложила Света.

«Хитрые, сами дешевую водку с апельсиновым соком мешают, а мне на усмотрение! Проверяют, шо я за фрукт. Ладно! Сейчас придет Серый, и тогда начнется! Главное, до его прихода продержаться», – Самосвалов не сомневался в том, что Митько здесь появится, но делать большие заказы не мог по причине практически полного отсутствия денег.

– Ну шо-ж! Девушка! – обратился к официантке – повторите нам! Я думаю это будет л-логично.

Света и Наташа переглянулись и молча согласились, демонстрируя полную индифферентность.

– Девчонки! Я вже казав, у меня тут дельце одно небольшое, мне нужна ваша помощь. Сейчас придет один мой друг, серьезный бизнесмен.

– Очень серьезный? – игриво спросила Наташа.

– Очень!

– Прям очень-очень?

– Прям очень-очень, не сомневайтесь. Мне одно дело обсудить с ним трэба. Так сказать, неофициально, за рюмочкой. Надо создать теплую обстановку, поможете? Ну там, п-похихикать, п-позаигрывть. Понятно, да? Время проведем весело! Он хлопец веселый, позажигать любит! Согласны?

– Тогда половина навара от сделки наша! – все так же игриво предложила Наташа.

– Які питання! Конечно!

Долго ждать Митько не пришлось. Едва его силуэт появился во входном проёме, Самосвалов вскочил, поднял обе руки вверх и, перекрикивая громкую музыку, радостно заорал:

– Серый! Иди к нам!

Митько, хоть и с улыбкой, но все же нерешительно подошел к сидящим за столом. Внимательно рассматривая незнакомок, обратился к старому другу:

– Привет! Где б мы с тобой ещё увиделись?

– Присаживайся к нам! А мы только-только об-обсуждаем – девчонок двое, а я один. Недобор! И тут как раз ты! Девочки, познакомьтесь – это мой друг Серега!..

План Самосвалова сработал – Света и Наташа оказались прекрасной приманкой для временного холостяка. Вечеринка, начинавшаяся поначалу скучновато, с появлением ожидаемого гостя мгновенно приобрела очертания праздника. Французские шампанское, коньяк и всевозможные кулинарные изыски, появившиеся на столе, мгновенно преобразили человека, сделавшего заказ, в героя дня, внимание красавиц полностью сконцентрировалось на «серьёзном бизнесмене», раздававшем купюры направо и налево. Невиданные чаевые получали официанты, повара, бармен, а клубный ди-джей до хрипоты в голосе восхвалял незнакомого филантропа с третьего столика, дарившего каждую очередную композицию своим очаровательным спутницам и всем присутствующим. Кроме того, Сергей добровольно взвалил на себя обязанности тамады на этот вечер – произносил тосты, много шутил и тащил всех танцевать. Грише осталось только выждать удобный момент для серьезного разговора, но разгулявшийся не на шутку Сергей практически не выходил с танцевальной площадки. Его необычный пляс не имел названия, но ассоциации вызывал самые необыкновенные. Благодаря своему высокому росту он резко контрастировал на фоне танцующих тинэйджеров, при этом извивался и размахивал руками, как неугасающий солнечный протуберанец.

– Слушай! Танцор диско! Может, пора завязывать и валить куда-нибудь?

– Гриня! Не торопись! Налей лучше!

– Вы такой зажигательный и клёвый, никогда бы не подумала, – сыпала комплиментами Света, – но только хватит сорить деньгами! Слышите? Хватит!

– Светочка! Деньги это грязь, и я их презираю! Не надо их жалеть! Они должны служить нам! Доставлять удовольствие! Понимаете?

– Наверное, легко презирать, когда их много…

Вечер проходил в пустых, бесполезных диалогах. После полуночи уже изрядно захмелевший Митько пригласил компанию продолжить веселье возле собственного бассейна, расположенного у дома. Идею купаться нагишом друзья по застолью встретили радостным восторгом и отправились проводить романтическую ночь, обещающую перерасти в заветную мечту о незабываемом отдыхе.

Шампанское, бассейн, звездное небо, музыка, девичий смех – уже достаточно нарезвившись в воде, кавалеры первыми покинули бассейн и плюхнулись в шезлонги. Уставший, но сияющий от предвкушения ночи любви Митько, запрокинув руки за голову, прикрыл глаза и тихо предложил Самосвалову:

– Гриня! Сейчас наступит вторая часть Марлезонского балета! Короче! Я пойду с Наташей на второй этаж, в гостевую спальню, а ты можешь с этой Светой расположиться на первом, там есть диван. Только не курить в доме!

– Та я шо, маленький? Все будет хорошо!

«Отлично! Супер! Сегодня действительно мой день! А самое главное – с первого выстрела! Вот только много что-то выпил, надо было меньше жрать шампанского с телками», – Митько решил расслабиться на минуточку. Со стороны бассейна доносился легкий смех и плескание воды – девушки продолжали купание. Мысли в голове становились сумбурными, усталость переходила в дремоту.

«Скорее бы они уже вылазили, сколько можно?.. Завтра надо будет за город рвануть, на шашлычки… Только бы Жанка с малыми не вздумала нагрянуть… Или прокурор… Жара… Какой-то огонь! Обжигает! Блин! Кто включил свет? Шо это за шум? Наверное, Самосвалов храпит! Ишак! Почему так жарко?». Сергей не смог открыть глаза, сильная боль от яркого света заставила его крепко зажмуриться. Какое-то время он не мог сориентироваться и прийти в себя, не понимая, где он и что происходит. Ужасно болела голова. Когда все же смог приоткрыть один глаз – увиденное заставило ужаснутся. Яркий свет исходил от солнца, висевшего прямо над головой, рядом действительно похрапывал Самосвалов абсолютно голый и красный от ультрафиолетовых лучей. Повсюду виднелись следы вчерашнего веселья: пустые бутылки из-под шампанского, бокалы, разбросанная одежда. Раздражающий храп товарища спровоцировал Митько на удар в плечо.

– Гриня! Твою мать! Хорош спать! Мы шо, вырубились? Который час? Котлы?!

Митько схватил себя за запястье левой руки, где обычно носил часы, подаренные тестем на годовщину свадьбы, снять которые с руки он не позволял себе никогда. Потерев свое голое запястье, поднял с газона брюки и лихорадочно начал выворачивать карманы.

– Бабло!? Мобила!? Где эти кобылы?

Никогда не носивший часы и не имевший денег Самосвалов мгновенно разобрался в произошедшем и начал картинно изображать из себя жертву, проделывая те же движения.

– Котлы!? Бабки!? Моя труба!? Нас, кажется, обчистили… Шо же вы наделали, волчицы кожаные? – по-своему выругался Самосвалов.

Информация о пропаже мобильного телефона была неправдивой, устаревшая модель Гришиной «трубы» не вызвала интерес у ночных грабительниц. Гриша незаметно спрятал уцелевший телефон в карман штанов, предварительно отключив питание. Одна и та же ужасная мысль одновременно появилась в головах любителей ночного купания, не сговариваясь, они с подозрением посмотрели в сторону открытой двери дома и, подорвавшись, все так же оставаясь нагишом, бросились вовнутрь помещения.

Особого беспорядка в доме не было. Выражаясь словами героя кинокартины «Иван Васильевич меняет профессию» – в этот раз девочки удачно зашли. Судя по всему, опытные домушницы прекрасно разбирались в психологии хозяев подобных домов: нашли место, где супруги хранили деньги, собрали золотые украшения жены и дочерей и покинули резиденцию Митько без прощаний.

– Гриня! Ты кого в дом привел? Сука! – дрожащим от злости голосом проговорил Сергей, бледнея.

– Я? Это ты орал как не-недорезанный: «Бассейн, бассейн», – кривляясь, парировал Самосвалов.

– Ты же говорил – знакомые!..

– Ты нормальный? Какие знакомые? Я их там подцепил! Думал, пофестивалим и поедем в какую-то гостишку.

– Дебил! Шо ж ты меня не остановил?

– Тебя хер остановишь! Алкаш конченый. Лучше бы поехали в какой-нибудь отель! Эти, видать, по мелочи работают – часики, бумажники, мобилы. Разводят женатиков в гостишках, а те хер заявляют – жен боятся, а тут поперло сучкам, клофелинщицы долбанные, на двух придурков попали.

– Гриша! Ты понимаешь, шо мне конец! Как я объясню пропажу? Меня тесть с дерьмом смешает! Он меня в Сибирь на всю оставшуюся жизнь отправит!

– Ты нормальный? Какая Сибирь? Это другая страна!

– Тесть договорится, я знаю. Гриня, ты сломал мне жизнь!

– Хватит скулить! Д-дашь ментам пару копеек и скажешь, шо тебя обокрали.

– Какой обокрали? У меня сигнализация!

– Убери все здесь! Скажешь, заснул возле бассейна, пьяный. Проснулся утром – уже обобрали. Меня не вспоминай, баб тоже! Не дай боже их найдут! Не в твоих интересах… Умные суки! Дашь денег ментам – искать будут вечно! Они это умеют! И прокурора твоего за нос водить будут долго.

– Гриня, а много надо будет дать? Я же не знаю сколько?

– Много!!!! Менты скажут сколько! Не будь жлобом! Меня уд-удивляет! Ч-человек может потерять все, но торгуется за две копейки!

– Может, лучше все сказать тестю? Он мужик. Поймет. А сучек найдут и накажут…

– Хрен кто их найдет! Судя по солнцу – уже часа два или три, а мы как раз в три ночи вырубились, двенадцать часов прошло. Они уже в Одессе или, на худой конец, в Жмеринке. А мы их даже описать не сможем!

Деловой разговор так и не состоялся. В этой ситуации просить деньги у Митько было бессмысленно, но расстроился Самосвалов не из-за этого. Опытный мент, повидавший на своем веку матерых жуликов, так просто попался в сети дилетанток. Он даже успел представить, как все управление обсуждает бывшего майора Самосвалова, ставшего жертвой мелких грабительниц, именно поэтому ему так сильно хотелось не быть фигурантом в данном деле.

Оставив Митько одного со своими проблемами, Самосвалов отправился на остановку троллейбуса. Сильно болела голова. Обожженные солнцем лицо, грудь, живот и вся передняя часть тела поднывали от боли.

Еще большая неприятность ожидала Самосвалова на стоянке возле ночного клуба. На привычном месте, где Гриша всегда оставлял свой «Гранд Черокки», автомобиля не было! Несколько минут свежеобворованный автовладелец угрюмо рассматривал территорию, отведенную для авто посетителей. Оставленных машин оказалось немного и тем не менее своего стального друга определенно среди них не было. Приглашенные для разбирательства охранники ночного клуба пролить свет на произошедшее не смогли. Самосвалов потребовал вызвать милицию. Дежурная, выслушавшая сумбурное объяснение произошедшего, пообещала прибытие наряда через пять минут. И уже через сорок минут к потерпевшему подошли два офицера, один из которых браво представился:

– Капитан Максименко, у вас авто украли?

– Да!! Меня зовут Самосвалов Григорий Николаевич. Може хто помнит, я был начальником ОБЭПа! У меня м-м-машину слямзили! Срочно объявите «План перехват», может, воры далеко не отъехали!

– Успокойтесь, Григорий Николаевич. Когда, по вашему мнению, произошла кража?

– Откуда я знаю? – Гриша нервничал из-за промедления и нерасторопности со стороны стражей порядка.

– Хорошо. Когда вы её здесь оставили? – Максименко держался очень спокойно, он узнал одиозного отставного майора.

– Вчера, около шести, может семи.

– Прекрасно. Прошло чуть меньше суток! Какой «Перехват»? Ваша машина уже за пределами страны!

– Может, далеко еще не отъехали! Давай на всякий случай объявим, капитан!

– Поздно. Скажите, вы вчера употребляли алкоголь?

– Какая хрен разница? Я ж не за рулем. Вы машину мою ищите, а не моим моральным обликом занимайтесь…

– Дело не в этом, вы еще какие-нибудь заведения посещали? Где-то выпивали? Как вы попали сюда?

– Максименко! – громко произнес Гриша. – Ты нормальный? Я, по-твоему, придурок? Ты думаешь, я не помню, как сюда попал? Та я вообще пешком не хожу. Конечно, я сюда приехал на машине.

– Григорий Николаевич, вы не нервничайте. Давайте проедем с нами в отделение для оформления всех формальностей, а по дороге проедем мимо тех ресторанов, где вы вчера ужинали.

Недовольно бурча себе что-то под нос, Гриша уселся в милицейский автомобиль, тем самым подчинившись предложению проехать:

– Бу-бу-бу-бу, бу-бу-бу, – из сказанного разборчиво получились только два последних слова, – теряете время!

– Григорий Николаевич, – продолжал Максименко, – не мне вам рассказывать, поиск нужно начинать с самого простого. Подскажите маршрут следования.

– Давай через центр, – безынициативно пробормотал Самосвалов.

Голова продолжала болеть, во рту пересохло, Гриша очень боялся, чтобы его не стошнило прямо в машине, вдобавок к этому сильно раздражали рассуждения нудного Максименко:

– Вы же понимаете, за такое время машину могли уже даже перекрасить, не то что номера перебить. Какой уже тут «перехват». Автомобиль серьезный, за такие дилетанты не берутся, а у профи все продуманно… О! Кстати, не ваш «Бобик»?

Милицейский экипаж двигался через центр города мимо кафе «Сахарница».

– Стоять!! – неожиданно выпалил Самосвалов.

Увиденное бросило его в пот. Прямо на дороге, возле бордюра, красовался припаркованный кем-то его «Гранд Черокки». Только сейчас он вспомнил, как после обмена с Косовским он отправился в поиски Митько на другой машине, которую, естественно, не узнал возле «Плац-Карты». За столиком в кафе сидел и сам Ростислав, непонимающий, куда запропал партнер и почему отключен сотовый. Объяснив стражам порядка произошедшее недоразумение, несколько раз принеся извинения при этом, Гриша попросил высадить его подальше от машины, не в зоне видимости Ростислава. Позора в этот день ему уже хватало.

 

Глава 6

Подсматривающая Фемида

#i_001.jpg

Косовский встретил боевого товарища каскадом вопросов и словесных издевательств.

– Кого я вижу? Гриша! Ты не опоздал случайно? – Ростислав демонстративно посмотрел на наручные часы. – Почему телефон отключен?.. А выглядишь как шикарно! Ни одной морщинки! Гладкое лицо, как у юноши. Вот только диаметр лица заметно изменился в большую сторону. Зато какой цвет! Красные щеки, синий нос! Ты не с курорта случайно? Нет?.. Я знаю только одно такое эффективное средство от морщин – это водка! Не могу сказать, что молодит! Но морщинки удаляет…

– Ростик! Не под-под-подмахуй! – обиженно ответил Гриша.

Присевший Самосвалов выглядел как-то взвинчено, много суетился, оглядывался по сторонам, словно страдал от мании преследования, постоянно почёсывал бок под левой рукой. Очевидно, в этот момент в его мозгу решалась сложная дилемма. Его большое, круглое лицо действительно казалось сегодня больше обычного, в свою очередь глаза почему-то стали ещё уже.

«Ну прямо китайский пчеловод, потерявший защитную маску», – отметил Косовский. Долго молчавший Гриша, глядя куда-то в сторону, неожиданно выпалил:

– Та не! Водки пить не будем!

Подтверждая свои слова, он отрицательно размахивал подбородком, скривив в отвращении губы. Ростик удивленно округлил глаза: собственно, никто и не предлагал. Косовскому стало вполне понятно – сейчас Гриша пытается выйти из краткосрочного запоя, уговаривая самого себя не пить. Именно так и выглядит состояние похмелья после суток, проведённых в веселье.

– Гриш. Ты бы поел чего-нибудь.

– Жрать не могу. Р-разве шо-то легенькое. Девушка! – Гриша обратился к проходящей рядом работнице кафе, – принесите мне салатик, легенький какой-нибудь, овощной.

– Греческий подойдёт? – поинтересовалась официантка.

– Давай греческий.

Косовский скромно попросил чай с мёдом, приготовившись слушать Гришин рассказ о походе за деньгами. Самосвалов молчал, в ожидании заказа партнёры не обменялись даже словом. Только когда увидел перед собой заказанное блюдо, Гриша, с очень брезгливым видом перемешивая салат, начал говорить, еле выдавливая из себя слова.

– Короче, денег пока не удалось раздобыть.

Произнеся эту фразу, Самосвалов попытался отправить в рот маленькую часть содержимого тарелки. Желание принимать пищу явно отсутствовало. Гриша сильно кривился, заставляя себя есть.

– Мог бы этого и не говорить. Это я и так понял. У тебя совсем не вид триумфатора. Что же произошло?

Откровенничать по поводу своего провала Самосвалову не хотелось.

– Девушка! – Гриша неожиданно переключился на официантку, – заберите этот салат! Ваш повар забыл добавить масла! Совсем сухой! В рот не лезет! С-скажите, пусть польёт! Ему шо, жалко оливкового масла?

Тарелка с салатом моментально отправилась в направлении кухни в сопровождении смущённой официантки. Косовский, прекрасно понимая состояние серого координатора, решил не устраивать допрос по поводу вчерашнего и переключился на обыденные темы:

– Все же хочется услышать, какие будут соображения по оздоровлению нашего финансового состояния?

– Есть у меня ещё один хороший знакомый – не знает, куда деньги девать! Я поговорю с ним на днях. Надо в себя прийти. Думаю, этот согласится.

– Отлично! А мне куда податься?

– Пойди, наверное, в суд! Попробуй побеседовать с судьёй по фамилии Дворник. Сейчас он заместитель шефа городского суда, но в скором времени сменит уходящего на пенсию п-председателя. Об этом уже давно говорят.

– А что он за человек?

– Дворник? Прохиндей редкостный. Очень любит деньги. Этот за деньги маму родную без вины осудит. Самое страшное – непредсказуемый, я даже на бракоразводном процессе попросил бы отвод его к-кандидатуры, может в любой момент з-завалить дело, переиначить, перевернуть все с ног на голову, и, как итог, не разведут!

– Как же такого назначат руководить судом?

– Ростик! Не будь ребёнком. Либо деньги, либо толкает его кто-то здорово. Говорят, он и по части сексуальной ориентации был замечен не в тех компаниях.

– Не могу даже представить, с чего начать в беседе с таким типом.

– Тут я тебе не помогу. Прояви фантазию. Одним словом – действуй по обстановке. Но помни: только через него мы сможем выйти на других судей, а они люди денежные.

Тем временем отвергнутое Гришей блюдо успешно возвратилось после доработки шеф-повара. Существенно изменив вид и, скорее всего, вкусовые качества, салатик все равно не вызвал аппетита у измученного пьянством Самосвалова. Предприняв очередную попытку отведать яство, Гриша разочарованно бросил на стол вилку и попросил убрать со стола приборы:

– Девушка! Шо ваш повар наделал? Он поналивал масла, теперь всё такое жирное, шо жрать невозможно. Уберите все отсюда к чертовой бабушке! Пусть сам всё это жрёт!

Негодуя, Гриша сложил руки на груди, упёрся локтями в стол и устремил свой грустный взгляд в сторону стойки бара. В этот момент он был похож на злого мальчика-бутуза, поссорившегося в песочнице с девочками. Косовский по-человечески пожалел товарища, решив отпустить его домой. Помощи от него в этот день, резонно рассудил Ростислав, ждать не придется.

Бармен переключил телевизор на местный телеканал, где в это время транслировалась поздравительная передача с задушевным названием «От сердца к сердцу», в которой самые обычные люди пытаются поздравить юбиляров, молодоженов и других виновников торжеств самым необычным способом. С телеэкрана к зрителям обращалась счастливая девушка с внешностью девятиклассницы, зачитывающая поздравительные телеграммы и письма с юношеским задором, больше похожая на чью-то школьницу-внучку, от всей души поздравляющую своих бабушку и дедушку.

– Я знаю эту красавицу, она – это то, что нам как раз надо, – взбодрился Гриша, – она постоянно на экране. Завтра пойду и договорюсь со своим знакомым про рекламу на этом канале!

– Ладно, Гриша, давай до завтра. Иди домой отсыпайся. А я завтра утром, наверное, попробую навестить этого «неподкупного» арбитра.

Идейный вдохновитель переживал в себе сложную психологическую драму – первая неудача подорвала уверенность в себе и, вообще, в успехе всей затеи. «Если опять у меня не получится, значит, это не моё и не для меня!» – твердо для себя решил главный агитатор фонда, отправляясь утром во дворец правосудия.

Детство будущего судьи городского суда прошло в маленьком селе со сказочным названием Дубище. Лезя, как его называли односельчане, очень рано остался без отца, погибшего от болезни, возникшей после участия в ликвидации Чернобыльской катастрофы. Все заботы о большой семье легли на хрупкие плечи матери Олега Ганны, единственного сотрудника местного сельмага. Воспитанием мальчика, кроме очень занятой по работе мамы, занимались бабушка и две старшие сестры. Мизерное участие в воспитательном процессе принимал и крестный отец Лези зоотехник Микола, огромный детина, неоднократно появлявшийся в доме вдовы под предлогом оказания различной помощи. Правда, односельчане, от глаз которых, как известно, ничего не утаить, подозревали Мыколу и Ганну в тайной любовной связи, откуда и взялась показушная забота о детях. Впрочем, ничем особенным Лезя не отличался от сверстников. Послушный, прилежный парень, отлично успевающий в школе, помогающий матери по хозяйству, проводивший каждое лето в детских оздоровительных лагерях, вызывал симпатию односельчан. Окончив школу, Лезя отправился в столицу поступать в престижный институт, но без денег и протекции попытка оказалась неудачной. Дальнейшее его пребывание в столице развивалось по знакомой для многих схеме: съемные квартиры, постоянно меняющееся место работы, безденежье и полное разочарование. В конечном итоге – возвращение в родное село для подготовки к очередным вступительным экзаменам. Вернувшийся из столицы Лезя стал одержим идеей открытия первого питейного заведения в родных Дубищах. Организовать маленький бизнес помогла мать, в то время заведующая магазином, помогшая оформить в аренду часть здания сельмага, служившую когда-то складом. Затевать дорогостоящий ремонт помещения, не имевшего окон, но зато с отдельным входом, не входило в Лезины планы. Изменив интерьер легким косметическим вмешательством (умудрившись истратить при этом минимальное количество краски), установив холодильную витрину и четыре пластиковых столика, юный ресторатор торжественно прикрепил на входе сделанную своими руками вывеску «Кафе Дубок». Взятый в аренду новый, сверкающий аппарат для розлива пива являлся предметом особой гордости собственника и одновременно бармена «Дубка». На открытие собралась едва ли не вся мужская половина села. Ажиотажный интерес к открывшейся пивнушке привел к катастрофической нехватке бокалов. Нерастерявшийся Лезя мгновенно приспособился разливать пиво в пол-литровые банки, найденные здесь ещё при ремонте.

Закусывать предлагалось высушенной рыбой, закупленной у местных рыбаков, винегретом и котлетами, приготовленными сёстрами Олега. Покупать дорогостоящую лицензию на крепкие спиртные напитки в таких местах не надо, здесь, как говорится, «у всех с собой было». Пивная пришлась по душе аборигенам, «Дубок» сразу превратился в любимое место отдыха селян. Более душевного места для проведения досуга с бокальчиком пива сыскать в округе было невозможно. Да и сама зародившаяся традиция пить свежее пиво из кега автоматически вывела сознание жителей «Дубищей» до сравнения себя с посетителями английских пабов. Посещать «Дубок» стало модно. Свободных мест зачастую не хватало, и Лезе пришлось выставить ещё несколько столов перед входом на улице. Одобрение со стороны односельчан превратило маленький семейный бизнес в источник колоссального дохода. Но однажды, как это часто бывает, отношение селян диаметрально изменились. Лезя впал в немилость по причинам, совершенно не имеющим никакого отношения к общепиту. Раз или два в неделю, по утрам, возле кафе останавливался микроавтобус, привозивший из Житомира свежее пиво. Процесс смены пустой тары на полную иногда затягивался, хотя никому до этого не было дела – утренние посетители в пивной появлялись редко, к тому же в такие дни на входе висела табличка с сердитой надписью «Закрыто». В одно прекрасное июньское утро, как раз в те дни, когда жара не отпускает даже ночью, после бурного празднования юбилея председателя сельсовета, перешедшего в ночное застолье, на работу с огромным трудом двигались виновник торжества Степан Хижняк и его кум Василь Чубак. Уставшие от веселья кумы с трудом добрались до середины села, к тому месту, где находился «Дубок». Идею поправить здоровье пивком спровоцировала у обоих рекламная надпись «Доставка пива» на стоящем возле «Дубка» автофургоне.

– А давайте, куме, хлептанем пивка? Може, нам стане легше, – с надеждой на одобрение спросил Чубак.

– Та Ви що?! Якого пивка? Мене ще вчорашнє тримає! – Хижняк отчаянно предпринял попытку казаться порядочным, все-таки должность обязывает.

– Бачите, машина свіженького привезла! Воно зараз таке холодненьке, а таке смачнеее… По одному бокальчику і все! – после красочного предвкушения Чубак решительно пообещал не превращать процесс опохмелки в пьянство.

– Куме, та Лєзя зараз, певно, гроші рахує. Ми будем заважати, він нам не продасть, – сопротивление Степана уже не выглядело таким категоричным.

– Нам не продасть? – удивился Василь – Зараз побачимо! Якщо не продасть, завтра закриємо цю забігаловку! За мною…

Призывной клич прозвучал напрасно, Степан Хижняк и без того покорно повернул за кумом к заветной «живительной влаге». Подойдя к закрытой двери, минимальная доля сомнения всё же заставила кумов остановиться в нерешительности.

– Бачите, куме? Написано: «Закрито»! Може, його ще й нема! – предположил Степан.

– А де ж тоді той пивовоз? – Василь указал на автофургон – Нє! Повинен бути тут…

После этих слов Василь аккуратно, как бы не желая доставлять неудобства хозяину, потянул ручку двери на себя. Дверь оказалась не запертой. В части помещения, служившей непосредственно баром, никого не было. Зато в подсобке, за фанерной перегородкой, находившейся чуть дальше холодильной витрины, и рабочим местом Олега, происходило что-то загадочное, сопровождаемое необычными звуками. Странное, ритмическое шарканье и жалобные стоны, издаваемые определённо живым существом. Чубак и Хижняк испуганно переглянулись. Ещё не совсем трезвая фантазия моментально нарисовала ужасные картины происходящего в головах незваных посетителей. Степану представилась сцена с пленённым водителем, с заклеенным ртом и связанным по рукам и ногам, беспомощно пытающимся освободиться. А Василю – окровавленный бармен в предсмертных конвульсиях, через минуту после совершённого кем-то тяжкого преступления. Ведомые любопытством собутыльники боязливо подкрались к перегородке и одновременно заглянули за неё, отодвинув матерчатую штору, навешенную на дверной проем. Картина, увиденная кумами, так поразила их рассудок, что процесс полного отрезвления произошёл мгновенно – в нелицеприятной позе двое молодых парней занимались сексом.

– Лєзяя… ты… – растерянно вырвалось у Хижняка.

– Оце да! Тьху на вас! – Чубак брезгливо сплюнул.

Застигнутые врасплох в панике отпрыгнули друг от друга, на незваных гостей уставилось две пары испуганных глаз. В следующее мгновение горе-любовники стали лихорадочно хватать свою одежду и одеваться, словно солдаты по команде «Тревога». Ошеломлённые Василь и Степан покинули помещение, направившись в сторону сельского совета. Шли молча, не разговаривая, даже боялись посмотреть в глаза друг другу, словно вина за совершённый грех лежит на них самих. Подходя к пункту конечного назначения, их встретили проезжающие мимо на телеге перевозчики молока, также участвовавшие во вчерашнем застолье.

– Доброго дня! Щось ви, хлопці, поганенько виглядаєте. Певно, гарненько вчора посиділи? Здається, ви ще й не лягали? Хлопці, випийте по сто грам, бо на вас дивитись тяжко, – по-дружески, с шуточками, поприветствовал подошедших старший колхозный конюх Мирон.

– Та які там сто грам?! – завопил Василь – В нас в селі таке робиться, що я не знаю, що буде далі! Певно, кінець світу наближається.

– Та що ви кажете? Що робиться? Якій кінець світу? Розкажіть конкретно!

Дальше свидетели необычного зрелища в мельчайших подробностях описали свои приключения, начиная с ухода от праздничного стола. В самой пикантной части рассказа недостаток словарного запаса кумы восполняли наглядной демонстрацией увиденного, используя друг друга в качестве подручных средств. Естественно, оживлённо жестикулирующий председатель сельсовета, исполняющий при этом почти акробатические трюки в паре со своим кумом, не мог не привлекать внимание проходящих. Вокруг докладчиков собралась толпа. Войдя в раж от собственного выступления, Степан Хижняк вылез на телегу и возглавил стихийно собравшийся митинг, обратившись к селянам с пламенной речью. Во время краткого, но очень эмоционального выступления часто указывающий рукой в сторону Лезиного кафе председатель показался сельчанам похожим на вождя мирового пролетариата, как известно, любившего выступать с броневиков. Призывы и лозунги Хижняка носили нравственно-моральный характер. Осуждая инакомыслие, он призвал односельчан к борьбе с любыми проявлениями чуждой нашему менталитету западной идеологией. Всё это он выразил гораздо более простыми, очень понятными для каждого словами. Сельчане согласились с мнением оратора и в скором времени разошлись по домам.

Известие о нетрадиционной ориентации Лези за ночь обошло все хаты. Люди по-разному реагировали на новость. Женщины села, узнавая о произошедшем, испуганно всхлипывали, прикрыв рот рукой, и сердобольно покачивали головой в разные стороны. Реакция мужчин носила более жесткий характер, особенно это выражалось в высказываниях. Тем временем друг Олега, если, конечно, его можно так назвать, скоропостижно покинул Дубище в одиночестве. Лезя остался один на один с целым селом. Он закрылся в своей комнате и не появлялся на улице целые сутки. Но на следующий день всё же появился на рабочем месте, поменяв табличку «Закрыто» на «Открыто». Лезя занял позицию за холодильной витриной и, не включая свет, в довольно тёмном помещении без окон, повернулся лицом к входу, взяв в руку огромный тесак для резки хлеба. Посетителей он не ждал, но прятаться от всего села дома не хотел. Если придётся отвечать за содеянное, то пусть приходят и здесь казнят его за гомосексуальные взгляды. Ожидание расправы разъярённой толпы бросило тело в дрожь и вызвало холодный пот. Лезе стало страшно. Даже если его и не убьют, что, конечно, вряд ли, то дальнейшая жизнь в постоянных насмешках и презрении ещё хуже, чем смерть. Мужики, пережившие с новостью больше суток, по традиции стали собираться возле единственной пивной для обсуждения новостей. Видя открытую дверь, они недоверчиво косились в темный проем, но никто не входил во внутрь. Тема разговоров собравшихся уже давно не менялась и, похоже, могла перерасти в вечную. Выражая общее презрение, больше всех выступал Чубак с бредовыми идеями наказания и последующего перевоспитания. Неожиданно на терраске возле «Дубка» появился Микола, зашедший с противоположной от собравшихся стороны. Микола уверенно уселся за выносной столик и громко крикнул :

– Принеси мені пивка, Лєзя!.

Собравшаяся толпа притихла. Огромных размеров зоотехник в селе был неоспоримым авторитетом. Но его поведение сейчас вызывало подозрение. Первым очнулся Василь Чубак:

– Ти що, Микола, збираєшся пити пиво в цього… пєдіка? Тьху! Пробач, Господь.

В этот момент из темного проёма молниеносно выбежал Лезя с бокалом пива. Микола молча взял бокал из рук бармена и, не отрывая от губ, опустошил.

– Ще принеси.

Лезя мгновенно исчез в обратном направлении. Селяне замерли в недоумении.

– Я вам так скажу. Пєдікі, гомікі і всякі різні тварюкі – це ті люди, які були обрані нами, і тепер кожного дня обкрадають нас з вами, прикриваючись законодавством. А Лєзя в людей не крав! Лєзя свої гроші чесно заробляє! А решта мене не хвилює. Особисте життя нехай залишиться йому. Аби в людей не крав! Може, в кого інша думка? Скажіть!

Спорить с исполином – дело безнадёжное. В селе поговаривали, что даже племенные быки трусовато отводили глаза от взгляда огромного зоотехника. Среди собравшихся началось перешептывание, но все продолжали оставаться на своих местах:

– Лєзя не крадій! Це точно. Хлопчина сам собі на життя заробляє.

Ситуацию резко изменил колхозный конюх, изрядно вспотевший и уже давно мечтавший о бокале пива, поданного хоть самим сатаной:

– В людей Лєзя дійсно не крав! Ну, якщо ти так вважаєш, Микола, то нехай Лєзя і мені бокальчик накидає.

Говоря эти слова, он важно уселся возле Миколы и замер в предвкушении наслаждения. В свою очередь Лезя метнулся за очередной порцией пенного напитка, а настроения селян, кажется, начали меняться.

– Тоді вже і мені, – подхватил приёмщик молока, постоянно работающий в паре с конюхом.

Через минуту уже все собравшиеся ввалились в любимую забегаловку с криками и весельем. Лезю поняли и простили. Так, за короткое время, в сознании простых деревенских мужиков произошла настоящая революция, изменившая их отношение к людям с другими взглядами на жизнь. Лезя даже стал самым главным экзотическим достоянием села. Рассказывая о единственном гее в деревне, мужики, поднимая его статус, гордо заявляли:

– До нього коханці з самого Житомира приїзджають.

А кафе «Дубок» ласково прозвали баром «Голубая устрица».

Однако оставаться здесь после происшедшего Олег Дворник не мог. Через месяц он отправился в Харьков поступать в юридический. В этот раз Лезя сдал вступительные экзамены на отлично, что означало полный разрыв с родным селом и переезд в большой город.

В студенческие годы ничем особенным Лезя не отличился. Он мало общался с сокурсниками, вел одинокий, замкнутый образ жизни. Единственной неожиданностью для однокашников стал его переезд с общежития на съемную, отдельную двухкомнатную квартиру в середине первого года учёбы. Откуда, в начале девяностых, у студента из депрессивной деревни, получающего мизерную стипендию, деньги для аренды квартиры в центре Харькова – для его сверстников так и осталось загадкой. Но, факт оставался фактом: студенту Олегу Дворнику постоянно помогали тайные влиятельные покровители.

Через какое-то время повзрослевший Лезя приступил к обязанностям судьи в столице Подольского края. Стоит отметить, что более коррумпируемого служителя Фемиды здесь ещё не видели. Олег Иванович Дворник принадлежал к тому поколению молодых взяточников, для которых святого не существовало вообще ничего. Сам он любил очень часто повторять фразу:

– Как говорят мои знакомые врачи: нет денег – нечего лечиться! Так я вам скажу: нет денег – нехер судиться!

Далее следовала длинная тирада о невозможности отстаивания верховенства права человеку с пустым карманом.

Когда дело попадало на рассмотрение к судье Дворнику, адвокаты сторон понимающе кивали своим подопечным. Дело в том, что Олег Иванович во всём любил четкость, поэтому всегда вносил ясность. Необходимая для положительного решения сумма исчислялась по простой формуле: Олег Иванович знакомился с делом и назначал первой обратившейся из сторон сумму, вполне логичную, по его мнению. Изменение решения вторая сторона могла добиться путем пятикратного увеличения суммы. В свою очередь первая сторона, увеличив сумму ещё в пять раз, могла опять склонить чашу весов в свою пользу, и так до бесконечности. Шаг с увеличением в пять раз быстро охлаждал головы спорящих, тем более что первоначально переданные деньги проигравшей стороне не возвращались. Зато само разбирательство всегда носило театрализованный характер, с привлечением огромного количества свидетелей, невольно становившихся актерами. Олег Иванович всегда хотел показать проигравшей стороне лавину неопровержимых доказательств, под давлением которых ему и пришлось принять сложное решение. Для этого привлекались порой фантастические свидетели. Как, например, в тяжбе между истцом гражданином Шпитько и ответчиком гражданином Крысюк, переросшей в настоящий телесериал. Суть дела заключалась в неправильности постройки гаража – прямо на меже, разделяющей участки, чем нарушались строительные нормы, требующие возводить хозяйственные постройки в метре от границы участка. Причем воздвигнувший это стойло для стального коня Крысюк встречным иском потребовал земельный сервитут для обслуживания стены, оказавшейся у соседа. Федор Шпитько, заплатив заранее оговоренную сумму, в удачном исходе дела не сомневался. Но нагловатый Крысюк отступать не хотел, поэтому, увеличив размер благодарности в пятикратном размере, ждал от судьи совершенно другого «правильного» решения. Из-за занятости свидетелей по делу и экспертов различного уровня заседания очень часто переносились. Но все же удалось заслушать представителей земельного отдела исполкома, утверждающих, что все документы, связанные с выделением земельных участков, выданные до войны, увезены немецко-фашистскими захватчиками в неизвестном направлении, возможно, в Германию, вместе с другими ценностями, ещё в далеком сорок третьем. Поэтому современный кадастровый план лишь отчасти отображает реальную картину, так сказать, приблизительно. А имеющаяся схема земельного участка на руках у гражданина Шпитько, выданная в далёком двадцать восьмом году, вызывает подозрение в своей подлинности, так как опрос людей, выдавших сей документ, невозможен в связи с их переходом в лучший мир. После этого выступления Федор Шпитько поблагодарил бога за своё рождение после войны и теперь вполне четкое существование. На следующее заседание был вызван целый майор из МЧС доложить о противопожарной обстановке. Со слов майора стало очевидно, что существующее расположение гаража является единственно верным по отношению к другим постройкам с точки зрения пожарной безопасности. Перенос гаража на метр может существенно изменить ситуацию не в сторону улучшения. Далее, представители архитектуры города, выдававшие разрешительные документы на постройку, утверждающие, что с точки зрения архитектурного задания всё выполнено правильно, а границы участков в данном районе имеют столь сложную кривую, что сильно мешают современному градостроению и давно требуют пересмотра. Каждое выступление судья слушал всегда в одной позе – сильно наклонившись вперёд, упершись локтем правой руки в стол и положив подбородок на кулак. Вид у него был такой, словно сейчас он слушает сермяжную правду о таинственном заговоре, развалившем Советский Союз.

После каждого слушания судья объявлял о приглашении очередного свидетеля по делу и, в связи с этим, перерыв на две недели. Самым неожиданным свидетелем стал начальник службы воздушного движения из местного аэропорта, находящегося в километрах пятнадцати от предмета спора.

– А этого-то зачем? – возмущённо спросил Фёдор.

– Я дуже хочу розібратись в цьому питанні, – спокойно ответил судья.

На самом деле судья Дворник попросил адвоката Крысюка пригласить каких-нибудь влиятельных знакомых для дачи свидетельских показаний в пользу ответчика. И чем солиднее будет опрашиваемый, тем лучше. Единственным таковым знакомым, если конечно можно считать влиятельной диспетчерскую службу воздушного движения, и был начальник подотдела Иван Горенко, послушно явившийся на заседание в назначенное время. Тридцатиминутный опрос на темы, совершенно не связанные с судебным разбирательством, так развеселил Федора, что тот впал в состояние экзальтации. Наблюдая происходящее с нервно веселым, несколько удивленным лицом, Шпитько вполне обоснованно для себя ожидал финала с внезапно появляющимся ведущим и шумной съемочной бригадой:

– Это была программа «Розыгрыш», дорогие друзья! А разыграли мы сегодня Федора Шпитько, который получит приз за супер самообладание! Скажите, Федор, когда вы поняли, что это розыгрыш?..

Другого объяснения происходящего мозг Федора выдавать отказывался. Но, на удивление, этого не происходило. Федору даже показалось, что неумелый режиссер сильно затянул сценку. Комедия, называемая опросом специалиста, тем временем продолжалась:

– Скажіть, на вашу думку, новозведена будівля ніякім чином не впливає на повітряний рух?

– На мой взгляд, нет. Самолетам она не мешает, – робко, с дрожью в голосе, постоянно вытирая пот от волнения, заявил Горенко.

– Зрозуміло!.. Ви також вважаєте будівництво законним?.. – задумчиво произнёс Олег Иванович.

– Да причём здесь самолеты? – воплем разразился Питько.

– Позивач! Не заважайте суду працювати! Я вам слово не надавав! – рявкнул судья. – Якщо ви не вгомонитесь, я вижену Вас з залу засідань та продовжу слухання без вас!

Выслушав ещё несколько экспертов различного пошиба, судья вынес окончательный вердикт, узаконивающий новостройку и с принудительным земельным сервитутом в пользу гражданина Крысюка. Поговаривали, что истец после решения суда на месяц потерял дар речи.

Очень часто судья Дворник, скрывая свое расположение к одной стороне, демонстративно лояльно относился к другой, в то время как будущий победитель постоянно вызывал недовольство служителя Фемиды. Спор за небольшое заросшее озерцо между арендодателем, сельским товариществом «Прогресс», и арендатором, гражданином Печайко, однозначно разрешить было невозможно. Договор аренды, рассчитанный на пять лет, руководство «Прогресса», как это часто бывает, решило разорвать уже через полгода, естественно, без компенсаций за нанесённый ущерб. За это время Печайко расчистил водоём, запустил малек и выкормил до приличных размеров рыбу. В ближайшем будущем он собирался прилично заработать на продаже улова.

– Значит, так! Расторгнуть договор я не смогу, здесь нет ни одного нарушения. Все пункты выполняются. Оплата вовремя, ничего не испорчено, – объяснял судья пришедшему на переговоры адвокату «Прогресса», – а вот приостановить выполнение обязательств по договору, на время судебного разбирательства, могу хоть до второго пришествия! Сколько там по договору осталось?

– Четыре с половиной года…

– Ерунда! Это не вопрос.

– А рыбку мы сможем выловить?

– А то! Озеро-то ваше. Но вылов рыбы надо сделать втихую! Официально озеро нельзя эксплуатировать.

Сказано – сделано. Судья Дворник назначал одну за одной экспертизы – геодезические, топографические, обязал стороны провести в лаборатории анализ химического состава жидкости в озере, пробы прибрежной земли и воды на радиоактивность, посылал запрос в министерство водных ресурсов о стратегически важном значении искусственного водоёма для местных сел, запрашивал заключение археологов о возможной стоянке древнего человека на этом месте. Экземпляры отловленной рыбы «сдали» столько анализов и прошли такое количество вскрытий, что по собранным материалам можно было бы легко набросать докторскую диссертацию. Все это время его отношение к представителям сельского союза носило очень жёсткий характер. А к непонимающему сути происходящего арендатору относился лояльно и с сочувствием.

– Я дуже хочу розібратись в цьому питанні, – объяснял он закипающему Печайко после очередного переноса слушания дела, назначая новую экспертизу.

В конечном итоге слово сдержал – за три месяца до окончания срока действия договора он отказал «Прогрессу» в удовлетворении иска. Договор был признан действительным. Вот только радости он ответчику не принес, да тот и не ходил на последние заседания.

Имущественные споры Дворник решал по более простой формуле – пятьдесят на пятьдесят. Естественно, первые пятьдесят себе и, обязательно, до вынесения решения. Больше всего Олег Иванович любил страховые компании, последние в свою очередь платили взаимностью. Здесь все было предельно просто: страховых компаний мало и стоят за ними уважаемые люди, а страховых случаев много и выплат жаждут кто ни попадя. Только одно обстоятельство сильно смущало судью – опасность навредить родственничку какого-нибудь чинуши, способного подключить для мщения правоохранительные органы. Подобные казусы иногда случались с его коллегами, после чего в их кабинетах появлялись спрятанные микрофоны и видеокамеры. Выпутаться впоследствии удавалось далеко не многим. Олег Иванович часто сетовал на излишнюю скромность подобных клиентов:

– Чего же они сразу не говорят, чьи они родственники! Ведь можно было и по-другому рассудить.

Это единственное, но очень важное обстоятельство заставляло судью более внимательно изучать дело, да и самих участников процесса. Впрочем, иногда он полагался на опыт юристов, знакомых по многолетней работе.

– Олег Иванович. К вам попало дело, где наша страховая компания «Надежный партнер» выступает в роли ответчика, – мямлил стоя на полусогнутых ногах в кабинете судьи юрист вышеупомянутой компании.

– Да! Слушание, кажется, через неделю. Я еще не знакомился с делом, – резко ответил судья.

– Как всегда, выплата по страховому случаю, – защебетал юрист, – сгорел придорожный мотель у некого Миронченко, так, мелочь пузатая, да и сумма по страховому случаю всего два миллиона. Но компания переживает не лучшие времена. Понимаете? Каждая копейка дорога.

– А чего же вы хотели? Страховали – платите! Я тут принципиально стою на стороне закона.

– Дело в том, что во время пожара сам Миронченко кричал, что это поджог! Это отражено в протоколе МЧСников. А согласно договору страховая выплата не производится в случае порчи из-за противоправных действий третьих лиц. Поджигателей должна искать милиция и с них взыскивать.

– А если он сам поджёг?

– Тогда его будут судить за поджог!

– Ну да. А если даст на лапу пожарникам, они и оформят самовозгорание, проводка, к примеру, замкнула?

– Опять мимо! Согласно ещё одного пункта договора, в случае порчи имущества из-за нарушений строительных, санитарных, пожарных и так далее норм, допущенных при строительстве или при эксплуатации здания, выплаты не производятся. А замыкание проводки, как вы сказали, может произойти только в случае нарушений пожарных норм.

– Здорово! А в каких же случаях вы выплачиваете?

– Ни в каких. Договор составлен так, что страхователь не получит денег ни при каких обстоятельствах.

– Кто же у вас такие договора составляет?

– Я! – гордо ответил юрист.

– Молодец! А что, страхователи не читают?

– Читают. Но все составлено такими витиеватыми фразами, что никто не разберётся!

– Ладно! Шуметь он не станет? Этот ваш Миронченко.

– Да какой шуметь? У него денег нет, чтобы шуметь.

– Хорошо. Как всегда, мою половину я должен получить до первого слушания.

– Олег Иванович, это грабёж!

– Вот это я сейчас не понял? Какой грабёж? Нет, если хотите потерять всё, то приходите через неделю! Я за одно заседание приму решение о выплате, сразу! И твой витиеватый договор полетит к чёрту! Ты знаешь, что если договор составлен с нарушениями, то я могу рассудить вас согласно действующему законодательству. А закон не на вашей стороне, ты это прекрасно понимаешь!

– Хорошо, хорошо! Я всё понял. Как скажете.

– Да! Ещё, напишешь решение сам, нет времени ломать голову. Только грамотно! Ты ведь юрист? Сошлёшься на договор и откажешь в выплате в связи… ну сам там смотри.

«Сволочь! Мало того, что такие деньги гребёт, так ещё и сделай за него его работу!» – мысленно выругался адвокат, продолжая заискивающе улыбаться:

– Не волнуйтесь! Я всё сделаю…

День, когда в дверях кабинета судьи появился Косовский, для самого служителя Фемиды выдался неудачным. Прежде всего, виной тому стал странный сон, предрекающий ужасную беду. Нет, сам Олег Иванович в сны не верил, но увидеть во сне самого себя на скамье подсудимых, да ещё и в компании своих коллег! Такое всякого подкосит. Фантастический сюжет сна вполне мог претендовать на сценарий для голливудского фильма ужасов. Дворник и некоторые из его товарищей оказались в огромной стеклянной банке, почему-то находившейся в зале судебных заседаний. Заточённые в стеклянный плен, сильно похожие на мелких зверушек отряда грызунов, ругаясь и толкая друг друга, хаотично ощупывали гладкую поверхность в поисках выхода. Потеряв надежду на освобождение, компания обратила внимание на открывающуюся дверь в комнату судей, откуда вышел на задних лапах огромный черный кот, облачённый в мантию из мышиных шкурок. Важно пройдя по залу, кот пристально посмотрел на заключённых. Только теперь Олег Иванович заметил, что кот в десятки раз больше него и других узников. Одновременно с котом в зале появились люди с верёвками в руках, одетые в белые костюмы, состоявшие из мантии и конического головного убора с прорезями для глаз, такое одеяние носили в свое время активисты ку-клукс-клана.

– Начнем с вот этого, – строго сказал кот, указав огромным когтем на Олега Ивановича.

Дворнику стало страшно, суд под председательством этого кота, скорее всего, станет носить формальный характер. Ему показалось, что люди с верёвками жаждут расправы над ним. Банка вверху открылась, и вовнутрь медленно стала опускаться огромная мохнатая лапа с растопыренными когтями.

– Почему с меня?!!! – заорал Дворник и резко рванул в сторону, спасаясь от когтей, – почему с меня?!!!!

Резко рванув в сторону, Олег Иванович оказался на… полу собственной квартиры. Понадобилось несколько минут, чтобы осмыслить своё местонахождение и полностью проснуться.

– Почему с меня? Почему с меня? – повторял испуганный до смерти Дворник, стоя на коленях и осматриваясь по сторонам.

Сон сильно испугал трусоватого арбитра. Немного успокоившись, он глянул на стрелки будильника, предательски не разбудившего вовремя. Олег Иванович проспал и сильно опаздывал. Около получаса, взволнованный, бессистемно метался между кухней и санузлами, нарушив гармонию очередности утренних посещений. Вследствие чего отправился вершить правосудие с тяжестью в животе и огромным желанием уединиться в кабинке уборной.

К храму правосудия Дворник примчал встревоженный, взъерошенный, с перекошенным от боли в животе лицом. Взору ворвавшегося в приемную Олега Ивановича предстал давненько восседавший тут Косовский. Совершенно незнакомое лицо еще больше напугало судью. – «Какая гадкая улыбочка! Такая бывает только у следователей по особо важным делам!!».

– Вы ко мне? По какому вопросу? – Дворник откровенно нервничал.

– По личному, – кратко ответил Ростислав.

Ответ немного успокоил все еще дерганого Дворника, посетитель, кажется, не из органов, тот бы сразу предъявил удостоверение.

– Подождите, я приму вас через тридцать минут. Мне надо подготовить кое-какие срочные бумаги.

С этими словами будущий председатель городского суда исчез в своём кабинете. Нужно было время осмыслить происходящее и успокоиться. Возможно, судьба пытается подать ему тайные знаки – зловещий сон, визит подозрительного мужчины. Засев за компьютер, он рьяно стал терзать мировую сеть Интернета в попытках найти объяснение значений своего сна. Сонники предлагали самые разные толкования: одни не предвещали ничего страшного, зато другие предупреждали о заговоре и казённом доме.

– Неужели это предзнаменование, – шептал Олег Иванович, всецело поглощённый монитором, – неужели меня прослушивают, неужели я в разработке? Нет, не должны, уже взяли бы! А если хотят побольше материалов собрать? Этот дурацкий сон! Если и пасут, то кто? Как узнать, какое ведомство? Кто-то говорил, что есть ребята, способные проверить кабинет на предмет «жучков»! Надо проверить свой! Как их найти? Господи! Ведь если повяжут – все отберут и закрыть могут! И это сейчас! Когда уже переданы деньги «наверх» за должность председателя! Деньги взяли, значит, а на меня травлю устроили? Хитро! Ведь если попаду под следствие – и должности не видать, и денег не вернут. Господи! Хоть бы не закрыли!

Сумбур в мыслях, связанный со странным сном, казалось, не покинет голову судьи. Однако тридцать минут уже давно прошло, и Косовский, набравшись смелости, аккуратно заглянул в дверь.

– Разрешите? – по-военному громко спросил Ростислав.

От неожиданности и режущего слух армейского словечка Дворник немного подпрыгнул.

– Да, да, заходите. Что у вас?

Олег Иванович не отрывался от монитора, всем видом демонстрируя свое нежелание принимать посетителей. Впрочем Косовского это сильно не беспокоило. Он уверенно расположился напротив судьи и спокойно заговорил дружелюбным голосом:

– Олег Иванович, я к вам с несколько необычным предложением. Дело в том, что я представляю недавно созданный в нашем городе общественно-благотворительный фонд «Попечительное собрание». Помимо своего прямого предназначения, эта новосотворенная организация будет заниматься вопросами, выходящими далеко за рамки традиционных фондов. Но! Никакой политики и заговоров. Подобные организации уже созданы в других городах, как говорится, пришел и наш черёд. Самой главной нашей отличительной чертой есть участие в работе фонда всей, можно так сказать, элиты города. Люди, занимающие ответственные посты во всех сферах нашего общества. Медицина, образование, коммунальщики, силовики, ну и так далее. Подобная форма содружества влиятельных людей для нас нова, но не нужно бояться нового. Вместе мы сможем достичь многого. По нашему глубочайшему убеждению, первые лица различных отраслей давно должны держаться вместе, для создания мощного лобби в борьбе за счастливое будущее нашего города.

На этом месте озабоченный Олег Иванович впервые оторвался от монитора и серьезно посмотрел на собеседника.

– Первые лица, говорите?

– Не только. Но прежде руководители, потом, по их рекомендациям, и другие достойные люди.

– Но ведь я не председатель суда, я заместитель.

– Перестаньте, Олег Иванович, все знают, что именно вы в скором времени займете должность председателя.

– Так вы говорите, что здесь соберутся все влиятельные люди? И милиция, и прокуратура, и служба безопасности? А ну, поподробней в этом месте, – Дворник принял свою излюбленную позу, положив локоть на стол и уперев в кулак подбородок, при этом характерно изогнулся, страдая от напряжения в кишечнике.

– И судебная система, и исполнительная служба тоже! Здесь будут все! В нашей программе проведение на постоянной основе всевозможных тренингов, лекций, просто бесед за круглым столом и много интересных встреч. Естественно, для таких собраний будут приглашаться только главы профильных министерств, с которыми можно будет запросто пообщаться за чашечкой чая, так сказать, в приватной обстановке. Вы понимаете, для таких встреч случайных людей быть не должно!

– Да-да. Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите, – загадочно произнес судья.

– Естественно, содержание такой организации влетает в копеечку, но думаю, что те благородные цели, которые ставит перед собой фонд, полностью оправдают затраты, понесённые каждым участником.

– Я думаю, деньги здесь не главное, – задумчиво, уйдя глубоко в себя, произнёс судья, – а кого, конкретно, вы можете назвать?

– Знать полный список участников могут только члены фонда. Вы обязательно его узнаете, но только подписав договор о сотрудничестве, а познакомиться с кандидатами сможете на презентации, устраиваемой учредителями. Поверьте, даже малейшие сомнения отпадут, когда вы лично ощутите масштабность данного мероприятия. Кстати, я принес с собой ознакомительные документы: договор, устав, пригласительный билет и так далее.

– Ну что ж! Вы меня заинтриговали. Оставляйте все, что считаете необходимым. Я, пожалуй, серьёзно ознакомлюсь со всем этим.

Олегу Ивановичу захотелось побыстрее избавиться от посетителя, физиологические процессы в его животе издавали угрожающее урчанье. Это обстоятельство сделало и без того заинтересовавшегося судью еще более сговорчивым, он был готов согласиться на все, что угодно, лишь бы прорваться в уборную.

Ростислав с трудом сдерживал эмоции. Успех захотелось развить:

– Олег Иванович, есть ли ещё достойные люди среди ваших коллег, на ваш взгляд?

– Есть, конечно. Но, думаю, пока об этом рано говорить. Я ведь еще сам толком не разобрался. Потом, возможно, обсудим.

– Согласен с вами.

Покинув помещение суда, идейный вдохновитель вышел с высоко поднятой головой – как красиво, гладко и быстро произошла вербовка судьи Дворника. Эта победа мгновенно пропитала оптимизм сознание главного агитатора «собрания».

 

Глава 7

Телезвезда

#i_001.jpg

Примерно в это же время отошедший от алкогольных страданий Самосвалов отправился на переговоры со старым знакомым с телевидения. Широко распахнув дверь здания телерадиокомпании, Гриша важно двинулся к дежурившему на входе мужичку в униформе, сильно смахивающему на бывшего милиционера.

Отставные патрульно-постовые после ухода на пенсию обычно не переходят к тихой и спокойной жизни, а устраиваются работать охранником во всяческие учреждения, для охраны которых всегда нанимают дедушку с суровым видом. Областная телерадиокомпания не стала исключением. Это прекрасно знал Самосвалов, понимая также, что бывший коллега может узнать одиозного в своё время начальника отдела. Войдя в помещение, Гриша уверенно развернулся к охраннику и радостно произнес:

– Я смотрю, призвание охранять спокойствие граждан осталось на всю жизнь! Привет. Как дела?

При этом Гриша сделал вид, будто узнал в охраннике бывшего коллегу. Пожал руку и по-товарищески потрепал по плечу.

– Да нормально, Григорий Николаевич. Здравствуйте!

После этих слов сомнения Самосвалова в том, что перед ним бывший сотрудник МВД, улетучились, и он оперативно перешел к своему вопросу:

– Слушай, я по делу. Мне нужен Альберт Полуэктов, он, кажется, заместителем генерального директора работает.

– Уволили уже давно, нет его.

– Жаль. А за шо уволили?

– Та ни за шо. Тут только технари, журналисты и ведущие более-менее постоянно работают. А высшее начальство вместе с замами сразу после выборов меняют в полном составе.

Это обстоятельство здорово огорчило Самосвалова, но невыполнение поставленной задачи означало ещё один промах с его стороны, чего, естественно, ему очень не хотелось. Он решил напрямую встретиться с автором многочисленных сюжетов о местной жизни.

– А эта к-красавица есть? Та, шо поздравительные передачи ведет.

– Рина Сыч?

– Точно!

– Только что прошла во внутренний дворик. Наверное, в беседочке сидит, она там покурить любит.

– Понял, спасибо.

Без лишних объяснений Самосвалов отправился к входу во внутренний дворик телерадиокомпании.

Рина оказалась именно там, куда направил дежурный. Девушка курила сигарету и очень эмоционально набирала какой-то текст в планшете. Она была одета в короткую юбку и сильно зауженную в талии блузу с глубоким декольте. Риночка справедливо считала бюст самым красивым местом своей фигуры.

– Д-девушка! Я извиняюсь! Вы сама такая маленькая, но у вас такая большая грудь! – выпалил Самосвалов и подтвердил сказанное своеобразным жестом, тряся растопыренными ладонями в районе своей грудной клетки.

Самосвалов никогда не мучил себя сомнениями по поводу первых слов в беседе с женщинами. Хороший комплимент со старта, считал он, и дело сделано. Другое дело, что любезные слова, сказанные им – это отдельная статья народного творчества. Его похвала всегда пряма, груба и кратка, похожа на выражения подростков, комментирующих фотографии из порножурнала.

– А кроме того, как обсуждать мои сиськи, вам больше не о чем поговорить? – неожиданно резко отрубила Рина, посмотрев в упор на собеседника. – Или вы хотите услышать в свой адрес несколько «тёплых» слов?

Постоянное общение с местной богемой научила Сыч красноречиво отвечать, защищая себя. И если бы не окна родной телекомпании – ответный выпад мог бы сильно пополнить словарный запас отставного милиционера.

Автор и главное действующее лицо многих телепередач Рина Сыч, по праву считалась самой экстравагантной ведущей на местном телевидении. Впрочем, и самой популярной тоже, особенно учитывая то, что средний возраст работников телеканала уже давно приблизился к пенсионному. Молодой и рьяной Рине лучше всего удавались поздравительные передачи, столь востребованные в малых городах, хотя сама она такие передачи тихо ненавидела, считая их второсортными, и втайне мечтала о совершенно иной, более интересной работе. Проблема заключалась в том, что острый, неординарный склад ума Рины являлся её счастьем и бедой одновременно. Красивая девушка, закончившая школу на золотую медаль, журфак с красным дипломом, никак не могла найти себе равных по уровню развития, интеллекта и образования. Все, абсолютно все вокруг казались ей глупыми и недалекими. Общение с людьми казалось Рине сплошным испытанием, частенько приходилось слышать жалобу из её уст: «Устаю по пять раз объяснять одно и тоже этим тупакам! Как люди могут быть такими идиотами?». Обрести друзей, имея такие амбиции, – задача просто невыполнимая. Впрочем, друзей у неё, в общем-то, никогда и не было, по её твердому убеждению: «Никчемные людишки даже на десять процентов не могут разобраться в тех жизненных ситуациях, где для меня все ясно как белый день». В конце концов, осознание собственной исключительности мешало и на работе, в профессиональной деятельности. То, что коллеги – идиоты, опять-таки, по мнению Рины, это еще полбеды, а то, что уже почти десять лет приходится быть лицом второсортной передачи – это для Рины было катастрофой. Амбициозная выпускница журфака мечтала о работе где-нибудь на «CNN» или на «ВВС» – журналистские расследования, репортажи с горячих точек, интервью с мировыми знаменитостями, всеобщая популярность, слава, признание и все такое. Но с каждым годом мечта становилась все дальше и дальше, на смену юношескому максимализму пришло уныние среднего возраста. Все меньше радости и молодого задора замечали зрители на лице у любимой телеведущей, все больше грима приходилось использовать Рине перед эфиром, чтобы быть, как всегда, похожей на девятиклассницу, радостно зачитывающую очередной текст поздравления.

– Родина Петренків щиро вітає з ювілеєм свого дідуся, Степана Панасовича, бажає міцного здоров'я, довгих років життя та всього, всього найкращого! До привітань приєдналися сусіди Петренків – бабуся Степанида, дід Кіндрат, їх діти Славко та Оксана, онуки, зять і невістка та їх родичі!.. – скрипя зубами и проклиная судьбу, Рина методично, с улыбкой и ударением на каждом имени, перечисляла всех желающих приобщиться к поздравлению. Несмотря на то, что подобного рода передачи создавались на коммерческой основе и приносили определенный доход, каждое такое выступление Рина считала маленькой ступенькой на пути к деградации тележурналиста. Впрочем, в финансовом плане у Рины были еще и не такие «шедевры». Телепроект «Будущая звезда» целиком и полностью рожден благодаря энергичной Сыч, в котором она была и автор, и режиссер, и главное действующее лицо. Сюжет и идея просты – на конкурсной основе отбирались умеющие танцевать или петь детки, а призом служила пятнадцатиминутная передача, посвященная победителю, созданная из сделанных на скорую руку видеоклипов. На самом деле, конкурс никто и не думал проводить, ставка делалась на чванливых родителей (самих любящих неистово поорать в караоке-барах), считающих собственное чадо безумно талантливым и не знающих, как еще можно подчеркнуть перед всеми уникальность собственного ребенка. Таких оказалось много, пришлось даже организовать запись в очередь. За определенную сумму желающие устраивали своему отпрыску телешоу с торжественным вручением грамоты победителя конкурса. В общем, рейтинг у этого тошнотворного зрелища был минимальный, а вот финансовая сторона отличалась прибыльностью с завидной стабильностью.

Если профессиональная деятельность приносила удовлетворение хотя бы в виде денег, то личная жизнь приносила сплошные разочарования. Рина уже трижды успела побывать замужем и столько же разочароваться. Мужчины не задерживались надолго возле властной, амбициозной и не склонной к компромиссам женщины. Мало того, после разрыва отношений с ней они скоропостижно исчезали в неизвестном направлении, бросая не только сварливую женушку, но и все, что напоминало о ней. Из-за частой смены супругов и претендентов на это звание коллеги прозвали Рину «вечной невестой». Первым её мужем был режиссер молодежной программы, считающийся на телевидении человеком, подающим огромные надежды, и чей будущий успех не вызывал сомнений у дирекции. Молодая семья на какое-то время заняла первое место в рейтинге сплетен среди сотрудников телеканала. Отношения молодых супругов не обсуждали только ленивые, да и сами молодожены не слишком скрывали свои семейные неурядицы. Каждодневное выяснение отношений начиналось дома с самого утра и плавно переходило на работу, здесь молодая супружеская пара устраивала громкие разборки прямо в студии, в которой они вместе работали над передачами. Ссоры, по мнению Рины, носили исключительно творческий характер – она всего-навсего иногда указывала супругу на маленькие недостатки в его работе и недоумевала, почему её подсказки вызывают такую бурю эмоций. Все закончилось внезапно, уставший от такой жизни режиссер подал на развод и заодно попросил расчет у руководства телерадиокомпании. Едва освободившись от уз Гименея, загнанный и замкнутый теперь уже экс-супруг покинул родной город, не оставив адрес даже близким друзьям. Похожая участь постигла и второго мужа – рок-музыканта, байкера, лихого парня в кожаном одеянии, с бородой и пышной шевелюрой. Невзирая на то, что её новый бой-френд всегда был немыт, небрит и немного вонюч, Рина разглядела в этом брутальном человеке бесконечное море романтики. Но романтизм очень скоро улетучился, как это часто бывает, и на смену пришла повседневная бытовуха – беспощадная разрушительница чувств.

– Поначалу мне все это нравилось, – делилась Сыч своим жизненным опытом случайной слушательнице в парикмахерской, – все эти тусняки, поездки, рок-концерты. А потом спрашиваю: «Дорогой, а где, вообще, твой дом?» А он мне говорит, что у него нет дома, его дом – это колеса, и показывает на свой мотоцикл. Думаю: «Прекрааасно!» Хорошо, сняли квартиру. «А чем ты зарабатываешь?» Концертами в пабах, говорит! Нет, я вначале думала, что гитара и байк – это хобби. Оказалось, что у него действительно ничего нет, кроме нескольких гитар и мотоцикла! Деньги тоже бывают редко, а если и появляются, то он их сразу тратит либо на ремонт байка, либо на новую гитару, «весло», как он говорит. Живем практически за мой счет. А эти его концерты по пивнушкам, это какой-то кошмар, человек пятьдесят таких же, как он, в такт с музыкой трясут головами в разные стороны и орут как недорезанные. Прям как секта какая-то. В общем, все мне это быстро надоело, я пыталась поговорить с ним – без толку. Такие, как он, не созданы для семьи… И за шо я только полюбила ярко выраженного дебила?

Однажды рано утром суровый байкер вышел из подъезда, в котором они снимали квартиру, с зачехленной гитарой за спиной, сел на своего любимого «харлея» и красиво отправился в сторону восходящего солнца, примерно так, как любят снимать режиссеры в романтичных триллерах о мотобродягах. Больше его не видели. Третьим мужем «посчастливилось» стать преуспевающему бизнесмену, человеку солидному и уже немолодому. Первое время общие знакомые, да и сама Рина, наивно полагали, что такой властный и сильный человек запросто сможет совладать с непростым характером строптивой жены. Молодая супруга действительно выглядела очень счастливой и покорной при своей второй половине. Более того – восхваляла суженного при каждом удобном случае, по поводу и без оного. Кажется, этот человек был для неё практически без недостатков, кроме пожалуй одного – его ближайшего окружения. Друзья, партнеры по бизнесу, их жены казались Рине древними и скучными, да к тому же завистливыми. Молодая жена решила максимально ограничить общение своего благоверного с людьми, которым, по её мнению, осталось жить только воспоминаниями. А кое-кого, кто особенно вызывал сильное раздражение, вообще вычеркнуть из списков приближённых. Монотонно доставая мужа каждодневными рассуждениями о корыстности его друзей, глупости их жен и несовместимости с партнерами по бизнесу, Рина достигла колоссальных успехов – её муж умудрился порвать отношения со всеми, с кем только было возможно. Это мгновенно отобразилось на его репутации и, как следствие, на бизнесе. Выход из сложившегося положения он придумал оригинальный – купил средней величины гостиницу в горах и предложил жене провести свою жизнь там, вместе с ним, вдали от суеты. Где уже не будет никого, а только он, горы, чистый воздух и романтичное спокойствие. Риночка разочарованно-удивленно вздохнула и больше ничего не ответила на это подлое, по её мнению, предложение. На том и разошлись.

Кроме непростого характера существовала ещё одна причина, из-за которой «вечной невесте» приходилось оставаться одной и пребывать в состоянии беспрестанного поиска суженного. Её эротические фантазии имели признаки сексуальной девиации и постоянно подталкивали на смелые эксперименты в постели. Занятие любовью носило культовое значение для Рины, и при каждом удобном случае она пыталась превратить половой акт в яркое шоу с переодеваниями, ролевыми играми, масками, плетками и огромным количеством заменителей мужчин, купленных в секс-шопе. Хотя на этих предметах фантазия Рины не останавливалась, иногда для разнообразия в ход шли и другие предметы обихода, случайно оказавшись под рукой. Однажды, исполняя стриптиз в автомобиле, Рина разглядела в рычаге переключения коробки передач фаллический символ и использовала его в качестве пилона. Одна и та же фантазия, как правило, не повторялась дважды. Каждый последующий раз Рина удивляла своих партнеров новым, не имеющим ничего общего с прошлым, образом. Обескураженные и лишенные права доминировать мужчины чувствовали себя крайне неловко возле маленькой и хрупкой девушки с повадками пантеры. Просто сказать, что они оказывались не совсем готовыми для участия в таком действии – выглядит как неудачный эвфемизм. Неготовность проявлялась не только в психологическом плане, в виде недоумения на лице, но и имела вполне четкие физиологические проблемы, а именно – перебои функциональности некоторых жизненно важных органов. Вдобавок ко всему, умеющая «подбодрить» Рина могла эмоционально вскрикнуть:

– Это всё? Это всё на что ты способен? Ты считаешь себя нормальным мужчиной?

Обычно эти фразы служили концом ночным утехам и началу утренних скандалов для постоянных партнеров, а для многочисленных случайных звучали просто приговором. Поиски человека, способного понять её фантазии хотя бы на десять процентов, не приводили к желаемому результату. Очень часто оставаясь неудовлетворенной, Сыч проклинала судьбу, город, в котором проживала, мужчин, и тихо мечтала оказаться где-нибудь в Стокгольме.

– Деревня! Тупорылые селюки! Только и знают позу миссионера. А как только что необычное, сразу ой! Мамо, шо цэ? Блин, почему я не в Швеции живу, или хоть во Франции, на худой конец. Вот там люди продвинутые и незакомплексованные, не такие, как эти дебилы, – жаловалась Риночка ассистентке режиссера в спорт-кафе, куда они сбежали вместе с корпоративной вечеринки. Это была не просто пивная, показывающая прямые трансляции спортивного характера, а даже в какой-то степени настоящий паб, сплотивший почитателей пива и спорта, по понятным причинам любимое заведение Рины. Среди посетителей оказались её знакомые:

– О! Этого блондина я знаю. Зовут Саша. Маменькин сыночек, шагу без её ведома не сделает! Думаю, он и любовью со мной занимался после консультаций с ней. А рядом его дружок Дима. Это тяжелый случай, мне кажется, шо даже у кроликов секс длится дольше…

Рина повернула голову в другую сторону, здесь тоже оказались знакомые лица.

– Этих троих я тоже знаю. Качки. Одно время я тусила в их компашке, встречалась с каждым по очереди. Тупоголовые до ужаса. Кроме железяк и анаболиков их ничего не интересует. Намажутся подсолнечным маслом и фоткаются перед зеркалом, хуже баб… Господи! Как же тяжело жить в стране странных мужиков!

Оглядев внимательно посетителей, удивленно-печально продолжила:

– Боже! Какой кошмар! Я тут всех уже знаю и со всеми… Так, пойдем отсюда, здесь ловить нечего. Ужас какой-то. Одни олигофрены!

Девушки перешли в другое заведение, но и там их ждало разочарование, как любит выражаться Рина. «Нормальных нет, а дебилов пусть другие подбирают». Подобные неудачи случались, но идти домой одной и неудовлетворенной для разъяренной нимфоманки равносильно катастрофе, на этот случай у неё существовал аварийный план. Рина после расставания с подругой вызывала себе такси, как любила шутить – лотерейных мальчиков по вызову. В дороге разыгрывала роль перепившей невесты, расстроенной изменой жениха, пускала слезу, выклянчивая жалость, безумно хохотала, притворяясь истеричкой, и, в конечном итоге, насиловала бедного водителя прямо в автомобиле, порой даже без его согласия. Утром следующего дня маленькая, красивая девушка, похожая на школьницу, с улыбкой на лице начинала очередную передачу:

– Доброго дня, шановні телеглядачі…

Все сотрудники телерадиокомпании, глядя на это счастливое лицо, догадывалась о происшедшем и тихо хихикали над своей экстраординарной ведущей. За глаза коллеги её называли Мандарина, причем ни с цитрусовыми, ни с китайскими чиновниками это прозвище не имело ничего общего…

– Я извиняюсь! Если можно. Вообще-то я по делу к вам.

– Я заметила! Чувствуется хватка делового человека. Как звать не спросил, но грудь уже оценил!

– Н-не злитесь, я не специально. Вас Рина зовут?

Девушка утвердительно кивнула головой.

– Меня Григорий. А мы с вами з-знакомы. Когда-то давно в кабинете у моего друга Альберта Полуэктова познакомились. Вы ведь, кажется, его родственница?

– Родственница, но очень дальняя. И вас я не помню.

– Ну это неважно. Как я уже сказал, у меня к вам с-серьезное дело. Я хотел заказать у вас видеоклип, говорят, вы крупный специалист в этом деле.

– Клип? – Рина удивленно вскинула брови. – На эстраду потянуло? Лавры звёзд покоя не дают? Не похоже, что вы певец.

– Нет, я не пою. Это должна быть как бы небольшая передача…

– Передачи в тюрьме, а у нас программы! Но я не думаю, что вы потяните целую программу.

– Во как! Понимаю. Моряки не плавают, а ходят, лесорубы не пилят, а валят, а у вас не передачи, а программы. Каждый считает себя профессионалом в собственном деле!

– А у вас есть сомнения?

– Нет, поэтому я здесь. Мне нужно шо-то вроде рекламного ролика. Вот, я и сценарий принёс, – Самосвалов протянул Сыч распечатанные листы.

– Сценарий? – Рину начал забавлять этот огромный, неуклюжий тип, судя по всему, сам плохо понимавший, что именно хочет, – вы ещё и сценарист. С ума сойти! Какое огромное количество талантов. А эта загадочная рукопись называется сценарий?

– Не сценарий. Может, не так с-сказал. Ну, прочитайте! Сумеете сделать красиво?

Рина пробежала глазами по тексту «загадочной рукописи» и еще с большим удивлением, пристально посмотрела на необыкновенного гостя.

– Так вы ещё и деток любите? Извините за любопытство, а экзамены у детишек вы будете принимать? – в интонации Рины засквозила язвительная ирония.

– Нет! Мы приглашаем преподавателей, – не растерялся Гриша

– Ага! Ну тогда мне становится всё более-менее понятно, а то я уж совсем чуть было не испугалась.

– А чего вы пугаетесь?

– Нет, вы только не подумайте ничего плохого. Но посудите сами: сижу, никого не трогаю, тут появляется человек с замашками прапорщика, просит изготовить музыкальный клип по своему так званому сценарию, потом вдруг школьники, Гарвард, загадочный благотворительный фонд. Кстати, я о таком никогда не слыхала. Вы считаете, что всё это нормально?

– Может, немного с-сумбурно, но на самом деле все это очень серьёзно. Есть такой фонд, о котором вы сейчас прочитали. О нем мало пока знают. И это пока только цветочки. Очень скоро это будет шо-то, похожее на клуб аристократов или, скажем просто, высший свет нашего общества! Членами фонда смогут стать только очень достойные люди! Очень достойные!

– К очередным выборам готовитесь, не рановато?

– Нас не интересует политика! Нас интересует благосостояние людей! – эта фраза получилась слишком пафосной у Самосвалова, но в переносном смысле очень точно определяющая суть.

– Поняла! Соберёте всё местное быдло, дорвавшееся к кормушке, и будете с ними хороводы водить. Начнёте льстить им, называть филантропами, меценатами, а они будут ра-а-адоваться! Думать, что они и вправду делают добрые дела. У нас ведь могут – вначале прихватизировать заводик под шумок, а потом подарить детскому садику мешок игрушек, причём именно тому садику, куда собственного внука определили. И рассказывать о доброте и сострадании на камеру, главное, чтоб все увидели, какой я хороший. Вот тут-то вы и начнете доить с них лавэ по-тихому. Под благовидным предлогом, конечно!

От такой проницательности молодой девушки Самосвалову стало дурно, если другие будут догадываться об истинных целях фонда с такой же лёгкостью – дела пойдут плохо.

– Как вы можете т-такое говорить? У нас чистые, б-благородные помыслы!

– Ага! Конечно! Я тут таких, знаете, сколько таких видела? И всякие негосударственные пенсионные фонды, и кредитно-депозитные союзы, и просто «пирамидки» всевозможные. И все постоянно заявляют о своих благородных, бескорыстных намерениях! А потом почему-то куда-то исчезают, вместе с деньгами, взятыми у простого народа.

– Да нет! У нас все по-честному. Мы простой народ дурить не собираемся, – Гриша во второй раз не солгал, рядовые обыватели действительно не интересовали теневого отца «Попечительного собрания».

– Понятно! В общем, тысячу у.е. мне, три тысячи у.е. в кассу, и я такой рекламный видеохэппенинг с вашим участием в главной роли сделаю, что будущие сборы от пожертвований превысят даже самые смелые фантазии.

– Н-нет, с моим участием не надо. Без меня снимите.

– А что такое? Не хотите стать лицом собственного проекта?

– Я очень скромный и, думаю, не самый достойный. А вот по оплате, у меня есть предложение: может немножко увеличить ваш гонорар, но зато не вносить в кассу?

– Можно, если вы предоставите мне студию с оператором, осветителем и прочей ерундой. Тогда вопросов не будет, – Рина перешла на спокойный деловой тон.

– Дороговато, кажется, – Самосвалов просто не мог, вот так сразу, не торгуясь, согласиться на вышеуказанную сумму, – может, тогда стоит вам предложить стать участником «Попечительного собрания» в виде компенсации за проделанную работу? Поверьте, просто сейчас, на данный момент, мы испытываем финансовые трудности, но ожидаем огромные валютные вливания из заграницы. Так что скоро будем богатыми!

– Вот станете богатыми, тогда и приходите! А по бартеру я не работаю. За ротацию в эфире тоже забудьте.

– Поймите! Закончится регистрация абитуриентов в Кембридже! Нельзя опоздать с рекламой, иначе всё это не имеет смысла! Давайте половину сейчас, а половину после получения денег от инвесторов! – Самосвалов сумел так красиво и правдоподобно округлить глаза, что только чёрствый сухарь не смог ба заметить в этих бездонных очах искреннее беспокойство за судьбы молодых дарований.

– Ладно! Давайте, – и Сыч поверила, впервые отступив от своих принципов.

 

Глава 8

Собиратель народного фольклора

#i_001.jpg

Встретившись за столиком любимого кафе, компаньоны хвастливо ведали друг другу о своих первых удачах на новом поприще. Появившийся после первых неудач пессимизм улетучился, уступая место вере в неминуемый успех. Особенно много разглагольствовал Самосвалов:

– Если дела так дальше пойдут, мы очень скоро сможем устраивать пышную презентацию. Думаю, все у нас получится!

– Дай то бог, – сдержанно согласился Ростислав.

– К вечеру идем смотреть п-пилотный ролик. Если понравится – завтра его пускают в эфир! Теперь твоя задача упрощается. Поддержка с ТВ обеспечена. Правда, надо будет отстегнуть пару копеек, я уже задаток оставил.

– Отлично, Гриня. Это немного. Вот, на хорошее помещение надо денег найти, тут парой копеек не обойдется! Тут надо деньги искать немалые.

– Помещение можно выпросить у моего знакомого с ЖКХ города. Он там начальник. Постараюсь выбить шо-то по старой памяти. Может, в обмен на обещание о членстве в фонде? Ты как думаешь?

– Можно, такие люди нам нужны. А его реально уговорить? Он что собой представляет как человек?

– Хитрющий дядька, изображающий из себя деревенского простака, но говорить с ним можно. Правда, если не устанешь от его историй. Ох и любит он умничать на исторические темы, да и на другие тоже. Рот откроет – не закроешь. Хотя, по правде сказать, начитанный дядька, иногда даже интересный. Поехали к нему прямо сейчас, вдвоем. Познакомимся, помещение выпросим и тут же его и у-уболтаем…

Иван Сергеевич Небелица уже много лет занимал должность начальника жилищно-коммунального хозяйства города, умудряясь удержаться на должности при каждой смене власти. Иван Сергеевич действительно не брал взяток, но не потому, что был очень честным, а потому, что боялся быть пойманным на «горячем». Поэтому предприимчивый начальник создал целую империю частных предприятий во главе со своими многочисленными родственниками. В открытых торгах, проводимых Горжилкоммунхозом для оказания различного рода услуг, поставки товаров, стройматериалов и всего остального, неизбежно побеждали нужные или, проще сказать, назначенные фирмы. Иван Сергеевич лично занимался составлением тендерных условий для участников. Условия, естественно, подгоняли к заранее определенному победителю. Другие претенденты шутили так:

– Последний пункт тендерной документации гласит: «Победителем торгов может стать участник только с названием „Такой-то, такой-то“. Да! Чужие здесь не ходят!»

Но оригинальность хитроумного и деятельного начальника заключалась в другом: в его любви к истории и ораторскому искусству. Даже случайная встреча с ним могла стать незабываемой для любого человека, не готового к разглагольствованиям на глобальные темы. Уж очень сильно любил Небелица показать свою осведомленность в тех или иных вопросах. Все его суждения, так или иначе, всегда заканчивались пессимистическим прогнозом на ближайшее будущее, что могло завести в ступор даже самых жизнерадостных.

«Ви, напевно, нічого не знаєте, а от мені відомо, що…» – с этих слов начиналась обычно длинная тирада без всякого намека на диалог, собеседнику просто настоятельно предлагалось послушать знающего человека. При этом Иван Сергеевич делал загадочное лицо и характерно покачивал головой в разные стороны, словно одному ему известно о масштабах надвигающейся катастрофы. По этой причине за Небелицей прочно закрепилось прозвище «Глобальный фаталист».

Одна из любимейших тем Ивана Сергеевича – рассуждения о неидеальности современности и приведших к такому положению причинах, заложенных в начале развития цивилизации. Прочитав, в своё время, огромное количество книг исторического содержания, он считал себя человеком, разобравшимся в сложном прошлом наших героических предков. Поговаривали, что даже выучился читать на санскрите и мог самостоятельно переводить писания древних мудрецов. Увлечение историей для него значило гораздо больше, чем просто хобби, а о его попытках всячески подражать лихому образу казака запорожской Сечи и вовсе слагали легенды. Иван Сергеевич всегда надевал вышитые рубахи, носил причёску, для которой подходило название «стрижка под горшок», а лицо украшали черные усы подковообразной формы. При всем этом всегда повторял: «Я патріот, але не шароварний!», вкладывая в это понятие какой-то тайный смысл, особое значение, при этом позиционируя себя как потомка народа с древнейшей культурой, историю которого умышленно уничижали западные ученые.

Изюминкой в разговорах с Иваном Сергеевичем было его постоянное использование народных поговорок и пословиц нелитературного содержания. Нет! Матом он, конечно, не ругался, всё-таки относил себя к воспитанным людям, но использование слов и выражений, которыми запорожские казаки писали письмо турецкому султану, считал естественным обращением к культурному наследию.

Самосвалов уверенно вошел в кабинет и застал весьма оригинальную сцену: под довольно огромной копией картины Ильи Репина «Запорожцы» сидел в своём кресле Иван Сергеевич и с очень весёлым лицом что-то печатал в ноутбуке. Печатал, правда, громко сказано! Нажимал одним пальцем, подолгу разыскивая каждую буковку. Со своими усами, прической, вышитой сорочкой и довольным выражением лица был неимоверно похож в этот момент на своих кумиров. Словно отошёл от коша на минутку проверить что-то в Интернете.

– Здоров, Иван Сергеевич! – радостно начал Гриша.

– Здоров до коров! До людей здрасьте, – неожиданно парировал приветствие главный завхоз города.

– Ну тогда здрасьте! – как можно радушнее продолжил Гриша.

– Здрасьте! Срака в красьці! – перекривил Гришу начальник горкомунхоза.

«Ох, ты и заговорил, ишак! – пронеслось в голове у Самосвалова. – Я помню времена, когда ты со щенячьим восторгом заглядывал мне в глаза и улыбался на все зубы, шоб только я не копал под тебя. А теперь… Молодец, быстро забыл, кого боялся».

– Та я вобшэ по д-делу.

– Називається: срав, пердів, з гори летів! Що мені тепер, все кинути, бо ти прийшов? Ти що, не бачиш – я працюю.

– Ну, вибачай! Я в приёмной подожду.

– Та, ладно, – неожиданно сменил гнев на милость Иван Сергеевич, – це ж я так, замість привітання. Присідай, будь ласка. Як твої справи? Зайшов провідати чи по справах? Чай? Кава? Чогось міцніше?

– Другое дело. А то я подумал, шо ты не узнал меня. Н-наливай шо хочешь – не откажусь.

– Та що ти, Григорій, як це не впізнав? Та нехай мене тоді вкрадуть білі негри! – уже совсем радушно защебетал Небелица, доставая из-под стола армянский коньяк. Выключив компьютер, он разлил по коньячным рюмкам часть содержимого бутылки и заботливо поинтересовался:

– Ну, як ти після звільнення? Щось знайшов? Чи досі на відпочинку? Пам'ятаю тебе в міліції, гарячий ти хлопець був – вогнем срав!

Небылица достал из стола заботливо накрытую салфеткой тарелочку с колбасой, по степени свежести Гриша определил – нарезана минут десять назад. Расположил её перед гостем и с огромным удовольствием отправил в рот толсто отрезанный кусочек. «Теперь понятно, какого Федора ты злился, – успокоился Гриша, – колбаса, коньяк – не вовремя я зашёл».

– Та вот, думаю восстановиться! Есть возможность, добрые люди обещали помочь. Т-так шо скоро я опять буду при погонах. Вопрос практически решённый.

– Молодець, молодець, Гриша! Розумно робиш. Є можливість – іди знову працювати в органи. Зараз такі часи, я тобі скажу, дуже нестабільна ситуація в країні. Та не тільки в країні, в цілому світі штормить. Слухай, що це таке?» – он неожиданно перешёл на другую тему, достав изо рта какую-то непонятную субстанцию. – Зараз усе таке неякісне. Напевно, собак на цю ковбасу рубали разом з будками.

Гриша заставил себя улыбнуться, демонстрируя понимание шутки, однако к колбасе решил не притрагиваться.

– Та це я так. Продовжую: зараз краще триматись влади, бо незрозуміло, що буде завтра. Може статись так, що наступить голод, самий натуральний.

– Голод? Нет, то ви вже черезчур!

– Голод, Гриша! Голод. Природні катаклізми – то засуха, то град поб'є врожай, то ще щось. Але це не головне, головне – працювати на селі нема кому. Я недавно їздив до себе на батьківщину і повернувся приголомшений. Одні старі залишились, людей майже нема. Сучасна молодь працювати в селі не хоче. Всі ледачі стали, в місто до легкого життя тікають. А сіяти та жати хліб скоро буде нікому.

– Так вы тоже, Иван Сергеевич, в свое время из д-деревни перебрались в город, – брякнул Самосвалов, и тут же подумал: «Блин! Зацепил! Сейчас, наверное, минут на тридцать затянет».

– Що ти порівнюєш? Тоді часи зовсім інші були. Було голодно і лячно. Нас в матері було троє. Батька свого ми ніколи не знали і не бачили, тому жили дуже бідно. Я самий старший, допомагав матері в полі з шести років. Коли виповнилося п'ятнадцять, я поїхав в місто, в ПТУ, щоб матері легше було, одним ртом менше все ж таки. Потім середнього брата підтягнув, а потім вже і молодшого.

«Молодцы все трое! – в мыслях саркастически издевался Гриша, – когда достигли работоспособного возраста, бросили старушку к чертовой бабушке и свалили в город. Главное, предлог благовидный, дескать, так ей легче будет. А самое главное – другие бегут, потому что работать не хотят, а у этого всё чинно и благородно». Гриша начал усаживаться поудобнее, предвкушая длинную, занудную проповедь.

– Не від тяжкої праці ми тікали, – словно услыхав Гришины мысли, Иван Сергеевич пристально посмотрел ему прямо в глаза и продолжил, – ми шукали кращу долю, а тут в ПТУ і кормили, і одягали, і навіть грошенята інколи перепадали. А свого походження я ніколи не цурався. Нехай мене «покрасять», якщо я брешу. Я хоч зараз в село. Не повіриш, кинув би все та махнув би на батьківщину, назавжди! І поцілуйте мене в плечі! От тільки справ багато розпочав, закінчити треба. Щоб раптом не скінчилось все. Або, як кажуть москалі – всьо! Знаєш, що таке всьо? Це коли на цвинтарі лопату об акацію обстукують, то вже всьо! А до того – справа вважається незакінченою. А сучасній молоді чого не вистачає? Чого не живеться? Чого всі біжать з села? Приїде в місто, вкраде трошки та труситься як жид на гімні! Боїться, що обратно зашлють. Повір мені – скоро прийде біда… чорна…

– Иван Сергеевич! – Самосвалов решил резко изменить тему этого бесконечного разговора, – я по делу к тебе, очень серьёзному.

– Слухаю уважно.

– Меня знакомые п-попросили поговорить с тобой. Короче, есть одно дело, моим друзьям нужно хорошее, большое помещение, а главное, – недорого. М-можно не в центре, но с большим залом.

– Що означає недорого? В мене тут що? Приватний магазин? До мене кожен день хтось приходить і каже: дай недорого. В мене вже давалка зламалась. Тут все державне, є затверджені розцінки! Вчора взагалі прийшов негр, чорний як халява в чоботі, і каже: дай під магазин! А де я візьму? Нема! Ти хоч під що просиш?

– Друзья мои открывают какой-то клуб, типа для собраний в-высшего общества, так кажется, или ещё там как-то. Короче, это будет место, где будут собираться самые уважаемые люди нашего города. Я толком-то не знаю. Хотите, тут один в приемной ждет, я приглашу, пусть сам расскажет.

– Запрошуй.

Гриша пригласил в кабинет Косовского. После традиционного приветствия и знакомства, Небелица, наливая третий бокал, с интересом поинтересовался:

– Так що ви там задумали, хлопці?

– Иван Сергеевич, нам, то есть общественно-благотворительному фонду «Попечительное собрание», нужно хорошее большое помещение для проведения встреч, презентаций, общих сборов и других всевозможных мероприятий.

– А що це за фонд такий? Не знаю такого!

Ростислав отведал содержимого и очень уверенно, чётко поставленным голосом заговорил:

– Это новая общественная, неполитическая организация, задача которой сплотить в своих рядах весь истеблишмент для противостояния беззаконию и хаосу, царствующему в нашем городе. Но! Разумеется, мы приглашаем не всех подряд! Не каждый, добившийся определённых высот на том или ином поприще, сможет стать членом команды. Мы собираем под свои знамёна только здравомыслящих, интеллигентных людей, способных продемонстрировать моральное величие и высоту духа, оказавшихся в силу сложившихся обстоятельств разрозненными, для возможности совместного обсуждения и последующего вынесения общих резолюций по волнующим наше общество вопросам. Мы собираем тех, кому надоела постоянная победа невежества и хамства над здравым смыслом. Я думаю, вы понимаете, о чём я говорю?

– Звичайно. Але, мені здається, що подібні функції має виконувати Міська Рада, – неуверенно попытался оспорить вышесказанное несколько растерянный Небелица.

– Городской Совет? Вы, наверное, шутите! Если обратиться к анналам истории, так сказать, к истокам развития отношений в обществе, то заметим, что общиной руководили либо мудрые старейшины, либо сильные и смелые вожди. Совершенно другую картину мы наблюдаем сейчас! Сборище случайных людей, прошедших во власть по партийным спискам! Это просто смешно! Особенно на местечковом уровне. Люди, не добившиеся признания народа, прорываются к власти благодаря сомнительным лозунгам их партийных лидеров, живущих в столице. На сегодняшний день городской совет – это сборище корыстолюбивых, меркантильных приспешников столичных олигархов, людей, совершенно оторванных от нужд простого народа! Но мы не ставим перед собой задач по смене власти! Мы не масонская ложа и не заговорщики, в конце концов, мы уважаем выбор народа! Но считаем своим долгом проводить просветительную работу для повышения общеобразовательного уровня наших сограждан.

Не скрою, раз уж его величество случай предоставил нам возможность познакомиться с вами, думаю, что сейчас выражу мнение большинства членов фонда: мы хотели бы видеть вас в своих рядах как человека с незапятнанной репутацией, умелого хозяйственника, историка с философским пониманием былого. Последнее обстоятельство особенно ценно в свете современного отношения к истории, когда события прошлых дней перекручивают кто угодно и как угодно. Вы единственный, кто может пролить свет на события минувших лет, и, думаю, многим современным деятелям, рассуждающим об исторически сложившихся ситуациях, это было бы небесполезно послушать.

Беспрестанно жующий колбасу до этого спича Иван Сергеевич замер. Оба, Небелица и Самосвалов, с полуоткрытыми ртами смотрели на совершенно спокойного Ростислава и казались немного ошеломленными. Гриша, совершенно не ожидавший от партнера такого сильного и уверенного выступления, внутренне восхищался ораторскими способностями администратора «Попечительного собрания». «Лихо чешет, шельмец!»

Небелица на секунду задумался, после чего заинтересованно спросил:

– А хто вже входить до складу вашої організації?

– К сожалению, я не могу вам этого сказать сейчас, информация подобного рода доступна только для членов фонда. Поверьте, мы не хотим делать из этого тайну, просто афишировать своё участие в работе фонда – прерогатива только самих членов «собрания». Но хочу вас уверить, там вы встретите много интересных людей, чьи имена частенько бывают на слуху – медики, юристы, журналисты и представители других конфессий, выражаясь языком священнослужителей. Если вам интересно, давайте я зайду попозже и подробно расскажу о деятельности фонда. Ознакомлю с уставом, с другими документами, в общем, поговорим более детально.

«Пожалуй, больше его давить не следует! Он уже и так призадумался», – мелькнуло в мыслях Ростислава.

– Давайте, – задумчиво протянул Небелица. – А зараз поїдемо в одне місце, я вам покажу приміщення. Воно мені по спадщині від Радянської влади перепало. Трошки занедбане, але дуже велике, як ви хотіли».

Сергей Иванович выглядел заинтригованным, ему хотелось больше узнать о новой, полутайной организации, создаваемой в городе. Он повернул голову к Самосвалову и учтиво поинтересовался:

– Ви з нами, Григорій Миколайович?

– Да! Посмотрю, шо вы предлагаете.

«Как заговорил, ишак! Стоило сказать, шо восстанавливаюсь в органы – сразу стал добрым, как раньше», – мысленно торжествовал Самосвалов.

– Так! Де цей уврант – мій водій? Він ще там не втомився спати цілими днями? Давай його сюда! – Небелица обратился к секретарю по внутренней связи, и после сказанного продолжил с гостями. – Цілими днями спить в машині, так і ще хропить як трактор під гору. Так! Ви, Ростислав Євстафійович, сідайте в мою машину, поспілкуємось в дорозі, а Ви їдьте за нами, Григорій Миколайович.

Импровизированный кортеж, состоящий из двух автомобилей, отправился в район, находившейся между центром города с одной стороны и спальным районом времен развитого социализма с другой. Всю дорогу Ростислав красочно расписывал будущее преимущество участников «Собрания» над простыми обывателями. Сергей Иванович внимательно слушал и, соглашаясь, кивал головой.

Приехав на место, Самосвалов и Косовский догадались, что целью их путешествия стал кинотеатр «Мир», неработающий уже лет двадцать. Обшарпанный, унылый кинотеатр располагался на перекрестке дорог, в районе, еще недавно считавшимся окраиной города, где асфальтовое покрытие кое-где просматривалось на дореволюционной брусчатке. Со всех сторон здание кинотеатра окружали одноэтажные домики, возведенные в сложное послевоенное время, с заборами, не ремонтирующимся примерно с тех же времён. Ростиславу стало ужасно грустно от увиденного.

– Гриня, шо это такое? Он с ума сошёл! – успел он тихо шепнуть на ухо Самосвалову, проходя мимо него.

– Ось, хлопці! Це те, що вам потрібно! – торжественно отрапортовал Небелица, глядя на Ростислава.

У Ростислава отнялась речь, глядя на эту махину, он мгновенно представил объём инвестиций для приведения объекта в нормальное состояние. Он заговорил малоразборчиво:

– Это н-не с-соовсем то, что мы себе представляли. Ведь это всё надо ремонтировать, по-моему, дешевле новое построить.

– То вам так тільки здається! А дозвіл на будівництво? А проект? Тяганини стільки! А тут пофарбували стіни, підшаманили вікна, двері. Налякали чимось дах. І збирайтесь скільки треба. Зате тут тихо і не на видноті, а головне – оренда буде дуже дешевенька.

Небелица вел своих гостей по территории кинотеатра, проводя ознакомительную экскурсию. Неожиданно в разговор вступил его водитель, идущий позади всех:

– Якби це мені дали! Я б зробив би ремонт і такий кабак зробив би…

– Ти наробиш! Як кіт на глині! Іди до машини і помовкуй! – сердито прогнал водителя Иван Сергеевич и тут же, нарисовав на лице улыбку, аккуратно схватил Ростислава за руку, увлекая продолжить знакомство с объектом.

– А это что за малые архитектурные формы? – Ростислав указал на отдельно стоящий сарайчик с четырьмя дверьми.

Предназначение сарайчика можно было легко угадать по заботливо вырезанным отверстиям в дверях на уровне глаз, в форме ромба.

– Гриша! – еле слышно произнес Ростислав, так, чтобы его мог услыхать только партнер, – здесь будет проходить дворянское собрание?

– Иван Сергеевич! – громко вступил Самосвалов, – мне к-кажется, это не совсем то, шо надо! Им нужен просто к-какой-то актовый зал в фабричном клубе. А это целое здание, да ещё и без ко-коммуникаций!

– От я не люблю: як вмре – і дивиться! Ти з другом що в мене просили? Велике і дешево? А я що вам пропоную! Що означає «нема комунікацій»? Вода – є! Світло – є! Каналізацію я беру на себе, це не питання! А гроші, потрачені на ремонт – зараховую в оренду! Не мені вам розповідати, як зробити оренду вічною! Мені здається – що це просто шара, просто подарунок! Беріть і не морочить голову! Одним словом – чекаю в себе для підписання угоди!

После этих слов Небелица уселся в свой автомобиль, где без лишних слов указал пальцем водителю направление движения. Партнеры остались один на один с огромным, пустующим зданием. Первым заговорил Ростислав:

– Даже если найдем деньги на ремонт этой махины, то все одно быстро это не будет. Надо заказать очень приличный, но дешевый кабак для презентации.

– Насколько дешевый?

– Ну, так, шоб вообще не платить!

– Есть у меня один еврейчик, Саша Радужный. Он только н-новый ресторан построил. Думаю, решим с ним. Так шо? Берем эту хрень? – Гриша обвел рукой обведшее здание.

– А деньги на ремонт найдем?

– Найдем!

– Тогда берем. Я завтра утром зайду к этому «собирателю народного фольклора» и подпишу договор. А ты долби своего еврейчика.

– Хорошо, хотя есть определенные трудности. Ш-шоб уломать Сашу Радужного, нужно хорошую приманку. Понимаешь, тут нужен кто-то авторитетный из его круга, кто-то такой, кому он поверит. Он тоже не простофиля и бесплатно накрывать «поляну» не станет. Его можно только через кого-то высокого убедить.

– Гриша, если ты намекаешь о раввине, то могу тебя заверить – хреновая идея! Раввины, как правило, люди умные и «раскусят» нас с тобой сразу.

– У меня есть другой человек, которого наш ресторанный еврейчик послушает.

 

Глава 9

Флюгер местечковых негоциантов

#i_001.jpg

– И кто же это?

– Михаил Семенович Швейбиш.

– Нуууу, это более-менее известный человек. Что мы знаем о нем?

– Типоша редкостный. Вот его визитка, – Самосвалов достал из кармана карточку цвета черного мрамора, с золотистым тисненым шрифтом.

На маленьком клочке картона кто-то максимально попытался, но определенно не смог, отобразить всю информацию о регалиях предъявителя карточки, хотя информации на ней было предостаточно: генеральный директор ПАО… председатель наблюдательного совета ОАО… член совета директоров ООО… депутат областного совета… заслуженный строитель… академик…

– Прям как надгробный камень с эпитафией, – зло пошутил Ростислав, – только дат не хватает. Интересно, кто посоветовал ему сделать такой ужас?

– Скорее всего, это плоды его личной фантазии, вряд ли он обращался к специалистам. Это жлоб несусветный, таких мало. Перед тем как р-растаться с деньгами, он всю душу продавцу вымотает. Потом купит и будет всем рассказывать, что переплатил. Михаил Семенович для многих как индикатор экономической целесообразности, если шо-то приобретает – можешь смело делать то же самое по той же цене, дешевле уже не найти.

– Сколько ему лет?

– Около шестидесяти, невысокий, внешне похож на г-гримированного таракана: торчащие в разные стороны усы; клееный парик на лысине; маленькие, с-смотрящие в упор черные глазки.

– Чем занимается?

– Из него получился бы превосходный артист, но он пошел в бизнес. Как, кстати, называется театр, где один актер?

– Монотеатр…

– О! Точно. Это его место! Такие представления разыгрывает… Звезды Голливуда отдыхают, честное слово. А так, с-сфера деятельности у него обширная: торговля, недвижимость, но основной вид деятельности – это строительные подряды. Еще он депутат областного совета, уже не помню который раз. Этот хитрый таракан всегда проникает туда, где выделяются деньги. Однажды он перестраивал старые армейские трехэтажные казармы под жилье. Родина выделила деньги на реконструкцию, и тут-же нарисовался Швейбиш в роли генерального подрядчика. Развернул бурную деятельность, конверсионная программа, все такое, все очень с-серьезно, торжественная сдача, счастливые новоселы из числа вчерашних офицеров с семьями, все его благодарят, одним словом – красота. Это потом подсчитали, что за суммы, которые он ос-ос-освоил, можно было снести все казармы и настроить на их местах девятиэтажки. А самое интересное, своих подрядчиков надул всех! Почти всех. Хотя многих это ничему не научило, и они опять впоследствии наступали на старые грабли.

– Как он это делает?

– Этот артист способен так умело втереться в доверие, что люди забывают об элементарной осторожности… Пробиться к нему можно только по рекомендации какого-нибудь высокого чинуши, иначе он даже слушать не станет, хотя это вовсе не означает подписание договора подряда, минуя процедуру открытых торгов. Это так, как говорится, только для входа в кабинет… Вот, к примеру, ты изготавливаешь пластиковые окна, участвуешь в тендере на их установку на объектах Михаила Семеновича и, благодаря помощи какого-то дяди, побеждаешь. Швейбиш хвалит тебя за разумно выставленную цену, в отличие от других к-крохоборов, но тут же просит сделать скидку, мотивируя долгим сотрудничеством в перспективе. Ты соглашаешься, заключаете договор, получаешь аванс пятьдесят процентов и выполняешь заказ. Самое интересное начинается при подписании акта выполненных работ. Его технадзоры вдруг обнаруживают несоответствие договора с фактом: толщина металлопластика не соответствует Госстандарту, о к-котором вкратце, как оказалось, вспоминалось в договоре; стекла не той прозрачности… ну и так далее, придумать можно много чего. Швейбиш тут же разыгрывает из себя сильно обиженного, жестоко обманутого, наивного дядю, которого предал лучший друг. Это длинное и н-непревзойденное представление, где сам Михаил Семенович исполняет роль комика, попавшего в трагедию. Шутка ли сказать – такая подстава на объекте, строящемся за государственные деньги. Скандал! В итоге ссора, проклятия и настойчивое предложение демонтировать бракованные окна с возвращением предоплаты, пока дело не дошло до суда. Ты в шоке! Что делать? Пытаешься встретиться, договориться, но н-ничего не получается. Наконец, человек, рекомендовавший твою фирму, соглашается стать арбитром в вашем споре. Встреча превращается в театр одного актера и двух зрителей, наивно пытающихся изменить ход беседы. Следует длинная т-тирада о жестоко обманутом, кристально порядочном, но очень доверчивом человеке. При этом он нервно ходит по кабинету, размахивая руками и время от времени хватает себя за голову, за сердце, потом падает на диван, имитируя сердечный приступ. Он демонстративно поедает таблетки, стонет, несколько раз на стон забегает секретарша со шприцом в руках, готовая в любой момент сделать укол! Короче – он убеждает человека, призванного стать арбитром, в твоей неправоте! Ты в шоке! В итоге Михаил Семенович предлагает тебе оставить все как есть, но денег ты больше не получишь! И ты, поразмыслив над убытками, выбираешь этот вариант как самый лучший и, конец концами, соглашаешься. Потом он на всех углах будет разглагольствовать о том, как ты попал в передрягу, и только он протянул тебе руку помощи! Но ты в итоге оказался неблагодарным.

– Слушай, Гриша, если он такой скряга, то зачем он нам нужен? Мы же ничего с него не поимеем.

– О! – Самосвалов многозначительно поднял указательный палец, – понимаешь, этот ушлепок постоянно оказывается там, где крутятся деньги. У него фантастическое чутье, он деньги на запах чует. Бизнесмены средней руки смотрят на него как на указатель – чем выгодно сегодня заниматься! Смотрят и себе делают то же, что и он. Для многих его присутствие на презентации будет означать уровень события, мол, если уж Швейбиш здесь, то тут действительно серьезная контора, этот зря нигде не окажется. Нам он нужен только для затравочки, как приманка, тут и мой Саша Радужный поведётся. Потом этот самодовольный жлоб во всем разберется и исчезнет, хотя, конечно, всякое может случиться, но во всяком случае нам уже не навредит, даже если будет называть нас аф-аферистами, хотя не в его интересах будет всем показывать свой прокол.

– Так понимаю – он как флюгер для местечковых негоциантов.

– Чего? Ну… Шо-то вроде того, – Григорию не сразу далось понять суть сказанного.

– Чем его взять? Как строить разговор? Он хоть слушать меня станет?

– Изобретать и фантазировать – не моя парафия. Это по твоей части. А шоб выслушал… – Самосвалов пригнулся и заговорил тише, – есть один план! У меня старый товарыш в службе безопасности страны на хорошую должность взлетел, мы с ним когда-то в совместной разработке участвовали – думаю, он мне не откажет. По моей просьбе попросит Семеновича принять хорошего человека.

– У тебя потом проблем не будет? – заботливо поинтересовался Ростислав.

– С какого снегопада? Я же официально не имею к этому делу никакого отношения. Если шо, потом скажу, шо сам попался на удочку какого-то аферюги.

Самосвалов действительно сумел добиться встречи с Михаилом Семеновичем через своего друга, которому позвонили и попросили принять хорошего человека. Отказывать заслуженный строитель не стал, не в его правилах отказывать тем, кто относится к верхушке силовых структур. Обычно такие встречи по звонку заканчивались ничем, хоть Михаил Семенович и не сторонился людей, пришедших к нему по протекции, но и не особенно с ними откровенничал. Он внимательно выслушивал посетителя, потом много говорил общих фраз, жаловался на внезапно появившиеся трудности, отбрасывающие на последний план актуальность предложений гостя, откровенно восхищался осведомленностью собеседника во многих вопросах, искренне интересовался здоровьем и состоянием дел покровителя, долго тряс напоследок руку и обещал сотрудничество в обозримой перспективе, в общем – деликатно выпроваживал восвояси непрошеного гостя. Он даже якобы записывал номер телефона в свой сотовый, дозвониться на который впоследствии никому не удавалось.

Во время запланированной встречи Швейбиш не торопился принять ожидающего целый час в приемной Ростислава. Несколько раз, выходя из кабинета, провожая посетителей, этот низенький, очень деятельный на вид толстячок, отдавал команды своему секретарю и приглашал толпящихся в ожидании посетителей персонально, игнорируя сложившуюся очередность. Выйдя в третий раз, он наконец-то заметил Косовского:

– Вы ко мне?

– Я от Тараса Ивановича, – выпалил Ростислав слова, которые должны были послужить паролем для мгновенного приема.

– Ага, подождите минутку, я тут производственные вопросы закончу, – после этих слов вновь обратился к секретарю, – Побережного ко мне, быстро!

После этих слов Ростислав провел в ожидании еще целый час, несколько раз услыхав слово «минутку». И только тогда, когда в приемной никого не осталось – пришел черед и Ростислава.

Кабинет Михаила Семеновича удивил своей необычностью. Это вполне большое светлое помещение было больше похоже на место для чтения молитв, нежели на офис современного предпринимателя. Прежде всего в глаза попал стоящий у стены огромный старинный шкаф с книгами, покрытый занавесом, вверху перед которым горел масляный светильник. Перед шкафом, на маленьком подиуме, находился рабочий стол. Странность заключалась в том, что перед столом не было кресел для гостей. Посетители могли присесть только на мягкие стулья, расставленные в один ряд вдоль стен кабинета – очевидно, здесь проводились большие производственные совещания. На стенах красовались фрагменты старинных свитков, бережно обрамленные в рамку со стеклом, ковры с загадочными узорами, портреты людей в необычных головных уборах и какие-то зеленые веточки. Все это заслуживало более детального изучения и вызывало ряд вопросов, однако Ростислав посчитал такое поведение не очень уместным, к тому же Швейбиш сразу взял инициативу в свои руки, начиная с вопроса:

– Как там дела у Тараса Ивановича?

– Поймите правильно, я не сильно осведомлен о его делах, – мягко попытался уйти от вопроса Ростислав.

Оба расположились на стоящих вдоль стены стульях, развернувшись один к другому, словно два старых друга. Швейбиш не оставлял попытку прозондировать уровень отношений своего посетителя с влиятельным силовиком:

– Вы давно с ним дружите?

– Он лучший друг моего старшего брата. Понимаете, они еще с первого класса… можно сказать, за одной партой…

– Понимаю, – улыбаясь, произнес Швейбиш.

«Можешь не улыбаться, один черт ты в это никогда не проверишь, морда жидовская», – Ростислава уже начал раздражать хозяин культового кабинета.

– Михаил Семенович! Я к вам по поручению недавно созданного благотворительного фонда «Попечительное собрание», соз…

Продолжить развивать мысль Косовскому не дал Швейбиш, перебив его на полуслове, для которого суть предстоящего диалога стала совершенно ясной:

– Так и думал! Сейчас просто какое-то засилие от этих фондов-шмондов, всяких там благотворителей, попечителей. Я вообще не понимаю, зачем их столько понаплодили. Целая куча. Вот ты мне можешь сказать?.. Кстати, можно на ты?

Швейбиш говорил слишком эмоционально, словно вышеперечисленные организации и вправду являются главным бичом современной экономики страны. Потом перешел на тревожно тихий, почти заговорщический тон:

– Пойми меня правильно, я никоим образом не хочу обидеть ваше «собрание», ничего личного, но такого количества жуликов, как сейчас, у нас не было со времен советской власти. Кто мне объяснит, как отслеживается их деятельность? Зачем они вообще нужны?

– Думаю, что в большинстве случаев они создаются для хороших дел. Для оказания помощи тем, кто в этом нуждается.

– Да мы и помогать-то разучились, – опять немножко вскипел оппонент идейного вдохновителя, – мы больше вреда наносим своими добрыми, на первый взгляд, деяниями, чем пользы. Очень часто мы думаем, шо кто-то нуждается в нашей заботе, и спешим навязать свою опеку, а людям, оказывается, не нужна никакая помощь, им и так хорошо. Человек, приученный к посторонней помощи, навсегда лишается возможности изменить что-то в своем сознании, чтоб стать другим! Понимаешь? Не помогать, а сознание надо менять многим, вот тогда они станут самостоятельными.

– Интересно… – скептически произнес Ростислав.

Михаил Семенович сильно уменьшил тон своей речи, но все равно оставался эмоциональным:

– Я в студенческие годы на спасательной станции подрабатывал. Круглый год все относительно стабильно, кроме начала и конца зимы! Рыбаки либо на ранний тонкий лед лезут, где огромная вероятность провалиться под лед, либо обязательно окажутся на отломившейся льдине где-нибудь посреди реки. Как мы сами любили шутить – каждый год одних и тех же рыбаков снимали с одной и той же льдины в одном и том же месте. Шо мы с ними только не делали: и разъяснительную работу пытались проводить с каждым, и выступали на местном радио, и пропагандистские плакаты рисовали, и милицией пугали, просто пытались не пускать на лед – все бесполезно! Все одно прорываются к реке окольными путями, рискуя жизнью. Причем нас, за наше же желание помочь, трехэтажным матом обкладывали. А мы, в свою очередь, после каждого трагического случая получаем нагоняй от начальства за бездействие и служебное несоответствие, за то, что спасти не сумели. Уж не знали, как с ними бороться! Просили начальство оградить забором реку (хотя это полный абсурд конечно), выделить нам помощников для оцепления из числа военнослужащих срочной службы, еще какие-то бредовые идеи, все уже не помню, но нам отказывали, говорили, денег на это нет. Тогда я решил действовать по-другому: то, что нельзя запретить, нужно самому организовать. И вот однажды, когда река покрылась первым льдом, я изготовил небольшие траурные венки из ивовых веток, с черными ленточками – как положено, и стал их раздавать рыбакам на остановке общественного транспорта возле городского пляжа, куда они прибывали ранним утром. При этом радостно приветствовал их от лица всех спасателей, рекомендовал быть осторожней, а то толщина льда сегодня небольшая, опасно конечно, но если аккуратно… а венок после рыбалки просил сдать обратно. Если количество выданных и сданных не сойдется – значит, кто-то ушел под лед, а веночек останется на плаву, его легко можно будет отыскать. И от спасателей, как говорится, выражение скорби, и водолазам проще потом искать. И шо ты думаешь? Никто не взял веночек, но и никто не ступил на лед! Ругались нецензурно, но при виде венков все же задумывались о возможных последствиях и разъезжались по домам. Вот! – Швейбиш округлил глаза и поднял указательный палец вверх, – это я называю помощь. Для того чтоб потом не вылавливать несчастных рыбаков в ледяной воде, я применил нестандартный ход, но очень правильный. Заметь! И денег казенных не потратил.

– Замечательно! Но не все добрые дела можно сделать только благодаря креативному подходу. К сожалению, очень часто для совершения добрых дел нужны деньги.

– Да какой там! – отмахнулся Швейбиш, – хорошие дела не начинаются с вымогательства денег у тех, кто их зарабатывает. А ведь эти жулики, по-другому назвать не могу, только ходят и просят – дай, к примеру, на поездку детей в Европу, на спортивный турнир… Я дал. Потом оказалось, что это восемнадцатилетние юноши, боксеры, отправились на коммерческий турнир в Германию! Я в таком возрасте уже работал! И деньги на свои увлечения сам себе зарабатывал. А эти?.. Или опять-таки на проведение конкурса Мисс городская красавица тоже круглую сумму запросили. Ну я повелся, красивое мероприятие все-таки – отчехлил как положено, мне за это даже предложили войти в состав жюри, правда, я отказался, какой из меня судья. Так вот! Шо я вам скажу, первое место заняла любовница генерального спонсора, директора огромного гипермаркета, не хочу называть его имя по понятным мотивам, а потом жюри вообще выдало оригинальное решение! – любовнице генерального спонсора первое место, а представлять город в столице на конкурсе Мисс Украина поедет другая, потому что первая, честно признаться, страшноватая, особенно для таких конкурсов. Вот вам и весь смысл помощи, деньги в трубу! Эти люди привыкают к помощи и думают, шо так и надо! Причем один ушел, за ним следующий, потом следующий, потом еще один, и то же самое опять начинается. Я уже устал от попрошаек. «Подождите, – говорю я вам, – а кто работать будет, если все разбегутся в попрошайки?» У меня ощущение, будто я один работаю в целой стране!

– Я бы не называл это вымогательством, Михаил Семенович, зачастую это предложение стать соучастником в богоугодном деле для тех, кто в силу занятости своей забывает помогать сирым и убогим.

– Послушай, – Швейбиш заговорил тихо и без эмоций, – если ты пришел просить денег, не важно для какой благородной цели, я тебе сразу скажу, шо у меня для тебя денег нет! Рассказывать мне о богоугодных делах не стоит, я человек очень набожный, думаю, ты это заметил, – он обвел рукой пространство вокруг себя – скажу больше, я десятину от своих заработков отдаю в руки людей, которые и должны заниматься тем, чем пытаются заняться эти сомнительные фонды. На этом считаю свой долг перед окружающими выполненным, думаю, если бы каждый так поступал – это уже было бы идеальное общество.

– Михаил Семенович, я не пришел просить у вас денег…

– Вот это отлично! А то я уже хотел расстроиться. Думаю, неужели уже даже от таких уважаемых людей попрошайки приходят?

– У меня к вам несколько иное дело. Наш фонд только начинает работу в стране, пока мы только знакомимся с людьми и расширяем круг знакомых. Мы хотим на наглядном примере показать общественности, что значит точечное и обдуманное меценатство, как может и должна работать настоящая благотворительная организация. Нам нужна ваша помощь…

– Вот опять! Как только слышу слова «нам нужна ваша помощь», мне сразу становится грустно! Поймите! У меня абсолютно нет времени на участие в ваших проектах. Не агитируйте меня никуда, пожалуйста! Это бесполезная трата времени и сил. Я очень занятый человек. Я совсем по-другому понимаю помощь!

– Кажется, вы опять не поняли. Выслушайте меня внимательно. Мы хотим инвестировать деньги в строительство санатория на девятьсот человек в районе недавно открытого источника с минеральной водой. Это будет санаторий уровня пятизвездочного отеля, с огромным бассейном, с горнолыжными спусками, с чудесным парком. Далее строительство второй очереди – спальные корпуса на тысячу двести человек, правда, уже более простого уровня. В итоге, оздоровиться смогут как богатые, так и люди с гораздо меньшими достатками. Просто за счет первых будут частично оплачиваться санаторные путевки вторым, для которых в обычной жизни цена таких путевок заоблачная. Естественно, здесь должно быть продумано все до мелочей, чтобы одни не мешали другим и так далее.

Глаза Михаила Семеновича забегали. Его интуитивное чутье на деньги подсказывало выгодное дельце. Затем он поднялся, заложил руки за спину и прошелся через кабинет к окну. Пару минут неподвижно всматривался вдаль, стоя с широко расставленными ногами, для полного сходства с Наполеоном не хватало только треуголки.

– Два отеля с лечебным корпусом, крытый бассейн, горнолыжные спуски – это огромные деньги! – Швейбиш уставился в потолок, словно прикидывал сметную стоимость всего строительства, – вы хоть представляете, сколько надо?

– Да. На первоначальном этапе мы ожидаем иностранные инвестиции, позже собираемся рассчитывать на собственные силы, – спокойно ответил Ростислав.

Ладони Ардена Давидовича вспотели от внезапно нахлынувшей алчности, вытирая их салфеткой, он аккуратно поинтересовался:

– И чем я могу вам помочь?

– Нам нужен честный, порядочный и опытный генподрядчик. Понимаете, средства, на которые будет вестись строительство – это в недавнем прошлом чьи-то пожертвования, нужен человек, способный отнестись к ним как к своим. Нужно суметь качественно и недорого построиться. Поиск такого подрядчика привел к вам.

– Не хочу хвастать, но мне кажется, вы по адресу обратились. Я не допускаю марнотратства на своих объектах. Про меня даже шутят, что если я гнутый гвоздь на стройке найду – заставлю выровнять и опять использовать. Но, к сожалению, в ближайшем обозримом будущем я очень занят, набрал объектов.

«Кажется, ты начинаешь торговаться», – радостно отметил Косовский.

– Жаль, очень жаль. Может, посоветуете кого? Вы ведь все строительные организации знаете.

– Вопрос непростой. Рекомендации в таком деле… сами знаете. Тут надо все основательно взвесить. Мне, конечно, хочется вам помочь, но… бывает, посоветуешь кого-то, а он облажается, потом чувствуешь себя виноватым…

Швейбиш поднялся со стула и стал медленно расхаживать по кабинету с важным, озабоченным видом. Затем остановился возле окна, застыв на мгновение, опять уставился куда-то вдаль, при этом он заложил руки за спину и стал расшатывать себя, слегка приподымаясь на носках и опускаясь обратно на пятки. После небольшой паузы он тихим голосом произнес:

– Кто занимается проектом, геологическими изысканиями, геодезической съемкой и такое разное? Это ведь далековато, там временный бетонный завод придется построить для масштабов такого строительства.

– Позвольте, я это все запишу, – деловито произнес Ростислав, доставая блокнот из кармана.

– Да не надо это записывать, этим должен кто-то заниматься, кто разбирается в подобных вопросах. Тут нужен опыт. Вы собираетесь затевать такое дело, не имея в штате профессионалов! Земельный участок оформили? – в словах Михаила Семеновича засквозила легкая нервозность.

– В администрации президента есть наш человек, лоббирующий вопрос выделения участка. Как вы знаете, вопрос этот не одного дня. А вот проект и все остальное можно уже делать, думаю. Вы сможете за это взяться?

– Послушайте, а эти ребята из администрации президента сами не захотят взяться за возведения комплекса? Я их знаю – нахальная такая публика! В одном месте поможет, в другом тут же отберет.

– Это мы будем решать, кто будет заниматься возведением, – уверенно и, главное, гордо заявил Косовский.

– Мне нравится ваш оптимизм! Ну… Мне, конечно, нужно подумать. Вы как снег на голову, я вас вижу впервые, и тут сразу такое… Да и об организации вашей ничего не знаю…

– Понимаю, – участливо подыграл идейный вдохновитель, – для более тесного знакомства разрешите пригласить вас на нашу презентацию. Там вы сможете полностью узнать о масштабах наших планов и познакомиться с интересными людьми. Другими словами, взглянуть на положение вещей изнутри «Попечительного собрания».

– Когда она состоится?

– Скоро, я сообщу вам дополнительно.

– Черт его знает, – Швейбиш на секунду задумался, – давайте! Схожу, посмотрю.

 

Глава 10

Дураки и дороги

#i_001.jpg

На очередной встрече соратникам пришлось расположиться возле четырех громко разговаривающих мужчин, судя по лицам – уже изрядно заправленных алкоголем. Разговор этой компании напоминал беседу учащихся ПТУ на перекуре – с громким ржанием, идиотскими выкриками и нецензурной бранью. Участники беседы словно бравировали друг перед другом знанием слов и оборотов, используемых в ненормативной лексике. Именно по этой причине только возле этих горлопанов и остались свободные места, которые пришлось занять компаньонам. Ростислав разыскал глазами Диану и погрузился в привычное состояние временного оцепенения.

– На кого ты все время пялишься? – раздражённо спросил Гриша, резко повернув голову. – Ага! П-понятно! Ничо так бабцо. Только, наверное, деньги очень любит. Хочешь, подойду, телефон для тебя узнаю?

Говоря эти слова, Гриша предпринял попытку подняться для осуществления задуманного.

– Куда? Сядь немедленно! – громко прошептал Ростислав, – она явно не из тех вертихвосток, с которыми ты привык общаться.

– Ростик! Ты нормальный? – усаживаясь обратно, заулыбался Гриша. – Они все одинаковые! Их интересуют только секс и деньги! Причём второе интересует значительно больше, п-потому шо первое с горем пополам найти проще! Она, глядя на тебя, безошибочно скажет, на какую сумму ты одет и, соответственно, кто ты есть на самом деле, а п-по твоей машине опишет твою жизнь лучше всякой гадалки. Так шо, заработаем бабла, вот и подходи к ней.

– Гриша! Твоё пессимистическое видение жизни удручает меня еще больше, чем сама реалия. Неужели тебе в жизни не попадались женщины, любившие тебя бескорыстно?

– Попадались! Но когда начинались трудности с деньгами – сразу исчезали. С одной как-то познакомился в «ПлацКарте», говорит так сразу: «Угости меня коньяком, но я всякий не пью, только курвазе…»

– Как, как ты назвал? – Ростиславу послышалось польское ругательство вместо названия известного производителя коньяков.

– Шо, не так?

– Да, в общем-то, нормально. Только сильно ты упор делаешь на «курва», а это по-польски…

– Я знаю, кто такая курва в Польше.

– Правильней говорить «Курвуазье».

– Хорошо. Так вот: не вопрос, говорю, я тоже люблю аб-аб-абсолют, мол, тоже парень не простой. Ну попозже у нас закрутилось. Потом мне надоело при каждом посещении этого грёбаного ночника тратить круглую сумму, она, как лошадь, по триста грамм за вечер укокошивала. Прихожу к бармену и говорю ему, что когда в следующий раз я буду заказывать «курвуазье» для дамы и «абсолют» для себя, наливай обыкновенный «Трехзвездочный» и самой простой водки. Тот так и делал. Разницы она не заметила, зато я рисовался, как мог, и все за копейки. Потом правда, через полгода, исчезла как-то внезапно.

– Наверное, узнала о подмене…

– Может быть. Вот не знаю, п-почему, но в постели я очень хорош! Мне бабы так прямо и говорили: «Гриша! Лучше тебя я не встречала в жизни!» Но вот только деньги кончаются – сразу отношение меняется, сразу перестаю быть л-любимым! Хе-хе-хе.

– Мне кажется, эта совсем другая. У неё такое открытое лицо, слегка наивный взгляд, а как она искренне удивляется чему-то! Просто котенок какой-то!

– Ага! Её задача продать себя как можно дороже. Окрутить какого-нибудь богатенького м-мажорика и выйти за него замуж. Много знающая карга никому не нужна, вот поэтому и наивный взгляд, и милая мордашка, и так далее! Поверь, я таких на своём веку столько п-повидал! И всегда после романтичного начала один и тот же финал! Поэтому теперь я им всегда рассказываю о временных денежных трудностях, чтоб слишком губу не раскатывали, но при этом рисую большие финансовые перспективы, дескать, на подходе огромный транш, и когда я его получу, вот тогда начну сорить деньгами.

– Ты опасный тип, Гриша! Ты играешь на чувствах несчастных соискательниц богатых женихов.

– Они ищут миллионеров и не стесняются это говорить, а я ищу любовь на шару, вот и соревнуемся, кто кого обдурит.

– И как? Получается?

– А то! Некоторые по полгода верят, что скоро станут женой олигарха! Некоторые, правда, сразу соображали и…

Ростиславу не хотелось слушать Гришины откровения, смысл которых сводился к одному: алчные, бездушные женщины – причина всех бед отставного майора.

– Ладно, Гриша. Одно я знаю чётко – в амурных делах мне советчики не нужны! Так что давай перейдём к основной теме нашей встречи: «Куда пойти, куда податься?».

– Куда, куда – туда, где деньги! Иди в «Облавтодор» – они бюджетных денег много осваивают, а дорог нет! Значит, где-то деньги в другом месте осели! Хотя странно – у нас каждый год по весне, вместе со снегом исчезают дороги, получается, дорог нет, а дорожностроительное управление есть.

– Чего тут странного? У нас есть целое министерство культуры, которое любыми средствами пытается донести культуру в массы, а все чаще встречаются те, кто использует в своих выражениях слова, означающие либо гениталии, либо половой акт, и я хочу сказать, что это не медицинские термины! Это особый сленг, рожденный самой малообразованной частью населения! Зато многим довольно неглупым людям кажется, что это очень круто!

Говоря эту фразу чуть громче обычного, Ростислав недвузначно обратил свой взор на шумных соседей, однако это никоим образом не сказалось на последних, продолжавших свою разнузданную беседу.

– Да, это есть… – согласился Самосвалов.

– Это такое. Ладно, давай по существу. Кто там командует дорогами?

– Один очень денежный и влиятельный дядя. И я так думаю, что этот к-коммуняка Сельский нам очень нужен! У него очень обширные связи. На нем замыкаются большие контракты, и некоторые из кожи вон лезут, только бы в-втереться ему в доверие. Но! Дядька он не простой! Так просто его раскрутить никто не сможет. Это красавец, честное слово!

– А что, чем знаменит?

– Старый коммунист, ещё с тех времён. Когда-то был подающим надежды инструктором в райкоме партии, но совок неожиданно кончился, а Сельский тем не менее остался в компартии. В своё время он был начальником штаба предвыборной компании к-коммунистической партии области. Причём курировал сразу три направления: областную раду, районную и городскую. Выборы тогда в местные советы придумали проводить только по партийным спискам.

– Да, это был полный маразм. Хотя его и сейчас хватает на местных выборах.

– В-вот тогда Иван Иванович Сельский и прославился.

– Интересно, как?

– Понимаешь, в случае с коммунистами все просто. Пенсионеры всегда за них проголосуют.

– Да, электорат у коммунистов определённый есть.

– Да, это умное слово, которое всё время забываю… А вот денег на рекламу и так далее нет. А деньги нужны! А те, у кого они есть, комуняк с их лозунгами не любят. Вот тут-то Иван Иванович и придумал фортиль!

– Фортель, – аккуратно поправил Ростислав.

– Ну да. Он распространил среди бизнесменов средней руки информацию о продаже мест в партийных списках, причем совершенно недорого. Мол, денег в партийной казне мало, вот и продаём места, чтобы поправить ф-финансовое состояние. Первые места – это, конечно, партийная верхушка, а далее по определённой таксе в зависимости от места. Сомневаться в том, что все пройдут, не приходится, мы ведь сейчас популярны! Нашлось много тех, кто захотел во власть за небольшие деньги. Люди вдруг написали заявы в партию, начали ходить на собрания. И тут, вдруг, однажды узнают, что они уже не в первой двадцатке, а чёрт знает где! А Иван Иванович спокойно отвечает, что он и сам не ожидал такого ажиотажа вокруг к-коммунистической партии. Оказывается, нашлись люди, которые троекратно переплатили выше тарифа и за это потребовали места в первой двадцатке. Тех, кто там был, естественно, пришлось подвинуть. Деньги он вернуть не может, так как это всё неофициально, и вообще, на эти средства уже приобретена рекламная продукция. Деньги, как ты понимаешь, принимались в виде добровольных пожертвований, так что жаловаться некому. Дальше срабатывает эффект жлоба, заплативший копейку платит ещё и рубль, чтобы копейка не пропала. И триумфаторы возвращаются на свои места в партийных списках. Многие из них, после выборов, все же стали депутатами различного уровня. Рекламную продукцию он не покупал, конечно, молодёжи она не нужна, а ветераны партии и так проголосовали «за». Одним словом, деньги ушли в неизвестном направлении.

– Умница какой. А как же он в «Облавтодор» попал?

– Мало того, что он надул этих жлобов, так они ещё, в знак благодарности, сумели добиться его назначения на должность директора ДП ОАО «Государственные дороги Украины». Вот он там и развернулся. С одной стороны, ворует по-чёрному, а с другой – в к-коммунизм верит и с тоской по старым временам рассуждает. А кликуха у него знаешь какая?

– Неужели «Городской»? – предположил Ростислав.

– Двуглавый анус! – тихо Гриша произнес с видом заговорщика.

– Что? Может, двуликий Янус?

– А, да, точно, точно! Двуликий Янус! Перепутал м-манеха.

– Да, интересная личность. Еще что-нибудь?

– Говорят, вечно злой. Орет на всех, не уважает никого. Зашугал народ. Боятся его все.

– Одним словом, третирует коллектив…

– А? Да. Наверное.

– Ну! Тогда завтра утром я сойдусь с этим «железным человеком».

Иван Иванович Сельский действительно был человеком, воспитанным в духе старой партийной системы. Здесь совершенно не надо указывать, в какой именно, так как старой может называться только одна – коммунистическая. При всех своих политических убеждениях он действительно оставался нечистым на руку чиновником. Хотя на это у него были свои весомые причины: во-первых, он не считал нынешнюю власть легитимной, а, стало быть, воровать у шайки расхитителей – дело праведное; во-вторых, современная коммунистическая идеология вовсе не отрицала накопление материальных ценностей, глядя на жизнь партийных лидеров из столицы. Поэтому Иван Иванович по-тихому урезал затраты на ремонт и строительство дорог, зато быстро увеличивал собственный достаток. К тому же ужасные дороги, считал он, могут привести к новой революции, после чего все обратно вернётся на круги своя, априори историческому – плохие дороги ведут только к плохой революции. Однако самой главной отличительной чертой руководителя Сельского, так сказать, изюминкой было вовсе не склонность к хищениям, а стиль руководства вверенной ему организацией. Нет, полным самодуром в общепринятом значении Иван Иванович, конечно, не был, но в плане деспотичности вполне мог занять свое место в энциклопедии тиранов.

Внешностью начальник был наделён вполне заурядной. Среднего роста, средней упитанности, лобно-затылочная лысина с буйными, непослушными кудряшками в височной части и огромными густыми бровями. Необычным во внешности был только взгляд. Взгляд, которым смотрит директор школы на курящих старшеклассников, армейский прапорщик на пьяных солдат, швейцар на посетителя, не соответствующего дресс-коду, отец юной незамужней беременной дочери на виновника ситуации, неохотно соглашающегося стать роднёй. Этакий слегка лихой, удивлённо-возмущенный взор из-под сдвинутых бровей. С таким лицом начальник автодора умудрялся каждый день приходить на работу, ввергая сильных духом сотрудников в депрессию, а слабонервных – в состояние, близкое к обмороку. По понятной причине во время его прихода на работу коридоры огромного здания словно вымирали, встретить Сельского считалось плохой приметой. Больше всех его боялось ближайшее окружение, этим людям по долгу службы прятаться было нельзя, поэтому каждый день они шли на работу, как на Голгофу. Молчание Ивана Ивановича в сторону подчиненного считалось поощрением, но чаще всего приходилось выслушивать укоры.

– Что вы здесь собрались у меня в приёмной? – вместо приветствия выпалил директор собравшимся у его кабинета. – Смотрю, работы никакой нет?! Я вам найду! Немедленно расходитесь по своим местам! Видите, меня нет – идите, работайте, узнавайте у секретаря о моем приходе.

Пришедшие за ценными указаниями подчиненные дружно высыпали в коридор.

– А свет почему не включили? Стоите здесь в темноте, как дети подземелья!

Произнося эти слова Сельский сам, лично щелкнул выключателем.

– Так, что у меня сегодня утром? – строго задал вопрос своему секретарю Елене Владимировне, миловидной женщине, вокруг возраста которой не прекращались споры. Не услыхав моментального ответа, тут же рявкнул:

– Лена! Очнись, ты на работе!

– Сегодня в 8.30 планерка в вашем кабинете.

– Отлично, давай на 8.30 всех ко мне.

– Уже 9.00. Вы только что всех отправили по рабочим местам.

– Правильно отправил! Если меня нет – надо работать, а не стоять здесь. А если я вообще не приду, они целый день тут стоять будут?

Через минуту разогнанные до того клерки рассаживались в кабинете, пытаясь занять место как можно подальше от дубового стола. Главный бухгалтер, мужчина преклонного возраста в очках с толстыми линзами, предугадывая замечание шефа, включил освещение в кабинете, не дожидаясь команды.

– Вам плохо видно здесь, Евгений Владимирович! – очень спокойно задал вопрос директор.

Вопрос застал врасплох бухгалтера.

– Здесь как-то темновато, я подумал…

– Подумал! – скептически повторил последнее слово директор. – Здесь достаточно светло, здесь три окна, не надо включать свет. Надо думать об экономии!

Особого удивления эти маленькие капризы шефа ни у кого не вызвали. Это привычное настроение директора в начале рабочего дня.

– У меня первый вопрос сразу к главному инженеру, к моему заместителю по ремонту и эксплуатации дорог, к начальнику дорожно-ремонтного управления, одним словом, ко всем причастным: при въезде на центральную площадь со стороны собора огромные ямы на дороге! Делали-делали этот участок и до ума не довели! Почему не доделали? Это же сердце города! А вам, я вижу, всё равно. Где сейчас работают люди?

Даже если вопрос адресован целому коллективу, молчать в такой ситуации было нельзя, Иван Иванович не любил долгие паузы. Если ему сразу не ответить, то заставить выслушать потом уже невозможно. Самым смелым оказался начальник дорожно-ремонтного управления:

– Мы сняли все силы и бросили на въезд в город со стороны столицы, латать ту часть дороги, которую вы назвали «болотный кочкарник».

– Почему сняли?

– Вы приказали снять и отправить туда на прошлой неделе, говорили, что там лицо города и это самое важное. Вот и переехали.

– Я правильно вам сказал! А вы, недоделав одно, бросились делать другое! Вы что, совсем не соображаете? Думаете, можно бросить все вот так, не доделав, и съехать? В конце концов, есть утвержденный план проведения ремонтов, графики! А это черт знает что! Думали, я не узнаю? Немедленно исправить все и доложить!

На практике это означало, что бригада дорожных рабочих со всем своим инвентарём: катками, передвижными котлами для топки битума, вагончиком для рабочих и так далее, неделю переезжавшая из центра на окраину, теперь будет переезжать неделю обратно, а потом снова. Вот, оказывается, почему иногда появляющиеся на улице рабочие в оранжевых спецовках исчезают, так и не приступив к работе.

– У меня ещё вопрос! – не унимался Иван Иванович. – Какой идиот догадался строить из дерева новое ограждение по периметру базы материально-технического обеспечения? Это мы так меняем облик нашего хозяйства?

– Я спрашивал у вас, – дрожащим от страха голосом заблеял директор вышеупомянутой базы, – каким должен быть новый забор, вы сказали: «Таким, как был!».

– Идиоты! Я имел в виду цвет! А сама конструкция ограждения должна быть из железобетонных панелей! Это даже детям понятно! Сейчас только идиоты из дерева строят. Дерево быстро гниет, и через пару лет придется строить заново! А вы вообще думать не хотите!

– Иван Иванович, – нерешительно обратился к патрону ещё один из присутствующих, директор асфальтобетонного завода, – на асфальтном ограждение разрушено, я дал уже команду готовить под новое панельное ограждение.

– Куда это вы так торопитесь? Вы у меня спросили? Вам там и деревянного хватит!

– Так ведь сгниет через пару лет…

– Хорошо покрасите – не сгниет! Вы на окраине промзоны – там никто не видит.

Двойные стандарты в похожих ситуациях – вполне привычное дело для Сельского. Предугадать мнение шефа не удавалось даже самым ярым подхалимам. Правильное мнение в этой огромной организации могло родиться только у босса, все остальные, по его мнению, недалёкие, глуповатые бездельники, занимающие свои должности исключительно благодаря доброму сердцу чуткого руководителя. Без одобрения шефа, к примеру, руководители структурных подразделений не решались даже на устную похвальбу в отношении простых рабочих. О принятии каких-либо более серьёзных решений самостоятельно – не могло быть и речи. Все только с предварительного разрешения шефа, даже в мелочах. От этого организация выглядела слегка парализованной, невозможность самостоятельно действовать превратила топ-менеджеров подвластных структур в заторможенных исполнителей.

– А где этот… как его?.. э-э-э! Гурман?.. с гранитного карьера?

Босс пробежал глазами по присутствующим в кабинете и, обнаружив интересующую особу, остановил свой знаменитый взгляд на потенциальной жертве.

– Шо у нас за перебои с добычей? Шо у вас там вообще происходит? Почему карьер не работает?

– Месяц тому мы сделали огромный задел вперёд по заготовке на складе щебня. Я задумался о профилактике оборудования и техники на карьере…

– Шо сделал?.. Задумался!.. Чем!?.. Чем вы там могли задуматься? Вы что, хотите сорвать нам работу?! Он задумался!!! – возмущение шефа становилось неистовым.

– Щебень есть, его много, еще надолго хватит, – лепетал в свое оправдание Гурман, – а мы уже заканчиваем с ремонтом и скоро начнем добычу.

– А если не хватит? Вы со мной посоветовались? Заадуумался он! – продолжал лютовать Сельский, – Задумчивый, што ли?

Перепуганный и униженный Гурман молчал, понимая, что это единственно правильная модель поведения в ситуации с разбушевавшимся шефом, позволяющая не только выжить, но и уйти с минимальными потерями. Доказывать, что заготовленного щебня хватит, и процесс производства дорог не пострадает – бесполезно. Самостоятельные решения карались беспощадно.

– Значит, так! С такими вот задумчивыми я буду бороться серьёзно! Иначе так мы никогда не наведем порядок! Если вы не научитесь работе в коллективе, то нас ждет крах! Вместо того, шобы посоветоваться со мной и поступить правильно… «Я задумался…», – сильно повысив голос на последнем слове, перекривил подчиненного Иван Иванович. – Задумчивым здесь не место! Задумчивые пусть улицы подметают! У нас здесь вопросы поважнее.

Каждая сказанная фраза, каждое слово, произнесенное шефом автодорожников в собственном офисе, обречены на гениальность и признание в коллективе. Цитировать босса все чаще становилось признаком принадлежности к когорте особо приближенных, а поэтому и разделяющих мнение Ивана Ивановича. В разговорах слово «задумчивый» с того дня превратилось в оскорбительное для всех работающих в «Облавтодоре» и синонимом для таких понятий, как «медленно соображающий, неадекватно воспринимающий действительность», одним словом – просто дурак. При этом произносившие закатывали к потолку глаза и сильно кривили рот, по-своему трактуя состояние крайней задумчивости.

Рабочие будни для постоянных заседателей утренних совещаний превратились в каторгу, но настоящим адом стал досуг, который Сельский, как современный руководитель, шагающий в ногу со временем, проводил с коллективом, устраивая незамысловатые корпоративные вечеринки по сценариям советского времени.

– Есть одна радостная новость! – торжественно заявил Сельский. – Ремонт нашей сауны закончен, и сегодня все присутствующие вечером после рабочего дня приглашаются попариться.

Он обвел взглядом всех присутствующих, даже маленькие признаки воодушевления на лицах не проскочили. Коллектив безмолвствовал. Возможно, у кого-то были совершенно другие планы на вечер, кто-то не любил париться, а кому-то и вовсе доктор запретил – это не имело никакого значения для Сельского, отрицательный ответ он мог расценить как личное оскорбление, что, в свою очередь, могло привести к вечной опале. Для самого Иван Ивановича посещение бани носило культовый характер, а сама парная, будь то русская баня, финская сауна или восточный хамам, служила храмом, в котором, по его мнению, очищаются и душа и тело, любое другое мнение расценивалось как еретическое инакомыслие. Отремонтированная старая баня, естественно под личным патронатом Иван Иваныча, заметно расширилась и приобрела роскошный вид. Внутреннее убранство поражало дорогой отделкой и современным дизайном, каждое помещение имело свое предназначение и сильно отличалось по стилю от других. Сельский предусмотрел все: шестиметровый бассейн, комната отдыха, бильярдная, сигарная комната и, наконец, сама парная, отстроенная с размахом, способная разместить в себе взвод солдат.

Вечером вся компания в том же порядке расположилась за столом в банной комнате отдыха. Выражение своих лиц присутствующие унаследовали от утреннего совещания, изменилась только форма одежды, которая превратилась в неприлично демократическую. Иван Иванович связал два смежных угла простыни и в образовавшееся отверстие просунул голову и правую руку, так чтобы узел оказался на левом плече, он усмотрел в этом фасоне сходство между собой и самим Юлием Цезарем. Остальные, как по команде, проделали то же самое, резонно рассудив, что безопаснее копировать шефа, чем провокационно выделяться. Сборище больше напоминало заседание Римского сената, нежели отдых раскрепощенных мужчин в сауне. Тишину нарушил Сельский:

– Вова, Гурман, пока мы тут посидим, ты за температурой следи, дровишки подбрасывай, как только поднимется до комфортной, сразу зови. Да, кстати, а шо это у тебя за прическа? Идиотская какая-то. Кто у тебя парикмахер? Какие-то вихри враждебные. Называется: «Я упала с самосвала, тормозила головой». Вот какая должна быть прическа.

Иван Иванович погладил себя по голове. Сам он предпочитал выстригать остатки былых кудрей под сантиметровый «ёжик», правда, делал это раз в полгода и считал данное решение оптимальным. Мужская часть коллектива «Облавтодора» волей неволей следовала этому примеру, дабы не стать предметом пристального внимания шефа, и втайне молилась, чтобы последний вдруг вовсе не облысел.

Начальник гранитного карьера покорно удалился в топочную под легкие смешки оценивших юмор шефа.

– А мы давайте по пивку, – скомандовал босс.

На столе стояли бутылки с желтыми и синими этикетками. Иван Иванович взял с желтой и, сильно щуря глаза, принялся вчитываться в текст:

– Так. Шо это тут у нас такое?

То же самое, только молча, проделали и остальные. Очень быстро закончив с изучением этикетки, Сельский откупорил бутылку и отпил пару небольших глотков.

– Шо это за помои? Кто закупал пиво? Вы шо, уже и пиво без меня купить не можете?

Безмолвные участники посиделок замерли в ожидании жестокой расправы над оступившимся, коим оказался главный инженер Бронислав Орестович, отправивший за пивом своего водителя со словами: «Купи хорошего». Спас несчастного Гурман:

– Иван Иваныч, в парной комфортная температура, можно идти париться…

– Сколько?

– Восемьдесят

– Та ты шо? Нам туда в шубах идти или как? Мы там замерзнем! Нагрей нормально!

Гурман исчез, и Сельский взял в руку бутылочку с синей этикеткой. Залив в себя половину, он одобрительно улыбнулся:

– Это другое дело! Такое я люблю. Хорошее пиво.

«Сенаторы» тут же отставили бутылки с желтой этикеткой и расхватали с синей. Смакуя маленькими глоточками, они переглядывались с шефом и одобрительно качали головой, тем самым подтверждая справедливость расставленных оценок. Постепенно завязалась непринужденная беседа на отвлеченные темы, дабы не задеть каким-то образом шефа. Леденящую душу историю попытался рассказать заместитель Сельского:

– Вот у меня был случай, я когда-то здорово замерз! Я когда срочную проходил в Казахстане, у нас зимой, в степи, машина поломалась, солярку прихватило, а движок заглох! И мы с ротным сорок километров шли пешком, всю ночь, на нас сапоги и шинельки, в тридцатиградусный мороз! Чуть не погибли! Меня потом три дня отогреть не могли! Мне и в парной холодно было! Но мы тогда героями стали…

– Та шо там такого, – махнул рукой Иван Иванович, – тоже мне случай!

Действительно, что может произойти замечательного и чрезвычайного в жизни человека, занимающего в иерархической таблице нижестоящую строчку, по мнению директора, конечно.

– Вот я на севере служил, в автобате, вот там действительно было холодно! Мы в минус сорок пять, колонной из восьми машин, шли через тундру…

– И шо? Тоже машина поломалась? – спросил кто-то из присутствующих.

– Машина-то не сломалась. Но двигалась с трудом. Бензин, знаете, в кисель превращался. А ехать надо! Целый день в дороге! И это в такой мороз! На улицу и носа не покажешь. В машинах даже двери попримерзали, не выйти! Колонна движется без остановок. Остановка смерти подобна! Остановились – и всё, все покойники! Только вперед! – Иван Иванович разошелся и заговорил с присущим ему пафосом. – Нам приходилось нужду справлять, извините за подробности, прямо в кабине, на ходу, в баночки из-под тушенки, выданные с сухим пайком. А вы говорите минус тридцать, да ерунда это.

Слушавшие эту короткую историю не смогли сдержать свое восхищение: «Вот это да!», «Настоящий экстрим!», «Только сильный духом сможет остаться живым в таких нечеловеческих условиях!». Сорокакилометровый поход в тридцатиградусный мороз, после последних комментариев, теперь выглядел как вечерний моцион, просто увеселительная прогулка в сравнении с мужеством и героизмом, проявленным молодым Сельским в кабине армейского грузовика. Оспаривать сие заключение охочих не оказалось.

На пороге вновь появился Гурман:

– Иван Иваныч. Сто!

– Ты с ума сошел! Ты изжарить нас хочешь? Мы пришли париться, а не вариться. Володя! Шо с тобой сегодня? Ты и вправду задумчивый! Открой дверь, пусть остынет до девяноста.

В глазах Гурмана блеснула ненависть, но тут же исчезла, уступив место покорности. Гурман отправился выполнять распоряжение.

Рядом с комнатой отдыха находилось помещение с бильярдным столом, бережно облаченным в клеенчатый чехол. Сельский деловито зашел в бильярдную и весело скомандовал:

– А ну, кто смелый? Давайте, пока остывает…

Свита молчаливо, взглядом, избрала смелым главного инженера. Во-первых, он ближе всех к шефу в служебной иерархии, а во-вторых, его уже сегодня раз спасли, не выдав. Остальные обступили стол со всех сторон, боясь показаться равнодушными к инициативам шефа. Партия выдалась упорной. За полчаса игры уставшие зрители так и не дождались забитых шаров. У неумеющего играть на бильярде Сельского игра явно не ладилась, а перепуганный главный инженер не мог позволить себе открыть счет. Игровое равновесие воодушевляло Сельского, он обходил стол с видом мастера, весело бормотал непонятные прибаутки, шутил с присутствующими, одним словом, чувствовал себя хозяином бильярдного праздника. Настроение исчезло, когда шар, запущенный главным инженером как всегда в никуда, отрикошетив от трех других поочередно, случайно угодил в лузу. Любители бильярда называют такой шар «дурак», однако иногда засчитывают. Счет стал один ноль и не в пользу предполагаемого фаворита. Желание отыграться заставило Сельского нервничать, он превратился в угрюмого гладиатора, наводящего страх на соперника и зрителей. Волнующийся оппонент покрылся холодным потом. В других состязаниях, будь то шахматы, футбол, карты, перетягивание каната, в нужный момент всегда можно сыграть в поддавки и вернуть паритет. В бильярде это кажется невозможным, соперник должен забивать. Выход из положения нашелся. Очередной удар Бронислав Орестович исполнил так неуклюже, что шарик, откатившись пятнадцать-двадцать сантиметров, остановился.

– Кикс, – дребезжащим от волнения голосом произнес инженер, – по правилам, я должен выставить шар.

– По каким правилам? – сухо спросил Сельский.

– По международным, – еще более неубедительно промямлил Бронислав Орестович.

– Ну, выставляйте, – как можно равнодушнее постарался произнести Иван Иванович.

Вновь установившийся ничейный результат особой радости Сельскому не доставил, ему, впрочем, как и всем присутствующим, наскучила монотонная, безрезультативная игра, в которой победитель может так и не определиться.

– Дурацкая какая-то игра, этот ваш бильярд, – как окончательный вердикт выдал Сельский. – Мы с вами целый час играем, Бронислав Орестович, а шаров забитых нет. Предлагаю вам ничью.

– Принимается, – молниеносно отреагировал инженер.

Лицо главного инженера засияло от радости, ему удалось выкрутиться из сложнейшей ситуации, из-за которой можно было надолго впасть в немилость к шефу. Так сказать – пройти без потерь экзекуцию бильярдом.

– Зачехлите этот стол обратно, и пускай себе стоит. Только деньги зря на него потратили.

С тех пор в присутствии Сельского не упоминалось даже названия этой игры, тем более никто себе не позволял войти в бильярдный зал. В свое время Иван Иванович самолично, без сторонних советов, распорядился приобрести и установить стол, только поэтому никто не пострадал.

Впрочем, иногда корпоративные посиделки приобретали и современный вид. Одну из таких, после веселого застолья, дружно решили закончить игрой в боулинг. Естественно, запустить первый шар доверили уже изрядно захмелевшему шефу. Стать эталонной этой пробе было не суждено, но кегли удалось повалить все! «Страйк», как говорят в таких случаях профессионалы. На кураже, ему удалось еще несколько раз достичь приличных результатов. Такого вдохновленного шефа сотрудники припомнить не могли. Дабы не испортить шефу настроение, каждый участвующий в партии аккуратно держал свой очковой запас в небольшом отставании от лидера. Иногда, если разрыв становился критически малым, соперники по игре попросту, как бы случайно, выбрасывали шар на соседнюю дорожку, чем вызывали возмущение игроков других компаний, и приводили в неописуемую радость Сельского.

– Нихера вы не умеете! А вот я вам покажу как надо!

С такими словами он радостно, по-ребячески вскакивал с кресла и отправлялся на исходную позицию. Щенячий восторг, громкие выкрики, попытка вернутся за столик лунной походкой после очередной удачи, что очень смахивало на циркового медведя, идущего на задних лапах – в таком образе директор впервые предстал перед подчиненными.

– Вот это нормальная игра! Это я понимаю! – радовался босс, после чего обязательно интересовался мнением окружающих, чем сильно пугал последних. – Вам тоже здесь нравится?

В этот вечер он пообещал крупные премии, отпуска, всестороннюю помощь в любых других вопросах. Одним словом, праздник в коллективе удался. Боулинг, после этого случая, стал неотъемлемым финалом любого торжественного события с участием директора.

Желание Сельского первенствовать на любом поприще, будь то профессиональная деятельность, спорт, искусство, интеллектуальные беседы, разгадывание кроссвордов и так далее, выдавало в нем маленького, ущемленного человечка с комплексом Наполеона.

Свой визит к одиозному директору Ростислав запланировал нанести непременно в утреннее время. Начальство такого уровня, как правило, после раздачи ценных указаний исчезает с рабочего места в неизвестном направлении, более красиво это звучит «отправился по объектам». В ожидании аудиенции Косовский уже третий час пребывал в компании малоразговорчивого стража приемной – секретаря босса, провожая взглядом входящих и выходящих посетителей. Елена Владимировна грациозно поднимала трубку телефона внутренней связи и поочередно вызывала к шефу понадобившихся ему сотрудников. Для некоторых это испытание казалось страшнее инквизиции. Предстоящая встреча с шефом наводила на некоторых сотрудников животный ужас.

– Леночка! Он точно меня вызывал? – жалобным голосом интересовалась пожилая дама со старомодной прической.

– Да, – ответила Елена Владимировна, продолжая отстукивать на клавиатуре.

– А как он сказал?

– Сказал: «Вызвать начальника планового отдела».

– Так это Юрченко! А он в отпуске уже два дня. Я же только временно исполняю обязанности. Леночка, пойди, узнай – может, ему Юрченко нужен?

– Галина Дмитриевна! Вот зайдите и сами узнайте! Если я сейчас зайду спрашивать – будет орать на меня: «Что неясного в моих словах, начальника планового отдела!».

В приемную зашел молодой человек с бумагами в руке. Увидев ВРИО начальника планового экономического отдела, тихо обратился к ней:

– Галина Дмитриевна, может, мне все перепечатать начисто?

– Вы идете подписывать сметы? Ни в коем случае! Пусть останутся с моими замечаниями, там, где я уменьшила административные и общепроизводственные затраты. Директор посмотрит и если одобрит, вот тогда и переделаете.

– К нему трудно попасть, может, сразу сделать чистовики и вместе занести?

– Как хотите, – равнодушно ответила Галина Дмитриевна и вновь обратилась к секретарю, – Леночка, так мне когда зайти?

– Уже! – коротко ответила последняя.

Убедившись в неизбежности этой участи, пожилая женщина подошла к оббитой кожзаменителем двери, одним движением поправила волосы на голове, легонько постучала и, зачем-то пригнувшись, скрылась за дверью. В следующее мгновение в приемной появился еще один посетитель – взволнованный мужчина в сером, заметно поношенном костюме. Очевидно, клерк среднего звена, нечасто вызываемый к шефу. Он перешел приемную, стараясь ступать как можно тише, и тихим голосом посетителя библиотеки задал вопрос секретарю:

– Леночка, а зачем он меня вызывал?

– Не знаю, – кратко, как всегда, ответила Елена Владимировна.

– А кто у него?

– Орестович, наш новый юрист, и Медынская только что зашла.

– Господи! А я им зачем?

– Я откуда знаю? – Елена Владимировна, кажется, начинала нервничать. – Зайдете, узнаете.

Двери кабинета начальника открылись, и оттуда просто вылетела раскрасневшаяся Галина Дмитриевна.

– Я же говорила! – раздраженно и разочарованно начала она. – Он хочет видеть Юрченко. Забыл, что сам подписал ему отпуск, а теперь орет! Только вошла, еще рот не успела открыть, а он как заорет: «Что это, вы себя сами начальником отдела назначили? Где Юрченко?» И давай кричать на меня!.. Леночка, вызывай Юрченко срочно из отпуска, иначе я не представляю, что будет. После этих слов ожидающий молодой человек со сметами резко подорвался и принялся укладывать свои бумаги в портфель, с видом подпольщика, собирающего случайно рассыпавшиеся листовки:

– Я, наверное, в другой раз зайду! Раз у него такое настроение.

– Действительно, так будет лучше, – согласилась Медынская. – Ой, у меня аж давление подпрыгнуло, до двухсот, наверное, не меньше.

Мужчина в сером костюме обреченно подошел к кабинетной двери. Находясь спиной к другим посетителям, он несколько секунд шевелил губами, очевидно, повторяя какую-то очень важную фразу, и только после этого нерешительно постучал.

Неожиданно дверь распахнулась сама, и из кабинета вышли двое сильно возбужденных мужчин, Косовский догадался, что это главный инженер с юристом.

– Я вас очень попрошу не делать скоропалительных выводов в присутствии Иван Иваныча. Вы человек у нас новый, и не знаете всех тонкостей! Иван Иванович накрутит себе всякой ерунды после таких слов и начинает нервничать. Теперь вы убедились, к чему могут привезти необдуманные фразы?

– Простите, Бронислав Орестович, действительно, неудобно как-то получилось, – попытался оправдаться юрист.

– Лена! Срочно сюда Юрченко! Вызвать из отпуска, где бы он ни был! Из Египта, из Турции, с тещиного огорода, все равно, откуда – срочно сюда! Кстати, это в его интересах особенно! Но вначале пусть зайдет в юридический отдел, к начальнику, а потом оба ко мне, – вытирая пот с лица платочком, раздавал указания главный инженер.

После этого парочка, вышедшая из «высокого» кабинета, покинула приемную, продолжая обсуждение своих проблем в коридоре. За дверью с надписью «Директор» исчез очередной посетитель: элегантно одетый здоровяк, скорее всего, не из сотрудников «автодора», пробормотав что-то похожее на «задолбало-ж-твою мать», уверенно переступил порог. Проводив его взглядом, собравшиеся в ожидальне еще не успели отвести глаза, как элегантный здоровяк оказался уже по эту сторону двери.

– Он, видите ли, занят! Рявкнул он мне! Третий день не могу подписать акты выполненных работ! Третий день я по три часа сижу здесь! Только рявкать и может. Проклинаю тот день, когда я связался с этой конторой! – эти слова не имели четкого адресата, они произносились самому себе, просто вслух.

С разочарованным и растерянным видом он отправился прочь, в направлении выхода из здания. В кабинет к директору наконец-то зашел мужчина в сером костюме, но уже через минуту вышел обратно. Оправдывая свое неожиданное возвращение, он глуповато улыбнулся и, глядя в сторону Елены Владимировны, рассеяно промямлил:

– Выгнал…

– Из кабинета?

– С работы выгнал… Сказал искать себе другую работу, обозвал задумчивым… И все только потому, что вчера утром в фойе, возле доски объявлений, когда все изучали его последний приказ, я случайно, не нарочно, назвал это очередной дефективной директивой, вместо эффективной. Я хотел тут же исправиться, но все стали хохотать, и не дали мне сказать правильно. И уже кто-то донес!

Он побрел прочь со стеклянным взглядом, провожаемый сочувственными взглядами оставшихся. Долгое время, здесь же в приемной, ожидал встречи с Сельским еще один малоприметный мужчина, очевидно, также впервые попавший в самое сердце дорожного управления. За все время он не проронил и слова, молча наблюдая за происходящим. После последних мизансцен он тихонечко, стараясь не привлекать внимания, мягкими шагами покинул приемную. Ростислав остался последним посетителем, ему сильно захотелось сделать то же самое. Инстинкт самосохранения одобрял желание ретироваться и заставлял искать весомые причины для оправдания:

– Может, и мне прийти в другой раз? – с надеждой в голосе Ростислав поинтересовался у Елены Владимировны.

– Как хотите, – равнодушно ответила хозяйка ожидальни.

– Думаете, в следующий раз он будет добрее?

– Он всегда такой. Это нормальное рабочее состояние.

О бегстве не могло быть и речи. Косовский осознал неизбежность визита к этому доморощенному Минотавру. Перед глазами еще раз промелькнули лица несчастных соискателей встречи с грозным руководителем. «Был бы жив старик Некрасов, – задумался Косовский, – тот бы вместо „Размышления у парадного подъезда“ сочинил бы „Размышления в директорской приемной“: здесь и поярче персонажи, и совсем нетривиальный люд, здесь тихие, обыкновенные герои непросто дни свои живут – вот я уже и сам заговорил рифмами! Пора идти». После этих мыслей Ростислав собрался, принял вид уверенного в себе дельца и решительно отправился в логово шефа «Облавтодора».

– Здравствуйте, Иван Иванович! – радостно, прямо с порога, словно приветствовал старого закадычного друга, выпалил Ростислав.

Сельский, любивший курить на своем рабочем месте, затягиваясь сигаретным дымом, слегка кивнул в знак ответного приветствия. Ростислав расценил этот жест как дружеское приглашение присесть. Моментально развалившись в кресле напротив продолжил, стараясь не давать оппоненту опомниться.

– Меня зовут Ростислав Евстафьевич! Я, как говорили в старые добрые времена, от имени и по поручению очень влиятельных людей нашего с вами города.

– От имени кого? Каких именно людей? – сухо задал вопрос Сельский слегка хрипловатым голосом, характерным для курильщиков.

– Пока что, Иван Иванович, фамилии этих людей я не могу вам назвать. Если вы согласитесь с тем, с чем я к вам пришел, то тайн между нами не будет! Поверьте! А пока я должен уважать желание приславших меня оставаться инкогнито.

– Вы еще не успели ничего толком сказать, а туману уже напустили! Какие-то тайные люди! Давайте конкретно, шо вы хотите? Детский сад какой-то, честное слово, – выпуская дым, сердился Сельский.

«Если честно, то туман не я, а ты напускаешь, а моя задача разговорить тебя», – мысленно произнося эти слова, Ростислав слегка, по-доброму, ухмыльнулся и продолжил:

– Я сейчас все объясню. Я представляю общественную, хочу сразу подчеркнуть, неполитическую организацию, объединившую под своими знаменами настоящих патриотов нашего края. Понимаете? Настоящих! Таких, как в былые времена. Людей, небезразличных к судьбам многочисленных земляков.

– Да где вы сейчас видели настоящих патриотов? Сейчас все только орать о патриотизме умеют. Был у меня один знакомый патриот, Леша Зайков, я ему на выборах помогал, всем плел, шо сибиряк без морозов жить не может! Все про русский дух рассказывал, про Русь, про братство. Душно мне здесь, говорит, задыхаюсь… На выборах, конечно, пролетел… А потом уехал. Навсегда. Как вы думаете, куда? – это был вопрос, не требующий ответа. Сельский мгновенно продолжил: – Вовсе не к березкам и морозам. Сейчас он в Израиле живет, лет десять тут его никто не видел, в родной Сибири тоже, наверное, не показывается. И морозов, смотрю, ему уже не надо. Так шо я этих разговоров не люблю. Как только кто-то в наше время взывает к патриотизму – значит, что-то от тебя хочет: либо заставить поработать бесплатно, либо митинг в поддержку отстоять.

– Нет! Я говорю о настоящих патриотах! О тех, кому действительно не все равно! О людях, пытающихся исправить прорехи власть имущих в процессе распределения благ. Наша цель – смоделировать идеальное общество, где не будет брошенных и никому не нужных. Помогать страждущим, обездоленным – это, на наш взгляд, и есть основная, главная, благородная цель любого сознательного гражданина! Попытка создать концепцию распределения благ, основанную на принципах социализма!

– Ерунду говорите! Какую концепцию можно сейчас построить? Все просрали, извините за слово, все утрачено! Раньше, при советах, действительно существовала мощная система: воздавалось по заслугам, требовалось с каждого по возможности! А люди? Кто руководил? Существовала мощная доктрина отбора кадров! Случайные люди туда не попадали. Система, не подразумевающая накопление материальных ценностей! Вожди получали свое вознаграждение привилегиями: государственные квартиры, дачи, машины, спецпайки и всякое разное. Если кто оступился – все! Лишался всего. Люди работали на идею! А сейчас? Какая идея в головах тех, кто разрешает разворовывать страну? Это плата за преданность? Я Вам отвечу – да! Они разрешают чиновникам всех уровней красть безбожно, а те, в свою очередь, восхваляя действующую власть, внушают народу ощущение стабильного счастья! Но они играют с огнем: наворовавшие чинуши завтра сами могут захотеть власти! У них для этого есть все: и деньги, и влияние на массы. И тогда беда, тогда революция! Вот если бы в конце восьмидесятых эти идиоты не просрали хлеб, масло, колбасу, то сейчас мы действительно жили бы при социализме. То был идеальный строй – вождей и трударей! Надо только вовремя кормить трудяг, и они будут довольны и счастливы. Вы понимаете? Здесь глобальные проблемы! А вы тут о какой-то помощи неизвестно кому говорите, ерунда это все. Не верю я ни во что!

«Ого! Тебя понесло, не остановить, – Ростиславу уже наскучила эта лекция по политэкономии, – кажется, я тебя здорово поддел».

– Так, а почему исчезли колбаса и хлеб в те годы?

– Все потому, что много было мышиной возни среди наших горячо любимых партийных лидеров! Многим хотелось власть захапать. Эти действовали по принципу: чем хуже – тем лучше, вот и доигрались! А кому нужна власть, которая собственный народ доводит до нищенского состояния. Нынешние подобных ошибок не повторяют. Эти наполнят прилавки колбасой! Дешевой, некачественной, но ощущение изобилия будет у каждого.

– Другого я от вас и не ожидал! Вы – действительно человек, понимающий трудности текущего момента. Скажу вам откровенно: мы нуждаемся в таких, как вы!

– Кто мы? Не говорите загадками.

– Мы – это общественно-благотворительный фонд «Попечительное собрание», основным руководящим органом которого является заседание комитета спонсоров. Сами понимаете, в этот узкий круг попадают только лица, пользующиеся безграничным доверием настоящих филантропов, которым постоянная занятость мешает проявлять человеколюбие лично. Этот комитет и занимается точечным распределением пожертвований и определяет общественно-культурную политику фонда. Мы сочли бы за честь… если бы вы… иногда… смогли бы принимать участие в заседании!

«Вот это я завернул!» – восхищенно подумал Ростислав.

– Да на кой он мне? Этот ваш фонд. Я очень занят, мне дороги строить надо! А это все баловство.

– Согласен. Кстати, о дорогах! Вы никогда не задумывались над тем, что наши автострады – это индикатор состояния дел в стране, индикатор экономики? Дороги, как и нашу экономику, ремонтируют старым, совковым методом – латочный ремонт, который реально не делает дороги лучше, а только оттягивает полное разрушение. А еще этот ремонт делается всегда не вовремя, из-за чего образуются сумасшедшие пробки, и все вокруг становится парализованным. Честное слово, как действия нашего правительства по спасению экономики и наполнению бюджета.

Эти слова развеселили Ивана Ивановича. Впервые, за целое утро, на строгом лице директора появилась улыбка.

– Вы интересный человек! Честное слово. И покритиковать умеете красиво. Кое в чем я с вами, конечно, согласен! А в основном – это не ко мне вопросы. Какие выделяют деньги – такие и ремонты! А время для ремонтов мы выбираем после детального изучения интенсивности движения. И работаем только тогда, когда обычно улица не загружена.

– Да ну? – удивленно воскликнул Ростислав, стараясь все же не перегнуть палку.

– А то! А по поводу действий нашего кабмина и так далее: вы мое мнение, думаю, уже поняли, повторяться не буду. Выхода, к сожалению, не вижу! Я очень часто, на разных уровнях, высказывал свое мнение и по объемам финансирования дорог, и по технологии строительства новых, и предлагал ввести большие доплаты рабочим за ночное время, ведь мы могли бы ремонтировать ночью – безрезультатно! Никто не слышит, никому не надо!

– А ведь выход есть всегда! Одна из наших целей – смоделировать идеальное общество, в котором сформировавшееся общественное мнение берется за основу и принимается как руководство к действию. Одного вас не слышат, а вот не услыхать организацию, объединяющую в себе практически весь истеблишмент области, ведущую ко всему обширную благотворительную деятельность, не смогут. Чиновники с оппозиционно-бездейственными взглядами в скором времени займут свое место на обочине истории. Поверьте, с нами будут считаться на самом высоком уровне!

– Сомневаюсь я, что вы запугаете современных чинуш. Эти никого не боятся.

– У нас собираются не простые люди. И не прислушаться к нашему мнению станет невозможно. Именно мы станем рупором общественности!

– Ну и что же вы хотите сделать конкретного?

– Например, вернуть центральному парку его прежнее название – «Комсомольский». Многим не нравится, что его переименовали в честь бывшего мэра, известного казнокрада. Он свое название получил от тех, кто в этом месте рассаживал деревья и прокладывал аллеи. Так же вернуть обратно название некоторых улиц, первые названия, изначальные. А кинотеатр? Он всегда носил имя летчика Чкалова. Чем им летчик-то помешал? Мы хотим вернуть прежнее название!

Последние слова, кажется, сильно взволновали Сельского. Его лицо изменилось, и, не стесняясь выдать свою заинтересованность, он выпалил:

– Если уж возвращать все как было, то тогда нужно и памятник Ленину вернуть на площадь. Ведь там никаких памятников раньше не было! Он там должен стоять!

– Согласен с вами! – Мгновенно отреагировал Ростислав. – Нельзя в угоду временным настроениям разбрасываться нашими культурными ценностями! Тем более, речь идет о настоящем шедевре! В те времена не каждому скульптору доверили бы такую работу. Только заслуженные, только доказавшие свое право на такое ответственное дело. И стоять он должен на том месте, где был установлен изначально – на центральной площади города перед областной администрацией!

– А еще неплохо было бы девятого мая поднимать над этой самой администрацией красный флаг победы над фашизмом, – голосом заговорщика проговорил Сельский, – ведь мы выиграли тяжелейшую войну под этим флагом! Надо учить молодежь на героических примерах прошлого, когда это была огромная, дружная страна.

– Согласен с вами. Современное поколение должно помнить и гордиться своей историей! Чтобы не произошло полное обезличивание нации, – Ростислав почувствовал, что его слова попадают точно в цель, как метко пущенные снаряды. Нахлынувшее от этого неожиданное вдохновение придало его словам пафос: – Ведь сейчас что происходит? Экономика в полной разрухе, заводы и фабрики стоят, а на прилавках засилие импортных товаров, сомнительного качества, между прочим, особенно германских! Оказывается – это не мы их победили в сорок пятом! Это они нас тихо сейчас завоевывают. Вот молодежь и не может разобраться, путаются, преклоняются перед всем иностранным. Учиться – за бугор! Работать – туда же! А здесь кто останется? Как они не понимают, что нельзя горбатиться на наших недавних врагов! А кто знает, кем они оттуда возвращаются? Может, они становятся там завербованными агентами германской разведки? На границе надо усилить контроль над перемещением граждан. Некоторых, особенно из числа репатриантов, можно было бы подержать в так называемом карантине, а тем временем проверить, чем там занимались, почему обратно возвращаются, с кем общались, ну и все такое. Думаю, вы вполне разделяете это мнение. Как видите, идей у нас много. При этом я особенно подчеркиваю: мы вне политики, хоть наши интересы иногда перекликаются с интересами некоторых политических объединений.

– Кое в чем я с вами, конечно, согласен, – осторожно прокомментировал Сельский.

– Иван Иванович! Присоединяйтесь к нам, – очень дружелюбным тоном предложил Косовский.

Сельский задумчиво уставился на собеседника. Постигнуть полет его мыслей в эту минуту не предоставлялось возможным. Строгий директор изменился в лице, переживая, по-видимому, нахлынувшие воспоминания из далекого прошлого. Не дожидаясь возвращения Ивана Ивановича из своих воспоминаний, Ростислав деликатно предложил посетить торжество, посвященное открытию фонда, клятвенно пообещав прислать пригласительный билет в ближайшее время. Пребывающий в раздумьях Сельский вместо ответа просто утвердительно моргнул глазами. Дело было сделано. Молча пожав руку директора, Ростислав покинул кабинет.

 

Глава 11

Воротила игорного бизнеса

#i_001.jpg

Поиск источника финансирования отправил Самосвалова к местному подпольному миллионеру Василу Ингуряну. Выпрашивать деньги – дело всегда непростое, а у человека, прославившегося скверным характером, вдвойне.

Сравнительно поздно начал своё восхождение к финансовым вершинам Васил Ингуряну. В середине девяностых будущий миллионер принялся осваивать профессию обыкновенного «челнока», в то время как многие уже успели сколотить целое состояние на этом поприще. Приобретая недорогие товары в азиатских странах, он с успехом сбывал их на местном рынке и очень скоро превратился в живую легенду среди базарного люда. Его феерическому взлету на денежный олимп предшествовали истории, ломающие стереотипы принципов современной торговли. Богатым как Крез Васил стал не благодаря, а вопреки учениям буржуазных специалистов по маркетингу, используя в своей работе наши старые, проверенные временем, советские методы реализации товаров. Одна из главных особенностей старого стиля заключалась в хамском и грубом поведении продавца в момент совершения сделки. Давно известно – чем нахальнее ведет себя продавец, тем больше у нашего человека возникает желание приобрести товар. Вырвать, достать, выкрутить – все что угодно, но не просто купить. Ведь раз этот жмот так себя ведет, значит он не хочет расстаться с чем-то очень драгоценным. При этом у покупателя просыпается инстинкт добытчика, возникает дух соперничества, появляется непреодолимое желание оказаться сильнее и напористее своего оппонента. Другими словами, Васил возвращал всех желающих в атмосферу Советского Союза, эпоху повального дефицита, вызывая чувство ностальгии у граждан, не принявших современный навязчивый сервис.

Случалось, Васил приходил на рынок после разгульной ночи, проведенной в сравнительном анализе крепких спиртных напитков. Аккуратно разложив шедевры легкой промышленности юго-восточных стран, уставший горе-торговец усаживался на ящик, упирался грудью в железный прилавок и через мгновение засыпал, раскидав свои огромные руки вместе с головой прямо на товар. Это зрелище просто магически привлекало потенциальных покупателей, уставших от постоянных приставаний «купите», «посмотрите», «примерьте», «не проходите мимо». Народ с любопытством подходил к Ингуряновской «витрине», задавая вопросы этому экстравагантному продавцу.

– Мущина! А почём теннисочка?

– Иии… Вжжж…

– Почём, почём?

– Ииии в жоооууу!

– Скилько, скилько? Внятно скажить!

– Иди в задницу! – не открывая глаз, внятно, чётко, а главное, громко ответил дремлющий Васил изумленным покупателям.

– Вы позже подойдите, устал он, ночью ездил товар получать, наработался, – выгораживали Васила сердобольные соседи. Таким оригинальным способом любитель ночных водочных излияний торговал почти до самого окончания рабочего дня. Самое удивительное, что многие, не узнавшие цену товара, устав барражировать по торговым рядам, все же возвращались к загадочному продавцу удовлетворить любопытство. И в конечном итоге делали грубоватого торговца лидером по объему выручки.

В обычные дни Васил просто восседал на своем любимом ящике с бутылкой пива и чебуреком в руках, безучастно наблюдая за продвижением толпы желающих приобрести модную одежду. Однажды к его ларьку подошла интеллигентного вида женщина, одетая, правда, по-дорожному. Внимательно рассмотрев товары на полках, несколько брезгливо взяла в руки женскую блузу и с каким-то скрываемым отвращением принялась изучать качество швов, очень сильно щуря глаза и бормоча себе под нос что-то невнятное. Наблюдающий эту картину Васил спокойно отправил в рот последний кусочек мясного пирога и, вытирая руки о салфетку, равнодушно произнес:

– Мадам! Вот из-за такой, как вы, меня могут в тюрьму посадить.

– Это почему? Не понимаю, – удивилась покупательница.

– Потому шо щас как дам по лбу! – не заорал, а просто взорвался Васил, – сильно! Коньки в раз отбросишь! Шовчики она проверяет! Эта блузка стоит как три чебурека! Иди в магазин к «Кардену», где только за вход сто баксов берут, там и проверяй шовчики! А тут все просто, понравилось – бери, нет – продолжаем движение дальше. Нет! Никаких нервов не хватает, выведут из себя и довольные ходят…

Поведение покупательницы возмущенный продавец расценил как личное оскорбление, скорчив ужасную мину, он пристально посмотрел в глаза обидчице. Испуганная и удивленная дама поспешила ретироваться от разъяренного торговца, опасаясь перерастания конфликта от угроз до физической расправы. Но через час вернулась, ткнув пальцем в понравившуюся блузу, тихо спросила, щуря глаза:

– Сколько таких есть? Я все заберу…

Впрочем, не всегда Ингуряну был груб и агрессивен, бывало даже пытался помочь покупателю сделать выбор, копируя других продавцов, навязывающих свой товар, правда, делал это как-то очень по-своему, немного неуклюже. Одной скромно одетой мамаше, пытавшейся приобрести сыну первоклашке осеннюю курточку, помощь от попившего пива Ингуряну пришла как гром в солнечный день.

– Мамаша! Вот, померяйте, дешево и сердито! Все равно ничего хорошего не найдете!

После этих слов насильно натянул на малыша изделие китайлегпрома размера на два меньше требуемого.

– Маленькая, – жалостливо произнесла женщина.

– Та где же маленькая? Нормальная! – утвердительно вынес вердикт подвыпивший продавец.

– Ну вот, рукавчик короткий, – пыталась сопротивляться мамаша, указывая на голое запястье левой руки малыша.

– Опа! – Васил с силой одернул левый рукав, – и все нормально.

Правда резко подался вверх правый рукав, курточка попросту переехала по плечам малыша на другую сторону, но уже предвкушавший продажу торговец не унимался, поочередно одергивая рукавчики.

– Смотрите! Мамаша! Просто отлично!

– Так где же нормально? Он еще вырастет…

– Та куда он на хер у вас вырастет! – резко перебил Васил, – берите, не морочьте голову.

И робкая мамаша согласилась.

Довольно скоро удачливый коммерсант покинул своё насиженное место и перешёл в разряд элиты рынков – оптовики. Теперь крупные партии товара, привезенные из-за бугра, Васил дробил на мелкие и распределял среди вчерашних соседей по прилавку. Масштабность операций породила в нем крутого бизнесмена:

– Слушай меня внимательно! – грозно командовал Васил кому-то по телефону, – разве я виноват, что у тебя с каждой ростовки остаются неходовые размеры. Пойми, проблемы индейцев шерифа не парят. Ничем помочь не могу!.. Под реализацию даю только неходовые модели. А вообще, я… я фуфел не вожу, ты меня знаешь! Так шо давай бабки вперед! У меня и так мало чего осталось.

Частенько деньги меняют людей, очень часто не в лучшую сторону. Особенно когда уверуешь в собственную гениальность и неповторимость, в голове постоянно появляются мысли о другом, более великом предназначении в жизни. Постоянно богатея, свежеиспеченный базарный магнат успел причислить себя к избранным, к счастливчикам, оберегаемым самим провидением. К врожденному хамству Васила добавилось еще и высокомерие. Чванливость Ингуряну достигла своего апогея, когда он, словно Калигула, заставлявший всех почитать своего коня, постоянно нарушал правила дорожного движения, управляя собственным автомобилем. Купив огромный черный БМВ, Васил посчитал, что там, где едет его авто, всегда главная дорога, даже если дорожные знаки указывают обратное.

И однажды был покаран за хамский, агрессивный стиль вождения. Не обратив внимание на знак «Stop», по обыкновению выскочил на перекресток, который пересекал пенсионер на автомобиле «Мосвич-412», двигаясь действительно по главной дороге. К счастью, люди не пострадали в результате столкновения, а вот железные кони получили серьезные повреждения. Мгновенно оценив ситуацию, сложившуюся явно не в свою пользу, Васил решил исчерпать инцидент прямо на месте. Монстр отечественного автомобилестроения был изуродован настолько, что, прикинув стоимость ремонтных работ, виновник ДТП принял вполне логичное решение купить его прямо здесь, на перекрестке. К тому же в выражении лица ветерана усматривалось решительное желание беспощадно отомстить обидчику в своём, возможно, последнем, очень неравном бою. Можно только вообразить степень эмоций, переполнивших победителя Второй мировой войны, после вероломного нападения флагмана германской автоиндустрии на мирно двигающийся автомобиль с символическим названием «Москвич». Увидев перед собой стодолларовые купюры, суммарное количество которых в несколько раз превышало стоимость классики советского автопрома, дедушка молча спрятал в карман деньги, обнял свою бабушку и, забыв личные вещи в израненном авто, исчез в неизвестном направлении. Вероятно, это была самая удачливая сделка в жизни супружеской четы пенсионеров. После этого случая Васил стал осторожней относиться к жизни, словно использовал последнюю запасную.

Через некоторое время уже довольно солидно разбогатевший Ингуряну засветился на новом для себя поприще – индустрии азарта и развлечений. Поначалу он просто расставлял по всевозможным общественным местам игровые автоматы. Потом открыл несколько казино с разными названиями и превратился в воротилу игорного бизнеса, на местном уровне, конечно. Поговаривали, что новый бизнес появился благодаря серьезным покровителям из столицы, но на самом деле никто не знал, кому и сколько приходится отдавать Василу для жизни в мире и согласии с законом и криминалитетом. Ингуряну заметно изменился: стал скромнее, приветливее. Словно пережил переходный возраст. Не повлиял на него самого и его дело неожиданный запрет на игорный бизнес, введённый правительством, как всегда, без предупреждений. Очевидно, Васил был кем-то предупреждён заранее о готовящихся пертурбациях, он только убрал неоновые вывески с фасадов своих заведений, но стал закрывать игорные дома. Позже он признавался, что после запрета работать стало гораздо легче. Если раньше платить «на лапу» приходилось всем, начиная от кого-то очень влиятельного и заканчивая налоговой инспекцией, санстанцией, пожарными, то теперь только одному очень большому начальнику, стоявшему изначально первым в списке. А фискальные и контролирующие организации при отсутствии формального повода для проверки (ведь нельзя инспектировать то, чего не существует) напрочь забыли дорогу к Ингуряновским казино.

Одним словом, сильно изменившийся в последнее время Васил процветал: огромный дом с собственным прудом под лесом, пентхаус в центре, дорогие авто. Жизнь начинала ему казаться слегка скучноватой. Васил превратился в скромного и тихого богача, редко появляющегося на людях и проводившего время, удя рыбу с собственной яхты. Одна отличительная особенность все же осталась с времен базарной молодости – стиль в одежде. Назвать этот стиль неповторимым нельзя, в одно время он был сильно популярен среди ребят, пугавших рыночных торговцев. Очевидно, подсмотренная когда-то в юности у крутых парней манера одеваться сильно отложила отпечаток на сознание Васила и определила его собственный стиль в одежде на долгие годы. Всю холодную пору года Васил носил короткую кожаную куртку и обязательно фирменные спортивные штаны с кроссовками. В жаркое время – белые футболка и шорты, кожаные сандалии и, как считал сам Васил, символ чистоплотности и опрятности – белые носки.

Гриша очень желал устроить встречу как бы случайно, без предварительного звонка. Потенциальные кредиторы в таких делах больше доверяют неожиданным откровениям. В районе двенадцати дня Ингуряну всегда завтракал где-нибудь в центре города. Зная о привычках казиночного миллионера, Самосвалов решил приодеться в том же духе. Яркая, разноцветная рубашка, кончики воротника которой доставали до начала предплечья, с изображением пальмовой рощи; пестрые, разноцветные шорты, больше напоминавшие семейные трусы эпохи развитого социализма, и мокасины, естественно, одетые поверх белых носок. Учитывая то, что день выдался довольно пасмурный и дождливый, Гриша резко контрастировал на фоне граждан, одетых соответственно погоде, словно сутенер из далекого мексиканского Акапулько, заблудившийся возле проходной криворожского металлургического комбината. Воистину, на какие только жертвы приходится идти, чтобы расположить к себе другую сторону переговорного процесса.

Самосвалову удалось обнаружить «Лексус» Ингуряну перед уже ставшей любимой «Сахарницей». Оставив свое авто рядом, он подошел к столику с одиноко сидящим Ингуряну и радостно произнес:

– Здравствуй, Васил! Сто лет тебя не видел.

Последний осмотрев здоровавшегося с ног до головы, совершенно безэмоционально произнес:

– Здравствуй, Гриша.

Они не были знакомы в те времена, когда Самосвалов работал в милиции. Ингуряну в те годы только набирал обороты и считался мелкой сошкой для начальника ОБЭП. Но, после своего скандального увольнения из органов, на какое-то время Самосвалов стал посредником между бывшими сослуживцами и бизнесом. Занимаемая им позиция устраивала обе стороны. Для одних это была возможность не быть пойманными на взятке, так как бывший мент не смог бы подставить своих сослуживцев, как говорится, ворон ворону глаз не выклюет, а скунс скунсу воздух не испортит. Для других он служил средством передачи искомой суммы за лояльное отношение со стороны контролирующих органов. Небольшой процент, как и положено посреднику, справедливо оставлял себе. Вот тогда Васил и прибегнул к услугам Григория для помощи в решении одного щекотливого дела. Гриша с удовольствием откликнулся на предложение помочь и довольно быстро озвучил сумму, способную удовлетворить аппетиты фискалов. Цена вопроса показалась Ингуряну несколько завышенной, но, поразмыслив немного, он все же согласился. Операция по передаче денег произошла удачно и проблема Васила исчезла. На первый взгляд обе стороны остались довольны, но через некоторое время всплыл скандал с другим коммерсантом, по словам которого Самосвалов ополовинивал передаваемые суммы и обманывал всех участников сделок. Естественно, доказывать никто ничего не стал, но репутация Самосвалова была серьёзно подмочена, он потерял доверие своих вчерашних клиентов, а вместе с тем лишился доходного места. Одновременно со всеми прекратил обращаться за помощью и Васил, подозревая бывшего милиционера в нечестности, он стал относился к нему немного недоброжелательно и старался избегать общения.

– Как твои дела? Вижу, выглядишь потрясно, – заискивающе защебетал Гриша.

– Денег просить будешь? – спокойно догадался Васил.

– Ну шо ты так сразу? – пробормотал разоблаченный и расстроенный от этого Самосвалов.

– Гриша! В последнее время, когда кто-то интересуется моими делами и делает комплименты, сразу после этого начинают просить денег. Или я не прав?

– Не, ну прав, просто к-как-то так сразу…

– А чё тянуть? И много тебе надо?

– Есть ч-чуть-чуть.

– Понятно. А как отдавать будешь в случае чего? У тебя же нет нихера! Почку продавать будешь? Так ты алкаш, и вряд ли кто её купит. Гриша, иди в банк, там пытайся подлататься.

– Та, в банке мне ни хрена не дадут. Так ещё там та-такие проценты! А у меня тут дело хорошее выгорает. Обидно будет, если не найду бабки.

– Какое дело?

– Хочу кинотеатр «Мир» отремонтировать.

– Кинотеатр «Мир»? – Васил пристально посмотрел на своего визави. – Кому он нужен? Кино крутить будешь? Под кабак перестроишь? Глупо, теперь этого добра в центре навалом, а там место глухое, не проходное, район дурацкий. Зачем тебе это, Гриня?

– Та! Есть одна тема. Но не хочу пока никому говорить.

– Офигеть! Ты пришел подстрелить у меня бабла и не хочешь говорить зачем? Не, Гриня, так дела не будет.

– Это тайна! И не только моя. Не могу сказать.

– Я смотрю, ты забыл, с кем разговариваешь! Давай с самого начала… Тебя как зовут?

Лицо Самосвалова, не ожидающего такого перехода, застыло в недоумении. Возникла короткая пауза. Васил продолжил:

– Меня зовут Васил Ингуряну! Никто из тех, кто меня знает, не назовёт меня треплом! Потому шо балоболом я никогда не был. А ты, со своими секретами, можешь валить ко всем чертям! – Василу быстро начинал надоедать этот диалог, а вместе с ним и собеседник.

– Ну х-хорошо! Л-ладно, тебе раскажу! Только мы договорились – никому! Я с одним своим приятелем, ты его не знаешь, хотим открыть в городе шо-то вроде закрытого клуба, для самых уважаемых людей! Короче, все чиновники высшего эшелона, менеджеры солидных фирм, собственники предприятий, ну и так далее. Для этого нам нужен большой зал для проведения собраний, заседаний, лекций, встреч со всякими там министрами, профессиональными лекторами, успешными тренерами и всякой хренью.

– А на кой фиг все это им надо? И за счет чего вы собираетесь существовать? Какая-то глупая затея, я здесь ничего интересного не вижу.

– Существовать мы будем за счет пожертвований и членских взносов.

– Вы еще взносы собираетесь брать? Молодцы! Артисты! Где же вы найдете столько идиотов?

– Ну… это наша п-печаль. Фишка в том, что мы сделаем так, что быть членом клуба будет престижно и модно, а еще организуем круговую поруку для членов клуба, где каждый каждому будет помогать как может. В общем, частности, нюансы, думаю, тебе не нужны, но поверь, у моего партнера есть чем заинтересовать. И ещё переделанный кинотеатр станет местом тусняка всей этой публики, которой на людях бухать нельзя! А тут закрытый клуб, только для своих! Приходи, оттягивайся и никто на тебя пальцем на покажет. Так что в успехе данного предприятия я не сомневаюсь! Как говорится, стоит только первых уговорить, остальные сами побегут.

Ингуряну задумался. Идея действительно показалась хорошей.

– Ну да, у нас для таких только закрытые кабинки додумались в кабаках сделать. А потусить им и в правду негде. Закрытый клуб, говоришь? Это действительно шо-то новое, для нашей дыры, во всяком случае.

– Вот я тебе и говорю!

– Так вы и меня пригласите. Я тоже пойду. Я-то ведь вроде парень не бедный. А?

Самосвалов слегка сконфузился. Репутация Васила как владельца сети подпольных казино не совсем вписывалась в концепцию, обрисованную Ростиславом. Но просить у человека деньги в долг и тут же говорить, что эти деньги заработаны на несчастье других, на слезах и поломанных судьбах… В общем, надо было как-то выходить из сложившейся ситуации:

– Я, вообще-то, не занимался составлением списков кандидатов, но думаю, что этот вопрос можно как-то обсудить…

– Слушай, – перебил Васил, – у меня другая идея! Давайте я войду в дело! Мой вклад – ремонт кинотеатра. Я из него такую конфетку сделаю! Опять-таки вам нужны будут официанты, бармены и так далее, а у вас нихера нет! Да и опыта в таком деле у вас тоже нет. Как план?

– Ну… тут надо подумать. Посоветоваться.

– Только у меня одно условие будет. Мы там парочку столов поставим.

– Каких столов?

– Нуу… рулетку там, покер.

– С ума сошел! Какую рулетку? Какой покер? Это серьезная организация с благородными целями!

– Гриша! Ты не кипятись. Ты подумай вначале, посоветуйся с партнером. И потом, я же не говорю сразу, потом, тихонечко, раз и поставили всем на радость! В общем, ты меня услышал. На других условиях мне это не интересно. Да – да, нет – так нет! Жду ответа.

После этих слов Васил поднялся и удалился, на ходу рассчитавшись с официанткой. Гриша остался дожидаться Ростислава. С одной стороны, жадноватый Самосвалов радовался предложению Ингуряну. Необходимая сумма на ремонт и аренду помещения найдена, а самое главное – в случае провала операции страдает только один человек, и имя его не Гриша! С другой стороны, все это как-то надо объяснить партнеру, неожиданно ставшему лидером и идейным вдохновителем в этом предприятии.

Косовский появился на двадцать минут позже обычного. Внимательно изучив присутствующих в кафе и не найдя интересующую его особу, с расстроенным видом присел рядом.

– Привет, Гриня, – грустно поприветствовав партнера, обратился к официантке. – Девушка! Принесите коньяк, два по сто.

Ростислав выслушал рассказ своего партнера о встрече с потенциальным кредитором, ни разу не перебив его и не моргнув глазом. После непродолжительной паузы отхлебнул большой глоток коньяка и серьезно обратился к партнеру:

– Покажи ему то место на руке, где бабушки носят сумочку!

– Ростик! Я рассказываю тебе, шо мы с Василом говорили. Мы сейчас просто об-обсуждаем, вот и все. Не надо сразу к-кипятится.

– Гриша! Ты нормальный? Ты шо, об березу ударился? Иди ударься об сосну, шоб тебя шишками засыпало и я не видел тебя больше! Какой Васил Ингуряну в «Попечительном собрании»? – интонация постепенно переходила в жесткую, непримиримую фазу, – это бандит с большой дороги! Весь город знает, шо он владелец сети подпольных казино! Не одного, а целой сети! Не знают только одни менты!

– Ты за ментов не переживай! Все они знают! А не трогают – значит так надо! – робко запротиворечил Самосвалов.

– Сейчас не об этом! Меня волнует репутация нашего детища! Игорный барон ну никак не вписывается в стройные ряды интеллигенции и других законопослушных граждан, чьи фамилии будут украшать список членов самой благородной организации города. Паноптикум какой-то!

– Пано… шо-шо?

– Нишо! Тебе этого не надо. Гриня! Скажи мне, ты соображаешь, что ты несешь?

– Он не будет светиться! Будет втихую, как я! – Самосвалов решил противостоять любой ценой. Ведь в случае положительного решения вопроса он занимал самое выгодное положение, пребывая в тени и не вкладывая ни копейки, оставался в доле.

– Я думаю, это очень хорошее предложение, к тому же денег нам взять просто больше негде! А тут человек за свои деньги! А пожертвуем всего-то… И потом он же не сразу со своим покером! Потом! Люди порешают серьёзные вопросы и с удовольствием сыграют в покеришку, шоб расслабиться.

– Гриня! А сутенера у тебя знакомого нет? Чтобы сразу после решений серьёзных вопросов расслабиться по полной. А что? Прикольно!

Косовский не просто злился, он ужасно негодовал из-за странного поведения партнера, пытавшегося все же протянуть в дело нового игрока.

– Та при чем тут сутенер? Шо ты городишь? Я тебе серьезно говорю, денег взять больше негде! Нам придётся согласиться на его предложение. И потом это мой старый друг.

– Гриша! Найти деньги на ремонт – твоя задача! И ты её должен решить как угодно! Мне кажется, я понимаю, почему ты вдруг стал апологетом Васила Ингуряну! Хочешь на шарка пропетлять?! Значит так! Свою долю можешь ополовинить как угодно и с кем угодно! Это твои проблемы! Но покера и рулеток там не будет! Так и передай. Может пару бильярдных столов, возможно! Но не больше! Пусть не рассчитывает.

Четверть – это не совсем то, на что рассчитывал Самосвалов. Но, с другой стороны, если вдруг ничего не получится, он ничего и не потеряет.

– Ладно! Я поговорю еще раз с Василом! И, если ты не против, мы будем с ним в паре.

– Тебе не кажется, что мы отступили от первоначальной концепции собрать под одну крышу просветленных и одухотворенных? У нас должны быть высококультурные люди, а не барыги.

– Васил по-своему очень интеллигентный человек. У него два высших образования, – возразил Самосвалов.

– Вот именно по-своему! Он может себе и ученую степень купить, все равно не станет интеллигентом! К примеру, мой сосед тоже считает себя интеллигентным человеком, аккуратную бородку носит, начитанный такой, любит частенько собрать жильцов нашего двора и разглагольствовать на темы морали и этики! А сам каждое утро выпускает без поводка и намордника свою собачку, в сквере перед домом. И я тебе скажу, шо эта собачка весит килограмм сто, может больше, одним словом она как теленок. Носится такое чудовище по улице, людей пугает, а он успокаивает, дескать, вы не бойтесь, не кусается! А что людям страшно – ему до лампочки! Ведь это его любимая собачка, она должна резвиться, как захочет. Жильцы близстоящих домов изучили его график выгулов и перестали появляться в это время на улице. Вот тебе пример, когда наш человек элементарно плюет на чувства окружающих. Но самое противное даже не это, его собачка постоянно гадит на этом меленьком зеленом островке посреди каменных джунглей. Я никогда не видел в нашей стране собаковода с целлофановым кульком для экскрементов, ну нет у нас таких, а собаководов много и все они ведут своих питомцев в этот сквер. А те, естественно, всю зиму справляют нужду где ни попадя. Когда приходит весна, мне становится стыдно за эту часть города, это неописуемая картина, сложно поверить, что это допустили цивилизованные люди! Но самое веселое – мой сосед, этот неандерталец, считающий себя человеком, возмущался при мне действиями французского посольства, отказавшего ему в визе, и недоумевал, почему пустынные туареги могут легко получить разрешение посетить Францию, а он – нет…

– Думаешь, в посольстве узнали, шо его собачка гадит в скверике? – тихонько, по-заговорщически спросил Самосвалов.

– Гриша! Ты идиот! Честное слово, – негодованию Ростислава не было предела.

– Та я пошутил! Я все понял! Просто мне кажется, что ты сгущаешь краски. Ну подумаешь, собачка погадила!

– То есть когда человек гадит рядом с собственным жильем, мы уже научились осуждать, а когда огромная собака навалила под подъездом – это нормально для нас.

– Так, а шо делать?

– Убирать за своей собакой, Гриша! Если ты цивилизованный человек – ты должен убрать за своим четвероногим питомцем.

– Можно подумать, шо туареги в пустыне убирают за своими верблюдами.

– Да! Представь себе. Правда, только потому, что потом используют высохшие кизяки в виде топлива для костров, но убирают!

 

Глава 12

Последний доктор

#i_001.jpg

– Ладно, вернемся к нашим баранам. В прямом и п-переносном смысле. Давай искать всяческих интеллигентов, раз ты так настаиваешь. Кого ты считаешь достойным? – уставший от «лекции» Самосвалов предпринял попытку вернуть разговор в деловое русло.

– Не знаю! Давай бросим свой взор в медицину.

– Давай бросим…

– Посоветуй какую-нибудь большую шишку из Облздравотдела.

– Это херня! Никто их там особо не уважает! Чинуши чинушами, те, кому не удалось стать хорошим врачом.

– ??? – Ростислав скривил губы.

– Шоб ты себе знал! Сейчас самый главный у врачей – это трупорез! – это заявление Самосвалов сделал с выражением лица человека, знающего не понаслышке.

– Бред какой-то. С каких это пор патологоанатом, хоть и занимающийся по большому счёту научной работой, считается главным среди медиков?

– А с тех пор, когда на н-неверно поставленный диагноз с неправильным лечением и на неудачные операции стали подавать в суд! Вот тогда заключение бюро судебно-медицинской экспертизы, которую возглавил патологоанатом Кроликов, стало решающим при определении правильности действий медицинских работников. Все просто – берут врачебный эки… эрпи…

– Эпикриз, – догадался Косовский.

– Да! Точно! Эпикриз!.. и начинают сравнивать с выводами этих потрошителей. Если вдруг окажется, что лечили или не то, или не так… Короче, тут можно поломать карьеру любому преуспевающему хирургу или знатному анестезиологу! Понял? Его боятся практически все! Даже стоматологам навредить может.

– А ты это всё откуда знаешь?

– Когда-то перед моим отделом поставили задачу врачей «пошерстить». Не самых знаменитых, которые добились определённого веса и действительно лечат, а тех, кто, видя безнадежность лечения, всё равно предлагает сделать операцию – д-дескать, шанс есть и надо его использовать. При этом заявляли, что, хоть операция и дорогая, ответственность за исход они не несут. Понятное дело, простые селяне, не рубящие в медицине, желая спасти родного человека, соглашались на всё, шо угодно, при этом п-продавали почти всё своё имущество, чтобы было чем заплатить. Вот тут-то я и начал разбираться и вникать в-во все нюансы. В общем, развил бурную деятельность по поимке врачей-взяточников. И на нескольких таки нарыл кучу доказательств. С поличным не взял, но заявления от родственников пострадавших получил.

– И каков итог? Посадили кого-то?

– Ага, посадишь их, – разочарованно произнес Самосвалов, – там такая круговая порука! Мафия! А патологоанатом мне всю игру своими заключениями испортил. Понятно, эти дали ему «на лапу». Вот он и стал их выгораживать. Нет, ну я, понятное дело, с этих живодёров тоже поимел.

– Кто бы сомневался.

– А чего их жалеть? Хуже ментов! – неожиданная фраза, в исполнении бывшего милицейского начальника, прозвучала как приговор, – на людском горе зарабатывают, менты человечней в сто раз. Могу поспорить.

– Ладно, – Косовский решил не развивать полемику и вернуться к главной теме, – значит, если мы завлекаем этого прозектора, то остальные подтягиваются автоматически. Я правильно понял?

– Завлекаем п-про… кого? – не понял Гриша.

– Патолога твоего! – пояснил Ростислав слегка повышенным тоном.

– Ааа… Да! Все, кто хорошо пристроился, пойдут за ним куда угодно. Я, можно сказать, сделал из него человека! После моего расследования эти коновалы сразу поняли, кто их будет спасать в случае повтора ситуации. И, опережая друг друга, моментально понесли барыши Кроликову за будущую помощь, размер которой составляет определённый процент от заработанного. Так шо, б-благодаря мне, он теперь в шоколаде.

– А что он за человек? Я так понимаю, ты его хорошо знаешь. Крови ведь много попортил в своё время.

– Кроликов – типоша уникальный! На вид б-ботаник ботаником! В очках, худой, как велосипед, кстати, рожей на живого зайца похож, только без длинных ушей. Но грамотный, падла, поэтому я его в своё время и недожал. Одними только терминами может в тупик поставить. В-врачи, с которыми приходилось беседовать, считают его светилом в науке. Даже не знаю, на чем его «сделать». Придумывай на ходу, изобретай.

– Последний доктор, – задумчиво произнес Ростислав.

– Почему последний? – не понял собеседник.

– Гриша, это последний доктор, который тебя осмотрит. Понял?

– Аааа, в этом плане…

Двигаясь в автомобиле на встречу с Кроликовым, Ростислав полностью погрузился в мысли о предстоящей беседе с очень непростым и умным человеком. Александр Александрович слыл человеком абсолютно не тщеславным, ему просто могут стать не интересны высокопарные слова о его долге перед обществом. На вид – скромный, интеллигентный человек, желающий всегда оставаться незамеченным. А занимаемые им должности главного врача патологоанатомического отделения областной больницы и начальника бюро судебно-медицинской экспертизы управления охраны здоровья только лишь подтверждали желание всецело отдаваться научной работе. Ростислав прекрасно понимал, что здесь нужен особый подход, главное не затрагивать медицинские темы и ориентироваться, как всегда, в процессе беседы.

Незаметно для самого себя он подъехал к воротам областной больницы. Неожиданный, резкий голос прервал его размышления:

– Без специального пропуска проезд воспрещен!

Въезд на территорию главного медучреждения региона преграждали деревянный шлагбаум и огромного вида вышибала с повадками бывшего офицера внутренних войск.

«Лучше бы установили автоматический шлагбаум и раздали каждому электронный пропуск – было бы дешевле, чем этого детину здесь держать», – подумал Ростислав, рассматривая охранника. Решение родилось мгновенно: он обратился к охраннику с трагическим лицом, переполненным горя. Ему удалось состроить не просто печальную мину, ему удалась попытка отобразить в глазах всю скорбь угнетённого и порабощенного народа.

– Как найти морг, братишка? – интонация, которой была произнесена фраза, вполне соответствовала временному имиджу.

– Так чего его искать? Вон он, – в голосе стража просквозило понимание, он тут же проникся сочувствием к человеку, приехавшему исполнить неприятную миссию, и без лишних расспросов освободил путь, подняв перекладину, – двухэтажка, первое здание по дороге вправо.

– Спасибо, брат!

«Все же лучше охранник, чем электроника! С автоматическим шлагбаумом я вряд ли бы договорился», – заметил про себя Ростислав.

Кроликов, как и положено любому руководителю, разместил свой кабинет на втором этаже. Интересно, что на стене перед входом в морг висело две таблички: «Патологоанатомическое отделение областной больницы» и «Бюро судебно-медицинской экспертизы управления охраны здоровья областного исполнительного комитета», а перед входом в администраторскую только одна с надписью: «Приёмная». Александр Александрович, хоть и совмещал две должности, но кабинет занимал один.

– У себя? – как можно добродушнее спросил Ростислав миловидную девушку, сидящую за столом секретаря.

– Александр Александрович будет через тридцать минут, – сухо ответила девушка, не отрываясь от своих дел.

– Обход по палатам совершает?

– Что? Не поняла! – девушка оторвалась от своей работы, удивленно глядя на посетителя.

– Я пошутил! Если вы не против, я его тут подожду. У вас принято угощать гостей чем-то горячим!

– Конечно! Чай, кофе, капучино, горячий шоколад! Может глинтвейн? – издевательски произнесла девушка, – я сбегаю, не стесняйтесь.

– Что вы? Я сбегаю сам! Только не посылайте далеко! Кстати, к чаю у меня уже кое-что есть, – в руках у идейного вдохновителя, как у фокусника, появилась шоколадка.

– Это вовсе не обязательно. Так чем вас угостить?

– Можно чаю?

– Я ведь не врач, откуда мне знать, можно вам чай или нет?

– Я так понимаю, с вами лучше не шутить…

– Правильно понимаете!

– И все же, чаем угостите?

– Конечно! – девушка душевно улыбнулась, кажется, она все же прониклась симпатией к загадочному юмористу. – Предпочитаете черный или зелёный?

– А вы смешайте чёрный с зелёным! Если можно.

– Попробую… – ответила белокурая красавица, удаляясь в подсобную комнатушку, приспособленную под маленькую кухню.

«А вот за чашечкой чая, в душевной беседе, можно будет попробовать узнать что-нибудь о личности загадочного докторишки», – предположил Ростислав, чувствуя себя уже вполне вольготно

– А это правду говорят, что ваш шеф деспот? – считая провокационные вопросы лучшим оружием разведчика, Ростислав именно с этого и начал собирать разведданные.

– Что вы? Кто вам наговорил такого? Александр Александрович добрейшей души человек! Как пишут сейчас в характеристиках – чуткий руководитель, пользующийся уважением в коллективе…

В действительности Александр Александрович Кроликов – рефлексирующий интеллигент, слегка страдающий прокрастинацией. Постоянное копание внутри себя, рассуждения о собственном предназначении в этом мире, преследующие его в последнее время, сделали Кроликова замкнутым и нелюдимым. Человек с изысканными манерами, прекрасным образованием, совершенно бескорыстный и честный – всегда мечтал изменить себя и сделать идеальным мир, правда, постоянно переносил дату начала новой жизни. Его интеллигентность и порядочность являлись силой и слабостью одновременно, то помогая ему, то мешая в повседневной жизни. Человеку с таким набором личных качеств оказалось непросто найти понимание в обществе, моральные ценности которого формировались после октября семнадцатого года прошлого века и не претерпели с тех пор серьёзных изменений. Хамство, кумовство, взяткострастная алчность, царившие в среде чиновников, и безропотность народа ввергали Александра Александровича в бездну отчаяния. Бунтарь в душе стал маргиналом поневоле для социальной среды, в которой ему приходилось существовать.

Родился Кроликов в семье военного офицера, часто переезжающего из одного военного городка в другой. Постоянные переходы из школы в школу, сопровождающиеся сложными знакомствами с новыми одноклассниками, превратили худощавого парнишку в затворника. С самого раннего детства пытливый мальчуган заменил общение со сверстниками чтением различной литературы, при этом проявляя совершенно одинаковый интерес как к детским книгам, так и к большой медицинской энциклопедии. Юный Саша уже в двенадцатилетнем возрасте свободно разбирался в сложных лекарственных препаратах и уверенно давал советы взрослым членам семьи по их применению, тем самым опровергая поговорку «не учите бабушку кашлять». Впрочем, мама Сашеньки только одобряла эксперименты над свекровью, считая, что ребёнок ничем не сможет навредить «старой карге». Это и предопределило дальнейшую судьбу будущего эскулапа – вопреки мечтам отца о военном училище он поступил в медицинский институт. Студенческие годы отношения Кроликова со сверстниками не изменили. Изгоем в полном понимании этого слова он, конечно, не был, но обзавестись настоящими товарищами не смог. Молодого всезнайку-отличника ценили и даже очень уважали сокурсники. Но, как считал сам Александр, не было в этих отношениях настоящей дружбы, воспетой в мировой литературе, дефицит которой он испытал в школьные годы. Впрочем, Александр старался не зацикливаться на этой мысли, справедливо полагая, что он сам, возможно, излишне предвзято относится к однокашникам.

Перед самым окончанием второго курса произошла история, надолго изменившая психологическое состояние будущего главного врача патологоанатомического отделения. Студентка Лина, считавшаяся по праву самой красивой девушкой на потоке, пригласила всю свою группу вместе с Сашей отпраздновать собственный день рождения на родительскую дачу. Обожавший её с первого курса Александр решил в качестве подарка преподнести огромный букет и в процессе поздравления признаться в чувствах. С цветами было все более-менее понятно, а вот вторая часть задуманного плана представлялась очень туманно. Кроликов никак не мог придумать текст своей речи, он тщательно подбирал нужные слова, репетируя целый день накануне и всю последующую ночь, ведь это откровение вполне могло стать поворотным моментом в его судьбе. Только утром следующего дня решение было найдено. По замыслу, он должен появиться на пару минут позже всех остальных гостей с огромнейшим букетом. Торжественно пройти мимо восхищенных товарищей и произнести краткую, но очень яркую речь с любовным признанием, плавно переходящим в конкретное предложение… Осуществить задуманное всё же помешала врождённая робость. Спрятавшись в кустах, он так и не смог подобрать подходящий момент для своего выхода. Обстановка постоянно казалась неподходящей – то слишком шумно, то слишком тихо, то хозяйка надолго уходила на кухню. В конечном итоге момент был упущен. «Ладно, завтра она спросит, почему я не пришёл, вот тут-то я ей всё и расскажу», – в очередной раз Кроликов переложил важное событие, касающееся его жизни, на другой день. Утром следующего дня вся группа оживлённо обсуждала прошедшую вечеринку, больше всех было слышно виновницу прошедшего торжества:

– Вы все, конечно, «молодцы»: чуть не сожгли сарай, а может быть, и всю дачу! Я так испугалась! Кто догадался поставить мангал возле деревянного сарая?

– Да кто знал, что искры попадут в чердачное пространство, где твой папа хранит скошенную траву? Хорошо, что дружно потушить сумели. Главное, что кто-то вовремя опустил насос в колодец и подключил его, – браво отвечал староста Михаил, формальный и неформальный лидер группы.

– Саша, – Лина неожиданно обратилась к Кроликову, сердце которого замерло, – это ты догадался насос подключить?

Кроликов, с перекошенной улыбкой удивленно посмотрел на товарищей по учёбе. Его взгляд красноречиво вопрошал: «Представляете? Она даже не заметила, что меня вчера не было!»

– Это я подключил вместе с Генкой, – вмешался Виктор, сосед Кроликова по общежитию, – Сашка, наверное, вместе со всеми воду ведрами носил.

Эти слова полностью ошеломили незадачливого романтика. Оказывается, не только Лина, никто из его группы так и не заметил отсутствие товарища. Он почувствовал себя маленьким, ничтожным человечком, до которого никому нет дела. И без того скрытный и застенчивый Кроликов ещё больше замкнулся в самом себе, втайне мечтая о магическом превращении, похожем на перевоплощение гадкого утенка в красивую белую птицу.

И этот день настал. В какой-то степени волшебство осуществилось, если, конечно, превращение в «белую ворону» можно считать чудом. Через много лет, уже имеющий определённый вес в областном здравоохранении, Александр Александрович Кроликов был приглашён на празднование юбилея известного нейрохирурга Навроцкого. Приглашение он принял с определённой неохотой, так как не очень любил посещать подобные мероприятия. Александр Александрович считал, что народ давно утратил понятие культуры проведения банкетов, так сказать, традиций совместного поедания пищи. Современным трапезам, по его мнению, не хватало какой-то торжественности, манер, красивых нарядов, изысканных блюд, да что там говорить – к концу застолья даже лиц нормальных не увидеть. Соберутся в каком-нибудь второсортном ресторане, набьют брюхо шашлыками, нажрутся водки и начинают орать что мочи, хвастать друг перед другом своими идиотскими историями. Однако отказывать человеку, с которым связывала многолетняя работа, не очень корректно, поэтому в назначенное время Александр Александрович появился на банкете и занял одно-единственное свободное место в середине стола.

Получилось так, что напротив расположился криминальный авторитет середины девяностых Гена Куций – личность печально известная и одиозная. Стоит, правда, отметить, что в мире людей, живущих по законам, не прописанным в уголовном кодексе, не все считали Гену авторитетом, можно даже сказать, совсем не считали. В своё время Гена сам себя провозгласил крестным отцом немногочисленной группировки, состоявшей из его дружков по спортивной секции и промышлявшей мелким разбоем. Самовыдвиженцем на роль вора в законе Гене пришлось стать в смутное время начала девяностых, когда вокруг новоиспечённых бандитов-обирал витал легкий аромат бесшабашного романтизма. Время, когда даже дети мечтали стать рэкетирами, а не космонавтами. Но, как ни странно, Куций долгое время не разделял взгляды своих товарищей, пополнивших ряды всевозможных «бригад». Несмотря на заманчивые предложения со стороны друзей-спортсменов, ставших на скользкий путь быстрой наживы, Гена долгое время сторонился этой псевдоромантики. Но, как вскоре оказалось, ненадолго. Спортом Гена занимался с юных лет благодаря своему тренеру-отцу, в прошлом прославленному боксеру. Правда, ему не удалось стать таким же знаменитым, как папа, помешали частые травмы, получаемые в одном и том же месте – в районе носовой кости. Из-за частых переломов его нос приобрел довольно необычную форму, как будто Генину голову использовали вместо боксерской груши и «забили» нос глубоко вовнутрь черепной коробки. В итоге над верхней губой, в том месте, где должен находиться нос, из маленькой приплюснутой шишечки в разные стороны торчали две огромные ноздри, сам нос как таковой отсутствовал. Ещё один небольшой штрих к портрету – мощный, тяжёлый, волевой подбородок.

В общем, у людей, знакомившихся с Геной, сомнений по поводу его любимого вида спорта не возникало. Не добившись больших успехов на ринге, Куций решил пойти по стопам отца и стать тренером. Именно по этой причине Гена пытался не замарать свою репутацию участием в бандитских группировках. Но быстрые деньги, появившиеся у своих недавних партнеров, иностранные автомобили, раболепие толпы, основанное на страхе, сделали своё дело – Гена Куций решил податься в рэкетиры. Естественно, роль обыкновенного «быка» не к лицу амбициозному сыну знаменитого тренера. И по совету друзей Куций отважился создать собственную клику из тех, кто недавно забросил спортзал и не нашел себя в жизни. К этому времени борьба за сферы влияния между уголовными формированиями только набирала обороты. Все чаще стали появляться сообщения о бандитских разборках со смертельным исходом. Крупный бизнес изрядно штормило, а посему соваться туда, так сказать, играть в большую игру, Куций не собирался, понимая, кто может стоять за нефтетрейдерами, финансовыми учреждениями и так далее. Но и в мелком тоже все было непросто. Торговцы на рынках, таксисты и другие мелкие предприниматели уже находились под «крышей» бывших спарринг-партнёров Куцого. Дабы избежать недоразумений со своими вчерашними дружками, Гена решил найти для «опеки» что-нибудь малоприметное, но процветающее. Подходящая незанятая ниша очень скоро нашлась – небольшие торговые ларьки, появляющиеся в местах большого скопления людей и на остановках общественного транспорта. Куцого устраивало здесь абсолютно всё: и скудненький ассортимент – сигареты, жвачки и презервативы, которые вряд ли привлекут внимание серьёзных взломщиков; и хозяева – в основном из первых «челноков», подзаработавших деньги еще на «совдеповских» рынках, отчаянно пытающихся перерасти в юную буржуазию. Такие будут платить дань тихо и безропотно, а в случае сопротивления можно и пожаром припугнуть. Расчет оказался верным, немногочисленные киоскеры не стали спорить с рэкетирами и без лишних слов согласились оплачивать сомнительную «крышу». Так началась тихая, почти неприметная, преступная деятельность несостоявшегося тренера по боксу. Со временем доходная часть предприятия неожиданно резко пошла вверх, превышая даже самые смелые прогнозы.

Количество так называемых мини-маркетов или мини-шопов, как кому угодно, увеличивалось с фантастической прогрессией. Бригаде Куцего с огромным трудом удавалось отслеживать график платежей «благодарных» торговцев. Нахлынувшие деньги тут же вывернули наизнанку сущность Гены с сотоварищами – дешёвые пижоны, утопающие в роскоши (по критериям людей, вышедших из Советского Союза). Малоподержанные черные BMW, фирменные спортивные костюмы, золотые украшения в виде колец, браслетов и, конечно, цепочек – тонких, толстых, с крестиком, с иконкой. По количеству украшений, надетых одновременно, ребята уверенно занимали промежуточное место между зажиточными женщинами востока и новогодними ёлочками. Последняя деталь: самый главный атрибут преуспевающего человека того времени – большой, чёрный мобильный телефон. Парни, считающие себя по-настоящему крутыми, носили мобилу исключительно в руке, как бы подчёркивая свою принадлежность к привилегированной касте. Появляясь в общественных местах, эти напыщенные индюки, по-другому не скажешь, каждым жестом выдавали из себя баловней судьбы, хозяев жизни, крутых техасских ковбоев или даже, скорее, чикагских гангстеров. Тогда им и в голову не могло прийти, что их имидж – это плохая пародия на цыганских баронов из Румынии конца восьмидесятых. Все это выглядело глупо, неуместно, а порой вызывающе на фоне постоянных войн между другими группировками. И только благодаря уважению среди бывших друзей по спортшколе, Гене удавалось избегать посягательств со стороны обозлённых завистников.

Конец этой деятельности наступил неожиданно. К Куцому обратился подшефный предприниматель Васянин с жалобой на ограбление. Одна из его торговых точек была подвергнута разбойному нападению парочки подвыпивших громил, недавно освободившихся из мест лишения свободы. Вся пикантность ситуации заключалась в том, что продавец киоска оказалась одноклассницей горе-налётчиков. Узнав свою подругу через крохотное окошко, ребята тут же напросились в гости, как говорится, на минуточку погреться. Простодушный работник прилавка открыла дверь и радушно впустила друзей молодости в закрома, наполненные пивом и вином. Дальнейшие события развивались по тривиальной схеме – изрядно напившись, случайные гости удалились, прихватив с собой выручку из кассы и ящик с вином, оставив без внимания возмущения подруги-продавца. На первый взгляд, дело выглядело простым – факт ограбления на лицо, личности нападавших известны, можно запросто восстанавливать справедливость. Но за всё время существования бригаде Куцого впервые предстояло столкнуться с чем-то серьёзным. Одно дело торгашей попугивать, совсем другое – устраивать разборки с рецидивистами, отбывавшими наказание большую часть сознательной жизни. Гене ужасно захотелось покоя, тишины, он мысленно проклинал всех участников конфликта за разрушенное чувство комфорта. Всё, что создавалось в течение нескольких лет, может рухнуть из-за двух пьяных уголовников. Ведь эти люди, разговор с которыми представлялся как-то нечетко, могут запросто устроить поножовщину. Гена вполне определенно представил себе итоговые варианты после встречи с грабителями – либо они убьют его и последним пристанищем станет кладбище, либо он поубивает их и отправится в тюрьму. Мрачная, безрадостная перспектива заставила Гену обвинить во всём самого Васянина и его торговку:

– Лоховское дело. Я даже браться за такое не буду! Нахера она им дверь открыла? Сама виновата! Да и шо они там забрали? Сколько там той выручки? Мелочь! Короче, разбирайтесь сами.

– Они забрали столько, сколько я плачу тебе каждый месяц. Это не ювелирный магазин, тут выручка маленькая. Но, главное, она их предупредила, что мы обратимся к тебе! Они сказали, шо им пофиг!

Гене захотелось закрыть глаза, заснуть, чтобы всё решилось как-то само, без его участия. Несколько лет назад, будучи бесшабашным, отважным бойцом, он наверняка принял бы вызов, но сейчас деньги превратили его в беззаботного прожигателя жизни, этакого ленивого мажора, не знающего, куда себя деть от скуки. Всё было так здорово! Деньги текли рекой, проблем ни с кем не возникало. И тут вдруг бац! Надо идти и рисковать своей задницей ради какого-то Васянина! От злости Гена заорал:

– Я сказал – сами разбирайтесь! А я в этом говне ковыряться не буду!

Эта история мгновенно получила широкую огласку. До этого всегда тихое недовольство киоскёров угрожало перерасти в настоящий бунт. Вообще-то хозяева ларьков и раньше понимали, что оплата так называемой «крыши» – пустая трата денег, но после скандала с Васяниным каждый явственно ощутил себя трусоватой жертвой наглого обиралы. В итоге возникшая конфронтация переросла в акт общего неповиновения со стороны предпринимателей, вернее, массового демонстративного отказа от услуг бригады. Все как-то одновременно перестали бояться Куцого и прекратили платить подать. На что последний отреагировал обещаниями о беспощадном терроре для всех без исключения участников крамолы. Трагисчастливый финал этой истории наступил однажды утром, возле подъезда дома, в котором проживал Гена. Его нашли с проломанным черепом в луже крови рядом с брошенным орудием преступления – куском металлической трубы. Это известие вызывало самую разнообразную реакцию среди горожан, мягко говоря, сочувствие проявили немногие. К великому удивлению врачей, травмированному удалось выжить, не просто выжить, чтоб стать обузой для родственников, а вернуться к нормальной, полноценной жизни. Естественно, Гена подозревал, кто мог подкараулить его возле дома с куском железа, но не стал разыскивать виновника для мести.

Переоценка ценностей произошла как раз во время лечения на больничной койке благодаря лечащему врачу Навроцкому, впоследствии ставшему большим другом, считающему Генино выздоровление чудом, возможно, даже особым знаком с небес. К тому же, пока проходил процесс чудесного исцеления, огромные перемены произошли и в обществе. На скамью подсудимых попали те, кто ещё недавно наводил ужас на зарождающийся бизнес. Как говорили обыватели – одних надолго посадили, другие так залегли на дно, что больше их никто не видел. Впоследствии Гена часто будет повторять фразу о внезапном озарении, спровоцировавшем своевременный уход из дела. Рассказывать правду он не любил, так как настоящая история самому навевала отвратительные воспоминания. Переродившийся Куций обзавелся новыми друзьями, знающими о его прошлом только понаслышке. Приобрел несколько помещений за деньги, на которых ещё оставались кровь и слезы, из которых очень скоро получились прекрасные кафе семейного типа. Теперь Гена – владелец сети заведений общественного питания, преуспевающий ресторатор, уважаемый человек со слегка мутным прошлым. Но, как говорят в народе, а в чьей истории всё гладко? Кто в молодости не совершал глупости? У каждого в шкафу есть свой скелет.

Александру Александровичу было абсолютно всё равно, кто расположился напротив него. Лицо Куцого хоть и показалось ему знакомым, он даже фамилию вроде бы вспомнил, но это не имело никакого значения, так как всё равно не интересовался жизнью города. Человек, пришедший просто уважить коллегу по призванию, тихо покушать, немного выпить и незаметно уйти в разгар основного веселья, по обыкновению не обращает внимания на случайных соседей по застолью. Именно в этом амплуа Кроликов провёл всю первую часть банкета, называемую первым столом и по традиции изобилующую трогательными речами в честь юбиляра. После этого очень часто собравшиеся гости, удовлетворивши первый голод и ощутившие легкий шум в голове от алкоголя, незаметно переходят к обсуждению злободневных тем с пока ещё малознакомыми соседями. В день рождения Навроцкого главной темой оказалась недавняя победа знаменитого боксёра Виталия Кличко над Одланьером Солисом.

Холодным мартовским вечером все любители спорта стали свидетелями очередной уверенной победы чемпиона славянского происхождения над претендентом из Кубы. Не остались в стороне от этой темы и гости именинника. Активное обсуждение поединка плавно подходило к завершению с общим резюме о непобедимости всеобщего любимца. Именно в этот момент Александр Александрович как-то задумчиво, но достаточно громко произнес фразу, не имевшую конкретного адресата:

– Не знаю, не знаю! Моё мнение: он исчерпал себя как спортсмен и ему пора на пенсию. А соперников ему подбирают слабеньких, чтоб побеждал всегда.

– Вы считаете Солиса слабеньким? – неожиданно откликнулся с вопросом Куций.

Кроликов, не ожидавший, что кто-то отзовется на его брошенную в никуда реплику, тем не менее не растерялся:

– Ну да! Разве это титулованный боксёр? По-моему, он просто вчерашний любитель, неизвестно за какие награды попавший на бой такого уровня.

– А он олимпийский чемпион, трехкратный чемпион мира. Это на любительском уровне, а на профессиональном – подающий огромные надежды боксёр, победивший довольно сильных соперников! Вот поэтому он и стал претендентом на звание чемпиона по версии WBC, – продолжал Куций.

– Что-то я не припомню его боёв с именитыми соперниками! Я о нём-то никогда не слышал! Как-то он слишком тихонько прокрался на спортивный «Олимп», – в свою очередь парировал Кроликов.

– То, что вы не слышали об этом боксёре, вовсе не говорит, что он никудышный. Просто вы, возможно, не очень следите за поединками, – Куций изо всех сил старался оставаться сдержанным и приличным, но сидящий напротив «сухарик» немного начал раздражать.

– Вот в прежние времена, ещё задолго до начала поединка, болельщики прикидывали и очень часто угадывали возможного соперника. Потом долго ждали предстоящего боя, много спорили… А сейчас? Объявили бой и сразу нате! Никакой интриги! Кто соперник? Откуда взялся? Полный бардак!..

– Послушайте, уважаемый! – деликатно перебил Куций, – вы наверняка слышали, что в профессиональном боксе есть несколько версий чемпионата мира! И только четыре являются самыми престижными, особенно WBC. И когда кубинец победил несколько сильных соперников, его личный рейтинг дошёл до уровня боя за звание чемпиона мира, именно по самой престижной версии.

– Нооо, чемпионом по другим версиям он был? – с лёгким ехидством поинтересовался Кроликов.

– По другим не был! Но это необязательно! Рейтинги составляются по другим показателям, – нервозность Куцего становилась заметнее, но он продолжал оставаться спокойным.

– Вот я и говорю! Кто-то составляет эти рейтинги специально под определённого бойца! Чтобы ему попадали заведомо слабые соперники! Ничего не выиграл, а его уже ставят на бой за звание чемпиона! Просто пушечное мясо! Статист на ринге!

– Мясо? Я посмотрел бы на вас, окажись вы там!

– А при чем здесь я? Я не боксёр, я туда не рвусь! Но тот, кто вышел на ринг, должен держать удар и показывать характер!

– Послушайте, уважаемый! Вы считаете, что на ринге в бою за звание чемпиона легко? Вы думаете, что любой сможет там хотя бы раунд простоять?

– Так вот как раз вчерашний и раунд не простоял! Ха-ха. Значит, я говорю правильно! Слабак какой-то!

– Да уймись ты, Сашка! – обратился к разошедшемуся спорщику юбиляр Навроцкий.

– А вы хоть знаете, шо у него травма ноги? И если бы не нога… – вступил в спор резво подорвавшийся сосед Куцого, судя по внешнему виду – из старых дружков.

– Я могу объяснить, как это произошло, – спокойно продолжал Куций, не обращая внимания на вступившего в полемику.

– Прошу прощения! Не все сразу! Мне тяжело сконцентрироваться! Кто со мной говорит? – моментально отреагировал на обе реплики Кроликов.

– Дайте я ему расскажу! – неожиданно с другого края стола поднялся мужчина в военной форме.

Кроме него нашлись ещё желающие объяснить Кроликову досадный эпизод с кубинским боксёром. Казалось, что кроме Александра Александровича все, в том числе и женщины, отлично разбираются в боксе. Гена резко оборвал всех:

– Друзья, дайте мне закончить!

– Благодарю вас! А то в общем шуме я ничего не могу разобрать, – по-дружески произнёс Кроликов.

– Так вот! После боя оказалось, что у кубинца очень сильно травмирована нога. И если бы не нога…

– После боя кулаками не машут! Проигравшие всегда ищут причину поражения!

– Слушай! Я вообще не понял, ты кто такой? – уже с суровым выражением лица спросил Кроликова все тот же сосед Куцого.

– Послушайте! Никогда не начинайте разговор со слов «ты кто» и «я не понял»! Особенно в беседе с медработниками, иначе сразу услышите диагноз, – смело ответил Кроликов, при этом внешне оставаясь спокойным.

– Леша, успокойся! Я сам поговорю с этим товарищем.

Куцего, считавшего тему бокса исконно своей и желавшего доказать свою правоту в диспуте, кажется, начало трясти от нервного напряжения. Повернувшись обратно к Александру Александровичу, всё же пытаясь оставаться спокойным, продолжил:

– Уважаемый! Вы в боксе хоть чуть-чуть разбираетесь?

– А вы? Думаете, вы разбираетесь?

– Если я кандидата в мастера спорта получил, то, вы как думаете, разбираюсь?

– Это ещё ни о чём не говорит, но спорить не стану. Меня волнует другой вопрос. Зачем нам нужен бокс на один раунд? Где зрелище? Где бой равных по уровню подготовки соперников? Где переживания до последней секунды? А?.. Нет ничего подобного! Вместо этого мы смотрим поединок удава с кроликом и восхищаемся! Низкопробное, дешёвое шоу! Лично меня вчерашний поединок разочаровал! Мне очень жаль, что вы, человек, считающий себя профессионалом, не разглядели совершенно очевидных вещей!

После этих слов все присутствующие, как по команде, перекрикивая друг друга, набросились на Александра Александровича в попытке втолковать обратное. Каждый считал своим долгом высказать своё мнение и самостоятельно переубедить недалёкого любителя спорта, по общему мнению, в неправоте своих суждений.

Кроликов поднял обе руки вверх и невозмутимо заявил:

– Так! Давайте по одному, без галдежа! Вот вы. Вы громче всех кричите, – он указал на соседа справа, краснолицего здоровяка, оравшего ему прямо в ухо.

Все утихли, давая высказаться краснолицему.

– Шо вы можете понять? Просто нет нашему Виталику сейчас равных! Он сильнейший! А такие, как вы, завидуют и пытаются его победу грязью облить!

– Я? Завидую? Отнюдь! Я просто против подставных поединков!

– Просто есть такие люди… Вот упрётся, как дурак, в одно… И ты ему шо хочешь говори! Ну нахрена против него слабых выставлять? – опять вклинился в диалог сосед Куцего Леша.

– Не страшно выглядеть дураком, страшно им быть! – почти философски ответил Кроликов и тут же продолжил, – вы даже не представляете, какие деньги в этом всём замешаны! Билеты на сам поединок, права на телетрансляцию, реклама, гонорары. Я молчу о ставках в букмекерских конторах. Нам показывают не бокс, а плохо срежиссированный спектакль.

– Да шо ты, Саша… – это опять именинник предпринял вторую попытку остановить спор и привлечь внимание к главной теме застолья, но его слова тут же утонули в фонтане других голосов.

Новый начавшийся галдеж резким движением руками прекратил Гена Куций. Поднявшись с места, он пристально посмотрел на своего визави и сдержанно спросил:

– Уважаемый, вас как зовут?

– Александр Александрович, – не менее спокойно ответил Кроликов и тоже в упор посмотрел на стоящего оппонента, прищурив глаза.

Гена сделал глубокий вздох и медленно выдохнул. В банкетном зале ресторана, где проходило торжество, была вполне комфортная температура, несмотря на то, что март выдался довольно прохладным. Кто-то из персонала ресторана открыл окна, дабы освежить помещение. В свежем, слегка прохладном потоке воздуха Кроликов отчётливо увидел струи пара, разбегающиеся в разные стороны из ноздрей Куцего.

– О… – Кроликов осёкся, чуть не выпалив: «Ого! Пар из носа идёт, как у племенного быка в морозный день!». Реплика, которая вряд ли бы изменила в лучшую сторону и без того непростые отношения между спорящими. Сравнение с племенным быком подвыпившего Куцего могло стать отправной точкой перерастания диспута из диалектической фазы в жестокое единоборство.

– Очень приятно. Меня Геннадий Борисович, – после паузы представился Куций и продолжил, делая маленькие паузы между словами, – вы вот думаете, наверное, шо самый умный здесь? Вам столько людей пытается объяснить, шо нам нравится то, шо мы увидели. И не считаем себя дураками, проглотившими дешёвую подставу. Но вы всё равно стоите на своём. Вы оскорбляете нас своими словами. Нас большинство. Вы один. Почему вы не прислушиваетесь к мнению других? К тому же здесь присутствуют профессионалы бокса! Я ведь не лезу в медицину! Не лезьте вы со своими взглядами в бокс!

– Вы прям как на партийном собрании времён советского союза. Большинство, меньшинство – ерунда всё это! А по поводу медицины – не соглашусь! Как раз сейчас все грамотные стали и пытаются лечить «на свій хлопський розум» [65]На свій хлопський розум – по своему мальчишескому уму.
. Уж я-то знаю, поверьте. А по поводу того, что мое мнение единственное… меня это не беспокоит. Я всегда имел и постоянно отстаиваю свою точку зрения. И не считаю мои рассуждения ошибочными. Большинство – это просто стадный инстинкт, подражание лидеру. Не хватает сейчас личностей!

Последние слова произвели эффект стартового пистолета. Присутствующие, ощутив себя оскорбленными, в мгновение вернулись в диспут, и успокоить их не мог ни Куций, ни Навроцкий, никто другой. Первые секунды Кроликов вертел головой, как бы пытаясь услышать каждого и каждому ответить. Но убедившись в тщетности своих попыток, впал в состояние атараксии, откинувшись на спинку стула со сцепленными ладонями на затылке и забросив ногу на ногу. Безмятежно наблюдая за возмущёнными гостями, Александр Александрович неожиданно для себя ощутил какое-то странное, до сего неизведанное чувство. Огромный фонтан положительных эмоций, удовлетворение. Он, Кроликов, центр внимания окружающих, предмет всеобщего обсуждения и причина эмоционального всплеска. Такого интереса к собственной персоне со стороны окружающих не приходилось испытывать с детских лет. Пусть, возможно, в негативной роли, но это ерунда. Александр Александрович даже сравнил себя с Робеспьером, выступающим в конвенте против жирондистов. Невиданный прилив эмоций, гордость за самого себя, осознание собственной значимости и при этом никакой стыдливости, только эйфория от скандала, затеянного самим же. Банкет в честь юбилея нейрохирурга Навроцкого превратился в ристалище для безудержных, эмоциональных спорщиков, созданных из обычных людей начинающим провокатором Кроликовым. Александр Александрович открылся для всех знающих его людей в совершенно новом амплуа. До этого всегда тихий и скромный, незаметный человечек доводил почти до истерики публику, пришедшую чествовать юбиляра. Он поднимался с места, взмахивал руками как дирижер перед оркестром, при этом собравшиеся то умолкали, то, наоборот, еще активней голосили; поочередно давал возможность высказаться желающим, словно спикер парламента:

– Друзья! Я повторяю! Давайте по очереди. Я ничего не слышу, когда все говорят! Пожалуйста, давайте вы, к примеру, что хотели сказать? Только говорите кратко и по существу…

Некоторых мог резко перебить на полуслове:

– Достаточно! Мы это уже слышали. Не надо повторяться!

Выступавшие покорно замолкали и потом опять просили право на выступление. Нарушить очередность никто не решался. Чаще всех он перебивал Куцого, сам себе удивляясь, куда подевалась боязнь перед этим бывшим бандитом. Причем делал это с пафосом.

– Что вы заладили: я боксёр, я боксёр! Я хочу слышать аргументированное опровержение моей теории. На моей стороне факты! Я непредвзято и справедливо отношусь к спорту! А вы в свою очередь ангажированы за земляка!

До самого вечера Александр Александрович наслаждался своим положением общественного оппонента, испытывая при этом чувство величайшего удовлетворения. Домой отправился в радостных эмоциях, ни секунды не сожалея об испорченном празднике. Хотя сам он так не считал, для самого Александра Александровиче праздник удался. С этого дня Кроликов стал просто обожать пиршества с многочисленными гостями. Несколько минут он изучал присутствующих, а затем мастерски подбрасывал тему для беседы. Это могла быть теория спасения экономики страны путём увеличения налогового давления на малый и средний бизнес. Либо восхищение финансовыми пирамидами как простым и надежным средством, ведущим к обогащению трудового народа. Излюбленная тема – традиционная и народная медицина, здесь, в зависимости от профессиональной принадлежности окружающих, он неоднократно кардинально менял свою точку зрения. Вечные возбудители противоречий в обществе – спорт и политика, и тому подобное. Подвыпившие люди, втянутые в диспут, до хрипоты в горле доказывали очевидные истины, Александр Александрович упорно не соглашался. Демагог виртуоз доводил втянутых в полемику до состояния, близкого к нервному срыву. В словесной перепалке собравшиеся порой забывали повод для застолья – будь то свадьба, день рождения или поминки. В конечном итоге, составляя списки приглашённых на различные торжества, знакомые и немногочисленные родственники стали как бы невзначай игнорировать Александра Александровича. Серая, беспросветная тоска вновь поселилась на душе у человека, мечтающего стать революционером.

– Вы ко мне? Проходите, – высокий голос человека в белом халате оборвал откровенную беседу идейного руководителя с секретарём.

Прекратив беседу, Ростислав охотно откликнулся на приглашение пройти. В обители главврача царила спартанская обстановка. Судя по всему, хозяин кабинета проводил немного времени за бумажными делами. Шкаф, стулья и другая мебель, скорее всего, появились здесь ещё во времена развитого социализма. Дизайн интерьера подходил больше для процедурной или перевязочной, нежели для помещения с табличкой – «Главврач». Хозяин кабинета и его гость расселись по разные стороны уставшего от времени письменного стола.

– Чем могу помочь? – произнеся эти слова, Кроликов машинально облокотился на стол двумя руками. Перекошенный стол, уже давно не касавшийся пола всеми ножками, с шумом завалился на сторону врача, прижав его таким образом к спинке кресла. Лицо Ростислава моментально переключилось в режим сдержанного радушия, словно человек с рекламного плаката американских агитаторов – с гордым, но очень счастливым взглядом.

– Меня зовут Ростислав, я к вам с несколько необычной миссией. Дело в том, что я в данный момент представляю фонд «Попечительное собрание» и уполномочен сделать ряд предложений вам от лица первых лиц нашей организации, фамилии которых пока должны оставаться в тайне.

– Очень интересно, – рассеянно произнес удивленный врач, – а… что же это за фонд такой? И что от меня надо?

– Это объединенные в одну организацию успешные интеллигенты! Медики, юристы, управленцы, работники образования, деятели культуры и так далее. Хочу сразу заметить – мы не политическая организация и не ставим целей по свержению власти. Ничего противозаконного. И если у нас кто-то заговорит о революции, то только о культурной. Наша цель, мы считаем, что это цель прогрессивной интеллигенции – духовное возрождение нации! Точечно направлять помощь в те места, где паразитирующая нравственная опустошённость распустила свои щупальца. Поверьте, средств и методов для этого предостаточно. Пора собрать умы в единый мозговой центр! Центр, который станет ориентиром для многих поколений наших с вами земляков!

– Звучит, конечно, красиво, – неуверенно произнёс Кроликов, поднял руки со стола и сложил в замок на груди. Стол опять-таки с грохотом вернулся в исходное положение, освободив доктора.

– Одним из эпизодов нашей деятельности станет диалог с реальной властью. Нам есть что сказать, и мы хотим быть услышанными. Если диалог не получится, мы готовы устраивать открытые диспуты, в которых отстоим свою точку зрения. Точку зрения людей, небезразличных к нашему настоящему! И именно в вас, Александр Александрович, мы видим человека, способного стать апологетом наших прогрессивных устремлений.

– Диспуты? – чуть слышно, захлёбываясь воздухом, спросил уже порядком заинтригованный врач, опять положив руки на стол и навалившись на него всем телом. Стол с грохотом вернулся в положение «прижать».

Именно всевозможных коллективных обсуждений и не хватало ему в последнее время. Кроликов не верил своим ушам, удача пришла, откуда не ждал.

– Да! Диспуты. Мы искренне верим, только такой адепт как вы, сможет объяснить позицию передовой элиты представителям власти. Этим краснощёким, откормленным на народном хлебе дармоедам (естественно, Косовский предпочёл умолчать, что именно «откормленные дармоеды» должны составить абсолютное большинство в будущем «собрании»). Скажу вам больше, должность председателя фонда выборная. Но, есть мнение, что именно ваша кандидатура, в случае вашего согласия, конечно, должна стоять на особом положении как кандидата, способного объединить все конфессии нашей непростой интеллигенции.

– Мне кажется, что вы преувеличиваете мои возможности, – засомневался Кроликов, в очередной раз убрав руки от стола, послушно вернувшегося в прежнее положение.

– Да! Это работа, требующая огромной самоотдачи. Не побоюсь сказать – самоотречения! Общественная деятельность утомительна и затратна. Но именно это всегда было отличительной чертой настоящих филантропов, – произнеся последние слова, Косовский сильно подался вперед, подталкивая стол со своей стороны таким образом, чтобы тот вновь прижал Кроликова к спинке кресла. – Решайтесь, Александр Александрович! Вы нужны обществу! Присоединяйтесь!

– Согласен… – тихо просвистел Кроликов.

– Прекрасно! Поздравляю, вы теперь с нами! Я и не сомневался! Сейчас я сильнее приоткрою завесу о деятельности фонда и особенностях нашего сотрудничества,

Ростислав отпустил стол и освободил Кроликова.

У Александра Александровича практически не было сомнений по поводу принятия решения. Ведь это именно то, о чём он мечтал всю свою жизнь. Он видел в Ростиславе ангела, пришедшего с неба с благими вестями. Пока Ростислав раскладывал перед ним какие-то бумаги и пытался посвятить в тайны существования «Попечительного собрания», Александр Александрович мечтательно размышлял о своей новой, абсолютно счастливой жизни!

– Да, вот ещё! – практически в конце своего доклада Ростислав вдруг сделался очень серьёзным. – Вопрос размера членских взносов будет выставлен на обсуждение уже на первом общем собрании, и только тогда мы сможем озвучить цифру.

– Это не имеет никакого значения, – легко произнес мечтающий Кроликов.

– И последнее. Вот список, составленный нашими активистами, – Ростислав протянул заранее подготовленный перечень фамилий, – здесь самые преуспевающие медики! Не могли бы вы пообщаться с этими людьми, если, конечно, знакомы, на предмет членства в нашей организации. Кстати, если кто из списка вам лично не симпатичен – вычеркните его немедленно!

– Что вы? Голубчик! Я знаю здесь всех, – ответил Кроликов, пробежав глазами по списку, – это уважаемые люди. Их репутация не вызывает сомнений. Я с удовольствием переговорю со всеми в ближайшее время!

– Вот и славно.

 

Глава 13

Хозяин «Парфенона»

#i_001.jpg

На очередную встречу основателей фонда Ростислав двигался по городу, постоянно нарушая правила дорожного движения. Опоздание его огорчало, но вовсе не из-за Гриши, к встрече с которым он не успевал, его волнения были связаны с Дианой, странное свидание с которой он боялся пропустить. На одном из участков дороги оказался сильный затор, дорожная бригада ремонтировала встречную полосу, и проезд закрывали многочисленные автомобили, хаотично застывшие перед препятствием. Ростислав вспомнил слова начальника «Облавтодора», утверждавшего, что время для ремонта самых оживлённых трасс выбирается не случайно… Очевидно, кто-то действительно долго изучает интенсивность движения на определённом участке и в самый пик присылает бригаду. Проворность, с которой рабочие расхаживали по ремонтируемому участку, чем-то перекликалась с черепашьими бегами. Особенно выделялся громадный верзила, грациозно поливающий ямы расплавленным битумом из черного чайника – на ум моментально пришло сравнение с балериной, увлажняющей пол балетного зала. Возмущенным эмоциям торопящегося Ростислава не было границ: «Неужели они и вправду получают команду затягивать ремонт, чтобы у людей создавалась иллюзия постоянной заботы об автодорогах». Решение пришло моментально: он направил автомобиль на высокий бордюр и уже через мгновение объезжал образовавшуюся «пробку» по тротуару. «В этой стране любой автомобиль, кроме внедорожника, можно считать бесполезным и неуместным», – с этой грустной мыслью уже без помех идейный вдохновитель добрался к традиционному месту встречи.

Диана с подругой тоже задерживались. Зато, как можно было заметить по посуде за столиком, здесь уже давно расположился Самосвалов, эмоционально рассказывая какую-то историю двоим незнакомым Ростиславу мужчинам. Один, среднего возраста, сидящий между собеседниками, сомнительно улыбаясь, смотрел куда-то вдаль и иногда почесывал левой рукой висок. Другой, интеллигентного вида молодой человек, держа в правой руке не горящую сигарету, а в левой зажигалку, так проникся рассказом Самосвалова, что, кажется, даже забыл прикурить сигарету. Сам же Гриша, потрясая перед собой ладонями с широко расставленными и чуть согнутыми пальцами, словно готовился вцепиться кому-то в шею, с пылом продолжал свой рассказ:

– Я ему говорю: «Хорошо, я не вчерашний, всё понимаю! Готов оказать помощь, так с-сказать, на развитие. Сколько?» Этот ишак берёт бумажечку и аккуратненько так рисует мне единицу с четырьмя нолями. Я говорю: «Ого! Понял вас, молодой человек!» И ухожу. Делать нечего, иду к начальнику. И тут, представляешь? На двери начальника надпись «Савченко В.В.»! Дружбан мой! Мы с ним когда-то, ещё старлеями, на овощном рынке продавцов краденого сахара шугали. Потом он, оказывается, давно ушёл с милиции и расцвёл здесь. З-захожу в кабинет. «Здрасьте!», – говорю. Шо ж у вас, товарищ начальник, за беспредел тут творится? А он мне говорит: «Гриша! Ты шо, с ума сошёл? Своих не признаёшь?» «Другое дело», – говорю. Тут я ему всё рассказал. «Другу, – говорю, – помочь надо». «Не вопрос, – говорит. – Давай помогу». Спрашиваю: «Сколько?» А он мне: «Гриша, ты шо, дурак? Какие сколько? Мы друзья! Я с друзей денег не беру!»

«Господи! Как же они похожи на персонажей картины „Охотники на привале“ кисти Перова», – удивлённо отметил Косовский, усаживаясь отдельно таким образом, чтобы просматривалась вся терраса.

– Теперь представляешь, сколько я тебе с-с-сэкономил? Я тебе говорю – это моя тема! Хорошо, шо ты мене сразу позвонил! Без меня п-пораздаёшь все деньги и голый останешься!

– Григорий Николаевич, сколько я вам должен? – серьёзным голосом спросил молодой человек.

– Давай так! Я всё решу до конца, а потом посчитаем, прикинем, короче обижать не стану.

– Договорились…

– О! Друзья, у меня встреча, н-надо уходить, – Самосвалов заметил сидящего через столик Косовского. – Да! Шось я гроши оставил, в машине, наверное! Витя, рассчитаешься? Потом с меня высчитаешь.

– Да какие проблемы, Григорий Николаевич! Не будем так мелочиться!

Молодой человек наконец-то прикурил сигарету.

– Ну вот и отлично. До свидания.

Через мгновение Гриша важно восседал уже возле Ростислава.

– А вы всё в своём репертуаре, Григорий Николаевич, – Косовскому очень захотелось подтрунить Гришу за бесконечные мелкие аферы, создающие партнеру дурную славу, – мажориков разводите. Вернее, правильней будет сказать – водите несчастных, юных буржуа по коридорам бюрократизма! Вы мне очень напоминаете Ивана Сусанина, только вот у вас цели менее благородные, слишком меркантильные.

– Шо я могу сделать? Попросили п-помочь. Я же не могу отказать! Не бесплатно, конечно, но п-помочь должен…

– Конечно! Оставишь парня в одних трусах, так он ещё и радоваться будет!

– Ладно! То всё ерунда, – Грише удалось перевести разговор в другое русло, – я сегодня одного бывшего сослуживца встретил в экологии, кстати, был там по делам именно этого мажора, так он мне по секрету рассказал про конфликт между их шефом и Сашей Радужным.

– Интересно…

– Он не может узаконить свой кабак. Они работают полулегально! Кажется, это то, шо нам нужно.

– Давай выкладывай подробно…

Довольно противоречивые эмоции появлялись у любого человека, знакомившегося с хозяином ресторана «Любава». Дело в том, что имя и фамилия так же подходили Саше Радужному, как фотографии прославленного шахтера, вышедшего из шахты в каске, перепачканного углем и с отбойным молотком на плече подписи «Изя Соломонович Штольцман»! Его внешность – это готовая копия для карикатур на пожилых мужчин ближнего востока, измученных солнцем и жарой. На вид 50−60 лет, среднего роста, узкие щелочки вместо глаз, огромный орлиный нос и толстые губы, словно два слизняка необычного коричневого цвета. Волосяной покров на голове практически отсутствовал, не считая коротких кучеряшек на затылке и висках. В выражении его лица что-то было крысиное и отталкивающее. Но самая удивительная деталь его внешности – это старый сине-серый плащ, который Саша одевал всегда, невзирая на погоду. За умение сохранять один и тот же имидж на протяжении лет двадцати пяти Саше дали прозвище Вечный Жид. Называли его так еще с тех времен, когда бедный еврей Радужный, работая на заводе инженером, организовал оригинальный бизнес по предоставлению необычных услуг соплеменникам, выезжающим за границу. Суть услуги заключалась в оказании помощи по уходу за могилами умерших родственников отъезжающих. Обычно Саша приходил с грустным видом к потенциальным эмигрантам, уже «сидящим на чемоданах», и часами рассказывал им о долге перед усопшими близкими.

– Не, это, конечно, не мое дело, решать вам. Вам жить, – уже долго уговаривал Саша семью, перебирающуюся в Израиль, – но я считаю, шо два раза в год там надо появиться. Выкосить бурьян, убрать мусор, то, сё. А в следующем году ну хоть какой-то косметический ремонт надгробия надо сделать. Не, можно и не делать, если вам все равно, пусть все рушится к чертовой матери. Но тогда шо скажут про вас, а как ваши дети и внуки после такого отнесутся к вам? Вы об этом подумайте. А я согласен взвалить на себя эту ношу и, прошу заметить, практически совершенно даром. Даже денег сейчас не прошу, потом пришлете, когда уже там обустроитесь, а я вам вышлю фото, где будет видно проделанную работу.

И выезжающие навсегда соглашались. Затея имела колоссальный коммерческий успех, Саше пришлось даже бросить завод и карьеру инженера. А уже через несколько лет бывшие соотечественники Радужного предложили ему возглавить благотворительный фонд «Сочувствие», занимающийся опекой тех, кто не сумел или не захотел покинуть свой дом в поисках лучшей жизни. Попросту говоря, людей преклонного возраста, чьи дети перебрались на землю обетованную и пытаются теперь оттуда исполнить свой сыновий долг. С неимоверным энтузиазмом Радужный взялся за сложное дело формирования и распределения продовольственных пайков. После такого поворота в карьере Саши в городе появился неизвестно кем придуманный слоган «Саша Радужный – опекун живых и мертвых». Теперь он стал уважаемым человеком – председатель фонда, офис, штат подчиненных и, самое главное, огромная популярность среди бабушек и дедушек. А, как считают социологи, именно пенсионеры – самая активная часть электората. И это обстоятельство спровоцировало в Сашином мозгу мысль об участии в предвыборной кампании: «На мэра, пожалуй, не хватит голосов, а вот на депутата городского совета… Здесь можно попробовать». Офис фонда стал одновременно и штабом предвыборной кампании кандидата Радужного. Получая бесплатные сахар или гречку, пенсионеры выслушивали агитационные рассказы о неимоверном трудолюбии кандидата, о трудностях, с которыми ему и возглавляемому им фонду приходится сталкиваться каждый день, преодолевая бюрократические препоны чиновников. Самого же себя Саша Радужный в выступлениях позиционировал как бескорыстного филантропа, идущего во власть, преследуя исключительно благородные цели:

– Вы все прекрасно знаете, шо мне лично ничего не надо. Мне и так хорошо, Слава богу! Но есть вопросы! Почему помещение для фонда нам выделили на окраине города? Почему не в центре? Ведь старикам туда удобней будет ездить. А почему такое маленькое? Нам надо раз в пять больше. И, главное, почему в местном бюджете нет статьи о финансировании нашего фонда? Почему городские власти остаются безучастными к судьбам тысяч жителей нашего города? Нет! Сейчас они меня не слышат, но пусть попробуют не услышать, когда я стану депутатом! Шутка ли сказать – посланЕц народа! – слово посланец он произнес с ударением на букву е и многозначительно поднял указательный палец вверх. – Вот тогда пускай мене ответят!

Бабушки на выборах не подвели. Радужный стал депутатом городского совета, где сразу с головой ушел в работу и вскоре возглавил комиссию по земельным вопросам. Место, как утверждают другие народные избранники, прибыльное, хоть и хлопотное. Благотворительным фондом и любимыми бабушками теперь занимались заместители, самого же Сашу стало заботить исключительно собственное благосостояние. Не прошло и года, как в собственности у Саши оказалось здание столовой обанкротившейся обувной фабрики, где новый хозяин решил сделать маленький уютный ресторанчик.

– Ой! Таки это одна головная боль! – жаловался новоиспеченный ресторатор всем знакомым при встрече. – Эти повара воруют, эти официанты бестолковые, они даже сдачу посчитать не могут! Не хватает никаких нервов! Я не рад, шо вляпался в это дело! Но ресторан сильно хотела Софочка – моя жена! Я сказал: «На, бери, занимайся, я не хочу даже про это слышать!..» Я вам скажу – это одни растраты, одни только заботы, один только геморрой от этого кабака!

Но, несмотря на постоянные жалобы о никудышней прибыльности, ресторан всегда работал и даже процветал. Мало того, он стал увеличиваться в размерах самым невероятным способом. Саша, как председатель комиссии по земельным вопросам, легко добился разрешения на открытие летней площадки перед стеной своего заведения – кстати, идентичной по площади. «Летник» построили основательно и, как показалось несведущим, необоснованно дорого. Под невысокий парапет, окружающий площадку с трех сторон, зачем-то построили мощный и глубокий фундамент, а добротную тяжелую кровлю поддерживала отлитая из бетона группа колонн. Разгадка наступила осенью, с приходом холодов – посетители исчезли и тут вновь появились строители. Парапеты достроили до самой крыши, появились окна, двери, и летняя площадка очень быстро превратилась в еще один зал ресторана. Все как-то получилось медленно и постепенно, не внезапно и нагло, что вызывает раздражение, а как-то так, будто само собой разумеется. В общем, никто не возмущался, и нововозведенную недвижимость по-тихому узаконили. По этой же схеме старое здание заводской столовой застроилось еще с двух сторон и теперь оказалось в центре новостроек. Огромное помещение получилось каким-то несуразным и неудобным, как дом в доме. Большое количество относительно небольших помещений не давало возможности проведения крупных мероприятий с привлечением артистов и музыкантов. А появившаяся традиция устраивать свадьбы человек на 300–600, мода на проведение огромных корпоративных вечеринок, да и всегда полупустой кабак – все это угнетало хозяина. Тогда Радужному пришла в голову смелая мысль убрать старые стены, оказавшиеся в середине, и сделать огромный банкетный зал. Технически осуществить эту идею оказалось сложно, на этих стенах держалась кровля здания, но Саша был одержим идеей постройки самого большого и красивого ресторана с эстрадой.

Уже давно не стесненный в средствах, он затевает долгосрочный и дорогой ремонт с переносом капитальных стен и полным изменением облика своего детища. Строителям пришлось изрядно потрудиться, они аккуратно и поэтапно разбирали стены старой столовой и выстраивали на их месте тонкие железобетонные опоры. В итоге получился огромный зал с п-образной колоннадой в середине, что привело к неожиданным решениям в дизайне интерьера. Открытие этого кабаре обещало стать событием года для всей культурной жизни области. Но из-за одного Сашиного промаха открытие постоянно переносилось на более поздние сроки. Как говорил сам Радужный – на потом. Расстраивая своё детище, Саша случайно, ненарочно, исключительно дабы соблюсти симметрию здания залез буквально сантиметров на пятьдесят в соседский частный двор. Хозяйкой двора оказалась старушка «божий одуванчик», в общем-то не сильно враждебно настроенная к новому строительству. Как говорится, вопрос был плевый. Достаточно было помочь бабушке материально или отремонтировать старый сарайчик, «прорепетировать» заборчик, что-нибудь простое, но с проявлением уважения. Вместо этого Радужный вдруг решил урегулировать вопрос старым, проверенным способом, а именно – отправил своих подчинённых к неуступчивой хозяйке с килограммом риса и пакетом сахара. Пожилая женщина вернула «дары» обратно, расценив эти подаяния просто как оскорбление. А в ответ на свои претензии получила предложение отправиться в краткосрочное эротическое путешествие, что вызвало у неё приступ возрастной депрессии. Заступиться за мать-старушку вызвался единственный сын, служивший чиновником средней руки в службе экологического контроля соседней области. Подав материалы в суд на хама-землезахватчика, единственный защитник пенсионерки наивно ожидал справедливого возмездия. Суд, к всеобщему удивлению, принял сторону Радужного и признал постройку законной.

Однако, радость победителя оказалась недолгой. Примерно через год новым руководителем государственного областного управления по охране природной окружающей среды стал назначенный министерством чиновник, пришедший как раз из той соседней области. Как впоследствии оказалось, закадычный друг сына оскорблённой пенсионерки. Совпало так, что именно в этот период Радужный оформлял документы для открытия ресторана, обращаясь в различные инстанции за разрешением к началу деятельности. До встречи с представителями самой природолюбивой инспекции все проходило относительно хорошо, а вот здесь возникла неожиданная загвоздка. Акт, полученный Радужным от экологов, перечёркивал все надежды ресторатора на существование «Любавы». Это был не просто любопытный документ. Авторам удалось так расставить акценты, что техногенная катастрофа областного масштаба – это минимум, к которому приведет открытие ресторана в данной точке города! Старая столовая, работавшая здесь ещё с советских времён, при полном попустительстве нерадивых коммунистических чиновников, уже и без того нанесла непоправимый вред уникальному природному парку, расположенному на берегу реки в непосредственной близости от перестроенного заведения. Открытие же нового ресторана, как источника нечистот, отходов и других образований, связанных с жизнедеятельностью человека, повлечёт за собой нашествие грызунов и мелких хищников, что, в свою очередь, отрицательно скажется на экологической обстановке и уничтожит единственное в регионе гнездовье серой цапли – уникального вымирающего вида.

Читая акт, казалось, что стихийный могильник для радиоактивных отходов, устроенный на этом месте, принёс бы гораздо меньше вреда флоре и фауне района, нежели кабак с эстрадой. Нарушения, изложенные в акте, опирающиеся на статьи водного и земельного кодексов, стали основанием к неутешительному выводу – о невозможности существования пункта общественного питания в помещении, принадлежащем гражданину Радужному. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, откуда дул ветер или, как правильней сказать, откуда цапля прилетела. Изменить ситуацию теперь могла только встреча с главным государственным инспектором службы экологического контроля области, но найти того, кто мог бы стать посредником в переговорах, оказалось нелегко. Оставалось только занять выжидательную позицию и методично искать возможность познакомиться с неуступчивым чиновником.

– Он перестроил старый кабак, осталась только одна подпись этого экологичного светилы, и работай! Но! Светило упёрся и неизвестно чего хочет. Радужный ищет возможность подойти поближе к этому чинуше, – Гриша продолжал делиться впечатлениями от встречи с бывшим коллегой.

– И тут тебе пришла в голову дерзкая мысль… – догадался Ростислав.

– И тут я понял, шо мы можем устроить шикарный банкет за счет Вечного Жида! Если, конечно, поможем ему. Твоя задача уболтать эколога присоединиться к нашему детищу, а моя – убедить Сашу, шо единственный шанс подружиться с экологом – это фонд «Попечительное собрание». Как план?

– Придумано идеально. Соображаешь!

– А ты говоришь, шо я дурак! – перешёл на шутливую интонацию Самосвалов.

– Что ты? Гришенька! Никогда так не говорил, – в свою очередь отшутился Косовский и задумчиво продолжил, – вот только как уболтать этого эколога?

– Не знаю. Думай по ходу. Известно про него мало. Зовут Владимир Юрьевич Аполлонов. Он пришлый, тут его никто не знает. Мой знакомый говорит – не пьёт, не курит, в церковь ходит да в кабинете сидит до самой ночи. Мечтает попасть в столицу, в министерство. Одним словом, карьерист, каких много.

– Взятки берёт?

– Взятки не берут только те, кому их не дают! Конечно, б-берёт! Но очень аккуратно и только от тех, с кем сам успел познакомиться.

– Весёлый субъект! Теперь ясно, почему Радужный не может на него выйти напрямую.

Ростислав, как по чьему-то приказу, повернул голову в сторону и увидел входящую на террасу Диану. На мгновение их глаза встретились. Ростислава передернуло, словно по телу пропустили электрический ток. Диана появилась так же неожиданно, как повестка в армию, которую, как известно, всегда приносят совершенно внезапно при наступлении призывного возраста. Она пришла одна, что означало редкую возможность для знакомства тет-а-тет. Решение мгновенно действовать, пока не появилась подруга, давалось нелегко – робость сковывала движения возрастного Ромео. Для храбрости ему захотелось махом опустошить стакан с виски. Рука уже потянулась за бокалом, но внезапная мысль остановила движение: «Если она это увидит, то подумает, что я алкаш! Лучше кофе». Злую шутку сыграло волнение с Ростиславом. Он поднял чашечку с горячим кофе и, не успев в подсознании переключиться с холодного алкогольного напитка на горячий тонизирующий, отпил большую порцию. Ощутив в глотке боль от кипятка, выпучив глаза и скорчив рожу, он инстинктивно чуть не выплюнул горячую жидкость на сидящего перед ним Самосвалова. Лишь осознание последствий содеянного заставило его с трудом сдержаться, сконфузиться на глазах у Дианы равнозначно самоубийству. Спасение оказалось рядом – таким же резким движением он отправил ледяной виски охлаждать горячий кофе. Все эти странные движения, выпученные глаза, надутые щёки забавно смотрелись со стороны. Наблюдающий за процессом Гриша деликатно поинтересовался:

– Ростик. Ты нормальный?

– Да, Гриша, я нормальный! Просто глоток кофе очень большой сделал, – нервно, даже раздраженно ответил соратник.

О знакомстве с Дианой уже не могло быть и речи. Косовский здорово расстроился и решил немедленно исчезнуть:

– Давай, до завтра! Здесь, в то же время!

– Хорошо.

Самосвалов появился у Радужного как раз после очередного переноса торжественного открытия, изменившего облик ресторана. Они одновременно подъехали к «Любаве» и встретились на автостоянке. Саша одарил Гришу равнодушным взглядом, тем самым подчеркивая свое нынешнее положение и отставной статус бывшего милиционера.

– Здравствуй, Сашенька! – радостно, почти по-родственному произнес Самосвалов.

– Привет, Гриша, как у тебя дела? Ты ко мне по делу? Или просто так, посидеть? Так еще рано, через недельку-другую открытие, вот тогда и заходи.

– Та не, я по делу. Я банкет хочу заказать.

– Ух ты! Жениться ты вряд ли будешь. Поминальный обед, что ли, заказывать будешь? Пойдем ко мне в кабинет.

– Та не, у меня тут дело серьезное…

Оба отправились к центральному входу «Любавы». Едва пройдя вестибюль, Самосвалов остановился у входа в главный зал и многозначительно произнес:

– Ого! Оригинально.

Внутреннее убранство современной «Любавы» не могло не поразить воображение даже такого ценителя прекрасного, как Гриша – человека, не только ничего не понимающего в интерьерах, но и вообще лишенного всякого чувства эстетизма. Слегка сконфуженный хозяин тут же принялся бубнить в оправдание:

– Ой! Шо тебе сказать, Гришенька, я отдал сюда все свое здоровье, все нервы, про деньги я молчу. И все тебя хотят намахать, как последнюю сволочь. Мы с Софочкой наняли дизайнера, вроде хороший парень, вроде порядочный… Хотя где вы видели теперь порядочных? Он пришел, посмотрел, сказал, шо будем делать древнюю Грецию: античные колонны там, расписные стены, ну и все такое. Сказал, сколько будет стоить его работа. Меня все устроило, хотя и дорого, вообще не понимаю, за шо он берет такую кучу денег, он же ни хрена не делает по большому счету. Я сказал: «Грецию, так Грецию. Работай, мне надо уехать». И мы с Софочкой уехали по делам на юг. Приехали через три месяца, все вроде хорошо, – он указал на расписные в античном стиле стены и мощные, цилиндрические колонны, стоящие практически повсюду, декорированные под древнюю Грецию, – но не сделан потолок. Я ему говорю: «Где потолок? Почему ничего не делается?» А этот проходимец отвечает, шо потолок – это по отдельному эскизу и за другие деньги! Не, он наверно подумал, шо я идиёт и буду платить ему просто так. Я прогнал его, не заплатив ни копейки. Будет знать, кто такой Саша Радужный, и не будет говорить мне, шо за потолок мы не договаривались.

На самом деле дизайнер, работающий в «Любаве», действительно пытался воссоздать атмосферу мифов древней Греции. По его оригинальному замыслу, проходящая через зал п-образная колоннада должна была поддерживать красивый, многоуровневый потолок со сложной системой арок и оригинальной подсветкой.

– Мне посоветовали другого, вроде нормального. Хотя как дизайнер может быть нормальным? Я ему все показал и рассказал о проблеме, он мне говорит: «Я все понял, ща все сделаем, все будет красиво». Он делает вот это, – Саша на секунду поднял руки вверх и указал на идеально ровный темно-синий потолок, – красиво и недорого, но это не то, а он мне говорит: «Стены придется закрасить, а колоннам придать неправильные угловатые формы и выкрасить под натуральный камень, здесь теперь будет Стоунхендж». Я ему говорю: «Ты шо, придурок? Знаешь, во сколько мне все это обошлось? Я тебе сейчас закрашу, я тебя самого закрашу. Иди на хрен со своим Стоунхенжем». Этого я тоже погнал.

Второй дизайнер, пытавшийся оформить интерьер под Стоунхендж, начал с натяжного потолка с эффектом бесконечности, установив огромное количество лампочек, имитирующих звездное небо. Идея действительно была оригинальной, а самое главное – тоже подходила под существующее строение. Но переделывать все по-новому Радужный не хотел. Теперь нарисованные античные герои, красивые колонны, поддерживающие… ночное небо, хаотично расставленные столы с белыми скатертями напоминали развалины древнего Парфенона.

– Слухай! Всё понимаю! А до чого тут название «Любава»? – издевательски поинтересовался Гриша.

– Гриша! Не надо умничать, тебе это не идёт! «Любава» – это уже бренд! Ресторан всегда так назывался и будет называться. Менять название сейчас глупо. А то, шо не отвечает интерьеру, так то ерунда.

– Ладно, не сердись. Д-давай по делу. Мне нужно устроить банкет в честь презентации благотворительного фонда. Имей в виду, здесь будут присутствовать очень уважаемые люди. Я так думаю, человек на сто.

– Замышляешь какую-то аферу?

– Ч-чего это вдруг? Это реальный фонд и мои друзья. Попросили меня поговорить с тобой. Я к этому дела не имею!

– Понятно. А то я думаю: благотворительный фонд, ты и банкет на сто человек… Афера аферой! Я на этой ниве проработал долго и, поверь, всё знаю! Там не до банкетов. Тем более на сто человек! – в голосе Саши просквозила лёгкая ирония.

– Та шо ты сравниваешь? Эти хлопцы собираются делать большое дело! Это тебе не сахар с гречкой распределять среди бабушек и дедушек, купленные на пожертвования израильских толстосумов! – вскипел в свою очередь Гриша.

– Ладно! Не шуми! Мне нет никакого дела до вашего сборища! Как по мне, так хоть «рыцари круглого стола» или ещё шо-нибудь. Присядем тогда в зале, здесь нам будет удобнее обдумать схему расстановки столов. Будем делать дорого, красиво или простенько и бюджетненько?

– Будем делать бюджетненько, но очень красиво! Как для себя, Саша! Здесь будет присутствовать мэр и кое-кто из министерства!

– Не сомневался, шо ты так скажешь. А шо ты меня мэром пугаешь? Он у меня частым гостем был на старом ресторане! Да и министров я не боюсь! У меня отменная кухня, все хвалят! Вот, возьми, посмотри меню и переходим к делу.

Самосвалов, прекрасно разбирающийся в ресторанном бизнесе, листая красивый бювар, пробежал глазами по разблюдовке.

– Смотрю, ты очень быстро хочешь стать м-миллионером? Такие цены з-завалил.

– Гриша! Это нормальные цены! Ты ещё не видел, шо такое дорого! Давай писать кушанья, оставь пока в покое цены!

– Сделаешь мне скидку? Процентов семьдесят…

– Ты сошёл с ума? Где ты видел такие скидки?.. Пять…

Расчёт за банкет вообще не входил в планы Самосвалова, максимум – задаток. А после оказания услуги выкачать деньги у бывшего милицейского начальника – дело безнадежное. Но, чтобы Радужный не заподозрил неладное, Самосвалов решил самоотверженно торговаться. Ведь не торгуется только тот, кто не собирается платить.

– Так где ты придумал такие цены? Я тебе принес такой заказ! Тут будут такие люди! Ещё непонятно, кто кому должен заплатить. Шестьдесят…

– Да пусть хоть весь кабмин во главе с премьером! Я шо, всех бесплатно кормить должен? Гриша! Здесь тебе не пункт раздачи хлеба бедноте!

– Я смотрю, ты хорошо на этом пункте заработал в своё время, – Гриша демонстративно обвел взглядом помещение ресторана.

Аллюзия на деятельность Радужного в фонде «Сочувствие» вызывала у последнего негодование.

– Гриша! Если ты пришел оскорблять меня, то лучше давай разойдёмся по-хорошему. Пока мы не наговорили друг другу глупостей.

– Ладно, ладно! Не обижайся! Пятьдесят…

– Пятнадцать! И то, только потому, шо я не люблю торговаться!

– Сорок и бьём по рукам! Мы ведь друзья!

– Двадцать! Раз оказалось, шо мы друзья! Почему, не понимаю, как только я слышу слово друзья, то это сразу означает, шо мой кошелёк должен сильно похудеть?!

– Ты знаешь, почему я, будучи м-ментом, никогда тебя не трогал? Хотя, поверь, на тебя можно было много накопать.

– Не знаю и знать не хочу! Шо ты мог накопать? У меня всё по-честному!

– Да? Может, тебе рассказать, под что тебя выделяли землю, на которой ты настроил эти дворцы? Тридцать и давай прекратим этот идиотский торг!

– Согласен, – упадническим голосом произнес Радужный, – только потому, шо, будучи в форме, ты таки не был прохиндеем. А это всё я уже давным-давно оформил как положено! Так шо сведения у тебя устаревшие.

– Другое дело! Теперь переходим к деталям нашего застолья. Вот, к примеру… салат из квашеной капусты, – задумчиво произнес Гриша, увидев самую дешёвую позицию в меню.

– Отличный выбор, – саркастически заметил Саша, – и на стол поставить не стыдно, и сожрут – не жалко!

– Ладно, овощные салаты на твой вкус, тут я тебе доверяю. А вот холодные закуски надо смотреть…

– Обязательно возьми фаршированную щуку!

– Щуку нафиг! Очень дорогая, даже с учётом скидки.

– Тогда возьми заливную рыбу…

– Кто сейчас ест заливную рыбу? У нас другого формата мероприятие! Это тебе не свадьба!

– Так шо? Рыбы на столе не будет? Я ещё не видел такого бедного стола! Рыбные блюда – это изюминка моего ресторана! Мою рыбу знают даже в Хайфе! Гриша! С тебя все будут смеяться.

– Ладно, хорошо! Рыба заливная…

– И фаршированная… – продолжил Радужный

– И фаршированная, – согласился Самосвалов.

– Тогда ещё форшмак и, думаю, по рыбе будет достаточно.

– Ладно, Саша, бери и занимайся этим сам! Я смотрю, ты всё равно всучишь мне то, шо сам захотел!

Гриша разочарованно бросил на столик меню и отвернулся от Радужного.

– Вот так бы и сразу! А то начал тут умничать. Я всё равно буду накрывать стол из расчёта сто долларов на человека.

– Не многовато?

– Нормально!

– Это со спиртным?

– Конечно.

– Я надеюсь, не с дешёвой водкой? Мне не будет стыдно перед собравшимися гостями?

– Могу еще кое-что предложить! У меня повар очень квалифицированный, может сделать что-нибудь оригинальное, шутку какую-то. Подойдет?

– Слушай, кулинарный шутник, делай шо хочешь, только все должно быть на самом высшем уровне – здесь соберутся такие люди! – Гриша по обыкновению поднял указательный палец вверх.

– Можешь не сомневаться! Мне не в первый раз проводить такие мероприятия. Так, а шо это за «Союз меча и орала», – как бы между прочим поинтересовался Радужный.

– Это организация, куда могут попасть только люди из высшего общества! Так сказать, элита, бомонд если хочешь. А с-собираются вместе для благотворительной деятельности.

– Шо-то очень неправдоподобно.

– Шоб ты себе знал, помогать нищим – любимое занятие аристократии.

– Это я знаю! Но когда благотворительный фонд создают сами нищие! Тут мне становится непонятно!

– Почему ты решил, что этот фонд создают нищие?

– А где ты в нашем городе нашёл аристократов? Бомонд, как ты их называешь. В городе, который появился на карте чуть больше пяти сотен лет назад только потому, что кочующие цыгане встретили на этом месте торгующих евреев! Тут-то всё и началось! А теперь, оказывается, у нас появилась аристократия! Откуда?

– Ну, может, это и не аристократы! Но те, кто шо-то мо-может, будут здесь! Для тех, кто попадёт в этот узкий круг, решать вопросы станет легче.

– Я и так решаю вопросы. Всё-таки депутат городского совета.

Самосвалов заметил Сашину заинтересованность и решил во что бы то не стало не упускать шанс проведения презентации за ещё меньшие деньги.

– Может, и решаешь. Но не все и не з-запросто! А здесь всё будет по принципу круговой помощи. Если ты из своих, значит, к тебе привилегированное отношение. К примеру, надо поставить печать на каком-то документе в какой-нибудь службе. Ты сразу ищешь знакомых, через которых передаешь взятку, и тебе ставят печать. Здесь же всё по-другому! Члены клуба, такие же, как и ты, помогают друг другу. Здесь и главврач санстанции, фискалы, коммунальщики, экологи, таможенники, ну и так далее. Спокойно подошёл, и все проблемы исчезли. И денег никто не возьмёт – неприлично. А депутат городского совета – это так, журналистов местных газетёнок попугивать.

– То есть под видом сердобольных дядечек собираются…

– Собираются те, кто может пригодиться друг другу в любой момент, – закончил Гриша, чтобы Радужному стала понятна суть.

– Теперь понятно. Только, думаю, вряд ли что-то из этого получится. Не пойдут туда власть имущие. Они и так друг друга знают.

– Уже пошли! И много.

– Кто, например?

– Я мало знаю, до официальной презентации они держат это в секрете! Но слыхал, что публика там подбирается серьёзная: Швейбиш из облрады, Аполлонов из экоконтроля, еще какие-то «шишки». Сам посуди – на сто человек «поляну» накрывают!

Услыхав знакомые фамилии, Радужный подозрительно прищурился, вглядываясь в глаза Самосвалова. Этот всплеск интереса не остался незамеченным для ветерана оперативно-сыскной работы: «Сейчас ты сам начнешь проситься, ты уже наш!».

– И что нужно, чтоб туда попасть? Мне не надо, просто интересно… – пытаясь скрыть заинтересованность, спросил Радужный.

Внутренним чутьём Саша прекрасно понимал, что это не совсем то, что пытаются преподнести на всеобщее обозрение общественности отцы-благодетели загадочного фонда. Но одно ему стало понятно – надо держаться очень близко возле этого проекта. Если здесь и вправду соберутся власть имущие, то оказаться в стороне равносильно гибели.

«Клюнул!» – обрадовался Самосвалов, естественно, не подавая виду.

– Если честно – я сам толком не знаю. Знаю только, если кто на старте помогает чем-то, то тех сразу в президиум рекомендуют. Хотя туда будут выбирать на общем собрании. Один, например, помещение под офис фонда выделил – старый кинотеатр. Другой ремонт берёт на себя… Короче, если поможешь с банкетом, думаю, твоя кандидатура будет вне обсуждения.

– Так я и думал! Нет! Ни с чем я помогать не буду. Пусть платят, как все остальные.

– Не торопись с выводами! Думаю, когда ты увидишь, кто соберётся в этом зале, а ты увидишь, то тогда поймешь, надо тебе быть среди этих людей или нет.

– Нет, Гриша! Даже не уговаривай! Меня это не интересует.

– Я? Уговаривать? Та мне пофиг! Ты меня знаешь! Просто всем хочу помочь! Помогаю им, помогаю тебе! Хоть спасибо потом скажите, мне же денег не надо!

– Ладно, я ещё над этим подумаю и потом скажу. Вернемся к нашим баранам. Давай задаток, – Радужный резко переключился к более главной для него на этот момент теме.

Самосвалов послушно достал из кармана купюру и положил на стол.

– Шо это? – недоуменно спросил Радужный.

– Задаток, – уверенно выпалил Гриша.

– Сто баксов? Ты делаешь заказ на десять тысяч, а приносишь сотню?

– А сто баксов, смотрю, для тебя уже не деньги? Кажется, ты зажрался, Сашенька! Просто у меня сейчас больше нет. Потом принесу! Ну если не хочешь брать…

Гриша протянул руку, чтобы забрать деньги. Молниеносная реакция Радужного помешала ему это сделать. Сашина рука, подобно кобре, кусающей в броске, мгновенно подхватила купюру и опустила в карман плаща. Самосвалов успел лишь хлопнуть по тому месту, где мгновение назад ещё красовался стольник.

– Не забудь принести остальные деньги минимум за неделю до фуршета. А то всё отменю.

«За неделю до банкета ты будешь уже в наших рядах. И платить не придётся вообще», – радостно отметил Самосвалов и очень серьёзно произнёс:

– Замётано! Ты меня знаешь! Не подведу.

 

Глава 14

Страж природы

#i_001.jpg

В эту ночь Ростислав не сомкнул глаз. Во-первых, побаливало горло, а во-вторых, пришлось долго искать в интернете что-нибудь оригинальное, что могло бы заинтересовать молодого, рьяного чиновника, мечтающего сделать головокружительную карьеру. Осечки в беседе с Аполлоновым быть не должно, иначе под угрозу срыва попадал план, так мастерски разработанный Гришей. Ростислав нервничал, не находя подходящую идею, правильное направление в беседе с Владимиром Юрьевичем. Самое неприятное, что за весь период его работы в городе он не обзавелся друзьями и никто не мог дать ему хоть какую-то характеристику. Как будто приехал сюда временно, как на перевалочный пункт перед столицей. Понятное дело, беседа предстояла непростая, такие «птицы» летают высоко, но мечтают подняться еще выше. «Уж очень он похож на обыкновенного карьериста, – рассуждал идейный вдохновитель, – нужно предложить ему такой резкий взлет, чтоб дух захватило, чтоб страшно было даже подумать!.. Но как может общественный деятель обещать карьерный рост государственному чиновнику? Впрочем… Кое-что придумать можно…»

Утром вооруженный идеями Косовский уверенно переступал порог главного логова начальника Государственной экологической инспекции. Интерьер рабочего места, как одна из главных характеристик его хозяина, внешне выглядел строгим и лишенным излишеств. Самый типичный офис преуспевающего государственного мужа – не бедненько, но и без огромного количества дорогих, но бесполезных подарков, подносимых в виде узаконенной взятки типа картин, дорогого алкоголя, напольных ваз, статуэток и кучи другой ерунды от тех, кто, сильно набиваясь в друзья, постепенно захламливает кабинеты иных руководителей, обожающих подношения. Здесь же, за современным, оригинальным по конструкции, столом стояло простенькое кожаное кресло и несколько небольших офисных стоек для папок с документами. Стульчики, приставленные с другой стороны стола для посетителей, так удачно вписывались в интерьер, что при беглом взгляде их можно было и не увидеть. В небольшом по размерам помещении царило ощущение простора и легкости. Одна лишь деталь казалась из ряда вон выходящей – на стене, чуть ниже портрета президента, висел лист-благодарность, подписанный самим гарантом конституции. «За самоотверженную работу», «весомый вклад», «на страже природного достояния народа», – Ростислав бегло пробежал по строкам. «Интересно, сколько ему это стоило? Наверное, кучу денег отвалил», – закончить рассуждения ему не дал Аполлонов:

– Присаживайтесь.

Коротко и лаконично, при этом удостоив Косовского лишь коротким взглядом, сосредоточив внимание на каком-то исписанном листе бумаги. Владимир Юрьевич, как и многие другие высокие чины его уровня, не очень любил посетителей, вечно просящих помощи в решении своих маленьких, ничтожных проблемок. Косовский уверенно уселся, упершись локтями в стол, он дотронулся всеми пальцами левой руки к пальцам правой, и с видом президента огромной страны приступил к беседе:

– Владимир Юрьевич! Я представляю интересы благотворительного фонда «Попечительное собрание», недавно созданного в нашем городе и динамично набирающего обороты. Основная идея нашего фонда – это улучшение жизненной ситуации в тех местах, где государственная машина либо не смогла, либо не успела изменить обстановку. Мы собираем под свои знамёна влиятельных людей, готовых потрудиться на благо родного края, у которых на данный момент по каким-либо причинам связаны руки. Идея такова – вместе мы сможем много…

– Я так понимаю, раз фонд, значит вам нужны деньги? Боюсь вы не по адресу пришли. Государственных денег я вам дать не могу, а моя зарплата не настолько большая, чтобы спонсировать фонды, даже если у них очень благовидные цели.

Перебивая говорящего, Владимир Юрьевич продолжал внимательно изучать документы, лежавшие на его столе, чем чётко дал понять – данная тема совершенно ему не интересна. И только закончив говорить, одарил Косовского беглым взглядом. Взглядом, который на языке жестов больших чиновников означает «До свидания», или проще – «Вы свободны».

– Деньги нам, конечно, нужны, но я не за этим! Членами нашего фонда стали многие известные люди. Фамилии, естественно, я называть не стану по понятным причинам. Есть мнение среди активистов фонда, что вы не только украсите своим присутствием нашу организацию, но и сможете сделать много полезного на благо нашего края. Я, собственно, пришёл сделать вам официальное предложение.

Аполлонов, не отрываясь от своего занятия, медленно и задумчиво произнёс:

– Думаю, вы напрасно потратили время. Меня это не интересует. Я не верю всяким фондам… и тому подобному. А ещё и самому туда пойти! Нет! Это не для меня. Думаю, разговор окончен.

– Если разрешите, ещё минуту вашего внимания. Почему именно вы? Дело в том, что одно из наших направлений – это защита природы! Но не в том понимании, как это делает ваша контора. Это не государственное направление, а несколько иное.

Косовский намеренно назвал государственное учреждение, руководимое Аполлоновым, конторой, провоцируя в собеседнике хоть какие-то эмоции.

– Послушайте! Я защищаю природу, как вы говорите, с восьми утра до десяти вечера каждый день! Вы думаете, что мне этого не хватает, и хотите предложить ещё и после работы немного поработать в вашей конторе? Нет уж! Увольте!

Владимир Юрьевич, в свою очередь, не остался в долгу и тем же ответил. Однако, в этот день Ростислав чувствовал в себе огромный потенциал, и решение брать инициативу в свои руки оказалось верным. Его следующее выступление было великолепно:

– Одним из наших партнеров за границей является Межконфессиональная миссия «Христианское социальное служение» в партнерстве с Представительством Программы развития ООН и Программой малых грантов Глобального экологического фонда. Проект финансируется из средств, предоставленных ведущими нефтедобывающими компаниями, а также при финансовой поддержке резиденции высшего духовного руководства римско-католической церкви. Конечной, целью есть не только вовлечение населения в природоохранную деятельность, но и формирование экологической культуры в массах. Своей основной и первостепенной задачей Фонд видит формирование свободного и созидательного духовно-нравственного мировоззрения людей на основе православной христианской концепции. Это возможно только при условии формирования данного мировоззрения у каждого индивидуума, создания возможностей активного сознательного участия каждого человека в поддержании благоприятной соответствующей среды жизни и обитания. Для этого нам, нашему фонду, пока единственному партнеру на территории бывшего СССР, предложено разработать программу реализации целей Межконфессиональной миссии «Христианское социальное служение» в наших странах под названием «Наш храм – природа». Как вы понимаете, для этого нужен компетентный специалист, способный в наилучшем виде представить детальный план осуществления программы.

Аполлонов оторвался от бумаг и с лёгким недоумением смотрел на гостя. Последние слова его заинтересовали. Такая пламенная и яркая речь никого не может оставить равнодушным. Косовский, почувствовав слабинку собеседника, решил не останавливать свой спич:

– Это непростое и очень ответственное дело! Работа, требующая самоотречений! Необходимость доносить общественности информацию о важности сохранения природных ресурсов подтолкнула авторов идеи на поиск партнеров во всех уголках планеты. Как я уже говорил, здесь это право досталось фонду «Попечительное собрание».

– Понимаю. Но не знаю, готов ли я к этому, – уже не так категорично продолжал сопротивление чиновник.

– Кто, как не вы, сможет взяться за сложнейшую задачу поднятия уровня самосознания граждан до полного переосмысления каждым индивидуумом своего предназначения для окружающей среды. Вы! Человек, не просто одухотворённый, я бы сказал духовно богатый и имеющий бесценный опыт именно в охране флоры и фауны нашего края.

– Мне кажется, вы меня переоцениваете…

– После предоставления проекта специальная комиссия определит тройку самых успешных и проведёт торжественную церемонию вручения международных наград по итогам тайного голосования. Первая Сократовская церемония традиционно пройдёт в Британском Институте Директоров – центре светской и деловой жизни Лондона. Продолжением станет экологический саммит стран Британского содружества. Его цели – создание основы для обсуждения вопросов экологической безопасности, разумного использования природных ресурсов, выработки энергии из возобновляемых источников энергии. Прошу заметить, что участие авторов проекта оплачивается фондом! Полный пансион плюс непредвиденные затраты, – последние слова Косовский произнес с резким изменением интонации с торжественно-пафосного до дружески-заговорщического.

– Это, конечно, интересно… – жалким голоском проскулил Аполлонов, видевший себя уже в Лондоне на международном симпозиуме видных политических и общественных деятелей. Косовский, почувствовав прорыв, не останавливаясь ни на секунду, продолжал дожимать собеседника:

– Затем по итогам года пройдет награждение тех, кому близки высокие человеческие ценности, кто готов независимо от вероисповедания посвятить себя возвращению в общество высокой духовности и морали, воспитанию внутренней культуры человека, на принципах рыцарской чести, доблести, благородства в номинации «Лауреат Международной Сократовской премии» с вручением диплома. Также вы автоматически становитесь соискателем Международной награды «Рыцарский орден Госпитальеров Святого Лазаруса Иерусалимского» с вручением мантии, сертификата Членства в Гранд Приорате Ордена и нагрудного знака. И «Ордена Святого Грааля» с вручением именного диплома, нашейного знака и мантии.

Владимир Юрьевич уже давно позабыл свои бумаги и пристально смотрел на красноречивого рассказчика. Ему очень хотелось мантий, нагрудных знаков, дипломов, почёта и уважения, на это он был всегда согласен.

Ростислав не унимался:

– Я уже не говорю о постоянных саммитах, съездах и просто рабочих встречах на территории стран западной Европы и северной Америки. Как руководителю проекта «Наш храм – природа» на территории стран СНГ, вам придётся часто посещать ведущие университеты мира с лекциями для студентов. Между прочим, очень хорошо оплачиваются, особенно Гарвард. И стать соискателем в номинации «Клуб Ректоров Мира» с вручением мантии, именного диплома и нагрудного знака.

– Это здорово, конечно. Но как мне быть с основной работой? Я не хочу терять такое место!

– Владимир Юрьевич! Ведь никто и не говорил, что вам придётся увольняться. Работайте себе на здоровье. А с международными командировками, думаю, что-то придумаем. В конце концов, можно послать доверенное лицо, у вас есть кто на примете?

– Думаю, да!

– Вот и отлично! – уверенно подытожил Ростислав и дальше, по-деловому кратко, расписал ближайшее будущее Аполлонова. – Вы становитесь членом нашего фонда и возглавляете департамент международных отношений, основная задача которого на сегодняшний день – это сотрудничество с Межконфессиональной миссией «Христианское социальное служение». В ближайшее время вам предстоит встретиться с представителями миссии для, так сказать, ознакомления.

– Когда я смогу переговорить непосредственно с руководством наших заокеанских партнеров?

– В ближайшее время к нам на торжественную презентацию фонда прилетает один из основателей миссии. Программа его визита очень насыщенная, но вы вне конкуренции! Встреча с вами – одна из основных целей его посещения нашей страны. Я думаю, мы сможем его удивить! Потом приступим к дальнейшей деятельности. Да! Вот, я принес ознакомительные документы «Попечительного собрания». Думаю, вам будет интересно полистать.

Ростислав положил перед Владимиром Юрьевичем тонкую папку, набитую «самиздатом», и, пока Аполлонов не успел прийти в себя и не начал задавать вопросы, поспешно ретировался.

Уже через час идейный вдохновитель делился подробностями очередной удачи с серым координатором в излюбленном кафе.

– Ну ты з-замутил! – восхищался Самосвалов. – А потом шо мы будем делать?

– Гриша! Основная цель достигнута! Радужный будет в восторге. Мы сможем теперь запросто развести его на банкет. Но! Шобы все было красиво – нам нужно найти заокеанского партнёра!

– Интересно, где я тебе его откопаю?

– Может, не совсем заокеанского, но шоб очень был похож.

– Можно найти какого-нибудь клоуна, шобы он запудрил мозги этому Аполлонову. Но ведь он поймет потом, шо его надули! И скандал поднимет!

– Значит, нужен профессионал! Нужно, чтобы он не понял. При умелой постановке дела можно долго ему голову дурить. А потом, как всегда, скажем, шо американские партнеры подвели. Там, к примеру, баррель нефти подешевел, и богатые спонсоры «сдулись».

 

Глава 15

Американский след

#i_001.jpg

– Мне к-кажется, у меня есть тот, кто нам нужен! – торжественно заявил Гриша.

– Это кто?

– Человек, который вполне подойдет на роль американского партнёра.

– Прекрасно! Давай подробней.

– Долгая история. Совершенно с-случайно вспомнил… Есть у меня один старый знакомый – Элайджа, он из Экваториальной Гвинеи. Учился на врача в Одессе, и так и остался в нашей стране. Язык выучил, пока учился. Прекрасно говорит по-нашему, но с таким акцентом, будто американец. Самое главное – он чёрный! Как говорит наш друг из горжилуправы, «Чорний, як халява в чоботі». Ни у кого не будет сомнений, что он из-за океана!

– Думаешь, он справится?

– Запросто! В девяностые, когда все подались в нетрадиционную медицину, этот тип придумал себе образ «африканского народного целителя», очень удачно, кстати. Гастролировал, в основном, по малым городам и крупным весям. Приезжает в маленький райцентр и расклеивает афиши, мол, так и так, «впервые в вашем городе африканский знахарь, постигший тайны долгожителей чёрного континента, бесплатно поделится знаниями и секретами, позволяющими прожить сто лет без болезней». В те годы развлекаловки в таких посёлках не было, вот народ и валил от скуки в клуб или кинотеатр на его сеансы. Шли семьями, всё-таки экзотика, и бесплатно. А этот работать с толпой умеет. Я был однажды на его шоу! Скажу тебе, это потрясающе! Выходит в элегантном костюме с микрофоном в руке, кругом по залу плакаты с призывами любить Бога и себя, слышится хорошая музыка, и начинает потихоньку общение с народом. Рассказывает п-прописные истины, ничего особенного, осуждает пьянство, чем сразу завоёвывает уважение среди женской части пришедших, жадность, зависть, часто цитирует Библию. Все это с шуточками, весело так, народ часто смеётся и постоянно с ним соглашается. «Чешет» всякое. Например, говорит, что только один из многомиллионного количества сперматозоидов оплодотворяет яйцеклетку, стало быть, факто того, что мы родились, уже означает, что мы избранные. Нам уже повезло. И это везение нужно правильно использовать. Грамотный, падла! Потом плавно переходит к своему детству, говорит, что он был маленьким, больным и вечно голодным ребёнком. Такие подробности выдаёт, что на глазах у прихожан появляются слёзы. И он сам тоже плачет! Честное слово! По его чёрной роже текут слёзы! Так натурально… Потом говорит, что вера в Бога и мази, сделанные африканскими шаманами из земли, собранной на Голгофе, вернули ему силы и здоровье. Потом к нему во сне пришёл ангел, приказавший ездить по миру и рассказывать всем об этом чуде. А в этих мазях, говорит, есть пот и кровь Иисуса!

– И шо, народ верит?

– Не просто верит, а сходит с ума! Сперва он начинает орать речевки типа: «Вы хотите быть здоровыми и счастливыми?» Все орут: «Дааа!». «Хотите жить долго и без болезней?» Опять: «Дааа!»; и так далее. Потом поёт, зал поёт вместе с ним. Потом начинает танцевать, все танцуют тоже. В финале этого безумия выносят тазик с лечебной мазью, и за деньги он мажет всех желающих. Ты бы это видел – толкотня, все хотят без очереди, люди раздеваются, чтоб больше тела измазать. Те, кто не взял деньги, бегут домой доставать кровные сбережения. А те, кто уже измазался, счастливо танцуют. Вот это зрелище!!!!

– Это какой-то приступ массового психоза! Я бы даже сказал – массовой истерии!

– Однажды я его арестовал. Но потом пожалел и отпустил. Та собственно и «шить» ему нечего было. Народ добровольно покупал мазь, сделанную из земли. Попросту говоря, обыкновенное болото. Но он честно называл ин-ингредиенты. Никакого обмана. Сейчас он организовал какую-то секту в Крыму и дурит там тихонько доверчивых прихожан. Пару лет назад я отдыхал у него, здорово, скажу тебе, он развернулся. Доверчивых идиотов таки хватает. Люди верят в него как в бога! А сам он себя называет посланником божьим. Но если я попрошу, обязательно приедет.

– Думаешь, этот черноротый краснобай сможет быть убедительным в нашем деле?

– Ростик! Мы, когда его брали, мы под видом простых людей пришли на его шабаш. В конце проповеди мы чуть сами не стали этой грязью мазаться! Вот тебе крест! – Гриша быстро перекрестился, – так мозги запудрил, шо забыли, зачем пришли. Слава богу, опомнились!

– Гриня! Он не станет вовлекать наших гостей в свою секту?

– Он сделает всё, как надо! Ты напиши ему его роль, и он отыграет её так, шо все будут думать, шо он лучший друг Барака Обамы!

– А приехать согласится?

– Слухай! Он мне должен как земля колхозу! Я его от тюрьмы спас!

– Ну да. В твоём понимании спас – это когда сам арестовал, а потом отпустил.

– Тебе этого не понять!

– Ладно! Вызванивай своего Элайджу. Я напишу полностью всё его выступление на торжественном открытии, короткие реплики по ходу вечера, варианты возможных вопросов к нему от гостей, и варианты возможных ответов. Главное – облапошить Аполлонова. Беседу с ним я опишу подробно.

– Заметано! Я позвоню ему сегодня вечером. Так, шо-то я п-проголодался.

Самосвалов стал крутить головой по разным сторонам в поисках сотрудников кафе.

 

Глава 16

Мелодии архитектуры

#i_001.jpg

– , —Девушка! – громко обратился к официантке серый координатор, – принесите мне сосисок и хлебушка побольше.

Слегка упитанная, но довольно проворная работница общепита мгновенно оказалась возле компаньонов:

– Вам одну порцию или для двоих?

– А сколько сосисок в порции?

– Две….

– Шо ж у вас за порции такие детские? Принесите четыре, – уверенно сделал заказ Самосвалов, – на одну тарелочку.

– Нам главный архитектор города нужен? – задал вопрос Ростислав, явно догадываясь о варианте ответа.

– А почему нет? Дядька серьезный, уважаемый, а главное, многим нужный. С ним многие встречи ищут. Только скряга он, жмот редкостный, у него только заход в кабинет сто баксов стоит, а подписать чего – сумасшедшие бабки! Не уболтаем! – удрученно ответил Гриша.

– Есть одна идейка! Я когда-то плотно общался с его сыном. Сейчас мы редко видимся, он давно эмигрировал в Германию. Недавно приехал в очередной отпуск, но с определенной целью! Конечно, повидать родных и все такое, но главное – ему срочно надо жениться, а нам нужно ему в этом помочь. Тогда он обязательно поможет нам.

– А шо за срочность такая?

– Понимаешь, есть маленькая проблемка. Коля – парень уже состоявшийся, хорошая работа и все такое, но семьей обзавестись в свое время не успел, а там сложно, наши эмигрантки ищут богатых немцев, зачем им Коля, а немки и подавно не хотят иметь что-то общее с нашими переселенцами. Вот Коля и мучается. Услуги проституток стоят дорого, да и не душевно они как-то встречают и провожают, как он говорит, возраст опять-таки поджимает, как ни крути, без жены и детей грустно. Вот он пару лет назад и решил жениться здесь, на родине. В его первый приезд все получилось удачно, мы две недели ходили по кабакам и практически в последние дни познакомились с одной девушкой, которая впоследствии согласилась выйти за него замуж. Ему пришлось уехать. Пока она оформляла документы на выезд, он ей оттуда каждый день по двадцать сообщений присылал, ну чтоб не названивать, не быть назойливым, она мне показывала – там были целые поэмы в стихах о ней и об их совместной будущей жизни, его мечты и представления. Короче – от скуки писал всякую хрень. Мне даже пришлось позвонить ему и попросить остепениться, а то напугал невесту этими шедеврами эпистолярного жанра до смерти. Она его даже маньяком назвала. Но когда она все же перебралась к нему в Германию, через полгода бросила и удрала к немцу. Попросту говоря, использовала нашего Колю как средство передвижения. А в прошлом году, во время его приезда, ходили по ресторанам целый отпуск, да так ни с кем и не познакомились. Вообще-то Колясик еще набухаться успевает, а ты сам понимаешь – попытки женить алкаша увенчаться успехом не могут. Так что, Гриша, тебе придется взять на себя вопрос Колиной женитьбы. Опыт общения с женщинами у тебя большой, думаю, у тебя лучше получится. Походишь с ним по ресторанам, по барам, короче, найди ему кого-то.

К этому моменту на столе появилась тарелка с отваренными сосисками. Самосвалов резким движением приблизил к себе тарелку и набросился на мясной деликатес как голодный тигр на маленькую уставшую серну. Щедро измазав сосиску горчицей, он отправил её целиком в рот, пытаясь при этом еще и говорить:

– Я… уже… все… решил, – заявил Гриша, пережевывая пищу, – есть у меня знакомая одна, специалист серьезнейший. Она в постели такое вытворяет! Главное, шоб твой Коля сознание не потерял. Она как раз мечтает уехать отсюда.

После этих слов вторую сосиску постигла та же участь, что и первую. Казалось, что Самосвалов не пережевывает еду, а только придает ей форму и проглатывает.

– А ну, давай подробнее, – заинтересованно попросил Ростислав.

– Есть у меня знакомая, Ника зовут. Ни кола ни двора, но жить любит с размахом. За работяг з-замуж не хочет, все богатеньких ищет, то с одним, то с другим, так к тридцати одна и осталась. Когда-то мне призналась, что мечтает уехать в другой город, здесь просто слишком примелькалась в одних и тех же компаниях, ловить, мол, тут ей нечего. Хочет уехать куда-нибудь, где никто её не знает.

Заказанное Гришей нехитрое блюдо исчезло в его глотке за пару минут, удрученный этим обстоятельством, он вновь обратился к официантке:

– Любезная! Принесите еще две п-порции.

– А интимные подробности у тебя откуда? – продолжал допрос Ростислав.

– Так она и со мной «зажигала», когда я при должности был. Там такой серьезный специалист! – серый координатор сделал характерный жест, целуя кончики своих пальцев, – лег в позу морской звезды и все! Ничего делать не надо, она сама все сделает. Когда-то сорок минут на мне прыгала, сорок минут! Как отбойный молоток, ч-честное слово.

Ростислав слегка сконфузился, что-то ему не нравилось в Гришиной протеже, а сомнительный комплимент в виде сравнения с отбойным молотком и вовсе настораживал.

– Гриша, она шо, проститутка какая-то? Коля мой хороший знакомый, ему не надо кого ни попадя. Ему надо кого-то приличного.

– Какая проститутка, ты нормальный? Просто она любит это дело и умеет, в отличие от многих. А то, что у неё послужной список большой, так это ерунда! Где ты сейчас найдешь идеальных? Тут мы хоть знаем, кто и когда. Зато она воспитанная, с образованием и очень неглупая. А вы собрались приличных девушек в кабаках искать? Подцепите какую-нибудь аферистку или действительно проститутку, и все! Вы уже одну нашли! И чем з-закончилось? Ника – это именно то, что ему надо. Тут даже к г-гадалке не ходи!

– А она его не бросит, как предыдущая?

– Ты говорил, шо гроши у нього есть?

– Да.

– Ну к-кто уйдет от грошей? Она всегда м-мечтала выйти удачно замуж, подальше отсюда, и сидеть н-нихера не делать. Вклепает ей детей, и та точно никуда не денется. Так шо давай сюда твоего Колю.

Ростислав задумался. Крыть было нечем, к тому же поход по ночным увеселительным заведениям в поисках невесты – это как собирать грибы ночью… на минном поле. На столе опять появились сосиски, вызвавшие одобрительную улыбку голодного компаньона, он продолжил трапезу с прежней скоростью. Ростислав не выдержал:

– Гриня! Ты напоминаешь мне солдата-отпускника, попавшего на сельскую свадьбу!

– Это почему?

– Аппетит у тебя зверский. Что перед тобой ни поставь – все сожрешь! Потом будешь плакаться, что живот вырос огромный. Ладно! Давай о наших баранах, пусть простит меня Коля. Договариваемся на том, что будем знакомить Колю с этой Никой. Говоришь, серьезный специалист?

– О-чень! – невнятно из-за полного рта выпалил Самосвалов.

– Вечером устроим им свидание. Только хорошо подготовь эту Нику, чтоб осечки не было. А потом я попрошу Колю помочь мне с его папой.

Свидание прошло на «ура». Очарованный красотой Ники, Коля на время потерял дар речи, а давно мечтавшая удачно выйти замуж девушка в свою очередь уже представляла себя жительницей огромного Берлина, занятой привычными делами немецких домохозяек. После третьей рюмки к Коле вернулась способность говорить, правда, понять его слова стало возможным только после пятой, а после седьмой он опять замолчал. Ника тоже оказалась немногословной, поэтому весь вечер «щебетали» Самосвалов с Косовским, расхваливая поочередно потенциальных супругов друг другу. Рассталась компания после дегустации игристых вин в гостиничном люксе, снятым компаньонами заранее, резонно рассудив, что Колин «спартанский» номер, оплаченный в гостинице советской эпохи, не так сильно располагает к романтизму. Незаметно покинув номер, Самосвалов и Косовский оказались в фойе:

– Думаю, завтра его беспокоить бессмысленно, – предположил Ростислав.

– Д-думаю, он три дня оттуда не выйдет! Будет только заказывать еду с выпивкой и продлевать номер. Я Нику знаю! Сорок минут! – Гриша взялся за голову, – сорок минут!.. Как отбойный молоток…

Действительно, на четвертый день Ростиславу с трудом удалось вырвать из цепкой хватки Ники своего друга. Он продолжал оставаться пьяным, но сорвать обещанную встречу с отцом, Германом Карловичем Гуменюком, не мог, по причине скорого отъезда. Коля оказался человеком на редкость ответственным.

Герман Карлович уныло смотрел в окно, выходящее на центральную часть города, держа в руке листок разрисованного ватмана. Перед ним открывался вид на старенькую улочку с четырехэтажной «хрущевкой», окруженной облупленными двухэтажными домами, построенным местными купцами в дореволюционное время. Воспоминания унесли Германа Карловича во времена своей молодости, когда улица имела практически тот же вид, но выглядела как-то ярче. Чувство ностальгии по этому периоду жизни сковало грудь, Герман Карлович сделал глубокий вздох и как-то очень грустно выдохнул. Самого себя Габчук считал стопроцентным продуктом Советской эпохи, этаким сталинским «винтиком» в огромном механизме Государства, до мозга костей верующим в совершенство высокого начальства, ведущего страну к прекрасному будущему.

С молодых лет безынициативный исполнитель, привыкший принимать решения только по указаниям сверху, неуютно чувствовал себя в реалиях современной жизни. Все теперь для него было не так! По его наблюдениям везде стало как-то суетно, неуютно, все куда-то бегут, расталкивая других локтями, вокруг сплошное лицемерие и ложь. Прошлая спокойная, хоть и бесперспективная, жизнь в свое время устраивала Гуменюка куда больше, чем стремительно несущаяся современная.

Самыми приятными воспоминаниями для Германа Карловича остались те деньки, когда, приходя на работу в родной «Архстройпроект», молодые специалисты вроде него только пытались воссоздать видимость рабочей обстановки: с самого утра можно было разгадать небольшой кроссворд, выпить чашку чая, выйти на перекур с коллегами, где около часа обсуждать последний футбольный матч, потом часик повозиться возле кульмана и спокойно дождаться обеденного перерыва. А после обеда, под важным предлогом контроля выполнения архитектурных заданий на строительстве, можно было вовсе исчезнуть с рабочего места. Так, в полном безделье, проходил день за днем. Это было очень стабильное серое существование, именно существование, без волнений и надежд. Какие-либо изменения в жизни Гуменюка не представлялись как в оптимистических, так и в пессимистических прогнозах – заштатный архитектор в проектном институте с маленькой зарплатой, без перспективы повышения по службе, без видов на получение достойного жилья, без идей, но зато живущий в состоянии безмятежности, которое со временем атрофирует в нем эмоции и приучает к безропотности.

Но однажды в голове Гуменюка мелькнула дерзкая, почти крамольная мысль, этакий маленький просвет в кромешной тьме, изменившая затем судьбу его сына. Случилось это, когда Германа Карловича премировали поездкой в Москву на первомайский парад – пройти торжественным маршем мимо мавзолея Ленина по Красной Площади. Современному поколению сложно объяснить суть такого премирования, хотя, признаться, в те годы тоже не очень понимали, но не отказывались. Радостный Гуменюк, человек, живущий с семьей на нищенскую зарплату в деревянном бараке, именуемом времянкой, идущий в строю людей с похожими судьбами, что есть мочи орал «Ура» и размахивал рукой, приветствуя вождей, стоящих на трибуне. Вглядываясь в лица официальных персон страны, людей, от чьего настроения зависели судьбы миллионов, Гуменюк вдруг явственно ощутил себя именно Сталинским «винтиком», маленьким человечком, серой массой, создающей блага для узкого круга элиты. Только на площади он понял всю абсурдность ситуации – проходящие строем рабы кричат «Ура» своим поработителям. Мятежные мысли моментально размножились в голове, как вредные бактерии в благодатной среде. Вера Германа Карловича в светлое будущее впервые за долгие годы пошатнулась, он задался непростым вопросом – почему в стране, преуспевающей в производстве современнейших космических кораблей, атомных ледоколов и подводных лодок, влияющей на политическую обстановку в мире, зачастую бравируя военной мощью, собственный народ влачит нищенское существование. Та страна очень скоро ушла в историю. Появившаяся на карте новая держава и современные реалии стали еще большим испытанием для рядового архитектора, не приученного к жизни без инструкций. Повзрослевшего сына удалось отправить на учебу в Германию, подальше отсюда, напутствуя остаться там навсегда. Достигнув уже преклонного возраста, фортуна, словно почувствовав себя в долгу перед заштатным специалистом, как говорится, повернулась к Гуменюку лицом и преподнесла подарок. Занявший очень высокую должность, бывший коллега предложил Герману Карловичу возглавить городскую архитектуру, не бесплатно, конечно. Отказываться от такого предложения, резкого скачка в карьере Гуменюк не стал. Собрав необходимую сумму, он торжественно занял кабинет, который ни умственными способностями, ни трудовыми достижениями не заслуживал.

Теперь над его рабочим местом красовалась оригинального вида вышитая картина с изображением известнейшего Дома Мила́, знаменитого Антонио Гауди, с ярким слоганом «Архитектура – застывшая музыка» и едва заметной подписью «Из лекции по философии искусства немецкого теоретика Фридриха Вильгельма Йозефа Шеллинга». Очевидно, сделанная на заказ и подаренная главному архитектору благодарными застройщиками картина, скорее всего на какую-то круглую дату, изначально предназначалась вызывать у посетителей впечатление попадания в храм изысканности и стиля. Ирония состояла в том, что в деяниях главного архитектора уже давно не угадывались даже похоронные марши, там хоть и грустная, но все же есть гармония, его же творения вызывали ассоциацию со скорбным завыванием специально приглашаемых поминальных бабок.

Подписывая разрешения на строительство зданий, открытие торговых точек, переоборудование жилья, Германа Карловича интересовала только денежная сторона вопроса, а если говорить точнее, то размер личного вознаграждения. Именно размер вознаграждения, как правило, напрямую влиял на появляющийся архитектурный произвол. Из-за этого город заполоняли убогие торговые павильончики, сколоченные на скорую руку самими торгашами и раскрашенные в разные цвета. Первые этажи зданий, переоборудованные под магазинчики, достраивали разными по длине и высоте пристройками с последующим декорированием, исходя из вкусовых пристрастий доморощенных дизайнеров и толщины кошелька заказчиков. Каждый хозяин такого магазина, парикмахерской, салона красоты и прочих считал себя единственным человеком, разбирающимся в экстерьере и стиле, а отсутствие общих правил порождало стремление к чопорному индивидуализму и уродовало город. О смешении стилей в многоэтажном строительстве совсем говорить не приходится, с легкой руки Германа Карловича любой застройщик получал эксклюзивное право на полный свободы полет фантазии при определении внешнего облика строящегося здания. Улицы города выглядели как аллеи на огромном вещевом рынке перед окончанием рабочего дня, когда большая часть торговцев уже закрыла свои торговые точки и разошлась по домам, а оставшиеся продолжают торговать на местах с хаотично развешенными яркими, пестрыми одеждами.

Изображая строгого и неподкупного чиновника, Гуменюк любил делать очень серьезное лицо, рассматривая предварительный эскиз, то внимательно наклонившись над рисунком, то вдруг отодвинув его от себя на расстояние вытянутой руки.

– Не знаю, не знаю. Я лично здесь вашего ларька не вижу, – произнес Гуменюк, задумчиво переводя взгляд с окна на лист ватмана.

– Почему, Герман Карлович? – удивленно задал вопрос стоящий рядом невысокий мужчина, пришедший добиться разрешения городской архитектуры на открытие очередной торговой точки.

– Потому, что вы закроете фасад здания, стоящего позади.

– Оно четырехэтажное! Как же я его закрою?

– Я не говорю, что вы весь фасад закроете! Вы кусочек закроете! Но эстетическая привлекательность пострадает! А это памятник архитектуры, между прочим!

– Эта обшарпанная «хрущевка» – памятка архитектуры? – недоумевал посетитель.

– Да! – уверенно подтвердил Гуменюк, – эти ровные, четкие формы! Кажущаяся на первый взгляд простота на самом деле скрывает за собой целое направление в архитектуре! За этим стоит целая эпоха! Ведь в этом здании нет ничего лишнего, все очень гармонично и синхронно – в этом и есть его красота и привлекательность!

– Вы видите красоту в этом сером, прямоугольном здании с наполовину прогнившими окнами?

– Представьте себе, да! – с пафосом заявил Гуменюк. – Не специалист, конечно, не сможет разглядеть всю прелесть этого архитектурного шедевра! Но я уверяю вас, когда-то эти дома войдут в учебники по градостроительству! Я не позволю уродовать город!

– Но ведь там уже стоят четыре ларька!

– И хватит!

– Не могу понять – почему те не уродуют город, а мой будет уродовать?

– Там находится газетный ларек, сигареты, жвачки, фирменный кондитерский и овощной, мы дали разрешение на их работу. Это жизненно необходимые вещи! Они имеют право на существование!

– Мой колбасный! Он тоже жизненно необходим! Тоже имеет право!

– Вот она, злая ирония современности – культурное наследие, так сказать, память о наших творческих предках, должно исчезнуть в угоду торговца из мясной лавки? Нас совершенно перестала интересовать духовная пища!.. Думаем только о чревоугодии… – Герман Карлович не на шутку разошелся. – Что же, давайте катком пройдем по всему тому, что нам было свято! Разрушим все! И понаставим мясных ларьков на каждом углу! Ведь нам теперь ничего не надо! Только бы желудок досыта набить!

– Я не понимаю, о чем вы здесь говорите… – растерянно и очень смущенно пробормотал посетитель.

В это мгновение в кабинет вошли Коля и Ростислав, причем последний придерживал еще не совсем отрезвевшего друга за плечо, не давая ему таким образом упасть. Увидев сына, главный подписант городской архитектуры поспешил распрощаться с посетителем:

– Молодой человек, ищите другое место! Мы с удовольствием рассмотрим и примем решение. В этом месте вы разрешение не получите. До свидания.

После подобных диалогов просители приходили к простой формуле – не оплаченный вопрос решения не получит. Гуменюк пожал руку своему разочарованному визави и, не высвобождая его ладонь, провел к двери, не оставляя шанса задержаться. Едва посетитель покинул кабинет, Герман Карлович, не обращая внимания на Ростислава, обратился к своему сыну:

– Наконец-то ты появился! Что за пьяные выходки? Где ты был трое суток?

– Здравствуй, папа. Можно мы присядем?

Без приглашения блудный сын просто плюхнулся на стул, словно подкошенный. Ему постепенно становилось хуже, и это было заметно. На Колином лице чередовались ужасные гримасы человека, которого тошнит, и милая улыбка, вызванная недавними впечатлениями.

– Коля! Объясни, что происходит? Ты приехал проведать родных или в алкотуристический вояж? Ты ведешь себя отвратительно!

– Познакомься, папа – это Ростислав, мой товарищ, мы когда-то здорово общались…

– Здравствуйте, Герман Карлович, – Ростислав улыбнулся как можно добродушнее.

Герман Карлович пропустил приветствие Ростислава мимо ушей, продолжая вычитывать мораль своему сыну.

– Ты дома пять дней, из которых три дня ты пропадаешь неизвестно где! Ты отвечаешь на мои звонки совершенно пьяным голосом и постоянно обещаешь подъехать завтра! Наконец-то, на четвертые сутки, ты появился, но, судя по всему, до сих пор не протрезвевший! Коля, ты можешь объяснить, что происходит? У меня уже нервов нет, я целыми днями на таблетках…

– Я женился папа, – совершенно спокойно, оставаясь со стеклянным взглядом и легкой улыбочкой, произнес Коля.

– Как женился? Что ты несешь? Когда ты успел? Ты что, нашел очередную вертихвостку в дешевом ночном ресторане? Я смотрю, жизнь тебя ничему не учит! Опять наступаешь на старые грабли! – как всякий отец, сталкивающийся с непослушанием сына, занервничал Герман Карлович.

– Нет, на этот раз все совсем по-другому.

– Прекрати. Что значит, по-другому? Я просил тебя не заводить знакомств в нетрезвом состоянии по ночным гадюшникам! Там собирается один сброд!

– Ростислав познакомил меня со своей хорошей знакомой, и я был совершенно трезвый. Просто потом немного не рассчитал…

Герман Карлович удивленно поднял брови и посмотрел на Ростислава, словно впервые заметил присутствие еще одного человека в кабинете.

– Ростислав! Кто эта девушка? Вы хорошо с ней знакомы? Ей можно доверять? – посыпал вопросами заботливый родитель.

– Она некоторое время помогала мне в благотворительном фонде «Попечительное собрание», – важно начал идейный вдохновитель заранее подготовленную версию, – ответственная, трудолюбивая, заботливая, одним словом, я очень расстроился, узнав о решении Ники выйти замуж и переехать в Германию.

– Стало быть, вы хотите сказать, что это не какая-нибудь ветреная особа, способная на безрассудные поступки?

– Нет конечно. На мой взгляд, это серьезная, положительная девушка.

– Это, конечно, несколько все меняет. А чем занимается этот самый фонд? Кажется, где-то я что-то такое слышал.

«Великолепно! Вот ты уже практически на крючке», – радостно отметил Косовский.

– Это общественная организация, предназначенная для реализации проектов по улучшению жизни города и горожан на средства, собранные от филантропов и дарителей. На общем собрании членов организации мы определяем те проблемные вопросы, которые нуждаются в решении и которые не входят в сферу нашей «Міської ради». Мы помогаем детским домам, домам престарелых, строим памятники, рассаживаем деревья и многое другое. Сами понимаете, какой сложный отбор проходят желающие помочь нам, случайных людей у нас нет.

– Понимаю, – повеселевший Гуменюк-старший опять переключился на сына, – и ты три дня провел вместе с ней? Безвылазно?

– Это любовь с первого взгляда, – ответил Коля, продолжая загадочно улыбаться.

Герман Карлович одобрительно смотрел на сына, понимая весь романтизм произошедшего, слегка завидуя решительности своего наследника, он мысленно отметил схожесть между собой и им: «Я ведь тоже когда-то давно его матери на третий день предложение сделал! Это у него наследственное».

– Чертяка, – отец нежно потрепал сына за взъерошенные волосы, – только прекрати бухать! Слышишь? Я, конечно, все понимаю! Но ты это прекращай! Давай приходи в нормальное состояние и берись за голову! Теперь тебе надо быть серьезней.

– Герман Карлович, – Ростислав перешел на официальный тон, – вы не хотите присоединиться к нашей организации? Участие в нашем фонде может оказаться взаимовыгодным. Мы хотим изменить облик города, готовим проект по превращению наших серых, безликих панельных кварталов в альпийский городок, утопающий в цветах и зелени. Вы как никто понимаете, что это возможно. В наших планах сотрудничество с подобными организациями в Европе, где можно приобрести бесценный опыт. Вы можете легко стать нашим уполномоченным представителем на европейских форумах, учитывая ваши родственные связи в Германии. Уверен, что сын вас встретит, поможет расселиться и будет вашим гидом на период командировки.

– Даже не знаю. Это как-то неожиданно. Хотя… вполне возможно, надо будет подумать.

Люди, окунувшиеся в неожиданное счастье, не способны трезво мыслить в беседе с подготовленным аферистом, особенно если последний является причастным к радостным известиям. Расчет Ростислава оказался верным, втянуть в непонятно что собеседника, не способного противиться, не составило труда.

– Думаю, если вы найдете время поучаствовать на нашем торжественном собрании, то будете приятно удивлены, встречая знакомые лица других участников.

– Запишите мой номер телефона и после отъезда Николая серьезно поговорим.

Удовлетворенный идейный вдохновитель «Собрания» покинул здание управления архитектуры, предоставив династии Гуменюков возможность пообщаться тет-а-тет.

Все складывалось как никогда отлично – уже вырисовывался довольно большой круг лиц, проявивших заинтересованность; найден источник финансирования; подыскано помещение, правда, в плачевном состоянии. Эта мысль заставила Ростислава отправиться на строительство нового корпуса университета, где процессом возведения сооружения руководил его давний знакомый Вадим Сергеевич Ведмидь, должность и прозвище которого звучали одинаково – прораб.

 

Глава 17

Азартный профессор

#i_001.jpg

Вместе с Ростиславом на территорию строительства зашел невзрачного вида мужичок в камуфляжном костюме с выгоревшими следами от звездочек на погонах, скорее всего, отставной военный, подрабатывающий на пенсии сторожем. Пройдя через ворота, он кивком головы поприветствовал огромного вида детину, в таком же костюме, вальяжно сидящего на лавочке.

– Петрович, – заговорил детина, – шо, сегодня ты на охрану заступаешь? Наш Шарик сегодня утром отличился!

– Как?

– Пролез под воротами и тяпнул за ногу какого-то бегуна. Я как раз по этажам ходил, видел.

– Сильно?

– Кровяка пошла…

– И шо этот бегун?

– Залез на забор и орал как ненормальный оттуда. Но перелезть побоялся. Тут вся свора собралась: Шарик, Рыжий, Слюнявчик и даже этот недоношенный бульдог, который постоянно спит, тоже прибежал. А этот в них камнями кидать стал, но не попал.

– Вот урод! Как можно в собачку камнями?.. Слушай, может, ворота снизу доточить, шоб псы на улицу не вылезали и не кусались?

– А нахера? Нехер тут шастать! Стадион себе, бл… нашел. Пусть идет на стадион и там бегает, прыгает и даже плавает.

От этого невольно подслушанного диалога Ростиславу стало не по себе: «Вот она, вся сермяжная правда о сострадании и человеколюбии, поданная в виде простого совета – НЕХЕР ТУТ ШАСТАТЬ!». С этой мыслью он отворил дверь строительного вагончика, служившего офисом для производителей работ.

Прорабская явно не претендовала на высокое звание эталона чистоты и порядка, хотя пол показался мокрым, именно мокрым, ни в коем случае не мытым, просто увлажненным для борьбы с пылью. Интерьер прорабской составляли старый, почти старинный фанерный шкаф со стеклянными дверцами, беспорядочно заваленный картонными папками, два письменных стола, традиционно расположенных буквой «Т», и длинный ряд стульев под окном для проведения рабочих совещаний. На столе, расположенном в конце вагончика, находились плотно стоящие друг возле друга горшки с разнообразными комнатными растениями. Выглядели они здесь несколько нелепо, но как-то придавали интерьеру какой-то позитив и делили прорабскую условно на две части. В одной из них, ближней, гордо скрестив руки на груди, дремал Вадим Сергеевич, упершись головой в противоположную окну стену, украшенную чертежами этажей строящегося корпуса университета. Во второй, дальней, так сказать, за зеленой оградой, пряталась от мира строительного сленга и непростого процесса организации работ бухгалтер, маленькая женщина бальзаковского возраста. Появление нового лица в вагончике не отвлекло её от работы. Зато услышавший посторонние шумы Вадим Сергеевич приоткрыл один глаз и, увидев вошедшего, принял рабочую осанку. Взору Ростислава открылась прелюбопытная картина: спящий всегда в одной позе Ведмидь упирался головой в одну и ту же точку на плане плоской кровли будущего корпуса радиоэлектроники. В месте соприкосновения чертежа с головой прораба, в самом центре кровли, образовался оригинальный рисунок, похожий на мишень. В месте непосредственного контакта затылочной лысины и бумаги белело аккуратного вида вытертое круглое пятно, чуть дальше от центра, по окружности, где с бумагой контактировали немногочисленные волосы прораба, цвет изменялся на светло-серый, а у окончания зоны взаимодействия – на темно-серый, почти черный. При более детальном рассмотрении становилось видно, как сальные волосинки Вадима Сергеевича наносили маленькие черточки на чертеж, очень похожие на профессиональную штриховку. Рассматривая однажды это нерукотворное творение, представитель заказчика, проректор по хозяйственной части Фомов осторожно поинтересовался у Ведмидя: «Скажите, а из каких материалов будет изготавливаться этот купол, по центру кровли нашего здания?» Ведмидь осторожно повернулся посмотреть на чертеж и мгновенно оценил сложность сложившейся ситуации. Объяснить представителю заказчика истинное происхождение «купола» Вадим Сергеевич естественно не мог, поэтому с очень серьезным видом выпалил: «От купола придется отказаться! Аналогов нет, проект очень сырой. Мы не можем рисковать, у нас тут будут дети!» «Жаль, – расстроился проректор, – очень жаль, по-моему, очень красиво, а главное – оригинально».

Появление идейного вдохновителя совпало с телефонным звонком, адресованным строительному начальству. Окончательно проснувшийся прораб бодро включил громкую связь стационарного аппарата:

– Слухаю.

На том конце провода кто-то очень спокойным голосом поинтересовался:

– Це будівельний майданчик?

– Так, – также спокойно ответил Вадим Сергеевич.

– Вовк турбує. З ким я розмовляю?

– Ведмідь, – уверенно ответил прораб.

Возникла небольшая пауза, после которой голос звонившего стал тверже:

– Я попрошу вас обійтись без глузування. Вас Вовк турбує.

– А вам Ведмідь відповідає!.

– Ви що, не зрозуміли, хто телефонує? Я Вовк! – последние слова прозвучали громко, сердито и уверенно.

– А я – Ведмідь! – уверенно, но негромко назвал свою фамилию прораб.

Из телефона послышались гудки – звонивший абонент прекратил разговор по собственной инициативе. Из-за зарослей комнатных растений послышался испуганный голос:

– Сергеевич, пока ты был в отпуске, ректором университета стал Николай Иванович Вовк! Наверное, это он звонил. Он теперь наш заказчик. Дотошный до ужаса! Забитые гвозди пересчитывает. За всеми процессами лично следит! Всюду свой нос сует!

«А ведь он когда-то моим преподом был», – с нотками радостной ностальгии подумал Ростислав.

– Хреноватенько получилось, – с сожалением выдавил из себя прораб. После взглянул на Косовского и резво продолжил: – Так, Ростик, до свидания!

– Как до свидания? Мы же еще даже не поздоровались?

– А мы и не будем здороваться! До свидания…

– Вадим Сергеевич, вы ничего не перепутали? Меня правильно узнали?

– Узнал! Потому и гоню. Я тебе сколько работу подкидывал? А? Скажи. А ты хоть раз магарыч выставил? Нет! Поэтому до свидания. У меня для тебя работы нет.

Для убедительности Ведмидь указал рукой на дверь.

– Если только в этом вопрос, то я его быстро исправлю. А пришел я не просить работу, а предложить. У меня есть к вам интереснейшее предложение.

– Зубы не заговаривай. Только через магазин.

Вадим Сергеевич провел день в мучениях после веселой свадьбы дочери соседа. Голова гудела, во рту пересохло, вода не спасала. Деньги закончились еще на прошлой неделе, а похмелиться очень хотелось.

– Хорошо, я отправляюсь.

Косовский уже развернулся и открыл дверь, но Ведмидь его остановил:

– Большую не бери! Бери маленькую, так чтоб в уголке было написано «один л».

– Договорились, – весело ответил Ростислав, но прораб вновь задержал его в дверях.

– Я надеюсь, ты понимаешь значение слова «магарыч»? А то пошли дурака за водкой, так он одну водку и принесет!

– Не волнуйтесь, Вадим Сергеевич, разберусь.

Магарыч у рабочих строителей обычно складывался из бутылки дешевой водки, нескольких бутылок пива, буханки хлеба, вареной колбасы, банки кабачковой икры, пачки майонеза и балтийской кильки пряного посола. Магарыч прораба слегка отличался стоимостью водки, вареная колбаса заменялась на копчёную, плюс включал в себя маринованные огурцы или помидоры. Весь этот незамысловатый набор продуктов в скором времени оказалось на столе в прорабской.

Первым делом Вадим Сергеевич осушил бутылку пива! Потом поставил три рюмочки, в простонародье именуемые «полустаканчиками», и налил по самый краешек. Одну рюмочку он просунул между горшками бухгалтеру, а другую приподнял для совершения обряда чоканья. При этом он сделал такое счастливое и добродушное лицо, какое делают женихи, одевая невесте обручальное кольцо.

– Я нэ буду, – послышался резкий ответ из-за зеленой изгороди и между горшочками.

На сторону стола пьющих вернулся «полустаканчик», выталкиваемый женской рукой.

– Пый! – сухо скомандовал прораб, не меняя выражения лица, заталкивая стопочку обратно.

– Я нэ хочу! – взмолилась бухгалтер.

– Пый, бо здаш! – Ведмидь не отступал.

Женщина резко взяла рюмку и, уверенно стукнув по стаканам присутствующих, одним махом отправила в себя содержимое. Кажется, Ведмидь, опасавшийся предательства с её стороны, остался доволен – теперь они соучастники одного и того же правонарушения, а, стало быть, наушничать начальству ей не с руки. Пьющих дальше осталось двое, бухгалтеру больше не предлагали. Инициатива разливающего по-прежнему осталась за прорабом, не любившим пустой болтовни и больших пауз между разливом. Где-то лишь после пятой он радушно разрешил гостю рассказать о цели своего визита:

– Так шо тебя привело, Ростик?

– Мне нужно быстро и качественно отремонтировать старый кинотеатр «Мир». Работы там много, а времени мало.

– Кино будешь крутить? Сейчас не ходит никто, – скептически заметил Вадим Сергеевич, пережевывая наспех сделанный толстый бутерброд.

– Нет, он переделывается под зал заседаний для одной организации. Естественно весь старый зал нам не нужно использовать, там еще много кабинетов будет разного предназначения.

– Понятно. Проект есть?

– Проект, как всегда, по ходу…

– Отлично. Это я люблю, когда не я за проектантами бегаю, а они за мной. Финансирование?

– Будет! Скажу словами графа Монте-Кристо: я не ограничиваю вас в средствах, я ограничиваю вас во времени!

– Ростик! Ты шо, клад нашел? Или на дочери миллионера женился?

– Клад я не нашел, но делами занимаюсь теперь серьезными.

– Отлично, – одобрительно пробормотал прораб, наливая очередную порцию, – я и мои бригады как раз сейчас не заняты. Кризис, черт его побери! Причем везде. Так шо, считай, договорились.

Дверь в вагончик широко раскрылась, и перед глазами компании предстал интеллигентного вида человек в роскошном костюме бежевого цвета. Нахмуренные брови и недовольный вид в сочетании с уверенностью безошибочно указывали на высокое положение вошедшего.

– Что здесь происходит? – гость задал вопрос, используя интонацию недоумения, обычно применяемую мужьями «рогоносцами», заставшими свою благоверную в постели с любовником.

Многозначно толковать наспех сервированный стол практически невозможно – здесь определенно пьют и закусывают. Первой нашлась бухгалтер, несвязно залепетавшая:

– Сегодня предпраздничный день, а он короткий, рабочее время уже закончилось, нам разрешили.

Как оказалось, гостя интересовало совершенно другое:

– Я не об этом! Кто здесь такой смелый? Кто это здесь по телефону умничает? Кто здесь медведем себя возомнил, из которого я сейчас зайца моментально сделаю? Я – Вовк Николай Иванович, ректор государственного технологического университета!

Страшно напуганный прораб, к тому же слегка окосевший от водки, все же нашел в себе смелость подняться и гордо заявить:

– А я – Медвидь Вадим Сергеевич, производитель работ строительно-монтажного управления номер 466!

Для убедительности он указал рукой на белую табличку возле дверей, где красными буквами красовалось: «Відповідальний за протипожежний стан Ведмідь В.С.»

– Не может быть, – столь явный конфуз вызвал на лице ректора кривую улыбку, – а я подумал кто-то издевается. Думаю, сейчас я вам поиздеваюсь. Это же надо так: Вовк и Ведмидь! Тогда приношу извинения, погорячился.

– Не надо так нервничать, Николай Иванович, – по-доброму посоветовал Ростислав, тихонечко присоединившись к разговору.

– Косовский? Ростислав? Ты здесь как оказался?

– Приятно, что вы еще помните меня.

– У меня стопроцентная память. Я помню всех своих студентов, а особенно таких вундеркиндов… – Николай Иванович намеренно не закончил фразу.

Ностальгические воспоминания о необычном знакомстве студента Косовского и декана факультета Вовка одновременно всплыли у обоих.

В бытность студентом Ростислав не отличался особым рвением к постижению наук, самый заштатный студент, каких тысячи. Весело жилось от сессии до сессии, да и как-нибудь сессию проскакивал. Исключение составляли разве что лекции декана факультета, слывшего строгим и принципиальным преподавателем. Пропуск лекций карался просто беспощадно, но еще больше не любил профессор опоздания. Опоздавших более чем на пять минут Вовк попросту выставлял из аудитории с формулировкой: «Идите туда, откуда пришли, вы уже все пропустили». Ссылки на медленные действия медицинской сестры, измеряющей температуру тела, поход в аптеку за лекарством из-за плохого самочувствия любимой бабушки, транспортный коллапс из-за перерытой дороги и даже низко летящий самолет, сбивающий штанги троллейбуса, не помогали, строгого декана ничего не пронимало. Однажды на лекцию, проводимую в наклонной аудитории для всего потока, умудрился опоздать Косовский со своим другом Гартецким, человеком, любящим в жизни только математику и игральные карты. Вовк увлеченно доказывал какую-то теорему, исписав уже полдоски.

– Можно войти? – заискивающе поинтересовались студенты.

– Ну и где вас носило? – с издевкой спросил Вовк, оторвавшись от своего занятия.

Ростислав уже знал, что на любой ответ сейчас последует: «Вот и отправляйтесь туда, где были», ему сильно захотелось назвать то место, куда обратно не пошлют:

– Понимаете, мы с друзьями расписали такую увлекательную «пульку»… другими словами, не закончить партию не могли. Пришлось опоздать.

Это сообщение вызвало легкое оживление в аудитории. Никто не ожидал такого смелого откровения от опоздавших. Глаза округлились даже у стоявшего рядом круглого отличника Гартецкого. Строгий декан посмотрел на вошедших, пожалуй, он впервые обратил внимание на невысокого роста троечника Косовского, до этого не отличавшимся чем-то примечательным.

– Вы играете в преферанс? – скептически поинтересовался профессор.

– Да так, балуемся, – равнодушно ответил Ростислав.

– Правильная трактовка. Судя по вашей успеваемости, Косовский, вам не то что в преферанс рановато, вам подкидного дурака еще не осилить.

– Честно говоря, пока мне не встречались достойные соперники, – гордо заявил Ростислав.

Профессор положил мел, поправил галстук и совершенно серьезно спросил:

– Это вызов? Хотите сразиться? Надеюсь, карты с вами?

После этого он подошел к столу и принялся расчерчивать листок бумаги под партию в преферанс. Не ожидавшие такого поворота событий студенты недоверчиво подошли к столу.

– Значит, так, – уверенно произнес Вовк, – играть на деньги я с вами не могу, поэтому будем играть на оценки.

– Это как? – поинтересовался молчаливый Гартецкий.

– Вист – одна оценка тому, кто в плюсе и выигрывает, за каждое очко разницы со мной ставлю пять. Тому, кто в минусе и проигрывает, за каждое очко разницы со мной ставлю единицу.

– А если разница будет большая и в журнале клеточек не хватит? – быстро просчитал неожиданный вариант Гартецкий.

– Оценки автоматически перейдут на следующий семестр. Устраивает?

Ростислав, до этого считавший себя человеком с утонченным чувством юмора, впервые ощутил себя заложником собственных шуточек. Позорно отступать было нельзя, к тому же надежда была на друга Гартецкого, целыми ночами режущегося в карты в студенческом общежитии.

Поединок выдался напряженным. Такой тишины на лекциях декана еще не было, все с интересом наблюдали за перипетиями карточной борьбы. Пару добровольных помощников из числа понимающих игру студентов отображали на доске театр военных действий, происходивший за столом. Со стороны все очень напоминало финальную часть первенства мира по шахматам, не хватало только теле– и фоторепортеров. Профессор играл аккуратно, напрасно не рисковал и проявлял пассивность в торгах за «прикуп». Дважды ему удалось сыграть «мизер», чего вполне хватило закрыть свою «пулю» и «помочь» соперникам.

Косовский, напротив, проявлял чрезмерную активность в торгах, часто безосновательно брал инициативу на себя и, поэтому, частенько старанием оппонента, уходил без «лапы», а то и без двух. Практически не делавший ошибок Гартецкий, в конце игры вдохновившись мастерством декана, тоже заказал «мизер», но не сумел сыграть, кроме того, «получил паровоз», чем сильно ухудшил свое положение. Партия закончилась с огромной «горой» у дерзких студентов. Как выяснилось после окончательных подсчетов – высокое звание «профессор» было с честью отстояно. Вовк вальяжно потирал руки и нравоучительно молвил:

– Собственно, этого и стоило ожидать. Здесь надо думать, а что делать, если нечем? Достойных соперников, говорите, не встречали? Не там ищете. Можете уже готовиться к переэкзаменовке, но если вы хоть раз опоздаете на мою лекцию или позволите себе не явиться, забудьте даже про переэкзаменовку.

– Просто карты – это воля случая, лотерея, попадет не попадет хорошая карта, вот и все, – оправдывался Косовский, – если бы, к примеру, бильярд – то там только от мастерства зависит.

– Хотите еще и на бильярде получить?

– Если выиграю – поставите все ваши зачеты автоматом? – азартно спросил Ростислав.

– А если я выиграю – готовьтесь к отчислению, – с азартом ответил Николай Иванович.

Здесь самоуверенного декана, становившегося несколько раз чемпионом института по бильярду, подвела интуиция. Первый удар по шару Ростислав сделал еще в семилетнем возрасте под наставничеством своего отца – огромного любителя этого вида спорта. С того дня эта игра стала носить культовое значение для юного паренька, каждодневно отшлифовывающего мастерство вначале с отцом, потом с друзьями.

– Согласен! Сразимся? Победитель по трем партиям.

– Не сейчас, сейчас я занят. А вот сразу же после последней пары жду вас в бильярдной напротив, – принял вызов Вовк.

Ажиотаж вокруг этой бильярдной дуэли разгорелся невообразимый. Желающих увидеть это оказалось гораздо больше, чем могло вместить в себя небольшое заведение со столом в фойе. Подошедшим позже приходилось стоять далеко от эпицентра событий и догадываться о перипетиях партии по реакции стоящих ближе, так сказать, наблюдать за наблюдающими. Партии выдались напряженнейшими. Мастерство и хладнокровие в этот раз демонстрировал студент-третьекурсник, носящий среди ровесников ироничное прозвище «Косой». Профессор Вовк оказал серьезное сопротивление хорошо подготовленному Косовскому, но все же уступил. С этого дня Ростислав стал единственным студентом, здоровающимся с деканом за руку, Николаю Ивановичу нравились люди, способные проявить себя хоть в чем-то. К сожалению для обоих, закончилась дружба студента с профессором не так романтично, как началась. Однажды, перед защитой диплома, Ростислава попросили похлопотать перед деканом за двух абитуриентов, братьев-близнецов, являющихся ему к тому же племянниками. Ростислав зашел к декану и, не стесняясь, выложил суть:

– …школу ребята закончили не так, чтоб плохо, но, как говорится, подстраховать надо. Не могли бы вы поспособствовать, Николай Иванович? Это мои племяши, хорошие ребята.

– Ну не знаю, – лениво ответил декан, – там приемная комиссия, экзаменаторы, это надо со всеми переговорить, каждому что-то обещать, потом им должен буду. Не хочется мне. Если они хотят попасть в институт, как говорят, не с парадного входа, тогда пусть дадут денег кому надо и все.

– Их родители согласны, только кому и сколько, не знают.

– Ну… Только ради тебя я узнаю и все тебе расскажу. Хотя, если честно, мне неприятно в этом участвовать. Не люблю я эти грязные делишки.

После этих слов Ростислав почувствовал себя мерзавцем: шутка ли? втянуть честнейшего человека в омерзительное преступление. Однако через два дня Николай Иванович озвучил сумму и клятвенно пообещал передать деньги нужному человеку, совершенно по-доброму добавив при этом:

– Да. Если вдруг еще кто обратится, то сумма та же и условия те же. Я помогу! Не стесняйтесь. Только при условии, что никто не должен знать, кто это помогает! Сам понимаешь, мне светиться в таких делах ни к чему, тем более я с этого ничего не имею, да и не хочу.

Желающих нашлось еще восемь человек, по разным причинам боявшихся вступительных экзаменов. В те годы проваленный экзамен означал вторую попытку поступить в ВУЗ только через год, вот и старались родители подстраховать свое несомненно грамотное чадо деньгами, для уверенности.

Экзамены проходили в нервозной обстановке: уверовавшие в магическую силу денег десять соискателей в номинации «Самый хитрый студент года» никак не могли понять, почему им задают так много дополнительных вопросов, а после этого еще и ставят посредственные оценки. Николай Иванович дал четкий ответ Ростиславу на все поставленные вопросы:

– А они думали, что им даже на экзамен приходить не стоит? Да никто никогда в жизни не покажет своего лояльного отношения к тому или иному экзаменуемому. Иначе сразу все и для всех станет понятно! А вот когда уже будут подсчитывать балы, без свидетелей, вот тогда все и решится! Скажи всем десятерым, чтоб не расслаблялись. Пусть готовятся как положено.

Скандал разразился после вывешивания списков поступивших. Шестеро из десяти не были зачислены в группы студентов, в том числе и племянники Ростислава. Разговор со старшей сестрой и ее мужем получился на повышенных тонах, причем Ростиславу не удалось вставить ни одной реплики в поток откровений своих родственников. Родители других не поступивших в институт тоже не остались в стороне: повырывать ноги – это было самое мягкое из всего того, что было обещано юному дельцу-посреднику. Но еще более интересным получился разговор с Николаем Ивановичем:

– Ничего нельзя было сделать: приехала комиссия из министерства и подсчет баллов проходил под их контролем. Я с трудом умудрился четверых протянуть. А за тех шестерых мне деньги вернули, вот я их принес. Так что ты извинись перед людьми, но главное, помни – мое имя нигде не называй.

Теперь вся картина прояснилась для Ростислава. Вовк собрал деньги и сложил их у себя дома, абсолютно не пытаясь с кем-то из вступительной комиссии договориться. После экзаменов, изучив списки поступивших, просто-напросто вернул неудачникам деньги, остальные справедливо оставил себе за якобы оказанное содействие. А объясняться с возмущенными родителями приходится теперь пятиминутному выпускнику этого же ВУЗа. Ростислав понес суровое наказание за свою доверчивость. Ему пришлось лично раздавать деньги родителям не поступивших детей и поочередно выслушивать порцию брани. Но слово свое сдержал – имя профессора не всплыло.

Позже Вовк частенько был замечен в подозрительной опеке родителей поступающих в местный ВУЗ. Впрочем, скандалы, связанные с его именем, никогда не всплывали, за ним надолго закрепилась репутация принципиального, строгого преподавателя.

Времена менялись, в какой-то момент студенты все же нашли в железном преподе слабинку и заметили характерную закономерность: чем ранее оплачен экзамен или зачет (всей группой одновременно, через посредника старосту) – тем меньше надо напрягаться в период подготовки. Ну уж очень любил требовательный преподаватель денежные знаки, ради них даже шел на сделку с совестью, попирая принципы педагогики. Впрочем, сколотить капитал алчный декан не сумел. Склонный к риску и постоянно получающий дармовые деньги, все заработанное спускал в казино или в карточных клубах.

Пристрастие к играм всегда оставалось самой главной тайной Николая Ивановича, для многих мало знающих профессора людей он оставался эталоном порядочности – а то как же: живет в скромной трешке, именуемой в народе «хрущевкой», и управляет автомобилем, который больше подходил к разряду раритетов.

Человеку, как известно, свойственно забывать старые обиды, и теперь, через много лет, встретившись в прорабской СМУ 466, Ростислав был искренне рад видеть своего бывшего преподавателя, взлетевшего на вершину университетской иерархии. Николай Иванович, в свою очередь, желая красиво выйти из нелепой ситуации, в которой он оказался, крепко пожал руку своему бывшему ученику и по-отечески обнял. Трогательная сцена чуть было не выдавила слезу из глаз сентиментальной бухгалтерши, тихонько наблюдающей за происходящим из-за комнатных растений.

– Присядете с нами? Или вы, так сказать, в свете последних назначений, с рабочими не пьете? – провокационно, но очень учтиво поинтересовался Косовский.

– Да что ты такое говоришь, Ростик? Ты же знаешь – я никогда не был снобом. А учитывая то, что я чуть скандал тут не устроил, думаю, надо уважить хозяев, так сказать, в знак примирения.

Вовк уселся возле Косовского и принял из рук прораба, успевшего подсуетиться, наполненный «гранчак». Николай Иванович кратко, насколько это может привыкший говорить преподаватель, поприветствовал присутствующих строителей с приближающимся профессиональным праздником, отмечая их весомый вклад в развитие цивилизации. При этом начал со светлой памяти создателей Египетских пирамид и закончил пожеланиями крепкого здоровья руководителями среднего звена СМУ 466.

Произнесенная здравица все же вызвала несколько слезинок у ветерана выпуска «бухучета» и ввергла в ступорное онемение прораба. Последние слова произносились уже под аплодисменты присутствующих. Расчувствовавшийся Вадим Сергеевич даже предпринял робкую попытку поцеловать Николая Ивановича, сложив губы трубочкой и приблизившись к тостующему, однако последний посчитал это лишним и, оттесняя прораба рукой, не позволил себя лобызать. После принятой дозы спиртного Ростислав любезно предложил гостю закусить:

– Угощайтесь Николай Иванович, как говорится, чем богаты. Вы уж простите, у нас тут по-простому…. Вы, наверное, к другому привыкли, к ресторанам роскошным?..

– Да это не важно. Я-то сам по себе человек простой, привыкший к обыкновенной еде. А в рестораны давно не хожу, не люблю публичных мест… Меня многие знают, увидят и потом пальцем показывают – вот он, воспитатель нашей молодежи, бухает в ресторане… Поэтому мы с товарищами по университету в последние годы стали собираться в нашем гаражном массиве. Очень удобно – поставил машину вечером, а тут уже собрались в беседке коллеги. Там ведь только наши, можно сказать, весь профессорско-преподавательский состав, именно из тех, кто еще в те годы гаражи получал. Соберемся, посидим душевно. Ну, конечно, пять капель не грех выпить, но не больше! А темы какие обсуждаем! Можно сказать – мы каждый день на пороге нового научного открытия! Однажды, мы чуть было не доказали теорему Пуанкаре более простым способом, чем у Григория Перельмана! – очень восторженно закончил ректор.

«Ого! Если мне не отшибает память, эту теорему никто в мире около девяноста лет доказать не мог ни простым, ни сложным путем! А тут сразу… А говорите, по пять капель…» – Ростислав представил себе всю суть научных диспутов в университетском гаражном массиве.

– Николай Иванович, что ж вы так, в гаражах? Неужели таким уважаемым людям больше негде собраться? В более приличном месте?

– Пойми, мы не тянемся к роскоши, к комфорту. Для нас важнее общение между собой в раскрепощенной обстановке. Конечно, при желании, что-то можно придумать, но у меня времени, если честно, совершенно нету, дел по горло!

У Ростислава мгновенно родилась саркастическая мысль: «Интересно, давно ли перестали интересовать комфорт и роскошь? Еще скажите, что вас деньги не интересуют. Вы ли это говорите, Николай Иванович?!»

– В таком случае у меня для вас есть отличное предложение! Благотворительный фонд «Попечительное собрание», который я в данный момент представляю, с удовольствием предоставит свои помещения для ваших встреч. Правда, только по окончании реконструкции здания бывшего кинотеатра. Вот мы с Вадимом Сергеевичем как раз обсуждаем детали предстоящего ремонта.

Услыхав свое имя, уже хорошо выпивший и молчаливо сидевший со стеклянным взглядом прораб радостно улыбнулся, после чего одобрительно кивнул. С легким юморком Николай Иванович обратился к прорабу:

– Не слыхал о таком фонде. Я подозрительно отношусь к организациям подобного рода. Ничего от них полезного не вижу. Только деньги клянчат. Сейчас их расплодилось… Шут знает для чего. Я бы совсем их запретил, – пытаясь растормошить и найти поддержку у собеседника, спросил: – Вы, Вадим Сергеевич, согласны со мной? Какое ваше мнение?

Проработавший всю свою сознательную жизнь на стройках прораб уже давно не имел своего мнения. Как человек, умудренный опытом, знал – чем реже высказываешь свое мнение, тем меньше несешь ответственность за конечный результат. Руководствуясь этим постулатом, Вадим Сергеевич красноречиво промолчал, устремив свой слегка зачарованный взгляд в окно.

– Может, все же дадите совет? – не отставал от прораба ректор.

Вадим Сергеевич тихим голосом выдавил из себя короткую тираду:

– Я никогда и никому не даю советы, за розданные умные на первый взгляд советы очень часто приходится серьезно отвечать, никогда ничего не утверждаю, даже говоря, что тяжелые железобетонные плиты подчиняются закону всемирного тяготения, то есть могут рухнуть, всегда добавляю – если верить Ньютону! А в таких делах вообще ничего не понимаю. Может, стоит и запретить, а может, польза от них…

Позиция прораба вполне стала понятна собеседникам. Николай Иванович повернулся к Ростиславу.

– Наша создана по аналогии с фондами лучших городов Европы. Здесь и размах соответственный, и цели серьезные, – гордо заявил Косовский.

– Целый кинотеатр перестраиваете? Хороший размах для благотворительной организации. Расскажи мне, Ростислав, поподробнее, мне уже интересно, – ректор иронично улыбался, не доверяя ни единому услышанному слову.

Идейный вдохновитель охотно завел свою уже отработанную агитационную «песнь», выискивая слабые места ректора, способные вызвать заинтересованность. Когда в своем монологе он упомянул о кинотеатре, в разговор вновь неожиданно включился Вадим Сергеевич, которому явно стало скучно. Язык прораба заплетался, его взгляд был устремлен не на собеседников, а куда-то в центр стола, при этом он вяло жестикулировал руками.

– Ввот вы говорите: ремооонт, евроремооонт! Сейчас это ерунда все! Хочешь наливные полы? На! Хочешь самовыравнивающиеся стены? Опять на! И спесци… специалистом быть не надо. А раньше? Было всего два раствора: цементный и известковый. И работай, как хочешь! Вот тогда были специалисты! Те могли из ничего такую конфетку сделать…

Косовский и Вовк удивленно переглянулись. Кажется, прораб уже успел «выключиться» из разговора и «включился» только на ключевое слово «ремонт».

– Вы не обращайте внимания, – тихонько из-за растений заговорила бухгалтер, – он такой всегда, когда выпьет. Он вас уже не слышит, просто кивайте иногда в его сторону, и он будет думать, что его внимательно слушают. Его теперь не перебить и не остановить.

Разговорившийся Вадим Сергеевич абсолютно не обратил внимания на слова своей коллеги и продолжил монолог вопросом, не имеющим четкого адресата:

– А вот вы знаете, на какой высоте над уровнем моря находится вот это место? На котором находится наше строительство. А? – и не дожидаясь ответа собеседников, Вадим Сергеевич важно продолжил, – а я знаю! Двести восемьдесят два метра над уровнем Балтийского моря. Вот так-то! А это очень важная информация в современном строительстве…

– Почему же именно Балтийского? – удивился профессор, не прислушавшийся к словам женщины.

– Может, лучше Черного? Оно ведь ближе, да и как-то роднее, а уровень у всех… – Ростислава тоже удивила привязка к Балтийскому морю, и желание съязвить по этому поводу мгновенно родило в нем едкое замечание.

– Нет! Как раз Балтийское! С той стороны и производились замеры. Могу поспорить…

В мгновение из-за зарослей домашних кустарников опять появилась голова бухгалтерши:

– Не вздумайте с ним спорить! – тихо, но очень возбужденно прошипела соратница прораба, – это уже бесполезно, он будет спорить до потери сознания! Продолжайте спокойно беседовать.

Вовк и Косовский немедленно прекратили стихийно возникший диспут, оставив заявление прораба без внимания.

Пока прораб безостановочно продолжал рассуждать об особенностях современного строительства, что, собственно, никому не мешало, Ростислав продолжил свою агитацию:

– Мы действительно перестраиваем старый кинотеатр! Нам нужно большое помещение для собраний. Мы – это сплочение лучших умов города, предпринимающих отчаянные попытки изменить наше общество. Изменить отношение власти к народу и отношение народа к власти. Хватит жить в средневековье! Пора… – Ростислав не закончил фразу из-за развивающейся в самом себе эйфории агитатора стихийного митинга, понимая, что излишняя активность может только повредить в беседе с человеком, чьи труды попали в учебники. – Возможно, звучит излишне пафосно, но это так. Мне кажется, вы со своими коллегами не останетесь в стороне от проблем текущего момента и превосходно впишетесь в коллектив.

– Аха-ха, – рассмеялся Николай Иванович, – даже не знаю, что ответить!

Ростислав отчетливо понимал – не самому лучшему в прошлом студенту сложно убедить бывшего преподавателя (к тому же ставшего ректором университета) в масштабности своей затеи. Здесь нужна интрига, нечто такое, что может зацепить азартного Вовка за самолюбие.

– Понимаешь, Ростислав, – серьезно ответил профессор, – ни к чему нам это, мы сторонимся сегодняшнего общества, сейчас во власти люди, которых в былые времена на пушечный выстрел не подпустили бы к высоким должностям. Официальные лица! Язык не поворачивается сказать такое! Это рожи, а не лица. Много стало фальши и притворства, даже откровенного лицемерия, погрязнешь в интригах – вот и любимым делом заниматься некогда.

– Грустно осознавать, что жить приходиться в те времена, когда настоящая интеллигенция трусливо прячется по гаражам, как улитка в панцире, а малообразованные выскочки, из числа вчерашних «гопников», с удовольствием распоряжаются судьбами миллионов людей, указывая нам в будущее свой, корявый путь.

– Ну… зачем ты так, Ростислав? Мы вовсе не прячемся. Просто иногда уединяемся, так сказать, иногда сбегаем от реальности.

– А кто же тогда будет бороться с невежеством и мздоимством? Пока одни сбегают от реальности, другие творят, что хотят.

– Ну, думаю, вас там и так достаточно. Без нас справитесь. А у меня, поверь, хлопот невпроворот. Тут и стройка, и учебный процесс, и научные конференции… Двумя словами – огромный университет, забот хватает.

– Хозяйственный вы человек, Николай Иванович. Помню еще по тем, старым временам. Вам до всего есть дело. Любую мелочь вы всегда сами контролировали. Вы, наверное, на должности ректора останавливаться не собираетесь. Дальше либо в министерство образования, либо в мэры! А что? Я бы за вас проголосовал. Нашему городу нужен такой человек.

Николай Иванович мечтательно заулыбался, он давно грезил о высокой должности, и теперь, когда он стал публичной личностью, этот рывок в карьере уже не казался несбыточным.

– Прекрати! Какие мэры! А выборы? Для самовыдвиженца у меня нет денег, и в политических партиях я не состою.

– Зачем вам партии? У нас вас так пропиарят, что другим кандидатам рядом с вами останется только нервно курить в сторонке! Подумать только – ужасно занятый организационными вопросами ректор находит время на общественную работу для блага города! Да за такого сразу все проголосуют.

– Ох и красиво ты стелешь, Ростислав. Я ведь прекрасно понимаю, зачем вам нужны такие люди, как я! Небось, собрали у себя одних чиновников и толстосумов! Теперь хотите интеллигенцией разбавить. Так, для прикрытия. Ведь каждому понятно – если фондом руководят не учителя с врачами, то это какая-то мутная финансовая структура для отмыва денег.

После этих слов умолк бубнящий прораб, оторвалась от своего мира цифр и отчетов бухгалтерша, все присутствующие вопросительно уставились на Ростислава.

– Ну зачем вы так? Мы действительно хотим собирать средства для различных благородных целей… Давайте так, я приглашу вас на торжественный банкет, посвященный презентации фонда, где вы сами сможете оценить всю серьезность замыслов, а потом и поговорим вместе с вашими деканами и завкафедрами.

– Хорошо, считай, договорились. Приду посмотрю. Но ничего не обещаю! – ехидно улыбаясь, произнес Николай Иванович, протягивая рюмку, – давай лучше по маленькой.

«Вот и отлично, – мысленно Косовский уже чувствовал себя победителем, – там тебя обработают, уж точно! А за тобой и свита твоя подтянется».

 

Глава 18

Любка-бесприданница

#i_001.jpg

На очередной встрече идейного вдохновителя движения с серым координатором повестка дня не отличалась оригинальностью – в очередной раз поднят вопрос о дальнейшей стратегии привлечения персон. Слово взял автор концептуальной идеи:

– Нам нужны банкиры, бизнесмены – люди, которые сидят на деньгах.

– В нашем случае банкиры – это не имеющие полномочия директора филиалов. Банкиры в столице! – многозначительно заявил Самосвалов. – А вот бизнесмены кое-какие есть. Их надо привлекать массово, ц-целыми стадами, а потом доить потихоньку.

– Это понятно. Вопрос стоит другой, чем привлечь толстосумов в сомнительную контору, требующую постоянных денежных вливаний.

– Только возможностью найти для себя выгоду.

– А выгоду они могут найти, если там уже будут те, кто либо распределяет денежные потоки, либо их контролирует. Вот из этих соображений мы и должны подбирать кандидатов.

– Согласен.

– Давай тогда рассуждать. По твоему бывшему ведомству…

– Ментов не надо. Увидят, что к чему, и сразу долю захотят. Они потом сами н-нарисуются, вот тогда и будем с ними говорить. А пока самим лучше не лезть на рожон.

– Хорошо, по фискальным органам… Давай начальника областной налоговой?

– Давай. Только я о нем ничего не знаю. Там уже давно нового поставили, Игорь э-э-э-э, не помню отчества, их там часто меняют, причем этот тоже неместный, говорят, ишак конченый, на контакт плохо идет. Тебе придется идти к нему наобум.

– А если я тебе расскажу, что у меня есть друг, с которым этот мытарь целуется прямо в десна! И мы можем через него выйти на этого грозного дяденьку! А?

– Если есть такой человек – это здорово. Давай сюда этого ловкача!

– Этот ловкач, ко всему еще и женщина! Сейчас наберу её, – Ростислав нашел нужный номер в телефонном списке, после чего приложил аппарат к уху. – Алло. Будьте добры, Любовь Александровну пригласите, пожалуйста… Её нет? Ага… Передайте ей, шо звонил церковный староста, Любовь Александровна забрала куда-то ключи от храма, а я тут привел хор мальчиков, и нам негде репетировать. Скажите, пусть меня срочно найдет.

– А набрать непосредственно её номер? – деликатно поинтересовался Самосвалов, не понявший суть происходящего.

– В последнее время мы редко с ней встречаемся, а вот телефонные номера она меняет частенько, меня забывает предупредить, вот я и названиваю на офисный, и всегда че-то отчебучу, шоб без имен и сразу догадалась кто. Она меня сама так когда-то просила.

– Она шо, секретный агент?

– Шо-то вроде того. Это человек, который прошел путь от рядового клерка до собственника сети магазинов, причем путь этот был очень тернист – то взлеты, то падения, но постоянно поднималась и опять взлетала на вершины. А ещё она очень умный и милый человек, начитанная, как собрание томов талмуда, энциклопедический склад ума… О! – у Ростислава зазвонил телефон. – А вот и она, быстро ей передали.

В короткой беседе, большую часть которой занял обмен любезностями, Косовскому посчастливилось выяснить месторасположение своей знакомой, оказавшейся в автомобильной тянучке на соседней улице, и, пользуясь случаем, пригласить на чашечку кофе.

– Сейчас будет, – уверенно заверил Самосвалова, – представляешь? Рядом проезжала. Сейчас деятельная такая, а начинали когда-то вместе в одной конторе, торгующей сотовыми телефонами. Я оттуда просто ушел, а Любовь Александровна умудрилась открыть свой собственный салон мобильной связи. И это только было начало её сумасшедшей карьеры. Много рассказывать не буду, сейчас сам увидишь.

Через тридцать минут напротив террасы, облюбованной компаньонами, припарковался новенький белый Лексус, из которого важно вышла стройная женщина средних лет, облаченная в мини платье с практически открытой спиной и глубоким декольте. Столь смелый наряд явно подчеркивал отсутствие каких-либо комплексов, связанных с возрастным переходом из второй молодости в третью.

– А вот и она! – торжественно вскрикнул Косовский.

– Любка-бесприданница? – с сильным удивлением спросил Гриша.

– Вы знакомы? Почему бесприданница?

– Это аф-аф-аферистка конченая! Она опасная штучка! Где ты её нашел?

– Гриша, шо за тексты?

Гриша не успел ответить, дама уже успела подойти близко к столу и, нарочито скривив губы в поддельно-радостной улыбке так, как это умеют делать только женщины, обратилась к Самосвалову:

– Кого я вижу?! Григорий Николаевич! Какая встреча! Вы не покинули этот город после отставки? Напрасно! Вас здесь многие помнят. Я бы на вашем месте так свободно не разгуливала по городу, – после этого она повернулась к Ростиславу. – Это твой друг? Поздравляю! Ты доходишь до ручки! Лучше вернись к жене, она хоть будет контролировать твои знакомства.

– Я ничего не понимаю! Вы знакомы? – недоумевал идейный вдохновитель.

Самосвалов сидел с видом каменного истукана, словно все происходящее его не касалось.

– Мы? Ростик, этот человек обещал меня посадить в тюрьму и прилагал к этому огромные усилия. Потом нагло вымогал взятку, а когда не получил – обещал всю свою жизнь преследовать меня. Но я оказалась ему не по зубам! Ему пришлось отступить! А потом и вовсе Григория Николаевича, этого служаку, погнали поганой метлой из органов. И теперь я его вижу с тобой, с человеком, который мне дорог и просит оказать услугу.

– Гриша! Как это объяснить?

– Я выполнял свою работу – боролся с экономическими преступниками.

– Какими преступниками? Ты тупо деньги с меня вымогал! Кровосос проклятый! Суд доказал мою невиновность, а ты остался с носом! Еще любил постоянно поговаривать: «Ты же совершила преступление против государства!» Прям такой защитник народного добра, шо дальше некуда! Но если позолотить ручку – про государство сразу забывает. Самый первый коррупционер, а рассуждать о чести мундира так любит… – Любовь Александровна, кажется, долго ждала случая высказать свое мнение о Самосвалове прямо ему в глаза.

– Гриня! Какая же ты сволочь! Если честно… – Ростислав не удержался от резкого комментария.

– Нет! Подождите. Во-первых, доказательств к-криминального предпринимательства на вас, девушка, было достаточно. То, шо судья вас оправдал, ну это такое, это не моя вина или заслуга. И не надо сейчас г-говорить, шо Вы на самом деле белая и пушистая. Просто так я бы вами не занимался! Вы сумели засветиться везде, забыв о главном правиле: проживешь незамеченным – умрешь незамученным. Во-вторых, вы, бизнесмены, потихоньку карманы деньгами набиваете, нарушая законы, потому шо по-честному в нашей стране не заработать, а нам шо? На одну зарплату жить? Смотреть, как вы машины, квартиры покупаете и живете в постоянном празднике? А пользы мы стране приносили много. Мы с таким жульем боролись… – Гриша многозначительно поднял вверх указательный палец. – И, иногда конечно, пытались собрать себе на старость. А то вон поперли и даже выходного пособия не дали, я уже не говорю о пенсии. Сам о себе не подумаешь – родина хрен вспомнит. Мне и сейчас приходится крутиться как белке в колесе, заниматься какими-то полулегальными аферами, шоб только концы с концами сводить.

– Я сейчас разрыдаюсь, – Косовского эта жалобная речь совершенно не проняла. – Прямо капитан Копейкин! Собственной персоной.

– Не знаю я никакого капитана Копейкина, – сухо отрезал Гриша, подозревая, что сравнение с капитаном ничего хорошего ему не сулит.

– Был такой персонаж у Гоголя – капитан Копейкин, ставший инвалидом, защищая отечество, и не получивший от государства пенсии. Ему высокие чины порекомендовали самому зарабатывать на пропитание, и это инвалиду, герою войны, вот он и стал главарем шайки разбойников. Но тот человек на войне воевал и Родину защищал, а ты? Обирал тех, кто хоть как-то пытался поднять экономику державы.

Самосвалов отмахнулся двумя руками, желая закончить этот неприятный разговор:

– Хорошо! Я дурак! Шо дальше? Не надо поднимать эти старые темы! Шо было – то было. Мы были по разные стороны б-баррикад. Сейчас, я так понимаю, вместе. Надо забыть старое и работать дальше.

– Хорошо вам! Забыть… А мне как? – не унималась Любовь Александровна. – Я до сих пор боюсь людей в погонах.

– Я думаю, Григорий Николаевич осознал свою неправоту и с удовольствием компенсирует моральные издержки, – Ростислав с пристрастием взглянул на Самосвалова.

– Я? Я своей вины не чувствую! Нихера я компенсировать не буду!

– А я говорю, с удовольствием… в интересах дела, Гриня! – последние слова прозвучали очень тихо.

– Хер с тобой! Делай, шо знаешь.

– Любовь Александровна! Григорий Николаевич признал свои ошибки и готов искупить их конкретными делами. Думаю, теперь мы можем вернуться к теме нашей сегодняшней встречи?

– Давайте! Мне самой неприятно вспоминать наше знакомство с товарищем майором.

– Расскажи хоть, как ты живешь? Я тебя сто лет не видел!

– Ростик! Я, как незамужняя тридцатипятка, полна любви, а расплескать не с кем! Все у меня по-прежнему: работа, дети и постоянное ожидание праздника…

– Может, выпьешь вина под легонькую закусочку? – мягко поинтересовался Ростислав.

– Какого вина? Какую закуску? Я на строжайшей диете! Хочу довести свою фигуру до идеального состояния! Хотя, признаюсь, это так нелегко! У меня сейчас сложный период – чувство голода я победила, но зато стала злая и агрессивная.

– Другими словами – неврастеническая анорексия на почве неадекватного восприятия эталонов современного социума.

– Не паясничай, пожалуйста.

– Дело, конечно, твое, но мне кажется, ты выглядишь и без диет потрясающе.

– Спасибо!

– Теперь к делу. Нам нужна твоя помощь. Мы хотим убедить главного налоговика области вступить в одну благотворительную организацию. Это официально, а на самом деле он ничего не будет делать, нам он просто нужен для приманки.

– А ну, давай с этого места поподробней.

Ростислав принялся посвящать гостью в суть предстоящего дела. Последняя слушала с большим интересом, частенько округляя глаза, переходя в открытое восхищение задуманным, лишь иногда перебивая, выясняя детали.

Любовь Александровна Вуйцек славилась как непримиримый борец с фискальными органами всех уровней. Бесстрашная, предприимчивая женщина, имеющая высшее психологическое образование, идя путем проб и ошибок, уверенно заняла свое место на Олимпе среднего бизнеса. Правда, не все и не всегда у неё получалось гладко, с точки зрения существующего закона и морально-этических норм. Дело в том, что пани Вуйцек вела довольно своеобразный бизнес – она превращала серое, черное и даже очень черное в белое. На практике это означало новую жизнь для групп товаров, лишившихся своего прежнего официального статуса: тайно пересекшие границу, оставшиеся от тяжкого наследия коммунистического строя, а то и вовсе слитые с цистерн или вынесенные со склада. Ассортимент поражал своим разнообразием: аэродромные плиты, демонтированные с взлетной полосы, оставшейся от советской армии; стерильная медицинская вата, случайно забытая на аптечных складах со времен развитого социализма; бананы и апельсины, чудесным образом пересекшие кордон в обход таможенных постов и теперь претендующие на гордое звание товара отечественного сельхозпроизводителя; бензин, списанный как якобы использованный на одном крупном предприятии и многое, многое другое. Еще Любовь Александровна мастерски превращала безналичные средства, находящиеся на банковских счетах государственных предприятий, в наличные, настоящие денежные ассигнации, уже полностью освобожденные от налогообложения.

Осуществлять такие дерзкие сделки помогали директора подвластных Любе предприятий, или, как называли их в налоговой милиции, Любкина команда. Любовь Александровна лично отыскивала бездомных бродяг, в простонародье прозванных бомжами, заставляя помыться, побриться, переодеться, а главное – протрезветь, что придавало им более-менее приличный вид для похода с паспортом в государственные инстанции, регистрирующие субъектов предпринимательской деятельности.

Впоследствии эти люди, «по-царски» отблагодаренные денежным эквивалентом равному стоимости ящика пива, навсегда растворялись в городских трущобах, унося с собой тайны махинаций Вуйцек. Естественно, Любовь Александровна частенько становилась предметом пристального внимания правоохранительных органов, от рядового участкового милиционера, зло называвшего её бизнес-барыгой, до высоких чинов из службы безопасности страны, придумавших ей кличку «бесприданница». Сие почти классическое литературное прозвище закрепилось за ней после череды арестов и обысков, повлекшие переоформления всего движимого и недвижимого имущества на ближайших родственников. Любовь Александровна привыкла к частым визитам людей в мундирах, а постоянные слежки и прослушки приучили её к жизни подпольщицы в оккупации, каждодневно оттачивающей искусство конспирации, но не заставили свернуть бизнес.

Зарабатывая приличные деньги, Вуйцек не брезговала и мелкими аферами. Доставалось частенько страховым компаниям, вынужденным постоянно выплачивать страховые премии при неумышленной порче. Любовь Александровна разыскивала предложения о продаже автомобилей, попавших в ДТП, аналогичных её транспортному средству, договаривалась о краткосрочном прокате либо битого бампера, либо мятого капота, разбитой фары и, прихватив с собой знакомого автослесаря, отправлялась на совершение странной сделки. Процесс переброски целой детали на деформированную много времени не отнимал, поэтому сразу после замены отправлялась в страховую компанию оформлять несчастный случай. Здесь фантазия и артистизм Вуйцек находили благодарных зрителей в лице сотрудников. Со слезами на глазах пострадавшая преподносила порчу как столкновение с диким животным, или случайное падение огромной ветки с дерева, или от других всевозможных напастей, за что получала справедливую компенсацию.

Сколотив приличный капитал, Вуйцек открыла сеть магазинов готовой одежды и занялась не очень прибыльным, но зато спокойным и легальным делом. Прошлые дела остались в далеком прошлом. Любовь Александровна превратилась в законопослушную даму, изредка консультирующую коммерсантов, попавших под давление фискалов. Случилось так, что новый начальник налоговой администрации, знающий о прежних Любиных «подвигах» понаслышке, неожиданно для многих сделал Любу своим доверенным лицом по работе с налогоплательщиками. Получившая огромное доверие Люба оказалась центральным звеном в отношениях между главным налоговиком и бизнесом города, в той части, где не ведется протокол и отсутствует официальная переписка.

Идея компаньонов о создании благотворительного фонда, красиво преподнесенная Косовским, пришлась ей по душе, и она согласилась помочь. Ростислав, понятное дело, не стал посвящать свою подругу во все тонкости и нюансы столь нового и необычного дела, резонно рассудив – ни к чему ей это.

– Очень интересно. И что побудило в тебе идею создания такого замечательного проекта? – протяжно вымолвила Люба.

– Понимаешь? Занимаясь серьезным делом, и сам становишься серьезным человеком. Мне кажется, что я уже дорос до великих дел, – Ростислав продолжал оставаться в образе идейного борца за счастье народных масс. – Кстати, ты тоже нам нужна.

– В качестве кого?

– Фонд планирует открыть деловые курсы для начинающих и матерых. Лидерские программы, круглые столы, бизнес-тренинги, реинжиниринг бизнес-процессов, лекции по прикладной эзотерике, встречи с известными людьми и так далее. Одним словом, все, что тебе нравится и знакомо. Ты, со своим опытом и репутацией, можешь нам сильно помочь. Не бесплатно, конечно.

– Заманчиво, – загадочно протяжно произнесла Люба и уверенно добавила, – я действительно это все люблю. Хорошо, Ростик, я уговорю Игоря Рюстамовича, можешь не сомневаться. Благодарить пока не надо. Потом как-нибудь сочтемся…

– Я отработаю на твоем огороде, – клятвенно заверил Ростислав, приложив ладонь к сердцу.

Любовь Александровна, обожающая Ростислава за чувство юмора, подхватила игривый тон:

– Не сомневаюсь. Но, предупреждаю, огород у меня большой! И работать придется качественно! За сим позвольте откланяться, у меня еще много дел…

Любовь Александровна покинула компаньонов, заметно приподняв им настроение.

– Если поднимать знакомых, то мне тоже есть кого предложить, – интригующе произнес Самосвалов.

– Выкладывай.

 

Глава 19

Спасение из любовной паутины

#i_001.jpg

– Есть у меня один старый друг! Кирпиченко Виталий Самуилович, я его когда-то от тюрьмы отмазал.

– Это вполне понятно…

– Ростик! Еще раз повторяю – я никого не обирал и не прессовал! Люди сами просили меня помочь и деньги, конечно, за помощь предлагали. Это серьёзно! Он в свое время «прихватизировал» швейную фабрику с огромными нарушениями, ну и я, рискуя собой, з-закрыл его дело. Он мне тоже впоследствии много хорошего сделал, так что мы действительно раньше были друзья. Теперь, когда я уже не на службе, встречаемся крайне редко, да и он теперь почти олигарх, но все же могу иногда зайти, если очень надо. Зашел я к нему в гости вчера поговорить о том о сем, и о его свате, начальнике таможенной службы, шоб помог в решении одного вопроса.

Между делом рассказываю ему о фонде, о замечательных перспективах, говорю: «Помоги с Закордонцем (это и есть его сват)».

А он хватается за голову, Гриша, говорит: «Какой фонд? Какие перспективы? У меня проблем полная задница! Скоро вообще каюк придет!»

«Шо случилось?» – спрашиваю.

И рассказал он мне страшную историю. Дело в том, что бизнес Виталия Самуиловича зависит полностью от таможни. Он привозит из-за границы ткани, нитки, прочую хрень и шьет одежду, которую потом отправляют в Англию, п-пришивают лейбл «made in England» и отправляют в Москву. Правда, там уже не его проблемы. Одним словом, на таможне его товары туда-сюда целыми днями. Экспорт, импорт, таможенные декларации, платежи, ну и так далее. Работа нервная, все на тебя как на буржуя смотрят, денег поиметь хотят. Сам понимаешь, можно заплатить пошлину за товар дорого, а можно и дешево, все зависит от того, по какой категории таможенник твой товар оформит.

Короче, однажды он плотно познакомился с Закордонцем, тот еще в начальниках отдела ходил, и дела пошли гораздо лучше, все-таки свой человек, всегда поможет. Все было здорово, у одного бизнес процветал, а другой вверх по служебной лестнице пошёл, пока не стал начальником региональной таможни. Дружили, как говорят, семьями. И вот однажды их подросшие дети объявили о своём желании жениться. Радости родителей не было предела. Свадьба Насти Закордонец и Вадима Кирпиченко стала самым главным событием года в местном бомонде. Кирпиченко тут же подтянул сына с невесткой в свою коммерцию. Определил им целое направление своего бизнеса, в расчете передать когда-то все дело в руки молодых. Надо отметить, что Настя оказалась пошустрее своего слегка инфантильного мужа. Родив д-двойню, на радость д-дедушкам, она уже через полгода с таким энтузиазмом взялась за работу, что свекр по основным вопросам чаще советовался с ней, нежели с собственным сыном. Потом произошло непредвиденное! Этот т-тихоня Вадик, придурок, ей богу, ссорится с женой, уходит к какой-то телке и угрожает разводом. Старик Закордонец сильно обиделся, обозвав семью зятя жуликами. Тем более что де-юре все осталось у Кирпиченко. Теперь у моего друга Виталия Самуиловича большие проблемы на таможне. Пока! А в скором времени, по его словам, он может превратиться из успешного предпринимателя в злостного контрабандиста. Сделать это не сложно, как ты понимаешь, но при правильно поставленной документальной проверке…

– Можно и слона в крысятничестве обвинить.

– Вот именно. Беседы с сыном ни к чему не привели. Консультации с психологами тоже не дали результатов. Парень просто как заколдованный. Слушать никого не хочет. Ситуация кошмарная. Спасай, говорит. И сам мне идею подкидывает: «Может, его к бабке-гадалке сводить? Может, ему яйцами порчу выкатать?»

Тут я ему и говорю: «Слыхал от знакомых в фонде о каком-то таинственном слепом провидце, чудеса творящем, – снимает порчу, сглаз, заговоры, колдовские чары, если они есть, предсказывает будущее и дает с-советы, как избежать неизбежное. А самое главное – денег не берет! Бескорыстность в таком деле – доказательство истинного стремления помочь людям. Для солидности цитирую вещуна: «Глупцы! Мне не нужно ваших денег, мой дар – богатство». Но опекой его занимается фонд, и мало кому о нем говорят, держат в тайне, чтоб не замучили любопытные.

Одним словом, Виталий Самуилович повелся. «Гриша, – говорит, – если мне помогут, я не только с Закордонцем тебе все устрою, я этот фонд озолочу. Генеральным спонсором стану, только помогите». Теперь ты понимаешь, какие бабки на кону?

– Здорово! Гриня – ты действительно непревзойденный авантюрист. Только где теперь знахаря найти? Надеюсь, ты не из меня собираешься его сделать?

– Ага! Это только ты меня дураком считаешь! А я сразу и план придумал!

– Тогда не томи! Выкладывай.

– Есть у меня хороший знакомый по кличке Шаман. Когда-то он был обыкновенным фрезеровщиком. Потом, когда по стране стали разъезжать всевозможные экстрасенсы с сеансами, он быстренько с-сориентировался, прочитал кучу познавательной литературы и тоже стал себе экстрасенсом. Серьёзное лицо, строгий костюм, непонятные движения ладонями, дельце оказалось не столь уже и сложным. Лечил энурез, ожирение, рассасывал рубцы, заряжал воду, короче, пока мода на экстрасенсов не прошла, жил припеваючи. П-потом стал модным иглотерапевтом. Тоже начитался где-то какой-то хрени, и давай всех иглами колоть. Что характерно, здесь он никогда не светился, только другие регионы, это у него как правило номер один. Приезжает в какой-нибудь городишко, снимает квартиру и сам клеит на столбах объявления о приезде ученика восточных врачевателей – иглотерапевта Сегунта.

– Почему Сегунт?

– Звучит красиво. На самом деле он Серега. Но лучше, чтоб звучало как-то по-восточному. Умный вид, очки с обыкновенными стеклами для солидности, постоянные цитаты из восточной литературы – получалось великолепно. Пока люди разберутся, что он шарлатан и от его иголок пользы нет, он уже в другой город переехал. И так постоянно. Однажды кому-то стало плохо, и тот обратился в милицию. Серегу взяли, но предъявить по тем законам ничего не смогли. Серега выкрутился, но с иглотерапией завязал, вдруг и в правду кто-нибудь ласты склеит, тогда в-выкрутиться не удастся. Вот тут он нашел новое для себя – народный целитель. Отпустил бороду, длинные волосы, стал одеваться как монах. Лечил как всегда абсолютно от всего: алкоголизм, бесплодие, слабоумие. Спасал от сглаза, заговора, колдовских чар и так далее. Схема та же. Приезжает в какое ни то захолустье и дает объявление в газете об очередном приезде известного целителя Сергия по многочисленным просьбам жителей. Далее идут выдержки из этих «м-многочисленных писем», заставивших доброго Сергия якобы вернуться.

Ты только послушай: «…жизнь моя была ужасной. Мужа алкоголика с работы прогнали, дети двоечники в школе, а у меня болезнь за болезнью. Шла к Сергию и не верила, думала, никто помочь мне не сможет. Глянул он на меня, только качнул головой и попросил принести на следующий день утром фотографию детей и мужа, три яйца, иголку и клок волос с головы каждого. Принесла. Разложил фотографии провидец Сергий, сжег над ними волосы, прочитал молитву и увидел заговоры. Потом проткнул иглой то место на фотографии, где собрались злые чары, и сказал: «Иди домой, Мария, с этого дня твоя жизнь изменится. Через день моя болезнь отступила, потом и муж пить бросил, устроился на работу, дети в школе подтянулись. Зажили счастливо на зависть всем. Спасибо Сергию. Мария М.»

Или так: «…очень быстро после свадьбы охладел ко мне мой суженый. Часто стал в стакан заглядывать и хмурым быть. Уж и не знала, что мне делать. Потом и спать стали порознь. В конце концов ушел к моей куме, не попрощавшись. От этого горя я стала сохнуть прямо на глазах. Врачи помочь мне не смогли, думала, скоро умру. Друзья подсказали пойти к Сергию, дескать, не таких на ноги ставил. Хоть и не верила, но пошла. Посмотрел в мою сторону Сергий и сразу как крикнул: „У тебя под порогом жаба мертвая закопана, а на клумбе цветы с кладбища посажены! Это кто-то из твоих близких сделал! Немедленно избавься!“ И действительно, откопала под порогом высушенную жабу. Сразу догадалась, кто это сделал. Когда выкапывала цветы на клумбе, в жар меня бросило, руки тряслись, будто кто мешает мне, но вычистила все. Утром муж вернулся, весёлый, добрый, говорит, как околдованный был, а сейчас прозрел! Уходя от кумы, еще и по морде ей съездил. По делом ей, стерве! Спасибо тебе Сергий! Ульяна Б.». Ну и так далее.

Благодаря таким откровениям, недостатка в клиентах наш Шаман не испытывал. Идиотов всегда было достаточно, особенно тех, кто в своих неудачах готов обвинить кого угодно, кроме самого себя. Рассказывая клиентам всякий бред, Серега и сам развлекался, и заработал приличное состояние. Веселее всего он лечил бесплодие у женщин. Получалось пятьдесят на пятьдесят…

– Что, действительно помогало?

– А то! В народе ведь как? Если у мужика стоит, значит он нормальный! Значит, если детишек нет, виновата женщина. А то, что в половине случаев это из-за мужиков, никто и не догадывался. Шаман раздевал догола обратившуюся бедняжку, укладывал на стол посреди комнаты и совершал обряд, прогоняющий демонов, мешающих зачатию. Суть обряда заключалась в чтении молитв, окуривании кадилом и причащении святой водой. В самом конце он поднимал ноги женщины вверх, подвигал её к краю стола и преспокойно совершал половой акт, не прекращая чтение заклинаний. После этого настоятельно рекомендовал проделать то же самое с мужем, правда, уже без дыма, святой воды и молитв. Эффект потрясающий – половина обратившихся стали в последствии мамами! Хорошо, счастливые отцы не видели Серёгу, а то сразу поняли бы, кто настоящий папа.

– А сейчас он кто?

– Сейчас то же самое! Но на более п-прогрессивном уровне! Все-таки интернет подрывает веру народа во всевозможных «бабок» и «дедок». За это время он много прочитал книг медицинского направления. Теперь он почти знахарь, продает травы, якобы собранные на Тибете, Тянь-Шане и в прочих местах. Рассказывает, что пять лет жил у тибетских монахов, учился тайнам долгожительства, собирал травы. Еще он часто прикидывается астрологом, или там посредником между землей и космосом. При всем при этом показательно демонстрирует н-набожность, уважение к различным ве-верованиям. В родном городе он не работает, гастролирует по дальним регионам, поэтому здесь его никто не знает.

– А ты-то его откуда знаешь?

– Не поверишь, когда-то он от жадности и здесь открыл кабинет, на съемной квартире. Работал очень тихо, осторожно, только по рекомендациям. Как-то п-проведала о нем моя жена и повадилась ходить к нему, лечить меня от алкоголизма по фотографии вздумала. А я-то, в приступе ревности, подумал другое, конечно, выследил, я ж мент, накрыл. Здорово он тогда перепугался, я выбил дверь, зашел с пистолетом, ну как положено. Когда узнал в чем дело – долго смеялся, надо же такое придумать! Теперь мы друганы закадычные, он сделает все, что я попрошу!

– От бесплодия не успел жену полечить? – Ростиславу сильно захотелось съязвить.

– Я бы его тогда убил! Дети у нас с женой уже были. Так что по этому поводу можешь меня не п-подкалывать.

– Ладно, давай дальше.

– С Шаманом я все организую. Твоя задача этого Вадика приволочь к нашему ц-целителю, а дальше тот свое дело сделает.

– Ты думаешь, все будет так просто?

– Вадик размазня! Он всю жизнь был под крылышком папочки. Все с ним сю-сюкались вот он и вырос неприспособленным к жизни. Попалась телка поумнее его, вот он и сдрейфил, удрал к какой-то охотнице за мажорами. А эти действовать умеют, и ноги расставляет по первому требованию, и хвалит без устали – вот Вадик там и оказался. Но! Сказать ему об этом тяжело! Он всех подозревает в зависти к его счастью и в корыстных умыслах. Вот здесь-то слепой вещун ему и расскажет, кто жизнь сломать желает! А привезти его к старцу должен будешь ты!

– Как? Я с ним даже не знаком!

– Познакомишься, – совершенно спокойно и утвердительно заключил Гриша.

– Слушай, а почему ты решил, что он мне поверит?

– Ростик, мой первый план был еще хуже! Я хотел, чтоб ты совратил эту его зазнобу. И на примере измены вернуть его в законную семью.

– Охренеть!

– Ты смазливый, умный, у тебя бы получилось. Но она не появляется на улице без своего Вадички. Крепко за него вцепилась, ошибок не допускает. Как говорят собаководы: «Кто суку кормит, того она и охраняет». Хе-хе. Так что придется тебе его убеждать.

– Есть у меня идея. Пусть его отец к себе позовет и в суровой мужской беседе как-то аккуратно предложит обратиться к людям, обладающим сверхъестественными силами. Потом звонит мне, и я доставляю его к Шаману. По дороге рассказываю массу случаев чудесных исцелений, другими словами, готовлю Вадика к чуду, и дело только за твоим Шаманом.

– Нужно найти предлог. Нормальный человек ни за что не поедет.

– Тогда пусть отец скажет, что едет к вещуну по своим делам, к примеру, врачи рак обнаружили, хочет к известному знахарю обратиться, а сына в дружеской беседе попросит стать провожатым, переживает, дескать, первый раз. А уже когда вдвоём зайдут, тут-то ясновидящий и укажет перстом: «Твой сын заколдован!», ну или еще че ни то.

– Это мысль! Звонят тебе как человеку, имеющему отношение к вещему старцу, ты приезжаешь… и дальше по плану.

– Самое главное – это чтобы Шаман привел эпизоды из жизни Вадика, незнакомые близким. Поведал о таких вещах, которые ни отец, ни мать знать не могут. Тогда Вадик точно поверит в магию.

– Ага, где таких эпизодов набрать?

– Гриша! Ты меня пугаешь! Ты же мент! Нарой! Покопайся в его прошлом, прошлом этой красавицы, кстати, может, там что лежит. Школа, институт, что-то найдется.

– Кстати, это можно запросто. Я копну.

– Очень важно поселить Серегу где-то в глуши, в забитой деревушке – это подкупает. А мне как раз будет время завязать беседу и провести предварительную обработку клиента в дороге.

– Это н-не есть проблема.

– Этим я займусь сам. На тебе прошлое Вадима и подготовка папаши к операции. Поехали к твоему экзорцисту.

– К кому?

– Изгнателю бесов. Поехали, я тебе по дороге расскажу, откуда пошло это слово.

Уже через час, предварительно вооружившиеся пивом, компаньоны посвящали в детали задуманного человека, трудящегося на туманных полях оккультизма. Шаман оказался довольно приветливым мужичком, давно разменявшим пятый десяток. Он носил бороду, аккуратно заплетенную в косичку, длинные волосы, собранные на затылке резинкой, и внешне не имел ничего общего с имиджем прорицателя. Как оказалось, этот великовозрастный хиппи в свободное от работы время любил слушать тяжелый рок и кататься на стильном мотоцикле. Ростиславу, посвящавшему Сергея в суть задуманного, в какой-то момент показалось, что привлечение этого парня в такое сложное дело выглядит несерьёзно. Заметив легкую разочарованность партнера во время беседы, Гриша вдруг резко сменил тему, поочередно обратившись к присутствующим:

– Подожди, Ростик. Серега, а покажи-ка нам сейчас свой любимый фокус, а то моего партнера грызет с-сомнение.

– Да не грызет меня сомнение… – неубедительно ответил Косовский.

– Да, пожалуйста! – бодро ответил Серега.

Шаман расплел косичку на бороде, снял резинку и равномерно разложил по плечам свои длинные, седые волосы. Слегка припудрил лоб и щеки. В таком виде он стал выглядеть гораздо старше своего возраста.

– Естественно, я еще подгримируюсь перед выступлением, тогда совсем не узнаете, – пообещал Серега.

В следующее мгновение лицо Шамана стало похоже на посмертную гипсовую маску. Сергей умудрялся так закатывать глаза, что в глазных щелях не было видно зрачков, только белые глазные яблоки. Это жуткое зрелище уже не раз заставляло простых людей поверить в неестественные связи Шамана с потусторонним миром.

– Это действительно впечатляет, – зачарованно произнес Косовский.

– Но этого недостаточно, – приняв нормальный облик, вновь заговорил Серега, – здесь важно огромное количество деталей: освещение, запахи, мистические предметы – привычные атрибуты колдуна, мебель и прочее. Все должно быть очень настоящим, иначе не поверит.

– Для этого мы здесь, – настроение Ростислава заметно изменилось в лучшую сторону, – я найду подходящее помещение, и мы вместе с вами подготовим его к нашему шоу. У нас всего несколько дней.

– А главное – информация! Мне нужно знать все об этом Вадиме и его семье. Если ошибусь во время сеанса, все полетит к черту.

– Это тоже мы гарантируем.

– В таком случае можно попробовать…

– Ну вот и отлично, а я займусь прошлым нашего героя, – удовлетворительно подытожил Самосвалов.

Найти подходящий домик в деревне оказалось пустяковым делом. Определив подходящий район, Косовский, воспользовавшись услугами риелтора, изучил все варианты продающейся недвижимости. Обзвонив хозяев с предложением краткосрочной, но щедро оплачиваемой аренды, посетил давших согласие. Свой выбор он остановил на эффектном домике, построенном в готическом стиле, находящемся в маленькой деревушке на окраине области. По рассказам хозяев, этот дом был построен в 1800 году для управляющего делами в одном из многочисленных имений графа Станислава Потоцкого. Дворец графа советская власть разрушила еще в далеком 1920ом, а домик эконома чудом уцелел. С тех пор строение много повидало на своём веку, и сейчас, давно не видевшее ремонта, окруженное запущенным садом, смотрелось величественно и мрачно. Само здание с высокой, заостренной кверху крышей, окруженной по кругу башенками со шпилями, и узорчатые, рельефные стены, очевидно, задумывалось как уменьшенная копия какого-нибудь средневекового замка. Именно так и представлял себе Ростислав дом провидца. «Самое большое впечатление этот дом произведет в сумраке, просто как в сказке, – отметил он для себя, – это надо обязательно использовать». На следующий день Ростислав вместе с Сергеем превратили ветхое строение в сказочный домик доброго колдуна. Особого внимания удостоилась комната приема посетителей, где опытный «целитель» предусмотрел массу деталей и, с его слов, создал атмосферу таинственности. Атрибутами «прорицателя» стали православные иконы, языческие статуэтки, наборы высушенных трав, развешанных на стенах, подсвечники и лампадки, серебренные вазы и огромное количество вещей, предназначение которых сложно объяснить непосвященному. Над освещением Шаман трудился дольше всего, считая, что если вещун слепой, то много света быть не должно, да и внимание клиента надо сконцентрировать таким образом, чтобы скрыть огрехи маскировки.

Следующим немаловажным этапом стала организация массовки. В назначенное время здесь должно происходить какое-то движение, отвлекающее внимание Вадима от деталей. Это могут быть немногочисленные, но респектабельные посетители на дорогих автомобилях, якобы преследующие здесь подобные цели. Автомобили, используемые для свадебных кортежей, вполне могли оказаться именно тем, что нужно. А солидно одетые водители вполне исполнят роль успешных господ, тайно прибегнувших к услугам старца. Ростислав без труда договорился с владельцами роскошных иномарок, не объясняя в подробностях суть предстоящего действа. Для большего колорита он искусно изготовил из обыкновенного картона номерные знаки соседних государств, которыми порекомендовал водителям прикрыть существующие. Таким образом география посетителей значительно расширится, и, соответственно, реноме слепого провидца поднимется на наивысший уровень.

Когда предварительная подготовка закончилась, троица заговорщиков вновь собралась вместе для последнего обсуждения плана действий. Активно потрудившийся в эти дни Самосвалов, выслушав доклад товарищей о проделанной работе, с нескрываемым видом триумфатора приступил к отчету о своей деятельности:

– Я тоже не п-прохлаждался. Узнал очень много интересного. Для начала пробил Вадика биографию. В общем-то, ничего интересного: школа, киевский ВУЗ, работа в папиной конторе. О его принцессе вообще нихера неизвестно. Решил, для начала, понаблюдать за этой парочкой. И, как оказалось, не зря! Устроил засаду возле их съемной квартиры и стал ждать. Пришлось недолго. Они вышли утром и отправились на машине Вадика на окраину города, в район новостроек. Там остановились возле подъезда одной многоэтажки и зашли вовнутрь. Через тридцать минут вышли, но не одни! А с маленьким мальчиком! Сели в машину и уехали. Я, конечно, сразу отправился выяснять у местных бабулек, кто такая, с какой квартиры. Оказалось, что квартира тоже съемная, но хозяйка живет здесь же, на одной площадке. С этой-то мы сразу п-подружились! Стоило мне только поинтересоваться, официально-ли она сдает квартиру, платит-ли налоги, как она сразу признала во мне хорошего человека с добрыми глазами. Потом и чаем угостила, и копию паспорта квартиросъемщицы показала, да и интересного много рассказала. В общем, зовут нашу красавицу Кристина Молотай, как я потом через своих выяснил, родилась далеко отсюда, но! Высшее образование получала в столице, в одной группе вместе с нашим героем. Они оказались однокашники. Я, естественно, отправился на день в столицу поспрашивать меж тех, кто вместе с ними грыз гранит науки. И нашёл! Через куратора их группы я познакомился со старостой, оставшейся работать в университете. Вот та-то мне и рассказала всю историю их отношений. Вадим и Кристина встречались чуть ли не с первого курса. Это была оригинальная пара – весёлая, эффектная девушка и серьезный, вдумчивый парень. Вадим учился практически за двоих, без него для Кристины таблица умножения – китайская грамота. Однако где-то на пятом курсе Кристина, как и положено всякой нормальной девушке, – здесь в голосе Самосвалова просквозили нотки иронии, – бросает Вадима и резко выходит замуж за некого Олега Красюка по прозвищу «Карась». Этот парень проживал с ними в одном общежитии, был неформальным лидером, слегка хулиганом, слегка покуривал травку.

Через девять месяцев у них родился сын, а наш герой вернулся на родину с разбитым сердцем под отцовское крылышко. Дальнейшую историю с его скоропостижной ж-женитьбой на дочери Закордонца вы уже знаете. В то время Кристина и Карась с трудом сводили концы с концами. Карась, невзирая на статус семьянина, продолжал вести разгульный образ жизни: пьянки, гулянки, клубы, ночные дискотеки. Случайные заработки, отсутствие собственного жилья и стабильного дохода – все это к укреплению отношений, как вы знаете, не ведёт, скорее, наоборот. В конце к-концов Карася повязали за распространение «дури» и впаяли «пятерочку». Кристина, оставшись одна, без средств к существованию, развелась с суженым в одностороннем порядке и покинула столицу. Больше о ней никто не слышал. Но мы теперь знаем, что расцвела она здесь. Как она умудрилась встретить Вадима, что она ему говорила, мы, наверное, не узнаем. Но хозяйка квартиры рассказала, как частенько слышала от Кристины слова похвальбы в адрес малыша в присутствии Вадима, дескать, г-грамотный не по годам, смышленый, и вообще, она так мечтает, чтобы тот вырос похожим на Вадимчика…

– Мо-ло-дец! – восхитился Ростислав. – Преклоняюсь, чес слово. У меня всегда такие вызывали смешанные чувства. Нет, с одной стороны… конечно, но! а с другой!.. Как они только умудряются находить таких балбесов? И так умело их оболванивать?

– Мне, признаться, где-то в глубине души жаль девчушку… – улыбаясь, иронизировал Шаман, но закончить ему не дал Самосвалов:

– Честное слово, я и сам-то… лучше ей бы помогал! Родственная душа, одного поля ягода, просто к-красавица! Но не забывайте, что мы, к моему сожалению, на другой стороне. Теперь можете п-представить, шо она ему ч-чешет каждый день. Зомбирует комплиментами этого придурка по полной. Так что теперь Серега – только ты сможешь…

– Теперь проще. Давайте оговорим детали и приступаем, – судя по всему, Серега уже наметил приблизительный план.

– Гриша. Твоя задача, завтра уболтать старшего Кирпиченко встретится с сыном для признания о страшном диагнозе врачей, – Ростислав принялся составлять план действий. – По ходу он прощает сыну все его деяния и просит простить его за непонимание. Далее он просит сына сопроводить его к ясновидящему старцу, народному целителю, как к последней надежде на выживание. Просто побыть рядом. Вадим не сможет отказать, никто не сможет отказать. Самуилович звонит мне, я, естественно, соглашаюсь провести их к знахарю, но объявляю, что в этот период старец принимает только с половины четвертого до половины пятого, в самое сильное время суток – утром. Мы договариваемся, и ночью я приезжаю за отцом и сыном Кирпиченко. По дороге подготавливаю обоих к чуду рассказами о неимоверных воскресениях. Без пару копеек четыре буду у тебя.

– Давай точно, чтоб все уже были на местах, – Сергею не нравилась неопределенность.

– Точность – это вежливость поездов, – отшутился Ростислав, но все же уточнил, – без пяти четыре буду на месте. Главное, пусть старший не знает, что я в сговоре, а то все испортит. Все должно быть очень натуральным.

– Не беспокойся. Он не знает. Можешь импровизировать, – заверил Самосвалов.

План сработал. Гриша, в телефонном режиме, без особых усилий убедил Виталия Самуиловича посетить вместе с сыном слепого вещуна:

– Конец концами, может, он и вправду шо у вас увидит. А не увидит, то скажет, шо зря вы беспокоитесь. А Вадьку вашего прощупает. Он хоть и слепой, но как рентгеном видит. Если там шо напорчено, наворочено, то как рукой снимет, отшепчет. Люди сейчас не верят, а зря. Нечисть только этим и пользуется. Наведут порчу какую, попробуй потом отмыться.

Виталий Самуилович согласился и пригласил сына для беседы. Диалог отца и сына, узнавшего о страшном недуге своего родителя, увенчался полным примирением с решением отправиться к целителю вместе. Потревоженный по этому поводу телефонным звонком некто Ростислав, незнакомый обоим, хоть и неохотно, но после упоминания фамилии Самосвалов согласился договориться о приеме у загадочного колдуна-врачевателя, долго рассказывая о затворническом образе жизни пророка. В итоге – поздно ночью все трое отправились на машине Ростислава в направлении «жилища старца-предсказателя».

Ростислав намеренно избрал самый сложный и длинный путь, часто меняя направления. Очень хотелось, чтобы эта парочка не вздумала приехать сюда еще раз, без провожатых. Всю дорогу он делился так зваными воспоминаниями об увиденных чудесах, сотворенных старцем. При этом старался не переусердствовать:

– Конечно, иногда бывает, приходят к старцу люди практически обреченные. Он им с порога говорит: не надо ко мне идти, я вам ничем помочь не смогу, идите с миром. Он ведь не волшебник, он просто ясновидящий. Хотя очень устает. Несколько встреч в день выматывают его полностью. Из-за этого и живет затворником, боится известности, всем ведь помочь не сможет. А с тех, кому удалось помочь, денег не берет, боится дар свой потерять. Говорит, дар нужно дарить, а не продавать. Тут-то наш фонд и взялся за его опеку. Помогаем, чем можем, и от ненужной шумихи оберегаем.

Старший Кирпиченко прекрасно справлялся с ролью обреченного. Он почти ничего не говорил, ехал с каменным, отрешенным лицом, очевидно, не веря в благополучный исход основной затеи. Однако, ближе к пункту назначения, решил мягко поинтересоваться личностью ясновидящего.

– А откуда он взялся?

Ростислав был готов к подробным проявлениям любопытства. Помимо красивых историй с исцелениями он продумал список наиболее возможных вопросов и подготовил варианты ответов, в зависимости от того, как сложится разговор.

– Сюда мы перевезли его недавно, его популярность стала приносить ему неудобства. А родился и вырос он на Донбассе. В детстве, примерно в семилетнем возрасте, он провалился в старую шахту и целую неделю искал выход в кромешной темноте. Через семь дней его обнаружили в бессознательном состоянии, полуживого, но самостоятельно выбравшегося из лабиринта. Потом долго лечили, однако неизвестный недуг навсегда отобрал зрение. Он рос замкнутым и нелюдимым. Позже, через много лет, стал вдруг рассказывать странные и непонятные вещи, поначалу многие решили, что слепота и разум похитила. Но, когда стали понимать его слова, обнаружилось, что он обладает неземным даром предвидеть и врачевать. Особенно от тех болезней, которые современная медицина ни объяснить, ни вылечить не может.

– А почему в такую рань принимает?

Рассвет, появление солнца, по его мнению, время, переполненное неземной энергией. Общаясь с людьми, он получает сигналы, с помощью которых предугадывает будущее. Так вот в другое время суток эти сигналы или неразборчивы или вовсе не проходят.

Подобных фантазий Ростислав приготовил на довольно длительный, затяжной рассказ, но отцу и сыну Кирпиченко услыхать их было не суждено, ровно в назначенное время их провожатый остановил авто возле дома с таинственным провидцем. В полумраке старинное здание, с тусклым светом в окнах, выглядело словно замок с привидениями, особенно на фоне старого сада с огромными, неухоженными деревьями. В этом сказочно мрачном месте несуразно выглядели только роскошные лимузины с иностранными и дипломатическими номерами, припаркованными в лучших традициях современных хозяев жизни – без особых переживаний о других участниках дорожного движения. Возле дома нервно перетаптывались и сами владельцы дорогих средств передвижения, держащиеся друг от друга на расстоянии и не вступающие в контакт. Инсценировка, кажется, удалась – отец и сын нервно крутили головами, ощущая внезапно появившееся чувство страха. Ростислав моментально оценил задатки режиссерских способностей Самосвалова, именно тот руководил подготовкой водителей к сегодняшнему действу. Все выглядело натурально.

Подошедших гостей встретила сгорбленная женщина, одетая как монахиня (гражданская жена Сереги, всегда помогающая ему во время работы, здесь присутствующая как добровольная помощница провидца), и, обращаясь ко всем троим, каким-то дребезжащим голосом промолвила:

– Наконец-то! Из-за вас он не принимает других. Вам назначено первым. Скорее проходите кто-то один! Он уже просил заходить.

– Как один? Почему один? – по-настоящему удивился старший Кирпиченко.

– Они должны быть вдвоем, – подыграл Косовский.

– Вдвоем нельзя, – резко отрубила помощница.

– Иди один, папа! Я здесь подожду, – трусовато произнес долго молчавший Вадим, видно, сдрейфивший не на шутку.

– Послушайте, это отец и сын. Они вместе, – заступился за обоих Кирпиченко Косовский.

– Ладно. Только недолго. Ему тяжело. Идите за мной.

Виталий Самуилович с сыном отправились в дом, трогательно держа друг друга за руки. Глядя на эту сентиментальную картину, Косовский довольно отметил: «Отлично, кажется, сынок уже навсегда вернулся к папочке!»

Шаман встретил гостей, важно восседая в огромном кресле, откинувшись на спинку. Кресло находилось в центре большого кабинета с очень слабым освещением. Несколько горящих свечей, расположенных за спиной Шамана, делали невозможным детально рассмотреть его лицо. Напудренные нос, лоб и щеки, фокус с глазами – все это в плохом освещении вызывало ассоциации с сидящим покойником. Проведшая их помощница доставила ещё один стул и почти насильно усадила. Кирпиченко аккуратно уселись, не отрывая взгляда от провидца.

– Зачем вы здесь? – голос ясновидящего больше походил на стон человека, испытывающему муки.

Это произвело еще большое впечатление на вошедших – не каждый день приходится общаться с говорящим мертвецом. На правах старшего, слабым, дребезжащим голосом заговорил Виталий Самуилович:

– Врачи… обнаружили у меня онкологическое заболевание… рак. Меня склоняют к сложной дорогостоящей операции. Мне надо вашего совета, стоит или не стоит.

– Я не смогу ответить однозначно. Будущее приоткрывает предо мной свои завесы, но это не так, как представляют себе люди. Я вижу видения, смысл которых порой недоступен для меня. Ответы на свои вопросы ищите у себя. Дайте мне вашу левую руку.

Шаман открыл ладонь своей левой руки, до этого лежавшей без движения на подлокотнике. Виталия Самуиловича посетило странное нервозное чувство, словно трезвый водитель на медицинской экспертизе в наркологическом диспансере – вроде и не пил, но черт его знает; он покорно опустил свою ладонь в руку вещуна. Несколько секунд Шаман молчал, потом заговорил неожиданно, и голос его стал тверже:

– Это неправда. Либо вы обманываете меня, либо вас кто-то хочет обмануть. Я вижу реку, большую полноводную реку, несущую свои воды куда-то далеко. Это не может означать ни смерть, ни болезни. Вы не больны.

– Спасибо, – облегченно прошептал Виталий Самуилович, тайно продумывая предлог перевести разговор на сына.

Но с этим легко справился Шаман:

– К тому же я вижу, как от вас исходит яркое сияние. Такое сияние исходит только от людей здоровых, не то что у вашего спутника. Это ваш родственник?

– Сын! А что у него не так?

– Его свет слабый и нечистый, он может быть больным или находиться под действием колдовских чар, – монотонно продолжил Шаман.

– Конечно… – скептическая ухмылка Вадима, мгновенно появившаяся на лице, скрывала в себе страх, перемешанный небывалым интересом.

– Дайте руку, – Шаман, не меняя интонацию, протянул ладонь Вадиму, продолжая оставаться недвижимым.

Вадим, пару раз дернувшись в нерешительности, недоверчиво наклонился и протянул руку. Крепко взяв в объятие кисть сына бизнесмена, Шаман застыл. В этот раз пауза продолжалась дольше, но не настолько, чтобы оборвать терпение Вадима.

– Я вижу, – Шаман заговорил с тревогой, – соловьиное гнездо. Где только что вылупившихся птенцов пытается выбросить из гнезда огромный кукушонок, появившийся на свет месяцем раньше. Прийти на помощь детенышам пытается сам соловей, но к гнезду его не подпускает кукушка, мешая и преграждая путь.

– Этого не может быть… – сцепив в ярости зубы, почти прошипел Вадим.

Растерянное лицо и бегающий взгляд – следствие взрыва противоречивых эмоций в мозгу молодого человека. Мысли его понеслись с эффектом калейдоскопа. Он резко одернул руку и пристально уставился на Шамана.

– Неужели это действительно так?.. – зависший в воздухе вопрос не имел точного адресата, он как бы был задан самому себе.

Продолжая безупречно играть роль ясновидящего, Серега не шелохнулся, продолжая сидеть с закатанными глазами. А вот Виталий Самуилович не скрывал своего искреннего удивления:

– Какое гнездо, какой кукушонок? Что это все означает, – последние слова были обращены и к сыну, и к провидцу.

– Я же вам говорил, что мне не всегда дано понять смысл увиденного. Вы сами должны понять суть услышанного. Одно могу сказать точно – кто-то пытается привлечь недобрые силы для одурманивания вашего сына.

– Я ничего не понимаю! Вадик, может ты объяснишь?

– А я все понимаю! Идем, отец, – голос Вадима впервые за долгие годы прозвучал жестко и четко.

Вадим вскочил словно солдат по тревоге и направился к выходу. Не ожидавший такой резкой команды, Виталий Самуилович покорно последовал за сыном. Шамана охватила легкая паника. Ему показалось, что уж слишком резко, слишком открыто он заговорил о сокровенной тайне, и этим спугнул уже начинавшего верить Вадима. Кричать вдогонку было бессмысленно, оставалось надеяться только на Косовского, слышавшего всю беседу из потайной комнатушки и способного дипломатично разъяснить смысл слов провидца.

Оказавшись возле машины, Косовский застал старшего и младшего Кирпиченко, оживленно доказывающими что-то друг другу. Со стороны, не слыша сути разговора, их беседа напоминала выяснение степени уважения у напившихся алкоголиков. Они то и дело пожимали друг другу руки, обнимались, сурово, по-мужски целовались, трясли один второго за плечи, не стесняясь, пускали слезу и даже срывались до откровенных рыданий. Не надо было быть слишком догадливым, чтобы понять, что происходит настоящая мужская беседа с огромным количеством взаимных признаний. Это утро откровений отца и сына могло оказаться как на пользу компаньонам, так и наоборот. Если у старшего не выдержали нервы, и он раскрыл сыну задуманное… другими словами, все могло полететь к черту. Косовский попытался приблизиться и принять участие в беседе, дабы разговор протекал в нужном ему русле, но заметивший его Вадим остановил:

– Минуточку. Нам с отцом надо еще две минуты. Подождите в машине.

Ничего не оставалось делать, пришлось послушно ждать, пока те договорят.

Вернувшись в авто, они оба уселись на заднее сидение и всю обратную дорогу строили планы на ближайшее и необозримое будущее. Опасения заговорщиков оказались напрасными, Вадим возвращался в семейный бизнес, а вместе с тем к законной жене и родным детям.

Распростившись с пассажирами, Ростислав набрал номер Гриши:

– Можешь купить шампанского, Гриня! Мы сумели расстроить этот симбиотивно-паразитический союз!

– Какой союз? – не понял Самосвалов.

– Другими словами, он возвращается в семью! Мы победили.

Безоговорочная победа компаньонов позволила фонду заполучить как генерального спонсора в компании, так и высокого таможенного чиновника.

 

Глава 20

Джаз-банд

#i_001.jpg

После фантастически проведенной операции подельники отдыхали практически целые сутки. Все это время Ростислав провалялся на диване, глубокомысленно размышляя о тщетности бытия, бесконечности вселенной и предстоящей презентации. Спокойному ходу мыслей все время мешали то всплывающая в воспоминаниях Диана, уводившая думы Ростислава в сладкий мир фантазий и грез, то еще до недавнего времени законная супруга, возвращающая периодическими претензиями мысли начинающего философа к простым бытовым проблемам. Ему ужасно сильно захотелось сбежать от мелких семейных склок к осуществлению давно задуманного сценария знакомства: «Сейчас самое подходящее время для решительных действий», – решил диванный мыслитель и отправился в привычное место чуть раньше условленного часа.

К величайшему сожалению претендента на сердце красавицы, предмет вожделения в этот день не соизволил появиться в кафе. Ко всему еще и Гриша сильно опоздал. Его слегка лихой и помятый вид был прямым доказательством о проведенной ночи безудержного веселья. Первым делом серый координатор отправился к бармену, где заказал большую рюмку коньяка, нервно потрясая растопыренными пальцами, как будто вратарь, словивший горячий невидимый мяч. Получив желаемое, спокойно осмотрелся и, обнаружив скучающего соратника, направился к своему подельнику, жадно отпивая на ходу. Уловив нотки печали в глазах партнера, Самосвалов после короткого приветствия ехидно заметил:

– Что-то очень подавленный вид у нашего грустного Пьеро. Н-не пришла твоя красна девица? – Гриша демонстративно провел взглядом по другим столам, – н-наверное, отправилась на кастинг к богатым женихам.

– Прекрати, она не такая, как ты себе представляешь. Скорее всего, сидит дома и вышивает крестиком, – по-театральному романтично предположил Ростислав.

– Я бы тебе рассказал, каким крестиком она вышивает…

– Гриша, я не собираюсь слушать твои рассуждения по поводу одинаковости всех женщин.

– Вот я вчера с такой принцессой познакомился, просто супер! Вот с такими губами! – Самосвалов приложил свои толстые пальцы к губам.

– Серьезный специалист? – поинтересовался Ростислав, используя Самосваловскую лексику.

– Очень! Протанцевал с ней всю ночь!

– Я и не думал, Гриша, что ты тайный балетоман. Прямо «Танцор диско» из одноименного индийского фильма.

– П-просто музыка хорошая была, да и принцесса моя оказалась любительницей этого дела. Правда, немного со странностями – весь вечер заказывала пиво и фрукты, чем полностью выносила мозг официанту – тот никак не мог представить, какие именно фрукты могут подойти к пиву. А генделык, в котором мы от-отвисали, очень приличный, душевная такая обстановка, «Паб 69» называется. Музыка в нем, кстати, была живая. Такие забойные пацаны! Можно на наш праздник пригласить, всем понравится. И берут опять-таки недорого. Я с ними даже переговорить успел. Кстати, они играют там только два дня – вчера и сегодня.

– Послушать, конечно, можно, но у нас не танцевальная вечеринка, у нас серьезное мероприятие.

– Они начнут играть, все пойдут плясать, отвечаю. Я сам не знаю, как завелся.

– А что они играют?

– В смысле?

– Стиль какой?

– Эээээ…

– Понятно. Ладно, давай сегодня вечером сходим, послушаем, – безынициативно согласился Ростислав. – Заодно отметим наши успехи.

Вечером партнеры расположились за столиком, недалеко от сцены небольшого молодежного заведения с претензией на арт-кафе. Кроме них, посетителей практически не было, только парочка увлеченных собой молодых влюбленных, сидящих в углу. Плотно заставленная музыкальной аппаратурой крохотная сцена, расположенная за барной стойкой, была единственным местом, радующим глаз. Все остальное, очевидно, созданное грустным дизайнером, оставляло гнетущее впечатление. Скорее всего, хозяин и вовсе не обращался к услугам профессионалов, отделав интерьер всем тем, что было подешевле или просто попало под руку. Черная, несуразная барная стойка, затоптанный до «тропинок» деревянный пол, стены, обтянутые джутовой мешковиной с надписями «Cuba sugar», «Colombia export», и грязный, засаленный от времени потолок. Однако взамен этого приятно обрадовали своей дешевизной цены в предоставленном меню. Низкие цены, в свою очередь, объяснялись отсутствием каких бы то ни было вкусовых качеств в заказанных компаньонами «Баварских колбасках». Колбаски оказались разных размеров, переливались всеми цветами радуги и при этом, что особенно настораживало, с разной степенью твердости и температуры.

– Эти колбаски, наверное, ветераны продаж! Возможно, помнят открытие этого дивного заведения, – предположил Ростислав и громко обратился к бармену. – А почему у вас пиво без газа? Это что, вчерашнее в бокалах случайно уцелело?

Невозмутимый бармен, взглянув на Ростислава, коротко ответил:

– Другого нет.

– Насчет душевной обстановки мне, кажется, все понятно, – тихонько поддел Гришу Ростислав.

Тем временем заведение начало заполняться посетителями. Это были молодые люди, которых принято называть тинейджерами, судя по прическам и одежде, принадлежащие к неформальным организациям типа «Эмо» или «Готы». Черные одежды, раскрашенные углем глаза, торчащие волосы – все это резко контрастировало с одетыми в светлые тона соратниками. Входящие рассматривали Гришу и Ростислава с таким же интересом, как жители глубинки рассматривают экспонаты кунсткамеры.

– Гриша! Вам не кажется, что мы выглядим сейчас как две стройные секвойи в баобабовой роще?

– Сам не понимаю, что делают здесь эти панки? – растерянно вертел головой Самосвалов.

В эту минуту находящийся у стойки бара молодой человек, наиболее сильно размалеванный черным, увидев Гришу, радостно улыбнулся. Ростиславу стало не по себе – улыбающийся гот выглядит еще зловеще, нежели грустный, словно сам сатана заприметил давно прячущегося должника в толпе. Молодой человек поднял вверх свою руку и хриплым детским басом произнес:

– Хай.

– Хай, – ответил Самосвалов, после чего тихо добавил, – оказывается, я всех тут знаю.

Поздоровавшийся молодой неформал тут же повернулся к рядом стоящему другу и, указав пальцем вначале на Самосвалова, а потом на стойку бара, широко развел руки в стороны и, хлопая ладонями по щиколоткам, потом попытался присесть и подпрыгнуть несколько раз. Эта краткая мимическая сцена очень красочно обрисовала вчерашнее пребывание Самосвалова в баре «69». Ростислав на мгновение представил пузатого, сто двадцать пяти килограммового Гришу, пляшущего гопак на стойке бара.

– Гриша. А вы вчера ничего не курили? – как можно вежливей задал вопрос Косовский.

– Та не. Я не по тем делам.

Разговор прервали появившиеся на сцене музыканты. Фронтмен, худосочного вида парнишка, внешне похожий на сына цыганского барона, поднял руку и радостно произнес в микрофон:

– Группа «Ремонт воды» и я, Владимир Костыльберг, приветствуют всех! – тут же, увидав сидящего Самосвалова, добавил:

– Приятно, шо число наших фанов растет день ото дня!

Ростислав продолжал свое расследование:

– А что ты вчера праздновал?

– Т-товарищу одному помог решить вопрос в земельном отделе, он меня вчера и отблагодарил.

– Большой суммой?

– Та було трошки…

– Хоть что-то осталось?

– Не, я же после концерта, когда все разошлись, попросил ребят еще поиграть. Чего-то романтичного захотелось. Попросил администратора кабак не закрывать…

– Дорого обошлась просьба не закрывать кабак? – перебил вопросом Ростислав.

– Трошки дав, – грустно качнул головой Самосвалов, – а этих попросил чего-нибудь цыганское слабать, а они кажуть, шо не их формат, и так далее…

– А ты?

– Я не помню, сколько сразу им положил, но помню, добавил сверху пять сотен баксов…

– Запели по-цыгански?

– С «Очей черных» начали, – подтвердил Гриша.

– Уверен, они и мексиканские народные сыграли бы…

Перебили Ростислава звуки, доносящиеся со стороны сцены, означающие начало концерта. С наступлением полной темноты кучка наиболее активных фанатов сгрудилась возле стойки бара. Композиция, открывающая концерт, по первым аккордам ничем не отличалась от какофонии сигналов, доносящихся из космоса, слушаемые астрономами при помощи радиоантенн. Музыканты играли самозабвенно, но как-то разрозненно, при этом пытаясь поочередно увеличивать силу звучания своих инструментов. Попытки виртуозно музицировать, как оказалось, были еще не самым страшным. Гораздо более ужасным испытанием стало прослушивание хорового пения коллектива: Ростиславу это напомнило услышанный когда-то утренний галдеж, устраиваемый проголодавшимися зверушками в передвижном зоопарке. Здесь и блеяние, и ржание, и щебетание, перебиваемое диким лаем. Больше всех, хотя и не очень громко, усердствовал поприветствовавший Гришу вокалист. Лениво-веселая манера исполнения этого парня звучала как песнь бредущего по прерии уставшего койота в преддверии брачных игрищ. Из всех приличных слов Ростислав услыхал только одну строку: «…мне лизали шесть женщин из семи не пришедших…», остальные слова, выражения и обороты, прозвучавшие в песне, очевидно, были подслушаны автором во время ссоры бомжей за право обладания мусорным баком. Нецензурную брань, звучавшую со сцены, Ростислав расценил как открытый протест молодых исполнителей против системы образования в школе и методов воспитания в ПТУ. Жанр, в котором работал коллектив, являлся смесью психоделического диско, параноидального рока и дворового фольклора. Справедливости ради нужно отметить, что среди присутствующих ансамбль пользовался огромной популярностью.

Оценку происходящему Ростислав высказал кратко:

– Потрясающие ребята! Сказать, шо я от них пребываю в шоке – ничего не сказать.

Приступ массовой истерии, царивший в заведении, спровоцировал новый вопрос Ростислава:

– Гриша! Вот ты мне скажи, откуда в тебе, провинциальном парне, выросшем на понятной, качественной, порой героической, советской песне, появилась тяга к этому андеграунду?

– Ростик, давай выпьем, может, я после ста грамм чего лучшего вспомню о вчерашнем дне.

– Я думаю, ты согласен, Гриня, что эти ребята нам не подходят? – Ростислав задал вопрос тоном, не требующим ответа, – я тебе завтра покажу человека, который все устроит. Мне тут хорошие люди посоветовали. Говорят, талантище!

Сто грамм не освежили память в еще не отрезвевшей Гришиной голове, впрочем, заказанные еще четыреста тоже. Партнеры благополучно досидели до окончания вечеринки, продолжая бодриться водочкой, после чего распрощались у входа в паб.

– Ты только машину не бери, тебе тут и-идти два шага, а я себе таки в-возьму, – по-дружески посоветовал Самосвалов оказавшийся, вопреки ожиданиям, менее пьяным.

Однако, проходя мимо автомобиля, изрядно подвыпивший Ростислав решил перегнать авто к своему дому, что оказалось огромной ошибкой. Не успев отъехать и ста метров, Ростислава догнала машина автоинспекции с включенными проблесковыми маячками. Разговор с представителями дорожного контроля оказался кратким. Горе водителя отвезли на медосмотр и по прибытию обратно составили протокол. Ростислав пребывал в отчаянии, глупая самоуверенность может лишить его водительского удостоверения, что повлечет за собой огромное количество ненужных проблем. Подписывая протокол, подозреваемый в «управлении в нетрезвом виде» водитель ниже графы «показания нарушителя» не признал факта управления транспортным средством и охарактеризовал ситуацию досадным недоразумением.

– Ранком вашу справу роздивиться суддя міського суду. Вам потрібно бути в суді о дев'ятій годині, – сухо завершил разговор инспектор дорожного движения.

За оставшиеся несколько часов Ростиславу удалось отрезветь; побриться; одеть свежую, накрахмаленную рубашку и добраться практически к указанному времени в суд.

Подобного рода дела каждый день рассматривал очередной дежурный судья, как правило, не особо вдаваясь в подробности. Перед залом заседания собралась малочисленная толпа из числа вчерашних нарушителей разной степени тяжести. Не успел Ростислав рассмотреть присутствующих, инстинктивно выискивая знакомых, способных помочь, и выяснить фамилию судьи, как прозвучал голос секретаря:

– Следующий Косовский. Приготовиться Мотовилец.

«Подсудимый» робко прошел в небольшой зал и занял место ответчика. Кроме него, секретаря и судьи в зале находился начальник городского ГАИ капитан Прислуцкий, выполнявший роль обвинителя.

Не поднимая глаз и не обращая никакого внимания на Ростислава, служитель Фемиды закончил какие-то записи, открыл серую картонную папку, вытащенную из высокой стопки, и достал оттуда три листочка. Быстро пробежав глазами по бумагам, он огласил о начале процедуры судебного процесса, выражаясь сухим языком протокола. Из его слов выяснилось, что дело рассматривает судья по фамилии Хомяк, и, поскольку возражений по поводу отвода его кандидатуры нет, присутствующие перешли к рассмотрению сути вопроса. В процессе зачтения протокола задержания Ростислав, к своему превеликому удивлению, узнал о наличии свидетеля, якобы случайно вышедшего покурить на улицу в момент задержания, в четыре утра, и подписавшего протокол в пять десять. Подозреваемый в правонарушении не смог сдержать эмоции:

– Це якась нісенітниця! Звідки з'явився цей свідок? Вийшов покурити о четвертій ранку і курив годину, аби підписати протокол! Це лжесвідок! Підстава міліціянтів! Треба ретельно розібратись!

– Попрошу вас не указувати суду, що треба робити, – сухо ответил председательствующий, однако странный факт с ночным курильщиком у него тоже вызвал подозрение, вызвав желание задать вопрос к капитану милиции, – ви це як поясните?

Капитан Преслуцкий, строго глянув на Косовского, резко ответил:

– Нічого дивного тут нема! Його затримали п'яним, ось він і викручується. Що до свідка? Пропоную визвати саме того інспектора, який здійснив затримання. Думаю, він нам все пояснить!

– Згоден, – согласился Хомяк. – Оголошується перерва на годину для виклику головного свідка по справі.

Этот час Косовский провел в тягостных раздумьях: «Судья настроен явно не в мою сторону. Здесь бурым переть нельзя! Нужно срочно что-то придумать! Здесь нужна хитрая тактика. На жалость пробить его, что ли? Нет. Этих жалостью не возьмешь. Нужно искать другой подход. Может, юмором его взять?»

Тем временем возле зала заседаний появился инспектор дорожного движения, составлявший протокол накануне. Сухое приглашение секретаря – и обвиняемый по делу об управлении транспортным средством в нетрезвом виде гражданин Косовский вновь предстал перед глазами судьи.

Длинный рассказ инспектора ничего нового не внес. Сотрудник ГАИ казался слегка испуганным – сказывалась боязнь, присущая подчиненным, ляпнуть лишнего в присутствии начальника. Он поведал присутствующим историю о патрулирующем улицы ночного города милицейском экипаже, вовремя заметившем отъезжающий от пивного паба подозрительный автомобиль, который было решено остановить и проверить водителя на трезвость. Далее десятиминутное пререкание между сторонами, наркодиспансер, протокол, свидетель. Ситуация складывалась явно не в пользу Ростислава, которому все же предоставили слово для защиты. Такого вдохновения Ростислав не ощущал давно:

– Ваша честь! Перш за все хочу зазначити, що я нікого не хочу пошити у дурні! Особливо працівників ДАІ, особисто я вважаю їх мужніми людьми, які чесно виконують свою роботу!

Фраза вызвала улыбку у судьи и заставила удивленно вскинуть брови капитана. Свою речь Ростислав сопровождал такой активной жестикуляцией, словно пытался спародировать регулировщика на перекрестке.

– Але склалась така кумедна ситуація, в якій саме я виглядаю не найкращим чином! Як я розумію. Уявіть собі, що я просто находився в гостях, машина припаркована на вулиці, бо в дворі місця немає. І раптом спрацювала сигналізація! «Може, зламані дверцята», – подумав я. «Може, вибито скло, може, злодії знімають колеса?» Я миттєво вибіг на вулицю і підбіг до машини. Обдивився. Нібито все нормально. Вирішив обдивитись всередині. Відкрив авто і сів за кермо, перевіряючи пошкодження. Завів двигун про всяк випадок. Саме в цей момент з'явились працівники ДАІ, які відразу попросили мене надати документи! Я надав. Запропонували пройти медичний огляд! Я погодився. Хоча не розумію, навіщо? Я не заперечував, що трохи випив. Тільки коли почали складати протокол, я догадався, що відбулось! Я став заручником дурацької ситуації, жертвою неймовірних обставин! В міліціонерів склалось враження, нібито я намагався їхати. Я не намагався їхати! Я просто сидів у машині. Але як це довести тепер, не знаю.

– Та ні! Що він нам таке розповідає? – возмущенно заявил начальник городского ГАИ. – Давайте так, назвіть мені номер телефону той людини, в якій ви були в гостях. Я зателефоную, перевірю адресу і ваше алібі.

Такого оборота Ростислав не ожидал, предупредить кого-то из друзей он не догадался.

– Розумієте… я одружений, а господиня, в якої я був у гостях, заміжня. Я ніколи не скажу її ім'я і номер телефону!

После этих слов Ростислав гордо поднял голову, как коммунист перед расстрелом в советских фильмах.

– Я так і знав! Він бреше! С першого до останнього слова бреше! – возмущенно выкрикнул капитан.

Однако его крики уже не имели значения, судья проникся симпатией к этой «невинной жертве обстоятельств» и решил сильно не наказывать незадачливого любовника:

– Добре. Ваші свідчення співпадають з вашим поясненням в протоколі. Часто-густо порушники при затриманні пишуть одне, а на суді, коли вже протрезвіють, кажуть зовсім інше. Будемо вважати, що я Вам повірив. Якщо ви дійсно полюбляєте їздити на підпитку, то все одно колись попадетесь. Сплатіть мінімальний штраф та йдіть з миром.

Довольный Косовский покинул здание суда. Слегка гудела голова – организм требовал опохмелиться. Ростислав решил не затягивать с процедурой вывода организма из посталкогольного синдрома с привлечением к процессу Самосвалова, а заодно и встретиться с претендентом на роль ведущего грядущей презентации. Совершив два звонка, идейный вдохновитель отправился в «Сахарницу».

 

Глава 21

Концептуальный брат Шекспира

#i_001.jpg

В этот раз компаньоны собрались несколько раньше обычного, это время у англичан обычно называют ленчем, вторым завтраком. Поднятый из постели телефонным звонком Самосвалов всем своим видом выказывал недовольство по поводу столь ранней встречи, видимо, вчерашний вечер у Гриши получился с продолжением. Присаживаясь за стол, он по-детски повертел головой в разные стороны, рассматривая посетителей:

– А чо это мы так рано собрались? Твоя к-красавица, шо-ли, стала приходить пораньше?

– Моя красавица здесь ни при чем! Я вчера обещал познакомить тебя с одним человеком. Он будет главным распорядителем на торжественном мероприятии.

– Херня какая! Любого тамаду взяли и поехали.

– Свадебный тамада для таких событий не годится!

– Это почему?

– Потому что у тамады в запасе набор только свадебных идиотских шуток, которые всем уже давно успели надоесть, а в конце, если за ним не проследить, и он выпьет, может что-нибудь перепутать и крикнуть «Свидетелям горько!». Нам таких промахов не надо.

– Та брось ты…

– Гриша! Я серьезно! Такие мероприятия проводят профессионалы, которые имеют опыт различных презентаций – банков, страховых компаний, торговых центров и так далее. Выражаясь красиво – церемониймейстеры! В конце концов, если кто-то узнает в нашем ведущем тамаду – нас засмеют. Это низкий класс! Дешевка! Гриша! У нас серьезные люди!

– Хорошо! Я согласен, – отмахнулся Самосвалов, – но такие стоят дорого и работают в столицах! Шо, будем заказывать звезду телеэкрана? Шоумена с первого канала? Лучше скажи, где найти дешевого?

– Я нашел. Актер нашего драмтеатра. Бесподобный типаж! Я вкратце описал ему суть, и он согласился. Представим его как столичную звезду, все равно никто не шарит в шоубизнесе!

– А вдруг его кто-нибудь узнает?

– Кто?

– Я н-не знаю. Кто-то ходил в театр и запомнил актера…

– Гриша! Публика, которая у нас собирается, по театрам не ходит.

– Чо это?

– Я ходил, я знаю, кто туда ходит. Вот ты мне скажи, ты когда при должности был, в театр ходил?

– У меня времени не было! – быстро оправдался Самосвалов.

– Ты сам ответил! У них тоже нет времени.

Здесь Косовскому очень захотелось съязвить по поводу нынешнего положения дел с посещением театров у Самосвалова, но ситуация требовала поддержки партнера и не предусматривала издевок.

– Весь этот бомонд, – последнее слово Ростислав произнес с французским прононсом, – в последний раз я видел на концерте одного популярного певца, несущего в массы жанр песни, написанной в местах лишения свободы. Вообще, для меня это очень загадочное явление! Женщины в бриллиантах, одетые в вечерние платья, с модными прическами, мужчины в строгих костюмах, собрались послушать песни, написанные в колонии строгого режима. Словно для каждого это близко и знакомо! Впрочем, может, многие на будущее готовят себя к тюремной самодеятельности. Вот наши прадеды собирались коллективно слушать Чайковского или Мусоргского…

– Это было давно… – вставил реплику Гриша.

– Может, и давно! Но раньше на сцене собирался оркестр из сорока человек, закончивших музыкальную школу, музучилище, консерваторию в конце концов, а сейчас всего четыре, и один из них, используя на гитаре так званых три блатных аккорда, поет либо об этапах из Твери, либо о Зойке, написавшей краткое письмо. То есть художественная ценность произведений и музыкальная компетентность исполнителей вызывает огромное количество вопросов. Кто-то назвал это шансоном, хотя для меня всегда оставалось загадкой, что может быть общего между французской народной песней и тюремной лирикой? Абсурд! И послушать это собираются первые люди! Можно сказать, элита! Битком набитый полный зал!

– И шо из этого?

– Если эта тенденция сохранится, то мне страшно представить, что будут слушать наши потомки!

– Ростик! Не заморачивай голову дурным! Давай лучше возьмем шо-то выпить.

– Григорий! Вы оказались в плену алкогольной апатии, вам даже наплевать на духовное развитие нации! – Ростислава потянуло на пафос. – Одумайтесь! Речь идет о наших потомках!

Самосвалов неожиданно запел, имитируя руками игру на гитаре:

– Написала Зойка мне письмо.

А в письме два слова – не скучай…

При этом он напряг лицо, корча страшную рожу, подходящую, по его мнению, бывалому заключенному с огромным сроком, появившиеся мимические морщины на физиономии добавили внешности и без того не молодого Гриши лет двадцать.

– А шо? А мне нравятся такие песни! И не надо тут строить из себя Бетховена!

– Гриша! Да вы просто красавец! Вы прирожденный талант, – Ростислав перешел на откровенный стёб. – Теперь я знаю, что мы будем делать, когда у нас появятся деньги! Мы будем раскручивать вас как исполнителя блатных романсов! Пару клипов на центральном телевидении и… – получите звезду шансона Гришу Восточного! Можно Южного, кто-то Северный уже просто был. Столичные города нам не нужны, но вот по райцентрам! Мы сколотим состояние! Петь под «минусовочки» я тебя научу, а открывать рот под «плюсовочки» можно научить даже медведя!

Самосвалову хотелось что-то ответить, но в этот момент к столу подошел приличного вида пожилой мужчина с тростью:

– Ростислав Евстафьевич? – вопрос предназначался обоим сидящим.

– Это я, – представился Ростислав, привстав и протянув руку, – мой партнер Григорий Николаевич.

Самосвалов лениво протянул ладонь и кивнул головой.

– Фомушкин Николай Михайлович, – в свою очередь отрекомендовался подошедший.

Импозантный мужчина лет шестидесяти, слегка превзошедший уровень легкой упитанности – так вкратце можно охарактеризовать ветерана сцены местного театра, с удовольствием откликнувшегося на предложение Ростислава подхалтурить. Среднего роста, аккуратно уложенные вьющиеся волосы, чуть тронутые сединой на висках, круглое, очень располагающее лицо, мало поношенный костюм и, конечно, галстук-бабочка.

– Присаживайтесь, – любезно предложил Ростислав.

Осмотревшись, Фомушкин деловито повесил трость на руку и отодвинул кресло, стоящее между компаньонами. Потом медленно и важно присел, и, не опираясь об спинку кресла, сложил руки перед собой на рукоятке трости.

– Я вас внимательно слушаю, – ни в голосе, ни в поведении гостя не было малейшего намека на беспокойство, – это ведь вы звонили мне?

– Да. Николай Михайлович, – решительно заговорил Ростислав, – у нас к вам дело! Не совсем простое. Сможете ли вы профессионально провести презентацию одного благотворительного фонда, учитывая, что соберутся первые лица города и области?

– Да хоть первые лица страны! На секундочку – это моя работа! Я все делаю профессионально, по-другому не умею!

Говоря эти слова, Николай Михайлович не повернул голову в сторону вопрошающего, а только слегка наклонился вбок.

– Отлично, вас рекомендовали уважаемые люди, поэтому мы не сомневаемся в вашей компетенции, – Косовский попытался разрядить несколько напряженную обстановку. Однако ни один мускул на лице Николая Михайловича не дрогнул. Он принял этот комплимент за должное, лишь почтительно слегка кивнув.

– Может, коньячка? – пользуясь ситуацией, провокационно предложил Самосвалов.

– Ни в коем случае! – резко отрезал Фомушкин, – в начале дело.

Артист резко наклонил корпус в сторону Самосвалова, однако положение головы так и не изменилось, повернулись только зрачки глаз.

«Красавец, – отметил Ростислав, – и зарисовался, и не отказался».

– Принесите три по сто, – Самосвалов со счастливым лицом обратился к официантке.

– Николай Михайлович, здесь программа вечера, можно сказать, пока наброски, – Косовский протянул несколько листов бумаги. – Будут выступать многочисленные гости, в том числе и зарубежные, я хотел бы оговорить детали, ваше видение проведения торжества. Понимаете, если можно предстоящему вечеру дать эпиграф, то он должен звучать как слова из песни Митяева – «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Это должно превратиться в праздник. Понимаете, промахов быть не может. Все должно пройти на высшем уровне.

– Не извольте беспокоиться. Все будет отлично. Я вам гарантирую. Сценарий я разработаю и вам предоставлю, меня только интересуют кое-какие детали: имена присутствующих, выступающих, сведения об организации, которую презентуем, пожалуй, и все.

Фомушкин опять как-то неуклюже наклонился в сторону Косовского, не поворачивая голову, казалось, что голова намертво прибита к плечам гвоздями, подвижными на лице оставались только глаза и губы.

– Мы представим вас, как прославленного столичного шоумена, продюссирующего популярные телепередачи. Вас это не смущает?

– Нисколько. Просто добавьте за это к моему гонорару процентов двадцать.

– Договорились… У вас есть опыт проведения подобных мероприятий? – сомнения все же не покидали Ростислава.

– Молодой человек! Вся моя жизнь – это бесконечный маскарад и лицедейство. Я был на сцене королем Ричардом и нищим свинопасом, Корчагиным и Гамлетом, матросом Железняком и кардиналом Ришелье! В моей голове уже родилась масса интересных идей. Я придумаю для вас интерактивную шоу-программу презентации с участием нанятых актеров, детей и присутствующих гостей. Все как заведено – завязка, кульминация, развязка со счастливым концом. Ваши гости, незаметно для самих себя, окажутся втянутыми в мое шоу. Все выступления, рекламирующие этот самый фонд, которые будут произноситься языком агитационного листка, будут частью театрализованного действа. Я сделаю это зрелище незабываемым. Я, можно смело сказать, концептуальный брат Шекспира! – пафосно заявил Николай Михайлович, гордо приподняв подбородок.

Затем, перейдя на деловой тон, добавил:

– Но при этом, мне кажется, несколько раз разрядить обстановку стоит, чтобы дать людям отдохнуть, выпить и закусить.

– Да. Есть что-то оригинальное?

– Я так понимаю, мероприятие у вас серьезное, поэтому всяких любителей, как я их называю бродячих артистов, бомбящих по свадьбам и юбилеям, отбрасываем сразу.

– Прекрасно! Давайте тех, кто бомбит на похоронах и поминках! – вклинился молчавший до этого Самосвалов, с шуточкой в своем стиле.

– Гриша! Давай серьезнее! – Ростиславу этот висельный юмор, как говорят, не зашел, – Николай Михалыч, что вы конкретно можете предложить? Артистов эстрады?

– Современная эстрада – это клоунада с эротическим уклоном. Сиськи да трусы! Да рожи размалеванные. Сейчас очень мало тех, кто может украсить своим выступлением торжество.

– Шо, артистов не хватает? – удивился Самосвалов

– Артистов хватает, талантов мало, – грустно ответил Фомушкин.

– Может, вы кого посоветуете. Знаете, хочется, чтоб на уровне и недорого, – продолжил Косовский.

– Понимаю. Есть у меня кое-кто на примете. Трио арфисток, например. Одна проблема – арфы доставить…

– Ну, думаю, это мы р-решим. – уверенно заверил Самосвалов.

– Тогда проблем нет. Они будут играть весь вечер тихонько – это и стильно, и красиво, и фон приятный присутствует. А пару раз они выступят отдельным номером. Есть у них попурри-фантазия под названием: «От хард-рока до хип-хопа».

– Ого! – поднял брови Ростислав.

– Ага. Уверяю, лучших виртуозов-щипачей вы не сыщите даже в столице. Причем на своем последнем выступлении они, как говорят, порвали зал и заставили мирно слушающую, почтенную публику танцевать до упада, аж до инфаркта, в прямом значении этого слова. Думаю, теперь их в Дом престарелых не скоро пригласят. А главное – берут недорого и не капризничают.

– Хорошо, подходит, давайте. Кто еще, по вашему мнению, сможет украсить вечер?

– Соловейчик! Наш знаменитый тенор.

– Соловейчик – это фамилия? – поинтересовался Гриша.

– Псевдоним, но какая разница. Если бы не это дело, – Фомушкин указал на появившиеся на столе большие рюмки с коньяком, – он бы уже давно радовал своим талантом публику где-нибудь в Ла-скалла или в Венском оперном театре. Его голос должен стать достоянием страны, но вы знаете, кругом одни бюрократы… Этот и народные исполняет, и с шедеврами мировой оперы знаком. Работает практически за бутылку. А если ему еще и во время выступления налить! Такой фортель выдаст! Есть у него одна фишка – он когда песню про маму поет, в последнем куплете падает на колени, закрывает ладонью лицо, а другую ладонь протягивает вперед и трясет плечами так, будто через него двести двадцать вольт пропустили. Рыдают все – женщины, мужчины, старики, дети, одним словом – талантище!

– Он не подведет?

– Ручаюсь!

– Тогда давайте. Подходит. Давайте и выпьем заодно, – кажется, терпение Самосвалова кончилось.

Гриша первым схватил бокал, быстро совершил традиционный обряд чоканья и залпом вылил в себя рубиновую жидкость. Николай Михайлович в свою очередь медленно поднял бокал, произнес краткий тост:

– Ну, быть добру!

Потом, обращаясь в никуда, произнес странную фразу:

– Прости, Танечка, не сдержался!

После этого он медленно, словно пьет кисель или процеживает содержимое сквозь зубы, опустошил бокал.

– А кто такая Танечка? – очень вежливо поинтересовался Ростислав, вернув на стол практически не тронутую коньячную рюмку.

– Это жена моя. Я обещал не пить до шести! Не сдержался. Ради нее я много лет назад бросил Орловский драматический театр имени И.С. Тургенева и переехал сюда. С тех пор не расстаемся больше чем на сутки.

– Понятно. Может, еще кого пригласить? – Ростислав вернулся к главной теме диалога. – Думаю, слегка раскрученная столичная звезда эстрады не только приукрасит вечер, но и поднимет рейтинг мероприятия…

– Стоять! – резко скомандовал Фомушкин, – вполне достаточно. Я понял вашу главную идею, считаю – достаточно. Люди должны есть и пить, общаться, в конце концов, а не концерт целый вечер слушать.

– Ого! – удивился резкости собеседника Ростислав, после этого мягко подметив, – А вы авторитарный человек, Николай Михайлович, строго!..

– Уж коль вы приглашаете меня на главную роль в этом деле, значит, ответственность за результат ложится на меня! Я отвечаю за все! – спокойно, хоть и очень важно заявил Фомушкин, – но тогда и выбор исполнителей оставьте за мной. Я как тренер футбольной команды – должен быть тираном, никаких инакомыслий, это в устройстве современного общества нужна демократия, а в решении конкретных задач коллективу нужен лидер, деспот если хотите! Только полное подчинение и, поверьте мне, результат не заставит себя ждать!

– Наверное, вы правы, – Ростислав на мгновение задумался, но, кажется остался доволен, – Григорий Николаевич, выдайте, пожалуйста, задаток Николаю Михалычу.

Не пересчитывая купюры, «концептуальный брат Шекспира» спрятал их в карман, вежливо откланялся и деловито удалился.

– Красавец, честное слово! – Самосвалову определенно понравился артист Фомушкин.

– Я же тебе говорил, – довольно, наслаждаясь своим очередным успешным ходом, ответил Ростислав.

– Ростик, если эта шняга у нас не выгорит! Предлагаю взяться за эстраду. Посмотри, какие таланты пропадают. Я готов быть его… эээ, как они называются? Итальянское слово такое…

– Импресарио, – подсказал Косовский.

– Да! Точно. Импресарио.

– Импресарио обычно у известных актеров, а этому нужен продюсер с лаве для раскрутки.

– Ерунда. Найдем!

– Ладно, Гриша, хватит лирики. Кого еще нам стоит попробовать привлечь?

 

Глава 22

Председатель областной гос. администрации

#i_001.jpg

– Голова Подільської державної адміністрації. Вот ч-человек, который должен оказаться в первых лицах нашего собрания.

– Он «крупний державний діяч», вряд ли мы сумеем его заинтересовать. Да и попасть к нему крайне сложно, – прохладно встретил идею Косовский.

– К нему попасть сложно всем. Но! В этом и весь вопрос. Стоит его только заманить к нам, и за ним пойдет крупняк, как евреи за Моисеем. Всякие там бизнесмены, карьеристы и прочие желающие оказаться поближе до головы в поисках выгоды.

– Согласен. Но это сложное дело. Ставленник президента в регионе, человек, имеющий безграничную власть здесь, чем ты собираешься заманить такого?

– У любого человека есть свои слабости. Г-главное, их определить и грамотно использовать в своих целях.

– С этим я согласен. Как ты собираешься это на практике осуществить? Что тебе известно про нашего Федора Михайловича?

– Вот здесь у нас немножечко фигня. Я очень мало о нем знаю. Во-первых, он не по моей специфике проходил, политиками другие занимались, во-вторых, он засветился тогда, когда я отошел от дел.

– Выкладывай хоть то, что есть.

– Родом он из какого-то села, километров сто от сюда. Работал там же учителем в школе, потом избрался «головою сільської ради», потом переехал в город. Здесь поменял несколько работ и как-то сразу, внезапно, стал очень знаменитым. Вдруг превратился в п-пламенного борца за независимость порабощенных классов. Потом его ставят руководить районом, а еще через некоторое время – областью. Человек нелюдимый и закрытый, избегает встреч с общественностью, с прессой, его на рабочем месте почти не бывает, постоянно в каких-то разъездах, командировках. Поговаривают, шо он недалекого ума! Не на своем месте. Хотя, шо там ему думать? Он шо, академик?

– Честно признаться, я не представляю, как его обработать.

– Не торопись. Одно слабое место у него есть. Поговаривают о его любовной связи с начальником юридического отдела аппарата областной администрации Лилией Зубко. Причём все это происходит практически в открытую и уже много лет.

– Она имеет на него влияние?

– Говорят, к-колоссальное.

– Хорошо. А о ней мы что-то знаем?

– О ней мы совсем ничего не знаем. Начинала с секретаря в районной администрации, потом Кащук помог пробиться в люди. Сейчас ей где-то тридцать – сорок, но выглядит потрясно.

– Тридцать-сорок! Хорошенькая себе маржа – десять лет! А точнее нельзя?

– Ну, по моим подсчетам, лет тридцать пять, дэсь так. Думаю, ты сможешь ей понравиться и пригласить на ужин, ну а там… Мне так сдается, что это наш единственный шанс.

– По-твоему, она полная дура, чтоб соблазнятся на всяких шлеперов, и в итоге потерять средство к существованию? И потом это мерзко.

– Надо обязательно попытаться пофлиртовать, тихонько все заснять и предоставить собранные материалы как компромат. Дальше при помощи легкого шантажа…

– Гриша! Это уже конкретный криминал! Мы договаривались не переходить грань… К тому же это подло.

– Сейчас никто не соблюдает ни воровских законов, ни ментовских, вообще никаких. Никакой морали у людей.

– Не обобщай. Мы с тобой не такие. Пусть в этом океане подлости останется хоть островок благородства. Давай думать, как уговорить красиво.

После этих слов Самосвалов сильно округлил глаза и демонстративно осмотрел Косовского с ног до головы. Потом многозначительно покачал головой, всем своим видом выражая восхищение от присутствия «частички островка благородства».

– Я тебе информацию выдал? Б-благородный ты мой. Вот ты и думай. К-конец концами, это твоя задача вести переговоры, так шо дерзай…

– Спасибо за помощь! Мой латентный партнер.

– Какой?

– Не важно…

Выданной информации действительно не хватало для хоть какого-то приблизительного плана действий. Попасть на прием к «голові обласної адміністрації» простому человеку практически невозможно, так что единственный шанс – это действовать через любовницу Федора Михайловича. Но как найти ключи к этой женщине, что предложить – Ростислав терялся в догадках, идеи отсутствовали полностью. Очевидно, решил он, придётся ориентироваться во время беседы, превратившись в одно сплошное обаяние, может, повезет…

Федор Михайлович Кащук провел свое детство, юность, молодость и первые годы зрелой жизни в живописном селе на окраине области. Оригинальностью его карьерный рост не отличался – школа, пединститут в райцентре, учитель истории в родной школе. Через несколько лет полюбившие историка селяне избирают Мишкиного сына Федьку «головою сільради». Случилось так, что на третий срок селяне не избрали Федора своим председателем, посчитав его уже «троха зажратым». Народная любовь проходит быстро, особенно к черствеющему руководству. Возвращаться в школу Федор не хотел оставаться в селе желания не было, вот и подался вместе с семьей в областной центр «шукать кращу долю». Предложений по трудоустройству оказалось предостаточно, не было только работы с оптимальным сочетанием оплаты и труда. По этой причине Федор часто менял работу в поисках так называемого «своего места в жизни», при этом всегда оставаясь человеком заботливым и ответственным, с огромным трепетом относившимся к собственной семье. Его жене в то время посчастливилось устроиться нянечкой в один из самых престижных детских садиков, находящихся в центре города. Вечерами Федор романтично встречал свою Зою после работы, чтобы вместе добираться до съемной квартиры на окраину. В один из таких дней спокойное течение жизни Кащуков прекратилось, Федор прогремел на всю округу.

Закончив работу, Федя как обычно пришел на центральную площадь встретить жену и отправиться с ней в привычный вояж к спальным районам. Слишком оживлённое движение на площади, как для вечера, его вовсе не смутило, даже наоборот, только разогрело интерес к группе возмущенных людей, активно выкрикивающих речёвки и размахивающих транспарантами антиправительственного содержания. Как оказалось – это проходил не санкционированный митинг латифундистов-лузеров. Так в свое время называли жителей окрестных деревень, получивших земельный пай в непосредственной близости с городом и поторопившихся продать его в обход моратория, запрещающего продажу земли. Нечистые на руку дельцы, используя не совсем законные схемы, умудрились уговорить крестьян продать свои только что приобретенные наделы. Когда же, по прошествии нескольких лет, стоимость земельных участков выросла в десятки раз, вчерашние продавцы почувствовали себя обманутыми. Теперь они стали требовать от властей защиты и правосудия с единственной идеей «вернуть все обратно!», что, естественно, сделать уже невозможно, проводя митинги, демонстрации, сидячие протесты и так далее. Именно на таком митинге, собравшем человек пятьдесят, и оказался совершенно случайно Федя Кащук. Обойдя взволнованный народ, Федя обратил внимание на транспаранты: «Злочинна влада обдурила селянина», «Шахраї забрали землю», «Бандити пробрадися у владу».

Поразмыслив над происходящим, Федя, долго проработавший председателем сельсовета и хорошо разбирающийся в земельных вопросах, отметил тщетность стараний участников, но все же проникся к ним сочувствием. Он решил остаться рядом с ними из чистейшего любопытства и заодно пошутить с женой, дескать, примкнул по зову сердца к бунтарям. А для большего эффекта на найденном куске картона написал маркером слова из песни Марка Бернеса: «Враги сожгли родную хату», и скрепкой прицепил себе на грудь. С этой табличкой его одного-единственного и арестовали во время разгона митинга. К этому времени переговоры между незаконно собравшимися лузерами-латифундистами и представителями власти уже давно закончились, прошли даже уговоры разойтись, на неповиновение власть отреагировала отрядом милиции с приказом задержать зачинщиков. Ожидавшие такого развития событий митингующие разбежались, а ничего не подозревающий Федя вступил в пререкания и стал оказывать сопротивление. Целую ночь взъерошенный и подавленный Кащук провел в камере с пьяницами и хулиганами. О его непричастности к митингующим стало понятно только утром, да и то с оговорками: во-первых, надо знать, где шутить и не стоять близко с людьми, подрывающим авторитет власти; во-вторых, прочитать, а главное – осмыслить надпись на табличке у милиционеров не было ни времени, ни возможности. Федю Кащука следовало бы отпустить. Но как? Невиновный человек провел ночь в клетке! Скандал! А этого так не хотелось власть имущим. Решение моментально пришло в голову одному высокому чину – раз Федя не может стать участником митинга из-за непричастности к земельным аферам, значит, надо из него сделать главного организатора беспорядков.

– И честь мундира отстоим, и покажем пример неслыханного разгула демократии – выпускаем на волю зачинщика и бузотёра. Ему следует сделать предложение, от которого он не сможет отказаться.

Что скрывается за последней фразой, знают наверняка не многие. А означает она вот что. Кащуку предложили на выбор: либо он подписывает признание в подстрекательстве и желании чинить беспорядки, что автоматически делает его главарем крамолы, после чего его спокойно отпускают, либо его ждут трудные отношения с милицией (что это означало на практике, Кащук не знал, но на всякий случай очень испугался). Федя, недолго поразмыслив, согласился уладить все по-хорошему.

Покидая здание милиции, Федор попал в окружение людей, проявляющих ажиотажный интерес к его персоне. Все, кто более-менее умел писать, интервьюировать, фотографировать и просто снимать на камеру, собрались у входа в отделение милиции, чтобы прославить защитника справедливости, не побоявшегося вступить в открытый конфликт с властью. Его фотографии появились во всех газетах области, интервью с героем зачитывались до дыр, а на единственном областном телеканале он даже стал героем небольшого сюжета. Вот так Федор Михайлович неожиданно превратился из простого мужичка в лидера оппозиционного движения. Вскоре настоящие оппозиционеры к правящим кругам сделали из Федора живую икону, страдальца за народные интересы, узника совести, замученного в застенках, непримиримого борца с авторитаризмом. Сработала старинная истина – общество, испытывающее по каким-то причинам дефицит героев-бунтарей, с превеликим удовольствием объявит любого дебошира национальным героем. Искусственно созданная популярность определила всю дальнейшую карьеру Кащука, умудряющегося оставаться на плаву даже при сменах политической элиты, и в будущем помогла взлететь до «голови обласної державної адміністрації».

Сразу после очередных выборов Федору Михайловичу предложили хорошую должность в районной администрации, а несколько лет спустя и вовсе возглавить район. Головокружительный взлет не сильно изменил чудаковатого, застенчивого учителя истории, хотя замашки хозяина жизни все же появились.

– Найдите мне хорошего секретаря, – говорил Федор Михайлович начальнику организационно-кадрового отдела, – но не какого-то всезнайку, а красивую длинноногую девушку с хорошим образованием. Людей в приемной должна встречать и провожать красота…

Тогда Кащук еще не знал, насколько роковым окажется его желание окружить себя «красотой».

Подчиненные быстро справились с заданием, и очень скоро в приемной Кащука появилась обворожительная Лилия Зубко. Молодая женщина с высшим юридическим образованием, у которой выход из декретного отпуска по уходу за ребенком совпал с окончанием бракоразводного процесса. Согласившись на эту работу, Зубко преследовала лишь одну цель – найти респектабельного мужчину, выйти замуж и там «окопаться», то есть создать такие отношения, разорвать которые будет уже невозможно. Для этого она с первых дней работы создавала себе образ неприступной крепости, тем самым меняя устоявшееся мнение окружающих о длинноногих секретаршах. Лилечка, впрочем, так её никогда не называли, стала олицетворением холодной, ледяной красоты. Очень консервативная одежда, в различных интерпретациях всегда соответствующая одному и тому же дресс-коду – белый верх, черный низ, собранные на затылке волосы в «дульку» в сочетании с вечно серьезным выражением лица как-то сразу дисциплинировали гостей Кащука и отбивали желание откровенничать с секретарем. Улыбка на её лице появлялась только в сопровождении с надменным взглядом, удостоенным этой миной следовало быть поаккуратнее с разговорчиками, а еще это означало скоропостижное окончание беседы с ответом на дурацкие вопросы: «Когда будет?», «Можно його тут почекать?», «Сьогодня добрый чи злой?», «Нэ скажите, пидпысав мою заяву чы не?». Лиля вела себя строго и такого же отношения требовала к себе. Робкие попытки сотрудников превратить отношения с секретарем в панибратские жестоко пресекались на корню. Даже разговаривать в приемной приходилось шепотом, как в библиотеке:

– Тише! Федор Михайлович работает, – обычно строго объявляла она присутствующим.

На самом деле находившемуся за двойной дверью Кащуку и так ничего не было слышно, просто Лиля ценила в своей обители тишину, порядок и полное подчинение со стороны людей, стоявших выше по служебной лестнице.

Невостребованный врачебный инстинкт спровоцировал увлечение Лили лекарствоведением, что стало настоящей бедой для всего коллектива райадминистрации. Двери в Лилин кабинет всегда оставались открытыми, что позволяло ей безошибочно определить местонахождение чихнувшего или кашлянувшего. Так, чихнул однажды начальник отдела труда и социальной защиты населения в своем кабинете, через минуту дверь к нему без стука отворилась и на пороге появилась Лиля с кружкой горячего напитка:

– Богдан Миронович! Немедленно выпейте вот это, – голос Лили звучал тревожно и строго.

Она протянула ему несколько разноцветных таблеток и дымящуюся чашку.

– Дякую, Лиля! То я вид пылюки чихнув, – попытался оправдываться начальник отдела.

– Здесь нет пыли! А у вас простуда!

– Та нема в мэнэ простуды! Я здоровый!

– Вы сейчас бравируете, а потом будете антибиотики принимать, от которых у вас отвалятся почки и печень. Вполне мужская логика – не замечать болезнь на ранних стадиях, зато потом ложками лекарства поедать. Я вам сейчас предлагаю предупреждающие препараты, слабенькие и приготовленные на травах, – произнесла Лиля, как всегда категорично и бескомпромиссно, не терпевшая пререкательств в вопросах, касающихся здоровья.

– Та пый, Богдан, – неожиданно вмешался вошедший Федор Михайлович, – ни черта с тобой не будет. Я тоже вчера немного захворал, выпил её зелье – сегодня как огурчик.

Богдан Миронович подчинился, он одним махом проглотил пилюли и запил теплой, противной жидкостью.

Эти навязчивые пробы врачевания приучили сотрудников администрации не чихать и не кашлять в зоне слышимости Лилии Зубко. И упаси бог кого-то появиться с заложенным носом, здесь курс лечения отличался особой беспощадностью. Лиля закапывала нос так, что невольные пациенты расходились со слезами на глазах, но! со словами глубочайшей благодарности, по-другому вырваться от практикующего медика-самоучки не удавалось. Такое положение вещей было обусловлено огромным расположением к Лиле самого Федора Михайловича. Ему очень нравилась эта интересная молодая женщина, и однажды он отважился на дерзкий и безрассудный поступок. Все последующие годы Федор Михайлович будет считать Лилю своим завоеванием, хотя на самом деле все выглядело совершенно иначе, безоговорочную победу над мешковатым шефом одержала Лиля.

Уже очень скоро деловая девушка попала в юридический отдел, где быстро повысилась до ведущего специалиста. А через некоторое время и вовсе приняла бразды правления отделом. Затем, вместе с Кащуком, Лилия Генадьевна перебралась из районной администрации в областную, где сразу навела свои порядки, отдалив от шефа неугодных и приблизив любимчиков. В личной жизни у неё всегда оставался один Федор Михайлович, из которого она лепила как из пластилина все что хотела. Оставаясь один на один, Лилия Геннадьевна меняла образ строгой, холодной женщины на капризную, вечно недовольную бабу и развлекалась самым излюбленным занятием – «пила кровь» своего Федюньчика:

– Конечно, у тебя все хорошо! Престижная работа! Жена! Дети! Любовница! Почет и уважение. Тобой любая могла бы гордиться!.. Я и горжусь! Вот какой у меня Федюньчик! Смотрите, завидуйте!.. Только очень больно становится потом, когда ты уходишь к ней, а я остаюсь одна, когда понимаю, почему я одна! Просто выть по-волчьи хочется, – все эти слова Лиля произносила навзрыд, с огромными слезами, – когда понимаешь – поиграют тобой как игрушкой и бросят!

– Да кто тебя бросит! Лилечка! Я? Та никогда в жизни! Ты же знаешь, пока я на этой проклятой должности, у меня связаны руки! Мне не простят развода! И почему ты одна? У тебя тоже есть сынишка!..

– Ага! Вот вырастет и бросит! И ты бросишь! Переведут тебя в столицу, и все! А я останусь одна, старая и никому не нужная!!

– Если меня переведут в столицу, ты тоже отправишься туда, глупенькая! Мы никогда не расстанемся!

– Мне не нужна столица! Мне не нужны твои должности! Мне нужен тыыыыыыыы!

В следующей фазе Лилия Геннадьевна переходила в откровенную истерику, чем очень омрачала возлюбленного. Успокоить безутешную женщину удавалось только заграничными шопингами, в сопровождении Федора Михайловича, используемого в качестве кошелька, шубками, автомобилями или драгоценностями. Однажды, выслушав очередную порцию упреков, Федор Михайлович расчувствовался так сильно, что, здорово напившись, немедленно разругался с законной супругой и объявился ночью в дверях Лилиной квартиры:

– Все! Лиля, я решил! Переезжаю к тебе. Принимай.

– А… а как же твоя жена?

– С ней я объяснился. Я ушел от неё!

Это оказалось столь неожиданно, что Лилия Геннадьевна, оторопев, впустила. Ее даже не смутило состояние Федора Михайловича, очевидно, уже хорошенько принявшего веселящего зелья. Он много и бессвязно говорил, часто извинялся, просил понять его внутреннее состояние и простить за нетрезвый вид, порой он становился просто жалким. Продолжая распивать принесенное с собой шампанское, Федор Михайлович попытался описать будущую семейную идиллию:

– Выгонят! Та и хер с ними! Я шо, работу не найду? Та у меня связей… – Кащук провел ладонью над головой – …дом, квартиру, обе машины, бизнес – все оставил жене и детям, тем более бизнес оформлен на её родственников. Главное – мы теперь вместе! Теперь заживем! Теперь нас никто не разлучит! Я много думал, Лиля!..

От этих разговоров Лилии Геннадьевне стало ещё хуже. Всю ночь она не сомкнула глаз, обдумывая происходящее. Дальнейший ход событий становился совершенно очевидным – если Кащука отстранят от занимаемой должности, деятельностью которого в последнее время не слишком довольны в столице, то работу потеряет и она. Даже очень лояльный босс не оставит на службе любовницу своего предшественника. Связи, которыми он так бравирует, исчезнут сразу же после отставки. Все полетит к черту, а ей останется этот лысый толстяк, спящий рядом, храп которого идентичен с ревом трактора, тянущего сцепку. Нет! Одно дело – закатывать истерики и играть в роковую любовь, и совсем другое – терпеть присутствие человека, единственной красивой стороной которого до этого являлось его служебное положение. Лилии Генадьевне пришлось признаться самой себе в чрезмерном артистизме во время последнего выяснения отношений, слишком «перегнутая палка» привела к неожиданным последствиям, или, как говорят чиновники уровня Кащука – ситуация вышла из-под контроля. «Нужно срочно успокоить этого неврастеника и отправить его домой к жене! Пока это не стало резонансным событием», – такой план показался Лилии Геннадьевне единственным выходом из положения. Все еще не поздно вернуть на свои места и зажить привычной жизнью.

На протяжении всей истории этого служебного романа Лилия Геннадьевна не испытывала каких-либо особых чувств к Федору Михайловичу. Как любят говорить в таких случаях женщины – она просто позволяла себя любить. Первые несколько лет они скрывали свою связь, потом столько же делали вид, что скрывают, а в последние годы их роман перерос в вяло текущие отношения любовников по привычке. С Федором Михайловичем было удобно, комфортно, и в то же время Лилия Геннадьевна оставалась свободной женщиной, втайне мечтающей о мужчине, мало напоминающем Кащука. Хотя, надо признать, параллельных романов себе не позволяла. А для Федора Михайловича время от времени устраивалась встряска чувствам маленькими скандалами, так сказать, для поддержания интриги или просто так, для разнообразия. Теперь пришлось совершенно явственно осознать, что воспринимать этого человека она способна лишь малыми дозами, да и то, только в моменты находивших на него приступов неимоверной щедрости.

Утром, после отправки сына в школу, Лилия Геннадьевна пригласила Федора Михайловича к завтраку. Она долго не могла найти нужных слов для начала беседы. Её взволнованность заметил Федор Михайлович:

– Лиль, ты плохо себя чувствуешь?

– Федя! Я ужасно себя чувствую. Казалось бы, случилось то, чего я больше всего хотела, а на душе гадко. Ведь произошло то, чего я врагам не пожелаю, – Лилия Геннадьевна говорила тихо, почти плача.

– Лиля… – попытался успокоить Федор Михайлович

– Феденька! Это ужасно! Я пытаюсь построить свое счастье на чужом горе! Я никогда не думала об этом, а сейчас мне стало страшно. Я принесла горе в дом к этой женщине, к этой святой женщине, которая наверняка не заслужила такого. Которая всегда была рядом с тобой, как говорят, и в радости, и в горе. А ведь она тоже тебя любит! А твои дети? Я оставила их без отца! Сейчас, когда им так необходима твоя поддержка. Когда они стоят на пороге взрослой жизни! Что же мы наделали, Феденька?

Произнося эти слова, Лилия Геннадьевна очень картинно пустила слезу и постоянно трясла ладонями, обратив их куда-то вверх.

– Лииля… – повторился Кащук.

В голосе Федора Михайловича хоть и прозвучало недоумение от происходящего, но, протрезвев и успокоившись, он мысленно представил масштабы последствий содеянного. От вчерашней решительности, похоже, не осталось и следа. Он представил триумф узнающих о происходящем интриганов и заговорщиков, обильно расплодившихся в ближайшем окружении и давно мечтающих свергнуть своего предводителя. Нет, в самом разводе с женой и уходу к другой женщине ничего крамольного, конечно, нет. Естественно – это плохо, но за такое уже не увольняют. Но! Только если это не Лилия Зубко. На протяжении нескольких последних лет завистники и злопыхатели методично распространяли слухи в аппарате президента о принятии решений «головою обласної адміністрації» только после подозрительных совещаний с начальником юридического отдела. Другими словами, благодаря так званым неравнодушным, сплетни о влиянии Лилии Геннадьевны на первое лицо региона регулярно будоражат начальственные умы в столице. И тут вдруг сам Кащук своими действиями подтверждает истинность подозрений. Такого ему не простят, руководитель области, живущий чужим умом! Уволят с треском! Федор Михайлович на мгновение ощутил себя царем, ставшим жертвой дворцового комплота. «Заговорщики нынче не те, в прежние времена лучшие сыны отечества жертвовали карьерой, семьей, в конце концов, собой ради свержения тирана, преследовали благородные цели, а сейчас только наушничать и могут, следить и докладывать, улыбаются в глаза и ждут малейшей оплошности с твоей стороны, чтоб потом сожрать! Алчные, трусливые, никчемные людишки».

– Федя! Мне кажется, мы поторопились! – продолжала умолять Зубко. – Во всяком случае, сейчас нам нельзя это делать. Давай еще немного подождем и вот тогда уже примем решение. Федя! Вернись к жене! Давай повременим…

Кащук согласился. Для окружающих все осталось незамеченным, отчасти из-за охлаждения интереса к их роману у собирателей сплетен. Отношения же самих любовников не изменились ни на йоту, Лилия Геннадьевна, забывая о возможных последствиях, по-прежнему мучила своего партнера выяснениями отношений, а Федор Михайлович продолжал лавировать между работой, семьей и любовницей.

Попасть на прием к начальнику юридического отдела областной администрации оказалось совершенно несложно, в предварительной записи не было ни одной фамилии. Это еще больше насторожило Косовского, стоявшего у двери с табличкой, как витязь на распутье перед камнем с фатальными пророчествами. Он вполне осознанно понимал серьезность предстоящей беседы, которую нужно провести очень тонко и изобретательно, так как добиться расположения губернатора можно только очаровав Лилию Геннадьевну. Это не являлось тайной даже для сотрудников аппарата обладминистрации, и по этой причине с пустяковыми вопросами сюда старались не соваться даже те, кому это прописано по штатному расписанию. Не имея четкого плана построения беседы, Ростислав, как обычно, рисковал, ведь даже приблизительно не представлял, на чем основывать свою агитацию. Единственное, что пришло на ум – вести себя уверенно, решительно и напористо, порой это действительно приносит результат. Вдохнув полную грудь, он резко открыл дверь без стука, ведь к слугам народа не надо стучаться, и практически ворвался в кабинет в точно указанное время.

– Здравствуйте, Лилия Геннадьевна! – громко и радостно поприветствовал Косовский, словно старый знакомый. – У меня к вам серьезный вопрос, волнующий передовые умы горожан в последнее время.

Сидящая за столом женщина полностью соответствовала представлению Косовского о любовнице первого лица области – красивая, стройная, уверенная в себе и с немножко недобродушным взглядом.

– Здравствуйте. Пожалуйста, тише! Вы такой шумный. Присаживайтесь, – голос Зубко звучал усмиряюще.

– Извините, это я от волнения, – Ростислав расплылся в улыбке, пытаясь превратиться в сплошное очарование.

– Не надо волноваться. Что у вас?

Помня о том, что комплимент – это лучшее оружие в беседе с женщиной, Ростислав перешел в атаку:

– У вас здесь очень уютно, прямо, можно сказать – не так, как в кабинетах власти. Здесь чувствуется рука умелого дизайнера по интерьерам. Или вы это все сами? – Ростислав демонстративно обвел взглядом помещение.

– Спасибо. Но я думаю, это не относится к теме нашей беседы. Давайте перейдем к вашему вопросу.

Очаровашка в исполнении Косовского не произвел на Зубко никакого эффекта, её голос звучал ровно, в выражении лица отблескивал холодный айсберг. Она даже не удосужилась поинтересоваться личностью посетителя, сразу перешла к делу, для опытных ходоков по кабинетам это нехорошее предзнаменование.

– Прежде всего, я хотел бы представиться – Ростислав Евстафьевич Косовский. Я…

– Очень приятно. Я извиняюсь, у меня очень мало времени, буквально пару минут, давайте сразу, без прелюдий, пожалуйста – коротко и суть, – подчеркнуто корректно перебила Лилия Геннадьевна, сразу установив регламент беседы.

Ростислав слегка сконфузился, кажется, дебют полностью проигран, к тому же его лишают главного козыря – возможности много и красиво рассуждать на морально-этические темы с красивым подводом к злободневности и своевременности создания новой спасительной структуры.

– Понимаю. Я не займу много времени. Речь пойдет о событии, которое золотыми буквами будет вписано в историю нашего края как переломный момент в процессе возрождения меценатства и филантропии, – не обращая внимания на поставленные рамки, завел свою песнь Косовский, – это, так сказать, инициация нашего местного истеблишмента в настоящее аристократическое общество, именно в том, забытом понятии…

– Я вас очень прошу, давайте обойдемся без патетики! У меня действительно осталась одна минута, так что давайте кратко, иначе просто не успеете, – в голос Зубко прозвучали нотки раздражения.

– Понимаю, – подавленно вымолвил Косовский.

Поговорить, в том понимании, как это видел Ростислав, не удалось. Заставить слушать себя человека, влияющего на самые важные решения в области, преамбулу устава какой-то сомнительной организации – безнадежное дело. Осталось одно – прямо выложить суть своего визита, так сказать на авось.

– Фонд «Попечительное собрание», который я в данный момент представляю… – уныло завел Ростислав, но его резко прервала Лилия Геннадьевна:

– Фонд «Попечительное собрание»? Вы оттуда? Здорово! Я уже хотела в розыск на вас подавать…

Последние слова вызвали на коже Ростислава появление множество мелких бугорков, хаотично двигающихся по телу, волосы на голове медленно принимали перпендикулярную позицию, горло превратилось в пустыню, а глаза перестали улавливать солнечный свет. Ростислав онемел… За одну секунду в голове пронеслось множество мыслей – здесь и клятва следователю на допросе о первом и последнем разе, и переполненное осознания вины последнее слово на суде, и тексты писем родным и близким с бесконечным раскаянием, и максимально разрешенный вес передач заключенным в следственный изолятор…

– И тут вы сами ко мне пришли, – продолжила Зубко более приветливо, хотя оцепеневший Косовский этого еще не замечал, – я устала вас разыскивать! Никто мне толком не мог рассказать где вы находитесь. Просто какие-то подпольщики…

– Почему п-подпольщики? М-мы н-не прячемся… – дрожащим от волнения голосом промямлил Ростислав, на его лбу проступили капельки холодного пота.

– С рекламой у вас плохо, ребята! Вас же разыскать невозможно! Где у вас главный офис? – почти совсем добродушно спросила Зубко.

– С-строится п-пока….

– Понятно, а то у меня есть к вам ряд вопросов, и не знаю, как задать…

– К-каких?

– Я где-то в средствах массовой информации слыхала о помощи абитуриентам при поступлении в Гарвард. Дескать, вы тестируете детей, и лучших отправляете за океан на учебу, оказывая всестороннюю помощь…

– Да, есть т-такое.

– Расскажите, пожалуйста, по-подробнее…

Невиданные изменения произошли в сознании и теле Ростислава, он на мгновение расслабился, переведя дух и переосмысливая происходящее, моментально вернул себе уверенность и полную концентрацию.

– Вас интересует программа помощи одаренным детям, помогающая нашим вундеркиндам попасть в один из самых престижнейших университетов мира? У нас есть такая…

– Я хочу подробнее узнать об этом проекте!

– Пожалуйста! – Ростислав расплылся в улыбке. – Наши заокеанские партнеры, из числа представителей диаспоры, как вы понимаете, совместно с нами проводят открытый конкурс для желающих учиться в Гарвардском университете. Для этого надо пройти тесты и получить согласие родителей. Американские друзья лоббируют создание определенной квоты для учащихся из нашей страны. Все расходы для тех, кто успешно выдержал экзамен, связанные с перелетом, проживанием и непосредственно с обучением, берут на себя добрые дяди из США.

– Превосходно. А большая эта квота, как вы говорите, сложно-ли туда попасть?

– Точное количество… Затрудняюсь ответить… Для чего это вам?

– Я интересуюсь для своего сына.

– Даааа? Хотите, чтобы он сдал тесты?

– Сейчас еще рано, он только через год закончит школу. Но меня уже интересуют условия поступления – кого и как берут на учебу. Понимаете, он у меня, естественно, отличник, но иногда бывает такой несобранный, может переволноваться и не пройти это собеседование… Вот я и волнуюсь…

Почувствовав себя хозяином складывающегося положения, Ростислав напустил не себя серьезность и важность.

– Нуууу, под программу попадают только успешно прошедшие тестирование.

– Но как-то ведь можно повлиять на процесс? – спросила Зубко с милой улыбочкой, немножко прищурив глаза.

Это выражение лица в совокупности с задаваемым вопросом у восточных славян означает готовность вопрошаемого отправиться окольной дорогой к решению задачи, а также щедрое вознаграждение проводнику, указывающему путь. Косовский медленно и важно кивнул, моргнув при этом глазами.

– Конечно, это противоречит нашим принципам, как вы понимаете, в отборе побеждают только сильнейшие, но! личностные отношения еще никто не отменял. Особенно, если окажется, что в конкурсе участвует сын активиста нашего движения.

– Я с превеликим удовольствием буду помогать вашему фонду! Вот только не знаю чем….

От холодной и строгой чиновницы не осталось и следа, великолепная актриса в лице Зубко быстро изменила манеру поведения на конструктивного делового партнера.

– Прекрасно! Для нас важно просто заручиться вашей поддержкой! Это огромная честь видеть вас в своих рядах. В рядах людей, небезразличных к чаяниям простого народа, которому многое пока, к сожалению, доступно лишь на бумаге.

– Как я вас понимаю… – Лилия Геннадьевна, покачивая головой, скорчила сочувственно-страдальческую мину.

«Ну вот и ты наша!» – обрадованно подумал Ростислав, после чего еще долго разглагольствуя с Зубко о долге интеллигенции перед трудовым народом в процессе перевоспитания богачей. Ему с трудом удавалось скрыть внутреннее ликование и, чтобы не выдать себя, он с трагическим лицом рассказывал Лилии Геннадьевне о ближайших задачах «Попечительного собрания». Последняя, в свою очередь, оказалась милейшим собеседником, с удовольствием поддержавшая предложенные темы, время от времени даже перебивая Ростислава и перехватывая инициативу. Преследуемые каждый своим интересам, они поочередно обменивались комплиментами и, как часто бывает у людей, встретивших полное понимание собеседника, прониклись обоюдной симпатией. Удачно проходящая беседа подтолкнула Ростислава на смелый ход:

– Лилия Геннадьевна, есть еще один скользкий вопрос…

– Да, конечно! Не стесняйтесь, – по-дружески отозвалась Зубко.

– Вы, думаю, понимаете, как сложно творить добро в мире черствых, бессердечных чиновников? Дело даже не в том, что нам не помогают! Нам постоянно мешают! И угрожают сомнительными разоблачениями – мол, не все у них так чисто и так далее… Отсюда возникает желание заручиться поддержкой влиятельных людей… Я имею в виду Федора Михайловича, как никак его героическое прошлое и сегодняшний авторитет, думаю, смогли бы принести нам огромную пользу…

– Я вас попрошу! Какое там героическое прошлое? Один сомнительный перфоманс, так сказать, экспромт, навеянный состоянием с большого бодуна, и ты – народный герой… – Лилия Геннадьевна, отлично знавшая историю восхождения Кащука, чуть было не разоткровенничалась до не приличия, однако вовремя сдержалась, все же посчитав излишним смакование подробностей жизни своего шефа, – …я думаю, Федор Михайлович одобрит ваши начинания и обязательно поддержит.

Косовский заметил эти пренебрежительные нотки в отношении Зубко к Кащука. И хотя ему неимоверно сильно хотелось узнать подробности сказанного, ситуация требовала дипломатичного ухода от проблемной темы, дабы Лилия Геннадьевна действительно не успела наговорить лишнего.

– Правда?! – восторженно продолжил Ростислав, – вы думаете, нам стоит с ним переговорить?

– Думаю, вам не стоит… отвлекать его от дел государственной важности, а вот я сама с ним переговорю. Он обязательно согласится… – уверенно подытожила Зубко.

– Мы могли бы предложить ему стать почетным президентом фонда, – Косовский не скрывал радости.

– Думаю, его устроит и простое, обыкновенное участие в работе этой организации, – секундная слабость Лилии Геннадьевны закончилась, она вновь превратилась в чиновника и резонно рассудила, что звание рядового участника благотворительного фонда лучше скажется на имидже губернатора области, чем почетный президент.

Обменявшись еще несколькими традиционными для прощания фразами, собеседники расстались. Косовский покидал здание областной администрации вне себя от восторга, переполняющая его радость изменила походку и оставила след на физиономии, изменив вид делового мужчины на образ жизнерадостного пациента психиатрической больницы. Впрочем, выходящий из обладминистрации странный человек не вызвал особого ажиотажа среди прохожих, оказавшихся на центральной площади. Как ни странно, но большинство, очевидно, вполне осознанно привыкло к душевнобольным в этом месте. Усевшись в автомобиль и захлопнув двери, Ростислав выплеснул эмоции истошным воплем. Сегодня, благодаря блестяще проведенным переговорам, в сети попала действительно крупная рыба.

 

Глава 23

Финиш

#i_001.jpg

Заручившись поддержкой высшего общества края, соратники подошли к финишному, а вместе с тем, самому главному событию своей агитации – банкету-презентации фонда «Попечительное собрание».

Утро самого значимого дня для компаньонов началось по-разному. Ростислав провел практически бессонную ночь в мучительных поисках наилучшего варианта вступительной речи. Он сильно устал, однако остался доволен конечным результатом – выступление будет недолгим, но очень содержательным: вкратце обрисовав цели и задачи новосозданной организации, он сразу торжественно поздравит всех присутствующих с вступлением в рабочую комиссию «Попечительного собрания». Отказаться от такого предложения на глазах у общественности, будет невозможно. Гриша же провел всю ночь в ночном клубе с целью познакомиться, выражаясь его формулировкой, проводя сравнительный анализ алкогольных коктейлей. Пробуждение от сна Самосвалова было ужасным – сильно болела голова и желудок, а приснившийся кошмар, связанный с получением взятки и делом, заведенным на него прокуратурой, вверг Гришу в уныние.

«Надо пойти куда-то выпить пару капель, может, зацеплю какую-нибудь кралю, а потом тайком схожу в „Любаву“, позырю, шо там творится», – утвердив сам себе план действий, Самосвалов приступил к его исполнению.

Одетый в мало поношенный смокинг, взятый напрокат, черные модные туфли с каблуком выше обычного, чисто выбритый и стильно причесанный Ростислав появился в «Сахарнице» чуть раньше привычного времени. Сегодня он чувствовал вдохновение и уверенность в своих силах. Сразу после него здесь же появилась постоянная участница чайных откровений с Дианой загадочная Ира. «Интересно, – подумал Ростислав – может, пока поговорить с ее подругой? Ведь мы видимся здесь каждый день, можно уже здороваться. Интересно, как она на меня отреагирует? Если заулыбается, значит я на правильном пути, и нужно проявить активность, если нет – придется забыть о Диане».

– Прошу прощения, – как можно вежливей начал Ростислав, – вас ведь Ирой зовут? Скажите мне, пожалуйста, добрая девушка Ира, не могли бы вы поведать мне номер телефона одной вашей близкой подруги?

Лицо девушки мгновенно отобразило её отношение к непрошеному гостю со странной просьбой. Оно застыло в отвращении, смешанном с показным безразличием, словно к ней подошел прокаженный с просьбой одарить поцелуем.

– Спросите у нее сами, – коротко и четко ответила добрая, как, во всяком случае, до этого казалось Ростиславу, Ира, давая понять, что не желает продолжать разговор.

Отступать Ростиславу теперь было нельзя, иначе за ним может закрепиться образ незадачливого парня. Он присел без разрешения и продолжил:

– Я очень часто встречаю вас здесь, но просто подойти и познакомиться постоянно что-нибудь мешает. А номер телефона гораздо упростит мою задачу. Уверяю вас – я не стану ей докучать.

– Ничем вам помочь не могу, – продолжала стоять на своем строгая подруга Дианы.

На этом разговор можно было считать оконченным, Ростиславу осталось попрощаться, извиниться и уйти:

– Что ж, жаль. Я думал, вы поможете мне…

– Кстати, вот и она сама, – Ира с повеселевшим лицом глянула в сторону входа на террасу.

Увидав предмет вожделения так близко, Ростислав на мгновение впал в привычное состояние оцепенения. Однако экстремальность ситуации не позволяла оставаться таким надолго, и пока девушки приветственно обменивались традиционными поцелуями, Ростислав успел собрался с мыслями. По его мнению, расположить к себе красавицу можно только при помощи отборного юмора. Диана подсела ближе к подруге.

– Здравствуйте Диана. Меня зовут Ростислав, – как можно спокойнее начал кандидат в поклонники.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – удивилась девушка.

– Кроме этого молодой человек знает, как зовут еще и меня и, к тому же очень активно интересуется твоим номером телефона, – с едва заметной ухмылкой сразу отрапортовала Ира.

– Это неважно. Я очень часто вижу вас здесь, и мне сильно захотелось познакомиться. А чтобы соблюсти все пункты этикета, решил вначале отрекомендоваться вашей подруге, дабы быть представленным, – мгновенно нашелся Ростислав.

– Вы напрасно стараетесь, я не раздаю свой номер телефона, – отрубила Диана.

Её голос звучал достаточно высоко, но не пискляво, а манера произносить слова медленно и протяжно выдавала желание походить на уставшую от постоянного внимания избалованную светскую львицу.

– Собственно, теперь он мне и не очень нужен, раз уж мы с вами теперь знакомы. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

Ростислав чувствовал воодушевление – сложный момент первых слов в знакомстве пройден, теперь осталось завязать веселый разговор за бокалом игристого вина и договориться о личной встрече.

– Спасибо, не надо. Ростислав! Какую цель вы преследуете? – поинтересовалась Диана, глядя в глаза своего визави.

– Пока особенно никакой. Мне просто хочется пообщаться с вами. Как знать, может, эта случайная встреча станет для нас совершенно не случайной, может, это судьба?

Диана на какое-то время задумалась, продолжая смотреть в глаза собеседнику с серьезным видом, потом осторожно спросила.

– Можно задать вам нескромный вопрос?

– Конечно, – равнодушно разрешил претендент на руку и сердце красавицы.

– Чем вы занимаетесь по жизни?

– В смысле, чем я зарабатываю на жизнь?

– Вроде того.

«Ого! Быстро, – промелькнуло в голове у Ростислава, – хотя, конечно, чего тянуть – предъявите сразу ваши претензии».

– Я почти как художник – творю шедевры, которые сейчас по достоинству никто оценить не сможет, которые только после моей смерти приобретут истинную цену и прославят меня как автора, – с важным видом отшутился Косовский.

– Примерно так я и предполагала, короче ничем… Понимаете, Ростислав, как бы вам это деликатнее объяснить? Вам не стоит со мной знакомиться.

– Это почему?

– Вам будет некомфортно со мной. Я привыкла к несколько иному образу жизни, нежели тот, который ведете вы.

– Вы же ничего не знаете обо мне…

– Я часто вижу вас здесь и, поверьте, прекрасно представляю вашу жизнь. Я еще никогда не ошибалась.

– Думаю, нам стоит рискнуть. Мне кажется, я смогу вас сильно удивить в ближайшем будущем.

– Дело в том, что я не вижу своего будущего в этой стране, тем более в этом городе. Мое будущее уже определено, и если ничего непредвиденного не произойдет – то в скором времени я окажусь в Испании, в Барселоне.

– Барселоооона, – слащаво-писклявым голосом повторила Ира, при этом скорчив мечтательно-счастливую мину, явно завидуя подруге.

– Сложно определить правильность этого шага – другая страна, другие люди, другой язык, другой менталитет, да и кризис Испанию хорошо задел, сейчас там туго с хорошей работой.

– Меня это не волнует, я выхожу замуж за испанца. Он там очень серьезный человек, а главное – не такой, как наши, которые в женщине видят только рабыню, мой Хуан считает, что женщины созданы только для любви. Он мне как-то сказал, что с ним я никогда работать не буду! А испанский язык я в университете учила. Так что вскоре я уеду к нему навсегда.

«Что ж он, такой классный, не нашел себе в Испании невесту?» – подумал Ростислав, однако озвучить это не решился.

– Он уже все документы оформил? – опять включилась в разговор Ира.

– Мы сегодня утром созванивались, он сказал, что испанские бюрократы могут соревноваться с нашими, их посольство в Киеве что-то там затягивает…

Внезапная грусть охватила Ростислава, он уже был не в состоянии слушать рассказ о трудностях получения испанской визы. Молча глядя на говорящую Диану, Ростислав медленно погрузился в размышления о несоответствии увиденного с воображаемым. Диана тем временем продолжала посвящать подругу в подробности телефонной беседы с Хуаном:

– …я ему говорю: если ты не возьмешься за себя, то скоро одежду на тебя будут шить только на заказ! Сегодня он мне рассказал, что вчера бегал целых пятнадцать минут по парку Жоана Миро, и теперь у него все болит: и ноги, и спина, и шея, и даже руки. Я ужаснулась! Посоветовала ему не начинать с таких нагрузок в его возрасте, пусть начнет хотя бы с пяти минут. Сердце может не выдержать.

– Ну да, а то откинет коньки, и твои планы накроются, – весело съехидничала Ира.

– О боже! Типун тебе на язык!

«Этот несчастный толстяк еще и старик», – это открытие многое объяснило Ростиславу. Настроение окончательно испортилось. Ужасным был не сам факт фиаско в попытке завязать отношения с красавицей Дианой, ужасно было осознавать, что долгое время он боялся подойти к обыкновенной провинциальной пустышке, соискательнице жениха с толстым кошельком, для которой апогеем достижения в жизни – стать роковой красоткой для богатого дяденьки, ради которой тот, на зависть всем подругам, перевезет её в большой город (особенно здорово, если этот город на берегу моря в теплой стране) и будет потакать её капризам.

– Надеюсь, он хоть не лысый? – мысль, случайно сказанная вслух Ростиславом, заставила девушек вновь обратить внимание на присутствующего.

– А при чем здесь это? – удивленно спросила Диана.

Ростиславу сильно захотелось ответить: «Если лысый, то его можно красить зеленкой и представлять всем как Шрека, тогда подруги точно будут думать, что в настоящую сказку попала». Но врожденная тактичность не позволяла откровенно оскорблять людей, и он отделался простым:

– Да, вы правы, это здесь действительно ни при чем.

На этом разговор можно было считать законченным. Распрощавшись со своей недавней девушкой-мечтой и её подругой, Ростислав отправился в направлении ресторана Саши Радужного, не проходя мимо всевозможных пунктов по разливу алкоголя. Мысли роились в голове, как пчелы в улье, и водка помогала, как казалось Ростиславу, их упорядочить. Конечный вывод оказался неутешителен – все это время он любил придуманный собою же образ девушки, внешне похожей на Диану. В конце концов не виновата же Диана, что оказалась совершенно другим человеком. Ростислав чувствовал себя опустошенным: не было ни злости, ни ненависти, никаких эмоций, просто подавленность. Ему даже расхотелось идти на банкет, посвященный началу работы фонда. Однако, представляя себе масштабы предстоящего скандала, он все же взял себя в руки и отправился в «Любаву». Попытка залить водкой постигшее разочарование превратила главного церемониймейстера торжественного мероприятия в окосевшего забулдыгу. Появиться в таком виде перед собирающимися гостями означало крест на гениальной затее. Косовскому перво-наперво удалось незамеченным пробраться в мужскую комнату ресторана, имевшую второй выход во внутренний дворик, где можно хоть немного привести себя в порядок. Для этого он совершил обряд ритуального омовения депрессивных пьяниц – опустил голову под струю холодной воды из водопроводного крана и несколько минуту находился в странной, неудобной позе, медленно трезвея. После вытер голову бумажными полотенцами и полюбовался полученным результатом в зеркало, установленное над умывальником. Картина, открывшаяся перед глазами, не радовала: торчащие в разные стороны мокрые волосы, мутные, полузакрытые глаза, хоть и гладко выбритое, но слегка помятое лицо. В это мгновение входная дверь немного приоткрылась, и в небольшую щель как кот проскользнул Самосвалов.

– Гриша! Какого черта? Шо ты тут делаешь?

– Не ссы, меня никто не заметит. Я занял позицию подальше, наблюдаю из машины за приезжающими. Тут, вижу, ты идешь, решил подойти на секунду.

Самосвалов подошел к компаньону и пожал ему руку.

– Ростик! Ты нормальный? Ты же в сиську пьяный! Там уже полно гостей! Тебе приветственное слово через десять минут говорить. От тебя разит за метр.

– Я выйду с бокалом шампанского и выпью его до дна за гостей в конце своего выступления. Так шо, вопрос запаха будет решен, а дальше все равно Николай Михалыч работать будет.

– Ты хоть не наговори ерунды в личных беседах.

– Сегодня праздник, поэтому никого «грузить» не буду. Так, праздные разговорчики. Не боись, Гриня, я не подкачаю! Много там уже собралось?

– Много! Честно говоря, я и сам не ожидал. Многих заинтересовало. А после сегодняшнего шоу с заокеанским дядей они все станут нашими!

– Да. Только почему-то мне не радостно.

– Ты с ума сошел! Это же то, чего мы добивались! Это же почти как скважина – ничего н-не надо делать, только качай и продавай!

– Да. Вот она – славянская мечта… Ничего не делать и все иметь! Только качать! Качать! Качать!.. Сейчас причешусь и пойду заливать им в уши то, что впоследствии сделает нас богатыми, а их счастливыми.

– Ростик! Ты слыхал, шо заявил наш гарант конституции?

– Нет, а шо он заявил?

– Объявил новый курс – на евроинтеграцию! П-прикинь, скоро Европой станем!

– Для нас это плохая новость, Гриня! Нам с тобой не надо в Европу!

– Почему?

– Пропадем мы там. Наш с тобою бизнес там не приживется. Но, думаю, до этого не дойдет. Так шо, начинаем качать!

#i_001.jpg

Animedia Company

[битая ссылка] www.animedia-company.cz

[битая ссылка] facebook.com/animediaco

Если Вы остались довольны книгой, то, пожалуйста, оставьте на неё отзыв.

Šampanskij, Artěm: Slavjanskaja mečta (Něofeljeton),

1. vyd. Praha, Animedia Company, 2016

ISBN 978-80-7499-207-0 (online)