На молоканку, малость под хмельком Пришел тады, маманька попросила. А ты, Клавдея, вместе с молоком Сквозь сепаратор сердце пропустила. И так гипнозом женским обожгла, Что все во мне мужицкое заныло. Ты б черта в рай свести тогда могла, И для него б ужасно это было! Ну то да се, я смел после вина, Спустя чуток, в ботве мы оказались. Ушла за лес тактичная луна, Поскольку мы в светиле не нуждались. А после встав с сырого чернозема, От репеев очистились мы оба, И ты, крестясь, сказала мне: "Кузьма! Антихрист мой! Люблю тебя до гроба!" Я взял и столб ближайший своротил, От слов твоих умножилися силы. В порыве чуйств на грабли наступил, Но искры с глаз приятны даже были! То боль души, я плачу наповал, Ведь у меня ж любовная отрыжка. Будь я поэт — я б кровью написал О нас с тобой увесистую книжку! Хотя б про встречи те у лопухов, Что были нам мягчей любой постели. Хи-хи, ха-ха! И так до третьих петухов, А спать притом — ни грамма не хотели. Что лопухи! Мы раз силосный стог, Шутя, любя, без трактора умяли! Вот только жалко кирзовый сапог, Что в яме там силосной потеряли. Я свадьбу уже задумал — честью-честь, Моя родня на все была согласна, Хоть ты была такая как ты есть — Косая и корявая ужасно. Я рассуждал: хромая — что ж с того? Во сне храпишь — смотри какое диво! А в остальном — мы ж пара сапогов, И нам, как есть, сойтись необходимо. Чин-чином мы готовились гулять, В Сельпо набрав, что было там получше, И первачу нагнали ведер пять, И браги чан, на всякий там на случай. Гостей считать примались на пальцах, И округлялась цифирка родни: Пятьдесят один со мною это — нас, Плюс сорок девять с ейной стороны. Да все б ниче — тут Гришка рассказал Как он имел тебя на косовице, Потом дружку по-бухарю отдал За полмешка подмоченной пшеницы. Я — в кулаки, он божится дитем! Я до Петра: "А-ну, мол, подтверди-ка!" И он матерится, оченно при том, Ну и дела, сбирали ползунику! Клавдея, ты ж устосала меня! Как в клуб пойтить? На людях появиться? До свадьбы ведь осталося три дня, А мне б сейчас на месте провалиться. Выходит что ж — зазря цвела картофь И нам луна за скирдами светила? Да это ж сплошь обман, а не любовь, Коль у тебя с другими дело было! Я понял все. Не стоишь ты меня. Обидно лишь и жалко даже стало — Что завчера зарезал кабана, А подождать — так сколько б было сала! Да что — кабан, когда я сам — лопух, В твоем лице не разглядевши черта, Не верил сплетням грамотных старух — Что у тебя сто тридцать три аборта. Как жить теперь? Под ложечкой сосет, У глаза тик. Не вынесу измены! Однако, знай: я отомщу за все И на вожжах повешусь в ваших сенях! Ужо ясно: за гробом не пойдешь, не спросишь люд и где моя могила, А что с тебя, паскудина, возьмешь? — Ведь ты ж до гроба только и любила! Прости за почерк, криво я пишу И может что сказал не очень лестно. Прости за все! На веки ухожу, Сдержала б только старенькая лестня.