Когда Иртыш рыдал в лучах заката, Ночь опустилася над нашею судьбой. Прости меня, но я невиноватый, Что ты ушла, как говорится, в мир иной. В тот день аванс мы с другом получили И, чтоб немножечко облегчить кошельки, В пивбаре мы, как патриоты Чили, Добыли пиво и гнилые шашлыки. Потом еще чего-то где-то взяли И осушили это дело натощак, А закусь взяли с Вадькой на вокзале И в том же поезде коньяк за четвертак. Нам проводник помог достать и выпить, Сам все какие-то нахваливал края. Потом сказал: "Вообще не поздно выйтить, Через минуту будет город Бития." Нас в Битие маленечко побили, Но наши денежки осталися при нас. Сознанье наше, так сказать, определили… За что не зря предупреждал товарищ Маркс. Я помню все, хоть, правда, и в тумане — Сперва был порт, потом — автовокзал. Вино и женщины плескались в ресторане, Куда швейцар нас почему-то не впускал. И вот когда Иртыш в лучах заката… Ночь опустилася и я пришел домой, Как плакал я в подол твово халата Скупой и нежною мужицкою слезой! " А-ну, дыхни !", — сказала ты сердито. Я сделал вдох — как часто обдурял. Тебя ж обдало чем-то ядовитым, Хоть я ту флягу… Я в тот день не потреблял! " Дыхни еще !", — воскликнула Татьяна. А че дыхать? Сама понять должна — Ну был аванс… Ну я маленько пьяный… Дыхнул и — мертвою вдруг рухнулась жена! Мне будет суд, ведь Таня в мире теней Там за толкучечкою будет почивать. Где прокурор? Я с ваших позволений Поправлю холм ее, годочков через пять. Судите меня, о, судьи дорогие! Я о пощаде не прошу и не молю! Пусть призадумаются многие другие За жизнь нетрезвую, алкашечью мою. Мне страшен суд, тюремные одежи, А, может, мне еще и сделают расстрел. Одно прошу: учесть, однако, все же — Она: " Дыхни мене! ", а я ведь не хотел !