Входная дверь оказалась не заперта, я спокойно проникла внутрь и осмотрелась. В небольшой прихожей, размерами не больше предбанника, почти не было мебели. Дешевая металлическая вешалка, на ней висит форменная куртка охранника; в углу пакет с мусором. Я присела на корточки и внимательно изучила содержимое. Три пустых бутылки из-под водки. Вряд ли все это выпил один человек. Скорее всего, события развивались так: они привезли меня сюда, устроили в домике, а сами сели отмечать успешное окончание операции. После чего часть похитителей уехала, а этот остался сторожить. Недурно, кстати, живут господа киднепперы: водка и продукты из «Седьмого континента», вот чек. Интересно, а на чеке есть адрес магазина? Это может помочь хотя бы приблизительно представить, где я нахожусь. Я вынула чек из пакета, развернула… Адреса нет, но зато есть кое-что другое. Чек оплачивался кредитной картой, не хватает одиннадцати цифр, но те, что пробиты, хорошо мне знакомы: первая — четверка, многоточие, три пятерки и девятка. Я порадовалась, как верно угадали мы с Иваном: владелец карты причастен к убийствам, и теперь это можно доказать. Я сунула чек в карман и прислушалась. Выстрелы в комнате прекратились, видимо, боевик закончился, идет реклама. Можно рискнуть… Я тихо просочилась через дверь.

Дышать здесь совершенно было нечем: табачный дым смешивался с выдыхаемыми мужчиной водочными парами примерно в равной пропорции. Кислород присутствовал вкраплениями отдельных молекул. Держу пари, что если здесь не проветривать, мужик не протрезвеет никогда, потому что вдыхает он фактически ту же водку, только в газообразном состоянии.

Я уставилась на противника. Даже с учетом его беспомощного состояния, шансы мои выведать сведения, применив допрос с пристрастием, невелики — больно крупен. Когда он выманивал меня из машины, было уже темно, и я не очень хорошо его рассмотрела, наверное, поэтому и поддалась на уговоры. Разгляди я его как следует, мигом бы развернулась, нажала на газ и уехала. Плакаты с изображением таких лиц можно увидеть в вестернах: там шериф вывешивает их у входа в салун. Сверху, над лицом, обычно написано «Wanted», а внизу — единица со многими нулями.

Особой приметой спящего на кровати мужчины можно было назвать необычайную бледность. Конечно, после нескольких часов пребывания в такой атмосфере пропадет даже чахоточный румянец, но мужчина на кровати был бледен той особой бледностью, которая свойственна людям с рыжим цветом волос. Капризная природа, щедро раскрасив их волосы, начисто лишает защитного пигмента меламина их кожу. Сдается мне, что сегодня состоялась моя первая встреча лицом к лицу с Женькиным прошлым. Рыжий пьяный мужик — не кто иной, как верхнеяйвинский двоечник и хулиган Васька (если я правильно запомнила его имя).

Это хорошо, что удалось установить личность похитителя. Это очень хорошо. Проблема опять заключается в том, что делать с полученной информацией? Ведь доказать, что именно этот тип выманил меня из машины и похитил, не получится. Предположим, что я прямиком отсюда отправлюсь в милицию и вернусь вместе с дежурной группой. Даже если они его заберут в вытрезвитель и через сутки мужик протрезвеет, он все равно отопрется: ничего не видел, ничего не знаю, никого ниоткуда не похищал. Свидетелей похищения нет. Точнее, они есть, но играют не за мою команду.

Относительным плюсом можно считать, что я наткнулась на перспективного подозреваемого. Такой вполне мог задушить женщину, вон ручищи какие здоровые. И если я быстро отсюда не слиняю, у меня есть шанс ощутить давление этих лап на своем горле. Вот если бы он был связан, тогда можно было бы побеседовать на интересные темы. Кстати, а кто мешает мне связать его? Должна же у них в хозяйстве быть веревка.

Поиски не заняли много времени. Веревки не оказалось, но зато на столе между тарелкой с ветчиной и банкой со шпротами лежала почти полная бобина скотча. По виду — точь-в-точь как тот, которым связывали меня. Поиграем в «Основной инстинкт».

Перед тем как завалиться на кровать, Васька (будем называть его Васька, пока не установим личность) снял ботинки. Это хорошо, надежнее скрепятся ноги. Плохо другое — придется дотронуться до носков, в которых он, похоже, приехал из Верхней Яйвы и так с тех пор ни разу не менял. Я отковырнула ногтем край скотча и отмотала приличный кусок. Теперь самая опасная часть операции — нужно осторожно, но в то же время по возможности плотно обмотать скотч вокруг щиколоток. С трудом преодолевая рвотный рефлекс, я мужественно взялась за Васькину ногу. Он как-то нервически дернулся и подхихикнул. Я замерла с ногой в руках. Не хватало еще, чтобы он боялся щекотки. Мужик еще пару раз судорожно дернулся и затих. Я приспустила носки, несколько мгновений полюбовалась видом волосатых и давно немытых ног, после чего прилепила скотч на голое тело. Ничего-ничего — когда будет отдирать, пусть почувствует, каково женщинам эпиляцию делать при помощи восковых полосок.

Пока все шло по плану. Противник, пусть частично и временно, обездвижен — правда, основная заслуга в этом не моя, а зеленого змия из бутылки. Теперь, чтобы окончательно его обезвредить, надо связать ему руки. Лучше всего, конечно, привязать их к изголовью кровати (благо, конструкция кровати позволяет). Такой способ частенько практикуется серийными убийцами и сексуальными маньяками. Но я не припоминаю случая, чтобы привязываемая жертва была на полторы головы выше и в два раза тяжелее, чем серийный убийца. Н-да, пожалуй, прикрутить руки к изголовью не получится, я вон за ноги слегка потрогала, он сразу дергаться начал, а руки-то придется поднимать. Не успею привязать одну, как второй он меня придушит.

Может быть, просто связать их, как ноги? Хотя, даже если у меня это получится, практический эффект равен нулю. Когда он протрезвеет и обнаружит себя связанным, вряд ли это приведет его в настолько хорошее расположение духа, чтобы он охотно ответил на мои острые и нелицеприятные вопросы. С гораздо большей вероятностью можно предположить, что он постарается освободиться, а потом надрать мне задницу. Случаев, когда связанный и, казалось бы, вполне обезвреженный противник умудрялся освободиться и создать большие проблемы тем, кто его связывал, в литературе описано немало.

А освободиться он попытается обязательно. Женя характеризовала его как двоечника и хулигана. Двоечники и хулиганы обычно имеют неплохой опыт уличных драк. Звание «хулиган», как и звание «отличник учебы», тоже нужно заработать. Из меня же, как показали события последних дней, боец неважный. Хотя в экстремальных условиях я действую отважно и решительно, но бить человека по лицу категорически не могу. Я не успела пожалеть о столь некстати проснувшемся пацифизме, как вдруг у меня за спиной что-то щелкнуло, как будто передернули затвор, и неприятный голос произнес: «А ну, быстро поднять руки». Я замерла и, боясь оглянуться, медленно, не выпуская скотча, стала поднимать руки, каждую минуту ожидая тычка дулом под ребра. Руки быстро устали, но столь внезапно появившийся негодяй больше никаких требований не выдвигал. Потом что-то зашуршало, кто-то захрипел, и прозвучал выстрел. Я не выдержала и повернулась. Оказалось, что реклама закончилась и по телевизору опять идет боевик. Некто в черном старательно душил оппонента в джинсах, а чуть поодаль дергалась всем телом привязанная к столбу блондинка. Блондинка таращила глаза, показывая, как ей страшно; во рту у нее торчал кляп. Действо происходило на заброшенном складе, куда главных положительных героев загнала железная рука голливудского сценариста. Я с облегчением вздохнула и опустила руки. И тут позади меня раздался звук куда как страшнее выстрела — жалобно заскрипели пружины, принимая на себя вес повернувшегося во сне мужчины. Я пулей метнулась под кровать, попутно благодаря небеса за то, что комната меблирована по старинке — под современными кроватями, сделанными из ДСП, спрятаться невозможно.

Участок пола под кроватью не пылесосили со дня сдачи домика в эксплуатацию. От постоянных сквозняков, возникающих при открывании дверей, пыль собралась в большие комки, похожие на перекати-поле. Я тихо лежала, уткнувшись носом в один из таких комков, в спину мне больно врезалась выскочившая из матраса пружина. Человек на кровати поворочался, пытаясь устроиться поуютнее, и затих. Из моего укрытия было видно совсем немного, однако опытный наблюдатель даже из немногочисленных фактов сможет сделать выводы. Самый главный и самый обнадеживающий: кроме нас двоих, в домике никого нет. К тому же Васька не проснулся и пока еще находится в той степени опьянения, что не замечает связанных ног. В подтверждение этого матрас надо мной заходил ходуном и прямо перед моим носом свесился кулак размером с голову двухмесячного младенца. Этот кулак, с одной стороны, наглядно демонстрировал иллюзорность моих надежд выведать у владельца кулака правду об убийствах. С другой стороны, размеры кулака указывали на неплохие шансы выяснить искомую правду непосредственно у жертв, присоединившись к ним в лучшем из миров.

Я прислушалась — мужик не просыпался, более того, он даже начал легонько посвистывать носом. Можно вылезать. Осторожно, стараясь не задеть свисающий кулак, я выбралась из-под кровати. Боевик в телевизоре стремительно летел к хеппи-энду: некто в черном был привязан к тому самому столбу, где пять минут назад томилась блондинка. Сама же блондинка и слегка помятый главный герой в джинсах готовились слиться в финальном поцелуе. В общем, за них определенно можно было не волноваться. Мои же дела обстояли далеко не так хорошо. Претендента на финальный поцелуй не было, а главный злодей глыбой лежал на кровати, позой и габаритами напоминая чудище заморское из мультфильма «Аленький цветочек». Неожиданно мне в голову пришла одна мысль. Сначала она показалась вовсе нереальной, но я еще раз залезла под кровать и убедилась, что задуманное осуществимо, потребуется всего лишь немного удачи и много физических сил. Кровать не придвинута к стене вплотную, есть зазор размером приблизительно сантиметров в десять. Я вновь вылезла из-под кровати, взялась за изголовье и попыталась отодвинуть ее еще дальше. Ценой неимоверных усилий мне удалось увеличить расстояние от стены до кровати с десяти до примерно пятнадцати сантиметров. С такой скоростью я быстрее заработаю себе грыжу, чем осуществлю свой план. Пятнадцать сантиметров — не так уж много, но я умудрилась втиснуться туда бедром.

И пусть я не блистала на уроках физкультуры, зато по физике у меня всегда была пятерка. Дайте мне точку опоры, и я совершу невозможное! Сильно напрягая мышцы спины и упираясь ногами в стену, я отодвинула кровать. Половина дела — правда, самая простая — сделана.

Теперь самое опасное. Я села на корточки рядом с кроватью и быстро обмотала скотчем запястье спящего мужчины. После чего плотно прикрутила его руку к основанию кровати. Не обрывая ленту скотча, я опять залезла под кровать и вынырнула с другой стороны. Здесь задача посложнее. Если левая рука свободно свисала с кровати, то правая лежит на подушке. К тому же приходится действовать в условиях ограниченного пространства Кровать мне удалось отодвинуть от стены не больше чем на сорок сантиметров. Ладно, где наша не пропадала! Я натянула липкую ленту так, чтобы она не скрутилась в самый ответственный момент, отважно взялась за правую руку Васьки и начала ее обматывать. Он вздрогнул всем телом, приподнял голову, но тут же, обессилев, вновь упал на подушку. Я завернула ему руку и прикрутила ее к основанию кровати. Чтобы исключить неожиданности, я опять забралась под кровать и усилила протянутую там ленту еще парочкой слоев. Вот теперь можно вылезать и начинать допрос. Я мстительно радовалась, представляя, как сейчас растолкаю убийцу и объявлю, что он попался, что доказательства его причастности к преступлениям у меня в руках.

Не зря говорят, что месть — это блюдо, которое следует подавать холодным. Я проявила столько хладнокровия и выдержки, чтобы связать преступника, и вдруг в самом конце дала волю низменным инстинктам. Провидение не замедлило покарать меня за проявленное злорадство: колокола судьбы сыграли популярную на радио «Шансон» песню «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла». В качестве проводника решения небес был избран мобильный телефон. Не мой. Мой лежал у меня в кармане — это во-первых, а во-вторых, я никогда бы не поставила в качестве звонка песню «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла».

Зато мужчина на кровати отреагировал на «Гоп-стоп» довольно живо. Видимо, звуки этой песни неоднократно побуждали его к неким решительным действиям (не удивлюсь, если оные действия представляли собой воспетый в данном произведении «гоп-стоп»). Он попытался резко встать, и у него это, конечно, не получилось. Когда тебя беспардонно вырывает из сна телефонный звонок, даже вполне трезвый человек далеко не сразу может сообразить, где он и что происходит. Что уж говорить о человеке нетрезвом. Мужик еще раз рванулся, как Лаокоон, опутанный змеями, но современный скотч держал не хуже античных аспидов. Мужчина на секунду затих, а затем витиевато выругался. Я сама любитель «повыражаться» за рулем. Если в машине сидит дочь, я предупреждаю ее, что в школе эти слова повторять не надо, а если уж повторяет, то пусть хотя бы не указывает источник информации. Поэтому не могу сказать, что в длинной тираде были какие-то незнакомые мне слова, но несколько новых смелых сочетаний я взяла на заметку. Увы, даже с помощью «такой-то матери» моему пленнику не удалось освободиться, однако он не оставлял попыток. Матрас надо мной ходил ходуном, скотч растягивался, скручиваясь в тонкую, но практически не разрываемую веревку. Видимо, словарный запас у предполагаемого убийцы был невелик, уже во второй тираде он стал повторяться. Я подумала, что главной героине пора выйти на сцену. К сожалению, в моей ситуации эффектное появление исключалось. Из-под кровати обычно вылезают застигнутые за своим неприглядным делом любовники, но никак не герои. Одно дело, когда легко взлетаешь на подоконник, распахиваешь плащ и произносишь заранее отрепетированную и потому беспроигрышную фразу вроде «Я — ужас, летящий на крыльях ночи». А теперь попробуйте произнести это, вылезая на четвереньках из-под кровати. Нужно-го пафоса не получится. К тому же мужик на кровати активизировался, пружинная сетка больно била меня по спине. Ну все, не могу больше. Я выждала момент, когда связанный на минуту успокоился, и вылезла. Мой выход на сцену получился настолько бледным, что зритель (он же жертва) даже не сразу меня заметил — видимо, устал дергаться и вопить.

Я уже минуты полторы как стояла над ним этакой богиней мщения Эринией, а тип на кровати лежал, уткнувшись носом в подушку. Я кашлянула; он никак не отреагировал. Тогда я подошла к кровати и бесцеремонно вытянула у него из-под головы подушку. Тут мой подопечный наконец меня заметил. Удивление было настолько сильным, что он даже не сразу поинтересовался, как мне удалось выбраться. Я не стала дожидаться, когда к нему вернется способность мыслить, а немедленно приступила к допросу.

С тех пор я гораздо более уважительно отношусь к работе следователей и сыщиков. Потому что теперь я на своем опыте знаю, что и обыск, и ведение допроса — далеко не такие простые вещи, как кажется со стороны. Не знаю, пишут ли профессионалы перед допросом список тем, которые они хотели бы обсудить с подозреваемым; у меня готового списка не было. Как назло, я не могла вспомнить ни одной эффектной сцены допроса из классического детективного фильма. Разве что допрос Шэрон Стоун из первого «Основного инстинкта». Боюсь, однако, что мне вряд ли удалось бы восстановить сию замечательную сцену в мельчайших подробностях. Хотя бы потому, что я не горела желанием увидеть связанного мужчину без нижнего белья, да и само белье видеть тоже не мечтала. С меня хватит лицезрения носков.

И потом, я не гналась за внешними эффектами. Гораздо больше мне сейчас нужен был хороший первый вопрос, который застанет противника врасплох, деморализует его и даст мне тактический перевес. Так что Шэрон Стоун в качестве образца для подражания не годилась. А что, если… Неожиданно в памяти всплыл эпизод из любимого в детстве фильма про разведчиков «Мертвый сезон». Жутко отрицательный тип с темным эсэсовским прошлым подносил герою под нос зажигалку и нудно спрашивал: «Где Хаас? Кто с тобой работает?» — однако, насколько я помню, несмотря на приложенные усилия и впечатляющую первую фразу, ему не удалось добиться желаемого результата. Так что и этот путь отпадает. Я собралась с духом, на всякий случай выставила вперед подушку и спросила:

— Кто меня «заказал»?

Сказала, и самой даже понравилось. Хорошо прозвучало, веско. Однако мужик, которому, собственно, и была адресована эта фраза, не фига на нее не повелся, а продолжал мрачно смотреть на меня налитыми кровью глаза-ми. Видимо, соображал, кто же я такая. Потом, как любят писать в книгах, в его глазах загорелся огонек узнавания. Он смачно сплюнул, умудрившись не попасть слюной на кровать, и разразился длинной речью, в которой упомянул мою родню, близкую и дальнюю, а меня обрисовал как исключительно коварное и неприятное существо. Слушать это было обидно. Тем более что мужик со мной и знаком-то почти не был. Я рассердилась. Кто бы он ни был, он плохо оценивает ситуацию. В данный момент я имею неоспоримое преимущество. Не откладывая в долгий ящик демонстрацию преимущества, я подошла к кровати и накрыла его голову подушкой. Яростные вопли перешли в тихое бормотание, а вскоре воцарилась полная тишина. Я заволновалась. В роли убийцы-душителя я выступала в первый раз в жизни. Так ненароком можно и на самом деле человека убить. Убрав подушку, я убедилась, что сделала это очень вовремя. Мужик лежал, уткнувшись носом в матрас, признаков жизни не подавал, на мое похлопывание по плечу и робкие «эй» не реагировал.

Страшная мысль «Я — убийца» пронзила меня точно молния. Сравнение избитое, но поверьте — если осознаешь, что только что, пусть даже не нарочно, убил человека, такое потрясение сравнимо лишь с разгулом стихии. Правду говорят про благие намерения, коими вымощена дорога в ад. Я хотела всего лишь найти убийцу Женьки, и вот теперь я сама убийца. Интересно, суд примет во внимание смягчающие обстоятельства — например, что я сама стала жертвой похищения?.. Нет, как ни крути, а убийство остается убийством, даже если оно совершено в состоянии аффекта. А если развязать этого амбала и попробовать сделать искусственное дыхание? Может, он еще не совсем умер?

Я заметалась по комнате в поисках ножа. Пока мужик был еще жив, он так активно пытался освободиться, что скотч скрутился в неподвластные ногтям канатики. Нож нашелся на столе, и там же лежал мобильный телефон; на дисплее высвечивался один пропущенный звонок. А ведь я сейчас легко могу выяснить, кто стоит за всеми этими преступлениями. Труп на кровати никак на мозговой центр не тянет, типичный исполнитель. Я решительно взяла в руки телефон, но не успела даже до-тронуться до кнопок, как аппаратик запиликал «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла». Дисплей засветился, появилась надпись «Юрка». Отлично, вот сейчас мы и узнаем, что это за таинственный Юрка, который имеет привычку звонить по ночам. Я нажала на кнопку «ответить» и сказала «алло». Позвонивший не ответил, лишь молча слушал мой голос. Я еще раз повторила:

— Алло, алло, вас не слышно, перезвоните, — и нажала отбой.

Наверное, испугался, услышав незнакомый голос, или решил, что не туда попал. Я, конечно, очень хотела узнать, что именно этот Юрка имеет против меня, но в данную минуту есть задача поважнее. Если я не собираюсь сесть на скамью подсудимых, мне нужно спрятать труп. Вариантов немного. Самый простой — оставить тело здесь, сняв предварительно веревки. Немного подумав, я отринула этот вариант как чересчур рискованный. Моих отпечатков в домике целая куча. Сейчас даже уже и не вспомнить, за что я здесь хваталась. Потом, есть свидетель — восточный мужчина, который сейчас томится в банном домике. Поскольку для милиции он окажется самым первым и самым перспективным подозреваемым, то вряд ли будет играть в партизана. Скорее всего, он сразу же расскажет обо мне. Милиции останется только снять мои отпечатки (даже если я здесь все вытру, в банном домике их осталось достаточно для идентификации), и беседа с Александром Петровичем из «органов» мне обеспечена. Какие еще есть варианты? Неплохо бы выдать это за несчастный случай или самоубийство. Нет, в самоубийство никто не поверит. Такие, как этот, не самоубиваются, а предпочитают убивать других. Остается несчастный случай. Такой же, какой они запланировали для меня. К примеру, он замерзнет спьяну в двух шагах от сторожки. Вскрытие покажет наличие изрядной дозы алкоголя в крови, никто и не будет копать дальше. Мне всего лишь нужно развязать труп, надеть на него ботинки и куртку, а потом вытащить на улицу. Никогда бы не подумала, что убийство такое хлопотное дело. Минутное удовольствие, а геморроя потом… Телефон не звонил, я покрепче сжала нож и направилась к кровати.

Если бы сейчас кто-нибудь заглянул в окно, мои шансы на оправдательный приговор были бы равны нулю. С ножом в руке я зловеще наклонилась над бездыханным телом.

Хорошо, что я не успела освободить ему руки. Неожиданно труп вздрогнул всем телом, откашлялся и нецензурно выругался, причем опять в мой адрес. Первым делом я почувствовала невероятное облегчение от того, что я все же не убийца. Облегчение быстро сменилось злостью, я бросила за ненадобностью нож и вновь схватила подушку.

— Настоятельно советую прислушаться к моим словам, — предупредила я своего плен-ника. — В тот раз у меня не вышло, но опыт приходит со временем. Главное — регулярно тренироваться.

До мужика все еще никак не доходила двусмысленность его положения. Он опять начал рваться и выкрикивать всяческие лозунги. Я быстренько прекратила это, отработанным движением придавив его голову подушкой. Правда, теперь я прижимала ее вполсилы. Дождавшись, когда амбал перестал издавать звуки, но не перестал трепыхаться, я отняла подушку и вновь попробовала объяснить ему сложившуюся ситуацию. Однако он упорно не хотел посмотреть правде в глаза. Пришлось повторить операцию с подушкой. Лицо у объекта моих воспитательных маневров побагровело, и я не на шутку испугалась, что его может хватить апоплексический удар. Видимо, и он почувствовал себя совсем худо, потому что перестал ругаться и попытался начать диалог. Правда, дебютировал он не самым конструктивным образом:

— Как тебе удалось выбраться?

Я заметила, что человеку в его нынешнем положении не следует первым задавать вопросы. От человека в таком положении ждут не вопросов, а ответов. Мужик что-то пробурчал себе под нос, невероятным усилием мышц вывернул голову влево и выжидающе уставился на меня. Я постаралась придать лицу как можно более свирепое выражение:

— Кто стоит за всем этим?

Мужик страшно удивился или сделал вид, что удивился:

— Ты о чем?

Я было засомневалась в том, что обратилась по адресу, но быстро сообразила, что он просто берет меня на понт. Все он прекрасно понимает, придуривается только.

— Сейчас объясню, — зловеще пообещала я и выдвинула вперед подушку, чтобы он не забывал, сколь тонкая граница отделяет его от мира мертвых. — За последние месяцы произошло много событий. Летом убили мою подругу, потом ее брата. Убийства каким-то образом связаны с местом, где она жила в детстве. — Я помолчала, а потом выложила первый козырь: — Я узнала тебя! Ты — тот тип с фотографии, Васька, фамилию не помню.

Мужик обалдел от моих дедуктивных способностей и в сердцах невольно раскрылся:

— Ты смотри, как докопалась, сука!

Проигнорировав «суку» в качестве обращения, я продолжила:

— А теперь колись, кто тебя науськал — Вячеслав?

Удивление на его лице было вполне искренним, так не сыграешь.

— Какой еще Вячеслав? Не знаю никакого Вячеслава…

Не хочет признаваться — не надо. Я решила зайти с другого конца: пусть расскажет, что произошло тогда в Верхней Яйве, а уж остальное я как-нибудь вычислю. Я медленно, с расстановкой, педалируя самые важные пункты, произнесла:

— Сейчас ты мне расскажешь, что произошло двадцать лет назад. Если будешь упираться, то твой замерзший труп обнаружат в двух шагах от сторожки с расстегнутыми брюками. Ты вышел отлить и заснул. Никто не будет проверять причину смерти. Замерз по пьяному делу. Такое каждый год бывает, и милиция даже не расследует подобные случаи.

Васька ощутимо напрягся, но все же до конца не верил в то, что я смогу осуществить задуманное. Будучи человеком прямолинейным, он немедленно озвучил свои сомнения:

— Кишка у тебя тонка…

Я не стала ничего говорить, а просто села ему на спину и как следует вдавила его голову в матрас. Мужик дернулся, я приподняла край подушки и рявкнула ему в ухо:

— Когда надоест выпендриваться, постучи ногами по матрасу, и я тебя отпущу.

После чего спокойно навалилась всем телом ему на голову Через минуту он бил ногами, как морской котик ластами. Я сняла подушку и приготовилась слушать.

Васька не был искусным рассказчиком, он долго и мучительно подыскивал слова, часто повторялся. Я внимательно слушала, стараясь не запутаться в незнакомых мне именах, иногда переспрашивая, чтобы уточнить детали. Он рассказал, как в его жизни появился первый и так и оставшийся единственным друг — Илья. На мой вопрос, не тот ли это Илья, что живет неподалеку от площади Тверской заставы, Васька ответил утвердительно. Итак, Илья — друг, герой Васькиных детских грез. Если есть герой, то обязательно должен быть и злодей. В роли злодея выступил пока незнакомый мне Юрка. Тут я опять встряла в разговор, уточнив, не толстяк ли это с фотографии. Васька скривился, сплюнул и в сердцах выругался.

— Он…

Прозвучало это, по меньшей мере, недружелюбно. Меня такая неожиданная реакция заинтересовала, и, хотя Васька явно не высказывал намерения развивать данную тему, я продолжала задавать вопросы о «веревке в доме повешенного».

Через пару минут мне уже казалось, что мой пленник лет двадцать мечтал кому-нибудь пожаловаться на несправедливость жизни. По его словам выходило так, что злобный гений Юрка нагло влез в их настоящую, крепкую мужскую дружбу. И ладно бы, можно было бы дружить втроем, но Юрка придумал создать орден.

— Какой еще орден? — не поняла я.

— Орден иезуитов, — пояснил Васька.

Я так и села, не веря своим ушам. Однако не верить было невозможно. Вряд ли Василий мог придумать такое сам — его происхождение и образование не предполагали глубоких знаний монашеских орденов.

— И что, успешно? Ну, в смысле, орден образовали?

— Да, — с некоторым вызовом ответил Васька. — Орден святого Игнатия Лойолы. А Юрка у нас генералом стал.

— Кем-кем? — переспросила я.

— Генералом, — повторил он. — В каждом ордене должен быть генерал. Остальные ему подчиняются.

Я молчала, переваривая полученную информацию.

— Вот поэтому, — с горечью заметил Васька, — пришлось мне в это дело с тобой влезть. А я ведь чувствовал, что добром это не кончится. С такими суками, как ты, хлопот не оберешься. Сообразительные…

— Эй, полегче на поворотах, — обрубила его я. — За «суку» можешь и ответить. Лучше вот объясни-ка мне, что произошло в вашей Верхней Яйве и какое отношение ко всему этому имела Женька. Ей ведь в то время года четыре было, не больше.

Васька помолчал минуту, после чего буркнул:

— Не скажу, — и отвернулся к стене.

— Это почему? — удивилась я.

— Юрка мне этого не простит, — нехотя признался Василий.

— Да что ж ты так его боишься?!

Не скрою, я была сильно удивлена. Вся эта ахинея с орденами иезуитов, генералами и их подчиненными — весь этот детский лепет был актуален много лет назад. Я вот тоже в детстве много во что играла. Помнится, даже замуж выходила понарошку за мальчика из детсадовской группы. Его звали Сережа Михайличенко. И что — я же не заявляюсь к ничего не подозревающему Михайличенко с требованием немедленно пойти со мной в ЗАГС на том основании, что тридцать лет тому назад мы с ним целовались у забора, пока нас не застукала воспитательница.

Вслух же я заметила, что Ваське сейчас следует больше бояться меня. Потому что Юрка далеко, а я рядом, и у меня есть к нему определенные претензии. В частности, именно благодаря его, Василия, действиям мое лицо украсилось шрамом. Шрамы на лице украшают мужчину, для женщины же они совсем не являются украшением. Я говорила все это несколько монотонно, чтобы до него дошла серьезность моих намерений. В детективах автор всегда делает упор на равнодушный голос главного героя/героини. Почему-то считается, что если человек кричит, истерикует, это означает, что он сам смертельно боится и, стало быть, вряд ли осуществит угрозу. А вот если тот же человек угрожает спокойно, взвешенно и обдуманно, то любой злодей сразу понимает: пора раскалываться, признаваться в содеянном и сдавать сообщников. Не все, о чем мы читаем в книгах, применимо в жизни, но данный прием сработал. Я не успела сделать шаг к кровати, как Василий повернул ко мне лицо и хрипло произнес:

— Не надо, я тебе все расскажу.