Глава первая

Долго присматривался Николай Сергеевич Груздев к новым веяниям, но в конце концов понял: хочешь чего-то достичь — испытай себя на деле. Надобность в подпольном производстве уже давно отпала, многие из старых знакомых богатели на глазах, а некоторые уже стали официальными миллионерами.

Василий второй год служил в рядах когда-то доблестных Вооруженных сил, а ныне армия, как, впрочем, и все остальное, трещала по швам.

«Сколочу мало-мальский капитал к возвращению сына, — думал Николай Сергеевич. — А там, глядишь, и достигнем каких-нибудь высот вместе».

И он открыл свое акционерное общество закрытого типа, а чем заняться конкретно, долго еще не мог решить. Даже на мелкое производство или коммерцию средств не было, банковские кредиты росли, как на дрожжах. Успех приносили только быстрые, крупные и разовые сделки, но риск был настолько велик, что легко можно было потерять недавно приватизированную квартиру — единственное, что он мог отдать под залог кредита.

Но бизнесу в стране только начинали учиться на любом уровне, поэтому процветала посредническая деятельность, чем Груздев и занялся. Главной задачей для него было обрасти как можно большей информацией. Буквально через месяц он практически изучил коммерческий рынок города: знал, кто и что продает и кто и что готов приобрести. Сводил клиентов и получал свой посреднический процент, часть официально — безналичкой на счет в банке, часть неофициально — наличными без налогов и в карман.

Его акционерное общество называли информационным центром. Со временем он начал вкладывать свободные деньги в ходовой товар, который не спеша реализовывал с двойной накруткой через розницу. Чтобы пуститься в более крупное плавание, он дожидался сына.

Первомайские праздники прошли незаметно, люди уже отвыкли от демонстраций на главной площади города, где теперь собиралась небольшая кучка коммунистов. Но почему-то Оренбург упорно называли красной зоной, вероятно, за счет районов, где в еще более захудалых деревнях, чем раньше, обнищавшие до крайности в большинстве своем жители голосовали за коммунистов. Не то чтобы они признавали старый строй, просто это был жест протеста против неопределенности и неустроенности.

Николай Сергеевич тоже не чувствовал праздничного подъема, но день в календаре по-прежнему оставался красным. И он лежал в свой законный выходной на диване и переключал каналы пультом на новеньком японском телевизоре «Сони». Программ стало значительно больше, но в основном развлекательных и политических, похожих друг на друга, как две капли воды. Груздев все-таки выбрал одну из передач, но смотрел бегло, думая о своем. Он отчетливо услышал щелчок у входной двери. Так как второй ключ от квартиры имел только один человек, то вовсе несложно было догадаться, кто открывает дверь снаружи.

«Неужели?» — промелькнула догадка и нарушилось равномерное дыхание.

— Есть в доме кто-нибудь живой? — Безусловно, это был голос Василия.

Отец безошибочно выделил бы его и узнал в толпе. Он вскочил и спрятался за дверью. В лихо заломленном на затылок берете десантника в комнату сначала заглянул, а затем и протиснулся всем своим богатырским телом армеец, уволенный в запас.

— Растяпа, даже телевизор не выключил, — пробасил он негромко.

Николай Сергеевич толкнул его дверью и, смеясь, ответил:

— Сам ты растяпа.

Сын обнял отца и легко оторвал его за талию от пола, хотя тот был одного с ним роста, а весом и потяжелее.

— Силен, — даже не пытался оказать сопротивление старший Груздев. — Ну ладно, сдаюсь. Поставь на место.

Улыбающийся Василий аккуратно опустил отца и обнял его за плечи.

— Дай я на тебя посмотрю, — отстранил его Николай Сергеевич. — Да, возмужал, а глаза все такие же…

— Как у матери, — продолжил парень. Улыбка у отца получилась грустной, но он повторил за сыном:

— Как у матери.

— Что закручинился, старче? — подзадорил его младший Груздев.

— Сам ты старче, — завелся с пол-оборота Николай Сергеевич. — Давай на руках поборемся, посмотрим, кто кого. — Он выдвинул журнальный столик на середину комнаты и прочно устроился на диване, выставив вперед жилистую руку. — Ну!

Василию ничего не оставалось, как расположиться напротив отца на пуфике. И сильные руки достойных соперников скрестились. Долго они маячили в вертикальном положении, но четырехлетнее увлечение еще до армии рукопашным боем и служба в десантных войсках сказались. Хоть и с большим трудом, но молодость победила.

— Ты еще крепок, — не поскупился на комплимент победитель проигравшему, чтобы как-то успокоить его самолюбие.

— Да мне если недельку потренироваться, я бы… — начал отец.

— Не зарывайся, отец, — прервал его сын. — Признаю, что соперник ты достойный, но насчет недельки явно загнул.

— Что с тобой спорить, — сдался Николай Сергеевич. — Ты, наверное, голоден с дороги? — спохватился он. — Я горячих блюд для себя не готовлю, но всевозможными консервами и деликатесами холодильник забит. И водочка «Абсолют» имеется, ты еще такой не пробовал, — не мог не похвастать он.

Через десять минут они уже сидели за холостяцким столом.

— Все-таки не зря Первое мая оставили праздничным днем, — сказал отец, разливая водку. После пары рюмочек возобновилась беседа, и Василий поведал о службе в армии. Незаметно для обоих время подошло к вечеру.

— Пап, ты не возражаешь, если я по своим друзьям прошвырнусь? — спросил сын, взглянув на циферблат командирских часов.

— Ну вот, не успел явиться…

— Я недолго, — пообещал парень.

— Иди уж, — разрешил Николай Сергеевич. — Только учти: на гулянки у тебя неделька, а потом мне помощник нужен.

— Договорились, — отозвался Василий уже на ходу, пережевывая бутерброд с бужениной.

— Куда торопишься? Поешь как следует.

— Спасибо, но я не голоден, просто очень вкусно и слишком большой контраст с армейской пищей.

— Ну, как знаешь, — махнул на него рукой отец.

Василий вылетел из подъезда и столкнулся с Тишиным, своим школьным приятелем.

— Игорек? — обрадовался он. — Какими судьбами?

— К тебе иду, мне сказали, что тебя сегодня видели. Я сам неделю как со службы вернулся. — Старые друзья присматривались, изучая друг друга после двухлетней разлуки. — Тебя случайно за волосы не тянули? Под потолок вымахал, — пошутил Тишин.

— Сам удивляюсь, на двенадцать сантиметров вытянулся. Гражданку даже мерить не стал, все равно все штаны теперь коротки.

— А сам куда направляешься?

— Ну, уж твой дом стороной бы не обошел.

— Может, по старой привычке рванем на дискотеку?

— А где сегодня дискотека?

— Теперь это не проблема, куда угодно можно пойти. Но мне понравилось в «Молодежном».

— Тогда вперед. — И Василий хлопнул друга по подставленной ладони.

Великолепно оборудованный танцевальный зал, дорогая аппаратура, оригинальная светомузыка — все это радовало давно не бывавшего в подобных заведениях Груздева.

— Танцуют теперь по-другому, — заметил он, двигаясь по-старому и испытывая некоторую неловкость.

— Привыкнешь, — поддержал его Тишин. — Я за два раза наловчился.

— Скоро ты? — позвала Галя Кожемякина подругу, переминаясь с ноги на ногу в прихожей.

Нина Колесникова последний раз бросила придирчивый взгляд на свое отражение в зеркале. Простенькое, но по-модному сшитое платье отлично сидело на ладной фигурке, бирюзовая бижутерия прекрасно сочеталась с зелеными глазами, вздернутый носик, припухшие, как будто обиженные губы, бархатная и нежная кожа — безукоризненный вид для молодой девушки, привыкшей к вниманию мужской половины.

— Уже иду! — крикнула она Гале.

— Не понимаю, к чему так долго собираться, — продолжала ворчать Кожемякина. — За ней и так все знакомые парни бегают.

— Всё, — вышла в прихожую Нина, — я готова.

— Наконец-то.

Девушки направлялись на ту же дискотеку, что Груздев и Тишин.

— Сегодня в зале народу больше обычного, — шепнула на ухо подруге Галя. — Смотри, — дернула она ее за рукав. К ним развязной походкой приближался парень.

— Потанцуем? — схватил он за руку Нину и потащил на себя, не получив согласия. От него неприятно разило перегаром.

— Но я… — попыталась она возразить и уперлась ему руками в грудь.

— Тебе понравится со мной, детка, — усмехнулся тот и прижал плотнее к себе. — А ты симпотная краля. Сегодня со мной будешь.

Вырваться из тисков наглеца у Колесниковой не хватало сил, и она поискала взглядом подругу. У самой стенки она заметила Галю, но встретиться с ее глазами так и не смогла, та прятала их. Нина догадалась, что подружка струсила и на ее поддержку рассчитывать бесполезно. Тогда она принялась рассматривать лица танцующих в надежде отыскать кого-нибудь из знакомых, но и эта попытка результата не принесла. Тут она почувствовала, что за ней кто-то наблюдает, и повернула голову в сторону. Интуиция не обманула, добрые голубые глаза неуклюже танцующего десантника изучали девушку.

— Помогите мне! — крикнула она парню, но голос утонул в танцевальной музыке. Василий не услышал, но понял, что девушка, которая приглянулась, просит о помощи. Ее партнер Груздеву сразу не понравился. Он кивнул и направился было к ней, но Тишин удержал его.

— Ты куда? — разгадал он намерения друга, еще когда тот смотрел на Нину.

— Мне кажется, что у той парочки, — кивнул десантник, — не все в порядке. — И он направился к ним.

— Не вмешивайся, — посоветовал Игорь.

— Это еще почему? — вынужден был задержаться Василий.

— Это Кохан. Мне про него уже рассказывали. Вокруг него всегда кодла ошивается. А его старший брат чуть ли не шеф городской мафии. Так что лучше не связываться.

— У меня нет выбора, — улыбнулся Груздев. — Если что, поможешь?

— Куда деваться? — удрученно отозвался Тишин. — Но учти: девушку он просто так не отпустит.

— Ну что ж, тем хуже для него. А слухи про неуязвимость частенько преувеличивают. — И десантник решительно зашагал в направлении парочки.

— Извините, — вежливо обратился он к Кохану, — можно пригласить вашу даму на танец?

— Ты что, ослеп? Она танцует со мной. Проваливай, пока у меня хорошее настроение, — предложил он сопернику путь к отступлению.

— Я не знаю его и с удовольствием буду танцевать с вами, — сказала Нина, набравшись смелости. Десантник в ее глазах явно был положительным героем, в отличие от Кохана.

Кохан бросил свирепый взгляд на Груздева и, небрежно склонив голову набок, крикнул в толпу парней, дергающихся поблизости в каком-то непонятном экстазе:

— Копченый, убери от меня служивого, все глаза промозолил.

От толпы отделились трое.

— В чем дело, Славик? — поинтересовался по всей видимости Копченый.

— Да вот донжуан в робе выискался, мешает культурно проводить досуг, — пожаловался предводитель. — Разберись, Толян, а то у меня руки заняты. — И он опустил руки на ягодицы девушки, которая была смертельно напугана.

— Сам дорогу знаешь или проводить? — повернулся Копченый к Груздеву.

Тот приготовился к схватке. Он не привык отступать, а глаза метали молнии. Насколько они казались до этого добрыми, настолько могли быть и непримиримыми.

— С удовольствием воспользуюсь услугами швейцара, — съязвил он. — Не думал, что здесь такой сервис.

Один из троицы резко выкинул ногу вперед, но десантник был начеку, перехватил ее и уже своей ногой выбил из-под нападавшего опору. Тот подлетел вверх и, приземлившись, ударился спиной о бетонное покрытие пола. Груздев молниеносно перегруппировался и поймал правую руку Толика, дернул его за рукав на себя и ударил лбом в переносицу. Как раз стихла музыка, и окружающие услышали хруст сломанного хряща. С третьим расправился Тишин. Кохан отпустил Колесникову, и та отбежала в сторону, но зал не покинула. Опешившая толпа парней пришла в себя и кинулась на выручку пострадавшим. Завязалась ожесточенная и неравная схватка. Василий заметил краем глаза, что друга прижали к стене и беспощадно избивают. Он сделал кувырок в том направлении, вырвавшись из кольца неприятелей. Добежал до Тишина и помог тому вырваться из тисков.

— Сматывайся!

— А как же ты? — в нерешительности замер Игорь. Груздев подтолкнул друга в спину и перекрыл дорогу преследователям.

— Беги! — приказал Василий.

Он уже с большим трудом стоял на ногах и пропускал удары со всех сторон. Сквозь пелену перед глазами он отыскал Кохана и всю свою ненависть вложил в последний, завершающий удар. Василий уже не видел, как рухнул виновник заварушки и лежа сплюнул несколько зубов.

Очнулся десантник на деревянной скамейке в близлежащем от «Молодежного» дворике. Над ним склонилась девушка, за которую он вступился, и обтирала лицо намоченным платком.

— Простите, что втянула вас в ужасную историю, — извинилась она, заметив, что парень открыл глаза.

— Как я тут очутился? — спросил Василий, садясь и превозмогая боль во всем теле. — Кажется, кости целы, — заметил он.

— Как раз в тот момент, когда вас сбили с ног, раздался милицейский свисток. Хулиганы сразу разбежались, а мы с подругой перетащили вас сюда.

Только теперь Груздев заметил вторую девушку.

— У меня сложилось такое впечатление, что милиция не ловила преступников, а лишь предупреждала их свистом о своем прибытии, — выразила Галя свое мнение, с которым трудно было не согласиться. С пострадавшего не потрудились снять показания и ни одного из хулиганов не задержали.

— Хорошо еще, что вас не арестовали, — вставила Нина.

— Это потому, что он находился без сознания, — сказала Кожемякина.

— Спасибо, девчонки, я и так отнял у вас слишком много времени. — На самом деле Нина парню понравилась, и он не хотел, чтобы она его оставила.

— Мы вас не бросим, — категорично заявила Колесникова, и парню приятно было услышать это именно от нее.

— Тогда переходим на «ты»? — выдвинул он условие.

— Принимается, — ответила за двоих Галя. Ей тоже Василий понравился, но, будучи от природы неглупой девушкой, она понимала, что шансов нет даже призрачных, потому что десантник буквально пожирал подругу глазами. — Я поймаю для вас такси, — предложила она.

— А как же сама? — все-таки задала ради приличия вопрос Нина, хотя мысленно благодарила подругу за услугу. Оставаться равнодушной к спасителю, разумеется, она не могла.

— Мне до дома рукой подать, — продолжала играть в благородство Галя.

— У меня другое предложение. Сначала развезу по домам вас, а потом уже сам поеду, — рискнул еще раз уговорить Колесникову Василий.

И опять им помогла Кожемякина.

— Она просто не имеет морального права не доставить тебя до места. Если бы меня спасал такой удалой молодец, я бы его на руках домой отнесла.

— А не тяжеловато? — улыбнулся Груздев.

— Сюда же принесли.

— Так то вдвоем, и то, поди, надорвались?

— С таким красавцем и одна бы управилась, — сыпала комплиментами девушка, а Нина смущенно стояла в стороне.

— А друга моего не видели? — вспомнил Груздев о Тишине. И вовремя. Во двор вкатился «жигуленок» горчичного цвета, из окна высунулась изрядно подпорченная физиономия Игоря, и он поинтересовался:

— Такси заказывали?

— Легок на помине, — не очень обрадовался Василий. Он уже рассчитывал какое-то время провести наедине с понравившейся девушкой.

— А я подмогу привез, но опоздал, — не обратил внимания на испортившееся настроение друга Тишин, истолковав по-своему. — Спасибо доблестной милиции. Сказали, что тебя забрали две девушки. Вот и решил на всякий случай соседние с Дворцом культуры дворы объехать.

Из машины вывалились трое парней и поздоровались с десантником. Со всеми Груздев был близко знаком еще до службы в армии.

— Прилично тебе досталось, дружище, — оценил вид побитого один из вновь прибывших.

— До свадьбы заживет, — отшутился Груздев.

— Ну, хватит лясы точить, размещайтесь в машине.

— Мы там все не поместимся, — вмешалась в беседу парней Нина и при этом заговорщически подмигнула Василию.

Тот намек понял и поддержал девушку.

— Захватите с собой Галю, а мы как-нибудь сами доберемся.

— Если потесниться, все влезем, — заверил водитель, но Василий одарил его таким многозначительным взглядом, что тот тут же добавил: — Как знаете, мое дело предложить, а ваше — отказаться. — И широко улыбнулся, довольный остротой. Когда машина уже неторопливо тронулась, через открытое окно он бросил последнюю фразу: — Влип ты, парень, и, похоже, капитально.

В ответ Груздев лишь улыбнулся и махнул рукой, а Колесникова сделала вид, что не слышит.

— Командуй, — обратился Василий к Нине, когда они остались вдвоем.

— Ловим такси, и я провожаю тебя до дверей твоей квартиры.

— Какая хитренькая, мне бы тоже хотелось знать твой домашний адрес. Так, может, лучше сначала я завезу тебя?

— В теперешнем твоем состоянии это полностью исключено.

И действительно, когда парень поднялся с лавочки, то передвигаться без посторонней помощи он не мог.

— Обопрись на меня, — предложила услуги Колесникова.

— Неудобно, ты такая хрупкая.

— Но не сахарная, не рассыплюсь. — И она сама закинула его руку себе на плечи.

Такси поймали довольно быстро, и таксист высадил их у самого подъезда Груздевых.

Николай Сергеевич открыл дверь и с удивлением уставился на оригинальную парочку. Высокий и широкоплечий десантник, весь в ссадинах и кровоподтеках, повис на хрупкой молоденькой девушке. Казалось невероятным, как она выдерживает такую тяжесть.

— С Куликова поля? — сказал первое, что пришло на ум, Николай Сергеевич.

— С Бородинского сражения. — Василий обладал не меньшим чувством юмора, чем отец. — Долго еще собираешься держать нас на пороге?

— Я свою миссию выполнила и, пожалуй, пойду. — И Нина намеревалась передать ношу в руки близкого родственника.

— Отец, не отпускай ее одну. К тому же она обещала мне назвать свой адрес, но уже забыла.

Николай Сергеевич смекнул, что сын неравнодушен к сопровождающей.

— Нехорошо обманывать раненого. Между прочим, парень только сегодня вернулся из Вооруженных сил и имеет право на то, чтобы его желание удовлетворили, — сказал отец.

— Какое желание? — растерялась Колесникова.

— Он хочет пригласить тебя в дом по нескольким причинам: во-первых, сегодня Первое мая, во-вторых, как я уже говорил, сегодня Василий приехал из армии, в-третьих, самая главная и уважительная причина — продлить приятное знакомство. Верно говорю? — поинтересовался он у Василия.

— Словно телепат, читаешь мысли на расстоянии.

— Близком расстоянии, — улыбнулась девушка и шагнула в прихожую.

— Кстати, как тебя зовут? — спросил старший Груздев уже за столом, заставленном всевозможными деликатесами.

— Нина. — И она опустила длинные ресницы.

— Ты не волнуйся, Нина, я потом тебя сам провожу, а родителям, чтобы не волновались, можешь позвонить. — Николай Сергеевич по-хозяйски разливал водку, а Василий развернул стул боком и сидел, облокотившись на его спинку.

— Моим родителям не до меня, между собой разобраться не могут уже который год, — не стала лукавить гостья.

Мужчинам понравилась ее открытость, но заострять внимание на неприятной для нее теме они не стали.

— За доблестного защитника Родины, — поднял рюмку хозяин.

— Ой, я не предупредила, что не пью крепких напитков, — спохватилась девушка, лишь когда увидела перед собой полную рюмку.

— За десантников слабеньких напитков не пьют, — уговаривал Николай Сергеевич.

— Ну, если только за моего спасителя, — на удивление быстро согласилась Колесникова, чокнулась с мужчинами и первой до дна опорожнила рюмку под одобрительные взгляды мужчин.

Нина впервые пила водку, поэтому не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Она так и замерла с прослезившимися глазами, загоняя изящной ладошкой воздух в приоткрытый рот.

Василий протянул ей бокал с кока-колой.

— Запей.

Девушка выпила чуть ли не полный бокал и с трудом задышала. Услужливый хозяин протянул ей на вилке маринованный болгарский огурчик.

— А теперь хорошо закусывай.

Долгого застолья не получилось. Нину мгновенно развезло. Она приподнялась со стула, но пошатнулась и плюхнулась на место.

— Зря ты ее уговорил, — свалил все сын на отца.

— Откуда мне было знать, что она такая слабенькая? — оправдывался тот.

— Не слабенькая, а непьющая, — заступился парень. — Что теперь делать?

— Уложим в спальне, а сами ляжем в комнате. Это, по-моему, единственный выход.

А девушка застыла с наивной улыбкой на лице, словно говорили не о ней, а о ком-то совершенно постороннем.

— Все равно нужно предупредить родителей. Нинок, какой номер твоего домашнего телефона? — поинтересовался Василий у девушки. Та только закивала в ответ головой.

— Что ты с ней поделаешь? — даже развеселился Груздев-старший.

Но он сообразил, как узнать номер телефона. Подошел к аппарату, снял трубку и показал ее девушке. Видно, в голове у нее еще что-то шевелилось, и она заплетающимся языком назвала цифры.

— Алло, — отозвался недовольный абонент на другом конце провода.

— Я по поводу вашей дочери, она…

— Сейчас мать позову, — прервал его мужской голос. А через какое-то время зазвучал приятный грудной женский голос:

— Слушаю.

— Вы не волнуйтесь, с вашей дочерью ничего страшного не случилось, она у нас переночует.

— У кого это «у нас»?

— Завтра сама обо всем расскажет. Я звоню лишь для того, чтобы вы не волновались.

— Да кто за нее волнуется, не маленькая уже. Без нее забот хватает. — И она положила трубку.

— Можно было и не звонить, — констатировал Николай Сергеевич. Затем они уложили гостью и постелили себе.

Нина проснулась в начале десятого. Рядом с кроватью стоял журнальный столик с бутербродами и горячим кофе, из чашки шел пар. Василий стоял к ней спиной и курил в открытое окно.

Девушка хорошо помнила вчерашний вечер до того момента, как выпила водку, а самым последним фрагментом память выхватила болгарский огурчик на вилке.

— Доброе утро, — обратила она на себя внимание.

— Доброе. — Груздев выбросил сигарету на улицу и обернулся с располагающей к общению улыбкой.

— Как ты догадался, что я проснусь именно в это время? — Она лежала в одежде, поэтому поднялась. — Или случайно угадал? — поинтересовалась девушка.

— Ты имеешь в виду горячий кофе?

— Именно.

— Не догадался я, и не случайно, — признался парень, — а просто-напросто менял чашки через каждые десять минут.

Девушка одарила его таким признательным взглядом, что тот просиял от счастья. Она откусила маленький кусочек от бутерброда и сделала глоток горячего напитка.

— Очень вкусно.

— Клюешь, будто воробышек.

Василий, осмелев, сел рядом. От ее волос исходил запах незнакомых духов, и он почему-то притягивал, как магнит.

— Приятного аппетита, — сказал он, лишь бы не молчать.

— Спасибо. — И она повернула к нему лицо.

Взгляды их встретились. Чуть заметная искорка пробежала между ними и троекратным эхом откликнулась в сердцах, разжигая огонь любви. Ресницы у Нины дрогнули, опустились отяжелевшие веки, приоткрылись аппетитные губы и призывно потянулись навстречу безумию.

Парень коснулся рукой шелковистых волос, губы соприкоснулись с губами, и волна пробежала по всему телу…

…Они понятия не имели, сколько прошло времени. Утомленные и обнаженные тела, теперь уже можно сказать влюбленных, раскинулись вдоль кровати.

— А где твой отец? — лениво поинтересовалась Колесникова.

— В комнате.

— Что?

Она вскочила, будто ужаленная, и в считанные секунды оделась.

— Я пошутил, — сказал Василий, но слишком поздно.

— Ах ты! — Девушка замахнулась, изображая из себя рассерженную. Но Груздев перехватил ее за руку и притянул к себе. Их губы вновь слились в страстном, затяжном поцелуе, и все повторилось…

— Если когда-нибудь бросишь меня — знай, что мне будет очень и очень плохо. — Она смотрела на него преданными, но грустными зелеными глазами.

— К чему такое пессимистическое настроение?

— Слишком хорошо все складывается, чтобы продолжалось вечность.

Они встречались всю неделю, отведенную Василию отцом на отдых. Нина помогала ему подбирать рубашки, брюки, туфли — всю одежду. Если парню что-то нравилось, а ей нет, то спорила до последнего и даже шутливо предупреждала, что в этом одеянии ни за что не станет встречаться с ним, и всегда капитулировала сильная половина. На те деньги, которые выделил Николай Сергеевич, он умудрился накупить вещей и Колесниковой, причем не меньше, чем себе.

Это была великолепная пара, оба стройные и красивые, созданные для настоящей, всепоглощающей любви. Каждую минуту, проведенную друг без друга, они считали потерянной и в следующее мгновение стремились наверстать упущенное.

Но Нина была права, что вечно парить в облаках невозможно, когда-то наступают будни и люди спускаются на землю.

Василий первый день вышел на работу и расположился в одном из офисных кресел кабинета отца, познавая мир бизнеса и его законы. К концу рабочего дня, когда интенсивность посетителей заметно спала, Николай Сергеевич заговорил с сыном на серьезную тему.

— Все, чего я достиг в твое отсутствие, это мелочь. Посредническая деятельность уже устарела. Предприниматели становятся более опытными и стараются самостоятельно выйти на потребителя или поставщика, поэтому мой информационный центр приносит плоды, но все реже и реже. Необходимо самим закупать товар крупными партиями и сбывать в розницу. По мелочи пробовал — и то выгодно…

— Но для крупного оборота нужны крупные капиталовложения, — вставил Василий. Чувствовалось, что азов за день он уже нахватался.

— Верно мыслишь, — одобрил отец. — Пока ты служил, кое-что я сумел накопить в валюте и, естественно, наличными. В Москве знакомый заготовит за пару дней любой ходовой товар и с «КамАЗом» обещал посодействовать. Пора тебе приобщаться к нашему делу.

— В командировку направляешь? — догадался младший.

— Точно, вот только обмозгуем, какой товар лучше приобрести, — и вперед. Учти, для тебя стараюсь. Мне уже, после смерти матери твоей, счастье не светит. — Он ненадолго задумался. — А может быть, еще и порадуют внуки.

— Не хандри, батя, — хлопнул Василий по плечу Николая Сергеевича, — будет и на нашей улице праздник.

Столпотворение в аэропорту Домодедово — привычное дело. Со всей страны спешат люди в столицу, кто-то просто в гости, но в основном по коммерческим делам.

Мелкие бизнесмены-челночники закупают небольшие партии товара и волокут на себе в огромных хозяйственных сумках и рюкзаках. Таких людей, с их баулами, видно сразу. Но местных кидал они мало интересуют, только в исключительных случаях, так сказать, за неимением лучшего.

Крупного предпринимателя тоже легко отличить от остальных. Он следует обычно в сопровождении свиты, одет элегантно, на всех посматривает свысока, к тому же его обычно встречают представители фирмы, с которой прибыл вести переговоры. По всем перечисленным причинам, он не может стать легкой добычей аферистов, поэтому и на них они не заостряют внимания.

Существует еще средний класс предпринимателей. Эти одеваются модно, но не броско, с недорогим дипломатом или со спортивной сумкой на плече, держатся в тени, лишний раз не высовываясь. Такие люди везут наличку, загружают товар, а сами самолетом возвращаются обратно. На общественном транспорте они предпочитают не ездить, но и лишними деньгами не раскидываются, торгуясь с таксистами до последнего. Чаще всего путешествуют в одиночку. Именно на них у кидал глаз наметан, и они предлагают дешево доставить приезжих в любой уголок столицы, и те нередко клюют на нехитрую уловку.

Именно к такому классу коммерсантов относился Василий Груздев, снаряженный отцом за партией импортных консервированных продуктов.

Дикторский женский голос объявил о том, что совершил посадку самолет, выполняющий рейс Оренбург-Москва, и для встречающих назвал сектор, через который должны выйти пассажиры.

Никанор хлопнул Семена по плечу.

— Давай, Сеня, к третьему сектору.

Тот, подмигнув Лукавому, двинулся в указанном направлении.

Опытный глаз Семена выхватил из толпы высокого голубоглазого парня со спортивной сумкой на правом плече.

— Кто желает недорого добраться до места? — крикнул он чуть ли не на ухо Груздеву, но делая вид, что не обращает на него внимания.

— Недорого — это сколько? — потянул его за рукав Василий, заглотив наживку.

— В три-четыре раза дешевле, чем у обычных таксистов.

— Шутишь? — не поверил Груздев. Они шли уже рядом.

— Нет, — улыбнулся Семен, — просто я набираю несколько человек и делю между ними стоимость проезда, — логически объяснил он.

— А доставка до места?

— Безусловно, прямо к парадному подъезду.

— Мне подходит, — даже обрадовался гость столицы, довольный, что так удачно разрешился вопрос с транспортом. Они вышли из здания аэропорта.

— Меня зовут Сергеем, — представился водитель. — А это, — указал он на представительного мужчину лет пятидесяти, с проседью в висках и в солнцезащитных очках в огромной роговой оправе, — твой попутчик.

Никанор снял очки и вежливо представился:

— Владислав Яковлевич.

— Очень приятно. Василий.

Они скрепили знакомство рукопожатием.

— Ну, вы тут поболтайте без меня, я ненадолго. Одна семейная парочка получает багаж, заберу их и тронемся.

И водитель исчез.

Кидалы действовали по четкой схеме: Семен подбирал клиента, а Никанор прощупывал его, чтобы не гонять «порожняка». Если кандидатура устраивала, мнимый попутчик подавал своим незаметный сигнал. Словно из-под земли вырастала семейная парочка — Лукавый и Ушлая, Степан и Зоя в сопровождении щуплого, но шустрого Семена. Если же клиент им почему-либо не подходил, то подавался другой условный сигнал и подельник отправлялся искать замену. Владислав Яковлевич вспоминал, что ему нужно куда-то срочно позвонить, и тоже испарялся. А брошенный, промучившись определенное время, у кого и насколько хватало терпения, в конце концов договаривался с нормальными и настоящими таксистами или нарывался на катал, которые переворачивали стоимость проезда. Называли смехотворную цену, значительно ниже, чем кидалы, а по прибытии на место выяснялось, что это цена за один километр пробега. Груздев закурил и заговорил первым, отдавая дань уважения возрасту.

— Погодка великолепная, — произнес он банальную фразу.

— Да, балует Москва гостей. Простите, Василий, вы откуда прилетели?

— Из Оренбурга, — ответил парень, выпуская сигаретный дым изо рта.

— Слышал, слышал, — закивал Никанор. — Что-то связанное с оренбургскими пуховыми платками. По-моему, еще песня такая есть.

— Оренбургский пуховый платок… — напел Груздев и улыбнулся. Ему мужчина показался явно симпатичным, вызывающим доверие.

— Да, настоящее произведение искусства. А ведь на них можно сделать хороший бизнес. Не задумывались, молодой человек, над такой перспективой?

— Нет, мы с отцом решили на другом подзаработать, — не в меру разоткровенничался Груздев. Он выкинул окурок в урну и добавил: — Приехал закупать продукты.

Все, что нужно, Никанор теперь знал. Он бросил незаметный взгляд на спортивную сумку собеседника, прикидывая, сколько у того наличных денег, и скрестил руки за спиной, сжав кисть правой руки в кулак, оставив разогнутым лишь один указательный палец, что означало: «действуем по первому варианту». Василию же сказал:

— А из меня коммерсант никудышный, так и тружусь инженером на буровой в Тюмени. Инженеры, как известно, нынче не в почете, едва сводим концы с концами. Но на командировочных можно малость сэкономить, поэтому я здесь.

Парень не успел ответить, как появилась семейная пара, и водитель, который перезнакомил всех между собой, повел их к машине. Поверхность белой двухдверной «хонды», натертая полиролью, блестела на солнце.

— Вот и моя кормилица-красавица, — похвалился частник-таксист. — Чемоданы в багажник, а сами располагайтесь в салоне, согласно купленным билетам, — сострил Семен.

— Если не возражаете, я сяду впереди, на правах старшего, — попросил Владислав Яковлевич, и ему уступили.

— А нам выходить первыми. Придется тебе, Василий, лезть в самый угол, — запросто заговорила с ним Зоя.

— Мне, собственно, все равно, где сидеть, — пожал плечами Груздев, откинул спинку переднего сиденья и склонил голову.

Водитель, ловко маневрируя среди машин на стоянке, выехал на трассу.

— Мы с женой первый раз в столице, — заговорил Лукавый. — Удалось по-легкому заработать, вот и решили, что нужно же когда-то посмотреть первопрестольную.

— Для молодежи теперь деньги не проблема, — вставил Никанор, — поэтому и не берегут их.

— Далеко до города? — спросила Ушлая и уточнила: — Я имею в виду — по времени.

— Часочек, — ответил Семен.

— Ого, — даже присвистнул Степан, — со скуки помрем. А что, если в картишки переброситься?

— В дурачка? — повернул голову Никанор, прикидываясь наивным.

— Кто ж сегодня в такие игры играет? — усмехнулся Лукавый, и в его руках появилась новенькая колода. — В очко, свару, преферанс.

— Преферанс в машине? — не удержался и водитель.

— Ну, в свару.

Руки Степана профессионально перетасовывали колоду карт.

— На деньги не играю, — заявил пассажир с седыми висками.

— Может, с тобой перекинемся? — повернулся Лукавый к Груздеву.

— Я тоже пас, — отмахнулся тот от назойливого парня.

— Ну вы, ребятки, даете. Я только хочу дорожку скоротать. Ставки минимальные. Проиграть не жалко, а выигрыш на карманные расходы не помешает.

— Ну хорошо, сдавайте, — неожиданно согласился Владислав Яковлевич, — рискну командировочными.

— Другое дело, — потер руки Степан и протянул ему колоду сдвинуть. Несколько раз подряд выиграл Никанор.

— Растяпа, — толкнула локтем липовая жена липового мужа. — На меня тоже сдавай.

Теперь уже в салоне автомобиля три азартных человека разыгрывали небольшую свару, а Василий наблюдал за ними с интересом. Счастье вновь улыбнулось пассажиру на переднем сиденье. Семейная парочка притихла, но игру не прекращала.

— Вы, молодой человек, играли когда-нибудь в свару? — поинтересовался выигрывающий у Груздева.

Никто и не замечал, что машина двигается по трассе с черепашьей скоростью.

— Пробовал в армии, на спички. Так себе, ничего сложного: повезет — не повезет.

— Сдавайте карты и на него, — обратился Никанор к банкующему, — я поставлю двойную ставку на кон.

— Не надо, — возразил было Василий, но тот его и слушать не захотел.

— С навара не жалко.

Лукавый уже бойко раскидывал карты на всех, кроме водителя, который выпал из общего поля зрения. А Груздев таким необычным способом, помимо воли, был втянут в аферу, о которой и не подозревал. Удача мгновенно перешла на его сторону, и он вернул ставку Никанору, но теперь и его уже захватил азарт и он втянулся в игру. Сам не заметил, как потерял выигрыш и в ход пошли личные денежки, которые не успевал извлекать из сумки, и они таяли на глазах. Только проиграв более половины, он спохватился.

— Все, и так окончательно голову потерял.

Он представил, какой нагоняй получит от отца за проигранные деньги, и поморщился. Настроение испортилось.

Владислав Яковлевич проигрался еще раньше и давно уже был сторонним наблюдателем, не скрывая своего расположения к Василию.

— Дело житейское, — с безразличием отозвался Лукавый. — Но могу дать шанс отыграться.

— Каким образом? — заинтересовался Груздев.

— На квит. Сдаю на двоих, а на кон выставляется вся сумма, которую ты спустил: пан или пропал.

Василий задумался, но затем высыпал из сумки оставшуюся сумму на колени и пересчитал пачки.

— Не хватает.

— Ну и пусть. Я сегодня добренький: сколько осталось — на все, что проиграл.

— Что это ты распоряжаешься один, — вмешалась Ушлая, разыгрывая жадную жену, не желающую расставаться с выигрышем.

— Не лезь, Зойка, — цыкнул на нее мнимый муж. — Мы если и теряем, то не свои, а у человека появляется возможность остаться при своих.

Молодая женщина обиженно поджала губы и отвернула голову в сторону.

— Я с тобой потом поговорю, — пригрозила она.

— Сдавать? — поинтересовался Лукавый у горе-предпринимателя.

Тот с жалостью посмотрел на понурого Никанора и предложил:

— Послушай, Степан, сам же сказал, что тебе терять нечего.

— Ну и что из этого следует? Вернуть твои денежки без игры?

— Нет. Но если удача улыбнется мне, то ты отдашь и Владиславу Яковлевичу его проигрыш.

— Надо же какое благородство встречается в наши дни, — усмехнулся карточный шулер.

Зоя потянула его за рукав, словно предостерегая от опрометчивого шага.

— Отстань, — отдернул он свою руку. — Я согласен.

Они разыграли полный драматизма кон. Груздеву пришли все три карты одной масти. Насчитав тридцать одно очко, он с трудом скрывал радость. На поверку же и у Лукавого карты оказались одной масти, но на одно очко больше. Василий переживал по-настоящему трагичный момент: двухлетние сбережения отца перекочевали к постороннему в течение каких-нибудь сорока минут. Пока он приходил в себя, Зоя попросила водителя остановить машину.

— Зачем ты их высадил? — очнулся проигравший и дернул водителя за плечо.

— А в чем, собственно, дело, они заплатили, как и договаривались, — возмутился Семен, дернув плечом.

— Но меня-то последней копейки лишили. Сдай назад, — в форме приказа потребовал буквально взбешенный Груздев.

— Меня взаимоотношения между пассажирами не касаются, — пробурчал водитель, но назад сдал.

Груздев пулей выскочил из салона. Никанор поспешно пропустил его, но семейная парочка как сквозь землю провалилась.

— У меня даже нет денег на обратный билет, — пожаловался парень, вернувшись к автомобилю.

— Мы едем или нет, мне семью кормить надо, — подал голос Семен.

— Вы езжайте, а я, пожалуй, останусь с молодым человеком, — участливо сказал Владислав Яковлевич.

— А кто заплатит за проезд?

— К сожалению, нечем. Оставь координаты, деньги вышлю по возвращении домой, — предложил выход Владислав Яковлевич.

— Да ну вас, — махнул рукой раздосадованный с виду водитель, хлопнул дверцей и укатил не попрощавшись.

— Я сочувствую вам, Василий.

— Да ладно, — отозвался собеседник обескровленными губами. Он уже смирился с потерей. — Сами не в лучшем положении.

— Не скажи. Опыта у меня побольше, и человек я дальновидный: всегда держу заначку на экстренный случай. — Он распахнул полу пиджака и разорвал подкладку. Оттуда прямо в руки выпал целлофановый пакетик с тоненькой стопкой крупных купюр. — Сколько стоит билет до Оренбурга?

— Вы хотите… — из благодарности Василий порывался обнять спасителя.

— Не стоит проявлять женских нежностей, — отстранился Никанор. — Ты мне сразу по душе пришелся. Как говорится: чем могу, тем помогу. Вот мои координаты в Тюмени, заработаешь, вышлешь долг. Я верю в твою честность, а теперь извини.

Василий так и остался стоять один с пустой спортивной сумкой и с визиткой в вытянутой руке на имя Сбруева Владислава Яковлевича.

 

Глава вторая

Взаимоотношения с падчерицей у Елены Ивановны Самойловой не сложились, но она и не стремилась наладить их и жила в свое удовольствие. Раз-два в год наведывался отец из Америки с дорогими подарками. Совместным предприятием руководил муж, а ей ничего не оставалось, как придумывать для себя развлечения. То, что она является наследницей огромного состояния, превозносило ее до небес даже в собственных глазах. За границу не стремилась, наступили такие времена, когда и в России можно найти применение своим фантазиям, если имеется за душой капитал. Правда, в гостях у отца побывала, но ей там не понравилось.

Станислав Витальевич был в командировке, и Елена Ивановна, перепробовав и вкусив все прелести жизни, не знала, как еще убить время. Огромный современный коттедж, обставленный шикарной мебелью, но безлюдный, навевал тоску. Ее приемная дочь Татьяна в отсутствие отца старалась в доме лишний раз не показываться.

«Может, для разнообразия любовника завести? — роились ленивые мысли в голове. — Но где отыскать достойного? — так высоко она себя ценила. — Измельчал мужик ныне, только и норовит урвать что-нибудь от женщины. Мне не жалко отстегнуть, если он этого заслуживает. Но хочется найти достойного: богатого, щедрого, всемогущего, красивого и сильного».

В конце концов, о пустом думать надоело, и она решила прокатиться по магазинам.

Новенький серебристый «мерседес» почти бесшумно затормозил перед входом в магазин «Мужские товары». Из салона вышла высокая располневшая женщина в элегантном брючном костюме. Одеваться Самойлова умела, скрывая недостатки и выставляя напоказ достоинства. Еще с юного возраста она умела преподнести себя, когда это было необходимо.

Бросив ключи от машины в сумочку из крокодиловой кожи, Елена Ивановна вошла в магазин. Дешевые, массового производства вещи не привлекали ее внимания, и она направилась в фирменный отдел под завистливые взгляды встречных. Там она стала свидетелем беседы продавца с покупателем, голос которого был очень знакомым, но она никак не могла вспомнить его, а со спины не узнавала мужчину.

— Почему не продаете телевизоры в кредит? — спрашивал покупатель, у которого не хватало денег.

— Потому что они и так неплохо расходятся.

— Но отложить его на две недели можете? — не унимался мужчина.

— У нас регулярно поступают новые партии. Копите деньги и приходите.

— А где гарантия, что поступят телевизоры именно этой модели?

— В продаже всегда широкий выбор, но такой гарантии не даем, — никак не мог от него избавиться продавец. — Покупайте телевизор отечественного производства, если у вас не хватает денег на импортный.

— И через полгода выкинуть? Нет уж, спасибо.

— Чего вы от меня лично хотите?

Самойлова долго пыталась вспомнить, кому бы мог принадлежать знакомый голос, но так и не вспомнила, тогда она легонько похлопала мужчину по плечу.

— Ну, кому там… — И Колесников не мигая уставился на бывшую одноклассницу. — Миронова?

— Теперь Самойлова, — поправила его женщина. Расстроенный вид Виктора Тимофеевича и в дополнение протертые чуть ли не до дыр джинсы и простенькая, застиранная рубашка вызывали у нее жалость.

— А ты ничего выглядишь. Похоже, что не бедствуешь, — прикинул он, рассматривая дорогую одежду и украшения на ней.

— Как-никак наследница многомиллионного состояния, в долларах, — прихвастнула Миронова. — Много не хватает?

— В смысле?

— Я случайно стала свидетелем твоего разговора с продавцом.

— А-а-а, прилично. — Он тяжело вдохнул, выдохнул и добавил: — Половину стоимости.

— А какую модель выбрал?

— «Акай», пятьдесят четыре по диагонали.

— И стоило ли так усложнять? По мне, так «Сони», семьдесят два по диагонали, куда лучше.

— Безусловно, но модель, которую выбрал я, относительно дешевая и более доступная. А тут, как назло, зарплату задерживают.

Елена Ивановна смотрела на человека, которого когда-то горячо любила, затем еще сильнее ненавидела, а теперь ничего, кроме жалости к нему, не чувствовала. Неожиданно для себя самой захотелось сделать широкий покровительственный жест, доказать этому неудачнику, какой шанс предоставляла ему судьба, а он его упустил.

Разглядывая и оценивая друг друга, никто из них не вспомнил о потерянном сыне.

— Подготовьте «Сони» к продаже, — обратилась она к продавцу, — и оформите доставку на дом.

Она заплатила, закрыла сумочку и молча направилась к выходу.

— Женщина, вы забыли назвать адрес, — окликнул ее продавец.

— Телевизор доставьте не мне, а вон тому мужчине, — кивнула она на Колесникова, который уже догадался, что телевизор куплен для него.

«Вот это удача», — подумал Виктор Тимофеевич, быстро назвал свой домашний адрес и помчался вслед за Самойловой. Он настиг ее, когда та садилась за руль.

— Мы даже не поговорили, — как-то робко сказал Колесников.

— Не о чем, — намекнула Елена Ивановна на различие в социальном уровне.

— Должен же я как-то отблагодарить тебя.

— Хорошо, — она снисходительно улыбнулась. — Как?

— Действительно, как? — Он лихорадочно ощупывал карманы пиджака, словно там скрывался ответ на поставленный вопрос. — Хотя бы пригласить куда, — неуверенно пролепетал Виктор Тимофеевич. — Выбирай любой ресторан в городе, — уже решительно добавил Колесников. Сэкономленные деньги на полтелевизора у него лежали в кармане.

— Ух ты! У меня появилась идея, садись в машину.

Второго приглашения не потребовалось. Виктор Тимофеевич откинулся на спинку мягкого сиденья и поинтересовался:

— Куда путь держим?

Голос его теперь звучал твердо.

— Ко мне домой. Не против?

— Напротив, польщен.

Особняк поразил Колесникова как своими размерами, так и внешним видом. Гость скромно топтался на пороге.

— Что застыл, проходи.

— А где домочадцы?

Он разулся и на цыпочках проследовал в банкетный зал.

— Я одна: муж в командировке, а дочь, — хозяйка поморщилась, — не балует меня своим вниманием в отсутствие отца.

— Натянутые отношения с ней?

Виктор Тимофеевич сел в кресло и положил руки на колени.

— Вообще никаких отношений. Тебе-то какая разница?

— Так, почему-то вспомнил нашего с тобой сына. Где он теперь? — впервые коснулся он этой темы.

— Да, по-свински ты тогда обошелся. Теперь, наверное, жалеешь? — И она взглянула на него с некоторым превосходством.

— Не сложилась у меня жизнь с Наташей, разные мы, чужие друг другу люди. И дочка растет сама по себе.

— Поздновато прозрел. — Елена Ивановна выставила из бара на стол бутылку дорогого ликера, вазу с фруктами и нарезала тонкими дольками лимон. Она сама разлила по рюмкам и подала одну бывшему однокласснику. — Не грусти, глядишь, и наверстаем упущенное. А сына уже не вернуть. Сказать по-честному, редко вспоминаю о нем. Все надоело и опостылело: серость, убогость… Ладно, за нашу встречу.

— Великолепный вкус, — похвалил гость ликер.

— Еще бы, — усмехнулась собеседница, закидывая в рот лимонную дольку.

— Не страшно одной в таких хоромах? — поинтересовался Колесников.

— Флигелек, пристроенный к коттеджу, видал?

— Справа от гаража?

Хозяйка кивнула и вновь налила ликер.

— Так вот, там круглосуточная охрана и в каждой комнате имеется кнопка вызова. Так что, если начнешь приставать к замужней женщине, имей в виду, что на моей стороне профессиональные защитники.

Заметив смущение на лице гостя, она откинула голову назад и закатилась беззвучным смехом.

— Спасибо за угощение, мне пора. — И Виктор Тимофеевич неторопливо поднялся. В нем все-таки сыграло мужское самолюбие, не всю еще растерял гордость.

— Короткая у тебя память, — попрекнула Самойлова и перестала хохотать. — Забыл, как я за тобой бегала и унижалась, а ты отмахивался, как от ненужной, уже использованной вещи. Но времена, миленький, меняются. И сегодня я на коне.

Ей доставляло явное удовольствие издеваться над ним, как бы возвращать долги.

— Унизить хочешь, оскорбить? — И он решительно двинулся к выходу.

— Подожди. — Она догнала мужчину и положила руки ему на плечи. — Прошу, останься. Долго внутри меня клокотала обида, но не было случая высказать. — Глаза у нее увлажнились, а на лбу появились морщинки. — Богатой я стала, но счастья не приобрела: с падчерицей на ножах, мужа не люблю, на душе пусто и одиноко. Не к кому прислониться, не то чтобы опереться. — И она положила голову мужчине на грудь.

Колесников погладил ее редкие мягкие волосы. Теперь он видел перед собой не взбалмошную богатую особу, а несчастную женщину с драматичной судьбой.

— Оба мы неудачники, сами во всем виноваты.

Она оторвала от него голову и заглянула в глаза. А изумрудный блеск ее глаз вызвал у мужчины ностальгию по прошлому. Он отчетливо представил себе стог сена, где наивная семнадцатилетняя девушка с радостью отдалась ему. Вспомнил и этот изумрудный блеск ее светло-зеленых глаз.

— Почему так бывает, что за удовольствие нужно платить?

— Я не знаю, но… — Договорить Самойлова не успела, жадные губы Колесникова накрыли ее приоткрытый рот.

Они не помнили, как очутились в спальне, на огромной кровати, сколько времени утоляли физический голод…

— Я будто побывала в сказочном путешествии, — мечтательно прошептала Елена Ивановна, доверчиво прижавшись всем телом к мужчине.

— Твой отец знает о нашем сыне? — спросил Колесников, устремив немигающий взгляд в потолок.

Елена Ивановна удобно пристроила голову на руке любовника.

— Когда умерла мать, на похороны он не успел, поздно пришло сообщение. Но он меня разыскал через американское посольство и завалил подарками, думая, что я осталась одна с его внуком. Узнав, что я лишила его внука, ужасно разозлился, и года два я о нем вообще ничего не слышала. Но потом объявился, как-никак родная дочь. Далее мы открыли здесь совместное предприятие, которым заправляет муж. Вот такая вкратце история.

— Ты действительно не любишь мужа?

Чувствовалось, что данный вопрос играет для собеседника немаловажную роль.

— По расчету выскочила замуж, — откровенно призналась Елена Ивановна.

— А меня?

Он весь превратился в слух. Женщина надолго задумалась, а Колесников ее не торопил, понимая, что она сама старается разобраться в своих чувствах.

— До сегодняшнего дня мне казалось, что я тебя ненавижу. Но после того, что между нами произошло, я поняла, что прошлое не забыто. Осталась какая-то теплота, нежность, и теперь мне будет недоставать тебя.

— Мы могли бы продолжить отношения, — осторожно предложил Колесников. — Только, пожалуйста, пойми правильно: не богатство твое влечет меня, а ты.

Елене Ивановне лестно было выслушивать запоздалое признание, которого в далеком прошлом она так упорно добивалась.

— К сожалению, все изменилось, — сказала она. — Не хочу осложнять обстановку.

— Не обязательно афишировать отношения, можно встречаться где-то на нейтральной территории. Я все устрою.

— Все равно когда-то правда откроется.

— Хотя бы раз в месяц, — продолжал уговаривать мужчина.

— Посмотрим, — неопределенно ответила Самойлова.

В комнату заглянула падчерица Елены Ивановны и с презрением окинула взором обнаженную парочку. Виктор Тимофеевич осторожно толкнул женщину. Та приподняла голову и заметила девушку. От негодования губы ее задрожали.

— Кто дал тебе право заходить в мою спальню?

— Не в твою, а в вашу с отцом, — грубо отозвалась Татьяна.

— Выйди вон! — повысила голос хозяйка.

— Я-то уйду, только боюсь, что папе не очень понравится, что в его постели валялся какой-то мужлан неотесанный, — оскорбила она Колесникова. Он, понимая щекотливую ситуацию, в которую угодил по неосторожности, на обострение не шел. Он только прикрыл себя и женщину простыней и смотрел в сторону.

— Если расскажешь отцу, то я тебя уничтожу, — пригрозила Елена Ивановна, и перепалка между ними возобновилась с удвоенной силой.

— Ненавижу тебя! Тварь, развратница! — посыпались оскорбления падчерицы.

— Закрой дверь с обратной стороны, — потребовала хозяйка. — И можешь все рассказать отцу, мне абсолютно все равно.

— Посмотрим. — И девушка громко хлопнула дверью.

Естественно, что после такого бурного скандала мужчине и женщине уже было не до нежностей и приятных воспоминаний. Они распрощались довольно сухо. Самойлова обещала позвонить, и Колесников покинул ее жилище.

Во дворе его поджидал неприятный сюрприз, подстроенный Татьяной. Она предупредила охранников, что во дворе видела постороннего. И когда Виктор Тимофеевич оказался в поле их зрения, они напали на него и скрутили за спиной руки.

— Что делать с ним, сдадим в милицию? — поинтересовался парень могучего телосложения.

— Обойдемся без правоохранительных органов. Надавайте ему как следует и вышвырните на улицу. Другой раз неповадно будет.

Жестоко избитый Виктор Тимофеевич вылетел в приоткрытые ворота. Внутри все ныло и ломило, кружилась голова, но кости остались невредимыми. Чувствовалось, что над ним потрудились профессионалы.

Как ни странно, но от Елены Ивановны тумаки его не отвадили, и он искал встреч с ней. Он следил за ней издалека. Мешал вернувшийся из командировки муж, и застать ее одну практически не представлялось возможным.

Татьяна, конечно же, рассказала обо всем отцу, и тот теперь не спускал с жены глаз.

Проникнуть же в общество, в котором проводила досуг чета Самойловых, разумеется, Виктору Тимофеевичу не представлялось возможным. Даже на один вечер, проведенный в заведениях, в которых те бывали, не хватило бы сэкономленных на телевизоре денег. Желание встретиться или хотя бы перекинуться парой слов с бывшей одноклассницей не пропало, но со временем постепенно угасало. Надежда оставалась, но чем дальше, тем более нереальная. И когда он уже окончательно решил покончить с безнадежной затеей, раздался телефонный звонок в квартире. Трубку сняла Наталья Михайловна.

— Тебя какая-то женщина, — сказала она мужу, не узнав Елену Ивановну, что естественно после стольких лет.

Зато Виктор Тимофеевич сразу ее узнал и даже обрадовался.

— Это по работе, — бросил он короткую фразу жене, хотя ту давно уже не интересовали ни его дела, ни он сам. Вроде бы семья сохранялась, но каждый жил сам по себе, в отгороженном друг от друга мирке. И объяснение Колесникова скорее удивило Наталью Михайловну, чем вызвало любопытство. Она недоуменно покачала головой и удалилась в другую комнату.

— Жду через пятнадцать минут у соседнего с твоим дома. Успеешь? — оповестила трубка долгожданным голосом Елены Ивановны.

— Без проблем, — отозвался Колесников громче обычного, что лишний раз подтверждало его настроение после звонка.

Знакомую иномарку он увидел издалека, как только вышел из подъезда.

— Безумно рад, но, по правде сказать, уже и не надеялся, — сказал Виктор Тимофеевич, удобно расположившись на пассажирском сиденье, рядом с водительским.

— Сложности, вытекающие из нашего последнего свидания, — улыбнулась Самойлова. От ее прошлого высокомерия не осталось и следа, она не скрывала, что сама стремилась к встрече.

— Татьяна напакостила? — догадался собеседник.

— Она, — процедила сквозь зубы Елена Ивановна. — Но сегодня муж уехал по каким-то делам в район на целый день, у нас есть время до вечера.

В глазах Виктора Тимофеевича промелькнул испуг.

— К тебе домой я не поеду.

— Мы отправляемся на дачу, моя падчерица там бывает редко и то только с отцом. Неужели она тебя так напугала?

— Она-то нет, но охранники, которых натравила, неплохо поработали над моим телом, используя его в качестве груши, — пожаловался горе-любовник.

— Это ей с рук не сойдет, — пообещала женщина. — Даже если в дальнейшем произойдет какой инцидент, подобного не допущу. Могла бы и догадаться, что эта сволочь выкинет какой-нибудь фортель, — пожурила она сама себя, выруливая на загородную трассу.

«Мерседес» подкатил к загородной вилле, поражающей своим величием.

Застолье, сауна, бассейн, любовные игры — все по программе, составленной хозяйкой. Они забыли обо всем и обо всех на свете, целиком отдаваясь друг другу. Тем временем Станислав Витальевич готовил им ловушку. Ни в какой район он не поехал, а был в городе, у знакомого по бизнесу. Доверенным лицам он поручил проследить за женой и был в курсе ее развлечений. Любовникам он выделил определенный промежуток времени, чтобы застукать их в самый разгар любовных утех.

Разгоряченный Колесников, покрытый красноватыми пятнами, буквально вылетел из сауны и нырнул в бассейн. Прохладная и освежающая вода приятно обволакивала тело. Он проплыл под водой, пока не уперся в стенку. Только тогда вынырнул и с удовольствием набрал полные легкие воздуха. Женщина последовала его примеру и вынырнула прямо перед ним. Несколько нежных поцелуев разбудили страсть. Казалось, никто не должен был нарушить их уединения.

— Так, значит, на тебя подействовали мои предупреждения и напутствия! — прогремел бас пожилого мужчины, неожиданно ворвавшегося в помещение.

Любовники вздрогнули одновременно. Но когда Елена Ивановна обернулась, то уже взяла себя в руки.

— Я не просила тебя следить за мной, — попрекнула она мужа, словно не она сама, а он перед ней провинился.

Чтобы не позориться, Самойлов прибыл на дачу один, не считая водителя, который остался в машине.

— Немедленно вылезай из бассейна и накинь что-нибудь на себя, бесстыдница! — приказал Станислав Витальевич. — А ты, — эти слова уже относились к онемевшему Колесникову, — убирайся отсюда и, ради всего святого, никогда больше не попадайся мне на глаза. Отнесись к совету серьезно для своего же блага.

Прикрыв руками интимное место, вдоль бортика Виктор Тимофеевич засеменил к лестнице. Но Елена Ивановна настигла его и придержала.

— Мы уйдем отсюда вместе с ним, — заявила она мужу и посмотрела с вызовом.

Они вместе поднялись на площадку, и если мужчина прикрывался и прятал глаза, то женщина вела себя вызывающе нагло, и Самойлов перехватил ее за руку.

— Пойдешь со мной, — потребовал он.

— Отвали, старая развалина. — И она влепила ему еще и пощечину.

У того закипела обида не столько от нанесенного оскорбления, сколько от упоминания разницы в возрасте. Они уже давно спали отдельно. Кровь отхлынула от лица Станислава Витальевича, он приложил руку к левой стороне груди и осел на скамейку.

— Свинья неблагодарная, — произнес он заметно осипшим голосом.

— Может, ему требуется помощь? — спросил Колесников.

— Пришлем кого-нибудь из его свиты, — сказала женщина, застегивая молнию на юбке. — Кем бы ты был, если бы не мой папочка? — попрекнула напоследок она мужа.

— Забыла, кто тебя обеспечивал… не будь меня, давно бы обанкротилась…

Было заметно, что слова Самойлову даются с большим трудом.

— Посмотрите на него, какой незаменимый! — воскликнула Елена Ивановна. — Нашлась замена в постели, найдется и в бизнесе.

Последняя реплика подвела жизненную черту Самойлова, он раскрыл рот и начал лихорадочно хватать воздух.

Но любовники этого уже не видели, они ушли, оставив его одного. Перед тем как уехать, женщина сказала водителю, чтобы тот забрал своего шефа.

— А то влажный воздух на него плохо действует, — произнесла она напоследок не без иронии.

— На этот раз мы влипли серьезно, — сказал Виктор Тимофеевич по дороге в город.

— Что ни делается, все к лучшему. Теперь мы станем встречаться открыто.

Дальнейший путь преодолели молча, каждый думал о перспективах и потерях.

Самойлова высадила любовника на том же месте, где забрала, со словами:

— До скорого. — И подставила щеку для поцелуя.

Колесников неловко ткнулся в щеку губами и вылез из машины.

…Елена Ивановна вязала в своей спальне шарфик. Она редко утруждала себя таким занятием, но оно успокаивало нервы, а сейчас это было необходимо.

Дверь спальни неожиданно и резко распахнулась. Словно вихрь, влетела Татьяна и бросилась с кулаками на мачеху.

— Сдурела, скотина! — От первых ударов женщина увернулась, но нападки продолжались и последующие достигали цели, пока взбешенная Елена Ивановна не отшвырнула падчерицу. Та упала на ковер и заголосила:

— Это ты, ты убила его!

— Кого убила, умалишенная? — уставилась на нее мачеха. — Объясни вразумительно.

— Убийца! Из-за тебя умер мой папа! — И девушка застучала ладонями по ковру, у нее начиналась истерика.

— Так он что, умер? — не поверила жена и отбросила спицы в сторону. Теперь уже и вязанье не могло успокоить.

Вдову не грызла совесть, что она несет моральную ответственность за смерть мужа, — главное, не юридическую. Но новость приятной не назовешь, и она по-своему переживала потерю. Ее больше всего волновало, кто теперь станет управлять фирмой, приносившей доход.

Проблемы, связанные с похоронами, отбросили остальные заботы на задний план. Но уже через неделю Елена Ивановна возобновила встречи с любовником и попросила его подыскать достойного и честного управляющего.

Виктора Тимофеевича подобная просьба не обидела, он вовсе не метил на высокую должность. Правда, где-то на задворках души теплилась надежда стать хозяином доходного предприятия, а пока хватало подачек от любовницы. Через пару дней он подыскал достойную кандидатуру, но не беседовал с ним, предоставив такую возможность Самойловой.

— Мне посоветовали обратиться в одну посредническую организацию, которой руководит некто Груздев Николай Сергеевич. Он зарекомендовал себя как порядочный предприниматель. Его акционерное общество неофициально называют в городе информационным центром, — поделился Колесников результатами проделанной работы.

— Что ему предложить? — новая хозяйка совместного предприятия, совладельцем которой являлась ее падчерица, которую она когда-то официально удочерила, практически не разбиралась в управлении какой бы то ни было организацией.

— Можно предложить определенный процент за ведение всех дел фирмы.

— А какой именно?

— Откуда мне знать? Поторгуемся.

…Груздев откинулся на спинку кресла в своем офисе. По серьезному выражению лица нетрудно было догадаться, что он явно не в лучшем расположении духа. От сына вестей не поступало. Позвонив в Москву, он выяснил, что Василий на место не прибыл. Именно в этот момент в кабинет заглянула смазливая секретарша.

— Николай Сергеевич, к вам посетители, — пропела она елейным голоском.

— Не принимаю, — коротко бросил хозяин кабинета, и улыбающееся личико исчезло.

Но через минуту секретарша вновь появилась. На этот раз она не просто заглянула, а вошла и пояснила:

— Дело в том, что вас желает видеть Самойлова Елена Ивановна.

— Это та, у которой недавно муж умер, — не то сказал, не то спросил начальник. — Совместная русско-американская фирма. Но что этой дамочке понадобилось от меня?

— Хочет переговорить лично с вами.

— Грех отмахиваться от подобных знакомств, — рассудительно произнес Груздев, — проси.

В кабинет вошли женщина, мужчина и девушка и по предложению хозяина сели на удобные стулья.

— Чем могу быть полезным? — поинтересовался он у женщины после знакомства, безошибочно выделив главу делегации.

— Нам нужен управляющий фирмой, — ответил за нее мужчина.

Знал бы Груздев, что он имеет дело с настоящими родителями Василия, которому после гибели Марины Владимировны посвятил жизнь!

— Кому это вам? — уточнил он, чтобы внести ясность.

— Мне и моей дочери, — пришлось вставить Елене Ивановне. — А Виктор Тимофеевич большой друг нашей семьи.

— Не семьи, а твой, — поправила Татьяна. И Николай Сергеевич догадался, что у этой троицы сложные и запутанные отношения.

— Веди себя прилично, — не очень-то дружелюбно сказала Самойлова, на что падчерица поджала мясистые губы и отвернулась. — Не обращайте на нее внимания, Николай Сергеевич.

Груздев провел рукой, выставленной ладонью вперед, что означало: конфликт исчерпан.

— Значит, вы хотите, чтобы я возложил на себя обязанности вести все дела вашей фирмы и получал за это свой процент? — спросил он у Елены Ивановны, уже игнорируя остальных.

— Совершенно верно.

Теперь они вели переговоры только вдвоем.

— Спасибо за доверие, мне очень лестно ваше предложение, но я вынужден отказаться.

— Почему? — удивилась Самойлова-старшая, и все остальные тоже с любопытством посмотрели на хозяина. — Мы даже не обговорили условия. Назовите свои.

— Почему бы вам не поручить это дело другу семьи? — произнес Груздев, и в его голосе прозвучали нотки иронии.

— У Виктора Тимофеевича нет коммерческой жилки. — Она сделала вид, что не заметила иронии собеседника. — У меня, к сожалению, тот же диагноз. Все дела вел мой покойный муж. — И она провела носовым платочком по глазам, которые, впрочем, оставались сухими.

— Буквально несколько месяцев назад я бы с удовольствием согласился. Но в настоящее время не могу принять ваше предложение. — И он пояснил: — Недавно вернулся из армии сын, и мы открываем свое, на мой взгляд, выгодное предприятие. Василий сейчас в столице, как раз по данному вопросу.

— Очень жаль, я так на вас надеялась. — И Елена Ивановна поднялась. Остальные последовали ее примеру. — Но имейте в виду, что предложение остается в силе.

— Вы быстро найдете мне замену. — Груздев тоже покинул свое рабочее место, провожая почетных посетителей к выходу.

— Почему бы тебе на самом деле не воспользоваться советом мудрого человека и не возглавить фирму? — поинтересовалась Самойлова у Колесникова, когда они избавились от Татьяны.

— Во-первых, ты права насчет коммерческой жилки, во-вторых… — И он, не договорив, замолчал.

— Во-вторых, надеешься когда-нибудь занять место полновластного хозяина, — закончила за него женщина, и интуиция не обманула ее.

— Что, в конце концов, в этом плохого? — осмелел собеседник. — Мы ведь любим друг друга.

— Я вдова, но ты еще остаешься женатым человеком, — напомнила Самойлова, не давая ему ни утвердительного, ни отрицательного ответа.

— У нас с Натальей уже давно одна видимость семьи, не думаю, что она станет возражать против развода.

— Плохо ты знаешь женщин.

— Это я-то? — возмутился мужчина. — Да ты хоть знаешь, сколько их у меня было?

— Нашел чем хвалиться. Нет, насчет сексуального опыта у тебя все в полном порядке, даже более того. Но вот женская натура так и осталась для тебя неизведанной.

— Нельзя ли конкретнее? — расхорохорился Колесников.

— Почему нельзя? Можно и конкретнее. Помнишь, как мы с Наташкой соперничали из-за твоего расположения?

— Слава Богу, склерозом пока не страдаю, — произнес Виктор Тимофеевич не без гордости, вызывая улыбку у женщины.

— Насчет потери памяти утверждать не берусь. А вот с соображением нелады. Особенно если это касается женской психологии, тут оно у тебя хромает на обе ноги.

Колесников задумался, усиленно напрягая мозговые извилины, которые все-таки выдали результат:

— Хочешь сказать, что если бы на твоем месте была бы любая другая женщина, то мой развод — пара пустяков. Но узнав, с кем я связался, Наталья затянет его на неопределенное время?

— Умница, — похвалила Елена Ивановна.

— Но мы тогда скроем от нее нашу связь.

— Поздно, позавчера она была у меня и закатила истерику.

— И мне не сказала? — удивился Колесников.

— А почему я должна говорить? У тебя есть законная жена, а она, между прочим, тоже скрыла от тебя эту новость. — Чувствовалось, что тема, которой они увлеклись, забавляла ее.

Виктор Тимофеевич же думал, что и по прошествии двадцати лет ничего не изменилось: он по-прежнему мужчина нарасхват, и женщины ведут за него борьбу. Эти мысли тешили его самолюбие, и он опять выбирал местечко повыгоднее. А любил ли он Елену Ивановну или нет, для него самого оставалось загадкой. Скорее всего, женой уже пресытился, а Самойлова, с которой долго не встречался, окатила свежей волной и, что немаловажно, волной обилия, благополучия и богатства. Такие люди, как Колесников, обычно однолюбы — только себя любят. Но если двадцать лет назад девушки добивались ответной любви от одноклассника и соперничали именно на этой почве, то теперь борьба развернулась по другой причине. Наталья, как известно, давненько остыла к мужу, да и Елена уже не теряла голову, как в молодости, ей просто с ним было хорошо, а о замужестве еще и не думала. Между давними соперницами развернулась борьба, в таких случаях редко кто уступает дорогу. Как бы там ни было, а благодаря этому противостоянию Колесников имел реальные шансы добиться для себя выгоды.

«Главное, оформить все юридически, — мечтал он, — а там видно будет».

«Мерседес» притормозил у ворот особняка Самойловых. Женщина нажала в машине какую-то кнопку, и створки ворот плавно отошли в сторону. Они покинули автомобиль уже в гараже и по коридору прошли внутрь дома, где их поджидал очередной сюрприз.

На кухне пили чай и дружелюбно беседовали Татьяна и Колесникова Наталья Михайловна.

— Добрый день, — приветствовала их хозяйка с ехидной улыбочкой на устах. — Что я тебе говорила? — спросила она уже у Виктора Тимофеевича.

— Что ты тут делаешь? — задал тот в свою очередь вопрос жене.

— Это я Наталью Михайловну в гости к себе пригласила, — вступилась за нее девушка.

Но из-под длинных ресниц Колесниковой смотрели злые глаза. На лице, покрытом преждевременными морщинами, но когда-то привлекательном, отображалась ненависть.

— Я, кажется, предупреждала тебя, чтобы ты оставила в покое моего мужа, — обратилась она к Елене Ивановне.

— Дома поговорим, — цыкнул на нее муж. Интересная у них шла беседа, необычная, на вопросы одного отвечал другой, но не тот, кому они были адресованы.

— Ты уж нас извини, дорогая гостья, — хозяйка взяла Колесникова под руку. — Я что-то неважно себя чувствую, мы поднимемся в спальню и немного отдохнем. Правда, милый? — улыбнулась она единственному в доме мужчине, и тот утвердительно кивнул головой. — Чувствуй себя, как дома. — И уже дочке: — Надеюсь, ты постараешься, чтобы Наталья Михайловна не скучала? — Она дернула любовника, тот покачнулся и последовал за ней.

— Какая наглость, цинизм! — возмутилась Колесникова, когда они остались вдвоем с девушкой.

— Вы не хотите развода с мужем?

— Мне он безразличен, но уступать его…

— И мне их брак невыгоден. Есть предчувствие, что эта парочка всеми правдами и неправдами постарается лишить меня законной доли наследства. Поэтому наши интересы некоторым образом пересекаются. — Татьяне на данном этапе просто был необходим союзник.

— Это все бесполезно, мы не сможем им противостоять, — вздохнула Наталья. — Единственное, что я могу сделать, — это затянуть с разводом, но это лишь полумера.

— От вас только это и требуется. Мне необходимо выиграть время. Уверена: что-нибудь придумаю, но гражданский брак между ними не состоится.

— Вряд ли что-то получится, но без боя уступать и я не намерена.

 

Глава третья

В течение дня Николай Сергеевич неоднократно звонил в Москву, но про сына так ничего и не узнал.

— Если не вернется вечерним рейсом, придется отправляться на поиски, а возможно, обратиться за помощью в правоохранительные органы, — решил он в конце рабочего дня. Чутье подсказывало, что Василий жив и здоров, но неизвестность настораживала. Дома он не мог ни читать, ни смотреть телевизор, о еде не вспоминал, а лишь ежеминутно бросал взгляды на часы. «Если по расписанию, то самолет уже вылетел из столицы, а вот сейчас он должен приземлиться в нашем аэропорту, и через час раздастся звонок в дверь». Когда отведенное им самим время вышло, Груздев позвонил в справочную аэровокзала и узнал, что из Москвы самолет прибыл по расписанию. Находиться в неведении и бездействовать уже не хватало терпения. Мужчина наспех собрался, сунул в карман деньги, паспорт и выскочил из квартиры. По ступенькам навстречу поднимался хмурый Василий.

— Ну наконец-то! — воскликнул отец и обнял сына. — Заставил поволноваться.

— Я тебя очень сильно подвел. — Парень прятал глаза.

— Самое главное, что ты все-таки жив и здоров, — улыбнулся Груздев-старший, — остальное расскажешь дома.

Прежде чем поведать отцу историю, в которую парень влип, как считал, по собственной глупости и неосмотрительности, Василий выпил сто граммов водки без закуски.

— Я пустил все твои сбережения на ветер, — признался он, и улыбка медленно сползла с лица Николая Сергеевича.

— Потерял?

— Если бы, — вздохнул парень. — В карты проигрался, подчистую.

— Но зачем было посещать казино, что за блажь ударила в твою непутевую голову? — прозвучало с чуть заметным укором, который отец тем не менее скрывал.

— Все обстоит иначе. — И Василий поделился своими приключениями.

Груздев заподозрил, что с сыном произошло что-то неладное, и с выводом не торопился. Он задавал наводящие вопросы, задумывался, опять задавал вопросы и в результате сделал вывод.

— Угодил ты в эту историю не по глупости и неосмотрительности, а по незнанию и неопытности в подобных делах. С тобой поработали маститые аферисты — кидалы.

— Глупости, — не согласился Василий, — они даже не знали друг друга, случайные попутчики.

— Они разыграли спектакль, ты и поверил. Я еще в молодости слыхивал о людях, зарабатывающих на жизнь таким образом, только тогда их мало было. — Николай Сергеевич прикурил сигарету и, выпуская дым, продолжил: — А теперь столько развелось! Что, впрочем, не мудрено: ментов коррумпированных сегодня хоть отбавляй, они им отстегивают и работают практически в открытую.

— Откуда такая осведомленность, тем более с молодости?

— В принципе, ты уже взрослый парень, и не стану от тебя скрывать, что по молодости отсидел за неумышленное убийство. — И отец весь напрягся, ожидая реакции сына.

— Скрывал, думая, что я осужу тебя? — Василий не мог не заметить, как отец волнуется.

— Думал, — признался тот. — Поверь: нет на земле для меня дороже человека, чем ты.

— Не оправдывайся. Нет у меня права осуждать родного отца, который вырастил, выкормил, на ноги поставил.

— Спасибо, — облегченно вздохнул Груздев-старший, — только на ноги я тебя еще не поставил. Скажу так: много на мне висит непростительных грехов. Вероятно, в наказание за них и отняла у меня судьба любимую женщину. И все равно я готов согрешить в десять раз больше, лишь бы поставить тебя на ноги так, как бы мне хотелось. Это цель моей жизни. — Он затушил в пепельнице окурок. — Семь бед — один ответ.

— Мы и так не бедствуем, — не совсем понял отца Груздев-младший.

— Сегодня время, когда можно стать обеспеченным на всю жизнь и обеспечить потомков на несколько поколений вперед. Вот чего добиваюсь.

— Решил сделать из меня мультимиллионера? — улыбнулся сын. Затем посмотрел на отца и бутылку водки, предлагая взглядом пропустить по рюмочке. Тот моргнул глазами в знак согласия и ответил:

— Почему бы и нет?

Они чокнулись и молча опрокинули рюмки.

— Плохой из меня помощник в обогащении, — с грустью в голосе констатировал Василий, поморщившись от крепкого напитка.

— Поумнеешь, — заверил отец.

— И все же не могу поверить, что они знали друг друга, — вернулся сын к прерванной теме. — Владислав Яковлевич даже посочувствовал, хоть и сам проигрался, дал денег на обратную дорогу.

— Надо же, какой щедрый, — иронизировал Николай Сергеевич. — И это простой инженер из Тюмени. Да будь он настоящим инженером, копейки бы от него не дождался. На худой конец, потребовал бы расписку, назвал адрес, куда выслать деньги, — нравоучительно произнес он.

— Зачем же всех под одну гребенку? Он не только адрес, но и телефон оставил. Сказал, что надеется на мою честность и порядочность. — И Василий выложил на стол визитку. — В конце концов, можно позвонить и проверить.

— Проверь, проверь, — сквозь слезы смеха посоветовал отец.

Василий полистал телефонный справочник, нашел код Тюмени и поспешно набрал нужный номер. Трубку на том конце провода подняли после первого же гудка.

— Пригласите, пожалуйста, Владислава Яковлевича, — вежливо попросил Василий женщину, полный решимости доказать отцу свою правоту.

— Какого Владислава Яковлевича?

— Сбруева.

— Ах, извините, совсем запамятовала. Это параллельный телефон, перезвоните еще раз.

— А есть такой? — для убедительности поинтересовался Василий.

— Естественно, куда бы ему деваться? — отозвалась женщина, прежде чем отключиться от линии.

— Что я тебе говорил? — победоносно взглянул младший на старшего.

— Рано радуешься, — уже серьезно откликнулся тот. Но Владислав Яковлевич к телефону подошел.

— Сбруев на проводе, — произнес он сонным голосом, вероятно, не очень довольный, что потревожили его сон.

— Приношу извинения за поздний звонок. Но это Груздев Василий, а деньги, которые вы одолжили, завтра же вышлю, — затараторил парень в трубку, совершенно не задумываясь, что Сбруев еще в Москве и при всем желании не мог он быстрее его добраться до дома, потому что из столицы в Тюмень в этот день вообще рейса не было.

— Какой Груздев, какие деньги? — посыпались вопросы.

— Владислав Яковлевич, неужели вы забыли о нашей встрече в Москве? Хочу выразить свою благодарность, вы очень меня выручили. А позвонил, чтобы не волновались, завтра же отправлю перевод.

— Послушайте, молодой человек, если вам некуда деньги девать, то высылайте, не откажусь, но если это ночная шутка, то, на мой взгляд, глупая и неудачная.

Не успел Груздев вставить слово, как линию заполнили короткие гудки, но он продолжал удерживать трубку в опущенной руке.

— Кажется, что это не тот Сбруев.

— Как раз он-то и является настоящим инженером, — сказал отец. — Теперь убедился?

— Ну, попадись он мне на глаза. — И Василий с такой силой сжал руку, что пластмассовая трубка в его руке хрустнула, на что Николай Сергеевич лишь покачал головой.

— Узнать сможешь их?

— Любого из четверых, хоть вместе, хоть по отдельности, — заверил сын.

— Тогда готовься еще раз прогуляться в столицу нашей многострадальной Родины. Нам терять больше нечего, практически все сбережения в их руках, и считаю глупостью не попытаться вернуть их обратно.

Затем Груздев-старший позвонил Гусеву Андрею Тимуровичу, к которому и посылал сына, и, изложив коротко обстановку, поинтересовался, не мог бы тот чем-то помочь или на худой конец как-то посодействовать.

— Есть знакомые, способные разрешить твою проблему, — ответил московский собеседник. — Но сам понимаешь, что нужно отстегнуть, и опять же — нет стопроцентной гарантии.

— Согласен, продам машину, а там будь что будет.

На этом и сговорились.

Высокий, худой, с вытянутой шеей и маленькой головой, Гусев встречал Груздевых в аэропорту Домодедово. Фамилия как нельзя лучше сочеталась с его внешностью.

— Добрый день, — поприветствовал его Николай Сергеевич и после крепкого рукопожатия познакомил с сыном.

— Нужно было предупредить, что Василий вылетел таким-то рейсом, а я бы встретил, — сказал Андрей Тимурович по дороге к автостоянке.

— Знать, где упадешь, соломку бы подстелил, — напомнил собеседник поговорку, как прописную истину. — Не хотелось обременять лишними заботами.

— На ошибках учатся, — поговоркой на поговорку откликнулся встречающий. В его «Волге» на заднем сиденье поджидали двое парней спортивного телосложения. Один невысокий и коренастый, а другой мало того что широкоплечий, так еще и ростом намного выше Груздевых, хоть те себя даже средними не считали.

— Вот эти парни по твоему вопросу, — сказал Гусев Николаю Сергеевичу.

— Глухарь, — представился коренастый, с крупными чертами лица.

— Саид, — последовал его примеру высокий. Это было его настоящее имя.

После знакомства все расположились в салоне автомобиля и перешли к делу.

— Андрей Тимурович уже ввел нас в курс дела, — начал Саид, обращаясь к Груздеву-старшему, — поэтому нет смысла ходить вокруг да около. Вносишь небольшой аванс в качестве задатка, и мы беремся. В случае удачного разрешения вопроса половину суммы, которую удастся вернуть, отстегнете нам. — Он чиркнул зажигалкой и поднес ее к сигарете. — Решайте.

— А это вообще реально? — поинтересовался Николай Сергеевич.

— Вполне, — вставил Глухарь. — Только не рассчитывайте вернуть все филки, а частично должно получиться.

— Насколько разобрался, в случае неудачи — аванс пропадает?

Аванс составлял половину стоимости проданного Груздевыми «жигуленка».

— Я неправильно выразился, не аванс, а плата за возможный риск, — уточнил высокий.

— У нас нет выбора, — принял решение Груздев-старший. — Мы — за. Но как их отыскать?

— В аэропорту работают несколько бригад кидал, поочередно. Придется два-три дня потолкаться среди встречающих, они обязательно появятся. Надеюсь, — коренастый повернул голову к Василию, — узнаешь их?

— За километр и без бинокля, — отозвался тот без тени сомнений.

— Тогда отпускаем Андрея Тимуровича — у нас своя машина — и приступаем, — сказал Саид. — Зачем тянуть время, может быть, сегодня и повезет.

…После объявления диктора об очередном прибытии самолета Василий буквально летел к названному сектору, толкался среди встречающих, и все равно все рейсы охватить было невозможно. Он уже безошибочно определял кидал, но это были не его знакомые. Отец держался метрах в десяти от сына, а Саид и Глухарь оставались у выхода длинного коридора.

Двое суток, вернее, два дня, — ночью они отдыхали в гостинице, — желаемого результата не принесли. Но на третий день, ближе к полудню, им повезло. Груздев-младший не увидел, а услышал знакомый голос Семена:

— Кому дешевое такси в город?

Василий поискал его глазами в толпе и заметил, как тот уговаривает мужчину средних лет, с кожаным дипломатом в правой руке. Он подал условный знак отцу, и тот побежал предупреждать парней на выходе.

После непродолжительной беседы Семен, выразительно жестикулируя, повел очередную жертву, а бывшая жертва пристроилась позади, на небольшом отдалении. Сдав мужчину с рук на руки Никанору, Семен отправился за «семейной парой».

Никанор разговаривал с известным нам уже мужчиной, когда к ним подошел Глухарь, а Саид продвинулся чуть дальше и остановился, делая вид, что заинтересовался рекламным плакатом.

— Вам, случайно, не в город? — поинтересовался Глухарь.

— В город, но мы уже нашли машину, — ответил за двоих Владислав Яковлевич и недружелюбно взглянул на наглеца, который предложил подвезти их.

Дело в том, что у кидал с таксистами установились определенные отношения, и настоящие «извозчики» ни за что бы не рискнули перейти им дорогу. Исключения, конечно, бывали, но такие таксисты зачастую попадали на больничную койку. И аферисты, и «извозчики» знали друг друга в лицо, а этот попался незнакомый. «Новичок, наверное, — пронеслось в голове Никанора, — придется поучить уму-разуму, но попозже».

— Я возьму за бесценок, — не отставал незнакомец. — Время поджимает, а пустым возвращаться не хочется. Хотя бы на бензинчик подкинете. — И он назвал сумму провоза в два раза дешевле ставки кидал.

— Мне лично условия подходят, — клюнул тот, что с дипломатом, и это с его стороны выглядело вполне естественно.

— Я, пожалуй, с вами, — взял себя в руки Никанор. Он сообразил, что клиент срывается, и пошел на хитрость, чтобы узнать номер автомобиля виновника.

Они остановились около новенького БМВ, и Глухарь услужливо распахнул заднюю дверцу.

Только теперь Никанор осознал, что угодил в ловушку: обладатель такой машины на бензинчик шабашить не станет.

— Это и есть автомобиль, на котором мы поедем? Я лучше на электричке, — промямлил он, заикаясь, и попятился назад, но из салона высунулись чьи-то длинные руки и дернули его на себя.

— В картишки перебросимся? — улыбнулся Василий. — Что не рады встрече, Владислав Яковлевич?

— Ты не улетел? — удивился пожилой мужчина.

Человек с дипломатом, который порывался влезть на пассажирское переднее сиденье, вовремя заметил, как обошлись с его попутчиком, и отпрянул от машины.

— Не гонись, мужик, за дешевизной, а найди нормальное такси, — посоветовал ему Глухарь. — И поменьше языком трекай о том, что видел, как-никак мы сохранили твои филки.

Приезжий понял одно: тут творится что-то неладное, и бросился со всех ног наутек. А Груздев-младший отвечал в это время на вопрос Никанора.

— Почему же не улетел? Я побывал дома, позвонил в Тюмень и решил, что мой добрый друг что-нибудь напутал, дал по ошибке не свою визитную карточку, поэтому я вновь здесь. Как говорится, долг платежом красен, — последнее выражение имело двойной смысл.

— Зря ты, парень, впутался в эту историю, добром она для тебя не закончится, — предупредил Никанор. К нему вернулось самообладание, и он опять заговорил спокойно, рискнул даже пригрозить.

Глухарь сидел за рулем, смаковал ментоловую сигарету и в их словесную перепалку не вмешивался. Саид же курил у выхода из аэровокзала и перебрасывался с подошедшим к нему Николаем Сергеевичем ничего не значащими репликами, пока не появился Семен в сопровождении знакомых нам Лукавого и Ушлой.

— Куда они запропастились? — недоуменно произнес он, оглядываясь по сторонам.

— Может, клиент пустой или беленый? — предположил Степан. «Беленый» на их языке означало меченый, уже прошедший ранее через их жернова.

— Вряд ли, знака не было. — Семен так крутил головой, что, казалось, она должна слететь с плеч.

— Тогда к машине его повел, — вмешалась Ушлая, выплевывая в урну жвачку. — День сегодня какой-то неудачный, второй клиент с крючка срывается.

— Не каркай! — цыкнул на нее водитель. — Стойте тут, я к машине сбегаю.

Он не обратил внимания, что двое незнакомцев направились вслед за ним.

— Семен, — тронул его за плечо Саид, когда он отошел метров на сто пятьдесят от своих подельников.

Щуплый водитель обернулся, и ему пришлось высоко задрать голову, чтобы посмотреть в лицо великану.

— Ты мне?

— А кому же еще? — И Саид стукнул его своим огромным кулачищем по голове. У Семена подкосились ноги, но упасть незнакомцы ему не дали, подхватив под руки.

Несмотря на вместительность салона БМВ, пассажиры сидели плотно друг к другу. По бокам от Никанора и Семена на заднем сиденье Саид и Василий, за рулем Глухарь, а рядом с ним Николай Сергеевич. Автомобиль медленно двигался по Домодедовской автостраде в сторону города.

— Вы почистили коммерсантов, которые находятся под нашей крышей, — сказал Саид пленникам, — и должны вернуть барыши.

— У них на лбу не написано, под чьей крышей они сидят, — огрызнулся Никанор. Он прекрасно понял, что имеет дело с себе подобными и идет обыкновенная игра. Выиграет тот, кто сумеет убедить противоположную сторону.

Веских аргументов, доказывающих свою правоту, хватало у каждого.

— К какой группировке вы относитесь? — спросил Глухарь как бы между прочим.

— Подожди, — сказал ему напарник. — Может, мы решим вопрос на нашем уровне.

— Как смотрите на то, чтобы вернуть две трети и разбегаемся?

Кидалам в редких случаях приходилось возвращать деньги, в очень редких, и то частично. Шли они на это с большой неохотой. Но и у приезжих нечасто находились местные заступники.

— Мы обдумаем ваше предложение, — вставил Семен. Он смекнул, что беспредела по отношению к ним не будет, и несколько осмелел. Голова еще побаливала, и он попрекнул Саида: — Мог бы не применять физическую силу.

— Извини, — усмехнулся тот, — малость переборщил. Но есть основания сомневаться, что добровольно бы ты с нами не пошел.

— Кстати, — подал голос Глухарь. — Внесу некоторую ясность: принудительно здесь никого не удерживают, мы собрались для мирного разрешения конфликта, — предупредил он на тот случай, если конфликт примет более резкую форму и выйдет за рамки присутствующих, что и подтвердил Никанор:

— Вопрос с филками мы сами не решаем, все сдаем на общак, а распределение ведут акулы.

— Сложнее, чем хотелось бы, — присвистнул Глухарь. — Придется обратиться к Самсону, — умышленно назвал он известного авторитета столицы.

— Вот пусть они с Кучером и договариваются, — упомянул Никанор вора в законе, не менее известного в городе. Беседа приняла такой оборот, что дальше похитители держать заложниками Семена и Никанора не имели права. Прозвучали авторитетные имена, и дело Груздевых непроизвольно перешло в их ведомство.

— Я так понял, парни, что вас курирует сам Кучер, — сказал Саид. — Надеюсь, что это не пустые слова, в противном случае… — И он многозначительно развел руки в стороны.

Саид являлся родным племянником Самсона, находился под его непосредственным покровительством и нередко позволял себе вести переговоры от его имени.

— Такими именами попусту не разбрасываются, — заметил Семен с важностью.

— Тогда только остается договориться о встрече с Кучером, и мы отвезем вас туда, откуда забрали, — подвел Саид итог переговоров. А Глухарь развернул БМВ в обратном направлении.

— Можно звякнуть? — кивнул Никанор на радиотелефон.

— Без проблем, — водитель передал ему трубку назад.

Никанор прикрыл кнопки с цифрами рукой и набрал только ему известный номер. На том конце провода долго не снимали трубку, и поэтому неожиданно прогремевший густой бас заставил звонившего вздрогнуть.

— Слушаю.

— Мне бы Игоря Семеновича, — каким-то пресмыкающимся тоном попросил Никанор.

— Кому понадобился? — бросал короткие реплики бас.

— Это Никанор, из Домодедово. У-у-у нас недоразумение, — начал он заикаться от волнения.

— Жди.

Минуло не менее трех минут, прежде чем авторитет подошел к телефону.

— Что у тебя? — прозвучал бодрый голос пожилого человека.

— К нам подъехали от Самсона, говорят, что мы почистили их коммерсанта.

— Передай, что я свяжусь с Самсоном, мы сами разберемся. — И Кучер прервал связь.

— Он сказал, что они сами с Самсоном все решат, — оповестил Никанор остальных о результатах разговора. Похитителям ничего не оставалось, как отвезти кидал обратно в аэропорт.

— Плохо дело? — поинтересовался Василий.

До этого Груздевы молчали, потому что впервые участвовали в подобной разборке и не понимали всех тонкостей происходящего, когда можно было зацепиться за любое неосторожное слово хоть с той, хоть с другой стороны.

— От нас теперь ничего не зависит, — неопределенно ответил Саид и взял радиотелефон. — Не хотел подключать дядю, но, похоже, придется, — тяжело вздохнул он. В течение получаса он пытался найти Самсона по всем известным ему телефонным номерам, но безуспешно. — Все, больше не знаю, куда звонить, — разочаровался парень.

— Если Кучер найдет Самсона первым, а тот не в курсе наших дел, могут возникнуть ненужные трения, — вновь давил на него Глухарь.

— Откуда мне знать, где его черти носят? — Саид достал из заднего кармана брюк записную книжку и принялся торопливо перелистывать страницы. — Везде, где только можно его найти, прозвонил.

— А у брата он не может быть? — подсказал водитель.

— Моего отца имеешь в виду? — Саид ударил себя ладонью по лбу. — Вот идиот, домой-то позвонить и не догадался. — И он набрал номер.

Трубку снял сам Самсон.

— Алло.

— Привет, Егорыч, — поздоровался звонивший с облегчением.

— А-а-а, племянничек. Подожди минуту, сейчас отца позову.

— Мне ты нужен.

И Саид изложил суть дела.

— Не волнуйся, уладим, — успокоил его авторитетный родственник.

— А с Груздевыми что делать?

— Пусть твои подопечные отдыхают в гостинице, только никуда не отлучаются. Когда понадобятся, мы их вызовем.

— Ну как? — поинтересовался водитель, когда напарник положил трубку на место.

— Порядок, — улыбнулся тот, — давай в гостиницу.

— В какую именно?

— Не имеет значения, на твое усмотрение.

Они поселили Груздевых в гостинице «Украина» и предупредили, чтобы те никуда не отлучались и даже за едой ходили по очереди.

— И долго нам тут прохлаждаться? — спросил Николай Сергеевич.

— Сколько понадобится, если хотите вернуть свои бабки, — сказал Глухарь.

— Пока тузы между собой не договорятся, — уточнил Саид, и они покинули подопечных.

Как обычно бывает в подобных обстоятельствах, авторитеты не спешили с разрешением незначительного для них дельца, созвонившись между собой только на третьи сутки, так что напрасно волновались Саид с Глухарем.

Все это время Груздевы просидели в номере безвылазно. А когда разуверились в успехе окончательно, их наконец-то навестили новые знакомые. У Николая Сергеевича опустились руки.

— Что, пролет?

— Наоборот. — После короткого приветствия Саид без всяких комментариев выложил на стол пачку денег — сумма, которую он брал за услуги. — Лучше скажи, откуда знаешь Кучера?

— Первый раз про него слышу, — пожал плечами Груздев-старший.

— Странно, — вмешался в беседу Глухарь. — Кучер как услышал про Груздевых из Оренбурга, так даже обрадовался. Сам попросил Самсона, чтоб тот не брал с вас денег за услугу.

Груздевы, вытянувшись по стойке «смирно», уставились на Глухаря совершенно непонимающими глазами.

— Все равно деньги за услугу вы можете оставить себе, — пришел в себя первым старший.

— Нет, — отказался Саид. — Нам передали просьбу, а просьба такого авторитета — закон для нас. Да и выиграем в дальнейшем больше, чем сегодня потеряем.

Тем не менее на толстую пачку денег он посмотрел не без сожаления.

Груздевы прилетели налегке и поэтому долго ждать, пока они соберутся, не пришлось.

— Куда направляемся? — поинтересовался Василий уже в автомобиле.

— Передадим вас в другие руки и распрощаемся, — ответил Глухарь, увеличивая скорость.

— А не ожидает нас с их стороны какая-нибудь… — Николай Сергеевич никак не мог подобрать нужного слова, щелкая пальцами у виска.

— Не утруждай себя, я понял, — улыбнулся Саид. — Слово вора в законе, данное равному авторитету, в наших кругах нерушимо.

— А какие обещания дал Кучер Самсону по нашему поводу? — задал резонный вопрос Василий.

— Что даже если Груздевы окажутся не теми, про которых он думает, все равно поступит с ними благородно и расстанется с ними лишь у трапа самолета, — пояснил Саид.

— Насчет личной безопасности мы вполне удовлетворены, — сказал Николай Сергеевич. — Но как обстоит дело с возвратом денег? — После очень короткой паузы он объяснил свое любопытство: — Уверен, что здесь какое-то недоразумение.

— И деньги вернут, — заверил водитель, выруливая на Ярославское шоссе. — Для Кучера это мелочевка, на карманные расходы.

Отказываясь что-либо понимать, тем не менее ответами на вопросы гости столицы остались довольны. Километров сорок по автостраде проехали молча, пока Глухарь не припарковал БМВ на небольшой автостоянке, прямо на трассе.

— Что теперь?

Груздев-младший прикурил сигарету, высунулся в окно и огляделся по сторонам. Саид посмотрел на циферблат швейцарских часов, что-то прикинул в уме и сказал:

— По идее, должны быть уже здесь.

Но не успел он это произнести, как на автостоянку лихо вырулил «порш», сигарообразные, обтекаемые формы которого притягивали к себе завистливые взгляды водителей. Он припарковался на свободное место, рядом с БМВ. Плавно опустилось стекло со стороны пассажира, и оттуда высунулась лысая голова мужчины лет тридцати.

— Мы от Игоря Семеновича, — сказал он Глухарю. Тот кивнул и повернулся к Груздевым.

— Ну, как говорится: всего хорошего, за вами приехали.

Стрелка спидометра спортивной машины колебалась между ста восьмьюдесятью и двумястами двадцатью километрами в час. Новые пассажиры следили за ней с замиранием сердца. Но минут через десять автомобиль сбавил скорость и свернул на грунтовую дорогу. Невдалеке виднелся поселок, состоявший из одних современных коттеджей. Но даже среди них выделялся трехэтажный особняк с множеством башенок, покрытых декоративной черепицей. Около него «порш» остановился, и водитель три раза нажал на клаксон. Ворота медленно поползли вверх, складываясь в гармошку. Машина по широкому, хорошо освещенному длинному тоннелю проехала в подземный гараж, откуда вся компания, минуя первый этаж, поднялась на лифте на второй.

В огромной комнате с дорогой мебелью и бесчисленным количеством книг на полках из черного дерева находился всего один человек, на вид старше шестидесяти лет. Встряхнув седой головой и показав в улыбке вставные золотые зубы, которые говорили о бурно проведенной жизни, он легко поднялся с кожаного кресла и бодрой походкой приблизился к гостям.

— Рад нашей встрече, — сказал он, пожимая поочередно руки Груздевым и внимательно изучая их внешность. — Фигурами вы с отцом, конечно, разительно отличаетесь, — обратился он уже к Николаю Сергеевичу, — но в лице есть неуловимое сходство.

— Вы имеете в виду моего отца, Сергея Емельяновича? — догадался собеседник.

— Ну, вот вы и сами подтвердили мое предположение, — обрадовался хозяин. — Прошу, располагайтесь и отбросьте все стеснения. — И уже парням, сопровождавшим гостей: — Если понадобитесь, я вас вызову.

Те привыкли беспрекословно подчиняться Кучеру, и дважды повторять им не приходилось.

— Вы меня извините, — скромно заговорил Василий, — но складывается впечатление, что вы знавали моего дедушку? — Отец сыну не рассказывал про деда ни плохого, ни хорошего, считая Сергея Емельяновича пережитком ужасного прошлого. Одним словом, вычеркнул из своей памяти и не вложил в память потомка. В детстве Николай от вопросов про деда увиливал, а потом Василий и сам перестал их задавать. Но впервые, уже через много лет после его смерти, имя отца Николая Сергеевича сослужило добрую службу.

— Еще как знавал. — Улыбка так и приклеилась к лицу вора в законе. — Мы вместе отбывали срок. — Груздевых он считал людьми не их круга, поэтому беседовал с ними не на жаргоне. — А после освобождения именно Сергей Емельянович помог нам с Пигмеем, — оговорился Кучер, но быстро поправился, — с Валерием Степановичем встать на ноги.

Василий слушал, что называется, растопырив уши.

— С вашего позволения позвоню. — Кучер взял телефонную трубку с короткой антенной. — Валерий Степанович не откажется от знакомства с сыном и внуком Сергея Емельяновича.

Василий был в прямом смысле ошеломлен знакомством деда с авторитетами столицы. Ему было интересно узнавать про предка все новые и новые подробности.

Угощение на столе, за которым трапезничала четверка: Кучер, Пигмей и Груздевы, напоминала скатерть-самобранку, на которой могли появляться и исчезать все мыслимые и немыслимые блюда.

— К нам просачивались слухи, что Сергея Емельяновича загрызла рысь. — Носов Валерий Степанович откусил кончик гаванской сигары, прикурил ее и с наслаждением затянулся. Последние, безбедные годы он пристрастился к курению дорогих сигар.

— Как ни странно для степей Оренбуржья, — Николай Сергеевич отодвинул тарелку и положил на ее край вилку, — но все именно так и случилось. Я не был на месте трагедии, — соврал он, — но очевидцы рассказывали, что картина была страшная.

— Но откуда взялась дикая кошка? — заинтересовался Касаткин Игорь Семенович, да и у кого угодно проснулось бы любопытство.

— Этого так никто и не объяснил, — пожал плечами старший Груздев, напустив на себя грустный вид.

— Да-а-а, ужасная и загадочная смерть, — сказал Пигмей, не разжимая рта, чтобы не выронить сигару.

— Врагу не пожелаешь, — поддержал его Кучер. — Ну, о грустном достаточно. Последний тост в память друга. — Он поднял рюмку с мартини: — Пусть земля ему будет пухом. — Выпили, сохраняя молчание, не чокаясь. — Теперь про день сегодняшний, — продолжал он. — Вы гости для меня дорогие и можете гостить столько, сколько сами пожелаете, и в последующие приезды в столицу — милости прошу. Старая дружба крепка, как сталь, поэтому потомки Сергея Емельяновича в Москве находятся под моей непосредственной защитой. Силы и возможности постоять за них у нас найдутся.

Прожили Груздевы в особняке Кучера трое суток. Потерянные деньги им вернули полностью. Кроме того, авторитет настоял, чтобы дорожные расходы отнесли на его счет. За это время загрузили и отправили «КамАЗ» с товаром, а с Касаткиным они расстались, как тот и обещал, у трапа самолета.

И после удачной поездки в столицу везение не покидало отца с сыном. Они раскидали продукты по продовольственным магазинам, а на рынках открыли свои точки, наняв продавцов. Расходился ходовой товар довольно быстро, и каждую неделю они повторяли очередную поездку в Москву.

Василий случайно столкнулся с Семеном, как раз после посадки самолета из Оренбурга. По метеоусловиям закрыли аэропорт, и тот подбросил на своей «Тойоте» старого знакомого в город. Чувствовалось, с какой неведомой силой распространялся авторитет Кучера на кидал. Семен в любой мелочи готов был услужить Груздеву.

Постепенно капитал Груздевых наращивался, они уже подумывали вложить его в более крупное и выгодное предприятие.

Василий продолжал встречаться с Ниной Колесниковой, их дружба крепла день ото дня и незаметно переросла в глубокую, взаимную любовь. Они решили не затягивать с браком и подали заявление в ЗАГС. Отсчет пошел на недели, а Нина на отрывном календаре обвела двадцать первое августа красным кружком, и оба на этом листочке же расписались. Теперь молодые с нетерпением наблюдали, как тает толщина отрывного календаря. Да и отец радовался за сына, девушка пришлась ему по вкусу. Единственное, что в этой истории может показаться странным, — Колесникова упорно не желала знакомить Груздевых со своими родителями, и в конце концов мужчины смирились. Николай Сергеевич уже отложил деньги на однокомнатную квартиру, а двухкомнатную намеревался оставить молодоженам в качестве свадебного подарка.

Одним словом, все складывалось как нельзя лучше. И ничто, казалось, не предвещало беды.

Избавление от Колесникова для Татьяны Самойловой уже стало навязчивой идеей. Она всем существом своим чувствовала, что его брак с мачехой ей светлых деньков не добавит, но больше всего опасалась она потерять свою долю совместного русско-американского предприятия в объеме двадцати пяти процентов. Этого вполне достаточно для безбедного существования. Но где гарантия, что ей не готовят козней и рано или поздно не лишат состояния? Наталья Михайловна слово держала и тянула с разводом, но чем больше думала Татьяна, тем ближе подходила к мысли, что главная преграда — мачеха. Не будь ее — и Колесников отпадет сам по себе. Где-то глубоко в подсознании мелькнула мысль об убийстве и день за днем крепла, пока не закрепилась уже в сознании. Теперь вставал другой вопрос: как это осуществить практически, не вызвав подозрения?

«Нужно подыскать падкого на богатство парня и выйти за него замуж, но при условии, что он избавит меня от этой стервы».

И девушка начала раскручивать и строить планы в этом направлении.

Однако она понимала, что предложить первому встречному пойти на убийство по меньшей мере безрассудно. Поэтому лихорадочно перебирала в памяти всех знакомых, отбрасывая одну кандидатуру за другой. Случайно вспомнила она Груздева Николая Сергеевича и почему-то именно на нем остановила внимание. Нет, в мужья она его себе не прочила, но заметила при их единственной встрече что-то такое, что, как ей казалось, двигает людьми, склонными к риску и способными на отчаянный поступок.

«А замуж я могу выйти за его сына. Если он похож на отца, то, вдобавок ко всему, должен быть симпатичным парнем».

Татьяна Василия не видела, но не забыла, что Николай Сергеевич в разговоре упоминал о нем. Еще кандидатура Груздева-старшего подходила и потому, что Елена Ивановна не отказалась от идеи сделать его управляющим, и если тот согласится, ему легче будет осуществить задуманное Самойловой, ведь основная держательница акций будет постоянно в поле зрения.

Чтобы не идти на откровенный разговор с пустыми руками, Татьяна надумала покопаться в прошлом будущего сообщника. А с ее финансовыми возможностями сведения о Груздеве получить было нетрудно.

Теперь она знала о неумышленном убийстве, о загадочной смерти отца Николая Сергеевича и почему-то была уверена, что тут не обошлось без его участия. Подсказывало женское чутье: ведь ей стало известно и об общей любви отца и сына к одной женщине.

«Именно борьба за женщину и заставила сына идти против отца», — подумала она без тени сомнений. Она пришла к выводу, что и сегодня Николай Сергеевич пойдет на любые крайние меры ради будущего сына — ведь это все, что у него осталось от большой, но трагической любви. Теперь девушка была готова к серьезному разговору и решительно сняла телефонную трубку.

— Алло, — ответил сам Груздев-старший.

— Самойлова Татьяна беспокоит. Помните такую? — спросила она, даже не поздоровавшись.

— На память пока не жалуюсь. Чем могу быть полезен?

— Николай Сергеевич, у меня к вам нетелефонный разговор.

— Если насчет места управляющего, то мы уже обсуждали этот вопрос и уверяю: в моих планах ничего не изменилось.

— Вы должны меня выслушать, а уж потом строить планы на будущее.

— Даже так, — улыбнулся собеседник, но девушка этого не могла видеть и серьезным тоном продолжила:

— Собираюсь сделать вам предложение, от которого такие люди, как вы, не отказываются.

— Хорошо, — сдался мужчина, — назначайте место встречи, если для вас это столь важно.

— Для вас тоже, — отозвалась Татьяна.

— Не буду спорить.

— В «Тополях», на одной из скамеек, в том месте, где раньше находилась старая танцплощадка.

— Памятное место. Во сколько?

— Через пятнадцать минут сможете?

— Надо же, какая спешка! — Николай Сергеевич все еще не воспринимал всерьез настойчивость девушки. — Боюсь опоздать. Через полчасика устроит? — И он взглянул на часы, машинально отметив время.

— Устроит, — буркнула собеседница, недовольная, что с ней беседуют в таком тоне. — Но, думаю, после нашей встречи настроение у вас изменится, — все-таки добавила она.

— Испортится?

— Возможно, и наоборот, но ирония и веселье пропадут.

Она прервала связь. А Груздев еще какое-то время постоял с трубкой в раздумье. Нельзя сказать, что она его озадачила, но интерес вызвала безусловно. Он решительно опустил трубку на рычаг и не спеша вышел из офиса, бросив на ходу секретарше:

— Передай сыну, что я отлучился на час-полтора.

— Непременно, Николай Сергеевич, — улыбнулась симпатичная секретарша.

В условленном месте парка на крайней скамейке сидела некрасивая, полная девушка. Высокий, стройный, сорока с лишним лет мужчина молча присел рядом с ней. Девушка рассчитывала, что Груздев заговорит первым, но, так и не дождавшись, начала сама.

— Между прочим, я богатая, а поэтому выгодная невеста, — произнесла она неожиданно.

— В самом деле? — ответил Николай Сергеевич, сдерживая улыбку. — Дело в том, что я-то уже давно вышел из жениховского возраста, — понял он ее по-своему.

— Но у вас молодой сын, даже на несколько лет моложе меня.

— Так вот куда метишь? — перешел собеседник на «ты» и весело рассмеялся.

Самойлова подождала, пока мужчина успокоится, и как ни в чем не бывало продолжила:

— Брак по расчету — не самая плохая вещь в этом мире.

— Ну, о нашем расчете ты уже поведала — богатство. Мне известно, что ваша фирма респектабельная, но еще далеко не на том уровне, в котором лично я бы увидел расчет. И все равно интересно было бы узнать о твоем расчете.

— Дело в том, что моя мать, — она специально не употребляла слово «мачеха», — наследница многомиллионного состояния в Америке, и когда-то все перейдет в мои руки, — выложила Татьяна, не ответив на поставленный вопрос.

— Слишком дальняя перспектива, поговорим о ней лет этак через двадцать-тридцать, а то и позже, ведь твоя мать еще младше меня, а за такой срок я и сам должен успеть устроить сына. К тому же у него есть любимая девушка, на которой он скоро женится. По крайней мере, заявление уже лежит в ЗАГСе.

Он поднялся со скамейки и прикурил сигарету, намереваясь раскланяться.

— Вы так и не услышали о моем интересе, — удержала его собеседница.

— Это не столь важно.

Он набрал полные легкие дыма и уже отвернулся.

— Если бы мамы не стало, я бы осталась единственной наследницей, — сказала Татьяна о своем расчете.

Груздев остановился и медленно обернулся, на лице читались удивление и озадаченность.

— И ты не боишься делиться подобными соображениями с посторонним человеком? — наконец спросил он.

— Вы уже прошли через убийство, и подозреваю, что не через одно, — посмотрела она на него с вызовом.

— Вижу, ты подготовилась к встрече. Уж не шантажировать ли ты меня вздумала?

— Что вы, Николай Сергеевич! Просто вы именно тот человек, который мне нужен. Я же не бесплатно, ведь половина состояния будет принадлежать вашему сыну.

— Сам дедушка-то крепенький? — Груздев стоял на перепутье, не зная, какое принять решение.

— Какое это имеет значение?

— Прямое. Я еще при нашей первой встрече заметил, что у тебя с Еленой Ивановной не ладится, это еще если мягко выразиться. Но я не уверен, что и мой Василий с тобой долго протянет.

— Так вот вы о чем, — расползлись в улыбке ее мясистые губы. — Значит, не ошиблась в выборе. Что ж, не возражаю и насчет деда. Затем поделимся и разбежимся в разные стороны, всем хватит.

На идею с убийством неродного деда натолкнул ее собеседник, но она тут же уцепилась за нее.

— Только их убирать нужно практически одновременно. Эти миллионеры — странные люди. Как бы после смерти матери не взбрело в его старую голову переписать завещание на кого-нибудь постороннего. — Она не сомневалась, что в настоящее время единственной наследницей является ее мачеха. Татьяна же официально удочерена ею, и в случае смерти обоих она становится полновластной обладательницей миллионов.

— А ты стерва, как я погляжу, — не сдержался Николай Сергеевич и брезгливо поморщился.

— Какая есть, вам-то что до этого? — спокойно восприняла девушка оскорбление.

Груздев действительно готов был пойти на крайние меры ради Василия, потому как поставил целью своей жизни его благополучие. Но все-таки на этот раз перетянула чаша благоразумия.

— Я втемную не играю. Может, твой дед уже давно банкрот и только создает видимость, что держится на плаву.

— И в нашем совместном предприятии есть чем поделиться, — предприняла очередную попытку договориться Татьяна, понимая, что ей отказывают.

— Нет, — твердо произнес мужчина. — Напрасно копалась в моем прошлом: за один грех я отбыл наказание, а другие — твой вымысел.

— У меня и не было цели шантажировать. Я лишь утверждалась в выборе.

— Не исключено, что для тебя выбор хорош, но только не для меня, — последовал отказ.

— Не спешите с окончательным отказом. На следующей неделе дед приезжает в Оренбург. Мать не отвернулась от мысли назначить вас управляющим, и я намекну ей, чтоб пригласила вас на банкет в честь американского гостя. Там и определитесь с ответом. А до этого времени подумайте, взвесьте все плюсы и минусы. Хорошо?

Но Груздев вел себя так, словно уже не слушал ее. Он бросил и затушил ногой окурок, встряхнул головой и удалился не попрощавшись.

Сыну Николай Сергеевич решил ничего не рассказывать да и себя заставил выкинуть из головы бредовые идеи. Но приглашение на банкет восстановило в памяти разговор с Татьяной Самойловой.

Ресторан «Восток» был открыт только для гостей Самойловой Елены Ивановны. Собрались самые богатые и влиятельные люди города: удачливые бизнесмены, в короткие сроки умудрившиеся сколотить состояние, управленческая верхушка области и города и так называемые теневые воротилы экономикой края. Любой из них не отказался бы от сотрудничества с американским миллионером, русским по происхождению. Хозяйка торжества не забыла пригласить эстрадных звезд, которые распевали для собравшихся шлягеры, известные всей стране.

Иван Николаевич Миронов, как самый почетный гость, в честь которого и состоялся этот банкет, восседал во главе стола, на некотором возвышении, и посматривал на всех свысока в прямом и переносном смысле.

Управленцы надеялись как-то заинтересовать гостя в инвестициях, коммерсанты — в совместных проектах, теневики готовы были взять под свою защиту любой одобренный им проект и все выжидали удобной минуты, чтобы перекинуться с русским американцем хоть парой слов. Только мужчину, сидящего на противоположном от Миронова конце стола, одолевали другие мысли.

Груздев сразу узнал человека, которого двадцать лет назад наказал на двадцать тысяч долларов. Еще тогда он слышал о головокружительном состоянии нынешнего почетного гостя. «Пожалуй, не стоит отмахиваться от предложения Татьяны. Расшибусь, а мой Василий станет его наследником, тем более, есть великолепная союзница, которая только и ждет моего согласия. А потом — трава не расти».

Он не принимал участия во всеобщем веселье, а лишь машинально пил не пьянея, закусывал и строил планы. «Помнится, что у него были еще брат и сестра. Они могут составить конкуренцию в наследстве. Как ни жаль, а придется и их…» — Николай Сергеевич потерял нить своих размышлений, встретившись взглядом с Татьяной. Та незаметно подмигнула ему, и он коротко кивнул.

Затем встал из-за стола, прошел сквозь ряды танцующих и скрылся в проходе, в котором только что исчезла девушка. Преодолев длинный коридор, наткнулся на служебный выход, через который вышел во двор ресторана. Резкий переход из света в полумрак сказывался, и он плохо видел, прищуривая глаза.

— Николай Сергеевич, — позвала его Самойлова, и он заметил тень справа, в некотором отдалении. Они двинулись навстречу друг другу. — Ну, что? — поинтересовалась Татьяна, поравнявшись с мужчиной.

— Я согласен, но поговорим об этом в другой раз и в другом месте.

— Нас же никто не слышит.

— Хорошо. Дело намного опаснее и сложнее, чем тебе представляется, ведь есть и другие претенденты на наследство: брат и сестра Миронова.

При свете он бы прочитал на ее лице неподдельное изумление.

— Откуда вам это известно?

— Неважно. Поступим так: я избавляю тебя от двух претендентов, затем ты выходишь замуж за моего сына, а уж потом настанет очередь твоих матери и деда.

— Умничка. — И она чмокнула собеседника в щеку, вызвав у того отвращение, которое также скрывала темнота. Девушка вела себя так, словно речь шла об увеселительной прогулке.

«Бездушное существо», — подумал мужчина, хотя и себя не относил к сочувствующим чужому горю. Вслух же произнес:

— По новым законам можно составлять брачные контракты о совместном владении имуществом и раздельном, в том числе и будущего наследства. Догадываешься, о чем речь?

— Я не обману и подпишу контракт, выгодный для обеих сторон. Лучше владеть половиной всего, чем четвертью только совместного предприятия.

— О главном договорились. Еще одна просьба: мой сын не должен знать о нашем сговоре, я все устрою сам. Если же что-то сорвется, то один буду отвечать, а он останется чист перед законом и совестью.

— Балуете вы его, Николай Сергеевич, — заметила с завистью собеседница.

— Люблю, — поправил мужчина, — но это не твое дело. — Беседу он вел довольно грубо, давая понять, кто из них более важное звено в задуманном.

Самойлова же лидерство оспаривать не собиралась, по крайней мере сейчас.

— Обещаю, что Василий не узнает, — заверила она.

— Остальное — моя забота. — Собеседник на какое-то время задумался. — Вот только не представляю, как заставить сына на тебе жениться?

— Сами же сказали, что это ваша забота, — хихикнула девушка.

— Ладно. Я ухожу первым, вместе нас должны видеть как можно реже. — Груздев покинул дворик ресторана, обошел здание вокруг и вернулся в зал через парадный вход, где столкнулся с Еленой Ивановной.

— А-а-а, Николай Сергеевич! Рада вас видеть. — И радушная улыбка приклеилась к ее лицу. Сзади, вплотную, женщину подпирал Виктор Тимофеевич, который тоже поприветствовал Груздева.

— Добрый вечер, — поздоровался он с обоими.

— Не изменили своего мнения по поводу?..

— Изменил, — прервал женщину Груздев, догадавшись, о чем пойдет речь. — Когда могу приступить к обязанностям управляющего?

— О! — обрадовалась Самойлова. — Чем быстрее, тем лучше.

— Колесников! — позвал кто-то из толпы сопровождающих хозяйку торжества.

— Минуту! — бросил тот полуобернувшись.

Николай Сергеевич вспомнил Нину, девушку Василия, и решил проверить предположение.

— Ваша фамилия Колесников?

— Да, а что тут особенного?

— А дочку случайно не Ниной зовут?

— Ниной, — не скрывал своего удивления Виктор Тимофеевич. — Откуда вам это известно?

Груздеву вовсе не хотелось раскрывать, что его сын встречается с его дочерью. Для него стало ясно, почему девушка не желала знакомить его и Василия с родителями. А отец любимой девушки сына, ко всему прочему, становился соперником в охоте за состоянием. Но пауза слишком затянулась, и Николай Сергеевич попал бы в щекотливое положение, если бы не подоспел на выручку виновник торжества.

— Вот вы где! — обнял Миронов дочь за плечи.

— Папа, познакомься с новым управляющим нашего совместного предприятия. Груздев Николай Сергеевич.

— Очень приятно. Иван Николаевич. — Он пожал Груздеву руку, внимательно всматриваясь в его лицо. — Мы случайно с вами раньше не встречались?

— На похоронах вашей сестры, — напомнил собеседник.

— То-то ваша внешность показалась знакомой. Простите…

— Я зять Сметаниной Ларисы Михайловны, — опередил вопрос новоиспеченный управляющий.

— Великолепная женщина! — воскликнул миллионер. — Через нее мы перебрасывались записками с твоей матерью, — повернулся он к дочери. — А как ее дочка, простите, ваша жена? На похоронах только мельком перекинулся с ними парой слов.

— Она погибла, — с трудом выговорил собеседник, спазмы сдавили горло. Чувствовалось, что задели кровоточащую рану, которая и по прошествии времени не затянулась.

— Ради Бога, извините, — приложил Миронов руку к груди. — Я в Акбулаке с того времени так ни разу и не был.

Но тут Ивана Николаевича взял под локоть мэр города и, виновато улыбнувшись остальным, отвел в сторонку.

— Я давно ловлю минутку, чтобы посоветоваться с вами по поводу… — долетела до них фраза, окончание которой заглушила музыка.

— Мне пора, — взглянув на часы, сказал Груздев.

— Вам не понравился банкет? — задержала его Самойлова.

— Что вы, но время уже позднее. Спасибо, все было просто замечательно, — бросил он банальную фразу. В это время вернулся Колесников, и Николай Сергеевич, воспользовавшись моментом, поторопился уйти. Друзей и даже близких знакомых среди приглашенных у него не было, праздничного настроения он не ощущал, зато голова пухла от переваривания событий вечера. Оставаться не имело смысла.

 

Глава четвертая

Татьяна так и крутилась в офисе, не успел Груздев занять кресло управляющего фирмой Самойловых. За руководство своим акционерным обществом Николай Сергеевич был абсолютно спокоен, с его бывшими обязанностями успешно справлялся Василий. Но на новом месте слишком бросалась в глаза его связь с Татьяной. Чтобы не вызывать подозрений, он посоветовал девушке завести дружбу с секретаршей, американкой, работающей по контракту. И та довольно-таки быстро подружилась с Элен. Вот и сейчас, поджидая управляющего, Самойлова беседовала с секретаршей. Судя по многочисленным взрывам смеха, разговор носил веселый характер. Правда, Элен при этом умудрялась сохранять серьезное и невозмутимое лицо.

— Я до тебя дружила с Наташей Кобелевой из бухгалтерии, — поделилась она с собеседницей. — Проработав в вашей фирме первые несколько месяцев, я немного загрустила. Вспомнила о доме, семье, муже, как он там без меня, и ревность защемила сердце. Заметив, что я слишком пасмурная, Наташа поинтересовалась, что случилось. Ну, я доверилась ей и поделилась своими подозрениями насчет мужа.

«А давай нашим мужикам, чтобы не задавались, сегодня же рога и наставим», — предложила она.

Я ей тогда ответила, что с удовольствием бы, но он находится далеко отсюда, на другом континенте. Представляешь, каково было мое удивление, когда узнала, что для того, чтобы мужа сделать рогатым, совсем не обязательно, чтоб он находился рядом. Оказывается, быстрому росту рогов способствует ночь, проведенная с посторонним мужчиной.

Взрыв хохота заполнил приемную.

— И ты согласилась? — спросила Татьяна, смахивая слезы ладошкой.

— Нет, деликатно отказалась, потому что люблю мужа. И еще подумала, что в стране с такими обычаями у самой бы давно рога выросли, если б муж изменял. — Если выражение лица у секретарши оставалось наивным, то у Самойловой уже давно от смеха скулы свело. — Дело в том, что в дальнейшем я вообще с рогами запуталась, — продолжила Элен. Она говорила по-русски с заметным акцентом, но слова выговаривала четко, поэтому переспрашивать не приходилось. — Во время переговоров с одной коммерческой фирмой мужчина, который мне постоянно противоречил, сказал: «Я вашу фирму, Элен, в бараний рог сверну». Я как услышала про рога, так сразу и подумала, что понравилась ему и он намекает на совместное проведение ночи. Но Наташа потом объяснила мне новое значение рогов: свернуть в бараний рог еще по старинке повелось — значит победить в соцсоревновании.

На этот раз Татьяна, удерживая себя за живот, не могла остановить смех минут пять.

— Ну, ты даешь, — наконец произнесла она. — Теперь-то хоть разобралась?

— Какое там, вообще отказалась разбираться с какими-то ни было рогами, похоже, рога в России — это национальное достояние.

— Это уже слишком. Если тебе будет что-нибудь непонятно, лучше ко мне обращайся, я объясню уж получше Кобелевой, — предложила Татьяна свои услуги.

— Хорошо. Вот ты, например, знаешь, что означает «рука волосатая»?

— Это могущественный покровитель.

— Верно, — кивнула секретарша, словно не ей нужно было что-либо втолковывать, а она сама читала лекцию. — И чем гуще волосяной покров, тем могущественнее покровитель, — вывела она аксиому и похвалилась: — Одного такого на пляже видела. Ух! Силач! У него не только на руках, но и по всему телу мощь выступает. Могуч!

Теперь собеседница даже не смогла удержаться от смеха на стуле. Она несколько раз, будто мячик, подпрыгнула на нем и слетела. Только с помощью Элен она вернулась на место и зашептала охрипшим голосом:

— Расскажи еще что-нибудь о своих впечатлениях о России.

— Заметила одну особенность, — не уставала собеседница делиться наблюдениями. — Во время скандалов русские постоянно призывают на помощь какую-то Кузькину мать, и это иногда помогает. Не знаю, кто такой Кузька, но его мама действительно пользуется большой популярностью среди населения.

Самойлова вскочила, подбежала к окну, распахнув створку. Свежий воздух ударил в лицо, и голос прорезался. Прохожие останавливались, задирали головы, с удивлением и подолгу смотрели на толстую хохочущую физиономию. Если бы она не исчезла, то вскоре бы собрала приличную толпу зевак.

— Ты очень добрая и веселая девушка, несмотря на то, что хозяйка.

— Ты тоже веселая и обладаешь природным даром: выдавать юмор с непроницаемым выражением лица.

— Еще что-нибудь рассказать? — Секретарша была человеком сообразительным, а утрировала рассказ и притворялась наивной лишь потому, что это нравилось работодателю. Собственно, и та понимала, что собеседница не настолько глупа и наивна, какой старается казаться, но они обе приняли условия игры, и каждая придерживалась своей роли.

— Что-нибудь про Новый год, — пришло в голову Самойловой.

Элен на какую-то долю секунды задумалась и начала:

— Во время встречи Нового года не видела ни одного трезвого Деда Мороза. Когда же они напивались в лежку, бороды отклеивались и на поверку частенько выходило, что Дед Мороз в два раза моложе Снегурочки. Вообще-то, русские не выпивают, а заливают в таких количествах, как мы, американцы, минеральную воду или кока-колу. При этом в самый разгар празднования кто-то с кем-то постоянно выясняет отношения.

— Прямо-таки постоянно? — вставила Татьяна, подзадоривая.

— Сама была свидетельницей одной сцены. Пожилая женщина кидалась на молодого мужчину и рвала на нем одежду и волосы. Тот как мог оборонялся. Потом выяснилось, что это были теща и зять. Они вели между собой диалог на каком-то наречии, которое на наш английский язык не переводится. Я попросила Наташу Кобелеву помочь мне хоть как-то разобраться в их общении. Она откликнулась на просьбу, и вот примерный перевод. Молодой человек говорил теще, что он имел интимную связь с ее дочерью, а та отвечала, что видела его на вершине этой связи. Тогда молодой человек сказал, что он имел интимную связь с ее дочерью и со всем семейством, вместе с домом, машиной, гаражом и прочим барахлом. На это теща ответила взаимностью, отрывая последние волосы на его голове. Правда, и с этим переводом трудно что-либо понять, — призналась Элен с улыбкой.

Они и не заметили, как мимо них прошел управляющий, обронив на ходу:

— Татьяна Станиславовна, вы ко мне?

При посторонних он обращался к ней официально.

— К вам, — спохватилась Татьяна, увидев Груздева уже со спины. — По одному небольшому вопросу.

— Жду у себя. — И управляющий скрылся за дверью своего кабинета.

Татьяна, прежде чем уйти, взяла на себя смелость подвести черту под ее беседой с американкой:

— Действительно, странный и непредсказуемый русский народ, а язык богатый и неповторимый, только исконно русским понятен и приемлем во всей своей красе.

В кабинете Николая Сергеевича девушка подождала, пока тот не прекратил перекладывать бумаги на столе с места на место, и только затем спросила:

— С сыном договорился?

— Нет.

Наедине они давно уже общались на «ты».

— Какой смысл тянуть?

В тоне Татьяны скользило явное недовольство.

— Решиться никак не могу. У него только один разговор, что про их с Ниной свадьбу. Любит он девушку, любит.

— Нашел в кого влюбиться. Яблоко от яблони недалеко падает, а что из себя представляет ее папаша, кому, как не тебе, знать?

— Я не встречался ни с матерью Нины, ни с ее отцом. А люди они разные.

— Да пусть он кого хочет любит, у нас брак по расчету. Сколько еще раз нужно повторять?

— Не кипятись, я уже продумал первую часть плана, но, прежде чем взяться за его претворение в жизнь, Василию и тебе необходимо подать заявление. Сразу после его осуществления распишетесь по брачному контракту.

— И я про то же, — напомнила Самойлова, что не она тормозит развитие событий. — Поторопись, не то моя мамаша выскочит замуж за отца невестки твоего сыночка — и все полетит коту под хвост.

— Сегодня же, — пообещал Груздев, вспомнив о Викторе Тимофеевиче, который наступал на пятки в борьбе за миллионы.

— Завтра к тебе еще раз зайду, — поднялась Татьяна. Управляющий ей не ответил, а лишь проводил взглядом и позвонил сыну.

— Василий, какие у тебя планы на вечер?

— С Ниночкой идем в театр драмы, там сегодня премьера.

— Отложить нельзя? У меня к тебе серьезный разговор.

— Пап, мы уже билеты купили. У нас с тобой ночь впереди, наболтаемся.

— Уговорил, — уступил Николай Сергеевич, в душе он и сам радовался маленькой отсрочке. Весь день в уме перебирал убедительные слова, строил беседу с сыном по разным сценариям. Но ни один из них не годился.

Уже дома для смелости Николай Сергеевич выпил граммов сто пятьдесят коньячку и расхаживал по комнате вдоль и поперек, поджидая сына, который явился только в третьем часу ночи.

Нина Колесникова спешила на встречу с Василием и поэтому не обратила внимания, что мать наблюдает за ней.

— Возьми мою губнушку, яркая помада идет к твоим обиженным губкам, — выдала себя Наталья Михайловна. Девушка отвернулась от зеркала и с удивлением посмотрела на мать.

— Мама, я не ослышалась?

— Нет, дочка, не ослышалась. Я давно заметила, что у тебя появился парень, но не решалась заговорить на эту тему первой. — У женщины продолжалась тяжба с разводом, но она понимала, что это только вопрос времени, и единственно близким человеком у нее теперь оставалась только дочь.

— Мне приятно твое участие, но несколько неожиданно, — призналась Нина и присела на диван рядом.

— Прости, — протерла та увлажненные глаза. — Занимаясь собой и своими проблемами, я не заметила, что ты уже выросла. Девка из тебя получилась красивая, видная, хочу предостеречь от ошибок, которые сама совершила по молодости.

— Ты когда-нибудь любила отца?

Они впервые за многие годы вели открытый и откровенный разговор.

— С ума по нему сходила, — призналась мать, — боролась за него со своей близкой подругой и добилась своего. А теперь думаю: стоило ли это делать?

Нина отнеслась к матери с сочувствием.

— Почему ты не поговоришь с отцом вот так, как сейчас со мной?

— Бесполезно. Дело в том, что отец кроме себя самого никогда никого не любил, не любит и не полюбит. Он с юности избалован женским вниманием, и по сегодняшний день у него постоянно были женщины, естественно, не считая меня. Этим он перечеркнул мое хорошее к нему отношение, и все равно можно было бы смириться, если б он чего добился в жизни, а то ни гроша в кармане, ни положения в обществе, а форсу… — и женщина махнула рукой.

— Мама, мне известно, что вы скоро расстанетесь, но именно ты затягиваешь с разводом. Почему? Если нет любви, отпусти его с миром.

— Эх, дочка, дочка! Тебе известно такое понятие, как женское самолюбие?

— При чем тут самолюбие? — пожала плечами девушка.

— А притом, что он уходит к той женщине, у которой когда-то увела его я.

— Брось, прояви благородство. Может, они питают друг к другу чувства, не мешай им. Я же вижу, что между вами уже ничего, кроме ненависти, не осталось.

— Почему это я должна быть благородной? Да и кто мой поступок оценит?

— Если вы с отцом не можете быть мужем и женой, так хоть останьтесь друзьями. Какой смысл плодить врагов?

— Да плевать твоему отцу на дружбу, только о себе думает. И к Мироновой, — назвала она девичью фамилию бывшей подруги, — чувств не питает. К золотому сундучку потянулся. Молода ты еще, чиста и слишком доверчива, именно от этого и хочу предостеречь тебя.

Девушка обняла ее и поцеловала в щеку.

— Спасибо, мамочка, за заботу, но у меня все прекрасно. Мы с Василием подали заявление в ЗАГС.

— Как? И мне не сказала? — произнесла Наталья Михайловна с мягкой обидой.

— Думала, что вас с отцом моя персона не волнует. — Она улыбнулась и добавила: — Но я ошибалась, извини.

Девушке было легко на душе и приятно, что она вновь обрела самого близкого человека — мать, от которой обстоятельства ее на неопределенное время отдалили и с которой теперь можно поделиться самым сокровенным.

— Какой он хоть из себя?

В словах женщины читалась неподдельная заинтересованность в судьбе дочери.

— Высокий, стройный, с голубыми глазами, не лишен шарма и обаяния.

Нина так увлеклась описанием Василия, что даже начала рисовать его силуэт руками в воздухе.

— Так я и знала — бабник, — заключила собеседница.

— С чего ты взяла, мама? — рассмеялась девушка.

— Между прочим, зря веселишься. Все симпатичные и привлекательные мужики — бабники, — повторила мать, — а все бабники — ненадежные мужья. Брось его, пока не поздно, — посоветовала она.

— Ты сама еще наивный человек. Кто ж судит по единичному, хотя и собственному, опыту?

Но Наталья Михайловна словно предчувствовала беду и предостерегала дочь.

— Вот посмотришь, что я окажусь права.

— Но у меня нет соперницы! — воскликнула девушка.

— Сомневаюсь, просто тебе об этом пока не известно. Дай-то Бог, чтобы ее не было, если все же есть, то пусть парень достанется ей, потому что его избранница и промучается с ним всю жизнь.

— Глупости, прекрати, — попросила дочь.

— Хорошо, но ты меня хоть с ним познакомишь?

— Непременно, — пообещала та и, взглянув на настенные часы, спохватилась. — Ой, кажется, опоздала. — Нина сунула в сумочку губную помаду, протянутую матерью, и побежала к выходу.

— Дождется, никуда он не денется до определенного момента, — напутствовала ее Наталья Михайловна, пока не услышала стук входной двери.

Девушка примчалась к драмтеатру, когда спектакль уже давно начался. Перед входом, волнуясь, прогуливался Василий. Но когда он увидел бегущую к нему девушку, то широко улыбнулся и шагнул навстречу.

— Заставляешь нервничать, — не попрекнул, а мягко выразил он свое недовольство.

— А я с мамой помирилась, — оправдалась Нина.

— Это уважительная причина, — согласился Василий и обнял Нину за талию, направляясь к входу в театр. Но дверь оказалась запертой. Для убедительности Василий еще раз потянул ручку на себя и только затем постучал по двери кулаком. Та приоткрылась, и выглянула недовольная билетерша. — У нас билеты, — сказал Василий, не давая возможности высказаться той первой.

— Ну и что? Приходите на второе отделение.

— Так спектакль в одном действии, — напомнила Нина.

— Тогда в другой раз.

Гостеприимством билетерша не отличалась.

— Но… — начал было Василий, но дверь перед ним захлопнулась. Он еще раз намеревался постучать, но девушка придержала его руку.

— Не надо, все равно бесполезно. Давай я сегодня познакомлю тебя с мамой, а в театр следующий раз сходим.

Груздев разжал кулак и опустил руку. Девушка всегда действовала на него благотворно.

— Может, еще куда сходим?

Она окинула его изучающим взглядом, под которым тот смутился.

— Не хочешь знакомиться с мамой?

— Не то, чтобы не хочу, но…

— Стесняешься, — закончила за него собеседница.

— Что-то в этом роде, — кивнул парень.

— Сегодняшним вечером распоряжаюсь я. — И Нина взяла его под руку. — И где твой оптимизм? Хулиганов он не боится, а тут… — весело говорила она, увлекая Василия за собой.

Наталья Михайловна была приятно удивлена столь быстрому возвращению дочери, да еще в сопровождении Груздева.

— Василий, — тряхнув кудрявой головой и сверкнув голубыми глазами, представился гость.

— Наталья Михайловна. Проходите, я скоро.

И она скрылась на кухне.

Минут через пятнадцать женщина вкатила в комнату передвижной столик, на котором стояли огромная чаша дымящихся пельменей, несколько видов салатов, рюмки, фужеры, бутылка коньяка и минеральная вода.

— Это в честь тебя, — сказала Нина.

— Пельмени я налепила на всякий случай, и их оставалось только сварить.

Наталья Михайловна не отрывала изучающего взгляда от Василия. Ее интересовала не внешность, а его поведение, характер, манеры. Гость сначала чувствовал себя неудобно под ее взглядом, но после двух рюмок расслабился и уже не просто отвечал на вопросы, а поддерживал непринужденную беседу. Скрывать ему было нечего, девушку он любил, считал, что никакая сила не способна их разлучить, поэтому не лукавил, а говорил честно.

С каждой минутой он все больше и больше нравился Наталье Михайловне, но сердце почему-то у нее все равно оставалось неспокойным.

— Очень вкусно, объеденье! — похвалил Груздев кулинарные способности хозяйки. И вообще после действия горячительных паров он сыпал комплименты направо и налево обеим женщинам, чем располагал их к себе все больше и больше. После двухчасового общения, понимая, что молодые люди не прочь побыть наедине, Наталья Михайловна куда-то засобиралась.

— Я оставлю вас ненадолго, — схитрила она.

— Уже девятый час вечера, — напомнила Нина.

— Заболталась с вами и совсем забыла, что меня ждет подруга.

— Завтра встретитесь.

Мать и дочь прекрасно понимали друг друга и вели диалог только ради приличия. Разобрался в ситуации и Василий, поэтому не вмешивался, ведь формальности соблюдались из-за его присутствия.

— Нет-нет, у нас с ней срочное дело, — бросила женщина уже на ходу. — На завтра переносить никак нельзя.

Гость и не заметил, когда девушка включила магнитофон. Мелодичная музыка заполнила комнату.

— Ну почему ты такой недогадливый? — произнесла Нина с некоторой долей кокетства, стоя перед Василием и покачивая бедрами.

Василий в недоумении посмотрел по сторонам, не понимая, что от него требуется.

— А я слышала, что все десантники — галантные кавалеры и не позволяют танцевать девушкам в одиночестве.

Намек был настолько прямой и открытый, если его вообще можно назвать намеком, что парень, стукнув себя ладонью по лбу, не мешкая присоединился к Нине. Сначала каждый двигался в ритме танца сам по себе, но затем руки непроизвольно потянулись друг к другу и сплелись. Ее нежные пальцы заскользили по пуговицам на рубашке партнера, а тот, в свою очередь, развязал пояс на платье. Непроизвольно, под воздействием коньяка и музыки, взаимного влечения и избытка переполнявших чувств, обнажались крепкие, стройные молодые тела. Они, не сговариваясь, опустились на ковер и уже не слушали музыку… Виктор Тимофеевич последнее время дома не жил, а Наталья Михайловна вернулась в половине второго ночи. Влюбленные уже в одежде, но в полной темноте сидели в обнимку на диване. Яркий свет, включенный хозяйкой, вернул их к действительности. Они одновременно зажмурились и лишь через некоторое время открыли глаза. Так не хотелось уходить из мира грез и освобождаться от объятий.

— Который час? — поинтересовался Василий, хотя настенные часы висели напротив него.

— Без двадцати два, — улыбнулась женщина. — Может, у нас сегодня заночуешь? Постелю тебе на диване, а мы в спальне ляжем.

— Нет. — И он поднялся. — Завтра на работу рано вставать. — Тут он вспомнил, что с ним о чем-то собирался поговорить отец, и сразу его движения стали более энергичными. Он поблагодарил за ужин, за приятно проведенный вечер, поцеловал Нину в подставленные губы и покинул гостеприимную квартиру.

Николай Сергеевич не спал и сетовал на сына. Лишь щелкнул замок входной двери, он направился в прихожую.

— Явился — не запылился, — упрекнул он Василия уже с порога.

— Виноват, — опустил тот подбородок и посмотрел на отца исподлобья.

— Виноват, видишь ли, он, — незлобно пробурчал Груздев-старший. И на этом их препирательства закончились, потому что разговор предстоял не из легких.

— Я познакомился с Нининой мамой, — сказал сын, усаживаясь в кресло.

— Потом расскажешь.

Василий посмотрел на отца с любопытством.

— Прежде чем коснуться серьезной темы, мне бы хотелось с тобой выпить водочки, граммов по сто, — предложил Николай Сергеевич.

— Я сегодня уже выпил, но если ты настаиваешь… — пожал сын плечами.

— Прошу, — поправил его отец, разливая водку. — За наше взаимопонимание, — произнес он тост. Они чокнулись и одновременно выпили, оба закурили, и Груздев-старший перешел осторожно к главному, ради чего до сих пор не ложился спать. — Для тебя, надеюсь, не секрет, что всю свою деятельность я веду ради твоего же благополучия, и единственная моя мечта, чтобы ты был счастлив. — После короткой паузы добавил: — Счастлив по-настоящему.

— Отец, мы с тобой не чужие, — помог ему Василий, — так что можно без предисловий.

— Постарайся понять то, что я сейчас скажу, — все равно продолжал подготавливать его Николай Сергеевич. — Вижу, что Нину ты любишь крепко, и несмотря на это…

— При чем здесь Нина? — прервал его сын, насторожившись.

— И несмотря на это, — повторил Груздев-старший, — предлагаю тебе жениться на другой.

— Это и есть то дело, о котором ты хотел серьезно поговорить?

— Да, но…

— Никаких «но». Извини, но любые доводы не помогут. Будь она хоть принцессой английской, все равно бы отказался. Я Нину люблю не просто крепко, как ты только что выразился, а каждой клеткой своего организма. Потерять ее — это и значит потерять счастье.

— Может, все-таки выслушаешь до конца? — начал терять терпение отец, но старался сдерживаться.

— Пожалуйста, — уступил Груздев-младший. — Только считаю себя обязанным предупредить, что напрасно теряешь время.

И он замолчал.

— Я не предлагаю тебе совсем бросить Нину, а только отложить женитьбу на определенный срок.

— Как это?

— Очень просто. Сначала ты женишься по расчету, и обещаю, что через год станешь свободным и если не самым состоятельным, то одним из самых состоятельных людей в городе. Не знаю как, но объясни все Нине сам. Если любит по-настоящему, то должна понять ради своих же будущих детей и внуков. — Николай Сергеевич старался придать голосу как можно больше убедительности.

— И кто же эта богатая невеста, которая через год отпустит меня да еще поделится богатством?

В тоне Василия скользила ирония.

— Татьяна Самойлова.

Василий посмотрел на отца, как на ненормального.

— Эта толстая и самодовольная девица? Ты шутишь?

— Тебе не обязательно ложиться с ней в одну постель. Я же сказал, что брак фиктивный.

— Я понимаю, что она не бедствует, но даже будь у нее миллион долларов, и то бы сто раз подумал…

— У нее будет миллион долларов, — перебил отец. — И даже не один десяток.

— Откуда? — не поверил Василий, и чувствовалось, что он заинтригован.

— Она получит наследство из Америки.

— От кого? И почему через год? А как же ее мать? — буквально засыпал сын отца вопросами.

— Ты мне доверяешь? — вопросом на вопрос отозвался Николай Сергеевич.

— Ну разумеется.

— Все, что я тебе только что предложил, — сущая правда, и прошу больше ни о чем не спрашивать.

— Но почему?

— Потому что имею желание не только сделать тебя богатым, но и сохранить при этом чистыми твои душу и совесть, — своеобразно объяснил отец.

— Что ты задумал? — Теперь Василий волновался за него.

— Все, что тебе нужно, — это довериться мне, — вновь ушел от ответа Николай Сергеевич.

После этого в комнате воцарилось длительное молчание. Василий обдумывал услышанное, а Груздев-старший не мешал ему.

— Я понимаю, что ты составил какой-то далеко идущий план, — наконец заговорил младший Груздев. — Не сомневаюсь, что из добрых ко мне побуждений. И все же вынужден отвергнуть твое предложение. Прости, если чем-то обидел, но поверь: я и сегодня уже довольно-таки счастливый человек. Рисковать ради большего тем, что уже приобрел, считаю непростительной глупостью.

— Лично ты ничем не рискуешь, — возразил Николай Сергеевич.

— Не знаю, что именно ты задумал, но если рискуешь ты, значит, и я рискую — тобой.

Теперь пришла очередь Николая Сергеевича основательно задуматься. Он не хотел полностью раскрывать план перед сыном, но и договориться с ним без этого не мог. Впрочем, он был практически уверен, что расскажи он Василию хотя бы часть того, что так усердно скрывал, то вообще на этом деле можно было бы поставить крест. В конце концов он решил пойти на хитрость.

— А почему бы тебе не посоветоваться с Ниной? — чуть прищурившись, спросил он.

— Ей не золотой сундук нужен, а я, так же, как мне — она.

— Можно позавидовать твоей самоуверенности. Ты все же поинтересуйся: согласна ли она подождать тебя годик ради миллионов?

— Бесполезно, только обидится. Я хорошо ее знаю.

— Если она откажется — быть по-твоему, но если… — Он не договорил, а только многозначительно поднял вверх указательный палец.

— Тогда твоя душенька успокоится?

— Несомненно, — кивнул отец.

— Будь по-твоему, завтра же поговорю с Ниной, — пообещал Василий.

— Ты во сколько с ней встречаешься? — как бы между прочим спросил отец.

— Вечером, после работы, — без задней мысли ответил сын.

— Вот завтра окончательно и покончим с этим, только, чур, на попятную не идти, если девушка согласится, — на всякий случай предупредил Николай Сергеевич.

На том и порешили.

На следующий день Николай Сергеевич постарался сделать так, чтобы сын ушел на работу первым, и сразу же позвонил Колесниковой Нине, назначив ей встречу, и только после этого позвонил секретарше и предупредил, что задержится, даже перенес на час совещание.

Девушка вышла из подъезда и сразу узнала новенький «жигуленок» Груздевых, который те приобрели по возвращении из столицы, когда им вернули деньги, проигранные Василием в карты.

— Доброе утро, Николай Сергеевич, — поздоровалась она с отцом Василия, опускаясь на сиденье рядом с водителем.

— Здравствуй, Ниночка, — приветливо улыбнулся тот, но чувствовалось, что мышцы его лица напряжены и улыбка дается с трудом. Он плавно тронул автомобиль с места, вырулил со двора и на небольшой скорости повел его по центральной улице.

— Так получилось, что вчера Василий задержался у нас, — смущенно произнесла девушка, опустив глаза вниз и рассматривая свои туфли.

— Я по другому поводу хотел с тобой поговорить. — Груздев припарковал машину. — Скажи честно, любишь моего сына? — И он заглянул ей в лицо.

Колесникова покраснела, но глаз не отвела.

— Люблю, — голос ее прозвучал тихо, но отчетливо и твердо.

— А могла бы, если понадобится, подождать его длительное время? Скажем, полгода или даже целый год.

— Вы проверяете мои чувства на прочность?

— Ну что ты, я-то как раз в тебе не сомневаюсь, но обстоятельства складываются таким образом, что вам придется пройти испытание временем.

— Василию необходимо куда-то уехать? — заволновалась девушка. — Почему он сам не рассказал?

Николай Сергеевич закурил, открыл со своей стороны окно и выпустил дым на улицу.

— Не стану ходить вокруг да около. Ты очень хорошая девушка, я от всей души желаю вам с сыном счастья, но и вы должны приложить к этому кое-какие усилия.

— Я буду ему верной и послушной женой, — заверила Нина, понимая Груздева по-своему. — Но о каком конкретно испытании вы говорите?

— Василий никуда не уезжает, но все равно вам надо отложить свадьбу. Ты даже можешь видеть его с другой женщиной, но через год он вернется к тебе в новом качестве, это и есть твое испытание.

Нина посмотрела на Николая Сергеевича широко раскрытыми глазами.

— Он полюбил другую девушку?

— Как бы тебе это объяснить… — Груздев ненадолго задумался. — Тебе известно такое понятие, как брак по расчету?

— Конечно, но какое к нам это имеет отношение? — Но тут ее взор прояснился. — Я догадалась, с какой женщиной должна видеть Василия, вернее, поняла, что он обязан жениться по расчету, а через год вернуться ко мне. Это все из-за денег?

— Умничка, — улыбнулся Николай Сергеевич. — Рад, что мы нашли с тобой общий язык.

Но он ошибался в преждевременных выводах.

— Нам ничего не нужно, мы сами в состоянии заработать себе на жизнь. Да и не в деньгах счастье. Кстати, что по данному поводу думает Василий и почему сам не поговорил со мной?

— Он имеет противоположное от твоего мнение, — слукавил собеседник.

— Значит, он будет нежиться с другой женщиной, а я должна дожидаться своего суженого целый год? — Собеседница выпрямилась на сиденьи и гордо вздернула подбородок. Теперь она мало походила на кроткую и послушную девушку.

— Повторяю, что любит мой сын только тебя. Богатая, взбалмошная особа для него абсолютно ничего не значит. Но благодаря этому браку вы и мои внуки будете обеспечены до конца своих дней, и следующим поколениям еще немало достанется, — убеждал Груздев.

— Как бы, интересно, Василий отнесся к тому, если б я вышла замуж за богатого парня, а он бы прошел испытание верностью и годик подождал меня? И где гарантия, что его не затянет великосветская жизнь и он вообще не забудет о моем существовании?

Николай Сергеевич не ожидал встретить такого отпора и несколько растерялся.

— Стопроцентной гарантии ни в чем не бывает, но если бы ты взглянула на его временную избранницу, то поверила бы в гарантию и даже ревность и самолюбие обошли бы тебя стороной. До того она некрасивая, если не сказать — страшная, что кроме брезгливости других чувств не вызывает.

— Пусть сам выбирает: или я, или будущее материальное обеспечение ваших внуков, — твердо сказала Нина, и Николай Сергеевич не сразу нашелся, что ей ответить.

«Что за молодежь пошла? Для них же из кожи лезут, а они сами ставят палки в колеса. Хотя бы не мешали», — подумал Груздев.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты отговаривала сына и ставила его перед выбором. С ним мы уже решили, а ты можешь только помешать, — уколол он ее и попал в точку, задев больную струнку.

— Пусть поступает так, как считает нужным, — с достоинством ответила Нина, но на глаза навернулись слезы. — Я не стану мешать и даже помогу ему, — закончила она дрогнувшим голосом и взялась за ручку дверцы.

— Я отвезу тебя, — поспешил сказать Груздев, догадавшийся о ее намерении покинуть автомобиль.

— Сама доберусь. — Нина уже опустила ноги на асфальт.

— Я не ставил целью унизить тебя и хоть чем-то обидеть, наоборот…

Но она уже не слушала его, и только удаляющееся цоканье каблучков послужило Николаю Сергеевичу неопределенным ответом. Он сделал все, что было в его силах, и теперь судьба сына зависела от решения Колесниковой.

— Подождем до вечера, — шепотом произнес Груздев и включил зажигание.

Василий еще раз взглянул на часы — стрелки циферблата показывали восемнадцать часов сорок минут, а они договорились встретиться с Ниной в семнадцать тридцать. «Уже не придет, — промелькнуло в его голове. — Последнее время с ней творится что-то неладное: то опаздывает, то совсем не является на встречу». Он бросил на землю недокуренную сигарету и посмотрел по сторонам в надежде поймать свободное такси. С этим ему повезло, и через каких-нибудь пятнадцать минут он вышел из машины у дома Колесниковых.

Дверь в квартиру долго не открывали, и когда Василий собрался уходить, то услышал щелчок замка.

— Тебе кого? — поинтересовался мужчина с мокрой головой, в махровом халате на голое тело.

— Нину.

— Я ее отец, — представился Виктор Тимофеевич. — А тебя зовут Василием?

— Да, — машинально ответил парень, абсолютно ничего не понимая. Главу семейства он видел впервые.

— Подожди минуту.

Мужчина скрылся в глубине квартиры, но сразу вернулся и сунул визитеру запечатанный конверт.

— Мне? — неуверенно протянул руку Груздев.

— Если ты Василий, бывший Нинкин жених, то тебе, — усмехнулся Колесников.

— Это именно я. Но почему бывший? — Виктор настолько растерялся, что не мог сразу сообразить, что происходит. — Мне бы поговорить с Ниной или хотя бы с Натальей Михайловной, — как-то робко попросил он.

— Они больше не живут здесь, — буквально огорошил его собеседник.

— Как не живут? Где теперь я их могу найти?

— С Натальей Михайловной мы сегодня официально развелись. — Чувствовалось, что сообщение данной новости Виктору Тимофеевичу доставляло немалое удовольствие. — Она уехала из города вместе с дочкой, а куда, мне не докладывали. — И очередной щелчок двери известил парня, что хозяину квартиры больше не о чем разговаривать с ним.

Василий вышел на улицу, до конца не веря в действительность происходящего. Он не знал об утренней встрече отца с его любимой девушкой.

Василий не заметил, сколько и в каком направлении он брел, очнулся в незнакомом месте, на какой-то захолустной улочке окраины города. Он сидел на придорожном бордюре, и редкие машины обдавали его пылью, а на небе светила полная луна. Только сейчас Груздев обратил внимание, что в руках у него конверт. Василий тяжело поднялся и направился к столбу с фонарем, который разбрасывал вокруг себя тусклый свет, достаточный для того, чтобы прочитать письмо.

Василий! Мне было очень хорошо с тобой, но у нас было лишь мимолетное увлечение. Я встретила другого. Прощай и не ищи меня.

Нина

Чтобы не ронять своей чести и гордости, девушка оставила такое послание, где уверяла, что не он, а она бросает его.

— Лицемерка, — произнес вслух парень и смял письмо, но не выкинул, а сунул его в боковой карман брюк. Домой Груздев-младший явился лишь под утро.

Неизвестность гнала от Николая Сергеевича сон, и он встретил сына бодрствующим, но вопросы задавать опасался.

— Водка осталась? — спросил Василий, ничего не объясняя.

— В холодильнике две бутылки «Смирновской», сейчас принесу.

Николай Сергеевич поспешил на кухню. Он принес одну бутылку водки, минеральную воду и на двух тарелках холодную закуску. Затем разлил спиртное по рюмкам и пододвинул одну сыну. Тот молча перелил горячительный напиток из рюмки в фужер и долил емкость уже из бутылки. Не произнося тоста и не чокаясь с Николаем Сергеевичем, на одном дыхании влил в себя содержимое фужера, даже не поморщившись.

— Тяжело мне, отец, — произнес он лишь спустя некоторое время.

— С Ниной поругался? — осторожно задал вопрос отец.

— Она меня бросила. — И сын, порывшись в кармане брюк, выложил на стол смятую бумажку.

Груздев-старший поставил рюмку, которую до сих пор продолжал удерживать в руке нетронутой, взял и расправил лист, пробежав глазами рукописный текст.

«Ничего, придет время, и я сам помирю их», — подумал он, а вслух сказал:

— А кто передал тебе письмо? Ее мать?

— Ее отец, а мать уехала вместе с дочерью.

Если бы Василий не был рассеян, то заметил бы, что при упоминании о Колесникове отец недовольно скривил губы.

— Они его бросили одного?

Этот вопрос интересовал собеседника в неменьшей степени, чем остальные.

— Они развелись.

И Василий рассказал все, что ему стало известно из короткого общения с Виктором Тимофеевичем, опять не заметив, как при этом внимательно и настороженно слушает его Николай Сергеевич.

— От кого, от кого, а от Нины подобного не ожидал, — напустил он на себя удивленный вид.

— Можно подумать, что я ожидал? Как гром среди ясного неба… — И сын замолчал, не закончив мысль.

— Плюнь на все и женись на богатой, — посоветовал отец.

— Верно! — воскликнул Василий. — За это стоит выпить. — Он разлил оставшиеся полбутылки водки по фужерам, поднял свой и произнес: — Не любовь, так богатство. — В этот раз сотрапезник одобрительно кивнул и поддержал сына. Через пятнадцать минут они распевали застольные песни, разбудив соседей, которые стучали в стены со всех сторон, но они их игнорировали.

Два часа сна хмель из головы Николая Сергеевича не выветрили, но бодрости немного добавили. Он взглянул на спящего сына, решил не будить его и отправился в ванную комнату. Прохладная вода несколько взбодрила. Мысли о еде вызывали тошноту, поэтому завтракать он не стал. Надел на себя белую рубашку, темно-синий костюм и галстук того же цвета, тщательно расчесал перед зеркалом волосы и отправился на работу.

Застав Татьяну Самойлову, болтающую с секретаршей, предупредил, что через пять минут сможет принять ее.

— Что-то шеф сегодня чересчур серьезен, — заметила Элен, когда тот скрылся за дверью своего кабинета.

— Никак с похмелья, — выдвинула версию собеседница. — Видала, какая у него опухшая рожа?

— Ну, поговорил с сыном? — поинтересовалась Самойлова, устроившись напротив Груздева.

— Поговорил, — кивнул тот. — У меня для тебя две новости: одна понравится, а вторая вряд ли. С какой начинать?

— Начни с хорошей. — Заговорщики настолько спелись, что общались теперь между собой, как давние знакомые.

— Сын согласен взять тебя в жены, можете завтра же подавать заявление в ЗАГС.

— Отрадно слышать, а ты боялся. Хозяин кабинета не ударился в полемику, а сообщил вторую новость:

— Колесниковы вчера официально оформили развод.

— Не может быть! — Самодовольная улыбка стерлась с лица собеседницы. — Наталья Михайловна обещала мне вообще не ходить на суд. Неужели без согласия обеих сторон и в ее отсутствие?

— С обоюдного согласия.

И Николай Сергеевич поведал причину, из-за которой Колесникова изменила свои планы.

— Брак Виктора Тимофеевича с моей мамашей нам лично не сулит ничего хорошего, а только добавляет головной боли, — недовольно заметила Татьяна.

— Всего не учтешь, — развел руками Груздев. — Но в ближайшем будущем они не распишутся.

— Почему?

— Начнут приходить траурные сообщения о родственниках Елены Ивановны. После двух таких сообщений ты негласно зарегистрируешь брак с моим сыном на основе оговоренного контракта.

— Теперь тянуть нельзя.

— Сам понимаю. Адреса брата и сестры твоего деда у меня есть, завтра же вылетаю в командировку.

— Ни пуха ни пера.

— К черту…

 

Глава пятая

Петр Николаевич Миронов жил в свое удовольствие. Дети давно выросли и завели свои семьи. Они занимались бизнесом, помогал и брат Петра Николаевича, который хоть раз в год, но навещал близких родственников. Ольга Сидоровна, пожилая, солидная женщина, занималась с внуками, посвящая им все свободное время неработающей женщины. Свободному от семейных и коммерческих дел мужчине ничего не оставалось, как заниматься самим собой. Десять лет назад он увлекся парашютным спортом и совершил уже более тысячи прыжков. В свои пятьдесят два года он выглядел моложавым. Ростом и привлекательным лицом судьба не обделила его, поэтому женщины еще заглядывались на Миронова, немаловажную роль в этом играло и то, что в карманах у Петра Николаевича, что называется, звенело.

Однако в последние годы, кроме парашюта, для него ничего не существовало. Если время от времени он и встречался с какой-то женщиной, то их отношения носили мимолетный, а то и разовый характер.

Вот уже трое суток, как за Петром Николаевичем наблюдал Груздев Николай Сергеевич, и его спортивное увлечение не осталось для приезжего секретом. Свое алиби Груздев построил таким образом: выписал себе командировку в совершенно другой город, сделал там все дела, связанные с фирмой, а сюда приехал на поезде и снял квартиру, заплатив за целый месяц, чтобы не регистрироваться в гостинице. Причем командировку отметил с запасом. Теперь, лежа на диване и бездумно глядя на включенный телевизор, который работал вхолостую, так как абсолютно не интересовал его, Николай Сергеевич обдумывал план убийства.

Вчера он звонил из автомата на железнодорожном вокзале сыну и между делом завел разговор про армию. Бывший десантник дал исчерпывающую консультацию о парашютах, не подозревая о том, что задумал отец. Николай Сергеевич теперь знал, что парашют каждый укладывает для себя сам и что нужно делать, чтобы купол не перехлестнула стропа. Именно этими знаниями он и решил воспользоваться при осуществлении задуманного.

Он завел будильник на три часа ночи, перед этим приняв горячую ванну, вытянул усталое тело в постели и мгновенно заснул. Когда раздалась трель будильника, он легко соскочил с кровати и быстро оделся, минут через пять ловил такси в незнакомом ночном городе. Торговаться с таксистом не входило в планы Груздева, и тот с удовольствием подкинул полуночника до указанного места.

Летное поле спортивного клуба не охранялось, и, преодолев его беспрепятственно, Николай Сергеевич приблизился к двухэтажному зданию и заглянул в окно первого этажа. Престарелый сторож, сдвинув три стула вместе и подложив под голову свернутую летную куртку, беспробудно спал. За всю историю существования спортивного клуба воры ни разу не пытались проникнуть в здание. Клуб располагался в некотором удалении от города, и подростков здесь не было, а профессиональных воров парашютная ткань не интересовала.

Ночной визитер обошел здание с обратной стороны, нашел окно с открытой форточкой и проник внутрь. Ему уже было известно, где хранятся парашюты, и теперь только оставалось узнать, какой именно принадлежит Миронову.

Бирки на железных ящиках, указывающие фамилии, помогли справиться с, казалось бы, самой сложной проблемой. Ящик оказался запертым, но простенький замок открылся с помощью простой булавки. Нелегальный посетитель клуба выложил на пол два парашюта: основной и запасной, затем раскрыл ранец и вытащил содержимое наружу, раскатал купол и стропы, две стропы с одной стороны перекинул через купол, спутав их со стропами с другой стороны. Руки у Николая Сергеевича тряслись, но он все равно умудрился скатать и вложить все обратно в ранец. С запасным парашютом поступил иначе: сдавил застежку пассатижами и накернил в двух местах зубилом, таким образом заклинив ее.

Сложив парашюты в ящики, Груздев закрыл замок, вновь воспользовавшись булавкой. Внимательно осмотрел помещение и, только убедившись, что следов не оставил, покинул комнату, а затем и здание.

Перед прыжками Миронов всегда находился в прекрасном расположении духа. Вот и сейчас, прислушиваясь к равномерному гулу самолета, он представлял, как через каких-то три-четыре минуты будет парить в воздухе. Непередаваемое ощущение свободного полета понятно лишь испытавшим подобное на себе.

Зазвенел звонок, загорелась красная лампочка над кабиной пилота, раскрылась дверь, и в салон самолета АН-2 со свистом ворвался свежий, бодрящий ветер. Парашютисты поднимались, подходили к выходу и выпрыгивали по одному, с небольшим интервалом. Дошла очередь и до седьмого номера.

Петр Николаевич набрал полные легкие воздуха и выпрыгнул. Через несколько секунд тело резко дернуло кверху, он раскрыл глаза и посмотрел на купол, который захлестнули две стропы и он полностью не раскрылся. Все ощущения свободного полета мигом улетучились. Миронов собрался и попытался установить стропы в нормальное положение, с силой потянув их на себя, но они крепко спутались с другими, и купол смялся. Тогда опытный парашютист выдернул из кармана специальный нож. Нож был широкий, острый, выгнутый полумесяцем. Одного взмаха оказалось достаточно, чтобы перерезать стропы с одной стороны. Неумолимо надвигалась земля, но опытный парашютист не впадал в панику. Не выпуская перерезанных строп из руки, двумя ударами он обрубил вторую сторону строп и отбросил основной парашют. Теперь главное — успеть раскрыть запасной, но, как назло, заклинило застежку. Долго, мучительно долго Петр Николаевич тянул ее на себя и в конце концов обломал застежку, но поздно, слишком поздно, парашют раскрылся одновременно с приземлением. Миронов даже не успел испугаться: смерть наступила мгновенно.

Груздев прочитал коротенькую заметку в газете, лежа на второй полке плацкартного вагона. По выражению лица невозможно было определить его реакцию на трагическую гибель опытного парашютиста. Остальные новости его не интересовали. Николай Сергеевич сложил газету, сунул ее под подушку, лег на спину, закинул руки за голову и задремал.

В городе, в который Груздев выписал себе командировочное предписание, он сдал гостиничный номер, который все еще числился за ним, и вернулся в Оренбург уже самолетом.

Из-за безответственной работы телеграфа сообщение о преждевременной смерти дяди, которую отнесли эксперты к халатности самого погибшего, Самойлова получила лишь на следующий день после возвращения Николая Сергеевича.

С Татьяной Самойловой Груздев увиделся лишь спустя неделю. Она влетела в кабинет управляющего радостная и возбужденная.

— В связи с семейным трауром дед попросил мать отложить ее свадьбу на два месяца, — сообщила она приятную для заговорщиков новость.

— Собственно, я на это рассчитывал, — устало улыбнулся собеседник.

— Ты просто профессиональный киллер, — восхищенно произнесла девушка. — Не знай я, что смерть дяди твоих рук дело, ни за что бы не подумала, что это умышленное убийство.

— Если думаешь, что сделала в мой адрес комплимент и он мне понравился, то глубоко заблуждаешься, — урезонил ее Николай Сергеевич. — Встречаться теперь будем как можно реже, только в случае крайней необходимости, — проинструктировал он Татьяну. — А вот дружбы с моим сыном от окружающих не скрывай, постарайся внушить всем, что без ума от парня. — Он щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету и углубился в изучение документов, раскиданных на столе, давая понять девушке, что прием окончен.

— Не очень-то задавайся, — не понравился Самойловой тон хозяина кабинета. — Не забывай, что мне про тебя все известно и плясать под твою дудку не собираюсь.

Николай Сергеевич взглянул на собеседницу спокойно.

— Во-первых, знать и доказать — совершенно разные вещи, во-вторых, я не заставляю плясать тебя под мою дудку, просто-напросто каждый должен добросовестно исполнять взятые на себя обязательства. — После короткой паузы глаза его неожиданно загорелись зловещим огнем, и он добавил: — Запомни, мразь: в случае чего — мне терять нечего.

Слова, вылетающие сквозь стиснутые зубы, и сверлящий взор на девушку подействовали. У нее по спине пробежали мурашки, и страх сковал мышцы ног.

— Мы же заодно, — чуть ли не шепотом пролепетала она.

— Вот и я о том же.

И вновь на лице мужчины блуждала добродушная улыбка.

— Страшный ты человек, — заключила вслух Татьяна. Затем поднялась и нетвердой походкой направилась к выходу.

— Болезнь матери, ее смерть, детдом, тюрьма, затем борьба за собственное счастье, а теперь за счастье сына сделали меня жестоким, непреклонным в некоторых вопросах, — коротко поведал Груздев свою биографию. — Не забывай, кто к кому первым обратился с предложением, — напутствовал он Самойлову, прежде чем та скрылась за дверью.

Теперь Николай Сергеевич не сомневался, что лидерство перешло в его руки окончательно.

Целый месяц Груздев обдумывал следующее преступление, отбрасывая одну задумку за другой. Оригинальная мысль пришла в голову как всегда неожиданно. Они ходили с сыном в цирк, и там ему понравилось выступление гипнотизера. Чтобы проверить его силу воздействия на людей, он еще раз сходил в цирк, но уже один и вызвался добровольно отдаться во власть мага. Когда-то в детстве Николай Сергеевич сталкивался с гипнозом, но тогда он на него не подействовал. В этот же раз маг творил с Груздевым настоящие чудеса.

В перерыве между отделениями Николай Сергеевич разговорился с администратором и выпытал у него расписание цирковой труппы. Теперь ему стало известно, что гастроли в городе, в котором в настоящее время живет сестра Миронова Ивана Николаевича, состоятся в середине сентября и продлятся целый месяц. Ему ничего не оставалось, как ждать рокового срока.

Об алиби Груздев особо не раздумывал и использовал первый вариант. Он четвертый раз посещал цирковое представление, не считая двух раз в Оренбурге, и его уже от него мутило, но он не мог найти повода и возможности не то чтобы познакомиться и сблизиться с гипнотизером, но хотя бы с ним перекинуться парой слов. Ко всему прочему, начинало поджимать время. Тогда Николай Сергеевич пошел на риск: вновь вызвался добровольцем и, прежде чем отдаться во власть мага, сунул ему в карман записку, в которой восхищался его талантом и просил об аудиенции. К концу второго отделения к нему подошел администратор и предложил следовать за ним. Сердце у Груздева учащенно забилось: ведь от беседы с гипнотизером зависело осуществление его плана.

— Генопольский Семен Абрамович, — представился седеющий мужчина средних лет, принимая посетителя в своей маленькой, если не сказать крошечной, гримерной.

— Афиши с вашим именем расклеены по всему городу, — польстил ему Груздев. — Кошеварин Геннадий Андреевич, — в свою очередь представился он.

— Очень приятно, — буквально пробуравил гипнотизер собеседника угольными зрачками, вызывая холодок на спине. — Вы написали, что имеете ко мне дело.

— Заранее прошу прощения за назойливость, я восхищаюсь вами и уже несколько раз посещал цирк…

— Достаточно комплиментов, — прервал его Генопольский, махая руками.

«Откуда в этом маленьком, худом, невзрачном человечке такая сила?» — почему-то подумал Груздев, вслух же произнес:

— Я поспорил на крупную сумму, и без вашей помощи мне не обойтись.

— Занятно. И в чем же суть вашего спора? — поинтересовался гипнотизер.

— Я сказал своему другу, что его престарелая мать — женщина в силе и вполне даже может влезть по пожарной лестнице на пятиэтажку. Он рассмеялся мне в лицо и сказал, что лучше меня знает свою мать. Не знаю почему, но его смех задел меня за живое. Возможно, сказалось то, что мы с ним немножко выпили. Я стал утверждать, что его мать не только залезет на крышу, но может постоять там какое-то время, а затем целой и невредимой спуститься на землю. В конце концов мы поспорили, а Элла Николаевна лишь посмеивалась над нами обоими, подавая закуску на стол. Вот такая история.

— Ну, вы и нагородили, — не сдержал улыбки Генопольский.

— Семен Абрамович, помогите, очень прошу.

— Извините, но подобной ерундой не занимаюсь.

— А вообще-то, можете загипнотизировать бабку?

— Это нетрудно, но…

— Только поймите правильно, — перебил Николай Сергеевич. — Дело не в деньгах, а в принципе. Я сам готов заплатить в два, три раза больше, лишь бы доказать свою правоту. — Предложение совершенно явно было сделано и склонило жадного гипнотизера на сторону посетителя.

— Простите, о какой сумме идет речь? — не сдержался он, чтобы не спросить.

Груздев назвал цифру, превышающую заработок артиста за весь летний сезон.

— Ого! — Генопольский присвистнул.

— Так вы возьметесь за это дело?

— Как это будет выглядеть практически: вы пригласите сына бабули, соберете в свидетели толпу зевак? — уточнил Семен Абрамович детали.

— Я знаю, что вам запрещено использовать в корыстных целях на людях свой природный дар. Пока из ума я не выжил. — Груздев догадался, что гипнотизер уже угодил в его сети. — Мы дождемся Эллу Николаевну около ее дома, а с собой я прихвачу фотоаппарат. Обещаю, что о вашем участии в моем споре никто не узнает, самому невыгодно.

— Только деньги вперед, — закончил деловую часть хозяин гримерной.

— Я прихватил их с собой, — обрадовал его собеседник, выкладывая на стол две толстые пачки, крупными купюрами.

Элла Николаевна Миронова более семи лет жила одна.

Дочка уже давно обосновалась в Америке и с помощью родного дяди открыла там свое рекламное агентство, которое теперь процветало. Мать она навещала редко, раз в два-три года.

Сын же жил в соседнем доме. Лет десять назад он «заглянул в бутылку», и с тех пор не было дня, чтобы он не напивался до свинского состояния. Три года его семья боролась со страшным зеленым змием, но потом жена махнула рукой, забрала дочь и уехала к родителям в другой город. Элла Николаевна же боролась с пороком сына до последнего, но в конце концов и она поняла, что напрасно тратит нервы и расходует оставшиеся силы. Чтобы бросить пить, в первую очередь должно исходить желание от самого больного, а ее безвольный сын даже на кодирование явился пьяным.

Благодаря опять же брату, Миронова ни в чем не нуждалась, но непристойная жизнь сына подтачивала материнское здоровье. Он чуть ли не каждый день клянчил у нее деньги, умолял, стоя на коленях, клялся, что последний раз, и женщина уступала, но не проходило суток, и все повторялось.

Буквально за последние три-четыре месяца Элла Николаевна заметно сдала, лицо осунулось, плечи сгорбились, тяжело передвигались старческие ноги. Но женщина бодрилась и заставляла себя каждый день прогуливаться на свежем воздухе, с шести до семи вечера. Вероятно, физическая нагрузка и удерживала ее от серьезных болезней.

В эту сентябрьскую пору погода на дворе баловала горожан летним теплом. Несмотря на то, что ночи становились все холоднее, днем светило приветливое и доброе солнышко, люди носили легкую одежду и наслаждались погодой.

Когда в обычное время Элла Николаевна вышла на прогулку, от соседнего дома, на торце которого была прикреплена пожарная лестница, за ней наблюдали двое мужчин, один из них с фотоаппаратом.

— Это она, — предупредил Николай Сергеевич гипнотизера и снял футляр с фотоаппарата.

Генопольский кивнул и, прищурившись, пристально посмотрел на старуху. Сначала Груздеву казалось, что гипноз на нее не действует, и, когда Миронова прошла мимо них, он потянул Семена Абрамовича за рукав.

— Не мешайте, — отмахнулся тот, не отрывая пристального взгляда от женщины.

Элла Николаевна удалилась от них метров на тридцать и неожиданно для Николая Сергеевича свернула к пожарной лестнице. И что еще удивительнее — полезла по ней наверх. Но когда женщина поравнялась с окном третьего этажа, произошло непредвиденное.

Груздев знал, что у Мироновой есть сын, но то, что он живет в соседнем доме, сказал Генопольскому наугад, но оказалось, что действительно угадал.

Сорокапятилетний пьяница, с припухшим, красноватым лицом, только что проснулся и протер воспаленные глаза. Голова у него раскалывалась и подташнивало. Чтобы хоть немного полегчало, он решил глотнуть свежего воздуха и открыл окно. Каково же было его удивление, когда он нос к носу столкнулся с матерью.

— Мам, ты куда? — произнес он хриплым голосом, не веря своим глазам.

Старуха вздрогнула и тоже вперила в сына непонимающий взор, а когда увидела, что находится на пожарной лестнице, да еще на высоте третьего этажа, то побледнела и вцепилась пальцами в лестницу.

— Ты ко мне? — спросил сын, забыв и думать про головную боль.

— Как я тут очутилась? — прошептала она сведенными от страха губами.

На лбу гипнотизера выступила испарина.

— Кто это? — взволнованным тоном поинтересовался он у Груздева.

— Ее сын, — нашелся Груздев, думая, что соврал, но попал в точку.

— Что прикажете теперь делать? Если бабка сорвется, нас с вами засадят.

— Так вы загипнотизируйте сначала его и отгоните от окна, — сообразил Николай Сергеевич.

Генопольский несколько успокоился и занялся пьяницей, а чтобы не привлекать к себе внимания ротозеев, которых, на их счастье, пока не было видно, они спрятались за ветками кустов сирени.

Сын Мироновой, словно по мановению волшебной палочки, исчез из виду и более не показывался.

Старуха сразу приободрилась и полезла выше. На крыше она взгромоздилась на бордюр, который протянулся по краю крыши, прошлась метров пять и повернулась лицом к гипнотизеру.

— Фотографируйте, и я спускаю ее на землю, — сказал Генопольский.

Он не мог видеть, что Груздев стоял со скрещенными за спиной руками, и тем более знать, что это послужило знаком подростку на велосипеде, с которым Николай Сергеевич за определенную плату договорился о небольшой услуге, сославшись на то, что хочет посмеяться над другом.

Фотограф-любитель вскинул фотоаппарат и долго примерялся, прежде чем щелкнуть. Щелчок совпал с наездом велосипедиста на Семена Абрамовича. Он упал в кусты, проворно вскочил на ноги и задрал голову. Но Эллы Николаевны на крыше уже не было, ей хватило мгновения, на которое отпустил ее гипнотизер, и она свалилась вниз. Вскрикнуть Миронова не успела, и только глухой стук оповестил мужчин о ее кончине.

Генопольский понял, что неумышленно стал убийцей, и в ярости поискал глазами велосипедиста, но того и след простыл. Вдруг его охватил неудержимый страх, и Семен Абрамович бросился бежать со всех ног. А возле Эллы Николаевны начинал собираться народ. Виновников ее смерти никто не заметил. Да и догадаться о столь изощренном способе убийства было практически невозможно. Легче предположить, что старуха потеряла разум и покончила с собой, что в дальнейшем подтвердил и ее сын.

Николай Сергеевич настиг Генопольского и резко дернул его за плечо. Они остановились посреди улицы, лицом к лицу, но с противоположной от места трагедии стороны.

— Хочешь сделать меня соучастником убийства? — простонал тот, чуть не плача.

В критический момент они перешли на «ты» и даже не заметили этого.

— Ты не соучастник, а убийца, — не жалел его Груздев.

— Прошу, никому не рассказывай, — взмолился гипнотизер, намереваясь встать на колени.

— Хочешь, чтобы нас запомнили?

Втянув голову в плечи, Семен Абрамович покосился по сторонам. Не договариваясь, они спокойным шагом двинулись подальше от места трагедии. Уже на безопасном расстоянии присели на скамейку.

— Что теперь будем делать?

Гипнотизера бил мелкий озноб, но мозг работал четко, как никогда.

— Я просил тебя оказать мне услугу. Позволь заметить, что безобидную, — добивал собеседника Груздев. — И хорошо заплатил за это. Ты же отправил бабку на тот свет. Вот и выходит, что денег не отработал.

— Я верну деньги, только не подставляй меня, — взмолился артист цирка. — Ведь кроме тебя об этом никто не знает.

— Хорошо, — на удивление быстро согласился Николай Сергеевич.

Он наклонился и разбил об асфальт фотоаппарат, затем собрал осколки и кинул их в урну.

— Будем надеяться, что сын несчастной не вспомнит о нашем пьяном споре, а она уже ничего не скажет.

— Если и вспомнит, откуда ему знать про меня? — подстраховался Генопольский.

— Не подведу, — заверил настоящий убийца, который разработал оригинальный план и претворил его в жизнь. — Но и ты сам не проболтайся.

— Что же, я враг себе?

Их беседу прервала женщина, которая узнала гипнотизера и попросила автограф…

Из командировки Груздев вернулся, когда Самойловы надели повторный траур. Свадьбу Елены Ивановны и Виктора Тимофеевича опять отложили на неопределенный срок. Зато Татьяна и Василий ждать не стали и зарегистрировали брак без огласки. Через месяц после гибели тетки Татьяна призналась неродному деду, что вышла замуж.

Иван Николаевич уже несколько отошел от невосполнимой утраты брата и сестры, поэтому посчитал, что столь знаменательное событие в семье необходимо отметить, но только в кругу близких родственников молодых.

В особняке Самойловых собралась странная компания. Елена Ивановна, ненавидевшая падчерицу, в присутствии отца мило улыбалась ей. Колесников вел себя так же. Татьяна, в свою очередь, терпеть не могла их обоих, но изображала из себя послушную дочь и внучку. Николай Сергеевич ни к кому из присутствующих неприязни не испытывал и тем не менее готовился к убийству двоих. Василий Груздев после потери Нины Колесниковой замкнулся в себе и шел на поводу у отца. Несмотря на то, что он был мужем Татьяны, совместной ночи с ней он до сей поры не провел. Той же муж явно нравился, и она липла к нему прямо за столом, а собравшиеся прощали молодоженам некоторую вольность и не заостряли на этом внимания. Василий с опаской поглядывал на довольную жену, но не отстранялся.

Единственный человек за столом был искренен ко всем. Это Иван Николаевич Миронов, вокруг которого и разгорались закулисные страсти.

На семейное торжество пригласили и тещу Николая Сергеевича, но в виду болезни она не смогла приехать. Правда, прислала поздравительную телеграмму, которую зачитал Миронов, как глава семейства.

— Танюша, пригласила бы мужа на танец, — проворковала Елена Ивановна. — А то что же это за свадьба без вальса. А мы на вас полюбуемся.

Падчерица хотела было возразить, но собравшиеся зааплодировали.

— Придется подчиниться, — прошептала она на ухо Василию, обдав горячим дыханием.

С безучастным видом Василий поднялся и взял суженую за талию. Банкетный зал заполнила мелодия вальса, о которой позаботилась хозяйка особняка.

— Страшилище, дура дурой, а какого парня отхватила, — прошептала мачеха на ухо Колесникову.

— Когда же мы с тобой распишемся? — тоже тихо отозвался тот.

— Теперь уже скоро. Живых родственников, из-за которых можно было бы еще раз перенести регистрацию брака, у нас с отцом не осталось, — пошутила собеседница с горькой ухмылочкой на лице.

А ведь когда-то улыбка у этой женщины была очаровательной и неотразимой. Но исчезла наивность, пропала искренность, и улыбка померкла. Впрочем, Елена Ивановна об этой утрате и не задумывалась.

Когда стихла музыка и молодые вернулись к столу, поднялся Иван Николаевич и произнес тост:

— Хочу выпить за то, чтобы почаще собирались вот за таким праздничным столом, а не за столом скорби и печали.

— Поминок справлять больше не по кому, — неудачно вставила дочь.

Но отец посмотрел на нее столь сурово, что она покраснела и опустила голову.

— Счастья вам, дорогие мои! — закончил Миронов, выпил стоя и только затем сел.

Вечеринка продолжалась до поздней ночи, и по старому русскому обычаю дед самолично проводил молодоженов до дверей спальни.

Василию не очень-то пришлась по вкусу идея оставаться в чужом доме, да еще наедине с взбалмошной, толстой и неприятной девушкой, мужем которой он стал. И только теперь, оглядев опочивальню жены, он запоздало понял, к чему привело его безволие.

«На все согласен, только бы не приставала ко мне», — подумал Василий, скользнув взглядом по оплывшей жиром фигуре суженой.

Но у Татьяны на этот счет были совершенно иные планы.

— Я оставлю тебя ненадолго, дорогой, — пропела она елейно-противным голосом и скрылась в ванной комнате.

Воспользовавшись ее отсутствием, Василий быстро скинул с себя одежду, потушил свет, нырнул под одеяло и притворился спящим. Он слышал, как перестала шуметь вода, как хлопнула дверь, но не реагировал, лишь сильнее зажмурился, как будто это могло как-то помочь.

Девушка появилась в спальне в тонком махровом халатике на голое теле.

— Милый, — позвала она мужа, остановившись перед брачным ложем и скинув халат, который скользнул по жировым складкам, где должна быть талия, по полным ляжкам и упал на мягкий ковер. Самойлова комплексов по отношению к своему телу не испытывала, привыкнув к нему с детства, потому как худенькой никогда не была. Она неторопливо забралась под одеяло и провела ладонью по мускулистой руке бывшего десантника, упругое, стройное, молодое тело которого манило. Девушка прижалась к его спине грудью и покрыла шею поцелуями. Василий крепился из последних сил, но не от порыва к любовным ласкам, а от нарастающего отвращения.

— Спи, уже поздно, — резко сказал он.

Татьяна громко рассмеялась.

— Так ты притворяешься, шалунишка.

Она содрогалась от желания и старалась быть с мужем ласковой.

Груздев вскочил, надел джинсы, схватил с журнального столика сигареты и закурил. Девушка же, даже при свете ночника, залюбовалась его обнаженным торсом.

— Скоро ты? — кокетливо произнесла она, надув и без того толстые губы.

— Чего ты от меня добиваешься? — не сдержался новоиспеченный муж, выпуская дым через нос.

— Сегодня наша первая брачная ночь, — словно школьнику, забывшему расписание уроков, напомнила ему жена.

— У нас брак по расчету, — коротко отозвался Груздев.

Сигарета закончилась, но возвращаться в постель ему не хотелось. Он машинально закурил следующую.

— Кто тебе такое сказал? Лично я вышла замуж по любви, — сказала Татьяна кокетливо.

— Мой отец обещал, что мы с тобой максимум через год разведемся, — ответил Василий, даже не вдаваясь в смысл произнесенных слов.

— Но целый год твое тело по закону принадлежит мне, — подшучивала над ним Татьяна. — Твой расчет — брачный контракт, мой расчет — любовь, — нагло заявила она, пользуясь сведениями, которыми отец с сыном не делился.

«Зря согласился на авантюру отца и связался с этой богатой, испорченной, избалованной женщиной, — промелькнуло в его мозгу. — Сдались мне ее деньги, если ради этого придется каждую ночь испытывать отвращение».

— Я завтра же серьезно поговорю с отцом, и мы разведемся. От тебя мне ничего не нужно, — сказал Василий уже вслух.

Такой расклад Татьяну, которая готовилась стать обладательницей миллионов, не устраивал, и она решила придержать свою спесь.

— Тоже мне примерный сыночек. Отец для него из кожи вон лезет, а он? — Тут ей в голову пришла идея: — Давай выберем нечто среднее, чтобы не расстраивать Николая Сергеевича и я не потеряла часть своего состояния.

— Что ты еще придумала? — Но теперь Василий смотрел на нее заинтересованно, ему не хотелось нарушать слово, данное отцу.

— Спать мы можем отдельно, и я больше не стану приставать к тебе, только на людях будем разыгрывать из себя счастливую семейную пару. Ты даже можешь с кем-нибудь встречаться, но тайно. Препятствий чинить не буду.

— Мне никто не нужен, лишь бы все оставили меня в покое, — раздраженно сказал Василий.

— Тем лучше. Но чтобы наш сговор обрел силу, мы должны втайне от Николая Сергеевича переписать брачный контракт.

— Где я не буду ни на что претендовать после развода? — догадался Василий.

— Ты сообразительный парень.

— Согласен, — безразлично произнес Груздев, завоевав таким образом право спать на отдельном диване.

 

Глава шестая

Николай Сергеевич рассуждал так: прежде чем избавиться от Елены Ивановны, необходимо досконально продумать и подготовиться к убийству Ивана Николаевича Миронова, чтобы у того практически не оставалось времени переписать завещание.

В том, что миллионер бросит все дела и помчится на похороны дочери, сомнений не вызывало. В такие минуты родители не задумываются о юридической стороне дела.

Особенно не мудрствуя, он надумал просто-напросто взорвать машину, в которой будет ехать Иван Николаевич из аэропорта в город. Мало ли конкурентов и недоброжелателей может быть у миллионера. Даже если в чем-то и попадут под подозрение прямые наследники Миронова, то подозрения еще нужно доказать. А то, что сын Николая Сергеевича и помыслами непричастен к преступлениям, воодушевляло Груздева-старшего. Но где приобрести взрывное устройство, да еще желательно радиоуправляемое? После долгих размышлений он пришел к выводу, что единственный человек, к которому он мог обратиться с подобной просьбой, был Кучер. Не откладывая задуманное в долгий ящик, он полетел в Москву.

Вор в законе принял его радушно, как почетного гостя.

— Что-то давненько ты к нам не наведывался. Забываешь старых друзей, — сказал он, когда они сидели за столом втроем, без посторонних. Третьим, разумеется, был Пигмей.

— Нехорошо забывать близких друзей, — не упустил тот случая пожурить сына подельника.

— Так получилось, что я стал управляющим крупной фирмой и своим бизнесом не занимаюсь, а сын недавно женился и теперь ему тоже не до коммерции. Отпала надобность часто бывать в столице, — оправдался приезжий.

— А сегодня какими судьбами? — хитро прищурился Носов, обнажив свои желтые зубы.

«Денег куры не клюют, а приличных зубов вставить не может», — подумал гость.

Ухмылка собеседника вызывала отвращение.

— С просьбой, если, конечно, не прогоните, — сказал Груздев.

— А ты обидчивый малый, — заговорил Касаткин, который некоторое время в беседе участия не принимал. — Все, что в наших силах, мы сделаем.

— Если это не в ваших силах, то таких сил не существует, к которым можно обратиться с моим делом.

— Не темни, а выкладывай открытым текстом, не люблю разгадывать кроссворды, — довольно мягко потребовал Кучер.

— Радиоуправляемая бомба нужна, — откликнулся Николай Сергеевич на требование прямым текстом, а Пигмей даже присвистнул.

— Запросы у молодежи пошли, — не сдержался он от высказывания.

— Жизнь поставила перед выбором, — констатировал Груздев с грустной улыбкой.

— По таким вопросам в наших кругах отчет держать не принято. — Касаткин остановил на госте пытливый взгляд. — Но если кто-то сильно обидел тебя, мы можем помочь, совсем не обязательно бросаться в крайности.

— Это особые разборки, касающиеся данного мною много лет назад слова, поэтому не хочу вмешивать сюда кого бы то ни было.

— Что ж, — кивнул Игорь Семенович. — В наше время не проблема приобрести любое оружие, только самолетом его в Оренбург не переправишь.

— Я был уверен, что вы мне поможете, — обрадовался приезжий. — Вернусь в родные края поездом.

— И все же напрасно отвергаешь помощь друзей. — Прикуривая, Кучер непроизвольно выдержал паузу. — Как-никак, мы не чужие, с твоим отцом нас связывали крепкие узы.

Но у Груздева не было желания посвящать собеседников в свои планы.

— Спасибо, сам разберусь.

«Сегодня друзья, но стоит приплыть миллионам в руки сына, начнут его рэкетировать», — здраво рассудил он.

И подельники Груздева помогли гостю. Они достали ему радиоуправляемую магнитную бомбу, кратко проинструктировав, как обращаться с пультом. Особой сложности взорвать бомбу не было, поэтому переспрашивать Николаю Сергеевичу не пришлось.

Избежать встречи с попутчиками в поезде невозможно. Несмотря на то, что столичные покровители приобрели билет гостю в СВ, купе все равно было двухместным. Попутчиком оказался Сушин Андрей Павлович, занимающийся челночным бизнесом. Он втиснулся в купе с грудой сумок, пакетов и чемоданов и сразу представился.

Груздев помог ему разместить вещи, но часть их так и осталась загромождать проход. Один из чемоданов Сушина был точной копией чемодана Николая Сергеевича. Закидывая его на самую верхнюю полку, он поинтересовался:

— Чемодан в ГУМе приобретали?

Чемоданы, словно братья-близнецы, посматривали сверху на своих владельцев, плотно прижавшись друг к другу.

— В ГУМе, — кивнул Груздев, лишь бы отвязаться от словоохотливого соседа, хотя сам понятия не имел, откуда его притащили подручные Кучера.

Всю дорогу болтливый сосед не умолкал ни на минуту. Сорокапятилетний облысевший мужчина, среднего роста, немного располневший для своих лет, как нельзя лучше подтверждал, что язык человеческий без костей. За сутки у Николая Сергеевича голова распухла до такой степени, что он готов был прибить разговорчивого собеседника. Ко всему прочему, уже в Оренбурге, увлекшись своей же болтовней, Сушин перепутал чемоданы и захватил чемодан Груздева.

Случайную подмену Николай Сергеевич обнаружил только у себя в квартире. У него на лбу даже пот холодный выступил, когда он раскрыл чужой чемодан и увидел перед собой кучу джинсов, рубашек и всякой мелочи — ремней, подтяжек, запонок и прочего. Не соображая толком, что делать, Груздев поискал бомбу, переворошив все барахло, и лишь спустя некоторое время понял, что занимается бестолковой работой.

Груздев обреченно опустился в кресло и закурил сигарету. Постепенно нервная система пришла в норму и заработал трезвый рассудок. Только теперь положительно и по достоинству оценил Груздев болтливость попутчика. Точного адреса тот не называл, но говорил, что проживает на улице Советской, а окна его расположены над козырьком «Салона красоты». Место в городе известное, поэтому дом и этаж Николай Сергеевич вычислил без труда. Фамилию он знал. Не теряя ни минуты, он выскочил из квартиры, а через какое-то мгновение уже сидел на заднем сиденье такси, которое катилось по ночному городу.

Прохаживаясь вдоль «Салона красоты», Груздев наблюдал за окнами над его козырьком, пока не заметил азартно жестикулирующих, по всей видимости, мужа и жену. Сушина он узнал без труда, а сообразить, к какой квартире относится окно, было делом простым.

Домой Андрей Павлович явился в превосходном настроении. В поезде он ехал с молчаливым собеседником, который выслушивал его целые сутки не перебивая, что в практике Сушина — большая редкость, если не исключение из правил, потому что посторонние более часа терпеть его не могли. Жена, сорокадвухлетняя симпатичная блондинка, встретила мужа в кухонном переднике, а в нос ударили аппетитные запахи позднего ужина.

— Как съездил? — чмокнула Ольга Сидоровна суженого в небритую щеку.

— Замечательно! — воскликнул оптимистически настроенный Андрей Павлович. — Но сначала ужин, в животе урчит.

И он блаженно зажмурился, представляя блюда семейной трапезы.

— Снимай куртку и мой руки.

— Оленька, ты у меня просто золотце, — бросил на ходу муж, вытянув губы в трубочку.

Только плотно поужинав, супруги нехотя принялись распаковывать вещи и привычно раскладывать их по отведенным местам.

— А это что такое? — спросила женщина, раскрыв чемодан Груздева, в котором кроме небольшой картонной коробки, полотенца и туалетных принадлежностей ничего не было.

Муж тупо уставился на чемодан.

— Вот идиот! — стукнул он себя ладонью по лбу. — Перепутал.

— Опять? — грозно взглянула на него супруга. — Вместо полного чемодана вещей приволок какую-то коробку. Адрес хоть его знаешь? — поинтересовалась она на всякий случай, заранее зная отрицательный ответ.

— Не спрашивал, но я ему сказал, что мои окна расположены над «Салоном красоты». Может, сам придет?

— Как же, держи карман шире. Что он, дурак менять полный чемодан на пустой?

— Может быть, в коробке что-то ценное? Давай посмотрим, — предложил Сушин.

Ольга Сидоровна обреченно вздохнула и сняла картонную крышку.

— Тут какая-то радиоаппаратура, — взяла она в руки пульт с короткой антенной и несколькими кнопками.

— Смотри не нажимай кнопок! — резко вскрикнул, выставив руки вперед ладонями, муж. Он в армии служил сапером.

От испуга жена выронила пульт на кровать.

— Что ты разорался?

Андрей Павлович тут же подхватил его и аккуратно отложил в сторону.

— Не трогай, — приказал он жене. Затем осторожно заглянул в коробку. — Так я и знал, — произнес Сушин, и лицо его покрылось красноватыми пятнами.

— Что?

Супруга смотрела на него расширившимися глазами, хотя еще не знала, что это за предмет, но реакция мужа говорила сама за себя.

— Магнитная бомба, — сказал муж.

— А она не взорвется? — ужаснулась женщина.

— Если не будешь трогать вон ту штуку, — кивнул Сушин на пульт, — то нет, — немного успокоил он ее. — Вот только ума не приложу, что нам с ней делать?

— Вызовем милицию, пусть они разбираются. Одна мафия кругом.

— А вдруг потом попутчик заявится и потребует свой чемодан обратно? — Андрей Павлович вытер носовым платком вспотевшую шею. К разряду смельчаков он себя не относил. — Может, выкинем или спрячем куда?

— Совсем рехнулся? Срок хочешь заработать?

Они принялись спорить, доказывая друг другу, как лучше поступить в подобной ситуации. Именно в это время и появился Груздев. Звонок в дверь заставил супругов замолчать.

— Иди посмотри, кто там, — сказала жена. А когда муж вышел из комнаты, подошла к телефону и набрала номер милиции.

— Срочно приезжайте, — затараторила она. Назвала адрес и повесила трубку, ничего толком не объяснив дежурному.

Сушин бесшумно подкрался к входной двери и заглянул в глазок. Его и до этого била мелкая дрожь, а теперь буквально затрясло от страха. Звонок повторился.

— Кто? — все же сумел вымолвить хозяин квартиры.

— Андрей Павлович, это ваш попутчик, — долетел до него доброжелательный голос.

— Что вам нужно? Сейчас уже поздно.

— Мы перепутали чемоданы, и я принес ваш, — сказал Николай Сергеевич, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать: «Открой дверь, придурок!»

— Подождите минутку, я сейчас.

Андрей Павлович вбежал в комнату, поспешно положил пульт на место, накрыл картонную коробку крышкой, побросал в чемодан выложенные туалетные принадлежности Груздева, захлопнул крышку и, щелкая замками на ходу, вернулся в прихожую. Затем распахнул дверь и изобразил на лице приветливую улыбку, больше похожую на загробную.

— Вот ваш чемодан, я еще даже не притрагивался к нему, — заверил он. — Давайте мой.

И в это время во дворе завыла милицейская сирена. В голове Николая Сергеевича мелькнула страшная догадка, и, чтобы избежать риска, он с силой толкнул дверь, втиснулся в квартиру и захлопнул ее, бросив чемодан, который принес с собой, на отлетевшего в сторону хозяина. Тот рухнул на пол.

— Милицию вызвал, сволочь?! — процедил он сквозь зубы.

— Что вы! — пролепетал Андрей Павлович. Из комнаты показалась супруга, внутри у нее все тряслось от страха, но она пришла на помощь мужу и с угрозой произнесла:

— Это я вызвала. Если с нами что-нибудь случится — вам несдобровать.

— Что ты им сказала? — потребовал ответа грозный налетчик, но женщина промолчала.

Тогда Николай Сергеевич молниеносно раскрыл свой чемодан, распаковал бомбу, дернул женщину за ворот халата и закинул ей бомбу за пазуху.

— А-а-а!.. — закричала было она, но налетчик зажал ей рот рукой, встав со спины, а во второй руке держал пульт.

— Не ори, а то взорву всех к чертовой бабушке! — сказал он твердо и повторил вопрос: — Что ты сказала милиции?

— Ничего не сказала, просто вызвала и назвала адрес, — призналась не на шутку перепуганная Сушина.

Не выпуская женщины, Николай Сергеевич приблизился к притихшему мужу, который продолжал лежать на полу с чемоданом в руках, пнул его и предупредил:

— Если впустишь ментов в квартиру, за жизнь твоей ненаглядной гроша ломаного не поставлю. А мне терять нечего. — Груздев перехватил хозяйку за волосы и уволок в спальню. В это время из подъезда долетел звук щелчка — сработал вызов лифта.

Андрей Павлович выдержал паузу после звонка в дверь и спросил недовольным тоном:

— Кому по ночам не спится?

— Открывайте, милиция, — ответил ему официальный голос.

— Что, интересно, вам от меня понадобилось? Приходите днем.

За дверью послышалось перешептывание, затем тот же голос сказал:

— Мы по вызову.

— Я вас не вызывал. Повторяю: приходите завтра днем.

— Значит, жена вызывала. — Представитель правоохранительных органов начинал нервничать. — Открывайте, не то взломаем дверь.

— Не имеете права. А жена давно спит.

— Андрюша, ну кто там? — специально громко, чтобы слышали за дверью, крикнула из спальни супруга.

— Говорят, что милиция, — отозвался муж. И спектакль, который они разыграли, достиг необходимого результата.

— Ложный вызов, — заговорил напарник милиционера, который не принимал участия в беседе с Сушиным.

— Похоже на то, — откликнулся тот. И уже громче сказал: — Извините, что потревожили.

— Бывает, — буркнул Андрей Павлович, утирая ладонью пот со лба.

— Не представляю, что мне с вами делать? — нагнетал на супругов страх Груздев, когда опасность миновала. — Оставить в живых — заложите, убивать — жалко.

— Мы будем молчать, — пообещала Ольга Сидоровна за двоих, а муж стоял с побледневшим лицом, будто воды в рот набрал. Взрывное устройство все еще находилось за пазухой женщины, а пульт в руках террориста.

— Что ж, — многозначительно произнес визитер, — пожалуй, оставлю вас в живых. Но учтите: у нас руки длинные и эта бомба не последняя в арсенале.

— Мы понимаем, — прорезался голос у хозяина квартиры, и он учащенно закивал головой.

— Ладно, отдыхай с дороги, — сжалился налетчик. — И не забудь проинструктировать жену. — Груздев внаглую засунул руку женщине под халат и извлек оттуда бомбу. — Проводи гостя, — обронил он хозяину с иронией.

Через минуту он покинул Сушиных, а те решили не рисковать собственной жизнью, подумав, что судьба их столкнула с крутым мафиози, и старались как можно реже вспоминать ночное приключение.

Последнее время Николай Сергеевич и Татьяна Самойлова на людях не встречались. Девушка звонила домой управляющему фирмой, и тот, если была в этом необходимость, называл место, где они могли поговорить, и назначал время.

Но в это утро он не находил покоя, а единственным союзником была Татьяна, поэтому прямо из офиса он позвонил домой Самойловым. На его счастье, к телефону подошла сама Татьяна.

— Нам надо срочно увидеться, приезжай в офис, — сказал он и повесил трубку.

Татьяна явилась минут через сорок. Груздев поделился с ней, как провел ночь.

— Они очухаются и побегут в милицию, — произнесла девушка.

— Не мог же я им залить рты цементом, — возразил Груздев.

— Их нужно было нейтрализовать.

— Каким образом? Не убивать же всех подряд. — Он рассчитывал, что в беседе с сообщницей успокоится, но разнервничался еще сильнее. — Своя судьба мне безразлична, опасаюсь только одного: не успею завершить начатое дело.

— Тем более необходимо поторопиться.

— Есть еще причина для спешки?

— У моей дорогой мамочки через неделю свадьба, она уже рассылает приглашения.

— Дед приедет? — задал Николай Сергеевич главный вопрос.

— А куда он денется? — подтвердила Самойлова. — Ему мать в первую очередь сообщила.

— Хорошо, — согласился управляющий, потирая лоб и всем своим видом показывая, как он занят. — Вылетит на свадьбу, а прибудет на похороны. Таким образом, завещание переписать не успеет. Ты уверена, что он все отписал Елене Ивановне? — подстраховался он.

— А кому же еще? Родственников у него больше не осталось. Матушка о составлении завещания еще не думает, поэтому миллионы потекут в мои руки.

— В наши руки, — поправил Николай Сергеевич, — не забывай о брачном контракте.

— Извиняюсь, — изобразила она улыбочку на полном лице, — в наши с Василием руки.

О том, что контракт аннулирован, естественно, ставить в известность Груздева не входило в ее планы.

— Звони мне каждый вечер, постараюсь придумать что-нибудь оригинальное.

— Ты мастер на такие штучки, — польстила ему в очередной раз Татьяна. И в ее интонации не было фальши. Она искренне восхищалась природным даром Груздева прятать концы в воду.

Оставшись в кабинете один, он ломал себе голову перед новой задачей. По опыту он уже знал, что идея приходит случайно и неожиданно, но главное, чтобы она приходила вовремя. До этого фантазия и удача не покидали его, но сейчас Груздеву казалось, что любому везению рано или поздно приходит конец.

В кабинете тихо работал телевизор, а Николай Сергеевич вообще не обращал на него внимания. Несколько раз взгляд его бегло скользнул по экрану. И вдруг сюжет заинтересовал его: главврач первой городской больницы рассказывал что-то, связанное с отравлением. Груздев потянулся за пультом и прибавил громкость.

— Таким образом, от винограда отравилось в городе двенадцать человек: трое мужчин, пять женщин и четверо детей, а в живых остались лишь две женщины. Огромная просьба к горожанам: покупая фрукты и овощи на рынке, требуйте, чтобы продавцы показывали вам сертификат качества. Не играйте в кошки-мышки с собственной жизнью, — закончил врач, и тут же заиграла рекламная мелодия.

Но информации, которую почерпнул Груздев, для него оказалось достаточно. Это именно то, что приходит случайно и неожиданно.

В тот же день Николай Сергеевич навестил в больнице оставшихся в живых женщин и представился им под чужим, вымышленным именем.

— Меня глубоко потрясла ваша трагедия, — трогательно произнес он.

— У меня умерли от отравления дочка и муж, — сквозь слезы сказала одна из женщин.

— А у меня сестра, — пожаловалась другая сердечному посетителю, который прошел в палату в своем халате, не отметившись в приемной.

— Какая нелепая, невероятная смерть. Виновника хоть арестовали?

— Да где ж его найдешь? Мало ли приезжих торгует на рынках? — сказала первая, стерев слезы уголком подушки.

— Да и какая нам-то разница: поймали продавца или не поймали? — добавила вторая. Она не плакала, но белки глаз заметно покраснели, вероятно, уже не оставалось сил плакать. — Мертвых к жизни уже не воротишь.

— Верно, верно, — сочувственно закивал Груздев. — В этом вам уже никто не поможет, но наша фирма, чтобы хоть как-то сгладить боль утраты, решила оказать вам материальную поддержку.

И он сказал название фирмы, первое, которое пришло в голову.

— Спасибо, — ответила та, что плакала, а другая промолчала.

— А виноград забрали на экспертизу? — опять задал вопрос посетитель.

— Мы весь съели, и вот результат: одна из всей семьи выжила. На себе экономишь, хочется, чтобы побольше витаминов досталось мужу, он у меня физическим трудом занимался, и дочурке.

Женщина не выдержала и зарыла лицо в подушку, заглушая рыдания.

— А у меня в холодильнике еще половина пакета осталась, — сказала вторая пострадавшая. Это было как раз то, ради чего явился сюда мнимый спонсор.

— Я должен записать ваши адреса, и мы еще увидимся.

После того, как благодарные женщины дали адреса, он взглянул на часы и смущенно улыбнулся: время, мол, поджимает, поднялся и попрощался:

— Выздоравливайте и до скорой встречи.

Вечером, как и было условлено, Татьяна позвонила Николаю Сергеевичу домой.

— Завтра, когда будешь посылать экономку на базар за продуктами, не забудь заказать виноград, — проинструктировал Груздев сообщницу.

— Для чего и почему именно виноград? — посыпались вопросы недоуменной собеседницы.

— Как говорится, всему свое время, и это не телефонный разговор, — остудил ее пыл Николай Сергеевич. — Встречаемся в полдень, в парке, на старом месте, — дал он последние указания, прежде чем прервать связь.

Ночью на своей личной машине Груздев разыскал частный дом пострадавшей от отравления. Пару раз проехал мимо на замедленной скорости, чтобы убедиться, что в доме никого нет, и для верности даже помигал фарами в окна, но признаков жизни не обнаружил, лишь залаяла собака. Но и на этот случай Груздев все продумал. Он отогнал автомобиль за квартал, к многоэтажным домам, и вернулся пешком, с пакетом в руке. Перед тем как перелезть через забор, вынул из пакета и надел на левую руку рукав от телогрейки, который оторвал в гараже, а в правую руку взял шприц с большой дозой снотворного. Легко перемахнул через невысокий забор и снял с иглы предохранительный колпачок.

Собака, за которой присматривали и кормили днем соседи, громко залаяла. Но Груздев, выставив вперед левую руку, смело двинулся на нее. Домашний сторож вцепился клыками в рукав, и лай сменился рычанием. Лазутчик изловчился, воткнул иглу в бок собаке и быстрым нажатием большого пальца на шприц ввел снотворное. Рычание заметно стихало, ослабевала хватка горе-сторожа. Через тридцать — сорок секунд, если снятся собакам сны, то она их уже видела. Прижавшись к забору, Николай Сергеевич минуты три выждал, прислушиваясь к ночной тишине.

Убедившись, что соседей не потревожил, направился к дому. Замок на двери он ломать не хотел, поэтому обошел вокруг дома, нажимая на форточки. Одна из них поддалась. Тогда он просунул в нее руку и щелкнул задвижкой. С тихим скрипом оконные створки отошли внутрь помещения, а вслед за ними последовал и сам Груздев.

Проводить обыск или воровать в его задачу не входило, и он прямиком отправился на кухню. Женщина не обманула, в холодильнике Груздев действительно обнаружил пакет с виноградом, из-за которого несчастная потеряла сестру. Тем же способом, что и забрался, стараясь не оставлять следов, Николай Сергеевич выбрался из помещения на улицу, унося с собой лишь небольшой пакет, который предназначался для вполне определенной цели. В холодильнике он оставил виноград, который принес с собой, уверенный, что выжившая хозяйка его выкинет.

На следующий день, когда Николай Сергеевич явился на назначенную им же встречу, Татьяна уже поджидала его, сидя на скамейке и подняв воротник норковой шубы.

— Вот, — сунул он ей пакет с виноградом, даже не присев. — Храни где хочешь: в холодильнике, в погребе, на твое усмотрение, но за три дня до свадьбы Елена Ивановна должна вдоволь его откушать.

Девушка заглянула внутрь пакета и вопросительно посмотрела на сообщника, переминавшегося с ноги на ногу в ботинках на тонкой подошве. Зимние холода в этом году наступили раньше обычного.

— Виноград отравлен?

— Да, но не цианистым калием и вообще не химическим путем. От него пострадало в городе двенадцать человек, в живых осталось только двое. А приобретен он на базаре, так что версия об умышленном убийстве отпадает сама собой, — просветил девушку Груздев.

— А если все-таки у милиции закрадутся подозрения?

— Слушай внимательно и не перебивай. Каждый день, составляя экономке список на продукты, не забывай туда вписывать и виноград, но особого на нем внимания не заостряй. В день, который тебе назвал, проследишь, чтобы среди нормального винограда несколько отравленных виноградинок попали вам с Василием, матери же твоей должна достаться львиная доля. У вас наступит лишь легкое отравление, и это отведет подозрения милиции. Основная же претендентка на многомиллионное наследство деда отправится в мир иной, — подробно изложил свой хорошо продуманный план Николай Сергеевич.

— А когда умрет дед? — сам собой напросился вопрос у девушки.

— По дороге из аэропорта. Он так и не узнает о кончине дочери. Но это мы обсудим позднее.

— Понимаю, — отозвалась Самойлова с иронией, — нужно с уважением относиться к возрасту и беречь нервную систему предков.

Сообщник не поддержал ее черного юмора, а кивнул на прощание и первым удалился, так и не присев на скамейку.

…Ослепительные лучи зимнего солнца светили в лицо женщине через приоткрытые шторы спальни и, конечно, не могли не разбудить ее. Елена Ивановна вскинула вверх бесцветные ресницы, но тут же прищурилась, отвернула лицо в сторону и блаженно потянулась. У нее на бедре покоилась рука Колесникова, человека, чьей любви она добивалась в юности. С годами чувства притупились, и она отбивала его у бывшей соперницы уже из принципа. Но Виктор Тимофеевич сумел пробудить уснувшую любовь: подхалимством и лаской, цветами и подарками за ее же счет. И вот результат — через три дня свадьба. Если бы только Виктор тогда знал, что отвергнутая им подружка достигнет таких социальных высот, да еще с невообразимой перспективой будущего, разве бы он ее бросил? Нет, не из того теста замешан Колесников, не из того. Но и спустя годы для него все вроде бы устраивалось хорошо.

Самойлова коснулась губами кончика носа возлюбленного и улыбнулась, ее светло-зеленые глаза при этом сверкнули изумрудным, лучезарным блеском, а улыбка на овальном лице казалась искренней.

«Совсем как в юности, — проснувшись, подумал Виктор Тимофеевич. — Вот что любовь творит с женщиной». Он не сомневался, что сумел распалить сердце неприступной и богатой гордячки.

— Доброе утро, милая, — произнес он вслух с нежным оттенком в голосе. — Как спалось, что снилось?

— Тебя во сне видела, — засмеялась Елена Ивановна. — И знаешь, чем мы занимались, знаешь?

— Могу себе представить, — принял игривый тон любовник. — То-то я смотрю: ты с утра свежая, как огурчик, а я выжатый, как лимон.

— Не до конца выжат, не до конца, — продолжала дурачиться женщина. — И сейчас я тебе это докажу. — Она отбросила простыню и перекинула свое обнаженное тело на Колесникова.

— Пощади, — взмолился тот в шутку, обнимая ее за талию.

Постепенно их реплики ограничивались вздохами, перешедшими в обоюдный стон наслаждения…

— Я бы с удовольствием выпил шампанского, — изъявил желание Виктор Тимофеевич, раскинув поперек огромной кровати свое обмякшее от усталости тело. Елена Ивановна лежала на спине, закинув на него ноги.

— И я бы не отказалась.

— Позвать экономку? — пошел на хитрость мужчина.

— С ума сошел? — испугалась женщина. — Сама принесу.

Она нехотя поднялась и направилась к бару. Открыла дверцу, выхватила оттуда бутылочку французского дорогого шампанского и шоколадку с орехами самарского производства.

— Не хочу закусывать шоколадом, — капризничал, словно ребенок, Виктор Тимофеевич.

Женщина бросила взгляд на стол и ничего там, кроме вазы с виноградом, не обнаружила.

— Я ее уволю, — имела в виду она экономку, — совсем обленилась.

Конечно же, экономка была ни при чем. Это было делом рук падчерицы, которая давненько не конфликтовала с мачехой. Елена Ивановна относила эту перемену к ее замужеству и просто-напросто о Татьяне не вспоминала, будто ее совсем не существовало. Колесников проследил за ее взглядом и сказал:

— Виноград тоже неплохо, уж куда приятней шоколада, особенно утром.

Они выпили, а потом целовались долго, не без удовольствия, а когда все же оторвались друг от друга, хватали раскрытыми ртами воздух.

— Я пьян от счастья! — воскликнул мужчина.

— Я дам тебе закусить, чтобы окончательно не померк твой разум, — состязались они в остроумии. Самойлова отделила от виноградной кисти одну виноградинку и забросила ему в рот.

— По-моему, он с каким-то привкусом, — придрался Колесников.

— Рабу не нравится то, что хозяева подают ему на завтрак? Тогда еще шампанского!

После второго фужера привкус исчез. Они баловались, закидывая друг другу виноградинки в рот. Так продолжалось довольно долго. Чередование шампанского с виноградом закончилось, когда женщина вдруг почувствовала, что ее подташнивает.

— Кажется, вино несвежее, — сказала она и поднесла ладонь к губам.

— Такая марка, не может быть, — возразил счастливый любовник, который пока чувствовал себя нормально.

— И тем не менее я схожу в ванную комнату.

Пока женщина отсутствовала, тошнота подкатила к горлу и у мужчины. Елена Ивановна вернулась со смертельно побледневшим лицом.

— Похоже, ты права.

Он убежал в освободившееся место, а когда вернулся, то видом мало отличался от партнерши. Их уже не тошнило, но мутнело в глазах и начинались рези в желудках, которые усиливались с каждой минутой. Взгляд Самойловой задержался на вазе с остатками винограда, и она предположила ослабевшим голосом:

— Нас отравила падчерица.

Колесников накинул на обоих простыню и, протянув ослабевшую руку к прикроватной тумбочке, нащупал кнопку вызова и нажал ее. Спустя мгновение в спальне появилась молодая девушка в белом переднике. Она застыла на пороге, смущенно прикрыв глаза длинными ресницами.

— Где Танька? — собравшись с силами, строго спросила хозяйка.

— Ей и Василию Николаевичу стало дурно, что-то с желудком, и они уехали буквально минут десять назад в больницу.

— Сами? — подал голос Виктор Тимофеевич.

— Сами, — подтвердила ничего не понимающая девушка.

— А мы уже сами не сможем, — с грустью констатировал он, наблюдая ухудшение состояния своей без пяти минут жены. — Срочно вызывай «скорую помощь».

Девушка кинулась к телефону. Она не могла сообразить, что случилось с хозяевами и почему они так резко и все сразу заболели?

Машина «скорой помощи» прибыла даже быстрее обычного, но Елена Ивановна уже выкрикивала в бреду отрывки каких-то фраз, а Виктор Тимофеевич хоть еще и не потерял сознания, но наблюдал за действиями медицинских работников сквозь толщу пелены, застилающей глаза.

Елена Ивановна скончалась через три часа после того, как ее доставили в реанимацию. Колесникову благодаря сильной сопротивляемости крепкого организма чудом удалось выжить.

Спустя трое суток, как раз в день похорон его несостоявшейся жены, он лежал в палате. Здоровье значительно улучшилось, кризисный период миновал.

Татьяна и Василий отделались лишь испугом, получив легкое отравление.

Татьяна Самойлова — при браке она сохранила свою девичью фамилию — стояла в изголовье покойной, с виду убитая горем. Роль несчастной она исполняла отменно, и даже глаза у девушки были на мокром месте.

Николай Сергеевич протиснулся сквозь плотные ряды людей и тронул Татьяну за локоть, та повернула к нему лицо с покрасневшими веками и кончиком носа.

— Извини, — тихо сказал тесть, но так, чтобы слышали рядом стоящие, — но через два часа прилетает твой дед. Необходимо отправить в аэропорт машину.

Присутствующие с пониманием расступились, пропуская их.

— Я пошлю водителя на материном «мерседесе», — сказала девушка, когда они вышли на улицу и оказались наедине.

— Нет, — отрицательно покачал головой Груздев. — Пошли красный «ауди». — И пояснил: — Автомобиль оборудован для встречи. Я тоже поеду в аэропорт, но опоздаю к прибытию самолета, а по дороге стану свидетелем трагедии. В случае чего подтвердишь, что я замотался с делами и выехал с большим опозданием.

— Разумеется.

И она растянула свои толстые губы в хитрой улыбке.

Николай Сергеевич предупредил водителя «ауди», что ему необходимо еще сделать кое-что срочное, связанное с траурной церемонией.

— Если я опоздаю, меня не ждите. Встретишь Ивана Николаевича, сам и вези его сразу сюда, — напутствовал он человека, который натирал машину полиролью.

— Да вы не волнуйтесь, Николай Сергеевич, — с готовностью отозвался тот, — все сделаю, как положено.

Груздев жалел доброго и простого парня, стечением обстоятельств обреченного на гибель. К тому же тот работал у него личным водителем, но именно по этой причине управляющему легче всего было закрепить заранее на днище автомобиля «ауди» магнитную радиоуправляемую бомбу.

— Тогда с Богом, — произнес Груздев дрогнувшим голосом и отвернулся. Совесть не позволила ему взглянуть в глаза парня.

Николай Сергеевич припарковал свой «жигуленок» рядом с будками телефонов-автоматов. Вышел из машины, долго рылся в карманах в поисках жетона, но наконец нашел и облегченно вздохнул. Он набрал номер справочной «Аэрофлота» и поинтересовался, не опаздывает ли самолет из Москвы, которым ожидали прибытие Ивана Николаевича Миронова.

— Самолет только что совершил посадку, — ответил ему женский голос. Груздев поблагодарил и повесил трубку.

«Ну, последний рывок к конечной цели», — пронеслось у него в голове.

Груздев на высокой скорости проскочил развилку на поселок Нежинка, а через километр сбавил скорость и стал на обочине. Неторопливо извлек из бардачка двадцатикратный бинокль и посмотрел в него: поворот к аэропорту великолепно просматривался. Пульт он положил на пассажирское сиденье. Сосредоточенность отбросила личные эмоции на задний план, и, кроме поставленной перед собой задачи, он ни о чем не думал.

Красный «ауди» четко обозначился в поле его зрения. Руки у Николая Сергеевича чуть дрогнули, но он отложил орудие наблюдения в сторону и хладнокровно взял в руки пульт. Затем щелкнул маленьким тумблером, но красная лампочка не загорелась. Он пощелкал тумблером несколько раз — безрезультатно. Начинали сдавать напряженные до предела нервы, но он сумел справиться с охватившей было его паникой и решил проверить контакты на батарейке.

«Спокойно, только спокойно», — как мог успокаивал он себя, но руки плохо слушались и продолжали трястись. В конце концов Груздеву удалось-таки откинуть крышку с обратной стороны пульта. Оттуда выпала батарейка, он хотел ее поймать, но неловко поддел рукой и та вылетела в щелку приоткрытого окна. С обезумевшим видом неудачник наблюдал, как проскочивший мимо грузовик раздавил ее. «Что же делать, что делать?» — звенело в его голове, а красная машина приближалась, ее уже можно было видеть и без бинокля.

— Двум смертям не бывать, одной не миновать, — произнес вслух Николай Сергеевич, — лишь бы с пользой для дела. — Он включил зажигание, затем сразу вторую передачу. Автомобиль, пробуксовав, резко рванул с места, оставив за собой поднятый вместе с землей грязный снег. Разогнавшись до ста сорока километров, Груздев решительно вырулил на встречную полосу, в глазах при этом светился азарт, страха не было.

Водитель «ауди» заметил несущийся в лоб «жигуленок», но среагировать не успел. Страшное столкновение унесло жизни всех участников аварии еще до взрыва, который прогремел с невероятной мощностью, разбрасывая разорванные металл и тела на несколько десятков метров по сторонам.

Исходя из показаний Самойловой Татьяны, милиция пришла к следующему выводу: Груздев Николай Сергеевич с опозданием выехал встречать родственника. Машины встретились на трассе и остановились носом друг к другу. В это время и прозвучал взрыв. Эксперты лишь пожимали плечами, потому что на месте трагедии что-либо выяснить было просто невозможно: огромной мощности взрыв скрыл истину. На дороге лишь остались едва заметные следы протекторов шин.

 

Глава седьмая

Только потеряв близкого и дорогого человека — отца и сопоставив воедино все события, все смерти, Василий догадался, что же произошло на самом деле. Невзирая на то, что Николай Сергеевич совершил ряд убийств, сын продолжал любить его и сожалеть о его гибели, учитывая, что на преступления он пошел ради его обеспеченного и безоблачного будущего. Многое теперь встало на свои места. Теперь ему было ясно и то, что его жена являлась сообщницей Груздева-старшего, но в милицию решил не заявлять, дабы не порочить имя отца.

«Эх, папа, папа, что ты наделал? — думал Василий спустя два месяца, лежа на диване в своей комнате. — Никакие несметные богатства тебя мне не заменят».

Все это время он вел замкнутый образ жизни. Заброшенное акционерное общество обанкротилось и развалилось еще тогда, когда он женился. Новых источников заработка он не искал, пользуясь средствами Татьяны, которая, как ни странно, управляющим назначила Колесникова Виктора Тимофеевича. Для Василия оставалось секретом, как тот сумел подступиться к совсем недавно ненавидевшей его девушке. Но, вероятно, склонные к подлости люди всегда находят общий язык.

От безделья мужа оторвала Татьяна, неожиданно появившаяся в его спальне. Он посмотрел на нее даже с некоторым удивлением, до этого она сама к нему не заходила.

— Что надо? — грубовато спросил он.

— Проведать зашла. А что, нельзя? Муж как-никак.

— Надо же, какой стала заботливой, — откликнулся муж с иронией.

— Достаточно уже, наверное, слезы лить, мертвые не воскреснут. — Девушка присела на край дивана. — Я тоже всех близких потеряла.

Василий лежал в одних спортивных брюках, майки на нем не было, и девушка с удовольствием изучала взглядом его торс.

— Мне кажется, что и при их жизни у тебя близких не было, — съязвил он. — Для тебя люди — мусор, и никого, кроме себя, не замечаешь.

В его тоне звучала нескрываемая злость, но Самойлова не обиделась.

— Да ладно тебе, скоро получу наследство — и весь мир ляжет у наших ног.

Она положила пухлую руку ему на грудь.

— Убери.

И он наградил ее таким взглядом, что та испуганно отдернула руку.

— Мы все-таки муж и жена, — предприняла она еще одну попытку найти общий язык.

Василий был до того строен и красив, что не мог не привлекать к себе внимания.

— Фиктивные, — напомнил он. — Забыла про уговор с отцом?

Намек сработал, и Самойлова вспыхнула.

— Что ты из себя представляешь? Голь перекатная! Иждивенец! — сорвался голос Татьяны на крик. Но крик только развеселил Василия.

— У меня жена богатая наследница, — засмеялся он ей прямо в лицо.

— Да я тебя, я тебя… — Она вскочила и сжала кулаки, намереваясь ударить. Но, ловко увернувшись, он спрыгнул на ковер.

— Еще раз сунешься — получишь, — подзадорил он ее.

— Сгною, сволочь! Завтра же подам на развод, и катись ты ко всем…

— Стоп, — перебил ее Василий, обнажив белоснежные, ровные зубы в улыбке, что еще сильнее раздражало Самойлову. — Сам разберусь, куда мне идти.

Взбешенная, с раскрасневшимся лицом и с выпяченной мясистой нижней губой, супруга готова была разорвать мужа на куски. Но была слишком большая разница в физической силе, и это заставило ее взвыть от бешенства. Она смахнула с тумбочки настольную лампу, которая упала, но не разбилась. Тогда Татьяна принялась топтать ее ногами.

— Смотри, не лопни от злости, — насмехался муж.

Он впервые осознанно и откровенно издевался над женой, вымещая на ней все свои несчастья. И чем яростнее бушевала Самойлова, тем спокойнее становилось у него на душе.

О материальном положении Груздев не задумывался. «Лучше жить нищим, — думал он, — чем с такой отвратительной, мерзкой тварью». Он считал, что в каждом человеке есть свои достоинства и недостатки, только у каждого в разных пропорциях.

Татьяна же для него была настоящим отстойником пороков. Ничего положительного при всем желании и старании он в ней не находил. Она вызывала у него только чувство отвращения. Даже ненавистью ее удостоить он не мог, испытывал презрение и брезгливость.

Супруга стихла так же внезапно, как и вспыхнула.

— Чтоб сегодня же ноги твоей в моем доме не было! — потребовала она.

— Как прикажете, госпожа, — выдерживал он манеру общения, но она более не взрывалась.

К вечеру Груздев собрал свои немудреные пожитки, которые уместились в одном чемодане, и покинул ненавистный особняк. На следующий день по обоюдному желанию и согласию они подали заявление на развод, но по закону еще две недели вынуждены были оставаться мужем и женой. Правда, жили теперь, к взаимному удовлетворению, отдельно. Василий переехал в квартиру отца…

Два дня буйствовала Самойлова. Экономка и охрана особняка боялись показываться хозяйке на глаза. Но на третий день заперлась в своей спальне, на телефонные звонки не реагировала и никого не принимала.

— Татьяна Станиславовна, — постучала ей в дверь экономка, но ответа не последовало. Она перевела дух и позвала снова: — Татьяна Станиславовна, к вам посетитель.

— Посылай всех к черту от моего имени! — раздался за дверью раздраженный голос.

Колесников отодвинул экономку в сторону и сказал:

— Мне необходимо переговорить по делам фирмы.

Тишина воцарилась надолго, видно, в комнате Самойлова обдумывала, как поступить. Наконец щелкнула задвижка и дверь приоткрылась.

— Заходи. — Виктора Тимофеевича она посчитала единственным человеком, с которым можно сварить кашу. Взбудораженная, с взлохмаченной прической, в коротком стеганом халате, хозяйка бесцеремонно завалилась на кровать, обнажив полные ляжки. — Слушаю.

Колесникову ничего не оставалось, как расположиться в кресле и держать отчет.

Татьяна не вникала в суть, а изучала его внешность.

«А он ничего, — копошилось в ее сознании. — Видный мужик, невзирая на то, что годится в отцы. А что, если затащить его в постель?»

Эта мысль, вероятно, пришла ей в голову из-за желания отомстить мачехе. Даже после ее смерти она продолжала ее ненавидеть, представляя реакцию Елены Ивановны, если бы та застала падчерицу с ее любовником в одной постели.

— Знаешь, почему я пригласила тебя на должность управляющего? — оборвала она гостя.

Тот замолчал и пожал плечами.

— Потому что ты мне нравился еще с тех пор, как начал встречаться с мачехой.

Такой неожиданный поворот дела застал посетителя врасплох. Однако будучи неглупым человеком и не имея в арсенале высоких моральных устоев, он понимал прямую выгоду от любовной связи с хозяйкой и наследницей умопомрачительного состояния. Внешность Самойловой его совсем не привлекала, что вполне естественно, но и брезгливостью Колесников почти не страдал. Ко всему прочему, при удачном раскладе, она могла заменить ему Елену Ивановну, а значит, надежда достичь высокого социального положения в обществе сохранялась.

Опытный бабник как бы невзначай скользнул восхищенным взглядом по ногам Татьяны.

— Люблю пухленьких женщин, — сделал он первый сдержанный комплимент.

Татьяне Станиславовне лесть понравилась, и она кокетливо улыбнулась.

— Я ужасно одинокий человек. Мы подали с мужем на развод, и он ушел от меня, — пожаловалась она. — Некому приласкать, пожалеть беззащитную женщину.

«Это ты-то беззащитная?» — подумал Виктор Тимофеевич.

— Если бы я только мог чем-то помочь.

Он поднялся, прошелся по комнате и присел на край кровати.

— Я так переживаю и оплакиваю смерть матери, — она умышленно не назвала Елену Ивановну мачехой, — а тут еще и муж бросил.

— Значит, он недостоин тебя, — с чувством произнес Виктор Тимофеевич и взял ее руку в свою широкую ладонь. — Тебе нужно, чтобы рядом находился зрелый и опытный мужчина, чтобы быть за ним, как за каменной стеной.

— У тебя сильные и приятные руки, я бы доверилась им. — Это уже был прямой намек на близость. — Вот послушай, как бьется сердце несчастной женщины, — и она приложила его руку к своей груди, что послужило для Колесникова предложением лечь в постель.

Он сдавил большую и мягкую грудь, а ко второй приложил другую руку. Татьяна томно прикрыла веки и запустила свою ладонь к нему под рубашку. В дальнейшем слова уже не понадобились. Зрелый мужчина действительно оказался опытным и непревзойденным любовником. По крайней мере, так казалось Татьяне. Мужчины ее не очень-то баловали своим вниманием.

Управляющий полностью удовлетворил изголодавшуюся молодую женщину и завоевал себе место под солнцем. С этого момента они стали неразлучной парой, вызывая всевозможные кривотолки со стороны окружающих.

Груздеву было абсолютно все равно, где пролеживать бока и предаваться грустным воспоминаниям. Депрессия прогрессировала, и он подолгу лежал на диване, уставившись в одну точку на потолке, и даже моргал очень редко. Неподвижное тело, вытянувшееся на диване, и остекленевшие, застывшие на одном месте зрачки больше напоминали манекен, нежели живого человека. Потребности в пище практически он не испытывал, ему хватало на день одной булочки и пакета кефира, за которыми он совершал утреннюю прогулку до магазина.

Последние два дня он вообще ничего не ел и из квартиры не выходил. В подсознание уже закрадывалась мысль о самоубийстве, но здравый смысл он еще не потерял.

Так прошла неделя. «И что это я себя похоронил раньше времени, ведь мне нет еще и двадцати трех лет», — неожиданно для себя подумал парень, но лицо при этом оставалось бесстрастным. Он уже привык шевелить мозгами, не выказывая внешних эмоций. Тут он вспомнил, что как раз через неделю у него день рождения. «Вот бы отметить его в обществе Нины. Ну и что, что она любит другого, я ведь ни на что не претендую. Только видеть ее, слышать ее голос, ощутить теплоту отзывчивых и все понимающих глаз. Только встреча с ней придаст мне жизненную силу», — решил он окончательно и сразу вскочил на ноги.

Где найти Нину, Василий, конечно, не имел ни малейшего представления, но когда ставишь перед собой определенную задачу, то начинаешь рассуждать здраво. «Они не могли уехать в незнакомые места. Помнится, что Нина рассказывала про дом дедушки и бабушки, который после их смерти мать продавать не захотела, все же родилась там», — размышлял он. Но сколько Василий ни напрягал память, вспомнить название села так и не смог. «Этот прощелыга, Виктор Тимофеевич, который считается ее папочкой, наверняка знает». Уважительно думать об этом человеке он просто не мог. Теперь не то чтобы лежать, уже сидеть на месте для него было настоящей пыткой. «Действовать и только действовать, чем быстрее, тем лучше».

Колесников курил сигарету, откинувшись на спинку офисного кресла в своем новом кабинете. Он мечтал и строил планы на будущее и от этого блаженствовал. Фундамент отношений заложен, и женитьба на молодой и капризной толстухе — цель реальная. Его сладостные думы прервал шум в приемной. Новоиспеченный управляющий, рассчитывающий в ближайшем будущем стать полновластным хозяином, затушил в пепельнице окурок и нехотя нажал кнопку селектора.

— Элен, что за гомон в твоем ведомстве?

— К вам на прием рвется парень, — отозвалась секретарша.

— Кто такой?

— Сын бывшего управляющего.

— Я занят, так ему и передай, — дал указание Колесников, но слишком поздно.

Дверь кабинета широко распахнулась, и в него буквально ворвался возбужденный Василий, который воспользовался тем, что девушка занята разговором со своим начальником.

— Я не займу много времени, — предупредил Груздев на всякий случай.

— Перенесем беседу на вечер, — предложил хозяин кабинета. — Здесь не место для выяснения личных отношений. К тому же Танюша сказала, что вы уже через неделю разводитесь. — Колесников подумал, что посетитель узнал про их связь.

— Так вы и на любовном поприще спелись? — удивился Груздев. — Да, но… я по другому поводу, — продолжил он и миролюбиво улыбнулся. — Супруга меня не интересует и вольна заниматься всем, что взбредет ей в голову, — успокоил он его окончательно.

— Это меняет дело. — Колесников кивнул на стул для посетителей, предлагая располагаться, а сам опять нажал кнопку селектора: — Элен, две чашечки кофе, пожалуйста. И меня ни для кого нет. — Затем повернулся к посетителю. — Честно признаюсь: мне ваша супруга давно нравится, несмотря на существенную разницу в возрасте.

— Не нужно лицемерить и принимать меня за идиота, — несколько грубовато сказал Василий. — До Татьяны вам нравилась ее мать. Да вы и макаку полюбите, только бы она являлась наследницей крупного состояния. И довольно об этом, на мой взгляд — вы подходящая пара, и возраст здесь не помеха.

— На что намекаешь? — перешел на «ты» хозяин кабинета, недовольный, что с ним подобным тоном беседует молодой человек, который ему в сыновья годится.

— Надо же, какой гордый, — последовал его примеру Василий и тоже перешел на «ты». — Не в твоих интересах вступать со мной в дискуссию, я ведь могу заартачиться и передумать с разводом.

— Это вопрос всего лишь времени, а я ждать умею, — не уступал собеседник.

— А если я вернусь, повинюсь, ублажу молодую жену? Интересно, кого она выберет: молодого, энергичного или того, кто почти на двадцать лет ее старше?

Блуждающая на устах Груздева улыбка раздражала Колесникова, казалось, что он специально над ним издевается. Впрочем, Виктор Тимофеевич был недалек от истины, но вовремя сообразил, что идти на обострение действительно не в его интересах, по крайней мере сейчас.

— Что ты завелся? Сам же сказал, что Татьяна тебя не интересует. Говори, с чем пожаловал, а я постараюсь, в меру своих возможностей, помочь.

— Я хочу найти Нину.

— Ах, вот оно в чем дело? — просиял управляющий. — Я давненько не был на родине, но слушок дошел, что дочка с бывшей женой там, — подтвердил он догадку Василия.

— Как село называется?

От нетерпения посетитель даже заерзал на стуле.

— Пономаревка. — Колесникову не было смысла скрывать местонахождение дочери, выгоднее отправить парня с глаз подальше.

В это время вошла секретарша с двумя чашками кофе на подносе, но парень уже летел к выходу и едва не сбил ее с ног. Элен еле успела увернуться.

— Сумасшедший! — крикнула она ему вдогонку.

— Извини, — отозвался на ходу Груздев, а Колесников облегченно вздохнул.

— Кофе уже не нужен? — спросила Элен.

— Поставь на стол, я обе чашки выпью, — сказал Виктор Тимофеевич. Оттого, что удалось справиться с очередной помехой на пути к богатству, настроение у него заметно поднялось.

Колесников вновь перебрался в особняк Самойловых и не горел желанием покидать его повторно. Новую хозяйку он считал глупой дурнушкой и надеялся со временем подчинить ее своей воле, а значит, захватить власть над наследством. Ему и в голову не приходило, что Татьяна проделала огромную криминальную работу, чтобы остаться единственной обладательницей миллионов долларов, и делиться ни с кем не намеревалась. Виктор Тимофеевич думал, что девушка разбогатела благодаря удачному для нее стечению обстоятельств. Но главное для него было то, что самому удалось выбраться из всей этой неприятной истории, связанной со смертью Елены Ивановны, без потерь.

— Куда это мой муженек запропастился? — негодовала Самойлова. — Завтра мы должны с ним разводиться, а он как в воду канул.

— Домой звонила? — не стал признаваться в своей осведомленности любовник.

— И заезжала несколько раз, и записки в двери оставляла, но он там не появляется, все записки на месте.

— Ничего странного. Не найдется, так через две недели разведут судом, без его согласия.

Виктор Тимофеевич расхаживал по комнате с фужером шампанского в одной руке и сигаретой в другой. Он уже обдумал, стоит ли говорить девушке, где находится ее супруг, и решил не рисковать: мало ли что взбредет тому в голову. Угроза, высказанная Груздевым во время их последней встречи, оставила у него неприятный осадок.

— Придется так и поступить. Куда ж деваться? — вынуждена была согласиться Татьяна. — Просто любопытно, куда этот осел отправился?

— Наверное, на освоение Крайнего Севера, — предположил мужчина. — Только в такие места ослы и отправляются. Мог иметь все, а выбрал…

— Никак, жалеешь его?

И Татьяна пристально посмотрела на любовника: серьезно ли он говорит или притворяется.

— Понять пытаюсь, — вывернулся Колесников, не моргнув глазом. — А сочувствовать подобным типам без пользы, он сам себя пострадавшим не считает.

— Благородного разыгрываешь, а сам метишь на его место?

На устах Самойловой блуждала хитрая улыбочка, а в прищуренных глазах мелькнула усмешка.

«Не такая она простенькая и глупая, какой прикидывается», — подумал Виктор.

— У меня прекрасная должность управляющего, а от тебя кроме любви и нежности мне ничего не надо.

— И от мачехи тоже было ничего не нужно? — поставила она его в тупик.

— Неужели ты обо мне такого мнения? С Еленой Ивановной мы роман крутили со школьной скамьи. Долго не виделись — вот и нахлынули старые воспоминания. Но ты — другое дело.

Татьяна кокетливо закатила глазки, лесть начинала на нее действовать.

— Ты моя осознанная и глубокая любовь, — продолжал врать Колесников, — и я счастлив, что судьба подарила…

— Докажи, — перебила она его, расстегнув две нижние пуговицы на халате.

И Виктору Тимофеевичу ничего не оставалось, как доказывать ненасытной бестии свою преданность. Любовные утехи с Самойловой измочалили его и расшатали нервную систему, но казалось, что мужчина испытывает истинное наслаждение от физической близости с ней.

Они лежали на ковре: она — разомлевшая, но довольная, он — уставший и злой, но оба мило улыбались друг другу.

— Меня настораживает, что из Америки до сих пор не поступило ответа на запрос.

— Поступит, — заверил Колесников. — Сама понимаешь, сколько волокиты с таким огромным состоянием.

— А вдруг дед ни меня, ни мать даже не упомянул в своем завещании?

— Не может такого быть. Ну оставит он какие-то гроши на благотворительные цели. Остальное, конечно, дочке, а раз дочка умерла, все переходит внучке.

— Так-то оно так, только почему-то недобрые предчувствия одолевают, — призналась Самойлова, но Виктор Тимофеевич считал эту беседу пустой тратой времени.

«Может, с секретаршей роман завести, а то чокнусь», — подумал он.

— Да ты не слушаешь, — толкнула его Татьяна.

— Извини, не вышел еще из состояния эйфории, — нашелся он, хотя и не входил с ней ни разу в это состояние…

А спустя пять дней Самойлова безумно радовалась, что не успела развестись с Василием.

Любовницы дома не было, и Колесников увлекся боевиком, когда вошла экономка и доложила:

— Там какой-то иностранец спрашивает Груздева Василия Николаевича. Я ему сказала, что такой здесь больше не проживает, но он не поверил.

— А что за иностранец? — заинтересовался Виктор Тимофеевич.

— Говорит, что американец.

«Наверное, насчет наследства», — пронеслось в мыслях Колесникова, вслух же спросил:

— Ничего не перепутала, может, он Татьяну Станиславовну спрашивал?

— Ничего я не перепутала, — огрызнулась девушка.

— Ладно, зови сюда, сам разберусь, — и он выключил телевизор.

В банкетный зал вошел одетый с иголочки мужчина примерно его лет.

— Добрый день, — поздоровался он по-русски.

— Здравствуйте, — кивнул Виктор Тимофеевич, который чувствовал себя здесь, в отсутствие Татьяны, полновластным хозяином. — Располагайтесь, — показал он на кресло, а сам расположился напротив посетителя. — Чем могу служить?

— Собственно, я бы хотел видеть Василия Николаевича. Экономка сказала, что он здесь не проживает, хотя мне доподлинно известно, что он муж Татьяны Станиславовны.

— Вы американец? — недоумевал собеседник. Ему показалось странным, что Груздева может кто-то разыскивать из Америки, но в конце концов он решил, что это никак не связано с наследством Миронова.

— Да, я из США. Но хотел бы знать, когда придет Василий Николаевич?

— Дело в том, что экономка не обманула вас. Татьяна и Василий разводятся, и он в настоящее время тут не живет.

— Тогда где я могу его найти?

Колесников потерял всякий интерес к посетителю.

— По моим сведениям, он обитает в Пономаревке, — поспешил он от него избавиться.

— Это город или деревня?

Американца здесь тоже больше ничего не задерживало, и он поднялся, застегивая пуговицы на верхней одежде.

— Село, на севере нашей области.

Посетитель сдержанно попрощался и направился к выходу, посчитав излишним рассказывать постороннему, зачем ему нужен Груздев. Но уже на пороге он столкнулся с Самойловой.

— Прокейн! — радостно, воскликнула она. — Как я рада тебя видеть! — И, не обращая внимания на протест с его стороны, взяла его за руку и потащила обратно. — Познакомься — это Фред, — представила она американца Виктору Тимофеевичу, — личный адвокат деда.

Такое сообщение привело Колесникова в замешательство.

— Как? Адвокат деда? Миронова, Ивана Николаевича?

Выражение его лица при этом иначе, как изумленным, назвать было нельзя.

— Чему ты удивляешься? И он здесь по поводу наследства. — Татьяна с милой улыбкой повернулась к гостю. — Угадала?

— Да, — кивнул Прокейн. — Я исполняю последнюю волю моего клиента, связанную с завещанием.

Самойлова от охватившего ее приятного возбуждения даже захлопала в ладоши.

— Ну, что я говорила?

— Но адвокат спрашивал твоего мужа, — спустил ее с небес Колесников, который сам окончательно запутался в ситуации.

— Это правда, Фред? — От промелькнувшей догадки улыбка медленно сползла с ее лица, а серо-коричневые зрачки глубоко посаженных глаз буквально насквозь буравили посетителя. — Но зачем он тебе, когда я тут? — добавила она, не отводя от него взгляда.

— Иван Николаевич завещал все свое состояние внуку, — пришлось объяснить американцу.

— Какому внуку? У него внучка, и это я, — повысила голос хозяйка, словно это могло изменить завещание.

— Вы столкнулись с явным недоразумением, — вставил Виктор Тимофеевич.

— Нет здесь никакого недоразумения, — твердо произнес адвокат и без приглашения опустился в кресло, закидывая ногу на ногу. Он понимал, что пока не расскажет присутствующим мельчайшие подробности, его отсюда не выпустят.

А Самойлова и Колесников уставились на него с бешеным любопытством.

— Ну?! — проявила нетерпение девушка.

— Дело в том, что у Елены Ивановны был сын, которого она грудным оставила в роддоме. Именно на него господин Миронов и отписал все свои фабрики и счета в банках, а мне завещал приличное вознаграждение, если разыщу внука. Как ни странно, но им оказался ваш муж. — Он взглянул на Самойлову даже с некоторой долей жалости, потому что знал, что она разводится с наследником.

— Вот это номер, — только и смогла произнести потрясенная Татьяна. — А я-то, дура, аннулировала с ним брачный контракт. Хорошо хоть развестись не успела.

Виктор Тимофеевич замкнулся и сидел с отрешенным видом, осмысливая услышанное.

— Сколько лет Василию? — наконец вмешался он в беседу.

— Двадцать три года несколько дней назад исполнилось, — машинально ответила ему любовница.

— Так и есть — мартовский! — воскликнул Колесников, и невозможно было понять: доволен он или огорчен. На самом деле его раздирали противоречивые чувства, и он был явно не в себе.

Любовница посмотрела на него, как на человека, временно лишившегося рассудка.

— О чем ты?

— Василий — мой сын, — чуть ли не торжественно заявил он.

— Не обращайте на него внимания, Фред, у гражданина крыша поехала, — прокомментировала Татьяна выходку любовника.

— Как ваша фамилия? — тем не менее поинтересовался Прокейн.

— Колесников…

— Виктор Тимофеевич, — закончил за него американец и пояснил: — Когда Елена Ивановна отказывалась от сына, то в графе «отец» написала ваше имя.

— Выходит, Василий мне не только муж, но и сводный братишка, а его родной отец — любовничек, а тот, кто его усыновил, — соо… — Но она запнулась на полуслове и закатилась истерическим смехом.

Обстановка начинала раздражать американца.

— Весело у вас, но мне пора.

— Скажи напоследок: как ты докопался до истины? — Шок понемногу отпускал Самойлову.

— Своего внука еще Иван Николаевич разыскивал при жизни, но дочери об этом ничего не говорил, впрочем, и остальным тоже. Он давно знал, что мальчика усыновили некие Груздевы из города Бузулука, но они оттуда переехали, и след ребенка затерялся. Иван Николаевич посылал постоянные запросы, но ответов не получал. С Груздевым Николаем Сергеевичем он столкнулся сам, на банкете у дочери в честь его приезда. Ему только оставалось проверить, тот ли это Груздев, что усыновил его внука, но помешала внезапная смерть.

— И вы завершили работу за него? — догадался Колесников.

— Даже этого мне не пришлось делать. Неделю назад на мою адвокатскую контору пришло официальное уведомление о том, что Груздев погиб при взрыве, а его сын действительно является тем, кого разыскивает господин Миронов.

— Воистину пути господни неисповедимы, — к месту вспомнил Виктор Тимофеевич. — А в уведомлении случайно не сказано, что Груздев погиб вместе с тем, кто делал запрос?

— Чиновников детали не интересуют: у них спросили — они ответили, кто станет вдаваться в подробности. Бюрократия — понятие международное, — заключил Прокейн и на этот раз решительно настроился покинуть этот сумасшедший дом.

— Куда же ты? — вновь задержала его поникшая девушка. — Ведь местонахождение моего супруга в настоящее время неизвестно.

— Виктор Тимофеевич мне сказал, что Василий Николаевич в Пономаревке, — полуобернувшись, откликнулся Фред.

— Так ты знал, где он? — набросилась Самойлова на любовника, но американец не горел желанием оказаться свидетелем скандала и молча вышел из банкетного зала.

— Выметайся из моего дома! — воспользовалась она предлогом, чтобы избавиться от любовника. Виктор Тимофеевич теперь только мешал, а ей во что бы то ни стало нужно было наладить отношения с мужем.

— Что ж, я уйду. Только знай, что Василий любит мою дочь Нину и если до сих пор не вернулся — значит, они встретились и помирились. Так что денег деда тебе как своих ушей не видать, — со злорадством произнес он.

— Мне сложившиеся обстоятельства только на руку.

— Это еще почему?

— Не станет же Василий разводиться со мной для того, чтобы жениться на родной сестренке.

Колесников стоял посреди зала озадаченный и блуждал рассеянным взглядом по стенам.

— Я об этом даже не подумал, — признался он. — Что же это получается на самом деле: мой родной сын и моя родная дочь…

Лицо его стало безжизненно белым…

— Ты бы еще в жилетку всплакнул, — сказала Татьяна издевательским тоном. — Мужик называется. Смотреть противно.

Темные глаза Колесникова вспыхнули ненавистью, но продолжать перепалку не было сил, и он отправился в спальню собирать свои вещи.

 

Глава восьмая

Наталья Михайловна Колесникова поселилась в доме своих родителей вместе с дочерью. Сама устроилась работать в местную библиотеку, а Нина работала на бензозаправке. Они помогали друг другу забыть прошлое и построить новую жизнь, но наедине каждой из них было что вспомнить, и они грустили. Наталья Михайловна по бездарно прожитым годам, Нина — по потерянной любви.

Но когда женщины сходились вместе, то старались зарядить друг друга оптимизмом. А по ночам комнаты дома заполнялись вздохами, и женские слезы смачивали подушки.

Несмотря на то, что день заметно прибавился, темнело еще рано. Наталья Михайловна сидела на кухне у окна. Дочь работала посменно, и как раз сегодня ее смена была в ночь. Мать прокручивала в памяти основные этапы пройденного, никчемного пути. В юности она считала себя отчаянной девчонкой, могла подраться со сверстницами, даже схватиться за нож при выяснении отношений с парнем. Так уж ей было предначертано судьбой — вдвоем с одноклассницей они влюбились в одного, как позже выяснилось, негодяя. Из-за него женщина бросила хорошего парня, сокурсника по институту, от которого и забеременела. Но обманула всех, сказав, что родила семимесячную дочь от Колесникова. Любила она Виктора. Любила всю сознательную жизнь, даже сейчас вместе с ненавистью еще мешалась любовь.

Именно из-за распрей с мужем Наталья Михайловна не замечала, как и какой растет ее дочь, но, слава Богу, Нину не испортила улица, она выросла чистой, благородной, порядочной девушкой. Только при разрыве с мужем мать обратила на нее внимание. Зато теперь решила посвятить себя ей и запоздало замаливала грехи. «Несчастливая у меня дочка, как и я», — подумала женщина. Но тут она заметила мужской силуэт, направляющийся к их дому, и напрягла зрение, пристально всматриваясь в темноту. Сначала пыталась узнать, кто бы это мог быть, затем угадать, но только попусту потеряла время.

А нежданный посетитель уже стучался в дверь. Наталья Михайловна накинула на себя старенькое пальтишко и отправилась в сени. Она распахнула двери, тусклый свет осветил лицо вошедшего.

— Василий? — растерялась хозяйка. Она опасалась вместо дочери брать на себя роль судьи и прогнать гостя.

— Добрый вечер, Наталья Михайловна. Узнали? — Его открытая с грустинкой улыбка подкупала.

— Здравствуй, Василий. Узнала, только не ожидала тебя увидеть, — призналась она и все-таки нерешительно пригласила в дом: — Проходи.

— Спасибо, а то на улице не лето, — и, прежде чем войти, он поежился.

Они проговорили до рассвета. Василий не стал ничего скрывать и выложил все начистоту.

— Так вот какая история. — Хозяйка вникла во все детали, и симпатии перешли на сторону гостя. — Значит, ты не знал о том, что твой отец встречался с Ниной?

— Впервые слышу, но понимаю, что он тогда задумал. — Его ответ был настолько искренним, что ему нельзя было не верить.

— Я вот что хочу спросить. Все эти загадочные и нелепые смерти — не твои ли это личные фантазии? — Рассказ Груздева показался ей страшной сказкой.

— Отец меня очень любил, к тому же мне кое-что известно о его молодости, и это наталкивает на мысль, что он ради любви к ближнему способен на самопожертвование. К сожалению, я поздно это осознал.

— Я, конечно, сохраню твое признание в тайне, — заверила собеседница, — и все равно кажется невероятным, чтобы такое случилось в реальной жизни. А насчет богатства не переживай, главное — не разочароваться и сохранить любовь, чего я вам с Ниной от души желаю.

— Не любовь у меня на сердце, а тоска по той любви, — тяжело вздохнул Василий. — Пусть Нина будет счастлива. Кстати, она вышла замуж, и где ее супруг?

О том, что сама девушка на ночном дежурстве, Наталья Михайловна сообщила сразу.

— Нет у нее мужа. — И она заметила, как заблестели его прозрачные голубые глаза.

— Как нет, а письмо? — напомнил он о послании, которое ему передал от дочери Виктор Тимофеевич.

— Наврала дочка все в том письме, гордость не позволила, чтобы ты ее бросил.

— Но у меня и в мыслях не было так поступать. От отчаяния я и женился на Самойловой. Если б стремился к богатству, разве согласился бы разорвать брачный контракт?

— Не оправдывайся — верю. Но это теперь нам все понятно, а тогда каждый поступал, рассуждая по-своему.

— Как думаете, Нина меня не прогонит? — И в добрых глазах затаился страх.

— Она — девушка справедливая, — улыбнулась Наталья Михайловна. — Да и мокрая подушка по утрам говорит о многом.

— Неужели простит? — Василию не верилось в близкое счастье.

— Такова наша бабья доля — прощать мужиков, — грустно пошутила хозяйка. — А ты, ко всему прочему, не провинился. — Тут она спохватилась: — Что же я зятю зубы заговариваю! Ты с дороги, голодный, вот баба бестолковая. — Зятем она его назвала умышленно и с удовлетворением отметила, как просияло его лицо.

— Благодарю, но я не голоден, — отказался Василий от угощения.

— Как же, поверила.

И она, не мешкая, отправилась на кухню.

Василий пошел за ней на кухню и с удовольствием наблюдал за ее хлопотами у газовой плиты. Накормив парня, Наталья Михайловна постелила ему на том месте, где спит дочка, но умышленно не предупредила его об этом. Груздев, усталый, но счастливый, уснул, едва коснувшись подушки. Женщина же в эту ночь про сон и не думала.

В девять утра она услышала, как заскрипел снег, и выглянула в окно. По обледенелой дорожке, что вела к дому, приближалась Нина. На лице девушки лежала печаль, но стоило встретиться с матерью, она повеселела.

— Ночь выдалась великолепная, все небо было усыпано звездами — красота непередаваемая, — пропела она, снимая шубу. — Проголодалась.

«Ничего, скоро ты у меня перестанешь притворяться», — подумала мать.

— А я завтрак разогрела. Кушать будешь? — весело спросила она.

От Нины не укрылась перемена в близком человеке. Наталья Михайловна светилась изнутри по-настоящему, чувствовалось, что нет обычной фальши. Дочь посмотрела на нее пристально, пытаясь найти причину.

— Ты почему не спишь? Я бы и сама разогрела.

— Не спится, тоже люблю за звездами наблюдать, — ушла Наталья Михайловна от прямого ответа.

— Темнишь ты что-то, — сказала девушка подозрительно.

— Вот тебе раз! — всплеснула руками женщина, ставя на стол тарелку. — Ладно, некогда мне с тобой дискутировать, обещала соседке заскочить к ней утром.

— Зачем?

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. — И женщина засмеялась, подмигнув дочке. — Не скучай без меня.

И она ушла.

Нина отодвинула пустую тарелку, взяла в руки чашку с ароматным, душистым чаем, заваренным с мятой. Подула, с удовольствием вдыхая запах.

После завтрака Нина вымыла посуду и вышла из кухни, она сбросила с себя всю одежду, аккуратно повесила ее на спинку стула. Нина придирчиво осмотрела ладную, стройную фигурку.

«Может, зря я сбежала, — подумала она и тоскливо защемило сердце. — Во всех романах говорится, что за счастье нужно бороться». И почему-то на ум пришла поговорка: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда». Но усталость ночного дежурства брала свое. Нина скользнула за плотную штору в спальню.

Окно в этой комнате оставалось закрытым ставнями, и глаза практически ничего в темноте не видели. Она ощупала край кровати руками и с удовлетворением отметила, что мать постелила ей. Долго не раздумывая, она юркнула под одеяло, но тут же вскочила, почувствовав, что кто-то лежит в ее кровати. Она потянулась к бра, щелкнула выключателем и раскрыла рот, чтобы вскрикнуть, но тут же зажала его рукой. Нина и сама не могла объяснить, почему поступила так, вероятно, спокойное лицо спящего человека не напугало ее. Она завороженно смотрела на любимого и не могла определиться в своих дальнейших поступках. Разбудить его — дело немудреное, но прогнать… Она сомневалась, что хватит на это воли. Пауза затягивалась, а спящее лицо манило. Не подчиняясь здравому смыслу, ее нежные пальцы уже перебирали кудрявые волосы Василия. Подсознательно преодолевая сопротивление, она склонилась и коснулась пухлыми губами его губ, по спине пробежала мелкая дрожь, и она больше не владела собой. «Пусть потом вернутся невысказанные обиды и боль, но, в конце-то концов, я живой человек и имею право хотя бы на сиюминутное, мгновенное счастье», — последнее, что пронеслось в ее затуманенной красивой головке.

Василий давно проснулся, но не подавал вида, с трудом сдерживая нарастающее чувство. Только окончательно убедившись, что Нина, отбросив былые обиды, сама потянулась к нему, крепко прижал к себе тело любимой и увлек в мир для двоих, такой прекрасный, таинственный и до конца не изведанный, но захватывающий и притягивающий бьющиеся в унисон сердца. И так не хотелось возвращаться обратно…

Наталья Михайловна вернулась домой ближе к обеду, вошла в комнату и увидела дочь и Василия. Они сидели обнявшись и, казалось, боялись потерять друг друга. Их лица светились счастьем.

— Вы не спите? — с наигранной наивностью поинтересовалась женщина, сдерживая улыбку.

— Надоело наблюдать за звездами, захотелось хоть краем глаза взглянуть на солнышко, — отозвалась Нина, напустив на себя ложную серьезность.

— Да ваши лица любое солнце затмят! — воскликнула хозяйка и прослезилась, отметив про себя, что более подходящей пары она еще не встречала. — Дай Бог вам всего…

Она опустилась на краешек стула и закрыла лицо ладонями. Эмоции, переполнявшие материнское сердце, словами трудно было выразить. Но молодые ее понимали без слов, они подошли с обеих сторон, парень положил ей руку на плечо, а девушка прижалась щекой к щеке.

Через пару дней Василий устроился в автоколонну водителем на грузовик, а в выходные они скромно отметили его день рождения. Заниматься разводом Груздев предоставил право Самойловой, уверенный, что та доведет дело до конца.

— Месяца через два сгоняю в город, заберу кое-какие вещи и документы. К этому времени уже стану холостым и мы поженимся, — произнес он без тени сомнений. Нина доверчиво посмотрела в его голубые завораживающие глаза.

— У нас теперь есть мужчина в доме, ему и решать, когда и как поступать, — откликнулась Нина, и в ее изумрудных глазах затаилась хитринка.

— Образцовая из тебя супруга получится. — И Василий притянул ее лицо к себе, наградив за подхалимство поцелуем.

— Подожди, я еще только постигаю науку быть женой, — поощренная поцелуем, нарисовала Нина картину будущего.

Влюбленные наслаждались каждой минутой близости, выстраивая воздушные замки и заглядывая вперед настолько, насколько позволяла им бурная фантазия. Но они еще не знали, что в ближайшее время их ждут непредвиденные события, которые последуют одно за другим, внося свои коррективы и нарушая дальнейшие жизненные планы.

В это воскресное утро они сидели на кухне втроем за завтраком, когда в окно постучал соседский мальчишка лет тринадцати.

— Чего тебе? — вышла к нему Наталья Михайловна. — Поесть не даешь спокойно! Мать, что ли, прислала?

— А у дяденьки, который к вам приехал, как фамилия? — спросил сорванец.

— Груздев, — ответила сбитая с толку хозяйка. — А тебе зачем?

— Там, в начале села, — показал он рукой, — иномарка застряла, — и без того еще больше запутал удивленную женщину.

— Какая еще иномарка? — недоумевала она.

— Я не разбираюсь в иностранных моделях, — понял по-своему мальчишка. — Но большая такая, красивая, со значком буквы «М», только в перевернутом виде.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Они к Груздеву приехали, а один сказал, что он американец. Но я не поверил. Врет, наверное, говорит-то по-русски.

— Не уходи, покажешь.

Наталья Михайловна пожала плечами и скрылась в сенях, а через минуту уже выскочил Василий, накидывая на ходу полушубок.

Весна вступала в свои права. Ночью еще держались заморозки, но днем припекало солнце и снег быстро таял, образуя огромные лужи. В одной из таких луж и застрял «фольксваген».

— Фред? — удивился Василий, узнав адвоката Миронова, который пытался вытолкнуть застрявший автомобиль. Водитель же неумело давил на газ, забрызгивая американца грязью.

— Добрый день, Василий Николаевич! — уважительно приветствовал Груздева Прокейн. — Отойдите в сторону, а то испачкаетесь.

За те несколько встреч, которые у них были, парню казалось, что у них сложились нормальные отношения. И когда Фред заговорил с ним на «вы», его это несколько удивило. Да и само появление здесь американца было непонятно.

— Я не граф. — Василий отложил головоломку на будущее и пристроился рядом с Фредом. — Давай с раскачки! — крикнул он водителю, беря на себя инициативу. И правда, с четвертого толчка машина вылетела на твердый грунт.

— Ну и дороги, как на автогонках с препятствиями, — сказал адвокат уже в машине, утирая лицо рукавом.

— Ты участвовал в таких гонках? — Груздев спросил разрешения у водителя закурить и, получив утвердительный ответ, приоткрыл окно.

— Нет, видел по телевизору. И сложилось впечатление, что съемки проходили на этой дороге.

Его ответ вызвал оживление в салоне, и все заулыбались, каждый потом вспоминал впечатление Прокейна по-своему.

— Я одного не могу понять — почему ты мне выкаешь? — спросил Василий.

— О-о-о, — многозначительно поднял кверху указательный палец американец. — Это отдельная тема для разговора. — И попросил шофера прижаться к обочине.

Нина сама вышла встречать мужчин на улицу.

— Что стряслось, ты на себя не похож? — не ускользнули от нее перемены, за короткий срок произошедшие с Груздевым.

Тот не ответил, а молча прошел в дом, жестом пригласив остальных. Уже в комнате заметил, что девушка все еще смотрит на него вопросительно. К гортани подкатил комок, и он с трудом произнес:

— Дело в том, что мы родные брат и сестра. — И чувствовалось, что эта новость поразила его гораздо больше, чем весть о крупном наследстве. Глаза у Нины расширились, она взглянула на парня, как на человека, не соображающего, что он несет.

— Я и не знала, мама, что у тебя есть сын, — не без иронии прозвучал ее голос.

Но Наталья Михайловна сама не могла еще разобраться в происходящем, а помог ей американец, который внес, наконец, ясность.

— Его отец — Колесников Виктор Тимофеевич, мать — Миронова Елена Ивановна, и Василий Николаевич является прямым и единственным наследником Миронова Ивана Николаевича — моего клиента. Именно с миссией передачи наследства я и прибыл сюда, — закончил свой короткий монолог Фред Прокейн.

— Боже! — воскликнула Нина. — От чего бежал, к тому и вернулся.

— Так ты, значит, тот мальчик, которого Ленка бросила в родильном отделении? — для достоверности переспросила хозяйка дома.

— Выходит, что так. Правда, я и сам об этом узнал не более получаса назад, — подтвердил Груздев.

Нина присела на корточки прямо посреди комнаты и, прикрыв лицо руками, затряслась всем телом в беззвучном рыдании. Мать подошла к ней и погладила по светло-каштановым, мягким и пушистым волосам. Она догадалась о причине слез дочери.

— Успокойся, милая, все будет хорошо.

Девушка подняла на нее заплаканное лицо, маленькие слезинки стекали по щекам, поблескивая на нежной, бархатистой коже, глаза покраснели, а на шее от напряжения проступили голубенькие жилки.

— Что хорошо, мама, что? — прокричала она в полном отчаянии. — Ты хоть понимаешь, что брат и сестра — это конец моей не начавшейся семейной жизни, ведь люблю его, люблю, и не как родственника! — И она забарабанила кулачками по полу.

Подошла очередь и Наталье Михайловне удивить присутствующих.

— Я долго скрывала от всех правду о твоем рождении, дочка, — заговорила она осевшим голосом, — но наступило время раскрыть ее. — Женщина встретилась взглядом с Ниной и призналась: — Твой отец не Виктор Тимофеевич, а мой однокурсник по институту, но даже он об этом не знает.

— Это правда, мамочка?

Девушка оживала на глазах. Потерять отца, которого, в общем-то, и не было, — невелика беда, а вот сохранить человека, которого она по-настоящему любит, — это как раз то, ради чего стоит жить.

— Правда, — подтвердила Наталья Михайловна, сбросив с плеч груз, давивший на нее многие годы.

По случаю благоприятного исхода закатили настоящий пир. Женщины постарались, чтобы гости унесли с собой приятное впечатление о деревенском застолье. А Прокейн проснулся лишь во второй половине следующего дня, и он признался Груздеву, что его не первый раз спаивают в России, и когда-то в этом принимал непосредственное участие его приемный отец — Николай Сергеевич.

— Спаивать американских адвокатов — это у них наследственное, — сострила Нина, к которой вернулось великолепное настроение. Василия она не отпускала от себя ни на шаг.

Несмотря на то, что ужасно болела голова да и сердечко сбивалось с ритма, похмеляться Фред категорически отказался. Он договорился с наследником о встрече в Оренбурге, чтобы оформить официальные бумаги в городе, и молчаливый шофер увез его из гостеприимного дома.

А к вечеру явился очередной гость — Виктор Тимофеевич Колесников.

— Сынок! — воскликнул он с порога и протянул руки, шагнув навстречу парню, но тот ловко увернулся и процедил сквозь зубы:

— Привет, папаша, сколько лет, сколько зим не виделись.

— Да ты что? — упрекнул его Виктор Тимофеевич, — я же ничего не знал, такая радость!

— Я тоже до вчерашнего дня не знал, что ты с рождения от меня отказался, вот и выходит, что я похоронил своего настоящего отца, который выкормил и воспитал меня. Плохо или хорошо, но воспитал, а не оставил грудным на произвол судьбы.

Плечи у гостя ссутулились, голова как-то вдавилась в плечи, нахмурились брови. Выглядел он жалким и пришибленным.

— Прости, я поступил подло.

— Подло, говоришь? — Груздев произнес эти слова с усмешкой. — А теперь осознал и каешься?

— Ошибка молодости, с кем не бывает? — оправдывался Колесников в надежде, что собеседник сменит гнев на милость. Свою гордость он захоронил уже давно и глубоко.

Женщины в беседу не вмешивались, а Василий прощать не намеревался. Ненависти и обиды он к Виктору Тимофеевичу не питал, но презрение и чувство брезгливости переполняли его через край.

— Значит, ошибка молодости? — вошел в раж парень. — Нет, дорогой, угрызений совести ты не испытываешь, у тебя ее просто нет, обделен природой. А прибежал потому, что узнал про мое наследство. Если б в тебе была заложена хоть капля порядочности, то в первую очередь поинтересовался бы, как дела у жены, дочери, но ты даже и не поздоровался с ними. Сегодня тебе я нужен, но от меня ты алиментов не дождешься, пусть о тебе заботится молодая любовница.

Груздев внезапно успокоился и закурил. Теперь его голос зазвучал с открытым сарказмом:

— Я, папаша, прощаю тебе ошибку молодости, но и ты, будь добр, прости мне мою, ведь я тоже еще молод.

— Не понял? — уставился на него Колесников.

— Сейчас поймешь, — пообещал парень, выпуская дым ему в лицо. — Как ты меня грудным бросил, так и я сейчас тебя выставлю, и встретимся через двадцать три года уже без взаимных обид.

— Что ты собрался делать?

Но Василий больше на ветер слов не бросал. Он схватил отца за шиворот, развернул лицом к входной двери и вытолкнул ногой на улицу.

— Все равно тебе нельзя жениться на Нинке, потому как она твоя родная сестра! — со злостью прокричал Виктор Тимофеевич, поднимаясь и отряхиваясь от мокрого снега. Это оставалось единственным, чем он мог уколоть сына, но и здесь он потерпел неудачу. К нему вышла Наталья Михайловна и нанесла еще один удар.

— Нина не твоя дочь, я обманула тебя, что родила ее семимесячной. Но не думаю, что это сильно затронет твою поганую душу, ведь тебе наплевать на нее.

— Проститутка, — брызнул слюной мужчина, на что женщина только рассмеялась ему в лицо и захлопнула перед ним дверь.

С покрасневшим от негодования лицом Виктор Тимофеевич еще некоторое время отпускал нелитературные выражения в адрес ближайших родственников, но осознав, что его никто не слышит, убрался восвояси.

На этом спокойная жизнь не закончилась. Ночью окна их дома осветили мощные фары «мерседеса», из которого выскочил спортивного телосложения водитель и услужливо распахнул дверцу перед полной и молодой хозяйкой.

— Посигналь! — приказала Самойлова, и мощный гудок известил все село о ее прибытии.

— Опять кто-то приехал на ночь глядя. — И Нина испуганно, но доверчиво прижалась к мускулистому телу Василия.

— Когда же это закончится? — с досадой отозвался он и неохотно поднялся с постели.

К ночным посетителям он вышел в спортивных брюках, в ватнике на голое тело и в валенках с галошами на босу ногу.

— Кого там еще принесла нелегкая? — жмурился он от яркого света.

— Хватит уже по девкам шастать, пора возвращаться домой, — произнесла Татьяна игривым тоном.

— Я и так дома, потуши свет.

При освещении габаритных огней они продолжили разговор.

— У тебя, кажется, жена есть, — не изменяла тона собеседница.

— Так ты со мной еще не развелась?

— Мы с твоим отцом на год сговаривались.

— Он сегодня был здесь, но ничего не сказал об этом, — намекнул Груздев на Колесникова. — Мы с ним так мило побеседовали, мне даже показалось, что он убежал к тебе за утешением. Уступить отцу — святое дело.

— Может, уже достаточно прикидываться, — заговорила Самойлова серьезно. — Ты прекрасно понял, что я имела в виду Николая Сергеевича.

— А-а-а, вон ты о ком? Если мне не изменяет память, ты с ним первая договор нарушила, разорвав со мной брачный контракт.

— Не нужно умничать, собирайся, дома поговорим, — теряла самообладание Татьяна.

— О чем, дорогуша, говори здесь, а то я уже замерз. — И он деланно поежился.

Самойлова готова была вцепиться Василию в лицо, но подавила порыв.

— Все равно тебе нельзя на ней жениться, поехали, — перешла она на жалобный тон, но ничего не помогало.

— Поезжай, ненаглядная, одна. Твой любовничек ждет милую не дождется, он и объяснит тебе, на ком мне можно жениться, а с кем лучше развестись, и как можно скорее. — И он собрался уходить.

— Я с живого с тебя не слезу, пока не отдашь мне мою половину, — пригрозила Татьяна.

— Вот такой ты мне больше нравишься, — хохотнул Василий, — теперь, по крайней мере, сама на себя стала похожа. А то прикинулась нищей и выпрашиваешь милостыню. Только крепко запомни: от меня ты и копейки не получишь. Я твою долю на благотворительные цели использую. — Он ненадолго задумался. — Хотя бы заново отстрою в Бузулуке детский дом, в котором мой настоящий отец воспитывался.

— Твой отец — убийца!

— Что ж, заяви об этом в милицию и не забудь сообщить про его сообщницу, — спокойно воспринял ее нервный выпад Груздев.

— Сволочь! — И Самойлова кинулась на него с кулаками.

Василий подставил плечо и оттолкнул разъяренную женщину в сторону, но не рассчитал силы, и она упала, разбив коленку об обледенелую дорожку.

— У-у-у! — взвыла пострадавшая.

— Сама виновата.

— А ты чего встал, как истукан? — обратилась она к водителю. — Врежь нахалу как следует.

Шофер не был особенно расположен к драке, но платила ему Самойлова, и терять высокооплачиваемую работу не хотелось.

Двое высоких и широкоплечих парней встали напротив друг друга, никто не решался начинать первым.

— Ну же, — подтолкнула своего Татьяна. Водитель нанес быстрый и мощный удар, целясь в солнечное сплетение противнику, но лишь скользнул по руке.

— Не слушай ты ненормальную, — предупредил его Груздев, все еще надеясь решить противоборство мирным путем.

Но водитель принял его слова за проявление слабости и нанес повторный удар. На этот раз Василий не увернулся, а перехватил руку водителя, молниеносно развернулся боком и бросил его через корпус, но руку не отпустил, а заломил за спину, придавив распластавшегося парня ногой.

— Отпусти, — взмолился тот, почувствовав, как заныла вывернутая рука.

К шоферу бывший десантник вражды не питал, поэтому освободил захват и спокойно отошел в сторону.

Тот поднялся и здоровой рукой растирал больное плечо. Пыл его несколько поутих, и ему вовсе не хотелось продолжать борьбу.

— Мы еще встретимся! — метала молнии Татьяна Станиславовна.

— В следующий раз захвати с собой побольше народу, — посоветовал Василий и удалился.

 

Глава девятая

Самойлова Татьяна вернулась в город под утро даже не озлобленной, а до крайней степени взбешенной. Из рук уплывало то, ради чего она потратила столько сил и энергии.

— Это несправедливо, — бушевала она, закрывшись в спальне и раскидывая вещи по комнате, — чтобы все досталось какому-то выскочке! Нет, нет и нет! — голосила она в одиночестве. Однако скандал, дорога и бессонная ночь сказывались, и постепенно она стихла. Долго лежала с открытыми, ничего не видящими глазами, но расчетливый ум продолжал свою подлую деятельность, сон не шел.

«Пока мы не развелись и он не написал на кого-нибудь завещание, у меня есть время, мало, но есть. Я должна во что бы то ни стало устранить его со своего пути. Но чьими руками?» Союзников у Татьяны не было, а на вербовку потерялось бы драгоценное время, которое и так ограничивалось обстоятельствами. И тут она подумала о Колесникове. «Его сыночек тоже за дверь выставил. Должен согласиться, если наобещаю ему с три короба, жаден мужик, клюнет, но одна загвоздка — трусоват. С другой стороны, вариантов для выбора нет. Была не была!» — решилась Самойлова, снимая телефонную трубку.

На другом конце не отвечали, и она уже намеревалась отложить затею, когда раздался сонный голос управляющего.

— Слушаю.

— Нам нужно встретиться, — сказала Татьяна даже не представившись, в чем не было необходимости. Колесников узнал ее сразу.

— Шла бы ты, мразь! — удостоил он ее ответом.

— Да я тебя уволю с работы! — возмутилась Татьяна, у которой и без того нервы были на пределе.

— Кому нужна теперь твоя работа, фирма-то скоро обанкротится. Или надеешься, что внук Ивана Николаевича так же исправно будет поставлять тебе товар из США? — злорадствовал он.

— Ты не понимаешь, — обуздала свои эмоции Самойлова, — у меня для тебя идеальное и выгодное предложение.

— Говори! — потребовал Виктор Тимофеевич.

— Не телефонный разговор, приезжай ко мне.

— И не подумаю.

— Ну, хочешь, я сама приеду к тебе?

— Соскучилась? — вымещал Колесников злобу за то, что она его выгнала.

— Так когда мы встретимся? — сдерживала собеседница желание нагрубить.

— Никогда. Видеть твою противную, толстую рожу не желаю. Если есть что сказать, говори по телефону, — поставил он условие. — И скорее соображай, спать хочу.

— Но как же ты…

— Вот бестолковая, — прервал ее Виктор Тимофеевич и опустил трубку, а линию заполнили гудки.

Татьяна все-таки отправилась на квартиру бывшего любовника и разбудила его.

— Об одном молю, только выслушай, — затараторила она, лишь приоткрылась входная дверь.

— Вот навязалась на мою голову. — И Колесников захлопнул дверь.

От обиды у Татьяны выступили слезы, но она, утираясь рукавом норковой шубы, вновь утопила кнопку звонка. И намеревалась держать ее до тех пор, пока хозяин не впустит в квартиру. Но минуты через две вызов неожиданно прекратился. Как ни старалась Самойлова давить на кнопку — бесполезно.

— Проводок отсоединил в прихожей, идиот, — произнесла она вслух и от бессилия готова была биться головой об стену. Мощная железная дверь не оставляла шансов проникнуть внутрь.

В течение дня Татьяна еще несколько раз звонила Колесникову по телефону, но тот прерывал связь, стоило узнать ее голос. В конце концов он перестал брать трубку, а может быть, и совсем отключил телефон. Все что угодно ожидала она, только не такого упорства.

Она уже подумывала, чтобы самой расправиться с Груздевым, но всякий раз отбрасывала эту мысль: какой резон получать наследство, если ближайшие пятнадцать лет можно провести в местах не столь отдаленных. Но на всякий случай девушка приобрела пистолет Макарова. Она обратилась с необычной просьбой к своему водителю, прилично заплатив за молчание, и тот вывел ее на нужных людей. Приобрести в наше время оружие — не проблема, и вечером она уже гладила рукой по гладкому стволу, осматривая пистолет. В результате длительных умственных размышлений пришла к выводу: раз управляющий не желает слушать ее, то пусть прочитает послание, и написала письмо, подробно изложив свое предложение.

Виктор Тимофеевич посмотрел в глазок и с удовлетворением отметил, что это не Самойлова, а всего-навсего какой-то подросток.

— Тебе чего, парень?

— Письмо просили передать. — И он сунул конверт.

— Кто? — поинтересовался мужчина, приняв послание.

— Полная молодая женщина, — отозвался добровольный почтальон уже на ходу. — Она сказала, что вы поймете, от кого.

Колесников прошел в комнату и бросил конверт на журнальный столик, решив не читать. Но со временем интерес пробуждался, и он все чаще скользил по письму любопытным взглядом.

«Что особенного, если я ознакомлюсь с его содержанием, может, и правда что-то дельное». Он взял конверт, извлек листок, сложенный вчетверо, развернул его и углубился в чтение:

Это несправедливо, что миллионы достались не нам с тобой. Кто, как не мы, заслуживаем счастья? Пойми, выгнала тебя тогда, когда не соображала толком, что делаю. Ты мне дорог, и я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю! Если удастся вернуть наследство, то готова выйти за тебя замуж и подписать взаимовыгодный контракт. Я и без богатства всецело принадлежу тебе телом и душой, но мы просто обязаны использовать шанс — это перст судьбы. Я все продумала и подготовила, тебе лишь остается нажать на курок. Скажешь, что он тебе сын? Но какой же сын выставляет отца за дверь? Да по сути ты для него чужой человек, в чем сам недавно убедился. Не станет его — вздохнешь свободней. Клянусь, что не обману и выполню обещание. Навеки твоя. Татьяна.

Виктор Тимофеевич отложил послание в сторону и серьезно задумался. Тут было над чем крепко поломать голову. Отцовских чувств он действительно к Груздеву не испытывал, но риск огромный. Но чем больше размышлял он, тем больше утверждался в мысли, что игра стоит свеч. Ну что ему светит в будущем? Ничего. Он так стремился к этому наследству, что теперь не представлял, сможет ли влачить жалкое и нищенское существование. «Будь, что будет: или грудь в орденах, или пуля в сердце», — твердо решил он. Затем потянулся к телефону и набрал номер Самойловой.

— Приезжай, — произнес он единственное слово в трубку.

— Уже лечу, — пропел понимающий голос.

Через полчаса они уже совместно разрабатывали план убийства.

— Пистолет у меня есть. Подкараулишь Василия на дороге, каких в глухомани множество, а он работает водителем на грузовике, и выстрелишь пару раз, — изложила простейший вариант Самойлова.

— Легко сказать, — вздохнул сообщник. — Почему бы тебе самой не попробовать?

— Какую тогда роль при получении наследства сыграешь ты? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ладно, стрелять буду я, но в Пономаревку поедем вместе, — не дал Виктор Тимофеевич полностью ускользнуть Самойловой от ответственности.

Выбора у нее не оставалось.

— Согласна.

— И еще. Мне необходимы гарантии.

— Только мое слово.

— Недостаточно. С такими деньжищами, которые попадут в твои руки, избавиться от сообщника — пара пустяков.

— Но не можем же мы оформить соглашение через нотариальную контору? — усмехнулась собеседница, признавая, что Колесников угадывает ее мысли.

— Пиши на бумаге о задуманном совместном преступлении и о роли в нем каждого. Листок останется у меня, пока не выполнишь все обещания.

— Вот еще, — фыркнула Самойлова. — Разбежалась.

— Тогда ищи дураков в другом месте.

«Осторожный, гад», — пронеслось у нее в голове.

— Уговорил, давай листок и ручку. — И Татьяна Станиславовна под диктовку Колесникова исписала два листа.

Он пробежал глазами ее писанину.

— Кажется, ничего не забыли.

Затем сунул откровения Татьяны в конверт, в котором уже лежало одно ее письмо, и убрал на антресоль в стенке. Сообщница настороженно следила за ним.

В это время на кухне что-то засвистело, и до них долетел шум воды. Колесников убежал туда, а через минуту вернулся весь мокрый. Татьяна хотела было украсть за время его отсутствия конверт, но передумала, опасаясь, что любовник обнаружит исчезновение и откажется от задуманного преступления.

— Вот, черт, батарею прорвало, — сказал расстроенный хозяин квартиры.

— Отопление?

— Что же еще?

— Вызывай аварийную, — посоветовала Татьяна Станиславовна.

— Что толку, их до утра не дождешься. За это время всех соседей затопит.

— Но надо что-то делать.

— Есть у меня один знакомый слесарь из домоуправления, где-то был записан его домашний телефончик.

Колесников полистал свою записную книжку, остановился на нужной странице и потянулся к аппарату.

— Вадик, это ты? — проговорил он в микрофон. — Слава Богу, что ты дома. Срочно требуется твое вмешательство. Через пять минут? Хорошо, жду.

Слесарь явился даже немного раньше. Он оставил в квартире сумку с инструментами и сбегал в подвал, где перекрыл воду на отопление по их стояку, затем взялся колдовать над батареей.

Виктор Тимофеевич и Татьяна не мешали ему. Наконец он появился в комнате, утирая рукавом с лица испарину.

— Временно я устранил причину, потом можно будет заварить батарею, — доложил он хозяину о результатах работы.

— А твоего временного ремонта надолго хватит? — поинтересовался Колесников.

— В принципе до конца отопительного сезона хватит, а к лету подыщу чугунную и заменим, а то эти плоские батареи ненадежные.

— Спасибо, Вадик. — И хозяин сунул в карман его рабочей куртки заранее приготовленные деньги.

— Всегда рад помочь, Виктор Тимофеевич, — со смущением отозвался слесарь. — Как говорится, не стану мешать.

Он со знанием дела взглянул на Татьяну и намеревался уже уходить, но та его остановила.

— У меня тоже появилось желание поощрить добросовестного работника, — может, и мне когда пригодится знакомство со специалистом.

Она порылась в дамской сумочке и достала деньги, но ее сумма в три раза превышала сумму хозяина квартиры.

— Ого! — просиял слесарь. — Всегда рассчитывайте на мою помощь, — а это именно то, чего добивалась дальновидная Самойлова, которую Колесников не считал умной.

— В субботу утром я за тобой заеду, — собралась и она следом за Вадиком, а Колесников только рад был остаться наедине со своими мыслями. Многое предстояло обдумать, настроиться на убийство собственного сына.

С некоторым запозданием, но Тимофей Сидорович и Варвара Степановна Колесниковы тоже узнали про Груздева Василия.

— Нашелся внук, — обрадовался пожилой мужчина с белой от седины головой.

— Хоть на закате жизни не обошел господь нас своим вниманием, — согласилась с ним супруга.

— Может быть, слух неправдоподобный, мало ли что злые языки чешут? — высказал сомнение собеседник.

— Дыма без огня не бывает, — возразила женщина. — Я с Натальей не разговаривала, но ее соседка рассказывала, что приезжал наш непутевый и называл Василия сыночком.

— Горбатого могила исправит, — не очень лестно отозвался о Викторе Тимофеевиче его отец. — Я схожу, повинюсь перед внуком, да и Ниночку давно не видел.

— Прогонит он тебя взашей. Виктора-то не очень жаловал.

— Авось обойдется, а выгонит — не обижусь, заслужили.

— Подожди, я на всякий случай позвоню сыну в город.

Варвара Степановна несколько раз набирала номер по коду, пока не ответил абонент. Она задала вопрос про внука и долго слушала сына.

— Ну, что там?

— Злой, как собака, но Василий наш внук, тут нет никаких сомнений. Иди, дед, пригласи его к нам.

— Я сначала Наташу вызову, она девка добрая, подсобит.

Тимофей Сидорович столкнулся с Натальей Михайловной, которая возвращалась домой с работы, на центральной улице села.

— Добрый вечер! — приветствовала его женщина.

Они с дочерью роднились со старшим поколением Колесниковых и относились к ним с уважением.

— Доброго тебе здоровья, невестушка! — доброжелательно откликнулся бывший тесть. — Что же это ты всех моих внуков под свой кров собрала? — сказал он с шутливой интонацией в голосе.

— Так получилось.

Наталья Михайловна призналась, что Нина не является дочерью Виктора Тимофеевича, стало быть, и внучкой Тимофея Сидоровича.

— Так ему и надо, только для себя живет человек, — не осудил женщину Тимофей Сидорович. — Только вот что я скажу тебе, дочка: Ниночка как была внучкой нам, так ей и останется, и ты против ее не настраивай, не заслужили мы с Варварой Степановной.

До этого собеседница прятала глаза, но теперь посмотрела на Колесникова открыто.

— Не осуждаете меня?

— Что ты, в мыслях не было.

Взгляд женщины потеплел, в нем светилась благодарность к человеку, прожившему непорочную, трудовую жизнь.

— Моя дочка рассуждает также, как и вы, — порадовала она душу деда.

Какое-то расстояние они преодолели молча, но перед домом Колесников остановился.

— Ты иди одна, а я попозже. — И пояснил: — Страх одолел, коленки трясутся.

— Я же сказала, что Нина вас любит по-прежнему.

— А Василий? — напомнил он про Груздева. Наталья Михайловна пожала плечами и задумалась.

— Не знаю, как он к этому отнесется, но парень он добрый, — сказала она.

— Ты подготовь его, а затем меня позовешь. Только постарайся, дочка, объяснить ему, что мы с Варварой Степановной не звери какие-нибудь. А я перекурю на свежем воздухе.

Он прислонился к кабине грузовика. Василий часто ставил на ночь машину перед домом. Извлек из кармана «Приму» и чиркнул спичкой. Но не успел он и три-четыре раза затянуться, дверь в сенцах приоткрылась и выглянула внучка.

— Дед, чего на улице мерзнешь? Давай заходи.

Груздев встретил нового родственника приветливо, но глаза при этом у него оставались настороженными. Но первые же пятнадцать минут общения принесли желаемые результаты, парень интуитивно почувствовал, что Тимофей Сидорович пришел с открытым сердцем и с добрыми намерениями. А еще через полчаса он уже называл его дедом. Одна Наталья Михайловна продолжала тестю выкать, за что ее пристыдила вся троица.

Варвара Степановна суетилась на кухне, когда заметила в окно ватагу веселых родственников, направляющихся к их дому.

«Признал внучек», — пронеслось в голове женщины, и она с еще большим рвением зазвенела посудой, торопливо расставляя на столе тарелки.

Они просидели до поздней ночи, а под конец дед пригласил внука в субботу на охоту.

— Я еще ни разу в жизни не охотился, — признался внук. — Да и ружья у меня нет.

— А ружья нам и одного на двоих хватит. У меня ижевская двустволка двенадцатого калибра, надежная во всех отношениях. Теперь такую не купишь, — отметил он не без гордости.

— Можно попробовать, — согласился Груздев.

За короткий срок он прижился в Пономаревке: люди простые, деревенские, с начальством на работе сложились хорошие отношения, родственники отыскались, но главное — Нина и их взаимная любовь. Уезжать страшно не хотелось.

— Только выходить нужно пораньше, часов в шесть утра, — предупредил дед. — Пока до места доберемся.

— Можно на моей машине.

— У тебя есть машина? — не понял дед.

— Я имею в виду грузовик.

— А как к этому на работе отнесутся? — вставила Варвара Степановна.

Тема ее вовсе не касалась, но уж больно хотелось перекинуться с внуком словечком.

— Начальник автоколонны вот такой мужик, — вскинул Василий вверх большой палец правой руки.

— Договорились, а то дороги весной плохие, да и ноги становятся никудышными, — признался Колесников.

Пономаревка внесла в душу Груздева покой, он ощущал комфорт среди близких его сердцу людей.

«Если бы так могло продолжаться вечность», — думал он, возвращаясь от Колесниковых.

Самойлова, сидя в «мерседесе», заняла наблюдательный пункт на вершине холма, за которым когда-то любила уединяться Леночка Миронова и где она перед школьным балом мечтала о любви к ней Виктора Колесникова.

Лица людей у дома, за которым велось наблюдение, рассмотреть было невозможно, но сборы на охоту не ускользнули от Виктора Тимофеевича. Он передал сообщнице бинокль.

— Я знаю, где обычно отец охотится, — сказал он.

— Далеко отсюда?

— Километрах в семи-восьми от деревни.

— Тогда нет смысла терять время, поехали. — И Самойлова повернула ключ замка зажигания. Еле слышно заурчал послушный мотор. — Только бы не застрять в этих ухабах, — сказала она, вдавливая педаль газа. Иномарка с разгона проскочила огромную лужу на конце спуска. Минут через пятнадцать «мерседес» остановился возле леса.

— Видишь холм в полутора километрах отсюда? — спросил мужчина. Получив утвердительный ответ сообщницы, продолжил: — Я спрячусь в лесу, а ты оттуда веди наблюдение. Постараюсь подловить удобный момент, когда Василий отстанет от напарника или ему зачем-то понадобится сходить к машине, и… — не закончил он, но собеседница и так понимала.

— Если что, вали обоих, свидетели нам ни к чему! — посоветовала она.

— Смотри не брось меня на произвол судьбы, — предупредил Виктор Тимофеевич. — Заложу, а доказательства у меня есть.

— Что — я враг себе? Пистолет не забудь. — И она открыла бардачок.

Колесников сунул оружие в карман и вышел из машины, а та плавно тронулась. Снег не проваливался из-за плотной ледяной корки, и Виктор Тимофеевич без труда преодолел сотню метров до первых деревьев, которые укрыли его от посторонних глаз. Он правильно угадал место, потому что вскоре на дороге показался приближающийся грузовик. Он встал метрах в трехстах от наблюдателя, но ветер, который дул в сторону притаившегося убийцы, доносил обрывки фраз, из которых он понял, что один из охотников должен спуститься в его направлении, а второй постарается выгнать зайцев из леса на открытую местность. Вот только неясно, кто именно должен спуститься ниже. Если это Груздев, то задача значительно облегчается.

Прошло совсем немного времени, когда он различил лицо приближающегося охотника с ружьем за спиной. Это был Василий. Казалось, что сердце сжалось в комок и совсем перестало биться.

«Если упущу момент, второго может не представиться, — копошилось в сознании. Но с места он не сдвинулся. — Напарник его без оружия и даже если быстро подоспеет на помощь — противостоять мне все равно не сможет». В конце концов Виктор Тимофеевич решил выстрелить со спины, чтобы не смотреть в глаза когда-то брошенному сыну. Он крадучись вышел из укрытия, щелкнул затвором и вскинул руку, но острый слух парня уловил шум, и он обернулся. Взгляды их встретились.

— Брось оружие, — спокойно произнес Груздев, быстро оценив обстановку.

— Я тебя породил, я тебя и убью, свинья неблагодарная, — сдали нервы у Колесникова. Пистолет ходил ходуном в вытянутой руке.

— Спокойно, давай поговорим, — предложил сын, но чувствовалось, что и он напряжен. Трудно объяснить почему, но Василий совершил непростительную ошибку, которая стоила ему жизни. Он мгновенно сбросил с плеча ружье и выстрелил по ногам противника. Можно сказать, пожалел, а зря, потому что тот взвыл от боли и выстрелил в сына четыре раза, но не по ногам. Две пули пробили грудь родного сына, третья пролетела мимо, а четвертая поразила голову. Он отлетел на несколько метров, выронил ружье и замертво упал.

— Немедленно брось оружие, — вернул убийцу к действительности властный голос.

Колесников перевел ствол пистолета в направлении голоса, разумеется, что он узнал своего отца, который занес над ним корягу. Нажать спусковой крючок он не смог.

— Папа, ты? Но как ты здесь оказался?

Тимофей Семенович не ответил, он ударил корягой по вытянутой руке сына, выбив пистолет, отбросил его в сторону и поспешил к Василию, хотя и беглого взгляда было достаточно, чтобы определить, что сердце его не бьется. Пожилой мужчина все же старательно нащупывал на его руке пульс, а убийца следил за ним широко раскрытыми от ужаса глазами.

Никто не обратил внимания, что по дороге медленно движется иномарка.

— Ты убил моего внука! — взял ружье и грозно, во весь рост, поднялся Колесников-старший.

— Папочка, ты не посмеешь… — И это были последние слова в жизни Виктора Тимофеевича. Выстрел из ружья оглушил его, и одновременно с этим он почувствовал, как бесчисленное количество крупных дробинок пронзило тело. Он медленно опустился на колени, но еще дышал и оставался в сознании. Тонкая струйка крови пробила себе дорогу изо рта и стекала по подбородку, капая на ледяную корку.

— Умри, скотина! — Отец перезарядил ружье, приставил стволы ему к виску, и его палец на спусковом крючке побелел. — От тебя одни страдания. — И он выстрелил. Отбросив ружье в сторону и даже не взглянув на безжизненное тело сына, вернулся к внуку, сел прямо на снег, положив его голову на колени, и зарыдал протяжно и громко.

Из леса выскочил заяц, повел носом и, почуяв запах гари, дал стрекача.

Самойлова медленно проехала по дороге, спрятала автомобиль за грузовик и оттуда наблюдала за происходящим. Хотя картина произвела на нее жуткое впечатление, все складывалось в ее пользу, и она поспешила скрыться с опасного места незамеченной.

«Не исключено, что правоохранительные органы, выясняя причины преступления, произведут в квартире Колесникова обыск, — думала она уже о себе. — Надо опередить их и изъять компрометирующие меня бумаги».

Не зря молодая женщина сунула деньги слесарю, еще тогда, когда прорвало батарею на кухне квартиры Колесникова, не исключая, что придется обратиться к нему за помощью. У дежурившего в домоуправлении слесаря она поинтересовалась, где живет Вадик. Тот указал дом, подъезд и этаж. Татьяне повезло, Вадик был дома и узнал ее.

— Опять батарею прорвало? — спросил он с улыбкой.

— Нет, но без тебя мне не обойтись.

— Все, что в моих силах, сделаю, — вспомнил он о чаевых, которые достались ему от Самойловой.

— Дело в том, что мы с Виктором Тимофеевичем отправились на отдых, на турбазу, а сумочку с документами на машину я забыла у него дома. Остановили гаишники, и мне пришлось вернуться, а он остался в машине.

— Я-то тут при чем? — недоумевал слесарь.

— Я так торопилась, что не взяла у Виктора Тимофеевича ключи от его квартиры, и теперь вся надежда на тебя.

— Так это плевое дело, — откликнулся Вадик, принимая протянутые ему деньги, — у меня есть ключи.

— Как здорово, — обрадовалась Самойлова. — Я только возьму сумочку и занесу их обратно.

— Минутку, — парень исчез в квартире, но тут же вернулся. — Можете не возвращать. Виктор Тимофеевич одно время не жил здесь и оставлял ключи, чтобы я присматривал за его квартирой, но теперь необходимость отпала.

— Благодарю, голубчик. — И Татьяна даже чмокнула обескураженного слесаря в щеку. Тот брезгливо вытер щеку тыльной стороной кисти, как только женщина скрылась за лестничным пролетом. Ему нравилась щедрость Самойловой, но ее внешность вызывала брезгливое чувство.

Конверт лежал на том месте, куда его положил Колесников на глазах сообщницы. Он не предполагал фатального для себя исхода, поэтому и не перепрятал. Татьяна сунула свои откровения в карман шубы, бросила ключи на журнальный столик, а входную дверь захлопнула. По лестнице спускалась она с чувством выполненного долга, подлая душа пела от восторга. Теперь она единственная и полноправная наследница. Чтобы не встречаться лишний раз с соседями Виктора Тимофеевича, она пошла под окнами.

Самойлова вдруг услышала хруст над головой и сообразила, что там случилось. Она рванулась было в сторону, но поскользнулась и упала. Огромных размеров сосулька похоронила ее, казалось бы, уже сбывшуюся мечту, раздробив череп.