Помолвка Мишеля, возвѣщенная въ Каннъ, но безъ малѣйшаго намека на оригинальное происшествіе, вызвавшее ее, ускорила на нѣсколько дней возвращеніе г-на и г-жи Фовель.

Колетта сіяла. Въ теченіе этого послѣдняго сезона, когда тѣсная дружба съ Май Бетюнъ и съ миссъ Стевенсъ постоянно ее сближала съ Сюзанной, она отдала свое восторженное и немного легкомысленное сердце своей маленькой кузинѣ съ открытымъ характеромъ и хохотуньѣ, которая такъ мило съ ней болтала, играла съ Низеттой, разсказывала исторіи Жоржу, составляла четвертаго въ вистѣ Роберта. Затѣмъ, правильно или нѣтъ, Колетта, знавшая припадки унынія печальнаго и одинокаго въ своей неудавшейся жизни Мишеля, была убѣждена, что озабоченное чело, на которомъ сердечные поцѣлуи сестры не разглаживали морщинъ, прояснится отъ уюта счастливаго домашняго очага.

И такъ какъ она была неспособна заниматься вопросомъ о приданомъ, ей казалось вполнѣ просто соединить въ жизни два существа, между которыми ея любовь уже устанавливала связь; поэтому она не задумывалась надъ тѣмъ, будутъ ли Мишель и Сюзанна соотвѣтствовать другъ другу. Развѣ ея добрый большой Мишель не становился, какъ только онъ самъ этого желалъ, самымъ милымъ изъ мужчинъ.

Что касается „маленькой Занны“, то она обладала всѣми желанными качествами… Такая плѣнительная, такая забавная и такая веселая и со всѣмъ этимъ элегантная въ своемъ совсѣмъ простенькомъ платьѣ! Въ Каннѣ всѣ, включая Май Бетюнъ, Роберта и дѣтей, были въ восторгѣ отъ нея и сожалѣли, что эта скучная миссъ Стевенсъ ее эгоистично конфисковала для своего ревматизма и своей ипохондріи.

Никогда не жалуясь, замѣчательно тактичная и осторожная, бѣдное дитя добросовѣстно исполняло неблагодарную обязанность занимать и развлекать старую американку; иногда, очень рѣдко, она появлялась въ обществѣ, на вечерахъ, на garden-partiezs и на прогулкахъ; какъ блестѣли тогда ея глаза, какъ бывалъ радостенъ ея смѣхъ!…

Милая маленькая Занна! Она заслуживала настоящаго большого счастья… И вотъ желанія г-жи Фовель чудеснымъ образомъ осуществлялись, и пришло великое счастье! Развѣ это не счастье, выйти замужъ за Мишеля?

Едва выйдя изъ вагона, молодая женщина бросилась въ объятія Тремора.

— Гдѣ Сюзанна? — воскликнула она, всецѣло отдаваясь всегда своей, занимавшей ее въ данный моментъ, мысли.

И она звонко два раза поцѣловала въ щеки своего брата.

— Въ Прекруа, — замѣтилъ этотъ со скрытымъ раздраженіемъ.

Затѣмъ онъ нѣжно поцѣловалъ Колетту и маленькаго Жоржа, котораго она держала за руку, поспѣшилъ навстрѣчу сердечнымъ объятіямъ Роберта и овладѣлъ Низеттой, бывшей на рукахъ няни; уставшая отъ путешествія, она протирала себѣ глазки съ восхитительной, томной гримасой.

— Здравствуй, Тонти, — пробормотала дѣвчурка соннымъ голосомъ, произнося смѣшнымъ фальцетомъ послѣдній слогъ прозвища, даннаго ею своему дядѣ. — Гдѣ Сюзанна?

— Она вернулась въ Америку, — возразилъ Мишель, смѣясь этотъ разъ, хотя все-таки еще раздосадованный.

Эта молодая дѣвушка, любви которой онъ не добивался, казалось, должна была теперь завладѣть всей его жизнью и портить ему всѣ его маленькія радости.

Низетта также засмѣялась, болѣе искренно, вѣроятно, затѣмъ, опустивъ свою кудрявую головку на плечо Тонти:

— Глупый! — сказала она непочтительно.

И она вновь задремала.

Но за завтракомъ и позднѣе, въ гостиной Фовелей, между тѣмъ какъ Робертъ разбиралъ свою объемистую корреспонденцію, вопросы посыпались вновь; приходилось на нихъ отвѣчать, приходилось принимать довольный и пріятный видъ, когда произносилось имя Сюзанны въ сопровожденiи похвалъ, расточаемыхъ Колеттой и къ которымъ г-динъ Фовель присоединилъ свое осторожное замѣчаніе:

— Это прелестное дитя; Жоржъ и Низетта ее обожаютъ, — заключилъ адвокатъ, какъ будто этотъ фактъ выражалъ все.

Г-жа Фовель была немного разочарована, узнавъ, что миссъ Севернъ предполагала оставаться въ Прекруа до отъѣзда г-жи Бетюнъ, т. е. до того времени, когда Кастельфлоръ вновь откроетъ свои двери и совершенно возмущена, узнавъ, что Мишель не отказался отъ своего путешествія на Сѣверъ.

— Послушай, ты съ ума сошелъ? — воскликнула она, не сдерживаясь. — Если бы я была на мѣстѣ Сюзанны, я бы на тебя обидѣлась до смерти.

— Почему? Сюзанна знаетъ, что мое рѣшеніе было принято нѣсколько мѣсяцевъ назадъ… и мы во всякомъ случаѣ не обвѣнчаемся раньше осени и твоего возвращенія въ Парижъ.

— Слѣдовательно, въ продолженіе трехъ мѣсяцевъ вы не будете видѣться?

— Два съ половиной мѣсяца, самое большее. И у насъ останется потомъ столько мѣсяцевъ, чтобы видѣться!

Г-жа Фовель широко открыла свои прекрасные глаза орѣховаго цвѣта.

— Какой ты смѣшной! — сказала она. — И однако, она тебѣ нравится?

— О! конечно, — отвѣтилъ молодой человѣкъ. — Мы начинаемъ хорошо узнавать другъ друга теперь, послѣ того, какъ мы обѣдали три раза вмѣстѣ и сыграли партію въ крокетъ. У нея прекрасный аппетитъ и она восхитительно играетъ въ крокетъ. Словомъ, это очень миловидная кукла.

— О! Мишель, кукла! — повторила г-жа Фовель.

А Робертъ сдѣлалъ слѣдующее замѣчаніе:

— Я нахожу тебя слишкомъ строгимъ. Зачѣмъ, чортъ возьми, женишься ты на ней?

— Чтобы доставить удовольствие Колеттѣ! — вздохнулъ Треморъ.

Онъ можетъ быть приправилъ бы это замѣчаніе остротой по адресу Сюзанны, такъ какъ былъ въ это утро въ зломъ настроеніи, какъ вдругъ Низетта, взобравшись на кресло, расположилась у него на колѣняхъ. Тогда онъ ее поцѣловалъ и въ то время, какъ маленькая племянница возвращала ему поцѣлуи съ милыми ласками, легкимъ прикосновеніемъ розовыхъ пальчиковъ и восхитительнымъ смѣхомъ, онъ подумалъ, что если бы нѣкогда „очень миловидная кукла“ подарила ему въ какой нибудь день подобную Низетту, онъ привыкъ бы и къ американскому акценту и нашелъ бы извиненіе сумасбродствамъ.

— Если бы я могъ у васъ украсть Низетту, мои дорогіе друзья, мнѣ кажется, я никогда бы не женился, — заявилъ онъ, улыбаясь.

Въ продолженіе минуты онъ любовался милой и смѣшной дѣвчуркой съ ея вздернутымъ носикомъ, нѣжными глазками, ротикомъ цвѣта вишни, ея длинными локонами и милой прядью волосъ, которая зачесывалась далеко назадъ и перевязывалась розовымъ или голубымъ бантомъ, какъ завитокъ маленькой собачки; затѣмъ онъ усѣлся подлѣ своего зятя и началъ споръ о другомъ предметѣ, какъ бы совершенно забывъ о Сюзаннѣ.

Колетта и не понимала, какъ это возможно было отнять у нея Низетту: ея любовь къ дѣтямъ было единственное героическое чувство, свойственное ея маленькой птичьей душѣ. Даранъ не преувеличивалъ: ради нихъ она рѣшилась бы на всѣ жертвы. Робертъ занималъ въ ея любви второе мѣсто послѣ дѣтей.

Г-жа Фовель любила своего мужа, она его очень любила, отчасти любовью дочери, и въ то же время съ манерами принцессы давала себя лелѣять, наряжать, ласкать этому серьезному человѣку. Онъ же окружалъ ее нѣжными заботами, любовной снисходительностью, какъ бы боясь словомъ или слишкомъ рѣзкимъ жестомъ опечалить или сломать своего прекраснаго кумира со смѣющимся челомъ, который былъ, самъ того не сознавая, его отдохновеніемъ и радостью и изъ котораго онъ никогда не пробовалъ сдѣлать свою настоящую подругу и поддержку въ жизни.

Высокая, тонкая, граціозная и красивая, съ карими глазами, очень кроткими и немного холодными, походившими иногда на глаза ея брата, съ тяжелыми, рыжевато-каштановаго цвѣта волосами, привѣтливая и радушная по природѣ, достаточно умная, чтобы разговаривать о многихъ вещахъ съ милой живостью и съ забавнымъ ребяческимъ упрямствомъ, имѣя достаточно художественнаго вкуса, чтобы прекрасно одѣваться, съ тѣмъ изяществомъ и умѣньемъ, которыхъ не можетъ замѣнить лучшій портной, Колетта была одной изъ тѣхъ женщинъ, которымъ самые суровые люди бываютъ благодарны за то, что онѣ красивы и веселы, не требуя отъ нихъ ничего большаго.

Находясь въ дурномъ настроеніи, увеличивавшемся отъ побѣднаго восторга г-жи Фовель, Мишель доставлялъ себѣ удовольствіе, говоря о Сюзаннѣ, выказывать ей нѣкоторое пренебреженiе ироническими и чуть не злыми замѣчаніями, которыя плохо передавали его мысль, сильно ее подчеркивая.

Миссъ Севернъ была умна, гораздо умнѣе Колетты, и въ особенности гораздо болѣе образована. Затѣмъ она жила въ совершенно несходной средѣ, далеко отъ парижскихъ кружковъ, она не встрѣтила на своемъ пути совершенно готовыхъ идей, чтобы ими воспользоваться, и если ея личные взгляды не имѣли особенной философской цѣнности, обнаруживая полнѣйшее незнаніе чужихъ мнѣній, они имѣли прелесть оригинальности. Иногда эти взгляды выражались очень несовершенно, какимъ нибудь забавнымъ словомъ, смѣшно произносимымъ ею, съ тѣми шаловливыми интонаціями, которыя шокировали Мишеля.

Постепенно тономъ откровенной увѣренности, который она такъ часто принимала, миссъ Севернъ поставила Тремора въ извѣстность относительно всѣхъ своихъ вкусовъ и маленькихъ талантовъ. Она много читала и продолжала читать много, безъ системы, историческія и научныя сочиненія, путешествія, очень мало стиховъ и романовъ; она немного играла на роялѣ и пѣла, какъ всѣ, умѣла однимъ взмахомъ карандаша набросать карикатуру человѣка, танцовала такъ же естественно, какъ другіе ходятъ, ѣздила верхомъ съ той же легкостью, какъ танцовала и могла скромно считать себя первой въ теннисѣ.

Въ литературѣ, въ живописи, въ музыкѣ и даже въ политикѣ она глубоко уважала „классиковъ“ — хранителей традицій, но она пылко интересовалась новаторами, вообще всѣми умами, ищущими… даже, если они ничего не находили. Какъ видите, если это была кукла, то довольно усовершенствованная.

Каждый вечеръ, по разъ уже отданному приказанію, чудный бѣлый букетъ высылался изъ Парижа по адресу миссъ Севернъ, но скучающій въ своей роли жениха Треморъ въ оправданіе своихъ рѣдкихъ визитовъ отговаривался необходимостью до своего отъѣзда привести въ порядокъ дѣла. Сюзанна къ тому же упрощала эту роль тѣмъ естественнымъ и дружескимъ тономъ, который она тотчасъ же приняла, обходясь съ Мишелемъ скорѣе какъ съ настоящимъ двоюроднымъ братомъ, чѣмъ какъ съ будущимъ мужемъ.

Прельщенная возможностью провести лѣто въ Кастельфлорѣ и не быть болѣе ни секретаршей, ни воспитательницей, она нисколько не огорчалась и не удивлялась его отъѣзду въ Норвегію. Она заявила, что вообще она находила непріятнымъ и даже смѣшнымъ откладывать — если не было серьезныхъ препятствій — путешествіе, уже давно предрѣшенное. Это значило рисковать никогда его не осуществить.

Никто не спросилъ миссъ Севернъ, что она подразумѣвала подъ „серьезными препятствіями“, и Треморъ задавалъ себѣ вопросъ, не подсмѣивалась ли она немного своей снисходительностью къ его путешествію, надъ самимъ путешественникомъ, но лицо молодой дѣвушки оставалось непроницаемымъ, никакой сдерживаемый смѣхъ не просвечивался въ ея глазахъ. Рѣшительно, странная дѣвушка!

Тяготясь предстоявшей женитьбой, убѣжденный, что его жена ему сдѣлаетъ жизнь трудной и непріятной, Мишель пришелъ къ сознанію, что онъ находилъ бы нѣкоторое удовольствіе въ разговорахъ съ Сюзанной, если бы мысль объ узахъ, прикрѣпившихъ его къ ней, не отравляла ему прелесть ихъ разговоровъ; онъ нашелъ бы ее милой и занимательной, но увѣренность, что придется слушать ея болтовню въ продолженіе всей жизни, представляла ему заранѣе скучными ея беззаботныя слова и ея граціозную подвижность. Конечно, она была забавна! Но забавныя женщины не всегда и не всѣхъ забавляютъ! Во всякомъ случаѣ есть кто-то, кого онѣ никогда не забавляютъ, и это именно ихъ мужья…

Мишель провелъ въ Парижѣ недѣлю, слѣдовавшую за пріѣздомъ Фовелей. Привести въ порядокъ нѣкоторыя дѣла, написать письма, докончить чтеніе, занести нѣкоторыя замѣтки и сдѣлать кое-какія приготовленія къ отъѣзду заняло почти все его время, и онъ ускользалъ, по мѣрѣ возможности, отъ Колетты и поздравленій, которыя при каждомъ его появленіи въ переполненной всегда гостиной его сестры, доставляли ему нѣсколько непріятныхъ минутъ. Однажды утромъ г-нъ Бетюнъ явился къ нему со своими поздравленіями на улицу Божонъ, и онъ могъ съ нѣкоторымъ облегченіемъ убѣдиться, что Клодъ, если онъ и былъ авторомъ знаменитаго письма 1-го апрѣля, не хвастался своимъ соучастіемъ въ помолвкѣ миссъ Севернъ. Мишель желалъ, чтобы это смѣшное происшествіе, которое Даранъ обѣщалъ ему хранить въ тайнѣ, оставалось насколько возможно неизвѣстнымъ даже въ ближайшемъ кругу.

Нѣсколько дней спустя послѣ визита Бетюна молодой человѣкъ встрѣтилъ Клода у двери лицея Кондорсе, выслушалъ съ безстрастнымъ челомъ приличествующее случаю поздравленіе, обращенное къ нему, и отвѣтилъ на него въ тонѣ большой естественности, чувствуя, впрочемъ, что за нимъ внимательно слѣдили.

Переходя къ другому предмету разговора, Клодъ выбранилъ лицей, мѣшавшій ему сопровождать его мать во Флоренцію и вообще встрѣтиться со своими родителями въ Дьеппѣ раньше конца іюля; затѣмъ онъ перешелъ къ женитьбѣ своего стараго пріятеля Тремора на его новой знакомой миссъ Севернъ, которую онъ встрѣчалъ въ Каннѣ во время новогоднихъ каникулъ и затѣмъ недавно въ Парижѣ и которую осыпалъ дифирамбическими похвалами; она покорила его сердце положительно замѣчательнымъ искусствомъ въ спортѣ. Онъ не рискнулъ задать вопросъ или сдѣлать какой-нибудь опасный намекъ, вѣроятно, надѣясь на то, что его ни въ чемъ не подозрѣваютъ. Конечно, онъ былъ удивленъ и даже немного испуганъ послѣдствіями своей шалости. Можетъ быть даже, эти послѣдствія показались ему столь огромными, что онъ не могъ допустить мысли, что на совершившійся фактъ могло оказать сильное вліяніе такое маловажное существо, какъ онъ, следовательно, ему не приходилось ни раскаяваться въ своемъ поступкѣ, ни имъ кичиться.

— Совершенно неожиданно, не такъ ли, старина? — спросилъ онъ своимъ низкимъ, спадающимъ голосомъ.

— Именно, — отвѣтилъ, смѣясь Мишель.

— И шикарной же парой будете вы оба! — заключилъ онъ съ восторгомъ. Затѣмъ, приподнимая портфель, который онъ несъ переполненный книгами:

— До свиданія, дружище, мы болѣе не увидимся до осени. Кажется, въ этомъ году предполагаютъ зарыться въ Дьеппѣ до начала охотничьяго сезона!

— До свиданія, мой Клодъ, не падай духомъ! — отвѣтилъ Мишель, пожимая руку лицеисту.

И они разстались.

— До свиданія, маленькій негодяй! — добавилъ мысленно новоиспеченный женихъ. — Если бы я зналъ навѣрно, что это твоя продѣлка, я убѣжденъ, что не удержался бы отъ удовольствія надрать тебѣ уши.

Вообще же теперь, когда приближался часъ его отъѣзда, Мишель, не очень строгій къ другимъ и снисходительный къ себѣ самому, былъ вынужденъ сознаться, что одной этой случайности, шалости Клода, было бы недостаточно, чтобы выдать его, безоружнаго, планамъ Колетты, и чувствовалъ себя готовымъ на уступки.

Нужно было возбуждающее веселіе г-жи Фовель, чтобы вывести его изъ благодушной неподвижности, съ которой онъ далъ себѣ слово ожидать развертыванія событій.

Уѣхать, все заключалось въ этомъ словѣ! Вдали отъ Парижа и Ривайера онъ еще разъ сможетъ оставить за собой настоящія заботы и отдаться радостямъ, столько разъ уже испытаннымъ, забвенія своей личности, перевоплотиться нѣкоторымъ образомъ, благодаря пребыванію въ странѣ, отличной отъ родной страны.

Это наслажденіе, онъ его сильнѣе чувствовалъ на разстояніи, возстановляя его въ своей памяти, можетъ быть, преувеличивая его, и опьянялъ себя воспоминаніями объ этой полной приключеній жизни, утомившей его въ свое время, но которая, отступивъ въ прошлое, приняла соблазнительный обликъ, представлялась ему внезапно прекрасной и притягательной, подобно всѣмъ благамъ, о которыхъ сожалѣешь, когда они потеряны, и которыми иногда пренебрегалъ, когда владѣлъ ими.

Два мѣсяца беззаботности, перемѣнъ, два мѣсяца свободы! Предвидимыя въ будущемъ событія таяли, исчезали въ туманѣ…

Уѣхать! уѣхать! да! въ этомъ было все!