Мишель поднялся около 10 часовъ, не спавъ всю ночь, разбитый кошмаромъ этого утра.

Дождь испортилъ дороги; тѣмъ не менѣе онъ рѣшилъ поѣхать въ Кастельфлоръ, убѣжденный, что онъ отправляется туда за нужнымъ ему сочиненьемъ по этнографіи, которое можно было найти у его зятя. Но онъ не видѣлъ ни г-на Фовеля, заинтересовавшагося постройкой и установкой оранжереи и занятаго совѣщаніями съ садовникомъ, ни Колетты, спавшей еще. За то, въ маленькой гостиной нижняго этажа, по которой онъ проходилъ, чтобы попасть въ библіотеку, онъ засталъ Сюзанну.

Она завтракала, расположившись удобно за столомъ, блестѣвшимъ красивымъ серебромъ и фарфоромъ: ея завтракъ былъ довольно сытный — хлѣбъ, масло, яйца въ смятку и чай — пища дѣятельнаго и здороваго человѣка, которому недостаточно питаться воздухомъ и свѣтомъ.

Какъ бы вылитая въ своемъ темномъ шерстяномъ платьѣ съ высокимъ блѣдно-голубымъ галстухомъ на маленькой, тоненькой шеѣ, она имѣла тѣ же быстрыя движенія и тотъ же свѣжій цвѣтъ лица, какъ будто она проспала вполнѣ мирно всю ночь.

— Вы, Майкъ?! уже?

Онъ живо объяснилъ подлинную причину своего визита, затѣмъ, въ то время какъ Сюзанна, нисколько не смущаясь, продолжала макать въ яичный желтокъ длинный, тоненькій ломтикъ хлѣба съ масломъ, онъ сѣлъ и попробовалъ начать разговоръ, но ихъ настроенія менѣе чѣмъ когда-либо совпадали.

Мишель прибыль очень усталый физически и нравственно, поблѣднѣвшій отъ долгой, разслабляющей безсонницы, съ больной еще отъ утомительныхъ размышленій головой, грустный, съ неясной потребностью быть утѣшеннымъ, слышать ласковое слово, въ особенности быть понятымъ — и все это безъ всякихъ сь его стороны усилій. Сюзанна, побѣжденная пріятной усталостью, заснула, какъ ребенокъ и проснулась въ половинѣ десятаго, совершенно отдохнувшая, съ головой, полной самыхъ розовыхъ мыслей. Воспоминанiя о нѣсколькихъ минутахъ досады, мелькомъ нарушившихъ ея удовольствіе, исчезли теперь, заглушенныя воспоминаніями радостными. Когда она читала романы или сказки, героиня которыхъ, безприданница или крестьянка, переодетая принцессой, становилась, благодаря своей граціи и красотѣ, королевой праздника, она открывала большіе глаза и улыбалась, не довѣряя ни роману, ни сказкѣ, но думала, что это должно было быть пріятнымъ „имѣть большой успѣхъ“, какъ говорилось въ романѣ, быть королевой бала, какъ въ сказкѣ.

И вотъ дѣйствительность взялась доказать ей правдоподобiе вымысла. Ею, маленькой Занной, никогда до 22 лѣтъ не бывавшей на балахъ, ею восхищались среди столькихъ, болѣе элегантныхъ и прекрасныхъ женщинъ; она могла отвѣдать и познать упоніе одного изъ этихъ свѣтскихъ успѣховъ, которымъ она, можетъ быть, завидовала когда-то, но такъ, издалека!

Миссъ Севернъ ясно сознала свой неожиданный тріумфъ только на слѣдующій день, когда свѣчи были потушены и музыка безмолвствовала, въ часъ, когда ничего не оставалось передъ ея глазами отъ бала, кромѣ брошеннаго на кресло блѣдно-зеленаго платья, уже помятаго, уже лишеннаго всякаго обаянія; но она оставалась еще довольная и радостная, довольная на столько, что съ презрѣніемъ относилась къ этой бѣдной г-жѣ де Лоржъ и забыла дурное настроеніе Мишеля. Кромѣ того ей какъ бы стало яснѣе ея могущество женщины и ей было пріятно вспоминать многочисленныя, прямо высказанныя или подмѣченныя ею, въ присутствіи Мишеля, выраженiя восхищенія. Этому невѣдомому очарованію, исходившему отъ нея — она говорила себѣ это совсѣмъ тихо — не подчинился ли, хотя отчасти, наканунѣ въ Шеснэ и гордый рыцарь Сенъ-Сильвера? Онъ не все время былъ угрюмъ; изрѣдка даже, напротивъ, дружески предупредительный, онъ дарилъ Сюзи болѣе сердечнымъ взглядомъ и болѣе снисходительнымъ словомъ…

Чрезмѣрно возбужденное въ это утро воображеніе молодой дѣвушки безудержно неслось, выискивая и находя тысячи причинъ для новыхъ радостей.

Поэтому, когда Мишель вошелъ, его невѣста вполнѣ искренно ожидала увидѣть его такимъ же веселымъ, такимъ же любезнымъ, такъ же гордящимся миссъ Севернъ, какъ она сама.

Но совершенно обратная работа совершилась въ умѣ Тремора, съ тѣхъ поръ какъ они разстались. Между тѣмъ какъ она разукрашивала, идеализировала свои воспоминанія, онъ видѣлъ все въ черномъ свѣтѣ. Она удивилась, найдя его такимъ мрачнымъ, со складкой посреди лба. Онъ былъ оскорбленъ, видя ее такой розовой, съ улыбкой на устахъ.

— Развѣ вы выходите? — спросилъ молодой человѣкъ черезъ минуту, замѣтивъ шляпу и коллетъ Сюзанны, приготовленные на стулѣ подлѣ нея.

Она разсказала весело, что она и четыре или пять молодыхъ дѣвушекъ приглашены Симоной на завтракъ къ г-жѣ Рео, чтобы „обмѣняться впечатлѣніями отъ бала“, затѣмъ, перебивая себя:

— Кстати, Майкъ, — сказала она, — мнѣ нужно васъ теперь же о чемъ-то попросить. Вчера въ Шеснэ организовали большую поѣздку верхами, прогулку- монстръ, гурьбой до Франшара. Это на послезавтра. Мѣсто встрѣчи назначено около „Козьяго Холма“ въ половинѣ второго. Такъ какъ, вѣроятно, вернутся не раньше вечера, то Колетта находитъ, что это слишкомъ долго, а Роберту совсѣмъ недостаетъ вдохновенія; не соблаговолите ли меня сопровождать?

Прогулка цѣлымъ обществомъ… Мишель сейчасъ же себѣ представилъ, чѣмъ могла быть эта прогулка. Ненавистные ему Депланъ, Понмори, Поль Рео живо предстали передъ нимъ; онъ увидѣлъ Сюзанну, окруженную, кокетливую, какъ на балу…

— Право, моя дорогая, у меня есть лучшіе способы проводить мой день, чѣмъ „прогулка гурьбой“, — отвѣтилъ онъ очень холодно, забывая впрочемъ, что его отказъ не влечетъ за собой неизбѣжно отказъ Сюзи. — Насколько я люблю прогулки одинъ, настолько я ихъ ненавижу, когда онѣ являются предлогомъ для салонной болтовни.

При этихъ словахъ молодая дѣвушка, немного удивленная, посмотрѣла на Тремора и быстро замѣтила его блѣдность.

— У васъ очень усталый видъ, — сказала она, — у васъ все еще болитъ голова?

— Да, конечно; а вамъ я удивляюсь!

— О! я такъ мало устала, что сегодня же вечеромъ повторила бы все вновь.

Они замолчали. Миссъ Севернъ очень тщательно намазывала свѣжій ломтикъ хлѣба.

— Итакъ, — продолжалъ Мишель, слѣдившій за ней съ невольнымъ нетерпѣніемъ, — съ васъ еще не довольно этого злосчастнаго бала! Одинъ Богъ знаетъ, сколько вы говорили о немъ до того, какъ онъ состоялся!… и вамъ все еще мало?

Сюзи расхохоталась.

— О, Мишель! если бы вы знали, если бы вы знали, какъ это „захватываетъ!“ — воскликнула она въ припадкѣ восторга и находя, что точный переводъ англійскаго слова могъ одинъ выразить ея мысль.

— Я повторяю, я вамъ удивляюсь.

— Но, наконецъ, — возразила она съ небольшимъ жестомъ досады передъ этой систематической угрюмостью, — вѣдь и вы не все время скучали! Вы танцовали!

— Два раза, по крайней мѣрѣ, не правда ли? Вы…

— О, я! я не пропустила ни одного танца, ни одной фигуры! это было восхитительно! Всѣ были такіе любезные! такіе ко мнѣ любезные!… А Раймондъ Депланъ, заставилъ меня такъ много смѣяться… онъ!…

— Вы очень легко смѣетесь!

— Можетъ быть! это такъ пріятно — посмѣяться! я также много разговаривала съ…

— Вы должны были много разговаривать съ большимъ количествомъ лицъ, такъ какъ у васъ былъ цѣлый штатъ!

— Въ самомъ дѣлѣ? Ну, Мишель, — заключила молодая дѣвушка все еще веселая, — это менѣе компрометируетъ, цѣлый штатъ, чѣмъ одинъ ухаживатель!

Но Мишель не шутилъ.

— Прекрасная манера, — продолжалъ онъ, — воспринятая у насъ во Франціи молодыми дѣвушками — у вашихъ соотечественницъ, безъ сомнѣнія. Я, право, не знаю, зачѣмъ онѣ стѣсняютъ себя провожающими, разъ онѣ не даютъ себѣ даже труда возвращаться послѣ каждаго танца на установленное мѣсто. Чтобы ихъ довести до передней, достаточно было бы горничной.

— Наступитъ и такое время, когда будутъ обходиться безъ горничной, — заявила философски Сюзи.

Это прекрасное расположеніе духа и это спокойствіе раздражали все болѣе и болѣе тоскливую усталость Мишеля.

— Я не думаю, чтобы когда нибудь наступило время, когда я найду приличнымъ, чтобы молодая дѣвушка была окружена молодыми людьми — и только молодыми людьми, въ продолженіе всего вечера, — возразилъ онъ, этимъ прямымъ нападеніемъ обнаруживая точнѣе причину своего раздраженія.

— О! окруженная молодыми людьми! — сказала Сюзи, принимая вызовъ и намекъ и чувствуя внезапно искушеніе поддразнить. — Кто же эти молодые люди? посмотримъ… Депланъ! Да… Онъ занималъ меня, Депланъ!… а затѣмъ…

— А затѣмъ Гастонъ Понмори, — перебилъ рѣзко Мишель, — и затѣмъ Поль Рео, и затѣмъ Бокуръ, и затѣмъ этотъ, провалившійся депутатъ, кажется, и затѣмъ это животное Лангилль, и затѣмъ…

— О! Мишель!… животное!… — повторила она съ упрекомъ. — Къ тому же Лангилль не молодой человѣкъ, такъ же какъ и супрефектъ.

— А Поль Рео не молодой человѣкъ? Поль Рео, котораго вы знали въ Каннѣ, который, вѣроятно, уже ухаживалъ за вами эту зиму.

— Онъ за мной ухаживалъ въ Каннѣ, да, это вѣрно, Мишель, — согласилась миссъ Севернъ, по прежнему спокойная, наливая себѣ вторую чашку чая, — но здѣсь нѣтъ.

Мишель поднялся и, скрестивъ руки:

— Итакъ, вы сознаетесь, что онъ за вами ухаживалъ въ Каннѣ?

— Конечно, почему нѣтъ? Это смѣшно, Мишель, что вы все удивляетесь, что за мною ухаживаютъ.

— Я не сказалъ, что я этому удивляюсь… вы не должны бы этого допускать, вотъ и все. Но вы кокетка…

— Я не кокетка, мой милый; только я люблю веселиться, и я веселюсь, когда могу.

— А къ буфету, сколько разъ, да, сколько разъ вы ходили?

— Вы меня упрекаете въ томъ, что я ѣла?

— О! вы тамъ немного ѣли! вамъ совсѣмъ не было времени ѣсть.

Миссъ Севернъ положила ложку на блюдечко, выпрямилась на стулѣ и посмотрѣла прямо въ лицо Тремору:

— Вы пришли сюда сегодня утромъ, чтобы поссориться? — спросила она съ дерзостью, выражавшейся въ видимомъ движеніи ея подбородка и въ легкомъ дрожаніи ноздрей.

Онъ не пришелъ ссориться, о! нѣтъ!

Зачѣмъ, собственно, онъ пришелъ? За сочиненіемъ по этнографіи прежде всего, а затѣмъ, затѣмъ? онъ этого совершенно не зналъ; онъ былъ бы счастливъ, если бы кто нибудь ему это объяснилъ. Онъ могъ бы самъ отвѣтить, можетъ быть… если бы онъ зналъ.

За ссору онъ ухватился на-лету или вѣрнѣе онъ былъ подхваченъ ею; теперь онъ ей принадлежалъ и тѣломъ и душой, съ жесткимъ взглядомъ, рѣзкимъ голосомъ, съ раздраженнымъ умомъ, съ безпокойнымъ сердцемъ, со всей досадой этой ночи на устахъ.

— Я чувствую отвращеніе къ ссорамъ, Сюзанна, — отвѣтилъ онъ. — Я хотѣлъ только вамъ выразить мой образъ мыслей!

— Онъ такъ очарователенъ, вашъ образъ мыслей! Думаете ли вы, что только я одна смѣялась и разговаривала въ Шеснэ?

— Есть молодыя дѣвушки и даже молодыя женщины, очень веселыя, прелестныя и пренебрегающія пошлыми похвалами разныхъ Понмори и Деплановъ; г-жа Рео, напримѣръ, развѣ она кокетка?

— Нѣтъ, она восхитительна, — согласилась откровенно Сюзи; — но Тереза — это совсѣмъ не то.

— Вотъ какъ, почему?

— Потому.

— Вы не можете этого сказать?

— Нѣтъ.

— О! я не любопытенъ! — сказалъ молодой челювѣкъ, гнѣвъ котораго глухо возрасталъ; — но увѣряю васъ, что если я васъ считалъ легкомысленной и поверхностной, то все-таки не до такой степени.

Сюзанна поблѣднѣла, она не забавлялась болѣе.

— Сказано грубо! — сказала она, сжавъ зубы.

Но Мишель продолжалъ, выведенный изъ себя, переступив границы, за что онъ при большемъ хладнокровіи презиралъ бы себя.

— Думаете ли вы, что они не возмутительны, эти танцы, которые заставляютъ въ продолженіе цѣлаго вечера переходить молодую дѣвушку изъ объятій одного въ объятія другого? Знали ли вы, что вы позволяли говорить себѣ, увлекаемая опьяняющей музыкой, всѣмъ этимъ фатамъ, болѣе или менѣе возбуждаемымъ своими остановками у буфета?… Я ненавижу эти балы, я ненавижу эти вольности, допускаемыя ими, кокетство, которое они поощряютъ, а такъ какъ вы моя невѣста…

— Мишель, — перебила Сюзанна, дрожа оть ярости, — этотъ разъ подумайте о томъ, что вы хотите сказать!

— Ничего, кромѣ правды, будьте въ этомъ увѣрены; я усталъ играть смѣшную роль. Я не требовалъ ни вашей любви, ни даже вашей дружбы…

— Мишель! — воскликнула молодая дѣвушка съ сверкающими глазами, съ дрожью въ голосѣ, съ сильно трясущимися губами. — Мишель, это недостойно, — что вы говорите! Вы отъ меня не требовали моей дружбы, но я у васъ просила вашей, и если бы вы мнѣ ее дали, вы никогда бы, никогда не обошлись со мною такъ несправедливо.

Онъ хотѣлъ продолжать, но она не дала ему.

— Что я сдѣлала? — продолжала она съ какимъ-то смятеніемъ, въ гнѣвѣ. — Зачѣмъ повезли меня на балъ, какъ не для того, чтобы я тамъ танцовала и веселилась? Вы говорите о легкомысліи! Что же я наконецъ сдѣлала? Васъ, значитъ, очень огорчаетъ, когда я довольна, когда меня хвалятъ… Ахъ! такъ вотъ какіе вы всѣ, мужчины, ревнивые изъ тщеславія, если не изъ любви!… послушайте, Мишель, это гадко, гадко!… Развѣ я васъ упрекала за то, что вы танцовали съ г-жей де Лоржъ, и однако я ее ненавижу, о! я ее ненавижу, эту женщину!

Все болѣе раздраженная, возбужденная, опьяняемая собственными словами, она говорила лихорадочнымъ голосомъ, котораго Мишель у нея не зналъ; вдругъ она оттолкнула столъ, спрятала голову въ подушки дивана и залилась слезами. Мишель быль сраженъ.

— Сюзанна, — пробовалъ онъ сказать, — плакать нелѣпо!

Но она не отвѣчала, вся потрясаемая рыданіями, со струящимися между пальцами крупными слезами.

— Сюзи, не плачьте…

Рыданія удвоились; это было громадное отчаяніе безпомощнаго, смятеннаго ребенка. Мишель колебался. Затѣмъ, самъ внѣ себя передъ этимъ горемъ, онъ всталъ на колѣни передъ молодой дѣвушкой.

— Сюзанна, моя дорогая крошка, — умолялъ онъ, пробуя напрасно отвести руки, которыя она прижимала къ своему лицу, — вы мнѣ причиняете большое горе. Вотъ уже два раза, что вы изъ-за меня плачете. Если я былъ слишкомъ строгъ, если я былъ неправъ, простите меня, моя бѣдная маленькая Занна, я не хочу, чтобы вы плакали…

— Мишель, — сказала она очень тихо, задыхаясь, — вы были очень злой.

— Но я этимъ очень огорченъ, я вамъ клянусь… не плачьте…

— Мишель, я не кокетка.

— Нѣтъ, мое дорогое дитя, нѣтъ, нѣтъ… это всѣ эти ничтожные глупцы вывели меня изъ терпѣнія.

— А вы, вы флиртовали съ г-жей де Лоржъ, — продолжала она, все еще не открывая лица.

— Г-жа де Лоржъ! О! если бъ вы знали, какъ она мнѣ безразлична!

— Думаете ли вы, что… Депланъ, напримѣръ, для меня не безразличенъ?

— Надѣюсь, конечно, что да.

Сюзи подняла голову, опустила свои маленькія ручки и предстала вся залитая слезами. Тогда она замѣтила Тремора на колѣняхъ подлѣ себя и улыбнулась. Это было подобно солнечному лучу въ ея глазахъ, на ея щекахъ, еще покрытыхъ каплями слезъ, но Мишель безразсудно подумалъ, что она насмѣхается, что эта улыбка выражала лукавое торжество; онъ быстро поднялся и наступила минута неловкости.

— Мишель, — сказала наконецъ Сюзанна, — зачѣмъ вы говорили со мной такъ жестко.

Мишель сѣлъ подлѣ нея и взялъ ея руку.

— Послушайте меня, Сюзи, — сказалъ онъ, — я очень огорченъ, очень сконфуженъ, что вспылилъ. Но я васъ увѣряю, что ваша молодость, ваша непорочность, а также обычаи страны, въ которой вы воспитывались, вамъ мѣшаютъ понять, сколько вреднаго, опаснаго въ этой игрѣ улыбками и словами, которая такъ нравится вамъ. Вы сама чистота, я это знаю, но вѣдь вы прекрасно замѣчаете, что всѣ васъ находятъ красивой, обольстительной…

— Не всѣ; вы не находите, — перебила она сердитымъ тономъ. И ей очень хотѣлось прибавить: „если я танцовала котильонъ съ Полемъ Рео, это потому, что нѣкто другой, нѣкто очень злой, очень разсѣянный, не позаботился попросить его…“, но ея гордость мѣшала ей выразить зтотъ упрекъ.

— Конечно кромѣ меня, это уже извѣстно… я всегда составляю исключеніе! Но, наконецъ, кромѣ меня, всѣ, не такъ ли?… и это васъ забавляетъ, опьяняетъ и вы поощряете, сами того не сознавая, вызываете этотъ флиртъ, какъ вы это называете, который очень невиненъ съ вашей стороны, но который можетъ быть менѣе невиненъ съ другой стороны, повѣрьте мнѣ!… Это правда, и не волнуйтесь такъ… ахъ! если бы вы знали, что они говорятъ въ курительной о женщинахъ и даже о молодыхъ дѣвушкахъ, какъ они ихъ подвергаютъ самой легкомысленной критикѣ, эти мужчины, льстящіе вамъ…

— Это мерзко, то, что вы разсказываете.

— Очень мерзко, конечно, но, къ несчастью, вѣрно! Сюзи, — продолжалъ молодой человѣкъ, удерживая бѣдную, еще дрожащую ручку, — я хотѣлъ бы васъ просить… это грубо, жестоко съ моей стороны, но… хотите мнѣ обѣщать веселиться немного меньше въ другой разъ? я былъ бы такъ счастливъ!

Миссъ Севернъ опустила глаза; затѣмъ, поднявъ ихъ на своего жениха:

— Я охотно обѣщаю, — сказала она прямо, — но долгъ платежомъ красенъ! Вы будете заниматься г-жей де Лоржъ, не болѣе, чѣмъ того требуетъ самая строгая вѣжливость. У меня тоже есть свое самолюбiе. Я такъ же не хочу имѣть вида покинутой невѣсты, какъ вы — смѣшного жениха.

— Я сдѣлаю, что вы желаете. Я танцовалъ одинъ разъ съ г-жей де Лоржъ, потому что она пришла за мной и почти принудила меня къ этому силой, если вы хотите это знать… и это вообще безсмысленно!…

Сюзи смѣялась въ восхищеніи.

— Она сама напросилась, Майкъ? Ну да, она не гордая!

— Не правда ли?

Мишель смѣялся, видя ее смѣющейся.

— Значить, мы болѣе не въ ссорѣ, Мишель? Я ненавижу ссоры.

Голосъ ея становился нѣжнымъ, ласкающимъ.

— Ахъ, Боже! я также, увѣряю васъ…

Мишель колебался, казался нерѣшительнымъ, затѣмъ, неожиданно возвращаясь къ предмету ссоры:

— Сюзи, — сказалъ онъ опять, — я боюсь иногда, что вы не понимаете всей важности иныхъ поступковъ. Этотъ ужинъ, вы знаете, этотъ ужинъ, который вы такъ мило подѣлили со мной, вы… вы его не раздѣлили бы съ другимъ, скажите Сюзи, скажите?

Вопросъ былъ оскорбителенъ, Мишель это хорошо зналъ, но онъ его преслѣдовалъ съ самаго его возвращенія изъ Шеснэ и уже съ минуту такъ жегъ ему уста, что необходимо было его высказать.

Миссъ Севернъ посмотрѣла на своего жениха, не сердясь, но съ глубокимъ удивленіемъ.

— Съ другимъ, — повторила она, — съ посторонимъ?

И она еще разъ на него посмотрѣла.

— Мишель, — прибавила она тотчасъ же улыбаясь, закинувъ немного головку, — сцену, которой вы меня только что удостоили, сдѣлали бы вы ее другой?

Внезапно онъ притянулъ руку, которую все еще держалъ, и закрылъ ею себѣ глаза.

— О! я безумецъ, — пробормоталъ онъ, — я безумецъ, нужно простить меня, забыть, что я сказалъ.

Очень короткое время они оставались безмолвными, затѣмъ Сюзи поднялась.

— Карета, должно быть, готова.

Треморъ поднялся также. Онъ положилъ свою руку на голову Сюзанны и отвелъ немного, чтобы лучше читать въ глазахъ своей невѣсты, завитой хохолокъ волось.

— Вы мнѣ прощаете? — молилъ онъ.

— Да, — отвѣтила она очень тихо, не избѣгая глазъ, искавшихъ ея взгляда.

— Благодарю, Занночка, — сказалъ Мишель, цѣлуя нѣжно въ лобъ молодую дѣвушку.

Немного покраснѣвъ, она взяла свою шляпу и пошла ее надѣвать передъ зеркаломъ.

— Сюзи, — прибавилъ очень ласково Треморъ, слѣдившій за ней глазами. Я былъ сейчасъ очень злымъ; если вамъ очень хочется совершить эту прогулку въ Франшаръ, я охотно буду васъ сопровождать.

Она живо повернулась съ сіяющими глазами.

— О! Мишель, я буду въ восторгѣ.

Молодой человѣкъ улыбнулся, затѣмъ, когда миссъ Севернъ завязала свою вуалетку, онъ взялъ драповый коллетъ, лежавшій на стулѣ, и съ нѣжной заботливостью окуталъ имъ ея красивый, гибкiй, немного откинувшійся назадъ станъ.

— Почти холодно сегодня утромъ, берегитесь, — посовѣтовалъ онъ.

И этотъ жестъ, и эти простыѣ слова растрогали Сюзанну, хотя она не понимала почему. Вечеромъ въ тотъ же день, передъ тѣмъ какъ заснуть, она долго думала, что не входило въ ея привычки, и вдругъ, такъ ясно, такъ нежданно, что она была этимъ поражена, въ ея умѣ, столь неопытномъ въ анализѣ, съ точностью опредѣлился вопросъ: „какъ можно узнать, любишь ли? какимъ образомъ можно въ этомъ вполнѣ убѣдиться?"