Язычник попросил мудреца Гиллела объяснить ему иудаизм как можно проще. Если бы Гиллелу это удалось, безбожник обещал обратиться в иудаизм и стать твердым верующим. Гиллел ответил: «Что ненавистно тебе, того не делай соседу твоему. В этом вся Тора. Остальное – комментарий. А теперь иди и учи его».

Марк повествует, что учитель Иешуа, известный своим последователям на протяжении многих столетий как Иисус, проповедовал около 29 г. н.э.: «Вторая подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Иной большей сих заповеди нет» (Мк. 12:31).

Кое-кто считает, что Гиллел был учителем Иисуса.

В Гиллеле Старшем, или Вавилонянине, многие раввины видят самого идеального еврея, сравнимого по характеру с Конфуцием или Линкольном. Подобно им он вырос в жуткой нищете. Говорил он пословицами. Доходчиво излагая великие истины, Гиллел сжато выражал многовековую еврейскую ученость в афоризмах, легко усваивавшихся людьми. Многие из его коротких поговорок удивительно похожи на высказывания Иисуса.

О жизни Гиллела мало что известно. Он скорее знаком нам по своим словам и своему достоинству влиятельного учителя. Ему приписывают создание классического иудаизма, основанного не столько на храмовом ритуале, сколько на библейских догматах и нравственных заповедях. Его сосредоточенность на приобретении знаний, его поиск понимания сути иудейского закона и создание компактной, переносной религии (мысль можно захватить с собой куда угодно) позволили его народу сохранить единство в грядущей диаспоре и создать великую сокровищницу иудейского закона – Талмуд. Этическое восприятие им «tikkun olam» (совершенствования мира через нравственные ценности) заложило основу постбиблейского иудаизма и зарождения христианства.

Гиллел страстно стремился к знаниям. Он оставил свой дом в Вавилоне, отважившись учиться в Иудее. В одной популярной легенде рассказывается, что в одну снежную субботу у него не оказалось денег, чтобы заплатить за вход в иерусалимскую религиозную школу. Не желая пропустить хоть один день учебы, он забрался на крышу и слушал через световой люк. Учителя обратили внимание на то, что в классе было необычно темно. Посмотрев наверх, они заметили покрытую снегом фигуру, загораживавшую солнце. Нарушив запрет на работу в субботу, ученики полезли на крышу, чтобы спасти уже замерзавшего Гиллела. Затем учителя и ученики помыли, обсушили и одели его. Любой человек, так жаждущий знаний, посчитали они, заслуживает внимания даже за счет неповиновения закону. Так был заложен прецедент.

Побывав дома в Вавилоне, Гиллел вернулся в Иерусалим и председателем Синедриона – высшего суда древней Иудеи, возглавлявшегося раввинами. Он обнаружил, что члены Синедриона того времени не знали должным образом иудейского закона. Устное предание теряло свое значение в результате римской оккупации и порочной тирании царя Ирода.

Гиллел назначил своим заместителем по Синедриону серьезного, твердого, высокомерного и педантичного Шмая. На протяжении столетий их последователей будут называть «Школой Гиллела» и «Школой Шмая». Один – оптимист, другой – пессимист; один был доволен самим бытием, другой уверен в том, что небытие окажется значительно лучше. Гиллел никогда не сердился, Шмай постоянно казался взбешенным. Гиллел шел на компромисс в любом вопросе, Шмай никогда не отказывался от раз занятой позиции. Хотя и рассказывали, что Бог – когда Его об этом спросили – предпочел точку зрения Гиллела на жизнь, мнения обоих послужили основой талмудистской мысли и полемики, сформировав тем самым мышление еврейского народа.

И Гиллел, и Шмай были фарисеями, предвестниками современного еврейства. Многие христиане считали фарисеев времен Иисуса косными и искалеченными слепым повиновением закону. И все же Иисус исповедовал фарисейский иудаизм и ясно дал понять, что пришел не для того, чтобы упразднить закон. Его внушение, что многие дотошно следуют иудейскому закону, соответствует учениям Гиллела и Шмая.