Под вечер 5 сентября в штаб 14-й кавалерийской дивизии, располагавшейся в Тарнобжеге, от командующего 9-й армией генерала Лечицкого вернулись Новиков и Дрейер.
Я вышел встретить их, оба они были в веселом настроении. Дрейер сообщил мне, что Новиков назначен командиром 1-го кавалерийского корпуса, а он — начальником штаба этого же корпуса. Поздравив, я поинтересовался, как встретил их такой строгий человек, как Лечицкий. Когда Новиков вышел, Дрейер рассказал мне о приеме. По его словам, больше говорил он, Дрейер, а Новиков чаще отмалчивался, иногда надувался, делая воинственный вид.
Расспросив о прошедших событиях, Лечицкий изложил новые задачи 1-го корпуса. По указанию командующего фронтом в состав корпуса включались 5, 8, 14-я кавалерийские дивизии, 4-я и 5-я казачьи Донские дивизии и Отдельная казачья Туркестанская бригада.
Задачи корпуса состояли в том, чтобы очистить левый берег Вислы от австрийцев, разведать положение на участке фронта Ченстохов, Краков и ударить по тылам австрийских армий к востоку от Кракова. Для переправы через Вислу корпусу придавался понтонный батальон.
Так Дрейер охарактеризовал задачи корпуса. Между тем во всех наших военно-исторических трудах, освещающих задачи, поставленные 1-му кавалерийскому корпусу, совершенно умалчивается о том, что он должен был нанести удар по тылам австрийцев. А ведь это принципиальный вопрос.
Сошлемся лишь на некоторые факты. Во второй части «Стратегического очерка войны 1914–1918 гг.», написанного Вороньковым и опубликованного в 1923 году, в частности, говорится: на 1-й кавалерийский корпус «возложены задачи: 1) обеспечить правый фланг фронта, 2) очистить от мелких партий противника район реки Нида, 3) разведывать к стороне Силезии на фронте Бреславль, Краков, 4) наблюдать реку Вислу от Кракова до Сандомира. 9-я армия должна для поддержки корпуса выдвинуть на левый берег Вислы бригаду пехоты». При этом Вороньков ссылается на «авторитетный» источник — Военно-научный архив (дело № 162, стр. 126). Из V тома «Истории мировой войны», изданного рейхсархивом, мы узнаем о содержании перехваченного 12 сентября радиодонесения Новикова:…как только разведка выяснит развертывание немцев в Силезии, он откажется от выполнения данного ему приказа — не перейдет на южный берег Вислы, а ограничится обороной и завесой на северном берегу этой реки.
Я намеренно осветил задачи корпуса. Ведь если исказить их, как это сделал Вороньков и другие, то любой историк вправе предъявить корпусу претензию: зачем же он топтался около Вислы, почему не шел прямо в Силезию? Такая претензия была бы справедливой, если Лечицкий не вздумал бы проводить свои оперативные идеи, идущие вразрез с установками командующего Юго-Западным фронтом.
Итак, отрезать австрийцев от Кракова, ведя в то же время разведку против Силезии, — с такой установкой вернулись в Тарнобжег Новиков и Дрейер.
Естественно, что я спросил у Дрейера, кто же будет начальником 14-й кавалерийской дивизии? Он ответил: дивизию получает генерал-квартирмейстер штаба 9-й армии свиты его величества генерал-майор Эрдели.
Дрейер завел разговор и обо мне, сказав, что Эрдели настаивает, чтобы штаб дивизии возглавил кто-нибудь из штабных офицеров, уже побывавших в боях. Так как сам Дрейер уходил в корпус, то за него должен был остаться я.
К себе, в штаб корпуса, Дрейер на должность штаб-офицера Генерального штаба взял из штаба 9-й армии подполковника Генерального штаба Шатилова. Его отец был членом Государственного совета, и это имело для его сына немаловажное значение. Расставаясь, Дрейер спросил меня, кого бы из офицеров штаба дивизии я мог порекомендовать для выдвижения на должность старшего адъютанта Генерального штаба. Я назвал две кандидатуры: штабс-капитанов Роженко и Мельчакова. Они учились в Академии Генштаба, оба производили хорошее впечатление. Я и посоветовал взять их в штаб корпуса, надеясь у себя в штабе обойтись без них.
Одним словом, вечером кадровые вопросы разделения двух штабов были решены. Я торопился к исполняющему обязанности начальника 14-й дивизии полковнику Сенче, чтобы решить ряд вопросов, связанных с передислокацией дивизии. Утром 7 сентября дивизии предстояло через мост у Сандомира снова вернуться на левый берег Вислы и достичь Климантува. Написав приказ, направляюсь к Сенче. Он подписал его. Возвратился в свой штаб примерно в 23.00 и вдруг узнаю приятную новость: из Петербурга вернулся начальник штаба нашей дивизии полковник Вестфален. Радовало меня то, что снова останусь на прежней штатной должности старшего адъютанта Генерального штаба (начальника оперативной части. — Б.Ш.)> а значит, освобожусь от хозяйственных забот и хлопот. А их было немало! Ведь Дрейер не любил заниматься хозяйственными делами.
Мысли мои как-то невольно переключились на служебную лестницу, по которой поднимался Новиков. Лишь год он командовал 14-й кавалерийской дивизией. А как возвысился! Добился повышения в должности — назначили его командиром корпуса. Значит, обогнал начальников 8-й и 5-й кавалерийских дивизий генералов Зандера и Морица, На его груди засверкал орден Святого Георгия 4-й степени, награду эту дали ему за «успешные действия» дивизии на левом берегу Вислы.
Заслужил ли Новиков повышение в должности и награду? По правде сказать, нет! Ему просто повезло. А повезло потому, что командовать пришлось той самой дивизией, которую хорошо подготовил к боевым действиям его предшественник — генерал Орановский. Он много поработал, закалил дивизию на полях учений. Именно это обеспечило ей успехи в боях на левом берегу Вислы. Она была приучена и к конному и к пешему бою. И при необходимости она превращалась из кавалерийской в пехотную. Ее солдаты и офицеры в наступлении проявляли стремительность и храбрость. Из общего состава в 5200 человек дивизия за полтора месяца войны потеряла убитыми 32 солдата, ранеными — 137 человек, в том числе солдат — 130, офицеров — 7.
Находясь в Тарнобжеге, дивизия пополнилась двумя маршевыми эскадронами. Их солдаты производили хорошее впечатление. Они огорчались тем, что им дали слабых коней. Не втянутые в поход, кони быстро сдавали. Приходилось их заменять более сильными лошадьми, которых брали у помещиков. Штатные же кони, с которыми дивизия вышла на войну, еще долго продолжали верную, порой очень тяжелую службу.
Наступило утро 7 сентября 1914 года. 14-я кавалерийская дивизия, перейдя по мосту у Сандомира Вислу, снова оказалась на родном ей левом берегу. Отсюда она двинулась на Климантув. Полки и эскадроны в район Климантува прибыли в тот же день примерно в 15.00. На ночлег расположились в окрестных деревнях.
8-я кавалерийская дивизия еще 6 сентября перешла на левый берег Вислы, сосредоточившись в районе Голембюва. 5-я кавалерийская дивизия 1 сентября совершила переход от Сандомира до Сташува, затем — до Стопницы и расположилась в районе Стопницы, Поланца. Отсюда она вела разведку на запад, наблюдая за течением Вислы к востоку от Поланца. Штаб корпуса переезжал в Сандомир.
К вечеру 7 сентября в Климантув прибыл начальник 14-й кавалерийской дивизии генерал Эрдели. Его сопровождали личный адъютант князь Кантагецзен и молодой человек в штатском, некий Кузьминский. Эрдели сначала принял полковника Сенчу и Вестфалена. Затем вызвали офицеров штаба, чтобы представить их новому начальнику.
Эрдели был выше среднего роста, по годам еще молодой генерал. Он производил приятное впечатление. Принял нас просто. Когда церемония представления закончилась, попросил меня остаться и доложить о состоянии дивизии. Выслушав мое мнение о состоянии полков, их командном составе, генерал поручил мне подготовить приказ о движении дивизии в одной колонне на Богорю и Стошницу. Я сказал, что двигаться в одной колонне будет очень тяжело. Объяснил, что дивизия отвыкла от этого устаревшего способа передвижения, но Эрдели настаивал на своем.
Приказ я отнес к Вестфалену, начальнику штаба дивизии. Он не решился сам доложить его генералу и потащил меня с собой. Эрдели подписал приказ. В полках и эскадронах, конечно, удивились приказу, в котором возрождался походный порядок дивизии, давно отброшенный жизнью.
Вечером, за ужином, Вестфален расспрашивал меня о делах в дивизии, о ее боевых действиях, о динамике наиболее острых схваток с противником. Я не мог не почувствовать, что до Вестфалена не доходит простая истина: война диктует свои законы, требует гибкости, отбрасывает прочь все то, что устарело. Когда я рассказывал ему, что в нашей дивизии чаще всего приходилось вести спешенный бой, редко идти в кавалерийские атаки, Вестфален морщился. Не признавая спешенного боя, он увлекался только атаками. «Вот тут бы и завернуть конную атаку бригадной, а то и всей дивизией!» — бросал он реплику, когда речь заходила о спешенном бое. Думалось, что война научит и его, как надо действовать! Но, к сожалению, война не научила ограниченного в оперативно-тактическом мышлении Вестфалена. 8 июня 1915 года он погиб в конной атаке и погубил почти всю 2-ю бригаду, которой временно командовал. О грубом просчете Вестфалена речь будет еще впереди…
Утро 8 сентября… Часовая стрелка приближается к цифре 10. Пора уже садиться на коней, чтобы следовать в голове колонны основных сил. Вдруг меня вызывает начальник дивизии. Застаю у него Вестфалена и незнакомого иностранца. Эрдели представляет меня полковнику в английской форме — Ноксу.
— Господин Нокс будет при штабе нашей дивизии, — сказал Эрдели. — Ориентируйте его в обстановке.
Пожав друг другу руки, мы принялись за дело: я развернул двухверстную карту, а Нокс вынул десятиверстку. Тогда я тоже вынул из сумки десятиверстную карту. Ориентирую полковника в расположении соседних соединений и частей, объясняю задачу, поставленную перед 14-й кавалерийской дивизией.
Нокс слушал внимательно, но очень редко делал пометки на карте. Никаких записей он не делал и в блокноте. Но вот спустя почти тринадцать лет в мои руки попала книга Нокса «С русской армией в 1914–1917 годах», Лондон. Целую главу своей книги Нокс посвятил нашей дивизии. Эта глава — «С кавалерийской дивизией в юго-западной Польше в сентябре и октябре» — написана в форме дневника.
Для меня стало ясно: военный агент Англии добросовестно вел дневник, записывая в него свои наблюдения так, что никто из посторонних не видел…
Обстановка на фронте менялась быстро. Штаб корпуса торопил нашу дивизию с переправой через Вислу, требовал нанести удар в тыл 1-й австрийской армии, отходящей к Кракову. Это был ближайший тыл, насыщенный войсками. Вода в Висле все время прибывала, а дивизия пока не имела никаких переправочных средств. Взвесив эти обстоятельства, Эрдели забеспокоился. Он вызвал Вестфалена и меня, сказал, что вместе с ним мы поедем в штаб корпуса (он находился в Сташуве). Начальнику штаба корпуса мы изложили свою точку зрения. По нашему мнению, 14-й кавдивизии целесообразнее продвинуться к западу от Стопницы, а не к югу. Мы заявили также, что без понтонного батальона дивизия не сможет переправляться через Вислу. Выслушав нас, Дрейер настаивал на переправе дивизии в районе к югу от Стопницы. Эрдели, поддержав Дрейера, фактически отклонил мои доводы, суть которых состояла в том, что дивизия не сможет переправиться через Вислу южнее Стопницы.
Мы вернулись в штаб дивизии разочарованные, потому что Дрейер действует вопреки здравому смыслу.
Утром 9 сентября штаб нашей дивизии направился в район к югу от Стопницы, на Вислу. Разведка, конечно, ничего нового нам не принесла. Где-то далеко, за Вислой, раздавалась орудийная канонада. Чем ближе подходили к Висле наши боевые разъезды, тем чаще противник встречал их ружейным огнем с противоположного берега. Одним словом, день, проведенный нами в штабе корпуса, был зря потерян. А ведь за этот день дивизия смогла бы продвинуться на запад не менее чем на 35 километров. Как бы пригодились эти драгоценные километры для нашей конницы!
В то время как 14-я кавалерийская дивизия находилась у Стопницы, на ее правый фланг, в район деревни Солец, выдвинулись 8-я, а в район Новы-Корчина — 5-я кавалерийские дивизии.
Лишь к вечеру 9 сентября командир корпуса Новиков принял решение нанести удар в тыл 1-й австрийской армии между Краковом и Тарнувом. Для выполнения этой задачи привлекались три регулярные кавалерийские дивизии (8, 14 и 5-я). Разведку на запад, на фронте Ключборк, Краков должны были вести 4-я и 5-я казачьи Донские дивизии и казачья Туркестанская бригада. До подхода 4-й и 5-й казачьих Донских дивизий с правого берега Вислы через Сандомир в район Кельце казачья Туркестанская бригада двигалась к северо-западу от Енджеюва в направлении на Влощову.
10 сентября 14-я кавалерийская дивизия должна была перейти реку Нида в районе Вислицы, а 8-я кавалерийская дивизия — достигнуть Пиньчува. Понтонный батальон двигался на присоединение к 14-й дивизии, которой предстояло начать переправу через Вислу.
Утром 10 сентября 14-я дивизия двумя колоннами двинулась из района Стопницы на Вислицу. Размокшие дороги затрудняли движение. Штаб дивизии шел с левой колонной — 1-й бригадой, 2-я бригада — с пограничниками. Обеспечив усиленное сторожевое охранение бригады, расположились на ночлег, избрав для него заранее подготовленные районы в крестьянских селениях.
Утром 11 сентября в штаб дивизии прибыл командир понтонного батальона, который уже был на подходе к дивизии. Начальник дивизии поручил мне вместе с командиром понтонного батальона разведать пункт переправы. Нас прикрывал эскадрон улан. Оказалось, что его командир — ротмистр Демьянович — очень ленив. Именно по его вине мы вышли на задание с опозданием почти на четыре часа. Я не мог смириться с крайней медлительностью и безответственностью ротмистра Демьяновича и взял командование эскадроном на себя.
Переночевав в маленьком, заброшенном среди холмов и перелесков фольварке, я двинулся через Кошице к деревне Серославице, расположенной на Висле (в 40 км к востоку от Кракова). В Кошице я нашел командира нашей разведывательной сотни. Предупредил его, что буду впереди, на Висле.
Эскадрон замаскировался в лощине. Взял с собой одного офицера из разведывательного эскадрона, и мы вдвоем поднялись на высоту, господствующую над северным берегом Вислы к востоку от населенного пункта Серославица. Подсчитываем, хватит ли нам материалов и инженерных средств для наводки в этом районе моста…
Примерно в час дня мы узнали, что австрийские солдаты грабят деревню Серославицу и на лодках перевозят награбленное имущество на свой берег. Около девяти часов утра вдоль Вислы по направлению к востоку пролетел германский самолет. Я срочно сообщил об этом в штаб дивизии, который, по моему предположению, двигался к месту переправы.
Далеко-далеко, на горизонте, возвышались Карпаты, покрытые лесом. В некоторых местах над лесом виднелись белые клубы дыма: шли поезда. Справа, ближе к берегу, тянулся густой Неполомицкий лес. К востоку от него по дорогам двигались обозы австрийцев.
Срочно высылаю в Серославицу боевой разъезд, а эскадрон сажаю на коней. Вдруг наш боевой разъезд на полном ходу возвращается обратно: по нему австрийцы открыли ураганный пулеметный огонь. Отвожу эскадрон в Кошице, устанавливаю здесь связь с нашей разведывательной сотней. От ее командира узнаю: сотне приказано отходить на север. Туда же, на север, двигалась наша дивизия. Мне стало ясно: произошло что-то непредвиденное начальником дивизии. А примерно в 16.00 узнал, что австрийская разведка уже заняла тот район, где утром мы намечали наводить понтонный мост…
Я решил с эскадроном также двинуться на север, к Пинчуву.
Не доходя километров десять до Пиньчува, догоняю 2-ю бригаду. От ее командира узнаю о месте расположения на ночлег штаба дивизии. Штаб заночевал в доме лесника под Пиньчувом, занятым частями 8-й кавалерийской дивизии.
Слезаю с коня, вхожу в кухню лесника. Она набита пленными немецкими солдатами. А рядом в комнате на диване распластался пленный немецкий офицер. Рот его окровавлен. Дежурный по штабу сообщил, что начальник нашей дивизии еще не спит. Направляюсь к нему с докладом. Эрдели смотрит на меня виноватыми глазами. Но, бросив меня с эскадроном на произвол судьбы, не сообщив мне об отходе дивизии из района, где намечалась ее переправа через Вислу, Эрдели не желает признать свою вину. «Ошибся не я, а Вестфален», — сказал мне Эрдели.
Далее Эрдели мне рассказал: из штаба нашего 1-го корпуса 12 сентября после двенадцати часов дня поступил приказ: в связи с сосредоточением крупных сил противника в районе Ченстохов, Бендзин отказаться от удара по тылам австрийцев к югу от Вислы и всем дивизиям корпуса повернуть на северо-запад. Во исполнение этого приказа казачья Туркестанская бригада должна овладеть Влощовой и выдвигаться на запад к Конецполю; 4-я и 5-я казачьи Донские дивизии должны занять Кельце, 14-й кавалерийской дивизии — занять Енджеюв и продвигаться на запад к Нагловице; 8-я кавалерийская дивизия должна была занять Водзислав, а 5-я кавалерийская дивизия — занять Скальбмеж, обеспечивая фланг со стороны Кракова.
Тут же мне начальник дивизии рассказал о захвате в плен немецкого разъезда по дороге на Пиньчув. Разъезд принадлежал 1-му гвардейскому резервному драгунскому полку.
Я поинтересовался, выслана ли разведка в новом направлении. Эрдели ответил, что пока не выслана. Он предложил мне срочно подготовить инструкцию разведывательным эскадронам. Инструкцию я написал к трем часам утра. Вручив ее командирам эскадронов, я приказал им немедленно выступить в указанные районы.
От офицеров связи я узнал, как проходил день 12 сентября в нашей дивизии. С утра она двинулась на юг двумя колоннами в направлении к пункту, выбранному для переправы. Около двенадцати часов дня поступил приказ: изменить маршрут движения дивизии в противоположном направлении. Приказ писал Вестфален. Мне было ясно: это он совершенно «забыл» о моем существовании в штабе дивизии. Иначе зачем ему понадобилось самому уезжать на юг для рекогносцировки переправы?
…По данным нашей разведки и показаниям пленных немецких солдат и вахмистров, было установлено, что на Пиньчув наступал целый немецкий корпус.
Утром 13 сентября наша 14-я дивизия двинулась через Пиньчув на Мотковице. Перейдя реку Нида, она из Мотковицы по шоссе стала продвигаться на запад, к Енджеюву. Не доходя шести километров до Енджеюва, дивизия расположилась на ночлег, заняв город сторожевым охранением — эскадроном с двумя пулеметами.
Штаб 1-го кавалерийского корпуса переходил в Мотковице.
От нашей агентурной разведки пришло донесение: на Нагловице движется до двух немецких пехотных полков с артиллерией. Вскоре и разведывательный эскадрон, высланный ночью к Нагловице, донес, что к востоку от Нагловице он вошел в связь с конными и пешими частями противника.
Было около двух часов дня. Едва мы разложили свои походные кровати, как к северо-западу от Енджеюва началась артиллерийская стрельба. Быстро оседлали коней. Штаб дивизии выезжает вперед, к Енджеюву. Бригады изготовились к бою.
По данным штаба нашего корпуса, на всем его фронте наступал немецкий корпус, в состав которого входили гвардейские резервные и запасные части.
Около пяти часов дня артиллерия противника открыла огонь по Енджеюву, выбивая оттуда наших наблюдателей. Два наших эскадрона, поддержанные огнем станковых пулеметов, вели бой на западной окраине города. С наступлением темноты они вынуждены были оставить город. Тотчас же в него вошли немцы.
Главные силы нашей 14-й дивизии в бой не вводились. На ночлег их отвели назад — в район Ясенна-Якубува. А штаб дивизии направился на ночлег в Мотковице. Здесь же находился штаб 1-го кавалерийского корпуса.
Пока Эрдели докладывал обстановку генералу Новикову, я разговаривал с Дрейером. Он с недоверием отнесся к нашим данным о том, что на Енджеюв наступал немецкий корпус. Наш отход Дрейер охарактеризовал как «слишком поспешный». «Хорошо, — сказал я, — завтра вы сами убедитесь, что 14-я дивизия осталась той же, какой она и была».
Отказавшись от предложенного ужина, мы ушли отдыхать. Перед сном мы разговорились с Эрдели. Речь шла о том, какие меры дивизия должна предпринять 14 сентября. Мое мнение было таково: оказать решительное сопротивление немцам, ведя подвижную оборону, начав ее с Енджеюва. Эрдели согласился и поручил мне срочно подготовить приказ. Проект приказа он одобрил полностью. Приказ гласил: частям 14-й кавалерийской дивизии утром 14 сентября атаковать противника в городе Ен- джеюве. Для выполнения этой задачи пограничникам наступать вдоль шоссе на Енджеюв, 1-й бригаде — наступать к северу от шоссе через Рахув на Подхойне, 2-й бригаде — наступать через Далехове, Венгленец, Лончин, охватывая Енджеюв с юга.
Наступил день 14 сентября. С рассветом начальник 14-й дивизии со штабом дивизии двинулся из Мотковице по шоссе на запад. Наблюдательный пункт был избран на высоте, откуда хорошо просматривалось поле предстоящего боя. Эрдели, Вестфален, Нокс и я наблюдаем за ходом наступления. Впереди, вдоль деревни Пяски, в спешенном строю наступают пограничники. К северу от шоссе на Енджеюв осторожно продвигается 1-я бригада. 2-я бригада выходила головой к Далехове и на Венгленец.
Около восьми с половиной часов утра мы увидели довольно неожиданную картину: из Енджеюва по шоссе на Кельце двигалась дивизионная конница немцев, на определенной дистанции за ней шла пехотная застава, за которой вскоре показалась и голова авангарда. Мы заметили, что бокового охранения у немецких частей нет.
Вокруг пока царила тишина. Когда же дивизионная конница немцев приблизилась к Подхойне, а ее авангард вытянулся из Енджеюва, на них обрушилась наша 1-я бригада. Пулеметы и спешенные драгуны расстреливали немецкую конницу, а наша батарея с дистанции около полутора километров била шрапнелью по пехоте. У противника началась паника: конница, бросая пики, неслась к Подхойне; пехота с шоссе бросилась на запад к железной дороге, оставив свою артиллерию. Все произошло так неожиданно для противника, что он был ошеломлен и деморализован.
Но вскоре картина резко изменилась: по батарее 1-й бригады открыли огонь не менее двух батарей противника. Наши орудийные расчеты выходили из строя, батарея замолчала. Немецкая пехота перешла в контратаку. Нужно было так или иначе вытаскивать нашу батарею, чтобы ее не захватила пехота противника.
Под сильный артиллерийский огонь попала и наша 2-я бригада. Ей пришлось быстро рассредоточиться поэскадронно, чтобы избежать больших потерь. Командиру 2-й бригады было приказано собрать эскадроны в районе Далеховы и вести наступление в спешенном строю.
В тяжелом положении оказались и наши пограничники. Им пришлось отступать.
Снаряды перелетали и через наблюдательный пункт. Мы оказались в директрисе огня. Было ясно, что нашим долго здесь не продержаться.
Я предложил Эрдели отойти к деревне. Пока я это говорил, снаряд близко пролетел около него. Он покачнулся и схватился рукой за левую щеку, получив воздушную контузию. Мы начали отходить…
Штаб дивизии мы догнали у высоты 248,6, что севернее шоссе на Мотковице. 1-я бригада здесь заняла позицию, а 2-я бригада и пограничники закрепились к югу от шоссе. Спешены были все эскадроны и сотни. Орудия заняли открытые позиции к западу от большого леса, пересекавшего шоссе. Лес был густой и запущенный: в конном строю нелегко через него пробиваться. Штаб нашей дивизии разместился на западной опушке леса, к северу от шоссе.
Немецкая пехота продолжала преследование наших отходивших прикрывающих частей.
Примерно в четыре часа дня немецкие пехотные части при поддержке артиллерии усилили натиск. Вражеские батареи непрерывно обстреливали наши шесть орудий. Нужно было отходить за Ниду.
Задерживая продвижение немцев в лесу, дивизия перешла по мостам у Мотковице Ниду и подожгла их. Бригады тотчас же развернулись на восточном берегу реки: 1-я бригада к северу от шоссе до Рембува, 2-я — с пограничниками — к югу от шоссе.
Наступила ночь. Отдыхать мне не пришлось: работал над подготовкой нового приказа о дальнейших действиях дивизии.
Так прошел бой нашей кавалерийской дивизии под Енджеювом 14 сентября. За этот день немецкая пехота продвинулась вперед лишь на 15 километров, а потеряла, не менее 800 человек убитыми и ранеными. Наши потери — 64 человека. Личному составу 14-й кавалерийской дивизии командующий Юго- Западным фронтом генерал Иванов объявил благодарность.
Анализируя бой под Енджеювом 14 сентября, нельзя не прийти к выводу, что он открыл глаза многим нашим начальникам на непреложную истину: нам пришлось воевать с очень серьезным противником. И в штабе нашего корпуса, и в штабе дивизии поняли, что драться с немцами намного труднее, чем с австрийцами, но не так уж страшно, как утверждали те, кто побывал в боях в Восточной Пруссии. Наша дивизия окрепла, еще больше поверила в свои силы. Дрейер уже не косо смотрел на нее — чуть обстановка усложнится, он привлекал 14-ю дивизию для выполнения самых ответственных заданий.
Я не намерен подробно описывать Варшавско-Ивангородскую операцию, проведенную осенью 1914 года. Для объективной оценки действий 14-й кавалерийской дивизии в этой операции мне хочется остановиться лишь на наиболее существенных моментах, характеризующих боевые события на левом берегу Вислы, поскольку мы теперь знаем о них больше, чем осенью 1914 года. Как развивались эти события? Начало сентября… Юго-Западный фронт продолжает преследовать австрийцев в направлении на Краков. При этом важно напомнить, что еще 24 августа начальник штаба фронта генерал Алексеев предвидел возможность наступления немцев на левом берегу со стороны Кракова, а также из Силезии. Вот почему и был образован 1-й кавалерийский корпус. Его задача состояла в том, чтобы вести разведку на левом берегу Вислы.
Если говорить о положении дел в 1-й армии, входившей в состав Северо-Западного фронта, то это положение было нелегким: под натиском 8-й немецкой армии 1-я армия отступала за Неман. Неслучайно произошла замена главнокомандующего Северо-Западным фронтом. Вместо генерала Жилинского на пост командующего был назначен генерал Рузский. Ставка Верховного главнокомандующего, удрученная второй неудачей в Восточной Пруссии, не имела единого плана, каждый фронт действовал по-своему.
Командование Юго-Западного фронта решило перенести действия своих войск на левый берег Вислы. Но прилив воды в Вислу и Сан задерживал перегруппировку войск. Немецкие войска в это время, как и предполагал генерал Алексеев, сосредоточивались для наступления из Верхней Силезии. Поэтому Алексеев решил перегруппировать войска на средней Висле и отвести их из западной части Галиции. Ставке Верховного главнокомандующего он внес свое предложение: создать в районе Варшавы мощную группу войск, которая смогла бы успешно атаковать фланг немецких войск, наступающих по левому берегу Вислы. Такую группу войск Алексеев предлагал создать за счет сил Северо-Западного фронта. Но Алексеева упредил командующий Северо-Западным фронтом: он начал отводить левофланговую 2-ю армию на 100–150 километров к востоку от Варшавы.
Ставка Верховного главнокомандующего, выслушав мнение главнокомандующих фронтами, постепенно вырабатывала свой план контрманевра, чтобы сорвать план наступления немецких войск. Она считала, что на левом берегу Вислы противника сможет задержать кавалерийский корпус Новикова при условии, если наши войска будут перегруппированы на среднюю Вислу. Отсюда ясно, что оперативная мысль многих руководителей Ставки, и прежде всего генерал-квартирмейстера Данилова, была, как бы загипнотизирована Восточной Пруссией. Позже стало известно, что именно Данилов еще в начале войны придерживался главной своей идеи — овладеть Восточной Пруссией. С этой идеей он ушел с фронта в 1915 году. Не расставался с ней Данилов и после войны. Об этом свидетельствуют его мемуары, написанные под гнетом мысли об «осином гнезде» — Восточной Пруссии.
Слов нет, русские войска, если бы они обладали Восточной Пруссией, имели бы большие преимущества. Это доказано ходом семилетней войны. Но борьба за Восточную Пруссию отвлекла бы значительные силы. Кроме того, наши войска потеряли бы зря много времени.
Что касается командования немецких войск, то оно не теряло драгоценного времени. Еще в период боев за Львов фельдмаршал Конрад просил направить два немецких корпуса на Перемышль. Теперь же, в связи с отходом австрийских армий на запад, Конрад и главнокомандующий Фридрих попросили перебросить два немецких корпуса в район Кракова. Они отказались от наступления на Седлице. 15 сентября Фалькенгайн приказал 8-й армии подготовить к отправке в Верхнюю Силезию два корпуса и одну кавалерийскую дивизию. Он же готовил к переброске сюда еще два других корпуса. Командующим 8-й армией был назначен генерал Шуберт, начальником штаба — Людендорф. Еще 5 сентября в 3 часа 30 минут Людендорф договорился с Конрадом о предстоящем развертывании в юго-восточной части Силезии 9-й германской армии. В ее составе были четыре корпуса и 8-я кавалерийская дивизия. Тогда же они договорились о присоединении к правому флангу 9-й армии ландверного германского корпуса. Перед этой армией была поставлена задача — нанести удар во фланг и тыл русским армиям, наступающим против австрийцев. Один корпус (11-й) высаживался в Кракове. Австрийцы отходили к Тарнуву. Им предстояло отсюда наступать южнее Вислы. Предполагалось, что сосредоточение 9-й армии завершится 17 сентября. К 9-й армии подтягивались резервы из гарнизонов, находившихся в крепостях Познань и Вроцлав. 16 сентября в командование 9-й армией вступил Гинденбург. За ним же сохранялось общее руководство 8-й армией, которой командовал Шуберт.
Предвидя возможность удара со стороны Ивангорода или Варшавы, Гинденбург выразил намерение наступать в северо-восточном направлении. Имея уступ за левым флангом, он потребовал перебросить 1-ю австрийскую армию на левый берег Вислы. Однако Конрад из этой армии направил по левому берегу лишь пять пехотных и две кавалерийские дивизии, а также бригаду ландштурма. Это означало, что сосредоточение немецких частей ускорилось на два дня.
Как же в сентябре действовал кавалерийский корпус Новикова? К 1 сентября на левом берегу Вислы, к югу от устья реки Пилица, разведку на запад вели только 5-я кавалерийская дивизия и Отдельная казачья Туркестанская бригада. Совершенно непонятно, зачем 2 сентября генерал Лечицкий с левого берега Вислы на ее правый берег переводил 8-ю и 14-ю кавалерийские дивизии. Уместно напомнить, что эти дивизии бесцельно плелись за пехотными обозами. Лишь 7 сентября они вернулись на левый берег Вислы. Вместо того чтобы смело и быстро двигаться на запад, в районы сосредоточения 9-й немецкой армии, 8-я и 14-я кавалерийские дивизии выполняли второстепенную задачу — наносили удар в тыл 1-й австрийской армии. Генерал Лечицкий же считал это их главной задачей.
Если бы движение всех трех кавалерийских дивизий (8,5 и 14-й) на запад началось от Сандомира 2 сентября, то, делая по 30 километров в день, они к 9 сентября достигли бы линии Конецполь, Прадла, Мехув, форты Кракова, а к 12–13 сентября — района выгрузки частей 9-й немецкой армии.
Только 12 сентября дивизии Новикова достигли реки Нида. Уже на следующий день они встретили наступающую (а не выгружающуюся) пехоту противника. Утром 12 сентября 14-я кавалерийская дивизия приближалась к переправе через Вислу у Серославицы; к северу от этой деревни наступала 35-я бригада ландштурма. Около Серославицы переправлялись воинские части противника, чтобы прикрыть участок, где возводился мост. Три дня спустя по этому мосту на левый берег Вислы перешел немецкий корпус, которым командовал Войрш.
Вечером 14 сентября 14-я кавалерийская дивизия отошла за реку Нида. В этот день к северу, у Кельце, сосредоточились 4-я и 5-я казачьи Донские дивизии, а Отдельная казачья Туркестанская бригада (без артиллерии) отошла к Малогоще. 8-я кавалерийская дивизия, сдерживая продвижение противника южнее Кельце, отходила от Пиньчува на восток. 15 сентября ее главные силы достигли района Гнойно (10 км юго-восточнее Хмельника). 5-я кавалерийская дивизия, сдерживая наступление частей 7-й и 3-й австрийских кавалерийских дивизий и 35-й бригады ландштурма, 14 сентября отошла в район Стопницы.
Людендорф в своих воспоминаниях и другие немецкие авторы утверждали, что основу замысла операции 9-й немецкой армии составила быстрота ее действий. Цель этой операции — сорвать план перегруппировки русских войск. Немецкая пехота двигалась со скоростью 30–35 километров в день.
Нашим кавалерийским дивизиям было трудно замедлить марш 9-й немецкой армии. Об этом, в частности, свидетельствует бой 14-й кавалерийской дивизии, который она вела 14 сентября под Енджеювом. Этот бой имел особое значение. Он убедил Дрейера и других офицеров штаба 1-го кавалерийского корпуса, что с запада наступают не слабые запасные части гвардии и 4-го корпусного округа противника, а рвутся вперед вся 9-я немецкая армия и части австрийской армии.
Дивизии поддерживали связь со штабом 1-го кавалерийского корпуса через офицеров, которым были предоставлены автомобили. Применялась также летучая почта. С нашей 9-й армией штаб этого корпуса связь поддерживал по радио. Противник, разумеется, перехватывал радиограммы и аккуратно расшифровывал их. Расшифровка ему давалась легко: наши шифры были несовершенными. Что касается штабов дивизий, то они тогда еще не имели средств радиосвязи. Вот почему противник нередко нарывался на неприятности, особенно в те моменты, когда ему не удавалось добывать сведения о том, какие ответы дивизии посылали на радиограммы штаба корпуса.
Но вернемся к 14-й кавалерийской дивизии. Она заночевала в районе Хмельника, оставив разведывательный эскадрон (14-го уланского полка) в Кие. Его ядро и разъезды находились на берегу Ниды.
В ночь на 15 сентября неоднократно поступали донесения от разведывательного эскадрона о попытках немцев переправиться через Ниду к северу от Мотковице. Наш разведэскадрон непрерывно вел ружейный огонь по противнику.
Можно было ожидать, что немцы, продвинувшись к северу, в направлении на Кельце, свернут снова на юго-восток. В связи с этим Эрдели 15 сентября решил выдвинуться на северо-запад от Хмельника, к Петрковице, и здесь нанести удар по немцам. Однако противник не показывался, и дивизия во второй половине дня из района Петрковицы по трудным дорогам начала переход через горный хребет Лысая Гора. На ночлег дивизия остановилась вблизи деревни Оцесенки. Здесь не было необходимости задерживаться, и потому 16 сентября дивизия, совершив небольшой марш, перешла в район Лагува, прикрывая отсюда дорогу из Кельце на Опатув.
По прибытии в Лагув я решил на смену эскадрона улан, оставленного в Кие, направить эскадрон гусар под командой ротмистра Пушкина. Получив инструкцию на ведение разведки, гусары двинулись в направлении на Кие.
Из штаба корпуса, отошедшего в Сташув, поступил приказ, смысл которого заключался в следующем: 1-й кавалерийский корпус разделяется на две группы: а) северную — под командованием генерала Ванновского (начальника 5-й Донской дивизии); в составе этой группы — 4-я, 5-я Донские дивизии и казачья Туркестанская бригада; б) южную — под командованием генерала Зандера; в составе группы — 5, 8, 14-я кавалерийские дивизии. Командир корпуса дал группам указание: в случае необходимости, северной группе отходить в направлении на Скаржиско, Радом, а южной — в направлении на Опатув.
После боя под Енджеювом нашу дивизию немного усилили. Приехав в штаб корпуса в Хмельник, мне удалось уговорить Дрейера, чтобы нам дали два орудия из батареи 8-й кавалерийской дивизии, Получив их, наша дивизия имела две батареи по четыре орудия в каждой. В 8-й же кавалерийской дивизии остались две батареи: одна из шести орудий, другая из четырех. Орудийные расчеты присоединились к нам в Лагуве. Огневая мощь дивизии, таким образом, усилилась.
17-19 сентября 14-я кавалерийская дивизия находилась в районе Сарня, Зволя и Васнюв, прикрывая дороги от Кельце, которые были заняты противником 18 сентября на юго-восточном направлении. Правый фланг в районе Кунува (на шоссе Скаржиско — Островец) обеспечивал эскадрон улан.
Генерал Лечицкий для прикрытия левого фланга своей 9-й армии и для поддержки южной группы генерала Новикова решил выслать 16 сентября к Опатуву гвардейскую стрелковую бригаду, а к Климантуву — гвардейскую кавалерийскую бригаду. На 80-ю стрелковую дивизию возлагалась задача — овладеть Сандомиром.
Штаб 1-го кавалерийского корпуса предполагал, что 2-я стрелковая бригада займет Островец.
Выдвижение стрелковых частей навстречу наступающему противнику казалось опасным, но в то время я, не зная обстановки в целом, особенно не сомневался в целесообразности такого выдвижения. Для 14-й кавалерийской дивизии ценно было то, что в ее тылу пехота овладеет Островцом, что обеспечит переправу через реку Каменна. Сама по себе эта река небольшая в районе Островца, но она имела дамбы, затруднявшие ее форсирование вплавь.
19 сентября северная группа (командир Ванновский) после боя под Скаржиско при поддержке 75-й стрелковой дивизии отходила в северном направлении. Ее южные соседи в это время находились на ночлеге: 8-я кавалерийская дивизия — в районе деревни Рудники (10 км к западу от Опатува), а 5-я кавалерийская дивизия в районе Мыдловца (10 км юго-западнее Опатува).
К вечеру 19 сентября наша 14-я дивизия, располагаясь в районе Васнюва, отстояла от противника лишь на 8 километров. Предполагалось, что с утра 20 сентября противнику будет нанесен удар под Васнювом. Ночью из Кунува командир нашего эскадрона прислал донесение: к северу от Кунува на ночлеге находятся крупные силы конницы и пехоты противника. Учитывая это, на 1-ю кавалерийскую бригаду возлагалась задача — через Островец на Кунув отправить два эскадрона с четырьмя пулеметами, чтобы нанести внезапный удар по неприятелю. С рассветом на Кунув направился отряд уланского полка. Ему предстояло пройти до Островца около 12 километров, а затем, переправившись через реку Каменна, достичь Кунува, то есть пройти еще около 8 километров.
8 часов утра. 19 сентября. Бригады нашей дивизии сосредоточились к востоку от Васнюва и заняли намеченные позиции. Как было условлено, батарея 2-й бригады открыла дальний огонь по Хыбице, из которой густой колонной немцы шли на восток. В это время штаб нашей 14-й кавдивизии получил от командующего Юго-Западным фронтом телеграмму. Она гласила: 14-й кавалерийской дивизии за успешные действия в бою под Енджеювом объявлена благодарность. А из штаба 1-го кавалерийского корпуса пришло сообщение: раненый командир артиллерийской батареи 2-й бригады капитан Бриксен удостоен золотого оружия — статутной награды.
Но к нашей радости приметалось и огорчение — примерно в 10 часов утра от разведывательного эскадрона пришло донесение: Кунув заняли пехота, конница и самокатчики противника. Наш эскадрон отходит на Островец. Мне было ясно, что предположение о том, что 2-я стрелковая бригада овладеет Островцом, не оправдалось. Противник угрожал отбросить нас к Опатуву, не позволив нам отойти к Висле. Вот почему нельзя было медлить. Следовало принять меры, чтобы овладеть Островцом раньше, чем сюда придет противник. С этой целью 1-й бригаде было приказано: перейти мост, развернуться к северу и северо-западу и на рысях идти к Островцу, прикрыть переход остальных частей через этот пункт в северо-восточном направлении от него. Быстро все пришло в движение. Когда штаб нашей дивизии с частями 1-й бригады приблизился к Островцу, северо-западнее от него, в лесу, разгорелся бой. Его вели три эскадрона наших улан, поддержанные четырьмя пулеметами. Они отрезали противнику — самокатчикам и драгунам — путь к Островцу. Овладев Островцом, 1-я бригада развернулась к северу от него и артиллерийским огнем оказала поддержку уланам.
Остальные части дивизии в это время входили в лес к северо-востоку от Островца.
Теперь предстояло принять самостоятельное решение: в каком направлении должна отходить наша дивизия. Мы знали, что на юго-восток движутся 8-я и 5-я кавалерийские дивизии. 14-й кавалерийской дивизии целесообразно было отходить на восток, к устью реки Каменна. Но уцелели ли там переправы? Наш штаб не имел сведений об этом и рисковать не хотел. Напрашивался вывод — обогнать противника, быстро пройти на север и прикрыть направление на Ивангород.
Попав в знакомый район действий, я предложил начальнику нашей дивизии Эрдели двинуться через Сенно на Явур-Солецки, где устроить ночлег, а после отдыха перехватить дорогу, ведущую из Илжи к Висле. Эрдели одобрил это предложение. Дивизия двумя колоннами двинулась по уже знакомым дорогам на северо-восток. В пути меня беспокоила мысль о том, в каком положении находятся два разведывательных эскадрона, оставленные в районе Пиньчува. От них давно не поступали донесения. Но было известно, что их отрезала немецкая пехота, продвигавшаяся от Кунува в юго-восточном направлении.
Наш отход прикрывали два эскадрона, оставленных в населенном пункте Липско. Достигнув Воли-Солецкой, мы выставили непосредственное охранение. В два часа дня дивизия тронулась в северо-западном направлении. Когда наши арьергарды скрылись в лесу, со стороны населенного пункта Липско донеслась артиллерийская стрельба: это немцы выбивали наши эскадроны из посада. Не задерживаясь долго, оба эскадрона успели присоединиться к дивизии.
В 5 часов дня мы находились в безопасном месте. Перейдя у Цепелюва реку Илжанка, мы уже сами висели на фланге противника. Когда он подходил к Сольцу, артиллерия 16-го корпуса с правого берега Вислы встретила его огнем. Наша дивизия отошла в район Сыцына и здесь связалась с 75-й стрелковой дивизией, направлявшейся к Радому.
За время военных действий наша дивизия шестой раз занимала Сыцын. Начальник дивизии 22 сентября предоставил ей отдых в этом населенном пункте. Здесь мы узнали о так называемом опатувском бое, который проходил 20 и 21 сентября. Я не свидетель этого боя и поэтому напомню о нем кратко, опираясь на архивные источники.
Около десяти часов вечера 20 сентября штаб нашей дивизии прибыл в Явур-Солецки. По дороге к нам присоединилось до 20 казаков из 4-й казачьей Донской дивизии, отставших от своих подразделений, а в самом Явур-Солецки мы встретили командира 2-го казачьего Уральского полка полковника Поленова с сотней казаков. Его я знал по службе в Туркестане. Оказалось, что и он оторвался от штаба казачьей Туркестанской бригады. Случилось это во время боя за город Кельце.
От застав нашего сторожевого охранения, которые ночью располагались в тех же деревнях, что и охранение немецкой пехоты, поступили донесения. Стало ясно, что неприятное соседство с противником требует от нас активных действий. Мы рассчитывали, что поднимемся раньше немцев и проскользнем дальше на север, на Цепелюв. В ночь на 21 сентября нам не пришлось отдыхать: Илжу и ее окрестности заняла 37-я пехотная дивизия 20-го немецкого корпуса, а мы находились на удалении от Илжи всего на 19 километров.
В час ночи наша дивизия двинулась на восток. До Вислы оставалось не более 20 километров, но там не было переправы. Поэтому дивизия направилась к населенному пункту Воля-Солецка. Отсюда предполагалось отойти по береговой дороге на север, на Яновец. Однако хотелось воспользоваться плацдармом на левом берегу Вислы, перед Ивангородом. Об этом начальнику дивизии Эрдели я доложил свое мнение: когда дивизия достигнет Воли-Солецкой, предоставить здесь небольшой отдых солдатам и офицерам, выждать момент и, как только немцы двинутся на восток, на Солец, направить дивизию фланговым маршем через густой лес в северо-западном направлении и выйти на Цепелюв. Отсюда открывался свободный маршрут на Зволень. Так и было решено.
Командующий 9-й армией Лечицкий выдвинул на левый берег Вислы, к Опатуву, гвардейскую стрелковую бригаду, гвардейскую кавалерийскую бригаду, а затем части 80-й стрелковой дивизии и, наконец, 2-ю стрелковую бригаду. В своем донесении № 0178 от 19 сентября он сообщил командующему фронтом Иванову, что на гвардейскую стрелковую бригаду возложил задачу — упорно сдерживать наступление противника. Иванов отклонил такое решение. На донесении Лечицкого он написал резолюцию:
«1. Указать, что упорное удержание противника не входит в задачу, указанную директивой 9-й армии.
2. Указать также, что вообще выдвижение к западу одной дивизии, а тем более и тяжелой артиллерии, также не входит в задачу, поставленную директивой 9-й армии. Включение тяжелой артиллерии даст возможность ввязаться в упорный бой, что не ставилось задачей. Иванов» [20] .
Лечицкий с опозданием отдал приказ об отходе частей. Начальник гвардейской стрелковой бригады лишь в полдень 21 сентября начал отводить свои части. В это время противник уже охватил бригаду с обоих флангов.
Перехватывая радиодонесения русского командования, штаб 9-й немецкой армии вполне хорошо ориентировался в передвижениях русских корпусов. 2-ю стрелковую бригаду на левом берегу Вислы штаб 9-й немецкой армии рассматривал как авангард 14-го гвардейского русского корпуса. На самом же деле этот корпус шел на север по правому берегу Вислы.
У командования 9-й немецкой армии сложилось мнение, что начинается новое русское наступление. В приказе по этой армии от 18 сентября указывалось, что 9-я русская армия переходит на левый берег Вислы, чтобы атаковать австро-германские силы. Штаб 9-й армии рассчитывал встретить в районе Опатува не менее двух русских корпусов. В связи с этим 9-я армия, совершавшая марш-маневр в северо-восточном направлении, повернула на восток и юго-восток с задачей — ускорить решительный удар по 9-й русской армии и разгромить ее. Для атаки русских под Опатувом немецкое командование направило 11-й ландверный корпус, гвардейский резервный корпус и более пяти австрийских пехотных дивизий. 37-я пехотная дивизия 22-го корпуса двинулась от Илжи на восток, к Висле.
Наша 14-я кавалерийская дивизия пересекла путь наступления гвардейского резервного корпуса, а 21 сентября отрезала путь 37-й пехотной дивизии, направлявшейся на Солец. В тот же день 8-я кавалерийская дивизия перешла через Вислу у Юзефува. 5-й кавалерийской дивизии 21 сентября пришлось отойти в деревню Дрыгулец (10 км северо-восточнее Опатува). Причина отхода состояла в том, что штаб корпуса не удовлетворил ее просьбу, не обеспечил прикрытия ее правого фланга. К Дрыгульцу подходил гвардейский немецкий резервный корпус. В связи с этим 5-я кавалерийская дивизия отошла на Аннополь, переправившись на правый берег Вислы под прикрытием стрелковой бригады 18-го стрелкового корпуса, которая выдвинулась почти до Ожарува и также перешла на правый берег Вислы.
Нашу гвардейскую стрелковую бригаду атаковали четыре австро-германских корпуса. Она потеряла 79 офицеров, 7000 солдат, вышло из строя 13 ее орудий. Бригада отошла к Сандомиру. А гвардейская кавалерийская бригада, прикрывая правый фланг гвардейской стрелковой бригады, сначала отошла к Завихосту. Моста для переправы здесь не оказалось. Поэтому она поднялась к Аннополю и в этом пункте перешла на правый берег Вислы.
Русский историк Корольков в одном месте своей книги «Варшавско-Ивангородская операция» обвиняет дивизии 1-го кавалерийского корпуса в том, что они «с легким сердцем» оставили на произвол судьбы гвардейских стрелков. А в другом месте той же книги противоречит себе, указывая, что бой под Опатувом был совершенно бесцельным, потому что предпринят «вопреки указаниям генерала Иванова».
А вот как рассматривает этот бой противная сторона. Гинденбург хотел в этом бою разбить и нашу южную группу. Но это ему не удалось сделать. Осенний поход Гинденбурга на Варшаву в документах рейхсархива совершенно справед ливо оценивается как неудачный. «Немецкое наступление в районе Опатува было ударом по воздуху», — говорится в этих документах.
При сосредоточении своих четырех корпусов противник потерял много времени. Это замедлило их передвижение к Висле, на восток и на север к Пулаве и Ивангороду. 17-й немецкий корпус, который направлялся к северу от Радома, свернул к этому городу и занял его.
В связи с отходом от Радома в северо-восточном направлении частей 75-й русской стрелковой и 5-й казачьей Донской дивизий шоссе Радом — Зволень — Пулава осталось неприкрытым. Узнав об этом во второй половине дня 22 сентября, начальник 14-й кавалерийской дивизии Эрдели решил ночью же отойти через Зволень на восток в район Лагува. В этот район дивизия в седьмом часу вечера перешла через еще не занятый Зволень.
Штаб 1-го кавалерийского корпуса оказался в Пулаве. От- сюда через понтонный мост 23 сентября он должен был направиться к деревне Осина.
Через расположение нашей дивизии уже проходили на запад разъезды войсковой конницы гренадерского корпуса. Однако Эрдели решил еще раз задержать противника восточнее Лагува. Утром 23 сентября дивизия двумя колоннами продвигалась севернее и южнее шоссе на запад, за ней по шоссе следовали пограничники.
Дождь шел весь день. Видимость была ограничена. Удавалось засекать лишь мелкие разведывательные подразделения противника. Они стремились обойти наши фланги с севера и с юга. Было ясно, что делать дивизии здесь нечего и что следовало идти за Вислу. Начальник нашей дивизии Эрдели упорствовал, приказал сделать несколько артиллерийских выстрелов по опушке леса к югу от шоссе, где обнаружено небольшое скопление противника. Убедившись в том, что бессмысленно держать дивизию на этом месте, Эрдели отдал приказание на отход к переправе.
Около шести часов вечера дивизия покинула свой район боевых действий на левом берегу Вислы к югу от Ивангорода, где она находилась с первых дней войны. Больше в течение всей войны части 14-й кавалерийской дивизии сюда уже не возвращались.
До мировой войны среди кавалеристов бытовал термин «завеса». Более пяти с половиной наших кавалерийских дивизий создавали эту завесу на левом берегу Вислы в сентябре 1914 года, чтобы задержать быстро наступавшую 9-ю немецкую армию. Но едва ли надолго кавалерийская завеса могла противостоять превосходящим силам противника. Ведь он обладал огневой мощью. Напомним, что немецкая пехотная дивизия имела 72 орудия, а наша кавалерийская дивизия могла противопоставить им лишь 8—12 орудий. Мы выигрывали только время, заставляя противника развертываться в боевой порядок. Характерна в этом отношении маневренная оборона 14-й кавалерийской дивизии под Енджеювом. Большей же частью кавалерийские дивизии, открывая дальний артиллерийский огонь, при приближении пехоты противника отходили назад. Лишь Висла, уровень воды в которой поднялся в то время, способствовала успеху кавалерийской завесы. Но завеса могла достигнуть своей цели при условии, если бы нашим войскам удалось парализовать действия наземной и воздушной разведки противника, срывать его перехваты радиодонесений наших штабов и расшифровку их.
Опыт нашей кавалерийской завесы на левом берегу Вислы осенью 1914 года доказал, что давно прошли времена, когда конница может действовать с той огневой мощью, которую она имела в конце XVIII или начале XIX века…