Конка остановилась в селе Александровском, против Карточной фабрики. Выйдя из вагона, Михаил направился на Ново-Александровскую улицу, где в небольшом деревянном домике под № 23 жил с матерью и двумя сестрами Василий. В этом доме Михаилу доводилось бывать и прежде. Яковлевы его хорошо знали и приходу его всегда были рады.

— Ну вот — в аккурат к чаю поспели! — встретила Михаила сама хозяйка. — Самоварчик у меня только-только вскипел.

— Не откажусь, не откажусь, Марфа Трофимовна! — Михаил потер озябшие руки. — На воле сегодня — и сыро, и стыловато. Правда, а к вам — ненадолго. Уж извините. Еще в одном месте побывать надо…

Чаевничать села вся семья Яковлевых. Михаил, отхлебывая из блюдечка, расспрашивал Марфу Трофимовну о житье-бытье, о ее работе на фабрике Торнтона. В этом разговоре участвовала и Маша — старшая, пятнадцатилетняя дочь Марфы Трофимовны, работающая на той же фабрике. Встревала в разговор и младшая дочь Марфушка-вострушка (так прозвал ее еще в прошлом году Михаил). Оказалось: у Марфуши этой осенью появилось еще одно прозваньице — «скипидарница». Так прозывались все работницы Карточной фабрики, на которой с октября начала работать десятилетняя Марфуша. После чая Михаил с Василием остались за столом одни. Михаил сразу же заговорил о том, ради чего и пришел.

— Вообще-то на заводе нашем наладить революционную пропаганду — непростое дело… Завод — казенный. Сами понимаете… — Василий помял густую рыжеватую бороду. — Адмирал Колокольцов, наш начальник завода, держит рабочих почти как солдат. Порядки у нас — полуармейские! Офицеров сколько одних! Помощник начальника завода генерал Власьев тоже у нас крут… Опять же взять нашего полицмейстера Копытова с его помощничками, а их у него тоже немало! И с этой стороны туго! Рабочую верхушку опять же хорошо задабривают… А она все крепко держит в руках… И тут все хитро продумано у нашего начальства. Вот есть у нас теперь вечерне-воскресная школа при заводе. С начала октября открыли. Я поступил туда… Тут вот попробовать…

— Да, может, с нее и начать?.. — кивнул Михаил.

— Я об этом и толкую… Только генерал Власьев лично взялся вести контроль над ней. Сам составил и утвердил программу… Надзор установил строгий… Среди рабочих тут тоже не больно развернуться… Есть там у нас целая группа таких, которые ни о какой пропаганде и слышать не хотят… «Аристократы»… Я их так про себя называю. — Василий махнул рукой. — Такие чистоплюи!.. Такие франты!.. Шляпы, галстуки, крахмальные воротнички!.. У них во главе — двое с Бердовского завода, слесарь Краснов да горизонтальщик Аранонич, да еще двое наших, обуховцев, — Канищев да Шишев… Я ведь уж и попробовал было начать агитацию-то… Так эти — пригрозили!..

— Может, мне поговорить с кем-либо из наших студентов-пропагандистов, чтоб взялись вести в вашей школе какие-нибудь предметы?..

— Студентов у вас само начальство приглашает, чтобы проводили беседы с рабочими, — Василий усмехнулся.

— Как это? — не понял Михаил.

— Да очень просто… Генерал Власьев приглашал уже несколько раз на завод студентов духовной академии. Те проводили и в церкви, и в заводской столовой «религиозные чтения для рабочих»…

— А!.. Вон ты о чем… — Михаил едва заметно улыбнулся, достал карманные часы, озабоченно глянул на них. — Ого! Засиделся я у вас… Мне, кстати, сейчас надо в другую воскресную школу — в Смоленскую. Не прогуляетесь со мной?..

— Можно… — Василий кивнул, и они оба поднялись из-за стола, вышли в прихожую — одеваться.

Разговор продолжили, уже шагая в темноте, на грязной улочке:

— Главное, Василий, — начать умело. Попробуйте собрать вокруг себя как можно больше сознательных толковых людей. Начните с этого. Тех, кто в крахмальных воротничках, не трогайте. Пока. У вас на заводе рабочих сколько?

— Поболе трех тысяч…

— «Аристократов» таких много ли среди них?

— Сотни две-три…

— А остальные?

— Остальные — рабочие средней и низшей квалификации, чернорабочие и валовые. Основной состав… Работают со сверхурочными по двенадцать — пятнадцать часов в день, а домой приносят — жалкие гроши. Я уж не говорю о том, в каких условиях живут эти наши рабочие, сколько унижений терпят каждодневно… Да ведь даже и эти, как я сказал, «аристократы», они ведь от непонимания пыжатся-то. Ведь и они, если разобраться, тоже под общей меркой ходят… Вон — рядом с нашим заводом — парк графа Апраксина. Там у входа — специальная стража поставлена и дощечка прибита: «Мастеровым и рабочим вход в парк строго воспрещается». Так что — куда эти «аристократы» со своими крахмальными воротничками?.. Им тоже — одна дорога! Они тоже, как все прочие «господа-рабочие», кабаками да трактирами окружены. Вышел из заводских ворот — и сразу кабак «Зеленая роща», а дальше — целый квартал этих кабаков, пивных да портерных: «Аркадия», «Надежда», «Вена», «Александрия»… Вот сюда рабочий человек — входи! Тут ему рады!.. Тут его ждут!.. Пропивай свои трудовые копейки!..

Слушая Василия, Михаил удовлетворенно кивал: дельно говорил этот молодой фрезеровщик, из такого со временем должен выработаться неплохой пропагандист-организатор…