Спустя два дня, на очередном допросе Егупова, подполковник Дьяков заговорил с ним об этом письме:

— При аресте вашего товарища Петра Моисеева Кашинского было при нем обнаружено письмо, подписанное инициалами «М. М. Ег.». Нетрудно определить, что письмо это было писано вами. В этом письме вы просите своего знакомого, имя и фамилия которого не названы, оказать содействие подателю сего письма, поясняя, что этот податель должен «обнюхать все, что ему нужно, и не только ознакомиться с тактикой и выдержкой людей, считающих себя готовыми, но и с группами, если они серьезны, а не московские болтуны…». Затем вы пишете: «Новинок у нас вдоволь. Для вас была припасена полная библиотечка, именно та, которую вы просили. Жду вас после ваших экзаменов. Сообщите Борзому, что на пасхе был у нас Земец из его Палестин и увез библиотеку на сорок рублей…»

Оторвавшись от чтения, подполковник устремил на Егупова свой допытливый жандармский взгляд:

— Нуте-с… Объясните, истолкуйте это письмецо… Авторство свое вы, по крайней мере, не отрицаете?

— Писал я…

— Вот и прекрасно! Итак, жду объяснений… Прежде всего: кому написано письмо?..

— Написано оно лицу, с которым я познакомился в складе Калмыковой… вернее, в книжном магазине «Посредник», где он покупал книги, сказав мне, что думает еще купить рублей на сорок. Он спросил: не могу ли я ему указать лицо где-нибудь в южном городе, чтоб узнать через него, как обстоят дела со школьными библиотеками на юге. Я оставил у себя его петербургский адрес и потом написал к нему: мол, в Харькове есть у меня подходящий человек, но знаю только его имя и фамилию, адреса же не знаю…

— Почему столь конспиративно написано ваше письмо?

— «Конспиративно»?.. Я не думаю, что это именно так… Я просто подражал эффектам… Не более…

— Допустим. Назовите имя, фамилию этого лица… Адрес…

— Этого я теперь не помню. Могу лишь сказать, человек этот попросил меня на всякий случай дать ему письмо: мол, он в Харькове, через своих знакомых, учителей, сможет найти того человека, с которым я тоже познакомился, кстати, случайно… Знаю лишь, что он учитель.

— Любопытно у вас получается: пишете такие таинственные письма, а не помните даже имен… Как можно поверить в такое, если письмо ваше даже начинается вон как: «Удивляюсь, почему вы не приезжали, между тем о важности этой поездки я вам достаточно намекал…» Тут не пахнет случайным одноразовым знакомством!..

— Дело в том, что из Харькова в Москву приезжал знакомый этого человека, он мне, при случайной встрече, говорил: мол, тот думает опять побывать в Москве, чтоб сходить в склад «Посредника». Вот я и передал ему, чтаэто действительно важно, поскольку поступило много новинок…

— Но вот эту-то строчку как вы объясните: «Сообщите Борзому, что на пасхе был у нас Земец из его Палестин и увез библиотечку на сорок рублей»?.. Как этополучается: человека, к которому пишете, не знаете, а поминаете каких-то общих знакомых, причем называете их по кличкам, что доказывает ваши более чем близкие отношения?..

— Этот Борзой — тоже знакомый моего петербургского знакомого, который увез книги «Посредника». Я и сам не знаю, что это за Борзой, то есть прозвище это или фамилия…

— Ну а Земец?..

— Земец назван мною так потому, что мы с ним много говорили о земстве. Этого Земца я видел только один раз, в конце пасхи, и раньше не знал. Он приходил ко мне на квартиру от петербургского знакомого…

— Феноменальный случай! — не сдержавшись, воскликнул подполковник. — Сплошь у вас — одни неизвестные вам лица!.. Ну а как вы объясните все-таки эти слова: «обнюхать все, что ему нужно, и не только ознакомиться с тактикой и выдержкой людей, считающвх себя готовыми, но и с группами, если они серьезны, а ке московские болтуны»?..

— Я уже сказал, что писал это, подражая эффектам… — сказал Егупов, бледнея от напряжения. — Между тем речь идет всего лишь о людях, занимающихся школьными библиотеками…

Подполковник покачал головой, бросив выразительный взгляд в сторону товарища прокурора Стремоухова:

— Неужели в таком простом деле, как школьные библиотеки, нужна какая-то тактика и выдержка?! Неужели тут все так сложно, что человеку, занимающемуся этим, нужна какая-то особенная готовность; неужели, наконец, тут может идти речь о каких-то группах?..

— Библиотечное дело — не такое уж простое, как может показаться неосведомленному человеку. Тут нужны и тактика, и выдержка, и готовность, и в одиночку в этом деле не всегда можно рассчитывать на успех…

Егупов приободрился вдруг, почувствовав чуть ли не прилив вдохновения: так ловко он находил ответы даже там, где ответить как будто было и невозможно! Ловко он придумал эту легенду о школьных библиотеках!..

11 мая Бердяев пригласил к себе в кабинет своего помощника подполковника Иванова.

— Александр Ильич, — обратился он к нему, — вам придется самому заняться дознанием по делу этого Егупова и прочих. Дело как будто и не такое сложное, но тут речь, как вы сами знаете, о клубке, который нам надо поскорее распутать…

Иванов лишь глухо кашлянул в кулак. Да, он знает, о чем заведена речь, он давно посвящен в нлан, разработанный лично Бердяевым. Осуществление этого плана позволило бы уловить в одну сеть за один з а к и д большую часть преступных революционных группировок Рэссии, может быть даже полностью прекратить их деятельность. «Одним махом семерых побивахом!..» План бял неплохим. Пока что осуществлена была лишь его первая часть. Вторая, завершающая, стало быть, зависела теперь от него, подполковника Иванова, от его умения…

— Пока что о н и либо отказываются давать показания, либо врут напропалую, в чем особенно силен их главарь Егупов. Ну, это — пока. — Бердяев, усмехнувшись этакой авгуровой улыбкой, как свой своему, подмигнул Иванову — Когда они как следует поймут, что нам известно очень-очень многое, они начнут давать показания как миленькие!

— Ну и потом: в такой большой массе людей, проходящих по одному делу, всегда найдется человечек, а та и не один, который растеряется, перепугается и начнет давать подробнейшие показания, самые что ни есть откровеннейшие! — подсказал Иванов.

— Вот именно! — Бердяев, уже без улыбки, глянул на своего помощника. — К тому же они уже достаточно перепуганы. У меня тут есть бумаженция, посланная к нам, в Москву, при сопроводителях Кашинского начальником Киевского жандармского управления генерал-майором Новицким… Вот он пишет о Кашинском: «Со времени задержания его он обнаруживает крайне болезненное нервное состояние, происходящее от сотрясения грудобрюшной преграды и сопровождающееся бессонницей, упадком сил и нервно-истерическими припадками с криками и дурнотою». Здесь, у нас, Кашинского допрашивал всего один раз подполковник Крылов. Вел себя этот подследственный весьма жалко, хотя и пытался лгать: мол, ни Бруснева, ни Егупова, ни Епифановых и в глаза никогда не видывал… Сознался лишь, что знает Квятковского, Липкина, Терентьева. Знаю, мол, и Красина, жил с ним в Нижнем Новгороде на одной квартире недолго, затем не переписывался и не встречался. В общем, этот Кашинский, видимо, наиболее слабое звенышко в их девочке, но ныне он находится в тюремной больнице с припадками истерии, так что пока трогать его нельзя: к сожалению, существует прокурорский надзор… Егупов — тоже не из крепких. Это видно было еще по материалам, накопленным до ареста этой компании. Главная пружина в таких, как он, — ложное самолюбие. Вот ее-то и надо заставить сработать. Понаблюдал я его при первом допросе… Поначалу такие подследственные становятся в позу, врут, извиваются, но когда им дашь почувствовать всю сложность и безвыходность их положения да слегка припугнешь, такие, как правило, ломаются, и тогда из них вытягивай что хочешь. Вот на Егупове я вам и посоветую сосредоточиться особо. К тому же он несомненно играл главную роль в делах этой организации. Третья фигура — Бруснев. Держится пока. Сдержан. На слова скуп… Однако у него на квартире собиралась эта компания! И поличное, изъятое у него, оказалось самым солидным… В Москве он недавно. Мы запросили Петербург насчет сведений о нем. Сведения эти весьма любопытны. Сами убедитесь… В общем, беритесь за это дело засучив рукава! Главная ваша задача, Александр Ильич, — выявить как можно больше их связей! Они, как нам известно, носили весьма широкий характер!

— Следствию потребуется время на ознакомление с поличным, необходимо будет связаться с другими городами… — заметил Иванов.

— Постарайтесь не затягивать! Надо делать все…

— «Вовремя и с умом!» — едва не сорвалось у Иванова с языка излюбленное выраженьице Бердяева.

— Вовремя и с умом! — закончил тот сам.

— Постараюсь, Николай Сергеевич!

— Ну так и с богом!

Бердяев проводил своего помощника до дверей кабинета, затем вернулся к столу, улыбаясь, подумал: «Как. обманчива природа человеческая. Ведь вот глянуть на этого Иванова — добряк из добряков: пухленький, гладенький, пушистые усы, голубоглазый даже. А попадись-ка мышка такому коту в лапки!.. Не отвертится, нет!..»

Да, подполковник Иванов умел «потрошить» своих подследственных, умел пользоваться слабыми чертами их характера, чувствовать и выявлять эти черты, он не брезговал ни шантажом, ни прочими мерами психического воздействия. Бердяев всегда был уверен в нем, и тот его нe подвел ни разу.