Все началось в 1967 году. Я не помню ни времени года, ни самой погоды. В тот день я не пошла на работу: согласно расписанию я работала дома. Я была уже достаточно взрослым человеком: окончила школу, поступила на исторический факультет МГУ, затем окончила и его, вслед за этим защитила диссертацию и была оставлена на кафедре истории Индии как преподаватель. Индия, эта чудесная страна, увлекала меня с первого курса. В нашей стране было время, когда студентов и преподавателей институтов не выпускали за рубеж. К счастью, это время со смертью Сталина кончилось, и я получила возможность совершить несколько длительных и очень интересных командировок в Индию, после которых я вернулась домой и написала об Индии сразу две книги. Одна называлась «По Южной Индии», а другая – «Парава – “летучие рыбы”». Обе книги сразу завоевали интерес. Один из крупнейших исследователей Индии Алексей Михайлович Дьяков сказал, что мои книги – лучшие из написанных об Индии в Советском Союзе. Книги были сразу же раскуплены любителями путешествий. В тот самый день я села за третью книгу, которую назвала «Тайна племени Голубых гор». У меня в голове уже сложился ее план, и я даже написала первую строчку, как вдруг раздался дверной звонок. Я открыла дверь и увидела на пороге квартиры Атрара Ахшедзянова, индолога, как и я, и моего хорошего друга. Это было неожиданностью. Обычно Атрар перед приездом предупреждал по телефону, что едет.
– Что-нибудь случилось? – спросила я Атрара.
– Как тебе сказать. Может случиться, а может не случиться. – С каких пор ты стал говорить загадками? – спросила я.
– Хе! – сказал Атрар. – Загадки еще будут. Я приехал, чтобы взять две твои книги об Индии.
– Ты что? Я же тебе их подарила.
– Ну, ты пойми. Это же не для меня.
– А для кого же? – поинтересовалась я.
– Для двух премьеров. Одного индийского, другого советского.
– Слушай, Атрар, брось эти шуточки.
– А я и не думаю шутить. Сейчас все тебе расскажу как есть.
И он рассказал следующее. Правительства Индии и Советского Союза решили ввести Международную премию имени Джавахарлала Неру для тех, кто отличился в своем творчестве об Индии. Атрар просил у меня мои книги, так как решил выставить мою кандидатуру на эту премию.
– Ты что, – сказала я. – У тебя все в порядке?
– Ну, я же серьезно! – воскликнул Атрар.
– Ты понимаешь, какая драчка будет за эту премию?
– Да, понимаю. Но меня поддержат журналисты.
– Все, – рассердилась я. – Кончай. Книг я тебе для этой игры не дам.
– Слушай, – сказал Атрар, – ты зря так к этому делу относишься.
Я выпроводила Атрара без книг и села писать вторую фразу.
На следующий день я совсем забыла о визите моего простодушного друга. Прошло месяца два-три, а может и больше, когда однажды утром мама вошла в мою комнату с газетой «Правда».
– Это правда? – спросила она меня.
– Что именно? – удивилась я.
– Что тебя наградили международной премией.
– А ну покажи, – сказала я.
Все было так, как сказала мама. С перепуга у меня вдруг разболелся живот.
Я не буду рассказывать, какой праздник устроили мои друзья. Но настал день, и лауреаты премии Джавахарлала Неру были приглашены премьер-министром Индии Индирой Ганди в гости. Потом об этом много писали. Но у меня в этой поездке неожиданно оказалась своя линия.
В утвержденном правительством маршруте нашей делегации был Мадрас – город, где я жила годами, наполненный моими друзьями. Именно там, в Мадрасе, все и началось. В Мадрасе нам дали мало времени. Мы прилетели туда утром, вечером должны были участвовать в пресс-конференции и утром следующего дня лететь в главный город Кералы Тривандрум. Мадрасский воздух повлиял на меня самым странным образом. Я неожиданно вспомнила о Святославе Рерихе, с которым даже не была знакома. Во время поездок в Южную Индию у меня была возможность встретиться с ним и познакомиться, но по какой-то причине за несколько лет своего индийского жития я этого не сделала. В Мадрасе же, который был недалеко от Бангалора, я стала думать о Святославе Николаевиче. И чем больше размышляла, тем сильнее ощущала необходимость поехать из Мадраса к Святославу Николаевичу. К обеду я поняла, что должна сделать это немедленно. У меня было ощущение, как будто кто-то подталкивал меня к Бангалору. Я забыла мадрасских друзей и необходимость участвовать вечером в пресс-конференции. Кончилось тем, что я пошла к генеральному консулу Каверину и попросила машину для поездки в Бангалор.
– Послушай, – сказал мне Каверин, – у нас вечером пресс-конференция, а ты куда-то улепетываешь. Я не ожидал от тебя такого.
– Я сама не ожидала, – призналась я, – но понимаю, надо ехать к Рериху.
Мы проспорили с Кавериным еще полчаса, и он, вспотевший от тщетных усилий отговорить меня от поездки в Бангалор, сказал:
– Слушай, я дам тебе машину, потому что если ты чего-то захотела, то всегда выполняешь. Я боюсь, что иначе ты пойдешь пешком к Рериху.
Когда я вышла из консульства, то увидела машину, стоящую у ворот. Знакомый водитель помахал мне рукой, предлагая сесть в машину. Я подошла к машине. В это время подошел Семен Иванович Тюляев, один из крупных индологов.
– Пожалуйста, возьмите меня с собой, – попросил он. – Я пишу книгу о Святославе Николаевиче и мне надо с ним встретиться. Мы с ним старые друзья.
– Дорогой Семен Иванович, – ответила я. – Я очень рада, если Вы поедете со мной. Я ведь со Святославом Николаевичем еще не знакома.
Когда мы приехали в Бангалор, было уже темно. Святослава Николаевича в городе не оказалось. Он уехал в свою усадьбу в 13 милях от Бангалора. Не буду описывать, как долго мы искали его усадьбу, сколько людей нам помогало ее найти. Наконец, с проводником-слугой мы оказались у усадебного дома. Было уже двенадцать часов ночи. Раздались шаги, и на веранду вышел Святослав Николаевич. Семен Иванович подошел к нему.
– Что это такое? – спросил Святослав Николаевич. – Почему так поздно?
Я сразу поняла, что во всем этом виновата я.
Чтобы Тюляев остался целым, я вышла из-за его спины и сказала:
– Здравствуйте, Святослав Николаевич. Я – Шапошникова.
Святослав Николаевич улыбнулся и сказал:
– Входите, Людмила Васильевна, я Вас ждал.
Эти слова – «я Вас ждал» – оказались столь неожиданными, что я была близка к обмороку. Святослав Николаевич спустился с веранды, взял меня за руку.
– Мы сейчас с Вами пойдем в мою студию и обо всем поговорим. А к Семену Ивановичу сейчас придет моя жена Девика Рани, и они побеседуют.
В эту ночь в усадьбе никто не спал. Я впервые увидела перед собой Учителя, который впоследствии так много сделал для своей Родины и для меня. Не буду повторять то важное, о чем мы говорили, я только потом поняла, что мы будем творить и работать вместе. Святослав Николаевич и Девика Рани провожали нас к машине ранним утром. Мы с Семеном Ивановичем успели к самолету на Тривандрум, где кончался наш правительственный маршрут.
В 1972 году я возвращалась домой после очередной длительной командировки. Был июнь, и Святослав Николаевич пригласил меня в Гималайскую долину Кулу, где находилась усадьба старших Рерихов. Я впервые была в Гималаях и прожила у Рериха две недели. Мы с ним гуляли утром по горам, а вечерами обсуждали проблемы Живой Этики. Знакомить меня с Живой Этикой он начал с «Беспредельности».
Я возвращалась домой, нагруженная книгами удивительной философии, которые создала Елена Ивановна. Как эти книги и Гималаи гармонично смотрели на нас!
Через два года Святослав Николаевич и Девика Рани приехали в Москву на столетний юбилей Николая Константиновича Рериха. Святослав Николаевич привез богатую коллекцию отца и собственную для проведения выставок. Я помню огромные очереди на осмотр рериховских картин в Третьяковке и музее Востока. Юбилей Николая Константиновича праздновали широко и долго. Наша пресса дала интересную информацию о Рерихах. Потом все постепенно затихло. На государственных выставках что-то происходило, но информация оттуда просачивалась весьма скудная. Мы все предчувствовали всякого рода неожиданности, и они не заставили себя ждать.
Из Бангалора в Москву пришло письмо, подписанное Святославом Николаевичем. Оно было опубликовано и поддержано нашим академиком Дмитрием Сергеевичем Лихачевым, литературоведом и крупным культурным деятелем.
Вот его текст.
«Великие перемены, происходящие сейчас в Советском Союзе, имеют огромное значение для всего мира. Под руководством М.С.Горбачева прокладывается сейчас путь к совершенно новому вселенскому сознанию, и, несомненно, это новое сознание овладеет в конце концов умами всех людей на Земле, всего человечества. Я с глубоким уважением отношусь к деятельности М.С.Горбачева, Н.И.Рыжкова, других нынешних руководителей страны и считаю, что для выполнения их предначертаний, для скорейшего и всемерного осуществления предназначения нашей Родины каждому из нас и всем вместе надо стремиться найти пути к более совершенному человеку. Медлить никак нельзя. Нужны каждодневные конструктивные шаги.
Достоевский говорил – “Красота спасет мир”, вернее будет сказать, что осуществление Красоты в нашей жизни должно быть нашей основой. Другого пути нет. Только осознанием Красоты, только Добром, только стремлением каждый день делать что-то лучше, чем вчера, жив будет человек. Нужны светлые мысли и реальные конкретные дела. Только объединением сотрудников, мыслящих о высоком, сложатся пути в будущее.
Одним из таких объединений и видится мне Центр-Музей Н.К.Рериха. Вы спрашивали, как я его себе представляю.
Прежде всего это должен быть живой Центр. Не просто музейная экспозиция, а постоянно сменяющие друг друга выставки – картин, ремесел, детских работ, причем не только с разных концов Советского Союза, но и интернационального характера. Конечно, наряду с этим работы Николая Константиновича должны будут представлены постоянно.
При Центре может быть и лекционный концертный зал, и студии для молодых художников, и мастерские по возрождению и сохранению народных ремесел, как это уже сделано у нас здесь, в Бангалоре, в Карнатакском центре искусств. Несомненно, при Центре должна работать большая библиотека, где будут собраны книги по истории культуры, по искусству, философии России, Востока и Запада, в том числе, конечно, и работы Николая Константиновича и Елены Ивановны. Со временем я мог бы предоставить Центру и хранящиеся у меня многочисленные не опубликованные их труды. Их выход в свет, особенно на Родине, на русском языке, я уверен, весьма способствовал бы расширению сознания на пути к более совершенному, более нравственному человеку. Ведь все их писания, в конце концов, всегда предназначены были молодым людям нашей страны.
Но Центр видится мне и как научное учреждение. Задачей его, как представляется, может стать не только систематизация и изучение многогранного наследия Н.К. и Е.И., но и дальнейшее развитие заложенных в этом наследии идей. Русские и Восток, Россия и Запад, народная культура, всемирные народные ценности, единство культуры человечества, ценностные ориентации, понятие о совершенном человеке, человек и природа, внутренние возможности человека, наука и религия – все это так или иначе было, конечно, затронуто в трудах Н.К. и Е.И., но их подходы требуют развития в применении к нынешнему этапу всемирной эволюции.
Несомненно, Центр не сможет в одиночку справиться со всеми этими проблемами, но он может служить координирующим началом, своего рода штабом, причем, международного плана.
Деятельность Центра, таким образом, будет иметь по необходимости и внутрисоюзный аспект, и международный. Как часть этого второго аспекта мне видится установление связей с обществами Рериха за рубежами Советского Союза, с Музеем в Нью-Йорке, с движениями “Знамя Мира” и “Мир через Культуру”.
Штат Центра на первых порах, как мне кажется, должен быть небольшим, человек десять (научные работники – социологи, культурологи, искусствоведы, библиотекарь, секретари-машинистки), но все они, разумеется, должны отвечать самым высоким нравственным и профессиональным требованиям.
Вы спрашивали мое мнение о возможном руководителе Центра. Я со своей стороны не вижу лучшей кандидатуры, чем Людмила Васильевна Шапошникова, индолог и писатель, человек деловой, давно занимающийся этими проблемами и мне лично давно и хорошо известный.
Несколько принципиальных положений.
Я абсолютно убежден, что Центр-Музей может быть расположен только в Москве.
Все уже существующие учреждения – мемориальный кабинет Н.К.Рериха в Музее искусства народов Востока, музей в Изварах, кабинет моего брата Ю.Н.Рериха в вашем институте, его мемориальная квартира – должны будут, конечно, установить рабочие связи с Центром-Музеем, но в то же время сохранять свою самостоятельность.
В этой связи резонно возникает вопрос о статусе Центра-Музея, при ком он должен быть и на какие средства существовать.
Как я Вам уже говорил, подчинение Центра Министерству культуры, а тем более Музею искусства народов Востока повело бы к неоправданному, на мой взгляд, заведомому сужению задач и возможностей Центра. Центр должен, по-моему, обладать значительной независимостью, гибкостью, возможностью функционировать поверх ведомственных барьеров, используя новые, нетрадиционные подходы, напрямую выходя на международное сообщество. Центр – это порождение нового времени, новых задач, и, видимо, необходимо учитывать опыт других организаций, возникших в Советском Союзе за последнее время, использовать этот ценный опыт во благо нового начинания.
Суть концепции Центра-Музея в том, что наиболее оптимальное его функционирование может быть в статусе общественной организации (по типу Детского Фонда).
Мне весьма импонирует идея создания общественного Фон да имени Рериха, который взял бы на себя финансовое обеспечение и общее руководство Центра. Средства Фонда (который в перспективе мог бы стать международным) на начальном этапе могли бы быть составлены из отчислений организаций-учредителей, а также из членских взносов членов обществ Рериха, о возрождении которых в масштабах СССР давно уже идет речь, и, наконец, из добровольных пожертвований граждан СССР и зарубежных стран. В дальнейшем финансовый вопрос мог бы быть частично разрешен за счет доходов Центра от издательской деятельности и концертных, выставочных и тому подобных мероприятий.
Если до достижения самофинансирования нужна какая-то основная организация-спонсор, я думаю, что эту роль лучше всего сыграл бы Советский Фонд культуры, благородная деятельность которого широко известна во всем мире. Фонд имени Рериха позволил бы выйти в международном плане на самые широкие круги интеллигенции, как правило, сторонящиеся контактов с советскими обществами дружбы. С помощью деловых кругов Фонд смог бы осуществить идею создания на территории Москвы или Подмосковья международного города мира. Из средств, полученных от тех же деловых кругов, и в тесной связи с идеей города мира Фонд имени Рериха мог бы выделить определенную сумму на присуждаемую ежегодно или раз в два года Международную премию и медаль имени Н.К.Рериха за культурную деятельность во благо мира.
Таким образом, Фонд имени Рериха и обеспечиваемый им Центр-Музей смогли бы содействовать решению важнейших задач как внутри страны, так и в международном плане. Это явилось бы толчком для других стран и закрепило бы за Советским Союзом роль первооткрывателя нового вселенского мышления.
Мне представляется это чрезвычайно важным и не терпящим отлагательства. Что касается Ваших вопросов об Институте “Урусвати”, я думаю, что к ним следует обратиться на более позднем этапе, после создания в Москве Центрального музея. Сейчас главное и неотложное – это создание Центра.
В перспективе мне видится, что Институт “Урусвати”, где, как Вам известно, в полном порядке сохраняются уникальные коллекции, может стать индийским филиалом Центра-Музея на правах совместного советско-индийского учреждения.
Конечно, окончательное решение вопроса потребует разработки многих юридических вопросов, а также приезда для приемки коллекций группы специалистов (орнитолога, зоолога, ботаника, а также, вероятно, археолога и фольклориста), но все это вполне разрешимо. Конструктивно мы сможем подойти к этому делу только тогда, когда Центр-Музей и Фонд имени Рериха развернут свою работу в Москве».
Письмо-статья называлось «Медлить нельзя!», и оно было опубликовано в газете «Советская культура». Как видно из письма, речь шла о передаче наследия Рерихов в Россию. Среди ряда интересной информации был фрагмент, касающийся меня. Святослав Николаевич предлагал сделать наследие главным содержанием музея, назначив меня его директором.
«Вы спрашивали мое мнение о возможном руководителе Центра. Я со своей стороны не вижу лучшей кандидатуры, чем Людмила Васильевна Шапошникова, индолог и писатель, человек деловой, давно занимающийся этими проблемами и мне лично давно и хорошо известный».
Прочтя этот текст, я ахнула и немедленно пошла звонить Святославу Николаевичу. Смысл моего разговора заключался в том, что, будучи востоковедом и занимаясь Индией, я совершенно не имела опыта в музееведении и по этой причине не могла принять предложение моего Учителя. На все это Святослав Николаевич сказал следующее:
– Дорогая Людмила Васильевна, я много за Вами наблюдал, и теперь, хотите верьте, хотите нет, нет никого, кроме Вас, на пост директора Музея имени моего отца.
– Дорогой Святослав Николаевич, – ответила я на его короткую речь. – Я готова писать книги об Индии и разъяснять нашим людям ее сложную философию, но что касается музея, я здесь абсолютный профан.
Святослав Николаевич замолчал.
– Я готова в таком деле помогать, чем потребуется, но музей не входит в мою компетенцию, – добавила я.
Святослав Николаевич ответил:
– Я Вам дам две недели на раздумье. Надеюсь, что Вы сможете удовлетворить мою просьбу.
Я мучилась две недели и не видела себя директором музея. Наступил последний день данного мне срока. Я осталась при своем мнении. Нельзя назначать директором сложнейшего музея безграмотного в этом отношении человека. Все это я изложила Святославу Николаевичу. Он долго молчал, как будто обдумывал сложнейшую проблему (в действительности это так и было), потом откашлялся и произнес такие слова:
– Хорошо, пусть будет так, но запомните: я передам наследие в Россию только через Ваши руки. Вы меня поняли?
Конечно, я поняла и даже облегченно вздохнула.
– Хорошо, пусть будет так, – повторил он. – Но разрешите мне выбрать другую страну и отдать ей драгоценное наследие моих родителей.
Теперь замолчала я.
Молчание мое было тяжелым и нехорошим. Теперь я понимала, что буду виновата в отсутствии в России наследия Рерихов. Нет, этого допустить нельзя.
– Ну как? – раздался в трубке голос Святослава Николаевича. – Что Вы скажете?
– Я стану директором Музея, но Вы будете виноваты, если я что-нибудь натворю.
В трубке раздался смешок, и голос Святослава Николаевича произнес:
– Все будет в порядке. Мы вместе с Вами разберемся во всем.
Я пришла домой, вернее, приползла. Отец увидел меня и спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Да, – сказала я, – меня назначили директором музея.
– Да ты что? – удивился он. – Почему в такой печали? Ведь музей – это очень интересно.
– Зря, – сказала я отцу, – что я не порекомендовала тебя на этот пост.
– Но я же самолетостроитель.
– А я востоковед. Понял или еще нет?
Отец все быстро понял и больше ко мне не приставал.
Еще до этого письма Святослав Николаевич послал М.С.Горбачеву телеграмму, откуда тот узнал о намерениях Рериха. Эта информация распространилась среди высшего чиновничества, и они, понимая ценность наследия, попытались им овладеть. Короче говоря, началась круговерть. Я сообщила об этом Свято славу Николаевичу. Он ответил, что не надо беспокоиться, и он сделает так, как считает нужным. Он еще не знал, что собой представляют российские чиновники и как они умеют обманывать, врать и блюсти свои интересы. Информация поступала из разных концов Москвы. Больше всего от силовых структур. Приведу несколько примеров.
В то время начинали организовывать частные фирмы. Одной из них была фирма полковника Ряшенцева, занимающаяся производством танков. Правительственные круги приказали Ряшенцеву разработать программу работы с наследием. Подобные задачи были разосланы в академические институты. Медицина тоже включилась в работу. Было ясно, что подобные приказы по наследию Рерихов погубят скоро и само наследие.
Особенно активным был отдел Совмина, который назывался «Захват наследия в зарубежных странах». Руководитель отдела набрал достаточное количество интересующихся наследием Рериха, чтобы подготовить нужный совминовский документ. Документ вскоре мог превратиться в постановление Совмина, со всеми особенностями работы «захватчиков».
В отделе провели несколько заседаний с рериховцами. Меня однажды вызвали «захватчики», но моя позиция им не понравилась, и меня исключили из игры. Письмо Святослава Николаевича было противоположным тем «документам», которые писали «захватчики». Я знала об очередном их заседании. И, взяв письмо Рериха, отправилась туда без приглашения. Тем не менее руководитель «захватчиков» дал мне возможность прочесть письмо Рериха. Когда я закончила читать, руководитель сказал, что это фальшивка. Я попросила доказать это, но у него ничего не получилось. Тогда, разъяренный, он распустил присутствующих, а мне приказал за три дня сочинить постановление Совмина. Скажем прямо, в моей нелегкой жизни я никогда не писала подобных постановлений. Но тем не менее я кое-что набросала и пошла в Совмин. Там меня встретил интеллигентный человек, взял мою бумагу, прочел ее и с удивлением по смотрел на меня.
– Знаете, – сказал он, – Вас сейчас прикрепили к культурному отделу Совмина, мы будем работать вместе. По Вашей бумаге видно, что у Вас есть опыт написания таких документов.
– Я это делаю первый раз, – призналась я.
– Да что Вы? – удивился человек. – Значит, есть возможность сделать это быстро и качественно.
Так все и получилось – быстро и качественно. Когда все было сделано, и я стала прощаться с моим помощником, он пристально посмотрел на меня и спросил:
– Не хотели бы Вы поработать в нашем культурном отделе?
– Ой, нет, – сказала я. – Достаточно, что меня сделали директором музея Рериха.
– Жалко, – сказал он, – мы бы с Вами спелись.
Постановление Совмина вышло в свет в ноябре 1989 года. Оно было в пользу рериховского движения. После его выхода в Москву приехал Святослав Николаевич посмотреть, как идут дела с Фондом Рерихов и, в конце концов, чем люди заняты.
Во время визита Святослав Николаевич выбрал усадьбу Лопухиных для будущего Музея Н.К.Рериха. Все, казалось, шло хорошо и достаточно быстро. В то же время я получила от Святослава Николаевича приглашение приехать в Бангалор и поработать с наследием его родителей. За словами «поработать с наследием» стоял ясный смысл – подготовить наследие к вывозу в Россию. Я собралась в Индию, но на моем пути возникли кое-какие трудности. Я понимала, что за этим стояли некоторые чиновники, претендовавшие на драгоценное рериховское наследие.
Для поездки были оформлены нужные документы, но денег при них я не обнаружила. Тогда нельзя было обменять рубли на доллары и рупии, и я оказалась в безвыходном положении. В связи с рериховскими делами Индийское посольство организовало прием. Юлий Михайлович Воронцов был в то время заместителем министра иностранных дел. На приеме он подошел ко мне и сказал, что есть важный разговор. Мы отошли в тихий угол приемного зала.
– Людмила Васильевна, плюньте на деньги. Купите колбасы и варите из нее супы в Индии. Вам надо поторопиться с выездом в Бангалор, иначе многое не совершится.
Я должна сказать, что бывший посол Советского Союза в Индии немало мне помогал и в других делах. Я знала Воронцова как честного и профессионального дипломата. Тогда я сразу поняла, что надо спешить и ничего в Москве не ждать. Я уехала в Бангалор в конце февраля 1990 года. Денег для меня не оказалось ни в одном из советских представительств. Но Махатма Святослав Николаевич знал больше меня. Он пригласил меня к себе. Это было очень важно, теперь я ни в чем не зависела от московских нечестных чиновников.
На разбор наследия Рерихов и его подготовку к вывозу я затратила три месяца. В это время Святослав Николаевич и Де вика Рани жили в отеле «Ашока», куда поселили и меня. С наследием я работала в пригородной усадьбе Рерихов. Я постепенно паковала в железные сундуки наследие. Естественно, никаких денег для упаковочных материалов у меня не было. И Святослав Николаевич разрешил мне пользоваться материалами, которые были в усадьбе. Постепенно Святослав Николаевич юридически оформил вывоз наследия в Россию. У нас в стране произошли серьезные изменения, и я вместе с наследием вернулась в другую страну.
Но следует сказать – до вывоза наследия было еще далеко. Наконец из нашего посольства пришло сообщение, что для этого будет выслан грузовой самолет. Был указан месяц и день. Но чем ближе подходило время к отъезду, тем сильнее я ощущала, что все может случиться. Накануне отъезда из консульства в Мадрасе прибыл консул и представился – второй консул. Я до сих пор не знаю, нарочно ли консул сказал, что он второй консул, или что-то задумал.
На следующий день я поняла, что что-то будет. Я хорошо знала, что в советских консульствах второй консул являлся сотрудником КГБ. Теперь оставалось ждать, что будет. Первое, что меня встревожило: консул в день моего отъезда не приехал, как обещал. Я поняла, что что-то задумано и это будут стараться выполнить.
К шести часам вечера кое-что прояснилось. Мой хороший знакомый, работавший в бангалорском аэропорту, позвонил мне и сказал, что из отделения «Аэрофлота» до сих пор не пришло сообщения о разрешении посадки нашего самолета. Я поехала в аэропорт, нашла моего приятеля и попросила сделать следующее: бангалорский аэропорт закрывался в шесть вечера и не принимал никаких самолетов, а мне нужно было, чтобы аэропорт пока не закрывался. Уни посмотрел на меня и назвал сумасшедшей. Я объяснила ему, откуда мое сумасшествие. Приятель отнесся к этому серьезно. Но нарушение аэропортовской инструкции – достаточно опасный шаг. Уни стал раздумывать, а я ему помогла. Я сказала:
– Понимаешь, я не буду говорить о причине. Достаточно того, что мы сейчас видим совершенно потрясающее событие. Это событие называется дуэлью, и в этой дуэли с одной стороны бесчестные чиновники, а с другой – одинокая женщина, отвечающая за драгоценное наследие своих соотечественников, которое она обязалась доставить на свою Родину, Россию.
Мой приятель Уни выслушал мою речь с большим интересом. Так может слушать другого только индиец.
– Я сделаю, что ты хочешь, – сказал Уни, – но тебя я попрошу связаться с нужными организациями в Дели, чтобы все-таки разрешение пришло.
Я позвонила в наше посольство и услышала равнодушный голос посольского чиновника:
– Я не имею к этому никакого отношения.
Когда-то он называл себя моим учеником. Я повесила трубку и стала искать выход из сложившегося положения.
Я вспомнила человека, которого считала честным и никогда не отказывающим в помощи другим. Я до сих пор не хочу называть его фамилии, он еще работает в МИДе. Команда, боровшаяся за российский самолет, увеличилась. Это был индиец, работавший в аэропорту в Бангалоре, русский работник посольства и я, которая уже не знала своей национальности и своей работы. Третий член нашей команды сел в Дели в машину и поехал в аэропортовский офис. Разговор с работником «Аэрофлота» ничего не дал. И вдруг посольский работник, стоя у стола, заваленного бумагами, увидел уголок телеграммы, где разрешалась посадка нашего самолета в двенадцать часов ночи.
– Это что? – спросил он.
Служащий покраснел и, заикаясь, начал объяснять, что так много бумаг и все сразу не прочтешь. Телеграмму отослали в Бангалор. Уни очень радовался, что совершил правое дело. К двенадцати часам ночи наследие было доставлено на летное поле, после хорошо упаковано и приготовлено к погрузке. Общий вес наследия составил 4,5 тонны. В двенадцать часов разверзлись покрытые тучами облака, и с неба свалился наш грузовой самолет. Мой индийский приятель крепко сжал мою руку и сказал:
– Поздравляю, Вы победили темную компанию.
Но он еще не знал, на что способна темная компания.
Распахнулся грузовой отсек, и наследие, ящик за ящиком, ввезли в грузовое отделение. Вышел командир самолета, сказал мне спасибо и протянул руку для прощания. Я руку не пожала.
– Я не могу, – сказал он, – Вас взять на самолет. Дело в том, что в полетном листе Вы не числитесь.
Числилась я или не числилась, я не знала, но принять то, что сказал мне командир, я не могла. Я стала разговаривать с ним резко. Он так же мне отвечал. Мой приятель-индиец понял, что происходит что-то плохое. Увидев, что мы с командиром самолета разговариваем не слишком мирно, он подошел и спросил, что случилось. Я рассказала. Тогда он схватил командира за грудки и сказал:
– Если ты не возьмешь Людмилу в самолет, я не дам тебе разрешения на взлет. Будешь сидеть здесь, сколько я захочу.
Угроза подействовала на командира, и он пропустил меня в грузовой отсек. Там стояли узкие железные скамейки, на которых было неудобно сидеть. Кроме этого на мне были летнее платье и босоножки без носков. Через некоторое время после взлета в грузовом отсеке стало холодно. Там включили кондиционер на минусовую температуру. Самолет летел ночью. Три часа. И только ранним утром приземлился в аэропорту Дели. Через несколько часов в самолете поменялась команда. Меня напоили чаем и принесли бутылки с соками. Теперь я поняла, что выиграла еще одну дуэль.
В самолете выключили кондиционер, и мы, залетев в Пакистан, направились через Ташкент в Россию. Была глубокая ночь, когда самолет приземлился на правительственном аэродроме во Внуково. Аэродром был ярко освещен юпитерами телевизионщиков, и к самолету бежали встречающие, друзья и близкие. И вдруг я увидела бегущего через все летное поле Юлия Михайловича Воронцова. Подбежав к самолету, он протянул руки и снял меня с железной лестницы, заменявшей трап. Потом схватил меня за плечи и негромко спросил:
– Жива? Жива?
– Жива, – ответила я.
– Боже мой, – сказал Воронцов, – через какой риск Вы прошли!
– Ничего, Юлий Михайлович, наследие Рерихов пришло в Россию.
Пока мы разговаривали, на поле въехал кортеж с двумя сопровождающими милицейскими машинами. Мы ехали через ночную Москву, везли драгоценное наследие, и я думала, что наконец мы начнем с ним работать и организуем Музей имени Н.К.Рериха, как хотел того его младший сын Святослав Николаевич. Мне казалось, что самое страшное уже позади. Теперь можно все сделать. Я тогда не знала, как жестоко ошибалась. Но жизнь всегда сложна и неожиданна. И может представить немало интересного.
Теперь я хотела бы вернуться к Советскому Союзу, благодаря которому вышло постановление в пользу Советского Фонда Рерихов. Оно вышло в 1989 году в ноябре, и вот его текст:
Совет Министров СССР
Председатель Совета Министров СССР
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Н.Рыжков
от 4 ноября 1989 г. № 950
Управляющий Делами Совета Министров СССР
Москва, Кремль
М.Шкабардия
О Советском Фонде Рерихов и Центре-Музее имени Н.К.Рериха
Совет Министров СССР постановляет:
1. Одобрительно отнестись к предложению Советского Фонда культуры, Советского Фонда мира, Союза художников СССР, Сою за писателей СССР, Академии художеств СССР, поддержанному Академией наук СССР и Министерством культуры СССР, о создании Советского Фонда Рерихов.
При этом имеется в виду, что деятельность этой общественной организации обеспечивается за счет добровольных взносов советских государственных и общественных организаций, кооперативов, граждан, поступлений от зарубежных организаций и отдельных лиц в виде денежных средств, материальных и иных культурных ценностей, недвижимого имущества, а также доходов от проведения различных пропагандистско-просветительных и образовательных мероприятий, от производственной и издательской деятельности Фонда, отвечающей его целям и задачам, от оказания платных услуг населению.
2. Принять предложение Рериха С.Н., организаций – учредителей Советского Фонда Рерихов о создании в г. Москве Центра-музея имени Н.К.Рериха как основной базы Фонда для развертывания его научной, просветительной и культурной деятельности.
Рекомендовать правлению Советского Фонда Рерихов совместно с заинтересованными организациями принять меры к выявлению и сохранению научного и культурного наследия семьи Рерихов в соответствии с действующим законодательством.
3. Министерствам и ведомствам СССР и Советам Министров союзных республик оказывать содействие Советскому Фонду Рерихов в реализации его гуманистических задач.
4. Освободить:
– организации и предприятия Советского Фонда Рерихов от уплаты налогов, государственной пошлины и других видов сборов;
– на период до 1 января 1996 г. предметы культуры и искусства, иное имущество, ввозимое Советским Фондом Рерихов или пересылаемое в его адрес из-за границы, от обложения таможенными пошлинами и сборами.
5. Мосгорисполкому совместно с организациями-учредителями Советского Фонда Рерихов:
– рассмотреть вопрос о выделении правлению Советского Фонда Рерихов временного служебного помещения до последующего размещения его в здании Центра-Музея имени Н.К.Рериха по завершении ремонта и реконструкции этого здания;
– закрепить за Советским Фондом Рерихов для обслуживания один легковой автомобиль, а также микроавтобус РАФ для выполнения служебно-хозяйственных функций.
Вот такое вышло постановление, в котором были учтены все трудности, с которыми встретится Советский Фонд Рерихов. Надо сказать, что, когда оно вступило в действие, многое из этого постановления было забыто. Чиновники начали свою игру, которую мне пришлось преодолевать в одиночку. Но как бы то ни было, совминовское постановление во многом тогда облегчило жизнь. И такого противодействия этому Фонду еще не было. Но вскоре начались иные времена, когда перестал существовать Советский Союз, а прежние республики превратились в независимые государства. Россия вновь начала новую жизнь. По закону она стала правопреемницей СССР, и постановление Совмина продолжало действовать, но теперь только на словах. Новая команда, пришедшая к власти, отнеслась к постановлению по-своему. В Советском Фонде Рерихов (который стал называться Международным Центром Рерихов, или попросту МЦР) было дорогое наследие, которое привлекало чиновников, уже имевших опыт присвоения чужого имущества и денег. Постепенно культ денег перебил все остальное, и, конечно, постановление подпадало под этот культ. Чиновничьи организации, как волки, завертелись вокруг МЦР, стараясь забыть первое постановление и уже сочиняя постановление другое. Вопреки всем законам они даже не вспомнили о существовании не отмененного первого постановления.
В 1993 году как снег на голову свалилось новое постановление, подписанное полуграмотным премьером Черномырдиным. То, что было написано в этом постановлении, укреплением культуры никак нельзя было назвать. Я прилагаю текст постановления, который вызывал у многих отрицательные чувства. Итак, второе постановление – вопреки первому.
Совет Министров –
Председатель Совета Министров Правительства Российской Федерации
Правительство Российской Федерации
В.Черномырдин
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 4 ноября 1993. г. № 1121, г. Москва
О создании Государственного музея Н.К.Рериха
Учитывая выдающееся значение творчества Н.К.Рериха в истории отечественной культуры и пожелание г-жи Д.Р.Рерих, Совет Министров – Правительство Российской Федерации постановляет:
1. Принять предложение Министерства культуры Российской Федерации, поддержанное Государственным комитетом Российской Федерации по управлению государственным имуществом и правительством Москвы, о создании в г. Москве Государственного музея Н.К.Рериха на правах филиала Государственного музея Востока, являющегося особо ценным объектом культурного наследия народов Российской Федерации.
2. Государственному комитету Российской Федерации по управлению государственным имуществом и правительству Москвы обеспечить в месячный срок передачу в оперативное управление Государственному музею Востока для размещения Государственного музея Н.К.Рериха памятника архитектуры XVII – XIX вв. Усадьба Ло пу хиных по адресу: Староваганьковский пер:, д.3/5 (б. ул. Марк са-Эн гель са) общей площадью 1900 кв. метров и в бессрочное и безвозмездное пользование прилегающего участка в границах территории усадьбы.
3. Принять к сведению, что Государственный музей Востока предоставит в установленном действующим законодательством порядке помещения служебного флигеля на территории Усадьбы Лопухиных Международному Центру Рерихов.
4. Возложить на Министерство культуры Российской Федерации функции заказчика, на правительство Москвы – функции проектировщика и генерального подрядчика по реставрации и реконструкции Усадьбы Лопухиных.
5. Министерству культуры Российской Федерации и правительству Москвы:
– обеспечить в 1993–1996 годах реставрацию и реконструкцию Усадьбы Лопухиных;
– разработать и утвердить до 1 января 1994 г. технико-экономическое обоснование реставрации и реконструкции указанного объекта;
– производить работы по реставрации и реконструкции Усадьбы Лопухиных по чертежам и сметам на отдельные виды работ до утверждения проектно-сметной документации;
– в целях стимулирования рабочих, специалистов и служащих организаций, принимающих непосредственное участие в реконструкции и реставрации Усадьбы Лопухиных, разработать по согласованию с Министерством труда Российской Федерации, Министерством экономики Российской Федерации и Министерством финансов Российской Федерации и утвердить порядок их поощрения с отнесением затрат в сметы по выполнению указанных работ.
6. Министерству культуры Российской Федерации, Министерству экономики Российской Федерации, Министерству финансов Российской Федерации предусмотреть в прогнозах на 1994–1996 годы выделение лимитов государственных капитальных вложений и бюджетных ассигнований на проектирование, реконструкцию и реставрацию Усадьбы Лопухиных.
7. Министерству культуры Российской Федерации разработать и осуществить в 1993–1996 годах мероприятия по подготовке экспозиции и открытию Государственного музея Н.К.Рериха в 1996 году, предусмотрев все необходимые условия для сохранения коллекций и приема посетителей.
Черномырдинское постановление практически уничтожало МЦР, отбирало у него усадьбу Лопухиных, все это передавалось в музей Востока. И самым скверным в этом постановлении было требование общественный Музей имени Н.К.Рериха превратить в государственный. В дополнение к этому постановлению вице-премьер Чубайс рассылал письма заинтересованным в наследии Рерихов. Второе постановление было таким безграмотным, что в МЦР ощутили страх перед лицом такого правительства. И еще один момент этого постановления. Когда Святослав Николаевич договаривался с российским правительством о передаче в Россию наследия, то он четко выразил свою мысль организовать общественный Музей, а не государственный. Когда я разговаривала со Святославом Николаевичем об этой проблеме, он объяснил все ясно.
– Знаете, – сказал он, – теперь во многих странах число общественных музеев растет. Это новая тенденция, которая способствует росту культуры, так необходима нам.
Практически Минкульт и правительство России, решившись на создание государственного музея, разрушали всю структуру, которую предлагал С.Н.Рерих. Получилось, что Святослав Николаевич был обманут российским правительством. После длительного совещания мы решили подать на Черномырдина в суд за это постановление. Это был Высший Арбитражный Суд. Надо сказать, что там к нам отнеслись с сочувствием. В конце процесса мы остались без адвоката. Дело в том, что другая сторона подкладывала нам адвокатских «уток». Оставался один выход – самим себя защитить. И мы принялись за дело. В то время президентом МЦР был Геннадий Михайлович Печников, крупный и популярный актер детского театра. Мы с Геннадием Михайловичем стали распределять роли на следующем заседании суда. Президенту я предложила главную роль, и он, посмеявшись, на нее согласился. Я же взяла себе скромную роль адвоката. Началось заседание, и Печников поднялся во весь рост. Воздев руки вверх, он громким голосом начал обвинять постановление. Сначала судьи как-то замерли, а потом в них проснулся интерес. Когда Печников закончил, я доказала, что все, что сказал Печников, сущая правда. На дворе был 1995 год, и в этот же день судьи должны были принять решение. Решение готовилось недолго. Мы выиграли наш суд. В конце заключения было написано, что решение окончательное и обжалованию не подлежит. Домой мы возвращались в хорошем настроении, но я, зная команду государственной шпаны, все же чувствовала себя не совсем спокойно. Через две недели Минкульт и правительство потребовали, вопреки закону, пересмотра. Пересмотр состоялся, и решение по нашему делу было отменено. Среди сотрудников Суда был мой знакомый, у которого я спросила: «Каким образом Арбитражу удалось отменить наше решение?» Знакомый ответил не сразу. Сначала о чем-то подумал, а потом решился:
– Вы знаете, с утра в Арбитраж позвонили два человека – Черномырдин и Чубайс, и сказали нашему председателю, что если он не изменит, не отменит решение в вашу пользу, то завтра может на работу не приходить.
Вот так суд и закончился. Прошло немало времени, и вновь наши правители вернулись к нападению на МЦР и Музей имени Н.К.Рериха. Я вкратце об этом расскажу.
За эти годы мы многое сделали и в МЦР, и в Музее имени Н.К.Рериха. Мы подняли из руин старинную усадьбу Лопухиных без копейки государственных денег. Наши выставки путешествовали и путешествуют и по всей России, и по зарубежным странам. Каждый год мы проводили международные конференции с участием иностранных гостей. В ЮНЕСКО и ООН демонстрируются наши экспонаты. Мы издали более 250 книг, среди которых значительное место занимают публикации наследия Рерихов. Наш культурный центр имеет мировое значение. Наши журналы известны во всем мире. Мы работаем с детьми и проводим детские выставки. Ни один музей не ведет культурную работу в таком масштабе, как МЦР и Музей имени Н.К.Рериха. Можно перечислять концерты, которые проходят в Музее каждый месяц. Наш музей связан со многими иностранными музеями и культурными организациями. Наши исследовательские работы по искусству, философии, музыке, поэзии и о жизни и творчестве Рерихов известны во всех странах. Можно еще долго рассказывать, как используется рериховское наследие в нашем музее и научных отделах. Но то, что мы делаем, в России попадает под обстрел малограмотными людьми, среди которых находятся и правительственные чиновники, не понимающие рериховское наследие как основу космической эволюции.
Рерихи работали над переходом планеты в Новый мир и над изменением нашего сознания, которое можно будет назвать космическим. Рериховское наследие укрепляет культурную основу нашей страны и повышает ее энергетику. Благодаря таким людям, как Рерихи, наша планета может работать успешно в космической эволюции. Но государственное чиновничество старается разрушить наш Центр и раздать по разным организациям драгоценное наследие. У нас уже есть такой пример. В свое время Святослав Николаевич привез в Россию богатейшую коллекцию, свою и Николая Константиновича. Коллекция успешно экспонировалась во время празднования 100-летнего юбилея Н.К.Рериха. Часть этой коллекции Святослав Николаевич оставил в России для дальнейшей демонстрации. Когда Святослав Николаевич отдавал МЦР наследие, он включил и эту часть, находившуюся на временном хранении в музее Востока. Однако музей Востока, как заправский захватчик, не отдал МЦР эту коллекцию. Святослав Николаевич писал Б.Н.Ельцину с просьбой разместить коллекцию в Музее имени Н.К.Рериха, но тот не обратил на это нужного внимания. Коллекция до сих пор находится в музее Востока. Если называть вещи своими именами, то это настоящее воровство чужих культурных ценностей. К тому же фальшивые владельцы чужой коллекции стараются всячески очернить настоящего владельца. Нам никак не удается не только возвратить коллекцию в МЦР, но до сих пор мы даже не получили разрешения на ее осмотр. Опытные люди утверждают, что коллекция частично разворована. Когда Воронцов был еще жив, он в интервью «Независимой газете» рассказал, в каком плохом состоянии находится коллекция. Никто не опроверг информацию Воронцова.
Теперь еще об одной истории, связанной с другими моментами. Речь о том, что первое постановление Совмина от 1989 года было незаконно перечеркнуто Черномырдиным, который написал свое постановление, полностью отрицавшее первое – совминовское. Чиновники бросились объяснять, что Черномырдин был прав. В 2008 году государственная чиновничья компания обнаружила, что Советского Фонда Рерихов давно не существует, а его работу выполняет мало известный МЦР, который пользуется помещениями Фонда и рядом привилегий в деятельности, но самое главное – держит в своих руках наследие Рерихов, никогда ему не принадлежавшее. Чиновничьей зависти не было предела. Неважно, что никто из чиновников ни по каким документам не мог доказать свои предположения. Заработала устная информация. Но и устную информацию алчные государственные мужи и жены решили все-таки поддержать. Они прекрасно знали, и МЦР было объявлено, что Советский Фонд Рерихов никто не уничтожал, а по требованию Минюста он просто изменил свое название в связи с большими переменами, которые испытал Советский Союз. МЦР располагал всеми документами, свидетельствующими о принадлежности ему всех необходимых вещей и экспонатов. Но государственных людей это не смущало. Им не в первый раз приходилось бороться за свою идею без документов и доказательств. В вышеуказанный год чиновники потребовали в свое распоряжение имущество, принадлежащее «преступному» МЦР, в первую очередь, отремонтированную усадьбу Лопухиных, во вторую – наследие Рерихов, также они хотели услышать от нас оправдания за свое так называемое «преступление». Но даже государственные чиновники не могли отобрать у кого-нибудь имущество без суда. И в суды пошли соответствующие заявления. В первое уголовное дело против «преступного» МЦР записали выселение МЦР из усадьбы Лопухиных и изъятие не принадлежащего ему имущества – рериховского наследия. К этому процессу были привлечены два крупных музея Москвы, считавших себя культурной основой дальнейшего развития столицы. Государственный Музей изобразительных искусств им. А.С.Пушкина требовал не принадлежавшую ему территорию, находившуюся в историческом владении в усадьбе Лопухиных. Лукавые и неверные заключения полетели со стороны чиновников. В них все было переврано, но государственные мужи и жены не стеснялись бороться такими методами. Другим музеем, выступавшим против МЦР, был музей Востока, удерживающий у себя украденную коллекцию у того же МЦР. Сейчас идут суды против МЦР и Музея имени Н.К.Рериха – суд по уголовному делу о возврате части территории, суд о выселении МЦР и Музея из усадьбы Лопухиных, или о выселении работавшего там культурного центра, и, наконец, об изъятии у МЦР не принадлежащего ему наследия Рерихов. Суды в полном разгаре, и хотя МЦР обзавелся документами в свою пользу, причем документами, уже не однажды предъявлявшимися в судах, каждый раз руководство МЦР не уверено, что суд закончится благополучно.
Я должна рассказать еще об одном событии, которое имело своей целью уничтожение МЦР и Музея имени Н.К.Рериха. Все со стороны озверевших чиновников было продумано и устроено.
Борис Ильич Булочник начал сотрудничать с МЦР и Музеем с 1993 года. Его помощь дала возможность многое сделать для культуры Москвы. Была отреставрирована старинная усадьба, стали публиковаться рериховские книги, с его поддержкой мы получили возможность продвинуть наши выставки в зарубежных странах и еще многое что сделать. Роль Бориса Ильича – председателя Правления Мастер-Банка – в работе рериховского Центра была огромной, а его помощь – регулярной. Государство не поддержало нас необходимой суммой денег. И государственные чиновники, и люди более высокого ранга, много говорившие о культуре и ее развитии, имели непосредственное отношение к событию, которое произошло в ноябре 2013 года. Банк без суда и следствия был грубо разрушен, все ценности оттуда были изъяты. Борису Ильичу и Надежде Михайловне Булочникам пришлось покинуть свой дом. МЦР, лишившись финансовой поддержки, с трудом справляется сейчас с работой. Зарплату сотрудникам пришлось урезать, а иногда и задерживать. Теперь, чтобы сохранить рериховский Центр, имеющий мировой масштаб, нам приходится много работать, но это пока не приносит ощутимого финансового результата. Мы хорошо понимаем, что все предпринятое государственными чиновниками должно было уничтожить один из крупнейших общественных музеев в России. То, что сейчас сделали с московским рериховским Центром, было рассчитано на изъятие его площадей и наследия, которое я с большим трудом привезла в Москву. Я уверена, что «они» мне этого не простили.
Вы спросите, а кто эти «они»? Считаю необходимым это объяснить. Людям, хорошо знающим наследие Рерихов – философское, художественное и космическое, известна роль семьи Рерихов в создании на нашей планете Новой эпохи, нового сознания и новой энергетики. В борьбе за Новое участвуют две силы – Свет и тьма. Именно Свет создает новые космические структуры и продвигает нашу эволюцию к более высоким космическим пространствам. Тьма этому мешает. Свет необходим для дальнейшего развития культуры и планеты. Тьма – состояние, противоположное космической эволюции. Те примеры, которые я привела касательно МЦР и Музея имени Н.К.Рериха, свидетельствуют об оживлении тьмы и невежества в нашей общественной жизни.
Борьба за Новый Мир на нашей планете была главной задачей Рерихов – творцов Света. Тьма ударила по Центру культуры в Москве. Нам приходится сейчас трудно. Но культурное зарубежье, наши зарубежные друзья помогают нам своей работой. Знамя Мира – знак Пакта Рериха – развевается не только в усадьбе Лопухиных, но и в Кафедральном соборе Буэнос-Айреса в Аргентине. Крупные фигуры зарубежья оставили свои впечатления о наших выставках, которые я приведу в этой небольшой книге. А пока суд идет за судом, время от времени в МЦР проводятся обыски и проверки наших документов. Но мы хорошо понимаем, зачем в Россию привезли наследие Рерихов. Страна нуждается в лучшем будущем, которое уже подготовили Елена Ивановна, Николай Константинович, Юрий Николаевич и Святослав Николаевич Рерихи.
И как бы нам ни было трудно, как бы на нас ни клеветали, какая бы темная сила ни лезла в пространство нашей культуры, мы будем бороться с тьмой, ложью, хитрецами и прочей нечистью, которая все еще мешает развивать настоящую культуру в России.
Да будет так!
