Они ужинали на кухне. Светлана разливала чай. У нее были плавные, мягко-округлые движения, стаканы касались стола неслышно, хотя скатерти не было - пластик. Вадиму вспомнилась Кира, ее по-мальчишески быстрые и резкие взмахи рукой, стук и звон посуды. Он наблюдал, как Светлана, нарезав лимон, положила ломтик в свой стакан, а ему подала малиново-черный чай без лимона и блюдце с пиленым сахаром отдельно - любил пить чай вприкуску. За десять лет не забыла такой мелочи. И опять вспомнилась Кира, обесцвеченная соломенная бурда с лимоном и медом, которую она заставляла его пить, потому что это полезно.

- Ты довольна своим очерком, Светлана? - спросил Вадим, сердясь на себя за сравнение двух женщин.

- Кажется, получился. Утром пойдет в набор. Надеюсь, у тебя серьезных замечаний не будет. Ну да целая ночь впереди…-она погрустнела, как показалось Вадиму, без всякой связи со сказанным. - Когда у тебя отпуск, Вадим?..

«Уедем. Вдвоем. Чтобы ни от кого не прятаться,- подумала она, - не вздрагивать при каждом скрипе двери. Чтобы с утра до ночи весь месяц - вместе…» Казалось, она произнесла это вслух, и Светлана с надеждой посмотрела на Вадима. Он молча пил чай быстрыми маленькими глотками. Почудилось, что он чем-то недоволен.

- Ну давай свой очерк.

Они допили чай и пошли в ее комнату, сели рядом на кушетку.

Пока Вадим читал, Светлана не отводила от него взгляда. Губы сжаты, морщинка на лбу. Непроницаем. Но вот резко перевернул последнюю страницу, словно выстрел хлопнул. Отложил листы.

- Та-ак…

И поднял на нее злые глаза.

- Ничего не скажешь - здорово выписала. Личность. Даже сверхличность. Махрушева легко писать- клади крупные резкие мазки и можешь быть спокойна: «образ» получился.

- Отчего ты иронизируешь? - тихо спросила она.

- А я не хочу, чтобы он у тебя получился! - Вадим пристукнул ладонью о колено. Поднялся с кушетки, заходил по комнате, сунув руки в карманы, не глядя на Светлану, весь из углов. Лицо худее обычного, скуловые кости и дуги обозначены резко, губы закаменели. Разжались - и все равно тверды и тонки, не губы - лезвия.

- Улыбнись…- шепнула Светлана.

- Я не хочу, чтобы он у тебя получился такой - от земли до неба и заслонил моих ребят - Цуркана, Лунева… Да, да, - закивал он, заметив боковым зре-нием протестующий жест Светланы,- да, таких фигур - бери да лепи с маху - у меня нет, к моим при-глядеться надо.

- Улыбнись!..- взмолилась Светлана.

- Я тебе заранее могу сказать: на твой очерк клюнут именно из-за Махрушева, еще как клюнут, подростки особенно. А почему? - он остановился против Светланы, кольнул взглядом. - Да потому что ты здорово выписала Махрушева, этого фантомаса… Нет, ты не дашь этого в газету.

- Написала, как написалось, - голос Светланы дрогнул.- Хотелось, как лучше. Но как бы ни получилось… Не надо говорить со мной так… и смотреть так. У тебя такое лицо делается…

- Светлана…- Он снова сел рядом с нею, взял ее руку в свои горячие ладони.

И она увидела, что лицо у него не злое, а очень усталое и обиженное. Прислонилась головой к его плечу, потерлась щекой о жесткую ткань пиджака.

- Не надо со мной так, Вадик…

- Ты же умница, - сказал он, гладя ее руку.- Ты должна понять. Отчего нередко бывает: отрицательный герой - да не улыбайся ты, я условно называю! - отрицательный герой в книге или фильме ярче, весомей, чем положительный.

- Ты о том, что твои работники серыми получились? Так ведь если бы они в доброе дело вкладывали столько неистовой страсти, как Махрушев в свое злое дело…

- Не тебе судить!

Вадим отбросил ее руку, резко отодвинулся; при-щурясь, взглянул на нее, даже голову отклонил, словно хотел увидеть ее вчуже, со стороны.

В передней хлопнула дверь. Светлана громко спросила :

- Ты, Женя?.. Вечер не состоялся?

- Уже окончился, - ответили из-за двери,

- Ты не один?

- С Павлом.

- Пейте чай! - крикнула она, радуясь приходу сына - разговор с ним разрядил обстановку, Вадим, кажется, поостыл немного. - Почему ты сказал, что не мне судить, а, Вадик?.. - заглядывая снизу вверх в его лицо ласковыми глазами, спросила Светлана. -

О преступлениях тебе судить, верно, а о литературе, все-таки, наверное, мне. Или ты не веришь, что я журналист?

- А что ты пишешь?.. Нет, я не о том, - он поморщился, когда она перечислила десяток разных своих статей. - Что из этого - твое, не случайное? Ради чего ты в газете, да еще в молодежной?

Светлана улыбнулась растерянно.

- А что у Пескова свое, не случайное?.. Только то, что ему не сидится на месте, ездит, видит необычных людей, природу?..

- И у тебя есть своя тема,- сказал Вадим.- Подросток. Ты его знаешь из школы еще, у тебя это болит. О нем и писать.

- А если бы ты пришел в газету, - спросила она, - о чем писал бы ты? Тоже о подростке? Значит, у нас одна тема?

- Может быть. Но с разных концов нам за нее браться. Твоя - шире. Твоя - человек входит в жизнь.

- А твоя?

- Как не упустить его из жизни. И еще - показать подлеца. Во всей его отвратительности. Чтобы никому на этот путь не хотелось.

- Значит, я сделала это за тебя.

- Ты прямо противоположное сделала! Ты мускулы, хитрость звериную, злой ум выписала! Вылепила! Вот сын твой прочтет, что его привлечет здесь?..

Светлана перестала слушать. Смотрела на Вадима и с тревогой думала о том, что никогда не знаешь, чем можно его оттолкнуть. Только что был родной человек и вдруг - чужие глаза и голос чужой, он почти ненавидит ее в эту минуту! Вот так ушел он от нее десять лет назад, уйдет и теперь, если она допустит это, если не угадает, как вести себя, не поймет, чего ему от нее надо.

- Я перепишу очерк заново,- сказала она. - Я потому и дала его прочесть тебе, чтобы..,

- Пойми,- спокойней и мягче сказал Вадим,- если ты взялась писать о нас, так пойми: в нашей жизни все время идет борьба за и против. И за, за тоже! О чем ты думаешь, Светлана?

- А?.. - очнулась она. - Я думаю… Я боюсь потерять тебя…- прошептала она. Ей хотелось плакать. - Сядь, Вадим, я не могу, когда ты мечешься по комнате. Сядь… У тебя прокурорский тон, будто я нарочно, сознательно написала плохо. А у меня так написалось - понимаешь? Написалось так, это ведь часто бывает…

Вадим посмотрел на нее с жалостью. Сел рядом, обнял за плечи.

- Ты мне без обвинений помоги,- продолжала она, ласкаясь к нему,- просто помоги, это ведь твоя сфера… А я перепишу очерк, я сделаю, как ты хочешь…

- Раз ты об этом пишешь, значит, это уже и твоя сфера, - мягко сказал он. - И захотеть должна ты, а не я… Захотеть понять. Каждый день, каждый час в жизни остро сталкиваются противоположные интересы, взгляды, а отсюда - и поступки. Мы должны понимать эти мысли и интересы, тогда поймем и поступки. А ты рабов, ищеек каких-то описала…

- Мне думалось… Вы ведь не педагоги, не врачи, - осторожно возразила Светлана. - Ставить диагнозы нравственных болезней - разве это ваша задача? Ваша задача - искать и найти преступника. Не так ли?

- Так. Но мы и находить будем быстрей, верней, если разберемся во всех конфликтах. Нет, Светлана, - он уже не сердился, и она успокоилась, прильнула к его плечу. - Если бы мы только шли по следу… Работали, потому что нам за это деньги платят… Я ушел бы из розыска. Наверняка ушел бы. Я не согласен быть только ищейкой. Ищейка мне в помощь придана, собака… Не согласен ходить со сломанными ребрами. Если бы у меня не было лютой ненависти ко всему, что мешает нам жить, я ушел бы из розыска. Но я не могу уйти, пока существуют Махрушевы, так же как твой отец, Светлана, не мог уйти из подполья, пока фашисты ходили по нашей земле.

- Я понимаю, Вадик… Я перепишу за ночь. Тебе понравится!

- Да разве во мне дело!..

Он поморщился досадливо. Встал.

- Пойду, тебе работать надо.

Она вышла с ним в коридор. Из приоткрытой Жениной двери донеслась песня, звуки гитары.

- А ты говорила, у него нет слуха,- сказал Вадим.

- Это не Женя, это Павел. Учится в политехническом, с Юрой вместе, а руки - второй Рахманинов мог быть. Никогда не видела таких длинных рук, таких удивительно гибких пальцев.

Она поцеловала его легко, едва коснувшись губами, и отпрянула, и Вадим подумал, как неприятно это: прячутся от Жени, точно воры. Надо решать… На улице он еще думал об этом, но что-то постороннее уже вошло в голову, сидело там, не проявляясь, мешало думать.

Вадим прошагал до конца квартала, свернул за угол, увидел свой автобус на остановке и побежал к нему, но вдруг остановился и стремглав бросился назад, к дому Светланы.

Прибежал, задыхаясь, рванул дверь и нетерпеливо застучал кулаком. Отстранил Светлану, открывшую ему, прошел в комнату Жени.

- Ты один, Женя?.. Кто у тебя сейчас был?

- Павел…

- Где он?

Женя удивленно пожал плечами.

- Спросил, что за гость у мамы… И убежал… почему-то.

Мальчик был растерян.

- Я ведь говорила, - сказала Светлана. - Павел - товарищ Юры Вишнякова. Он у нас и ночует.

Вадим резко обернулся к ней.

- Давно?

- Три дня…

- Где гитара?

- Унес…

- Где Вишняков живет?

- Дверь против нашей. Но подожди, объясни…

Вадим выбежал в парадное, позвонил к Вишняковым. Светлана слышала удивленный возглас Юриной матери: «Вы?.. Какими судьбами?»-и поняла, что они знакомы.

Вадим вошел в квартиру. Она осталась под дверью, ждала. Замерзла и тоже позвонила. Вошла в ту минуту, когда Вадим прятал фотографию Юры в свой блокнот.

- Сию минуту ушли, - растерянно повторяла

Вишнякова. - Павел его вызвал, и они ушли Но объясните…

- Скоро все объяснится, - сказал Вадим, уходя.

Во дворе Светлана спросила:

- Но мне ты можешь сказать, что случилось?

- Нет, это ты мне скажи, как он попал в твой дом? - с неожиданной яростью набросился на нее Вадим.- Именно в твой?..

Спустя десять минут Ивакин был в отделе. В этот вечер дежурил заместитель начальника отдела.. Вадим написал ориентировку, отдал дежурному, попросил дать задание оперативным работникам и, участковым инспекторам: срочно еще раз проверить все связи Загаевского; участковым взять под особое наблюдение квартиры, где может появиться Ревун. В ориентировке, тут же переданной по телефону во все городские органы и пригородные районы, для сведения было сообщено: Загаевский попытается уехать из города как можно скорее, если будут угоны, иметь это в виду.