Едва успела уйти мать Бориса, как явился Виктор Волков, свидетель по делу Якименко, давний знакомый Ивакина. Красивый парень. Широкие плечи, литой торс, поджарый зад. Держится прямо, чуть откинув античную голову - прямой нос продолжение лба, ходит неспешно, по-кошачьи вкрадчиво. Движения скупые, размеренные, каждое точно рассчитано. Говорит, едва разжимая губы, словно у него вчера удалили гланды, цедит слова. Иной раз приходится слух напрягать, чтобы расслышать. Пристально, в упор, смотрит на собеседника, бесстыдно назойливый его взгляд раздражает. Жестокий, жесткий парень, самоуверенный и бесстрашный. Аккуратный до педантизма: в назначенное время явится точно, секунда в секунду, костюм отутюжен, туфли блестят зеркально.
Волков был у Якименко дома, когда тот собрал вещи, вошел и вышел через окно, пил наливку, но вещей не трогал, из квартиры не выносил и в продаже их не участвовал. Он кратко сообщил об этом и замолчал, продолжая в упор разглядывать Ивакина,
- Кто вынес вещи?- спросил Ивакин.
- Хозяин.
- Ты вещей не выносил и не продавал?
- Не все на свадьбе танцуют.
Волков достал из пиджака толстую пачку денег, взвесил на широкой мозолистой ладони и небрежно сунул в карман.
Откуда столько?- поинтересовался Ивакин.
- Свои, кровные. С четырнадцати лет работаю. Слесарь пятого разряда.
- Разряд высокий. Мог бы на заводе работать, там коллектив другой.
- В коллективе не нуждаюсь. Людей для общения на свой вкус выбираю.
- А что, в жэке больше платят?
- Водичка у нас, сами знаете, какая чистая. Стукнешь по трубе - куски летят. Трубочки засоряются. Напора нет. Колонки газовые бездействуют. А людям каждую субботу купаться охота.
- Значит, «на лапу»?
- Сперва сделаю, как надо. Я плохую работу нутром не перевариваю. Рублевкой меня редко обижают. Если меня обидеть, я ведь второй раз не приду. Пришлют по заявке другого слесаря, так не сделает.
- Откровенно рассказываешь.
- Я вообще человек откровенный.
Зазвонил телефон. Громкий голос из трубки звенел на всю комнату.
- Не кричи. Соображения?.. Валяй. Конечно, можно. В данную минуту занят. Думаю, да. К тому времени. Тебе когда на работу? Вот и отлично, перед работой забеги.
Ивакин повесил трубку, посмотрел на Волкова, и его удивило лицо парня. Виктор явно прислушивался к разговору. Безразлично-дремотное выражение сменилось заинтересованно-напряженным.
«Узнал голос Томы,- подумал Ивакин.- Но что из того?..»
- Почему ты не в армии, Виктор?
Он ответил не сразу, медленно переключаясь на прежнюю волну.
- Это вы в военкомате спросите.
- Я тебя спрашиваю.
Волков еще помолчал, подумал. Заговорил лениво, кривя в усмешке тонкие губы.
- Была одна красивенькая потасовочка полтора года назад. Против меня шестеро. Четверых я из игры вывел, двое - меня. В больнице с сотрясением мозга лежал.
- Что ты о Борисе Якименко сказать можешь?
- Надкусить и выплюнуть.
- Разъясни.
- Понимайте, как знаете.
- О Ларисе Перекрестовой?
Волков брезгливо поморщился.
- Дешевка.
- О Феде Трояне?
- Шпаной не интересовался.
На том деловой разговор и кончился. Волков уже шагнул к двери, когда Ивакин спросил:
- Как тебя понимать? В детскую комнату который год по своей воле ходишь и с прежними друзьями не порвал.
- Меня хватает.
- Люди разные, прямо противоположных устремлений,- продолжал Ивакин.- Что же ты - двум богам молишься?
- Богов, кроме себя, не встречал,- с обычной кривой усмешечкой обронил Волков.
Ивакин тоже усмехнулся.
- М-да… бог.
- Чем же не бог? По вашей терминологии - творец. Сам себя сотворил. Если мне не изменяет память, вы в одну из наших увлекательных встреч изволили так выразиться: писать книги, картины, музыку- творчество. А разве не творчество создавать свою жизнь, себя. Я правильно вас цитирую?
Отклонив голову назад, он пристально и насмешливо глядел на Ивакина.
- Правильно цитируешь. Но творить можно по-разному: нужные людям книги, картины - и пасквили, унижающие, оскорбляющие человека… Между прочим, есть у нас с тобой общий знакомый. Вот он как раз создал себя сам, в лучшем смысле этого слова.
- Интересно,- процедил Волков.- Что-то не припомню такого.
- Алексей Юнак.
- А я уже было подумал…- насмешливо протянул Волков.
- Подумай. Стоит иногда и подумать.
С вами не соскучишься.
- А ты садись, побеседуем.
Волков ленивым жестом отодвинул манжет рубашки, посмотрел на часы.
- Что же… побеседуем.
Вернулся к столу, сел.
- Если не секрет, как ты себя создавал? Чем гордишься?
- Пацаном был самостоятельным. Родителям хорошо дал прикурить. За дело, конечно. За так я никогда ничего не делаю. Посудите сами: от папаши, кроме мата, ничего отродясь не слыхал. Мать не уважаю - не ушла. Я бесхарактерных за людей не считаю.- Он искривил рот.- Гусеницы. Раздавил бы - противно подошвы марать. Я на родителей не смахиваю. Мать без воли - я у себя волю выковал. Отец матерщинник, пьяница - от меня мата никто не слышал. До бесчувствия ни разу не напивался. Норму себе опытным путем определил - не нарушал.
- Школу бросил тоже по волевому решению?
- А как же! Учителям одолжение. Пусть живут. Я на уроках как себя вел? Поставит пару, а мне это не нравится. Встану, подойду к столу, скажу так это вежливенько: «Разрешите?»-и спокойненько плесну из бутылки чернила. Страничка испорчена, мадам в слезы, директор из берегов выходит, а я смотрю на них так это сочувственно - бедные вы, бедные, как мне вас жалко.
- Ты, что, и сейчас хвалишься этим?
- Детские шкоды. Помню, во всех классах радиоточки поснимал, унес. В другой раз унес из спортзала все мячи. Поиграл с товарищами и дворовой мелюзге раздал. Радости было!.. А еще водку в класс приносил. Насильно девчонкам в рот вливал. Писку было!.. Нравилось. Ребята со мной не связывались. Один, правда, нарывался. Я ему говорю: прикинь, стоит ли? Я ведь как дам… А он: попробуй, дай!.. Я человек такой: просят - даю. Несколько раз «Скорая» его увозила.
- Молодец, Волков,- не сдержался Ивакин.- Есть чем гордиться: хулиганом себя создал. А от хулиганства до фашизма - один шаг.
- Я привык людей на зуб пробовать. Слабаки все попадались, надкусить и выплюнуть. Одна девчонка у меня стакан с водкой из рук выбила, губу до крови поранила. Я ее отметил. Первая такая. При себе безобразить не даст. Уважаю. Человек.
- Противоположный тебе человек. Если ты ее уважаешь, как ты себя уважать можешь?
- И я - человек. С четырнадцати лет вкалываю.
За что ни возьмусь, все ол райт. Дерусь - после меня черту делать нечего. Работаю - после меня богу делать нечего. Люди это понимают. Я трубу пальцем поглажу - трешка выскочит.
- Только за хабар и работаешь?
- Прикажете за «спасибо» вкалывать? Нема дурных. Я год проработал - мотороллер купил. Еще год - на «Яву» сменял. К двадцати двум «Фиат» куплю. Решённое не перерешу никогда.
- У тебя товарищи есть?
- Товарищи, чтобы выпить, деньгу зашибить, к девочкам смотаться - есть. Побаиваются меня. При мне своего мнения не знают. Что скажу, закон. Неинтересно.
- А друзей нет?
- Был один друг. Хорошо меня старше. В тюрьме сидит.- Посмотрел на Ивакина в упор, усмехнулся.- Вы с ним познакомились - пообнимались на виноградниках года три назад.
- Павел Загаевский?
- Он. Тоже человек. Бесстрашный. Широкий. За деньгами не трусится. Бросает направо-налево. А они всегда при нем.
- Так вот кто тебя сотворил! Ты себе, выходит, чужие заслуги приписываешь.
- Не скажите. Дружба была короткая. По вашей милости.
- Вот и скажи мне спасибо. Неизвестно, куда бы ты мог подзалететь, будь Ревун рядом.
- Он вас помял немного, вы на него в обиде. А войдите в его положение: не он вас - вы его. Другого исхода не было.
- Я ловил преступника.
- У каждого Своя работа.
- Грабеж и насилие - работа Загаевского.
- Я пацаном был, говорил Павлу, чтобы людей не трогал. Закусочную взять, магазин, палатку… Но людей грабить,- Волков покачал головой.- Это у него от недостатка культуры. Тут мы с ним не сходились.
- Воровство и воровство, какая разница!
- Не скажите. Магазин ничейный. Придет милиция, опечатает. Подсчитают убытки. И спишут. Никто не пострадает. Ни в чей карман ты не лезешь.
- А государство?
- Что государство? Я государство, вы государство, он государство. Государство наше, общее, и доходы общие. Завмаг в карман себе меньше положит, со мной поделится, только и всего, У государства взять не зазорно.
- Что же ты не брал? Или я не в курсе?
- В курсе. Не брал. Образование не позволяет,
- Какое же у тебя образование?
- Пока восемь классов. Будет больше. Диплом будет. Или вы думаете, мне всю жизнь в канализации копаться охота? Я человек брезгливый. Я из канализации в чистое море прыгну. Усмехаетесь? Человек в грязи родится, в крови, а посмотрите, какие мы с вами чистенькие.
- Руки на работе выпачкаешь, отмоются. А душу выпачкаешь…
- Береги честь смолоду? Эта формулировочка мне из школы известна. Я свою честь берег. Заметьте, пацаном ни одной частной машины не угнал, не попортил. Человек трудился, спину гнул, руки мозолил…- Волков посмотрел на часы, сказал с улыбочкой: - Мое время истекло.- И поднялся.
- Договорить бы надо.
- Заеду как-нибудь,- небрежно обронил он.
- Заезжай. А пока вот над чем поразмысли: у каждого человека, молодого особенно, есть своя перспектива. Как у общества, как у всей страны. Какая у тебя перспектива?
Волков слушал с тонкой улыбочкой. Кивнул, процедил снисходительно-иронически
- Поразмыслю.
Ивакин подошел к окну, постоял, ожидая, что. Волков пройдет мимо. Была потребность увидеть этого человека, когда он не знает, что на него смотрят, и не рисуется. Но Волков, очевидно, свернул в другую сторону.
Певцу ставят голос. Пианисту - руку. Художнику, наверное, «ставят» глаз. Ребенку необходимо «ставить» душу. Ясельных малышей учить чувствовать, думал Ивакин. Чтобы природа и люди вызывали у него изумление, восхищение. Чтобы он видел прекрасное, чувствовал прекрасное. И еще. Маленький человек, такой, как Алька, должен уметь отделить главное от мелочей. Если я, вернувшись из командировки, встречу на улицу Киру, глаз схватит ее сразу, «залпом», без мелочей. Для меня неважно, какой у нее шарфик, какая сумка, есть ли морщинки на ее лице. Я вижу - это она, и я радуюсь. Человек должен видеть главное в жизни, и надо ребенка с самого раннего детства воспитывать так, чтобы мелочи не заслоняли от него большого. Муравей, который ползет по глобусу, видит только то, что под ним. Для человека такое видение не годится.
Художник стремится найти в человеке прежде всего значительное и прекрасное. У ребенка нужно воспитать душу художника. Волков не умеет смотреть на мир изумленными глазами. Он был обкраден в детстве… Но вот Женя, Светланин сын. Художник. Да, ему «поставили» глаз и руку, но о душе забыли. Видеть прекрасное?.. Женя, несомненно, видит прекрасную внешность - и только.
Внутренне обаятельное ему недоступно…