Тома вышла на звонок, открыла дверь, но тут же поспешно взялась за ручку: перед ней стоял Виктор Волков. Не посторонилась. Смотрела, не понимая, как и зачем он здесь очутился, не собиралась его впускать.
- Миледи не меня ждала?
Он легко отстранил ее и вошел.
- Сюда нельзя, - предупредила его движение Тома. - Я на работе. Давай поворачивай.
С тонкой своей усмешечкой Волков подошел к вешалке, снял с себя, встряхнул, чтобы складки разгладились, и аккуратно повесил плащ.
- Уходи сейчас же! - потребовала Тома.
Волков не отводил от ее лица своего пристального насмешливого взгляда.
Тома демонстративно распахнула дверь. Придерживала рукой, чтобы сквозняком не захлопнуло.
- Я жду, Волк.
- Не крутите мне руки, миледи.
- Я на работе.
- А для меня не найдется работенки?
Тома смерила его взглядом - новые расклешенные книзу брючки, светло-голубая сорочка, вязаный жилет. Бросила с вызовом:
- Есть работа! Горшки мыть.
Он не спеша вынул запонки из манжет, аккуратно закатал рукава.
- Я готов.
Тома с силой толкнула дверь, щелкнул замок.
«Ну я тебе покажу, - подумала она. - Я тебе покажу!» - И повела его в ванную.
Волков посмотрел на горшки, усмехнулся и принялся перемывать их. Тома ушла к детям. Вернулась - он все еще мыл под краном горшки. Тщательно вымыл руки, долго вытирал серединой полотенца.
- Что прикажете дальше?
- На горшки сажать.
Он пошел за ней в спальню, понес горшки. Потянулся к ребенку, но Тома в последнее мгновение выхватила из его рук горшок.
- Тома… - Он никогда не называл ее по имени- все «миледи» да «миледи», в третьем лице, и она удивленно посмотрела на него. - Я осторожно, Тома… Я тебя прошу.
Она присела на низкий подоконник, смотрела, как ловко и бережно подхватывает он спящих ребятишек, подсовывает горшки, укладываем в постель и поднимает новых. Привалятся головенкой к его груди, обмякшие, тяжелые… «И это - Волк? - радостно недоумевала она. - Где же он настоящий?»
Они вышли из спальни, сели в коридоре на низкий диванчик, в разных его концах. Волков нарочито смиренно сложил на коленях руки, смотрел на Тому с затаенной усмешкой, послушный пай-мальчик, которого она, злая ведьма, не хотела впустить. И Тома смотрела на него допытывающе и чуть ли не виновато. Сказала негромко:
- Объясни, пожалуйста: зачем ты ходишь к нам, если с хулиганьем не порвал. Зачем сюда явился, зачем горшки мыл?
- Я делаю то, что мне нравится.
- Ты ходишь к нам, но не работаешь с нами. Со стороны наблюдаешь. А ведь кого-кого, а тебя мальчишки с первого слова послушали бы.
- Миледи хочет сделать из меня воспитателя? - он покачал головой.- Не выйдет.
- Тебе приятно, что мальчишки хулиганят?
- Они должны уметь постоять за себя. А вы хотите превратить их в ягнят.
- Перед кем постоять? Ты отдаешь себе отчет?
- Жизнь - темный лес. Никогда не знаешь, с какого дерева на тебя рысь прыгнет. Надо быть готовым. И развивать мускулы.
- Нет, ты волк, настоящий волк! - убежденно проговорила Тома. - Тебе в капиталистическом мире жить, не у нас!
- Агитация вам не к лицу, - укоризненно проговорил Волков. - Губу вы мне без слов разбили, миледи.
- Не забыл.
- Как можно!..- потешно-испуганно воскликнул он.
Около трех лет назад Волков явился в детскую комнату милиции по вызову. Пришел точно в указанное время, но Людмилы Георгиевны не застал. В комнате дежурила старая учительница, за столом инспектора сидела рыжая девчонка, лицо круглое, румяное, зеленоватые глаза широко расставлены. Расспрашивала встрепанного паренька лет двенадцати, записывала с его слов объяснение. Паренек угрюмо просил: «Ты про это не пиши, Тома, про это
не надо».
Волков подошел к столу, взял в руки стакан.
- Разрешите?
- Пей.
Он посмотрел стакан на свет, протянул пареньку.
- Ополосни-ка,
Мальчишка стремглав бросился исполнять приказание - видно, Волков был ему известен. Волков достал из кармана наглаженный носовой платок, вытер стакан снаружи. Тома подвинула к нему графин с водой. Он сунул руку во внутренний карман пальто, невозмутимо извлек из него поллитровку, налил водку в стакан, поднес к губам. Все трое оцепенели. Первая опомнилась Тома. Вскочила, кулаком выбила у него стакан. Из рассеченной губы Волкова потекла кровь. Он вытер кровь платком, небрежно кивнул мальчишке:-Стакан подыми. - Лицо его осталось бесстрастным. - Тряпку возьми. Подотри.-Волков не смотрел на мальчишку - сверлил взглядом побледневшее лицо Томы.
- Не будет ли миледи так любезна сообщить, зачем меня побеспокоили?.. Нет, ждать я не намерен: время - деньги. Старший инспектор в курсе. Я люблю аккуратность.
Повернулся, неторопливо прошагал к двери, бесшумно прикрыл ее за собой.
- Теперь он тебя убьет, Тома… - потрясенно сказал мальчишка.
На следующий день Волков явился снова. Людмила Георгиевна говорила с ним о последних его художествах, а он смотрел на нее, как прилежный ученик, и, вроде бы, молча с ней соглашался.
С того дня Волков стал регулярно приходить в детскую комнату по вечерам. Кивнет и сядет у печки, откинет назад голову, обведет всех насмешливо жестким тяжелым взглядом. Посидит молча и уйдет незаметно. Зачем приходил? Что ему здесь нужно? Этого не понимал никто.
Тома поднялась с диванчика.
- Пойдем, я запру за тобой дверь.
- У меня еще есть время.
- Уходи.
- Я прихожу и ухожу когда мне угодно.
- Ты не дома, придется считаться с другими.
- Считаюсь только с собственными желаниями. - Посмотрел на нее с ядовитой улыбочкой, предупредил вкрадчиво: - И всегда добиваюсь своего. К женщинам это тоже относится.
- Знаю. Девушки рассказывали, как ты вел себя с ними.
- Девушки? - Его тонкие губы брезгливо искривились. - Я знаю только одну девушку, и она передо мной.
- Дурак и пошляк.
- Благодарю, миледи.
- Не выламывайся, противно.
- Сама завела разговор.
- Пыталась понять, что ты за человек.
- Тебе хочется понять?
- Хочется - не хочется, а надо знать, с кем имеешь дело.
- Могу представиться,- Волков встал и каблуками щелкнул лихо. Склонил перед ней аккуратно причесанную на косой пробор русую голову. - Человек, который сам себя создал. - Он поднес к ее лицу большие руки - почти четырехугольная ладонь, короткие, необычно широкие, словно обрубленные на концах пальцы в твердых пожелтевших мозолях.- Этими вот руками…
- Перестань выступать, тошнит.
- А вот этого слова я физически не выношу. Прошу запомнить, миледи. Меня от него, как от теплого спирта, мутит. И нехорошо, некрасиво, когда девушка выражается,
- Ишь, какой нежный… Но ты не юли, прямо на вопрос отвечай. Зачем ты к нам ходишь, что высматриваешь? Или это можно - жить в двух враждебных лагерях? В гражданскую бывало: белым - белый пропуск, красным - красный. Что же, у тебя душа с двумя подкладками?
Волков пристально и недобро смотрел на нее. Первый отвел взгляд. Процедил, почти не разжимая губ:
- Замнем.
- Так я и знала! Ненавижу людей с двойным дном. И уходи, проваливай, оставь меня в покое.
- А не закаешься?
Он качнулся, выбросил вперед руки и, уперевшись ладонями в стену по обе стороны от Томы, почти пригвоздил ее к стене. Она рванулась и тотчас прижалась спиной к стенке: Волков был так близко, что она коснулась его грудью.
- Так-то, миледи. Не рыпайся.
- Отойди сей-час же, - тихо, бешено сказала Тома. И повторила: - Сейчас же.
Он опустил руки, выпрямился, и она быстро прошла в переднюю, сорвала с вешалки его плащ.
- Уходи!
Волков стоял в дверях, опирался плечом о косяк. Усмехался криво.
- Уходи, Волк.
- За что гонишь?
- За наглость.
- Будь на твоем месте другая… Но уточним: наглости не было. И еще одно обстоятельство уточним: не угодно ли миледи пойти со мной в ресторан?
- Еще наглость!
- Миледи ошибается. Посидим культурненько, поговорим. Брать столик?
- Иди ты к черту!
- Некрасиво, ох… Некультурно. Может быть, миледи предпочитает театр? Нет? Тогда филармонию? Кино? Эстраду?
- Не придуривайся. Отлично понимаешь: я никуда с тобой не пойду, никогда.
- А как же с перевоспитанием?
- Говорю, не придуривайся.
- Этот бифштекс мне не по карману?
- Я сейчас ударю тебя, - спокойно и ровно сказала Тома.
- Для справки: бифштексы сами в мою тарелку шлепаются, - тоже тихо и сдавленно процедил Волков. - А все не то. Хочу с психологической подливкой.
Тома побледнела, кулаки сжала. Шагнула к нему.
- Прости, - неожиданно просто сказал Волков. - Язык поганый. Привык.
- Уходи.
- Хорошо, я уйду. Сейчас уйду. А в субботу жди меня дома. Не делай больших глаз. Я приду к тебе в гости. Как все нормальные люди приходят. Хочу посидеть с тобой рядом. Как с человеком.
- Дома мать и отец.
- Знаю. Я все про тебя знаю. Зря ты так едко. Мне не мешают твои родители…
.- Ему не мешают!
- Да, мне не мешают. Я хочу приходить к тебе домой. Как друг. И чтобы ты меня не боялась.
- Я тебя боюсь? Я - боюсь?
- Не боишься?.. Тогда, может, поедешь со мной в лес? - Голос его снова звучал вкрадчиво. - На моем мотоцикле? Молчишь… А говорила, не боишься. В лесу сейчас тихо. Красиво. Птицы поют.
- Поеду! - неожиданно для себя сказала Тома и испугалась.
- Жди в десять ноль-ноль.
Он взял плащ из ее рук и, не надев его, быстро вышел. Тома заперла за ним дверь на ключ. Взглянула на вешалку, где только что висел его плащ, словно убедиться хотела, что Волков действительно ушел. Вспомнила - обещала поехать с ним в лес. Какое там обещала!.. Сказала, чтобы отвязаться. Он и не поверил, адреса не спросил. Не придет он, конечно, и она никуда с ним не поедет, не сумасшедшая же…
Тома успокаивала себя, но было ей неуютно, тревожно. Пошла в спальню, походила между кроватками, полюбовалась на своих малышей, но душевное равновесие так и не вернулось к ней.