Из Центрального райотдела сообщили: в универмаге задержана женщина. Сняла со стенда отрез шелка, отвечать на вопросы отказывается, требует: «Везите к Ивакину, ему буду отвечать».

- Привезите, пожалуйста, - попросил Ивакин.

Встал из-за стола, заходил по кабинету. Не хватает только, чтобы это оказалась Зина. Зашел в комнаты работников отделения, поговорил с Цурканом. Молодец Павел, такое за несколько дней провернул! Завтра можно возбуждать уголовное дело. Интересно получилось: кража из аптеки, злоупотребления на заводе «Фарма-ко» и подделка больничных листов и рецептов, как поначалу казалось, не связанные между собой, объединились, круг замкнулся.

Вадим вернулся в свой кабинет, услышал - подъехала машина. Посмотрел в окно: ну, конечно, она самая. Кулаком по стене от досады стукнул. вина вошла с улыбкой, плюхнулась на стул. Юбка задралась, обнажив толстые ноги, обтянутые светлыми капроновыми чулками. Чулки лопнули где-то выше колен, побежали широкие стрелки, и Зина кое-как затянула их черными нитками.. Заметила, что штопки ее открылись, натянула юбку на колени, положила сверху потертую белую сумочку. Уставилась на Ивакина круглыми глазами.

- Что же ты не явилась тогда? - спросил Вадим раздраженно. - Я людей беспокоил, общежития добился, работа хорошая.

- А я, может, работать не хочу!

Он остановился перед ней злой, руки сунул в карманы. Спросил, чуть наклонясь:

- Воровать легче?

- Воровство мое не доказано и никогда доказано не будет, - с усмешкой ответила Зина. - Упал со стенда отрез, я его подняла, хотела повесить на место, а меня хвать за руку. Ясно? Вот оно как было. Для всех так было. Тебе-то я могу сказать, что не сам собой крепдешин упал, с моей помощью. Писать ты этого в протокол не будешь, я не подпишу и всюду от своих слов откажусь, ученая.

- Раньше краденое сбывала, теперь сама крадешь… - начал Ивакин.

Зина запальчиво выкрикнула:

- Я краду, а ты чистенький? Думаешь, не знаю, откуда у вашего брата гарнитуры импортные? Да вон костюмчик на тебе японский, сто шестьдесят рэ стоит. Не на выход - на работу таскаешь. Я все знаю! Мне надо было украсть, надо, чтобы такому, как ты, деньги отдать. Не таращись! Начальник паспортного стола, такие же звездочки, как ты, небось, носит. Пропишет человечка - сотняга в кармане.

- Не пачкай людей! - едва сдерживая гнев, сказал Вадим. - За клевету тоже на скамью подсудимых сажают.

- Ты не пуга-ай, - пропела Зина. - За правду не садют. А ты прикидываешься или так-таки святенький?

Щелкнул замок сумки-Зина достала паспорт, бросила на стол, победно взглянула на Ивакина.

- Легко нашего брата в городе прописать, а? То-то. Теперь погляди: прописка на месте.

Вадим открыл паспорт, внимательно осмотрел штамп, подошел к окну и там еще осмотрел. Послюнил палец, потер. Обернулся к Зине.

- Расскажи, как дело было.

- Есть у меня одна краля знакомая.

- Поведешь меня сейчас к этой женщине.

- Ты что, с приветом?

- Зина!

- Думаешь, все продажные? Давай сюда паспорт.

- Паспорт я тебе после экспертизы отдам. Тебя обманули, Зина. Это фальшивый, поддельный штамп. Рисованный.

- Врешь?

- Правда.

Зина вскочила, багровая вся. Сумка шлепнулась на пол.

- Га-адина! - закричала она. - Я из-за нее воровкой заделалась, чтобы сотню эту насобирать. Ну, погоди… Я этой Лариске святой рожу так изукрашу…

- Красивая Лариска-то? - невзначай спросил Вадим.

- Смазли-ивенькая, ничего не скажешь. Волосы белые, ровные, по плечам болтаются. Гла:за, как у кошки.

Вадим достал из ящика стола несколько фотографий, протянул Зине.

- Она! - Зина шлепнула себя по колену. - Вот она, моя раскрасавица!

- Где ты с ней встречалась?

- В парке. Она, стерва, адреса не давала. А задаток сразу взяла. Ну и я не дура, пошла за ней, выследила. Дом тебе покажу. А вернет она? - забеспокоилась Зина. - Деньги-то?

- Непременно.

По дороге Зина едва не разревелась. Обидно было. Вернулась из заключения, мечтала на кондитерской фабрике в шоколадный цех устроиться. «Я сладкое люблю, гляди, как зубы споганила, - и оскалилась: зубы желтые, изъеденные, искрошенные, как известняк. - На работу без прописки не берут, а тут и подвернись эта краля. Гони сотнягу-прописка будет. Пошла она, Зина, в обувной, надела, будто мерять, белые лакировки с бантами, свои развалюхи в уголок запихнула да так и вышла, в новых. Народу в магазине полно, не заметили. Продала туфли - той кошке задаток. А она еще шестьдесят требует, хотя паспорт вернула. «Я, говорит, тебе доверила, а если что, с под земли вытащу».

Поплакалась Зина Ивакину, похлюпала носом для видимости. Попросила: хочет помочь, пускай на кондитерскую устроит, на другую работу не согласна. Послушала его, закивала - деньги за туфли в магазин вернет, если, конечно, кошка эта белобрысая их не растратила.

Из дверей школы высыпали на улицу первоклассники. Зашумели, загалдели звонко, и Вадим не расслышал, что сказала Зина. Мальчонка с ранцем за спиной побежал им навстречу, то и дело оглядываясь и что-то вопя. Маленьким горластым крейсером врезался в Зинин живот и сам испугался.

- Ах, чтоб тебе!.. - вскрикнула Зина. - Смотреть надо.

Она потерла ушибленное место ладонью и, хотя мальчишка был уже далеко, послала ему вдогонку крепкое ругательство. Снова потерла живот и размягченно-мечтательно сказала:

- А ведь и у меня мог быть такой вот сорванец!..

Они вошли под арку, когда часы над их головой отсчитали двенадцатый удар.

- Лариска еще в кровати ворочается, мурлычет,- сказал Зина. - Никак глаза не разлепит.

Они пересекли парк и пошли вниз, вниз по улице, в старую, пыльную часть города.

- А я, Зина, от нашего общего знакомого письмо получил, - сказал Вадим. - От Павла Загаевского. Просит, чтобы послали его на самую тяжелую работу, как в войну в штрафные роты посылали. Только бы скорей на свободу выйти.

Зина быстро кивнула.

- Ему там не выдержать. - Глаза ее увлажнились. - Характер заводной, без рискового дела никак не может… Ты бы его потом в милицию не взял, а?.. От него ни один вор не спрятался бы, он людей насквозь видит. И через стены видит,-шепотом добавила Зина, озираясь. - Как дух какой.

- Ну, это ты брось.

- Я правду говорю. Я его через это умение боялась. - Она помолчала, вытерла глаза пальцем. - Ждать его буду. - Вздохнула. - Слышал бы ты, как он поет! Словно и сам не в себе, словно это в нем что поет, а он и не понимает, что такое с ним делается… Еще собаки его любят. Войдет в чужой двор, а она не залает, хвостом махнет, в руку носом тычется… Он в любой двор, как в свой, войти может… А еще артист. Ляжем спать, а он, как бы ни уходился за день, рассказывает. Какие фильмы видел, какие книжки читал, все мне перескажет, а то еще свет зажжет и представит, как на сцене. Чудно! Как выйдет, начнем с ним чистую жизнь. Он-то привязчивый. И жалел меня, не то что другие мужики…

Вадим слушал молча, боялся вспугнуть ее доверчивую откровенность. Впервые Зина говорила с ним так.

- Устроишь меня на кондитерскую, буду конфетками себя услаждать, время и пробежит.

Она уже усмехалась, поглядывая на него, уже была прежней Зиной Ракитной.

- От конфеток толстеют, - заметил Вадим.

- Я сильно толстая, как на твои глаза? - обеспокоилась Зина.

- Толстая. Намного старше своих лет выглядишь.

- Вот беда, - Зина расстроилась. - Много сладкого ем, ой, много, - она сокрушенно покачала головой. - Может, таблетки какие глотать, чтобы похудеть?

- Работать надо. Физически. И сладкого поменьше.

- Ой, братец! - Зина погрозила ему пальцем. - Так-таки на свое и свернул!.. - Огляделась по сторонам, сказала: - Пришли. Вот ее дом, на той стороне от угла второй.

Перейти через улицу оказалось непросто: сплошной поток грузовых машин преградил им путь. Машины шли и шли, и Зина начала нервничать. Может, она сегодня раньше из дома выскочит, эта чертова кошка? Упустит ее Вадим, плакали тогда денежки… Наконец, чадящий и рыкающий поток иссяк, Вадим и вина пересекли улицу и подошли к дому.

Дом был дряхлый, с облупившейся штукатуркой, облезлый, как плешивый старик. Казалось, он без фундамента: оконные рамы едва ли не упираются в землю. Давным-давно, должно быть, осел, врос в почву дом и теперь явно доживал последние дни. Соседей его, таких же подслеповатых и дряхлых выходцев из прошлого века, всю жизнь свою по-стариковски зябко жавшихся друг к другу, свезли на кладбище, а на их месте расправил плечи молодой девятиэтажный красавец из бетона и стекла и был уже заложен фундамент еще одного здания.

- Ты сам войди. - Зина вдруг оробела. - Я тебя тут обожду.

Дверь оказалась незапертой. Вадим перешагнул порог, и в нос ему ударил затхлый и кислый дух давно не проветривавшегося жилья.