— Вся надежда, ребята, на самих себя, — сказал Коньков. — Нам такое нужно придумать, чтобы все ахнули.

Они втроем — Вовка Коньков, Лешка Сарычев и Алик Агапов — сидели в школьном дворе. Последним уроком была физкультура — занимались на улице. А что — погода хорошая, тепло. Побегали, поскакали, погоняли мяч. После урока подошли к физруку.

— Игорь Палыч, мы к шефам едем, — сказал Коньков. — Ольга Петровна велела номера для концерта подготовить — ну там стихи выучить, песни. А мы с Сарычевым решили акробатический этюд показать.

— Ты, Коньков, только акробатический утюг показать можешь, — фыркнул физрук. — Ты подтянуться-то толком не в состоянии, болтаешься, как сосиска на вилке. Так что лучше стихи почитай.

Коньков обиделся и ушел. После уроков они с Сарычевым немного поупражнялись во дворе — нет, все не то. Руки вверх, руки вниз, шаг вперед — остановись… Скучно, неинтересно. Разве удивишь солдат, которые каждый день с нарушителями границы дерутся, простой физзарядкой?

— Думать надо, — сказал Коньков.

— Ну думай, — уступил другу эту привилегию Лешка. — Или давай вон у Агапова спросим, он умный. Эй, Агапов, поди сюда! — крикнул он.

Но и Алик Агапов не смог ничего придумать, хотя очень старался: ему ужасно хотелось, чтобы Коньков и Сарычев приняли его в свою компанию.

— Может, вниз головой пройтись? — робко предложил Алик, поправляя очки. — Представляете: выходим мы втроем на руках… Что, не ахнут? Какая сила и мощь!

— Да, пожалуй, ахнут, — согласился Коньков. — Особенно когда тебя увидят. На ногах, скажут, уже не держится. Живая, скажут, мощь. Нет, не годится. И потом вот еще…

Он задрал на Алике рубашку и ткнул его пальцем в живот. Потом задрал рубашку на Сарычеве и тоже ткнул.

— И чего? — спросил Алик.

— Смотреть противно, — презрительно сказал Вовка.

Агапов с недоумением взглянул на свой живот. Нормальный живот, только впалый.

— Белый! — с отвращением произнес Вовка. — Как у лягушки.

Сарычев изловчился и задрал рубашку на самом Вовке. Торжествующе посмотрел на друга:

— У тебя тоже белый.

— А я не спорю, — согласился Вовка. — Только когда мы такие выйдем, всем сразу станет ясно, что мы на самом деле за спортсмены.

— А мы виноваты? — пожал плечами Лешка.

Они не были виноваты. Они с радостью стали бы смуглыми, как настоящие спортсмены. Летом-то они загорят до черноты, но сейчас, в начале мая, солнце хотя и начинало светить раньше и светило, не жалея сил, но не больно-то грело. Во всяком случае, о том, чтобы за неделю покрыться загаром, можно было и не мечтать.

— Вы как хотите, а я — все! — Вовка решительно снял рубашку и стащил футболку.

Из окна учительской высунулась Ольга Петровна.

— Вова! — крикнула она. — Коньков! Ты зачем разделся? Ты что, простудиться хочешь?

— Мне жарко, — сказал Коньков и стал обмахиваться футболкой.

— Значит, уже простудился. Оденься немедленно!

— И правда, чего дурака валяешь? — спросил Сарычев. — У тебя вон мурашки по спине бегают.

— И шея посинела, — не без удовольствия сообщил Алик.

Вздохнув, Коньков надел футболку и рубашку, но схитрил: задрал на спине, чтобы голая осталась. Ольга Петровна еще раз выглянула в окно и успокоилась — Вовкин маневр она не заметила. Коньков повернулся спиной к солнцу.

— Все равно не загоришь, спорим? — сказал Сарычев.

— Темнота, — пренебрежительно отозвался Вовка. — На Северном полюсе люди и то загорают, когда солнце. Скажи, Алик?

Агапов не знал, так ли это, но на всякий случай кивнул.

— А пошли на речку! — предложил Сарычев. — Там и позагорать нормально можно.

Они отправились на безымянную речку, которая протекала на окраине города. Речка была не очень глубокой и довольно узкой — поплескаться еще можно, а плавать — никакого удовольствия.

Побросав портфели, они разделись до трусов и разлеглись на песке, раскинули руки-ноги. Песок был довольно теплым, но ветер с речки приносил ознобный холодок. Алик Агапов, стараясь не стучать зубами, потихоньку подтягивал к себе форменный пиджак.

— Эх ты, — заметив это, укорил его Вовка. — Слабак. Зря мы с тобой связались.

Сам он приспособился быстро: загорал, поворачиваясь спиной к солнцу, а когда замерзал — подставлял солнцу живот.

— Так и окоченеть недолго, — не выдержал наконец Сарычев и, вскочив, начал бегать кругами, хлопая себя по бокам и плечам. Потом побежал к реке.

— Куда это он делся? — спросил минут через пять Вовка. — Пойти, что ли, посмотреть?

Он с напускной ленцой поднялся, но, едва встав ноги, припустил бегом к воде. В этом месте река петляла, и Коньков за поворотом, под обрывом, не сразу увидел приятеля. А когда увидел, обернулся, позвал Алика, который подскакивал на месте, подтягивая синие спортивные трусы.

Под обрывом дымилось кострище; наверное, рыбаки оставили с ночи — рыба в реке водилась, мелкая правда. Сарычев стоял возле кострища на коленях, раздувал угли, подбрасывал щепки. Пока приятели спускались с обрыва, он развел настоящий костер. По дороге Коньков прихватил здоровенную корягу — ее тоже бросили в огонь, и стало совсем хорошо.

Жмурясь от удовольствия, Вовка поворачивался к огню то спиной, то боком.

— Вот это вещь, — сказал он. — Теперь и позагорать можно.

Согревшись, они вновь начали обсуждать, чем бы удивить пограничников.

— Лешка здоровый, — сказал Вовка. — Можно на него влезть и разные фигуры делать. Собственно, мы так и собирались. Но вдвоем неинтересно, а вот втроем…

— Мы так не договаривались, чтобы я двоих держал! — возмутился Сарычев. — И вообще, почему я?

Пламя в костре стреляло искрами, здоровенная коряга никак не хотела прогорать, только обугливалась. Глядя на нее, Алик вдруг спросил:

— А помните, к нам цирк приезжал?

— Ну? — спросил Вовка.

— Акробатов на доске помните? Один на доске стоит, второй на другой конец доски прыгает, и этот, первый, — фьюить! — к третьему на плечи.

— Точно! — обрадованно воскликнул Лешка. — И по дороге он еще сальто крутил.

— А мы что, в часть прямо со своей доской поедем? — спросил Вовка, недовольный тем, что такая блестящая идея пришла не в его голову.

— Акробаты всегда со своими приспособлениями повсюду ездят. А мы чем хуже? — возразил Алик.

На следующий день после уроков они выпросили у завхоза доску поровнее и принесли ее на берег реки. Нашли подходящий камень-валун, положили на него доску.

— Значит, так, — сказал Вовка. — Алик у нас самый легкий. Я буду на доску прыгать, Алик полетит и к тебе на плечи приземлится.

— Он очки потеряет, — возразил Сарычев.

— Ты без очков увидишь, куда лететь? — спросил Вовка.

— Увижу, — беспечно ответил Алик. Сняв очки, он отнес их подальше, положил на песок и, вернувшись, встал на доску. — Только я сальто крутить не умею, — предупредил он.

— Ладно, — милостиво разрешил Вовка, — обойдемся без сальто.

Он разбежался и прыгнул на доску.

Вообще-то получилось здорово. Вовка упал, зато Алик взлетел, как птица. Только полетел почему-то не к Лешке, а совсем в другую сторону — в сторону реки. Плюхнулся, вынырнул, поплыл. Выбрался на берег на четвереньках. Вода стекала с него ручьями, он дрожал и как-то странно гоготал, словно гусь:

— Га-га-га…

— Ты чего? — испуганно спросил Лешка.

Алик помотал головой и опять загоготал:

— Га-га-га… — Наконец он поднялся на ноги и произнес почти отчетливо: — Га-га-гады!

— Мы же не нарочно, — оправдываясь, сказал Лешка.

Но Вовка испортил все дело.

— Сам виноват, — заявил он. — А еще говорил, что без очков увидишь, куда лететь.

— Ну я и видел, и что? — закричал Алик.

— Ну и это… Рулил бы в нужную сторону.

Алик показал Вовке фигу:

— А ты вот это видел? Сам теперь летай.

— Ну и полечу, — сказал Вовка.

Он встал на доску и подождал, пока Алик выжмет трусы. Наконец тот подошел, спросил деловито:

— Готов?

— Готов! — выкрикнул Вовка.

Алик разбежался и прыгнул. Взмахнув руками, Вовка взмыл в воздух и полетел. Красиво полетел, а самое главное — в нужную сторону. Но слегка не рассчитал и въехал коленом прямо Сарычеву в лицо. Тот взвыл и упал. Вовка пролетел еще немного и тоже упал. Потом оба вскочили, и Лешка набросился на друга с кулаками.

Чтобы не перессориться, от этого номера решили отказаться. Но Алику, несмотря на удачное приземление, точнее, приводнение, так понравилось летать, что он с ходу придумал другой. Вовка и Лешка держались за руки, скрестив их так, чтобы получилось нечто вроде сиденья, Алик вскарабкивался на это сиденье, вставал на него и командовал: «Ап!» Его подбрасывали в воздух, он переворачивался и падал животом на это сиденье.

Получилось, конечно, не сразу. Поначалу Алик очень сильно в воздухе ногами дрыгал, свалился Конькову на голову и, пытаясь удержаться, чуть не оторвал ему ухо. Коньков хотел ему двинуть, но сдержался. А потом все наладилось.

— Может, сальто попробуешь крутить? — спросил Коньков.

Но Алик не рискнул, да и времени оставалось мало.

— Давай я попробую, — предложил Лешка.

Коньков и Алик согласились, о чем быстро пожалели. Сарычев оказался чугун чугуном, чуть руки им из плеч не повыдергивал.

— Ладно, — сказал Вовка, — без сальто обойдемся.

До поездки оставалось всего ничего, к тому же скоро надо было показывать номер Ольге Петровне. Но на следующий день Коньков пришел в класс, шмыгая носом и подкашливая.

— Говорила я тебе, что простудишься! — воскликнула Ольга Петровна. — Если заболеешь и никуда не поедешь, винить будешь только себя. — Она нахмурилась, но было видно, что она расстроена.

— Я не заболел, — решил успокоить ее Коньков. — Это у меня предстартовая лихорадка. От волнения. Такое у всех настоящих спортсменов бывает. Скажи, Агапов?

Алик кивнул и громко чихнул, чуть не ударившись лбом об парту.

— Ну вот, — окончательно расстроилась Ольга Петровна. — Вы что, сговорились?

На перемене Сарычев подошел к другу и спросил с затаенной надеждой:

— Ну что? Будем сегодня репетировать?

— Будем, — твердо ответил Коньков. — Только давайте здесь, во дворе.

Дождавшись, пока большинство ребят разойдется по домам — чтобы не мешали, троица начала репетировать. Коньков и Сарычев скрестили руки, Алик полез на них, без конца шмыгая носом.

— Ап! — скомандовал он.

Коньков разогнулся, как стальная пружина, и подтолкнул Алика вверх. И в этот момент Сарычев, оглушительно чихнув, присел до земли. Алик взмыл в воздух боком и стал переворачиваться. Он дрыгал ногами — видимо, рулил, как советовал ему Лешка, — и продолжал переворачиваться. В общем, он сделал такое сальто, о каком они все только мечтали.

— Ап! — выкрикнул он.

Его снова подбросили. На этот раз сальто не получилось, и Алик, промахнувшись, уселся Конькову и Сарычеву на руки, как на стул. Но спортивный азарт настолько захватил его, что он уже не мог остановиться.

— Ап! — заорал он, взлетел, перевернулся вверх ногами и, падая, попытался ухватиться за Вовкину шею.

Коньков отскочил, и Алик упал на землю, вцепившись Сарычеву в ногу. Он держался за его штанину, и Лешка все никак не мог его отцепить. Наконец Алик отцепился сам, поднялся и гордо сказал:

— Вот теперь все точно ахнут!

Во двор выбежала Ольга Петровна. Бросилась к Алику:

— Не ушибся? — Убедившись, что все в порядке, руки-ноги у Агапова целы, она вздохнула. — Господи, мальчики, если б я знала, что вы такое… — она сделала большие глаза, — такой номер готовите, я бы ни за что не разрешила.

— Не понравилось? — испугался Алик.

— Очень понравилось. Только, во-первых, не разболейтесь, пожалуйста, и, во-вторых, будьте осторожнее. А то мне Александра Ивановна, — она подмигнула, — такой акробатический этюд покажет!

— Эх, жалко, что загореть не удалось! — сказал Коньков, когда Ольга Петровна ушла.

— А не мыться не пробовал? — спросил Сарычев. — Я, когда после костра домой пришел, посмотрелся в зеркало — вроде загорел. А потом умылся — снова белый стал. Может, нам опять костер развести и не мыться до отъезда? А потом кто разберет — загорели мы или прокоптились…

— Или просто грязные, — усмехнувшись, закончил Коньков и шмыгнул носом. — Не заболеть бы, правда что.

Василий Колесников с детства мечтал стать летчиком. Но не взяли — медкомиссия не пропустила. Поразмыслив, он решил, что, раз уж не может бороздить воздушное пространство, то будет колесить по земному. Пошутил: фамилия обязывает. И начал шоферить. А тут — война. Отвоевал — и опять за баранку. На целину подался. Водил все: и самосвалы, и тяжелые грузовики; начальство на объекты возил. Потом вернулся сюда, домой, семью перевез, устроился на автобазу. Мотался по области; на пару со своим сменщиком Володей водил единственный рейсовый автобус, маршрут которого пролегал по кольцу. А летом вывозил на каникулы школьников в пионерский лагерь, расположенный в двадцати километрах от города, на берегу Уссури.

А когда у школы свой транспорт появился — грузовичок списанный, Колесников туда и работать перешел. Грузовичок в хвост и гриву гонял — за продуктами для школьной столовой ездил, а ремонт затеяли — за стройматериалами.

Свои ребята у Василия выросли, так он с чужими с удовольствием возился. И они к нему тянулись, канючили все время, чтоб дядя Вася порулить дал. Он тем, кому постарше, разрешал, хоть баба Шура и ругалась. Понимал — мальчишкам это надо, сам когда-то таким был. А те, кто помладше, за честь считали, если дядя Вася их с собой в соседний совхоз брал. Ну еще бы — с ветерком-то прокатиться кому не охота?

Ребята после уроков рядом вертелись, инструмент подавали, собак из-под машины гоняли, которые вечно норовили туда залезть и мешали. Чаще других Вовка и Лешка приходили да и Алик. Все расспрашивали, что да как. Василий объяснял. Иногда про войну им рассказывал.

Грузовичок последнее время на честном слове работал, Колесников ворчал, что машину эту давно на запчасти разобрать пора. Алик, башковитый малый, обрадовался:

— Вот хорошо! — и размечтался: — Нам камеры отдадите…

— Зачем это? — спросил Василий.

— А с ними плавать здорово. Как в лодке.

Василий усмехнулся:

— Какая ж это лодка, если дна в ней нет? Сидишь в дырке с водой.

Но Вовка — он у них заводилой был — чуть не каждый день стал прибегать и с надеждой на дядю Васю посматривать. Вот и пойми их — вроде и порулить хочется, а ждут не дождутся, когда машина сломается.

Но однажды машина и вправду сломалась. Василий под ней полдня провалялся, потом вылез и сказал, вытирая руки черной, замасленной тряпкой:

— Все! Отъездила старушка.

Эти тут как тут. Вовка гаечный ключ схватил, приготовился, стервец, колеса откручивать. Василий рассердился по-настоящему.

— Чего делаешь-то? — прикрикнул он. — Я вот сейчас голову тебе откручу!

— Так сами же сказали — отъездила старушка, — обиделся Вовка. — Чего тогда добру пропадать?

— Сцепление у нее полетело, — вздохнул Василий.

— Как — полетело? — удивился Лешка.

Василий растопырил руки и помахал, будто крыльями:

— Вот так…

Про сцепление он им объяснял уже — ну как умел: мол, деталь такая, вроде тарелки с пружинами. Без нее колеса не вертятся.

Баба Шура, узнав про поломку, сказала строго:

— Делай что хочешь, Василий! Продукты в столовой заканчиваются, чем детей кормить будем? Звони на автобазу.

Колесников кивнул. Хорошо ей говорить, а он на автобазе у знакомых слесарей уже и камеру одалживал, и два поршня. И не отдал до сих пор.

Василий вышел во двор, а там пацаны прыгают. Колесников подошел к ним:

— Ну что, готовы помочь?

— Колеса откручивать? — с надеждой спросил Вовка.

— На автобазу со мной съездить, — усмехнулся Василий.

Глаза у ребят загорелись, но Вовка решительно сказал:

— Не, дядя Вася, не можем мы. Репетиция у нас.

Колесников расстроился. Ну на самом деле не столько расстроился, сколько изобразил огорчение. Сказал, вздохнув погромче:

— Ну бросайте товарища в беде. Как «дядя Вася, дай баранку покрутить», так вы первые, а как помочь — не допросишься. На фронте таких, как вы, дезертирами называли.

Стыдно им стало. Головы опустили, ботинками землю ковыряют.

— Ладно, — наконец решил Вовка, — пошли.

— Я вас чего прошу-то, — начал объяснять Колесников. — У меня на автобазе знакомых много. Но я там уже столько деталей одолжил, что в глаза людям смотреть совестно. Особенно слесарю одному, Николаю. Он здоровый такой, усатый, его ни с кем не спутаешь… Так я чего хочу. Чтобы вы раньше меня в гараж зашли, ну вроде как на разведку. Если Николай там — предупредите.

Колесников увидел, что глаза у мальчишек опять разгорелись, и хмыкнул.

Пока шли к автобазе, Василий им про войну рассказывал. Не любил он о войне говорить — сколько товарищей погибло, тяжело вспоминать. Но ребята спрашивают — как не ответить?

— А вы правда «языка» брали? — спросил Лешка.

— Брал, — сказал Василий.

— А как?

— Ну как… Увидел фрица — он под деревом сидел, на губной гармошке играл, я подкрался, крикнул: «Руки вверх!» — и все дела.

— Это он сперва вам «Хенде хох!» крикнул, а уж вы потом его скрутили и в плен взяли, — вежливо поправил Алик.

— Да ты-то откуда знаешь? — удивился Василий.

— А я сзади вас сидел, — пояснил Алик.

Вовка с Лешкой прямо со смеху покатились:

— Где ты сидел-то?

— В кино, — невозмутимо ответил Алик. — Я этот фильм три раза видел.

— «В кино», — передразнил его Василий и усмехнулся: — И не в кино вовсе. Ну какой там фриц был — длинный, носатый такой?

— Нет, — растерянно пробормотал Алик. — Маленький и толстый.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал Колесников. — А ты говоришь — кино…

Подошли к воротам автобазы. Василий на всякий случай кепку на глаза надвинул, повертел головой — Николая нигде не видно. Подтолкнул ребят к гаражу:

— Ну-ка сходите проверьте!

Они зашли в гараж, вернулись.

— Нет там никакого дядьки с усами, — уверенно сообщил Вовка.

— Ладно, — сказал Василий. — Тогда я пойду, а вы тут покараульте.

И в гараж зашел. Договорился со знакомым шофером, объяснил все. Тот неохотно, но согласился помочь.

— А чего к Петровичу не сходишь? — спросил он.

— Да ну его, — отмахнулся Колесников.

Петровича, начальника автобазы, Василий не любил. Темный какой-то человек, с душком. Сколько лет Колесников тут отработал, а ушел — вздохнул.

Василий подождал, пока шофер за сцеплением сходит, спасибо сказал, поклялся отдать, как только завхоз школьный новое достанет, и вышел. Поискал ребят глазами — нет нигде. Хороши часовые! Собрался уже искать, тут-то его Николай и окликнул:

— Здоров, Василий!

Колесников вздрогнул и схватился за грудь.

— Давно не виделись, — басил Николай. — Чего не заходишь?

Тут мальчишки подошли. Увидели, что Василий с усатым дядькой разговаривает, приблизились осторожно.

— Дядя Вася, у вас что, сердце болит? — спросил Алик.

— Болит, — сказал Колесников и даже охнул.

— Да ты что, Василий? — изумился Николай. — А всегда здоров был, как бык! — И стукнул Колесникова по плечу.

Василий все руки к груди прижимал, а когда слесарь его по плечу-то хлопнул, согнулся прямо.

— Не видите, у человека грудь болит? — напустился на усатого слесаря Лешка.

— Ишь заступники! — рассмеялся Николай. — Ну ладно, Вася, будь здоров, не кашляй. — Он собрался уже в гараж зайти, но остановился: — А ты чего приходил-то? Пионеров на экскурсию водил? — Слесарь прищурился. — Или опять машина сломалась?

— Да что ты! — сказал Василий и ребятам глаза страшные сделал: мол, не продайте. — Как часы работает.

— Ну добре, — сказал слесарь. — А то, если чего, говори, не стесняйся. Поможем. — И ушел.

За воротами автобазы Вовка спросил:

— Дядя Вася, может, нам вас в больницу отвести? Раз сердце болит…

Василий головой покачал, распрямился и полез за пазуху. Достал оттуда тарелку с пружинами, встряхнул — пружинки зазвенели весело, зазвякали.

— А зачем вы притворялись тогда? — обиженно спросил Вовка. — И чего вы так этого Николая боялись? Он вон сам помочь предложил.

— И поможет, — сказал Василий. — Мне еще автобус чинить. — Он строго посмотрел на мальчишек. — И кто это вам сказал, что я Николая боюсь? Да я сто лет его знаю.

— А нас зачем тогда с собой брали?

— Проверить хотел, — Колесников подмигнул, — можно ли с вами в разведку ходить?

— И как — можно? — спросил Алик.

Василий кивнул:

— Учительнице вашей скажу — не подкачали ребята, молодцы!

— Тогда ладно, — примирительно сказал Вовка, и было видно, что он доволен. — Ну что, пошли?