Большие полномочия
тром посыльный из партизанской дивизии принес сообщение, которое всех насторожило. Противник подтянул к рубежам дивизии большие силы. На отдельных участках начались бои, видимо разведывательного характера.
Не успели мы обменяться мнениями по этому поводу, в райкоме появился Пайтеров. Выглядел он очень усталым. Дуся принялась готовить завтрак. Тем временем Деменков доложил о полученном от партизан сообщении.
— Да-а, — в раздумье сказал Пайтеров. — Схватка предстоит нелегкая.
Наскоро позавтракав, он поехал в штаб партизанской дивизии и вернулся только перед вечером. По его сосредоточенному лицу и необычной молчаливости можно было понять, что положение в дивизии напряженное.
Немного отдохнув, Георгий Иванович пригласил меня на беседу, как говорят, наедине.
— Перед вылетом, — сказал он, — у нас был разговор о тебе с Поповым.
— Я не сомневаюсь в этом.
— Это почему же?
— Потому что, если бы вы не уговорили Попова, я был бы не здесь, а в обкоме, сочинял бы какие-нибудь бумаги.
— Больно ты скор на выводы, — возразил Пайтеров. — Разговор как раз затеял не я, а он.
— ?..
— Попова интересовало, хорошо ли ты знаешь район Рославля, — продолжал Пайтеров, — чтобы послать тебя туда с заданием обкома.
— Меня?! — воскликнул я в крайнем удивлении.
Пайтеров понял это по-своему, посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.
— Ты что? Боишься взяться за серьезное дело?
— Что вы, Георгий Иванович! Все это так неожиданно… Вы же знаете, я в тех местах родился и вырос. Готов выполнить любое задание партии!
Пайтеров несколько минут что-то мысленно прикидывал, потом, как бы приняв окончательное решение, сказал:
— Задача предстоит нелегкая. Надо сколотить крепкий партизанский отряд и оседлать Рославльский узел железных и шоссейных дорог. Всеми способами тормозить движение, подрывать мосты, эшелоны… Создать, если будут условия, партизанский край в Ершичском районе и, опираясь на него, совершать диверсии на коммуникациях. Чтобы ускорить объединение сил, в полку имени Лазо выделят в твое распоряжение небольшой отряд. Посоветуйся с командиром полка Казубским и комиссаром Юденковым, как лучше пройти на юг области.
Долго еще продолжался наш разговор. Уточнялись детали. Пайтеров вспоминал рославльских коммунистов, называл тех, на кого можно положиться. Наконец он вручил мне удостоверение, подписанное секретарем обкома и членом Военного совета Западного фронта Д. М. Поповым. Владельцу удостоверения предоставлялись большие полномочия.
На следующий день, распрощавшись с Пайтеровым, Деменковым и Симоновой, путаными, малоезжеными проселками я пошел в Глинку, чтобы с помощью Куковенкова перебраться в партизанский полк имени Сергея Лазо, находившийся километрах в пятидесяти от границы Дорогобужского партизанского края. При мне было письмо Пайтерова, определявшее мое дальнейшее место в борьбе с фашистами.
Большевистский привет вам, товарищи Казубский и Юденков! — писал он. — К вам направляем от обкома ВКП(б) тов. Шараева Н. С. и от комсомольцев тов. Харитонову.
Тов. Шараев имеет очень важное задание обкома ВКП(б), и в этом ему необходимо оказать помощь от вашего партизанского отряда Лазо. Просим вместе с тов. Шараевым направить небольшой отряд в глубокий тыл противника, а в этом есть необходимость.
Нам в обкоме ВКП(б) сообщили, что в Ершичском районе нашей области нет немцев, но там не восстановлена Советская власть. Неплохо бы в Ершичи направить наших людей, восстановить власть Советов и расправиться с предателями Родины. Кроме того, там необходимо создать крепкий партизанский отряд, костяком которого явятся ваши партизаны.
В партизанском отряде имени Лазо тов. Шараев сделает доклад «О текущем моменте Великой Отечественной войны» и информацию о IX пленуме Смоленского обкома ВКП(б).
Желаю успеха в боях против немецких оккупантов.
Привет товарищам-партизанам партизанского отряда имени Лазо.
Секретарь Смоленского обкома ВКП(б) Пайтеров.
Я невольно досадовал, что пришлось идти одному. Вдвоем отправляться в такой далекий, неизвестный путь было бы лучше. Но так уж получилось. Харитонова только вернулась из знаменских партизанских отрядов, где провела несколько недель. Пришла больная, с сильно потертыми ногами. Пайтерову она ничего не сказала, но он от кого-то узнал обо всем и в самый последний момент поручил Харитоновой отвезти на Большую землю два мешка денег, собранных партизанами на танковую колонну «Смоленский партизан».
Лазовцы
В Глинковском райкоме я встретил секретаря обкома комсомола Винокурова. Он собирался к лазовцам, и наши пути совпали. Куковенков связался со штабом Глинковского полка 1-й партизанской дивизии. Там охотно взялись помочь нам проскочить опасную зону, создавшуюся по границам Дорогобужского партизанского края. Времени на подготовку потребовалось немного. На исходе следующего дня начальник штаба полка сообщил, что путь разведан, вечером за нами прибудет проводник.
Точно в назначенный час в райкоме появился товарищ от партизан. Куковенков дотошно расспросил проводника о маршруте, одобрил намеченное место перехода, проводил нас за поселок.
— Счастливого пути, друзья! Боевой привет лазовцам, — сказал он на прощание.
Надвигалась ночь. Небо заволокли темные облака. Крепчал ветер. Начался дождь. Мы подошли к линии обороны гитлеровцев. Их передний край проходил вдоль большой дороги. Поминутно взлетали ракеты. Во время вспышек были видны дзоты.
— Здесь самое опасное место, — предупредил проводник.
Выбрав подходящий момент, мы поползли, огибая один из дзотов у самой дороги. При вспышках ракет плотно прижимались к земле. Затем ползли снова. Так повторялось много раз, пока широкая дорога и дзот не остались позади.
Теперь можно было подняться. Проводник прекрасно знал местность. Уверенно обходя деревни и дороги, где могли быть вражеские секреты, он спокойно вел нас вперед.
Прошли километров двадцать. Проводник предупредил, что где-то поблизости должна быть деревня Соловеня. Когда он был здесь последний раз, ее занимали лазовцы. И он не ошибся. В темноте показались контуры деревни. Мы остановились. Проводник осторожно двинулся к крайнему дому.
Один из партизан, стоявших на посту, проводил нас к командиру роты, занимавшему уютный домик в центре деревни. Через час мы с Винокуровым продолжали свой путь уже на подводе…
На землю снова спускалась ночь, когда мы подъехали к деревне Болоновец, в которой стоял штаб полка. Я невольно залюбовался деревней. Аккуратные домики стояли на высоком берегу озера. У каждого был палисадник. Улица тянулась широкая, ровная. На противоположном берегу, прямо у воды, начинался лес.
Штаб размещался в самом большом доме, построенном по городскому типу. Мы вошли в переднюю, заставленную столами. Адъютант юркнул за дверь второй половины дома и, тут же вернувшись, пригласил нас к командиру полка.
За столом, склонившись над картой, сидел высокий, широкоплечий мужчина с черной окладистой бородой. Мне показалось, что ему лет пятьдесят, хотя на самом деле было намного меньше. Это был Василий Васильевич Казубский. До войны он работал директором коробецкой школы, слыл спокойным и добродушным человеком. Его, как хорошего учителя, знали и уважали на Смоленщине.
Командира полка Казубского и комиссара Андрея Юденкова хорошо знали и оккупанты, не раз испытавшие на собственной шкуре силу ударов лазовцев. Большие награды обещали гитлеровцы за головы отважных партизанских руководителей.
— Прибыли к вам с Большой земли по поручению обкома, — сказал я, подавая письмо Пайтерова.
— Рад приветствовать вас, прошу садиться.
— Как обстановка?
— Жмут фрицы. Тяжело будет. У них серьезное превосходство. Танки, авиация.
— Большие силы против вас?
— Около двух дивизий.
— Надеетесь удержать район?
— Если гитлеровцам не подбросят танков, удержим.
— Отправляя нас, Пайтеров просил предупредить, что положение в Дорогобужском крае очень осложнилось. Оккупанты сосредоточили там огромные силы, готовятся к решительному штурму позиций гвардейцев Белова и партизан.
— Знаю об этом: генерал Белов ежедневно присылает оперативную сводку.
— Когда ожидается наступление на ваш полк? — спросил Винокуров.
— Оно уже началось.
Во время разговора в комнату вошел второй секретарь Ельнинского райкома партии Иван Павлович Гусев. Поздоровавшись, он присел на деревянный диванчик у окна и не проронил ни слова, только слушал.
Совсем стемнело. Адъютант Казубского внес и поставил на стол лампу. Разговору не было видно конца.
— Василий Васильевич, — вмешался наконец Гусев, — давайте продолжим знакомство завтра. Товарищам надо отдохнуть с дороги.
— Извините, пожалуйста, увлекся — приятно встретить людей с Большой земли. Сейчас мы вас устроим.
— А чего тут устраивать, у меня места хватит. Кстати, и баня готова, — предложил Гусев.
— Пожалуйста, Иван Павлович, возьмите их под свое крылышко.
На следующий день мы поднялись довольно поздно. Вышли полюбоваться озером. С противоположного берега по плотине на великолепной рыжей красавице лошади галопом скакал всадник в желтом кожаном пальто и зеленой военной фуражке. На боку у него висел маузер, за поясом торчала граната. Подлетев к дому, он резко осадил лошадь и легко соскочил с седла. Быстрым шагом подошел к нам, протянул руку:
— Комиссар полка Юденков.
Юденкову было немногим больше двадцати. Перед нами стоял высокий, стройный юноша с худощавым лицом, на котором золотились редкие веснушки. Особую выразительность придавали лицу густые брови, сдвинутые к переносице. Глаза глядели по-взрослому, сурово, движения были резкие, быстрые. От всей его фигуры веяло задором, мужеством, русской удалью.
Андрей засыпал нас вопросами.
Вскоре к нам присоединился Казубский. Я тут же напомнил об указании Пайтерова, поинтересовался, когда и как решится вопрос о формировании отряда. И командир и комиссар полка заверили, что директива обкома будет выполнена, но придется несколько повременить: положение на рубежах полка настолько напряженное, что пока нельзя снять ни одного взвода.
После завтрака, организованного Гусевым, Казубский заторопился в штаб, а Юденков решил побывать в батальонах.
— Хотите — поедем вместе, — предложил он мне. — Познакомитесь с полком, выступите перед ребятами.
Я охотно согласился. Винокуров и Гусев тоже приняли предложение комиссара. Выйдя на улицу, я с удивлением увидел возле дома немецкую легковую машину. Юденков галантно распахнул передо мной переднюю дверцу, сам сел за руль.
— А ну, трофея, покажи свою силу, — сказал он, нажимая на акселератор.
Мотор взревел, и мы лихо понеслись по улице, разбрызгивая грязь. За стеклами машины замелькали засеянные поля, перелески, деревни. Все было бы хорошо, не начнись дождь. Машину начало заносить. Гусев предложил остановиться и переждать ливень, но Юденков решил не сдаваться. Переключившись на меньшую скорость, он на предельном газу продолжал петлять по раскисшей дороге. Кончилось тем, что на объезде разрушенного моста, у самой деревни, где стоял 1-й батальон полка, «оппель» ополз с дороги и безнадежно засел в грязи.
— Зараза фашистская! — зло буркнул Юденков, выбираясь из машины. — Не любит партизанских дорог.
— Ничего, вытащим, — подбодрил Гусев.
— Ну ее к чертям! — ответил комиссар. — Некогда возиться. Пошли в деревню. Теперь на этом корыте далеко не уедешь. Пересядем на лошадей…
Несколько дней провел я в подразделениях полка, беседовал с множеством партизан, секретарем подпольного райкома партии Гусевым, комиссаром полка Юденковым. Все, что увидел и услышал, произвело на меня неизгладимое впечатление.
…Старинный русский город Ельня — центр одного из крупнейших районов Смоленщины — стал в середине июля 1941 года ареной жарких боев Красной Армии с гитлеровскими полчищами. В начале августа наступление противника было остановлено на линии Великие Луки, Ярцево, Ельня, Рогачев и севернее Жуковки. Ельнинский район оказался разрезанным огненной чертой. Город несколько раз переходил из рук в руки. В начале сентября Красная Армия разгромила в районе Ельни восемь отборных фашистских дивизий. Над Ельней снова взвился красный флаг. В этих героических боях родилась славная Советская гвардия.
По зову коммунистов ельнинцы самоотверженно помогали родной армии: строили оборонительные рубежи, ходили в разведку, совершали диверсии в тылу противника, снабжали воинские части продовольствием, ухаживали за ранеными.
С первого дня войны Ельнинский райком партии стал боевым штабом не только для коммунистов, но и для всех жителей района. Мобилизуя силы и средства на помощь фронту, райком по указанию обкома усиленно готовился к борьбе в условиях подполья. Создавались партизанские базы, отбирались надежные люди для подпольной работы. Молодой, энергичный секретарь райкома Яков Петрович Валуев с рассвета до темна ездил по району, встречался с коммунистами, колхозниками, рабочими, разъяснял непонятное, воодушевлял, советовал. Возвращаясь ненадолго в райком, он принимал районных работников, давал необходимые указания, координировал действия. Секретарь райкома комсомола Андрей Юденков по заданию Валуева отбирал комсомольцев в разведывательные группы и с многими из них ходил за линию фронта.
В начале октября гитлеровцы снова перешли в наступление по всему Западному фронту. В бою за Ельню был тяжело ранен секретарь райкома Я. П. Валуев. За этой бедой последовала другая: второй секретарь райкома партии И. П. Гусев и Андрей Юденков наткнулись на засаду и были захвачены гитлеровцами. К счастью, их приняли за солдат, переодетых в гражданскую одежду. В самый острый момент перехода в подполье районная партийная организация оказалась обезглавленной. Но коммунисты, оставленные в районе для организации партизанской борьбы, были верны своему долгу. Укрываясь в глухих деревушках, они настойчиво разоблачали фашистскую ложь о падении Москвы и крушении Советской власти, терпеливо сколачивали партизанские группы, хотя и не решались выступать открыто, ожидая команды райкома.
Гусев и Юденков прошагали в колонне военнопленных около недели. Затем им удалось бежать. В октябре оба вернулись в свой район. Иван Павлович Гусев сразу взялся налаживать связи с коммунистами-подпольщиками, начал собирать силы для вооруженной борьбы с врагом. В долгие декабрьские ночи он обошел десятки деревень и в каждой разыскал нужных людей. Из рук в руки передавалось написанное им письмо райкома к коммунистам. Все чаще и чаще в деревнях и в самой Ельне стали появляться листовки. В них райком сообщал о торжественном заседании в Москве, посвященном 24-й годовщине Октября, о военном параде на Красной площади, о разгроме гитлеровцев под Москвой.
Залечив рану, полученную во время побега из плена, в работу включился и Андрей Юденков. Вскоре ему удалось установить надежную связь с директором коробецкой школы Василием Васильевичем Казубским. По заданию Гусева они создали боевую партизанскую группу, которая в середине января 1942 года обосновалась в деревне Клин и установила там Советскую власть.
Первые операции партизанской группы Казубского и Юденкова по расправе с предателями и срыву немецких заготовок продовольствия придали смелость всем, кто ненавидел оккупантов и мечтал бороться с ними. В деревню Клин группами и поодиночке потянулись местные жители и «окруженцы», заранее раздобывшие себе оружие на местах недавних боев.
В конце января выросший и окрепший отряд передислоцировался в поселок Гортопа, с трех сторон окруженный дремучим лесом, и начал смело нападать на гарнизоны противника.
12 февраля совет отряда, куда входили командиры всех боевых групп, решил преобразовать отряд в партизанский полк, построенный по типу пехотного армейского полка. Командиром полка единодушно избрали Казубского, комиссаром — Юденкова. По предложению комиссара было решено присвоить полку имя прославленного героя гражданской войны Сергея Лазо.
С помощью армейской разведгруппы командование полка сообщило о себе штабу Западного фронта. Благодаря этому 23 февраля в расположение полка приземлилась на парашютах группа советских офицеров с радиостанцией. Это событие стало великим праздником для партизан. Теперь была обеспечена постоянная связь со штабом фронта.
Вслед за первыми посланцами Большой земли в полк прибыл представитель политуправления Западного фронта — Александр Иванович Разговоров. Молодой человек богатырского сложения, обаятельный собеседник, с красивым лицом и ласковой улыбкой, он был на редкость твердым, принципиальным и требовательным офицером. По общему признанию партизан-лазовцев, батальонный комиссар Разговоров сыграл весьма важную роль в их боевых делах.
Силы полка росли с каждым днем, крепли его удары, расширялся район действий. Образовался целый партизанский край, в котором насчитывалось более 250 населенных пунктов. Внешняя линия обороны партизанского края составляла почти 150 километров. В конце апреля полк имени Лазо совместно с партизанским полком имени 24-й годовщины РККА, действовавшим в другой части Ельнинского района, напали на Ельню. Недостаток боеприпасов не позволил партизанам полностью овладеть городом и удержать его, но в боях за Ельню и в самом городе только лазовцам удалось истребить около 1300 гитлеровцев.
Учитывая положительный опыт существования 1-й партизанской дивизии в Дорогобужском партизанском крае, штаб Западного фронта и командующий группой войск, действовавшей в тылу противника в районе Дорогобужа, генерал Белов отдали приказ о создании 2-й партизанской дивизии. В ее состав вошел и полк имени Сергея Лазо.
…Побывав вместе с Юденковым и Гусевым во многих подразделениях, я понял: Казубский прав. В сложившейся обстановке полк, при всей его многочисленности, не мог снять с обороны даже один взвод. Перед фронтом лазовцев противник сосредоточил семь тысяч пехоты, большое количество орудий, минометов, двадцать танков. Гитлеровцы постепенно теснили партизан то в одном, то в другом месте. Вражеское кольцо вокруг них сжималось.
Особая группа
Ранним утром 8 июля радиостанция полка приняла сообщение, что конногвардейский корпус генерала Белова и 4-й воздушно-десантный корпус получили приказ оставить район Дорогобужа и выйти из вражеского тыла через линию фронта. После тяжелых оборонительных боев партизанские соединения и отряды Дорогобужского партизанского края под давлением превосходящих сил противника вынуждены были отойти в леса.
Полку имени Сергея Лазо приказывалось удерживать занятый район, пока не пройдут армейские части, двигавшиеся к линии фронта. Начались кровопролитные бои. Гитлеровцы ввели в действие авиацию, танки. Партизанский полк сражался с величайшим мужеством, хотя и нес серьезные потери. Разбросанные на значительной территории подразделения лазовцев отошли в Ельнинские леса лишь тогда, когда иссякли боеприпасы. Но задача, поставленная перед полком, к этому времени была решена: воинские части прошли к линии фронта.
Оторвавшись от противника, лазовцы залечивали раны. Командир и комиссар полка перегруппировывали силы для успешной борьбы в новой обстановке, эвакуировали самолетами раненых. Я решил, что пришло время снова поставить вопрос о выделении отряда.
Казубский и Юденков предложили мне взять отдельный отряд, на базе которого предполагалось формировать 2-й партизанский полк имени Лазо. По рассказам Казубского, отряд был крепкий, но, столкнувшись с крупными силами гитлеровцев, понес большие потери и отошел в Мутищенский лес. Во время отхода почти полностью сохранил свой состав только 1-й батальон, которым командовал Андрей Коновальчук. Численность 3-го батальона уменьшилась наполовину. За комбата, получившего тяжелое ранение, остался комиссар Георгий Чиберяк. 2-й батальон отошел в другом направлении, соединиться с отрядом не сумел и в расчет не брался.
Получалось, что партизан, способных выдержать переход в район Ершичей, в отряде набиралось около ста пятидесяти человек. Мне показалось, что этого мало. Казубский выделил дополнительно крепкий, сколоченный взвод из штабной роты.
Приказом по полку отряд был назван особой группой полка имени Сергея Лазо.
По рекомендации Андрея Юденкова командиром отряда назначили Григория Кезикова. Он дрался за Киев. Раненный, попал в окружение. Долго скрывался по селам, хуторам, лесам. Добрался до Смоленщины, стал здесь партизаном. Отличался дисциплиной и исполнительностью.
Заместителем командира стал капитан Василий Клюев, в прошлом кадровый командир, танкист. Оставшись за линией фронта, Клюев вступил в один из первых партизанских отрядов, возникших в Ельнинском районе. В полку был известен как смелый и инициативный офицер.
Обязанности комиссара, как советовал Пайтеров, я взял на себя. Секретарем парторганизации стал Винокуров, решивший в связи с изменением обстановки отправиться вместе со мною.
Прежде чем покинуть штаб Казубского, я постарался заполучить рацию.
В полку было три рации. Одну Казубский согласился отдать, но радист, семнадцатилетний комсомолец Степка Присуха, еще не овладел своим делом. Он был заброшен в полк имени С. Лазо с первой группой военных специалистов. Но парню не повезло. Как ни бился, связаться с Большой землей не смог. Видимо, в момент приземления с радиостанцией что-то случилось.
Взять с собой радиостанцию Степки Присухи я не решился. Попытался уговорить пойти с нами другого радиста, имевшего надежную рацию. Он не согласился. Приказать ему командование полка не могло: радиостанция была прикомандирована к Казубскому на время и не подчинялась ему.
О моих хлопотах неведомо как пронюхал молодой партизан Чуприн, зачисленный к нам из штабной роты.
— Товарищ комиссар! Возьмите Степкину рацию… Хорошая она, питания много, — сказал он мне.
— А ты откуда это знаешь?
— Мне Степка говорил. И рацию показывал. Я обнаружил неисправность. Берусь устранить за два-три дня.
— А ты разве радист?
— Точно.
— Где же твоя рация?
И Чуприн поведал обычную для тех времен историю.
Работал он с разведгруппой в городе. Был замечен. За его квартирой стали следить. Старший приказал перейти в другое место, дал явку. Ночью Чуприн сложил в чемодан имущество, документы и пошел на другую квартиру. А шпик не отставал. Вот и река, пополам разрезающая город. Едва Чуприн ступил на мост через реку, началась погоня. Он перебросил чемодан через перила и сам в воду. Пришлось отсиживаться в камышах. Проблуждав несколько дней, радист наткнулся на лазовцев.
— Значит, сумеешь исправить рацию и поддерживать регулярную связь? — спросил я, когда он умолк.
— Конечно сумею!
— Хорошо. Далеко не отлучайся. Я подумаю.
Видно было, радист лихой. Но не мешало проверить.
Юденков похвалил его как автоматчика. Степан Присуха охотно согласился работать вместе с Чуприным.
Мы распрощались с лазовцами, обнялись с Казубским и Юденковым и отправились в свой отряд…
По всему чувствовалось, отряд расположился в Мутищенском лесу временно. Привыкнув жить в деревнях, партизаны еще не считали лес родным домом. Только для командира был сделан немудреный шалаш. Остальные, набросав немного еловых веток, устроились группами у костров.
Наш приход был неожиданностью для большинства. Видя, что радисты уверенно располагаются рядом с шалашом командира, ребята зашушукались, поглядывая то на Кезикова, то на меня, то на радистов.
Командир начал знакомить нас с отрядом. Я как-то сразу почувствовал особую симпатию к командиру 1-го батальона Коновальчуку. Маленький, юркий, чисто выбритый, с небольшими усиками и бородкой клинышком, он был похож на артиста, отлично игравшего роль партизанского командира.
Лихо откозыряв, Коновальчук доложил:
— Батальон расположен на отдых. В строю сто десять человек, больных трое, раненых пятнадцать. Происшествий не было…
Обойдя подразделения, Г. И. Кезиков приказал построиться. На узкой просеке строгой линией вытянулась колонна. Григорий Иванович сказал, что отряд выделен в распоряжение представителя обкома и должен перейти в новый район. Подчеркнул, что путь будет трудный.
— А леса там большие? — громко спросил кто-то.
— Леса большие. Соединяются с Брянскими. Подробно, если хотите, расскажет комиссар. Он сам из тех мест. Кстати, недавно прибыл с Большой земли.
— Хотим! Хотим!
Я начал с положения на фронте. Затем рассказал о южных районах области, их лесах, условиях борьбы.
— Перед нами стоит трудная, но почетная задача — организовать партизанскую войну там, где фашистам пока живется спокойно. Пусть каждый все обдумает. Мы с командиром разрешим любому остаться в Мутищах.
— Кто не может идти, три шага вперед! — скомандовал Кезиков.
Партизаны не шелохнулись.
…Отряд мог двигаться двумя путями. Один проходил по лесным местам, но был намного длиннее, его пересекала автомагистраль Москва — Брест, где было полно гитлеровцев. Второй маршрут проходил по маленьким перелескам, его перерезало много дорог, но он был короче. И немцев, по нашим сведениям, здесь находилось меньше. Взвесив все, мы решили двигаться в новый район действий коротким путем.